Попавший в некроманта 1. Выдать замуж баронессу

Дмитрий Леонидович, 2022

Наш герой погибает и попадает в тело охотника из другого мира. Мира, в котором есть магия, но при этом совсем не сказочного. Герой будет искать свое место в новой жизни. Сталкиваться с опасностями и сражаться, искать преступников и способ заработать, выбирать союзников и женщин. Он просто будет жить.

4. Подготовка к путешествию

На сцене актеры вели диалог

о любви и делах.

Но ружье на стене.

Это значит —

умрут.

***

После бурной ночи я проснулся поздно. Лекса уже успела подоить корову, разжечь печь и приготовить завтрак — кашу на молоке с маслом. На десерт — ранние персики, выведенные с применением магии жизни. У Лексы в саду такое дерево растет, саженец дорого покупали, но оно того стоит. Хотя ранние фрукты, они хоть селекционерами выведены, хоть ведьмами — всё равно не такие вкусные, как осенние. Не успевают сладость набрать. Вот скоро подрастет саженец яблони и осенью у нее яблоки будут, тоже ведьминской породы, — это да, это будет вкусно…

После завтрака я собрался, оседлал Овеца и поехал к своей землянке — лишнее барахло паковать и вывозить на продажу.

Я планировал пообедать уже дома. Решил, что если я своими ногами могу пробежать это расстояние за два-три часа, то на коне получится быстрее. Поехал напрямик, по тем тропкам, которыми на свидания к Милке бегал.

Оптимист городской.

Рысью удалось проскакать только небольшой кусочек пути — до леса. А дальше я столкнулся с жестокой реальностью. Скакать по лесу на коне — невозможно. По тем тропкам даже олени шагом ходят. Где-то приходится пускать коня шагом, чтобы он не споткнулся о корни, гнилые бревна и ямы. Где-то и вовсе конь пройти не может, приходится обход искать. В остальных местах надо ехать осторожно, чтобы веткой в лоб не прилетело, — даже там, где свободно пройдет человек или лось, верховому надо пригибаться. В конце концов, я спешился и повел коня в поводу. Иногда удавалось перейти на бег, тогда Овец грузно подкидывал зад в медленной рыси.

К землянке добрались к вечеру, уже в сумерках.

Коня стреножил недалеко, около контура действия амулета, отпугивающего зверей. Ночью постоянно просыпался — боялся, что Овеца какой-нибудь хищник задерет. Обошлось. Для себя пометку в памяти сделал: надо купить амулет для коня, чтобы хищников отпугивал, а сам конь его не замечал.

***

Рано утром я распустил одну оленью шкуру на ремни, упаковал самую перспективную часть своего товара для перевозки. Всё за один раз увезти не мог — у коняшки во вьючном варианте грузоподъемность не такая уж большая, а шкуры тяжелые.

Нагрузил тюки на Овеца, повел его в поводу.

В этот раз решил идти не напрямик, а выйти по кратчайшему пути к дороге, а дальше по ней — ехать верхом не получится, коню будет тяжело еще и мой вес тащить, но хоть бегом пробежать можно будет. Так я надеялся добраться быстрее — мне хотелось вовремя оказаться в деревне, чтобы успеть вызвать Милку на ночное свидание. А завтра съезжу в село у замка, как раз успею обернуться туда и обратно и опять переночевать в деревне.

С такими мыслями я топал по лесу. До дороги оставалось уже, по моим ощущениям, недалеко (Тим отлично умел чувствовать расстояния и ориентироваться в Большом лесу).

И тут я остановился. Что-то было не так.

Сначала я не сообразил, что вызвало тревогу. Потом понял — легкий запах дыма.

Дым — это почти всегда присутствие человека. Бывают, конечно, лесные пожары, когда дерево загорается от молнии и потом кусок леса выгорает, но это такая редкость, что можно не учитывать. Чаще бывают пожары на торфяниках, когда жарким летом происходит самовозгорание, но сейчас такой жары не было, да и болота далеко. Так что дым — это человек.

Человек, посреди дремучего леса — это опасность. Конечно, может там какой-то обоз остановился на ночевку и сейчас мирно кашу варит. Но даже в этом случае еще неизвестно, как обозники поступят, увидев незнакомого одинокого человека с конем и тюками шкур. Может, к костру пригласят, а может — коня отберут вместе с имуществом, а самого прикопают в лесу. Да и не сезон для обозов. Обозы тут ходят осенью, когда купцы урожай вывозят, чтобы продать его дороже в портовых городах. А в другое время тут никто и не ездит, разве что посыльные с письмами раз в месяц, или, во время войны — отряды наемников и дружины баронов.

Где-то недалеко жгли костер, в утреннем влажном воздухе дым не поднимался столбом вверх, а стелился над землей, расплываясь далеко в стороны прозрачной дымкой.

Надо посмотреть, кто тут в моем лесу костры жжет.

Вернулся немного назад, оставил там привязанного Овеца, чтобы не выдал меня фырканьем или стуком копыт. На всякий случай натянул тетиву на лук. И пошел в разведку.

Шел по запаху.

Потом услышал разговоры.

Стал передвигаться, как будто на охоте на оленя — тихо, медленно, внимательно просматривая пространство перед собой и вокруг.

Скоро в нос ударила вонь сельского туалета в жаркий летний день.

Еще немного — и осторожно выглядываю сквозь ветки куста.

Передо мной небольшой лагерь. Вижу среди деревьев несколько полотняных палаток, костры, на кострах — котлы. У котлов суетятся три женщины. Вокруг сидят, лежат и бродят вооруженные мужчины.

Женщины в возрасте от двадцати до тридцати, лица сильно помятые, волосы грязные, непокрытые, длиной до плеч. Короткие волосы, не заплетенные в косы и без платка на голове — это странно и непривычно. У одной зубов передних нет. Отсутствие зубов — это тоже странно: даже крестьяне из нашей деревни при зубной боли ходили в село и там обращались к ведьме, чтобы залечила. Не так уж это дорого. Выбитые выращивать дороже, но когда я с сынком мельника подрался и зубы ему выставил, тот их вырастил через пару дней. Одеты женщины неаккуратно — платья вроде не из дешевых, такие богатые горожанки носят, но платья эти потрепанные, мятые, грязные.

В общем, женщины — точно не крестьянки, не горожанки и уж совсем-совсем не благородные.

Мужчины такие же мутные — одежда из добротных тканей, но мятая, грязная, разносортная. Скажем, чулки на нем зеленые, шорты синие, из недорогой ткани, а кафтан — красный с золотой вышивкой. И в этом кафтане он валяется на траве, перешучиваясь с девицами. Все мужчины потрепанные, нечесаные, с выбритыми висками и затылками, без бород или с коротко обрезанными бородками. Возраст от двадцати до сорока, но больше молодых. У всех на поясе короткие мечи, чуть длиннее моего охотничьего ножа, с небольшой гардой, или кинжалы. Около одной палатки в пирамиду составлены копья и секиры на длинных древках.

Посидел я немного в кустах, послушал, посмотрел. Думал: сейчас как выйдет из палатки главный злодей, как начнет раздавать всем указания и рассказывать, какое злодейство он задумал. Я подслушаю, и буду знать. Не вышел. Звучал обычный треп тупого быдла, которое ждет жрачку и хочет девок, пусть даже и то, и другое — не первой свежести. На земных гопников похожи, только гопников с оружием и попробовавших кровь.

Когда в мою сторону направился один из этих мужчин и присел под кустом буквально в паре метров от меня, я понял что надо тихо уходить. А то следующий меня обоссыт, даже не заметив.

***

Я вернулся к коню, обошел лагерь стороной, вышел на дорогу. И побежал. Сначала тащил коня за повод за собой, потом, когда Овец привык к темпу, побежал длинными прыжками сбоку от него, держась рукой за седло.

Конечно, была вероятность, что на дороге можно встретить еще каких-то разбойников, но вряд ли она велика: тут и одной банде делать нечего сейчас. Не будут же они неделями сидеть такой толпой в лесу ради того, чтобы поймать и ограбить одинокого охотника? Это экономически нецелесообразно. Хотя если есть одна банда, то может обнаружиться и другая. Странно всё это было.

***

В деревне я в первую очередь подъехал к дому старосты.

Со старшей сестрой поздоровался, хоть мы и не общаемся почти, но все же родственница.

Мужа ее предупредил, что видел в лесу вооруженных людей с непонятными намерениями. Если они сидят в лесу — это еще ничего. А если они двигаются из Прибрежной марки в нашу сторону — то наша деревня первой окажется на их пути. А что могут сделать деревенские мужики, хоть их и много, против опытных вооруженных наемников? Что это наемники, которые раньше воевали в марке, а теперь освободились из-за перемирия, мы со старостой сообразили.

Староста задал уточняющие вопросы, помял пальцами себе бороду в задумчивости и спросил — не еду ли я в село? А если еду — не зайду ли в замок, чтобы сказать капитану о встреченном отряде?

Отказаться я не смог, хотя идти в замок не хотелось. Я побаивался попасть на глаза некроманту, вдруг тот поймет, что я — чужая душа в теле, которое он убил. Я о способностях некромантов не знал почти ничего, кроме того, что ими пугают детей. Ведьмами тоже пугают, но это не так страшно, ведьмы — создания странные, но привычные. К ним ходят зуб вылечить, или болезнь, хотя это и дорого, или сады и поля защитить от вредителей. А некромантов мало и обычные люди их услугами редко пользуются, потому и не знают, чего от них ждать.

После разговора со старостой я вернулся к своим планам: проехал мимо двора Милки, помахал ей рукой, чтобы знала, что я в деревне и приду к ней на сеновал; потом — к Лексе, отдохнуть и помыться; потом — опять к Милке, на свидание.

***

Утром без спешки добрался до замка.

Главная дорога шла через село, перед его околицей была развилка, ведущая к замку. Между селом и замком оставлено пустое пространство — барон запрещал что-то строить вблизи крепостной стены.

Стена замка была метров десяти высотой, сложена из кирпича, укреплена мощными пилонами, массивными внизу и сужающимися кверху. Внутри стен, похоже, почти всё пространство было застроено, крыши и верхние этажи строений возвышались над стеной. Выделялись массивный прямоугольный дворец с узкими окнами и круглая башня-донжон.

Село отличалось от моей родной деревни только размером, да еще наличием в центре нескольких мастерских и лавок, а еще — небольшого рынка. Сейчас никакой ярмарки не было, поэтому на рынке было почти пусто: несколько баб торговали фруктами из своих садов, творогом и маслом, или скучали, пытаясь продать зелень, молодую репу и серо-желтую морковь.

Тим бывал в селе, хоть и не часто: к скорняку приходил с мехами, у кузнеца наконечники для стрел покупал, один раз к ведьме заходил — за амулетом, отпугивающим животных. Так что в общих чертах я знал, что здесь есть. Мастерские кожевника, скорняка, портного, сапожника. Аптекарь и ведьма. Парикмахер. И кузнец с гончаром, конечно, как без этого.

На улице я поглядывал на людей. Они тут одевались немного не так, как в деревне. У нас крестьяне обычно летом ходили босыми или сплетали себе лапти, только не из лыка, а из соломы. Зимой под лапти портянки наматывали. Из одежды мужчины носили свободные штаны до середины голени и рубахи из серого домотканого полотна, женщины — длинную рубашку и темную юбку до пят, в прохладную погоду — еще и жилетку.

В селе большинство одеты были так же просто, но встречались и люди богаче. Обуты такие были в короткие сапоги из мягкой кожи. Одежда у них была из хорошего сукна, с виду — примерно как джинса, только разных цветов. Дамы ходили в расшитых жилетках, которые как корсет поддерживали и прикрывали их верхние прелести. Жилетки застегивались спереди на многочисленные шарики-пуговички. Ткани были окрашены в яркие цвета и украшены вышивкой, нижние рубашки, края которых торчали у модниц над линией декольте, были из отбеленной ткани, а не серыми, как домотканые. Богатые мужчины тоже носили жилетки. Встретился один модник, наряженный в полотняные обтягивающие чулки, шорты и сшитый по фигуре кафтан до пояса. Потом оказалось, что так одеваются богатые мастера, наемники и господа.

***

Первым пунктом моего посещения стала мастерская кожевника. Ему я продал кабаньи и оленьи шкуры. Продал неплохо. Небольшой олень по рублю пошел, кабан — по двадцать копеек. Понятно, что мастер на мне заработает свои триста процентов прибыли, но и мне приличная, по местным понятиям, сумма перепала.

Оленья кожа мягкая и прочная, она идет на изготовление дорогих перчаток для богатых господ, кабанья — на дубленые жилеты для военных, упряжь и всякие ремни. Когда кожевник узнал, что у меня есть еще кипа таких же шкур — радовался. Потому что оленей всех в баронствах выбили, в лес за ними мало кто ходит. Потому — есть дефицит этой кожи, которая ценится втрое дороже телячьей. А на кабанью кожу спрос почти безграничный — во время войны дубленой кожи нужно много. Бизонья тоже на ремни и жилеты идет, еще больше для этих целей ценится, так что и ее продам, сколько есть.

Я порадовался патологической бережливости Тима, который все эти шкуры не ленился снимать, обрабатывать и копить, хотя пешком тащить их из леса на продажу не мог. На обычную крестьянскую бережливость у парня наложились голодное детство и тяжелый первый год в лесу, когда парню не хватало самого необходимого. Говорят, опыт голода накладывает отпечаток на характер человека на всю жизнь, вот и у Тима так получилось.

Попрощался я с кожевником почти дружески, пообещал привезти остальные шкуры на днях.

После кожевника пошел к скорняку. К тому самому, который когда-то меня научил шкуры правильно обрабатывать и ловушки на куницу ставить. Поболтали, он меня квасом угостил. Жалел, что я ему мало пушнины привез. Волчьи, беличьи и лисьи шкуры выкупил, на медвежьи посмотрел скептически, из вежливости предложил цену, как за волчью. Я выразил свое недоумение: и добывать медведя опаснее, чем набить из засидки над падалью десяток волков, и зверь реже встречается, и шкура по площади как двадцать волчьих. А возни с их обработкой сколько было?

— Понимаешь, мне медведя использовать некуда, — извинился скорняк. — Шубы из медведя в наших местах никому не нужны — они хоть и теплее любого другого меха, но тяжелые очень. Только если полости сделать для возниц — зимой в пути ноги укутывать, или кому богатому в спальню, вместо одеяла или ковра. В замок попробуй продать, но тебя туда вряд ли пустят.

— А с кем там говорить?

— С управляющим.

Сказал, что попробую, не получится — вернусь к нему, продам, за сколько возьмет.

***

Подъехал к воротам замка. Подъемный мост в землю врос, давно его не поднимали, нападений здесь не особо боятся. У ворот стражники стоят, в кольчугах, щиты к стене прислонены, в руках алебарды — небольшие топорики со скошенным лезвием, на трехметровых древках с пиками, с обратной стороны от топора — шипы вбок торчат, броню пробивать или всадника зацепить и с коня стащить.

Поздоровался. Сказал, что для капитана замка есть сообщение — видел отряд в лесу, староста деревни просил сообщить.

Послали за капитаном, мне сказали проехать внутрь двора и там около ворот остановиться.

Проехал, встал, с коня слез.

Пока ждал, начал озираться. Интересно же — настоящий замок.

Стены толстые, несколько метров, у ворот — надвратная башня и через нее сделан длинный коридор. Под потолком коридора — бойницы. С внутренней стороны — решетка, сейчас поднятая, это на случай, если ворота протаранят.

Коридор я проехал — внутри открылся небольшой дворик, мощеный камнем. За двориком — громада дворца и другие строения.

Недалеко от меня карета и две телеги стоят с выпряженными конями. На телегах и около них люди какие-то необычные. Сразу бросается в глаза, что они одеты ярко, как попугаи. У одного кафтан сшит из красных и зеленых ромбов. Как у арлекинов, только у тех вроде черно-белые, а этот — цветной. У другого — один чулок синий, второй зеленый, шорты красные, с прорезями, а в прорезях — желтая подкладка просвечивает. И кафтан еще — половина зеленая, вторая — синяя. А на голове берет с пером. Так вот ярко они все разодеты. Первой мыслью было — клоуны какие-то, или артисты. Присмотрелся — нет, не артисты. Военные. У всех на поясах короткие мечи, все широкоплечие, с прямыми спинами и шеями — привыкли на себе латы таскать и снаряжение. Все взрослые, старшим лет по сорок уже.

Я уже рассмотрел их, взгляд отвел в сторону дворца — там какие-то люди вышли. Вдруг слышу:

— Кривоглазый, ты чего уставился? Слышь, кривоглазый, оглох, что ли?

Не сразу сообразил, что это ко мне обращаются. У меня же шрам на щеке, он чуть уголок глаза оттягивает, так что у меня один глаз слегка кривоват.

Повернулся — подходит один из попугаев. Настроен агрессивно.

Я ноги чуть шире поставил, руки опустил, правая около рукояти ножа. Думаю — у него меч короткий, для боя в свалке, таким мечом не рубят, а колют вроде. По крайней мере, римские легионеры именно так его использовали. Если он будет колоть — я кожаным наручем удар попробую отвести и ножом его достану, он же без кольчуги. А дальше посмотрим — тут, в конце концов, не дикий лес, просто так убивать людей не принято. Стражники рядом стоят — должны же они за порядком следить?

— Шпионишь, сука равнинная? — продолжает распаляться попугай.

— Стоять! — послышалось со стороны дворца. Оттуда двое богато одетых мужчин приближались. Один в кафтане с вышитыми баронскими гербами, второй одет как попугай, но богато, в чистой одежде, и перевязь на нем наискосок, черная лента. Похоже, знак отличия какой-то.

Тот, что с перевязью, подошел, положил гневному попугаю руку на плечо.

— Ты совсем глаза потерял, Люк? Расслабились за время перемирия, суки?

— Ты чего командир? Тут какая-то деревенщина кривоглазая на нас смотрит, шпионит.

— Кривоглазый, повернись правым боком.

Я медленно повернулся.

— Вот сука! — агрессор увидел нож в ножнах на моем поясе и выругался, но не столько от злости, сколько удивленно.

— Ты вообще ослеп? Где ты крестьян с ремнем и наручем лучника видел? А лук у седла как не заметил?

Потом ко мне повернулся:

— Откуда шрам на морде получил?

— С медведем поссорился. Он меня съесть хотел, а я не хотел, чтобы он меня ел.

— И как?

— Тяжело, — вздохнул. — Но мне повезло, а ему — нет.

Командир опять повернулся к Люку:

— Как ты еще жив до сих пор, щенок тупой? Иди с глаз моих.

— Так шпионил же!

— Без тебя разберемся.

Агрессивный попугай убрел к своей телеге и товарищам.

***

Заговорил мужик с баронскими гербами, седой уже, явно военный, роста среднего, но плечи и грудь такой ширины, что непонятно, как в двери проходит. Сначала к командиру попугаев обратился:

— Капитан, напомни своим псам, где они находятся. То, что вам позволено в Прибрежной марке, по эту сторону леса творить нельзя. Здесь барон решает, кому жить, а кому умирать. Кто меч обнажит без достаточной причины — руку отрубим.

— Напомню, — кивнул.

Потом седой ко мне обратился:

— Я капитан замка. Ты кто такой и зачем звал?

— Охотник я. Зовут Тимос. Из деревни под лесом. Вчера около дороги в Прибрежную марку видел отряд каких-то вооруженных людей. От нашей деревни полтора дневных перехода, к этой ночи могут дойти, если к нам идут. Староста боится — на деревню нападут.

— Здесь кто-нибудь твою личность подтвердить может?

— Скорняк местный может, я ему давно меха на продажу таскаю.

— Ладно. Пошлю к нему проверить, ты тут побудешь, пока посыльный не вернется. А пока, — что за людей видел, рассказывай. Много их? Как одеты и вооружены?

Я попытался ответить на его вопросы, но оказалось, разведчик из меня так себе: многие вещи я или не рассмотрел, или не счел важными. Честно сказал, что весь лагерь не видел, только пару костров и четыре палатки. А сколько их всего в кустах пряталось — неизвестно.

Капитан задумчиво помял подбородок.

— Ладно, спасибо за предупреждение, я к вам нашего некроманта отправлю, пусть у вас несколько дней побудет, на случай нападения. Всё равно сидит без дела.

— А не подскажешь, с управляющим переговорить я могу? У меня пара больших медвежьих шкур на продажу — товар редкий.

Капитан пожал плечами, сказал — позовет. И ушел.

***

Командир попугаев стал мне уточняющие вопросы задавать.

— Прости, капитан, а вы кто такие? — уточнил я.

— В какой заднице ты живешь? Наемников из горных баронств никогда не видел раньше?

— В лесу я живу. А наемников… наемников-горцев видел как-то в детстве, да. Помню, как крестьяне девок прятали, когда отряд на ночь остановился в деревне.

— Сейчас мы на работе, сейчас девки могут гулять спокойно. Так где, ты говоришь, видел людей? Место указать сможешь? Может, они не идут куда-то, а ждут кого-то?

Дальше капитан наемников стал задавать свои вопросы, вплоть до того, много ли золы в кострищах было, и сильно ли загажены кусты вокруг палаток. Я пытался вспомнить и ответить.

В конце разговора наемник ушел в глубокую задумчивость.

***

Нас прервал еще один богато одетый господин. Толстенький такой, румяный.

— Ты что ли поговорить хотел? Я управляющий.

Я извинился перед наемником и стал объяснять, что у меня в наличии две единицы эксклюзивного товара. Из которого может получиться или роскошный ковер, или теплое покрывало для самой большой кровати, или можно шкуру нарезать на куски и сделать полости в кареты и на телеги — укрываться зимой в дороге. Я с такой уверенностью расхваливал медведей, что управляющий сдался:

— Давай посмотрим на твои шкуры.

— Здесь?

— Ну а где? Разворачивай на камнях.

Я развернул. Две шкуры в тесном дворике заняли немало места. Большая — от носа до хвоста почти четыре метра, и примерно столько же в ширину, по размаху лап. Вторая не намного меньше. Даже скучающие наемники-горцы подошли, стали разглядывать этих монстров и мерить шагами длину.

Управляющий назвал смешную цену. Я посмеялся. Управляющий немного накинул.

— Подождите! — сверху, из окна, послышался женский голосок. — Подождите, я спущусь.

***

Через минуту распахнулась дверь и из дворца вывалилась девица в богатом платье. Верхнее платье ярко-синее, вышито золотой нитью, нижнее из золотистого шелка, еще и края рубашки кружевные видны из рукавов и ворота. Выскочила из двери, на крыльце остановилась и дальше степенно поплыла к нам. За ней семенила служанка.

Девушка была совсем молоденькая — только-только вошла в брачный возраст. Невысокая, пухленькая. Она изо всех сил пыталась выглядеть взрослой госпожой, но иногда наружу вырывалось детское любопытство.

— А ты охотник? А ты сам убил этих медведей? А как ты их убил?

— Так это один из них тебе морду попортил? — прилетел вопрос от одного из наемников.

— Я охотник. Убил медведей сам, один. Убил их рогатинами, сделанными из молодых березок. Выследил, одного дождался у дерева с его метками, второго — у туши убитого мною же оленя. Дождался, раздразнил, и когда они бросились — принял на рогатину, пяткой ее в дерево упер, и принял. Лицо мне попортил другой медведь, тот сам на меня охотился. Его тушу пришлось бросить — не до разделки мне было. Его я копьем и ножом убил.

Девушка прошлась вокруг шкур. Шагами их померила вдоль и поперек.

— А можно их сложить, чтобы посмотреть, как на медведе кожа лежала?

— Пожалуйста, — подвернул края шкуры везде, получилось, как будто на земле лежит, растопырив лапы, медведь, попавший под каток.

У девушки прямо глаза загорелись.

— Ух ты! Такой большой! У нас в горах медведей таких нет, только горные коты. А этот экземпляр правда очень большой, или такие здесь не редкость?

— Правда. Этот вот — даже для Большого леса большой. А тот поменьше, но у него шерсть красивее.

— А в Прибрежной марке такие медведи есть?

Я пожал плечами. Ответил капитан наемников:

— Не, в марке даже мелкие медведи нечасто бывают. Там всех выбили давно.

— А у герцога такие шкуры во дворце есть?

Наемник задумался.

— Я не видел. Понятно, в спальне у герцога я не бывал, только в зале приемов, но там ничего похожего точно не было. Хотя на стенах были головы зверей, охотничьи трофеи, но вот медведей такой величины не было.

— Ой, я тогда куплю большую шкуру, герцогу подарю. А вторую — тоже куплю и кому-нибудь подарю. Или себе оставлю, в марке же холоднее, чем у нас?

— В марке зимой холоднее, чем у нас в нижних долинах, но теплее, чем в верхних.

— Угу. Но всё же холодно. И на постели такая шкура или покрывало, сделанное из нее, не помешают. Или ковер на полу, чтобы ноги не мерзли.

— Не помешают, госпожа.

Мне повезло. Для юной баронессы медвежьи шкуры оказались действительно эксклюзивным и очень своевременным товаром, который не стыдно использовать, как подарок самым взыскательным получателям. И цену она предложила эксклюзивную. Я и не мечтал продать их за золото, а вот — удалось. За большую шкуру дала десять золотых, малую я за пять уступил.

После завершения сделки юная леди потребовала:

— Мастер охотник, а теперь во всех подробностях расскажи, как ты охотился, чтобы я смогла потом пересказать это герцогу и другим знатным любителям охоты. Им будет интересно.

Девушка хотела, чтобы ее подарок стал не просто вещью, а еще и сопровождался интересной историей.

Я рассказал, во всех деталях, начиная от того, как обнаруживал следы, как выбирал место для убийства зверя и сооружал засеку вокруг, чтобы он меня обойти не мог, как принимал зверей на рогатины. Рассказ занял не меньше получаса. Девушка внимательно слушала и запоминала. Что было непонятно — уточняла. Не удивлюсь, если она сможет потом дословно пересказать мои слова — есть мнение, что у культурных людей до эпохи всеобщей грамотности была отличная память, не зря же они могли декламировать длиннющие стихи и цитировать труды богословов.

— Спасибо за рассказ, мастер охотник, — довольная девушка вежливо кивнула мне и ушла, отдав слугам распоряжение свернуть и погрузить в карету шкуры.

***

После посещения замка я стал настоящим богачом — у меня в сумме оказалось около двадцати пяти золотых. На эти деньги можно было купить сотню рабочих коней или полсотни скаковых. Или две сотни коров. А сколько бочек зерна можно приобрести — даже считать страшно.

Теперь можно было задуматься о покупках.

В первую очередь я зашел к брадобрею — меня раздражала бородка, но не настолько, чтобы бриться самостоятельно обычным ножом. Мастер выбрил меня. Потом сделал мне модную стрижку, с которой «господа военные часто ходют». Стрижка оказалась вполне узнаваемым «хохлом», который на Земле когда-то любили польские шляхтичи и прочий военный народ — виски и затылок выбриты, а остальное выровнено «под горшок».

— Желаешь смазать лицо от роста волос? — поинтересовался мастер.

— А что за мазь такая?

— Ведьмой приготовлена. На неделю прекращает рост волос. Хочешь, зайди к ней и целый пузырек купи, сам будешь смазывать.

Я согласился на обработку, и у ведьмы решил купить мазь — возможность безболезненно избавляться от щетины стоила затрат.

После бритья я впервые рассмотрел себя в нормальном зеркале. В деревне у Лексы зеркальце было маленькое и из полированного металла, мутное и неровное, а на поверхности воды себя не очень-то рассмотришь. Лицо у меня оказалось правильным, без бороды — даже симпатичным. Вот только шрам всё портил. Понятно, почему Милка сначала кобенилась, не хотела со мной гулять.

***

После стрижки и бритья я зашел к портному. Спросил, есть ли у него что-то из готового платья.

Он на мою одежду посмотрел, напыжился и гордо заявил:

— Я только господ и мастеров обшиваю. Хорошая одежда готовой не бывает, она по фигуре шьется. Широкие штаны и рубахи безразмерные только крестьяне носят.

Я задумался. Мне хотелось, с одной стороны, чтобы одежда была мне привычна и удобна, а с другой — по одежке встречают. Если тут господа ходят в чулках, и мне не стоит выделяться. Чтобы у портного сформировать правильное отношение, вытащил золотой из кошелька и стал подкидывать в ладони. Подкидывать и поглядывать на ткани, выложенные на полках.

У портного от моих упражнений чуть слюна не закапала.

— Расскажи бедному охотнику, какие ткани у вас есть, — начал я разговор.

Ткани, как оказалось, бывают тут трех видов. Изо льна — зимами, когда работы мало, крестьянки из него ткут полотно у себя по избам, но есть и тоньше работа, сделанная на мануфактурах рабынями. Из хлопка — их возят с юга, из-за гор, или через Прибрежную марку по морю. А еще есть разные сорта шерстяных тканей, их делают в горных баронствах. Есть еще шелк, но его нет — дорог и в нашей глуши спросом не пользуется.

Дальше я начал ломать портному стереотипы.

Я заказал ему три короткие, до пояса, нижние рубашки из тонкого хлопка. Из такой же ткани я заказал пять семейных трусов: «как шорты у благородных, только из мягкой ткани». Портной долго доказывал, что так ходить нельзя. Трусы обошлись дорого, но мне очень хотелось.

Потом вместо чулок я заказал штаны, две пары. Портной, бедняга, глаза выпучил, когда понял, что шорты с прорезями я носить не планирую. Оказывается, в наше просвещенное время шорты прикрывают зад, а раньше (в глухих углах и сейчас так ходят) господа носили только чулки, а задница у них оставалась прикрыта нижней рубахой и туникой. Пришлось заверить мастера, что туники я носить не планирую, и все будут видеть, что я в штанах, а не с голым задом.

— Но ты же будешь одет как крестьянин! — не согласился портной.

Я задумался, а потом вспомнил, что я и есть крестьянин. А если я перестану быть крестьянином, то одежду можно обновить в Прибрежной марке. Всё равно вряд ли портной из захудалого баронства в курсе современной моды.

Еще кафтан себе заказал, чтобы видно было, что человек я не простой.

Еще отдельно заказал комплект из штанов, куртки и рубашки на пуговицах (для портного обе последние позиции были кафтанами, только из разной ткани), всё — зелено-коричневых расцветок. Вместо камуфляжа, до которого в этом мире додумаются еще нескоро.

И котомку еще такую же, камуфляжной расцветки. И рюкзак простейший, на случай, если без коня передвигаться придется.

Портной снял мерки и потребовал на работу три дня, считая сегодняшний. У него в задних комнатах бригада белошвеек сидит, так что сделает быстро.

***

У сапожника я заказал сапоги с короткими голенищами. Тут спорить и объяснять не пришлось.

Сапожник посмотрел на мои мокасины, спросил, носил ли я сапоги до этого, подсказал, чтобы портянки из домотканой ткани не крутил — с непривычки натру ноги. Посоветовал купить мягкой хлопковой ткани на портянки. Или чулки носить, как господа носят.

Я сходил в галантерейную лавку, купил ткани на портянки. Заодно купил пару отрезов ткани в подарок Лексе и ее семье.

Потом к кузнецу пошел. Во-первых, игольчатые наконечники для стрел купить, да и листовидных тоже. Если я в поездке с плохими людьми пересекусь, может, придется по бойцам в кольчугах стрелять. А у меня нечем.

Посмотрел выставленное на продажу оружие, захотел себе боевой нож заказать, вроде тех, которые на Земле используются. Кузнец поинтересовался, зачем. Я объяснил — мой охотничий нож сделан для крупного зверя, для человека он слишком длинный: быстро им не махнешь, и застрять в теле может.

Кузнец предложил не изобретать велосипед и купить меч-кошкодер. Длиной этот меч чуть больше моего охотничьего ножа, обоюдоострый, с тонкой гардой, которая завивается в овал — чтобы кисть прикрывать, если меч противника плашмя проскальзывает. Меч хороший, не для рубки, а чтобы быстро уколоть в незащищенное место. Аргументы кузнеца звучали убедительно. Все наемники так вооружены, а они не глупее меня. Но я-то не наемник. Наличие меча не сделает меня воином — ни навыков у меня нет, ни кольчуги. Отказался. Но и нож земного типа не стал брать, решил, что лучше иметь что-то, что пробьет доспех. Взял себе кинжал-мизерикорд, длиной в три ладони, цельнокованый, с прочной гардой, с четырехгранным игольчатым лезвием: хочешь — в щель забрала войдет, хочешь — сквозь кольчугу, если ударить посильнее.

***

После завершения всех покупок я припарковал Овеца к коновязи во дворике перед домом ведьмы и зашел к ней. Мазь от роста щетины купить и вообще — интересно же.

Дом ведьмы был бревенчатым, выглядел, как обычная изба, но двухэтажный. Он, как и другие мастерские и лавки, имел отдельные входы для клиентов и для личных нужд. Внутри на первом этаже передняя половина была отведена под прием клиентов. Там шкафы стояли со всякими склянками и амулетами, прилавок был, в углу — кабинет отгорожен для секретных разговоров и лечения.

За прилавком сидела в кресле ведьма. Увидела меня, встала, почему-то улыбаться стала, как родному. Женщине по виду лет под тридцать, высокая, сексуальная, женственная, лицо чуть скуластое, шея прямая, крупная грудь угадывается под платьем, голос у нее с хрипотцой. Такая улыбнется, заговорит — сразу хочется ее в постель завалить. Мне хочется, а Тиму она староватой казалась, когда он к ней ходил.

— Здра-а-авствуй, красавчик, — мурлычет.

Я даже насторожился. Всё-таки меня, как и большинство мужчин, пугает, если женщина так явно начинает заигрывать. Сразу подозрения появляются — а что это она задумала? А не мошенница ли? Не шантажистка ли? А может она меня усыпит, в печь сунет и потом съест?

— За чем пришел?

— За мазью от роста бороды. А еще за амулетом, чтобы от коня в лесу хищников отпугивал.

Ведьма пошарила на полках, выставила склянку и кусочек кожи на шнурке. Взяла у меня десяток копеек за мазь и рубль за амулет. На прилавок оперлась, прогнулась, чтобы грудь платье натянула.

— Может, что-то еще могу сделать для тебя?

— А что ты можешь?

Задумалась.

— Зубы не болят? Болезни может? Или, — улыбнулась шире. — Дать тебе настой, чтобы девок валять целую ночь без перерыва?

— Не, это не интересно.

— Могу шрам удалить.

— Шрам — это интересно.

— Но это дорого, золотой. У тебя, красавчик, золотой есть?

Я задумался. Золотого было жаль. Но и лицо поправить хотелось.

— А если нет, можем по-другому договориться, — мурлычет ведьма.

Среди крестьян шли слухи, что ведьмы на передок невоздержанны, так что я ее напору не сильно удивился. И даже всерьез задумался: женщина симпатичная и, наверное, намного более умелая и раскованная, чем Милка. А венерических болезней тут нет, да и неплановых беременностей у ведьмы не может быть, как и желания срочно выйти замуж.

Ведьма сообразила, что я не против договариваться. Обошла прилавок.

— Сейчас посмотрю, насколько сложно с твоим шрамом работать будет, — к шраму прикоснулась, замерла.

— Ох ты ж мать моя ведьма!

— Что?

— Ты кто такой и почему так одет?

— Охотник я.

— А проверку на магический дар проходил?

— Нет. Сирота я, некому было об этом заботиться, а потом вообще в лесу жил. Да и зачем — дар же по наследству передается?

— Не знаю, какое у тебя наследство, но у тебя дар некроманта. Сильный. То-то я как тебя увидела, потекла вся.

Новость ошарашила. Я — некромант. Маг. И смогу убивать одним взглядом.

— И что теперь?

— И теперь ты обязан идти учиться в академию некромантии. Приехать туда надо до пятнадцатого ноября, когда учебный год начинается. Мне придется сообщить о твоем обнаружении, так что не вздумай опоздать.

— Почему пятнадцатого ноября?

— Балда, уборка урожая заканчивается и осенние праздники. Во всех академиях с августа по середину ноября осенние каникулы, в апреле-мае — весенние.

Я засомневался:

— Не верится мне в дар. Не могла ты ошибиться? Нет у меня никаких родственников-некромантов.

— Ошибиться не могла, я чувствую дар. Некромантия — это обратная сторона дара жизни, мы одинаково видим, только ведьмы эфирную проекцию жизни умеют усиливать и менять, а некроманты — ослаблять. Женщины — ведьмы, мужчины — некроманты, а так мы одинаковые.

Я всё еще не верил.

— Да ты проверить можешь. Посмотри на что-то неживое, потом на живое. Живое ты будешь видеть ярче. Трава чуть ярче дороги, животные ярче травы, а ярче всего — люди.

Я подошел к окну, присмотрелся. Действительно так. Раньше внимания не обращал, думал — все вокруг яркое, потому что глаза стали молодыми. Но действительно, Овец как будто ярче травы, а трава — ярче вытоптанной полянки. Даже не ярче, а как на некоторых фотоснимках — когда какой-то предмет в фокусе, а остальное размыто, глаз сразу фиксируется на том, что резко видно.

— И как этим управлять?

— Управлять тебя в академии научат. Вообще, убивать взглядом ты можешь и так научиться, это природная способность, заклинаний и мыслеформ не требует. Но делать этого не советую — все сомнительные смерти проверяются на некромантию амулетом и расследуются.

— А если животное убить?

— Животное можно. Но как этому учат, я не знаю.

Вопросов по некромантии и учебе было много, но я не знал, о чем спрашивать в первую очередь. Да и ведьма не знала многого, всё-таки некроманты свои методы стараются держать в секрете. Новость о моем даре надо было осмыслить в спокойной обстановке. А пока…

— Так что ты о шраме говорила?

Ведьма засмущалась. Потом осмелилась:

— Я уберу шрам, а ты мне за это дочь сделай.

— Чего?

— Дочь. Из-под тебя получится сильная девочка, а мне уже пора дочкой обзавестись.

Я обкатал эту мысль в голове.

— Я не готов стать отцом.

— А от тебя и не требуется. Девочек ведьмы всегда сами воспитывают. Ты вообще можешь о ней не вспоминать. Сунул, вынул и уехал. Всё.

Ведьма замерла в ожидании ответа. Что-то мне подсказывало, что ей очень хочется затащить меня в постель с целью зачатия. Намного сильнее, чем просто затащить в постель. Важно для нее это.

— А почему к некроманту из замка не обратилась с такой просьбой?

— Он старый уже, да и дар у него слабенький.

— Если я соглашусь, что от меня потребуется, как это на меня повлияет?

— Ничего не потребуется, никак не повлияет, переспишь да и поедешь дальше.

— Никаких приворотов, долга крови, раздела имущества?

— Ты из какой глуши вылез? Какой еще раздел имущества? — округлила ведьма глаза. — Нет, ничего такого. Наоборот, я тебе потом всегда помогу, если надо будет, ты же будешь отцом моего ребенка, не чужой человек.

Ведьма увидела, что я еще колеблюсь, вдохнула и выдала:

— А хочешь, я тебе сына рожу. Только сначала дочь, а сын потом.

— А сына кто будет воспитывать?

— Тоже я. Потом в школу некромантов его отдам, как по указу Совета баронов положено, потом в академию. А ты будешь ему помогать, если захочешь. Некроманты обычно сыновьям помогают.

У меня от ее предложений окончательно голова кругом пошла. Крестьяне всех этих тонкостей не знают, для меня всё это оказалось сюрпризом.

Немного подумал, потом решил — почему бы и нет? Красивой женщине окажу услугу, от шрама избавлюсь, удовольствие получу, а еще у меня будет должница-ведьма.

Конечно, была вероятность, что она меня обманет и, допустим, принесет в жертву. Привяжет к кровати и ка-а-ак воткнет нож мне в грудь… Но если бы здесь ведьмы направо и налево людей в жертву приносили, об этом сплетничали бы, и я такие сплетни услышал бы. К тому же моя интуиция подсказывала, что ведьма меня опасается. Для нее я альфа-самец и господин в одном флаконе.

Шрам она мне убрала. Касалась пальцами осторожно, я чувствовал жар. Заняло это около часа. Потом еще на плече убрала мелкие шрамы, сустав плечевой немного подлечила, и на руке шрам от укуса волка убрала.

— Ну вот, — закончила, встряхнула она руками. — Я тебе на лице не до конца убрала, оставила линию — пусть люди видят, что ты не простой человек, а человек со шрамом.

Я посмотрелся в зеркало. Симпатично получилось. Кожа выровнялась, уголок глаза на место встал, осталась тонкая белая ниточка на скуле и щеке. И не безобразно, и делает лицо более мужественным. Если бы я такого человека в земной жизни встретил, то отнесся бы к нему серьезно. Пусть будет, права ведьма.

Продолжили мы общение уже в постели. Ведьма оказалась хороша — смелая, умелая, горячая, как кубинка. Я ее обучил некоторым изыскам из земного опыта.

Когда я откинулся на подушку, ведьма поводила пальчиком по моей груди, и спросила:

— Тебя как звать-то?

— Тимос. Тим.

— А меня — Арабелла. Для тебя — Белка.

— Вот и познакомились…

Мы так хорошо провели время, что появились мысли, что можно и переночевать у нее, и утром продолжить, но я мужественно собрался и ушел.

Прощаясь, ведьма попросила:

— Ты когда будешь приезжать за своими заказами в лавках, еще раз зайди, я не уверена, что сегодня получилось зачать. Да и просто — заходи.

— Неужели мы так старались — и ты всё еще не уверена? — усмехнулся я. — Обязательно зайду.