Хозяин

Дмитрий Красько, 2013

Таксист Михаил Мешковский, для друзей – просто Мишок, обладает замечательным даром влипать в неприятности, причем далеко не всегда по своей воле. Однажды в его руки попадает некий нож – самодельный, с рукояткой необычной формы и … встроенным ключом. Нож красив, но Мешковский еще знать не знает, что ключик тот – от сейфа, где держат городской общак, что держатель общака уже переворачивает город с ног на голову в поисках пропажи, что впереди – очередные серьезные разборки, в которых ему предстоит потерять друга, пережить предательство. Впрочем, владелец ножа тоже не знает, что спецназ морской пехоты остается спецназом морской пехоты, даже будучи таксистом. А при поддержке друзей это и вовсе чистый ураган!

2

Бабушки все так же впаривали страждущим шедевры мировой кулинарии в собственном исполнении, автобусы — заглатывали расплывшихся от жары пассажиров, знойный полдень — звенел. Парни из первого таксомоторного продолжали героически погибать, но пока без особого успеха — ни одного трупа я, проезжая мимо, не приметил. Единственным дополнением к уже знакомому пейзажу стали два мента, которые вели куда-то живописного бомжа. У того была набитая стеклотарой холщевая сумка и, зачем-то, на голове — шапка-ушанка с распущенными ушами. Бомж был весьма доволен жизнью, шел, растопырив бороду в глупой, зато донельзя радостной улыбке. Сказать то же самое о ментах было нельзя — оба нацепили на морды кислое выражение и старались дышать через раз. Полагаю, что их поднадзорный благоухал отнюдь не лавандой. Кстати, чем он мог их привлечь, я даже предположить не мог. Возможно, мочился в неположенном месте, пугая прохожих видом давно немытой пиписки.

Я пристроил машину примерно там же, где она находилась до появления шепелявого, поскольку чувствовал настоятельную потребность продолжить прерванное занятие. То бишь — доесть пирожки, коих оставалось еще три с половиной штуки. А заодно — привести в порядок расшатанные нервы. Чем и занялся.

Книжка больше не привлекала вообще. Жизнь оказалась интереснее. Я вытащил трофейный нож и принялся разглядывать его. Жевать пирожок, понятное дело, не перестал — одно другому пока не мешало.

Вещица, между прочим, была занимательная. Явно ручная работа, причем, я даже знаю, где такие умельцы сидят. За высоким забором с колючей проволокой. Им там долгими зимними вечерами заняться нечем, вот они балуются тонкой резьбой. Или вышиванием крестиком. Или еще какой херней — лишь бы скучно не было.

Я немало пожил и много повидал. Я видел рукоятки деревянные и металлические, накладные и наборные. Видел в форме барса, рыбки, белки и даже крокодила. Но вот в форме голой полубабы (в смысле — от пояса и выше) — такое со мной впервые приключилось.

Полубаба была выполнена весьма реалистично. Правда, пропорции слегка смещены и сплющены, что для рукоятки вполне простительно. По лицу можно было даже определить, что она азиатка. В двух словах, человек, сотворивший такое, был либо идиотом, либо Микеланджело. Либо и тем, и другим вместе.

Я рубал пирожок и вертел нож в руке. Баловался лезвием, выбрасывая его и втягивая обратно. В принципе, обычная воровская выкидуха, если бы не рукоятка. Так думал я, пока не обнаружил вторую кнопку. Естественно, нажал.

Не знаю, чего я там себе ожидал. Может, что из рукоятки блохи выскакивать начнут. Или капсула с цианистым калием вывалится. Или джин вылезет — на предмет выполнить мою самую извращенную сексуальную фантазию, благо, их было — хоть отбавляй. Но рукоятка выплюнула всего лишь жало ключа. Желтенького такого, невзрачного. Но у меня при виде этого жала почему-то заурчало в кишках и родимое пятно на левой ноге рассосалось.

Неспроста он там оказался, ой, неспроста. И не по собственной воле так суетился шепелявый, поспешая убраться с территории автовокзала. А меня, бестолкового, за каким-то лешим обратно принесло.

Я не знаю, сколько я сидел и пялился на этот долбанный ключ. Полагаю, недолго, потому что солнце еще не успело упасть за горизонт. А в себя пришел, когда напротив скрипнули тормоза. Я поднял взгляд и увидел прямо перед собой оскалившуюся в щербатой ухмылке морду моего коллеги и даже, не побоюсь этого слова, корешка — Генахи Кавалериста.

— Ловко я тебя нашел, да, Мишок? — спросил он, весьма довольный собой.

— Угу, — буркнул я, потому что а) я и не думал от него прятаться; и б) в данный момент мне было по барабану его самодовольство. И Генаха, надо отдать ему должное, быстро уловил это.

— Мне Нарзан сказал, что ты здесь ухо давишь, — уже не так самоуверенно сообщил он.

— Угу, — снова промычал я.

— Ты чего-то невеселый какой-то, — блеснул наблюдательностью Генаха. — Что, клиент не прет?

— Хрен его знает, — честно сказал я. — Может, прет, а может, и нет. Зато меня, кажется, совсем приперло.

— А что такое?

Я молча продемонстрировал ему ножик с ключиком.

— И че? — Генаха непонимающе вытаращил глаза, потом снова уменьшил их до нормального размера. — Кажется, чего-то понимаю. Ты где каку взял?

— Если я скажу — сам прискакал, ты ведь все равно не поверишь, правда? Короче, бегал тут один мишугенер шепелявый с этим ножиком. На меня кидался. Наверное, пошинковать хотел. Кубиками. Ну, мяса на зиму наготовить, то, се… Короче, ножик я у него забрал. А в ножике — вот, ключик на пружинке. Только это не самое хреновое, Генаха. Самое хреновое, что шепелявый стопудово убегал от кого-то с этим ножиком. Стырил — и побежал. Понимаешь? Значит, я так думаю, ключик — от квартиры, где деньги лежат, никак не меньше. И еще я думаю, что теперь моя очередь убегать от кого-то. Раз ножик у меня… Только вот от кого? Генаха, как думаешь — меня, когда поймают, долго убивать будут или сразу застрелят?

— Я бы сразу застрелил, — сообщил он. — А то от твоей болтовни свихнуться можно.

— Спасибо, друг.

— Да не за что, — беспечно отозвался Кавалерист. — Ты же знаешь, что я ради товарища в лепешку расшибусь.

— Я догадывался, — буркнул я. — Ты, по ходу, несколько раз уже расшибался.

— Дурак ты, Мишок, — Генаха беззлобно усмехнулся. — Слушай, а чего ты не хочешь этот нож просто хозяину вернуть?

— Тебе уже говорили, что ты гений, Кавалерист? Так ты расслабься. Обманули тебя. Я очень хочу вернуть ножик хозяину, — я тоскливо вздохнул и уставился в потолок. — Только я не знаю хозяина. И я не могу выйти на Центральную площадь с ножиком наперевес с целью найти хозяина. Просекаешь мысль?

— В общих чертах. Менты неправильно поймут, вопросы начнут задавать.

— Эта причина не хуже остальных, — согласился я и заткнулся. Потому что, во-первых, говорить не хотелось, а во-вторых, говорить было не о чем. Ну, это я для себя так думал. Генаха же придерживался несколько иной точки зрения. Повод для продолжения разговора он нашел, особо даже не напрягаясь.

— Ну, ладушки, — сказал он. — Хозяина ты не знаешь. А ментам отдать?

— А зачем? Хозяин-то не будет знать, что ножа у меня уже нет. Так что вряд ли оставит в покое.

— Хорошо, — кивнул Кавалерист. — Но хозяина ведь можно вычислить.

— Как? — саркастически осведомился я, скосив на коллегу грустный и мудрый левый глаз.

— Понятия не имею.

Ответ поверг меня в шок. Захотелось разрыдаться или, на худой конец, обругать товарища матом. Короче, сделать что-нибудь нетривиальное, чтобы Генаха до самой слепой кишки прочувствовал глубину совершенного им проступка. Но, будучи человеком интеллигентным (местами) и сдержанным (хочется верить), я взял себя в руки, швырнул нож в бардачок, и выдал мало, зато по существу. Хоть и сквозь зубы:

— Я тоже не имею!!!

— Ты тоже не имеешь, — ни мало не смутясь, констатировал Генаха. — Потому что мы с тобой кто? Мы с тобой — лохи! Зато у нас есть друг и соратник Бэк, который со всей местной коза-нострой за руку знаком.

Я оживился. Генаха, конечно, далеко не гений, и уже вряд ли когда-нибудь станет им (если случайно в зону высокой радиации не попадет, что вряд ли). Он все больше по бабам да разного рода хипешам специализируется. Но дельные мысли порой генерировать может — именно потому, что специализируется на бабах и разного рода хипешах.

— Слушай, а Бэк — это вариант! Он сможет узнать, у кого такой важный ножик потянули. Только пока он узнавать будет, меня десять раз найдут и на Запад на органы продадут. Так что мне, Генаха, надо заныкаться куда-то. Желательно, так, чтобы даже Карлсон с воздуха не нашел. А оттуда, в подпольном порядке, вести розыск Бэка. Правда, я здорово придумал?

Генаха укоризненно покачал головой и очень некультурно уронил окурок на асфальт:

— Елки-палки, Мишок! В городе — миллион народу. В таксопарке — пятьсот водил. А вляпываешься во что-то всегда ты. Ты что — специально на жопу приключения выискиваешь?

— Оно мне надо? — огрызнулся я, обиженный, что он не оценил творческого полета моей мысли.

— А я начинаю думать, что надо. Вот, держи, — он вынул из замка зажигания связку ключей, отстегнул один и протянул мне. — Это от моего гаража. Отсидись пока там. Помнишь, где он? Свет там есть, шконка тоже. В подвале — картохи три мешка, банка огурцов. Бражки бидон стоит. Все удобства, короче. Неделю спокойно прожить можно. Бэка я сам найду. Объясню ему ситуевину, пусть разруливает. Он у нас спец по мафии, ему и карты в руки. Только мы, кажись, не успели, — добавил он и шмыгнул носом.

— Чего не успели? — не понял я. И никто бы не понял, потому что его последняя фраза была совсем не в тему.

— А ничего мы не успели, Мишок, — с неистовой тоской в голосе сказал Генаха. — Мы даже пожить с тобой толком не успели.

— Ты чего сопли… — начал было я, но закончить не успел, потому что в мое окошко проникла ладошка размером — не совру — с кузов БелАЗа и остановилась аккурат под самым носом. Зато сразу стали понятны и последние слова Генахи, и внезапно обуявшая его недетская тоска. Довершая картину, пропито-прокуренный, но не утративший мощи голос откуда-то сверху потребовал:

— Перо!

— Како перо? — мне вдруг сразу стало туго соображаться. А взгляд как-то напрочь прилип к этой огромной ладошке. — Я ж не орнитолог!

Ладошка молча свернулась в не менее впечатляющий кулак и скупо ткнулась мне в нос. Стало больно и обидно. До слез.

Потом кулак исчез. Но облегчения это не принесло. Потому что сразу вслед за этим дверца распахнулась и мою тушку извлекли на свет божий, сграбастав за отвороты рубахи.

Я оказался нос к носу с мужиком впечатляющих размеров. Или мне так показалось сквозь навернувшиеся слезы? В любом случае — мужик был и повыше меня, и пошире в плечах. Но, что самое обидное — даже волосяной покров на груди имел погуще. Это я увидел отчетливо, потому что его джинсовая рубаха была застегнута только на одну пуговицу — в районе пупка.

— Перо гони, сука! — снова потребовал мужик. — Которое ты у Ржавого забрал!

— Ничего я не забирал, — попытался отпереться я. Кто такой Ржавый, понятно было без объяснений. В моей мифологии он значился под именем Шепелявый. А вот откуда мужик с ладошками от БелАЗа и волосатой грудью от Кардена знает, что я реквизировал у Ржавого нож? Среди любопытствующих, собравшихся поглазеть на драку, его не было. Я бы запомнил.

— Дурашка, — почти ласково усмехнулся он. — Да мы же за тобой ехали. И Ржавого в сквере подобрали. Так что расслабься — он сам сказал, что ты у него перо подрезал. Гони тычину, бля! — и его громадная мозолистая ладонь придвинулась к моей физиономии.

Я открыл было рот, чтобы уточнить кое-какие детали, но в этот раз он даже слушать не стал, исчерпав лимит слов — просто отвесил мне оплеуху. Со всего размаха. Даже непонятно стало, что его больше интересует — нож или подраться.

А потом мужик вдруг как-то сник. Отпустил мой ворот и собачьей какашкой свернулся на асфальте. Я пару секунд удивленно пялился на него, потом поднял взгляд. И увидел Генаху, который стоял около своей машины, сжимая в руке монтировку и шокируя окружающую среду до неприличия открытой улыбкой.

— Спасибо, — прохрипел я.

— Угомонись, — отмахнулся он. — Пьянка только началась.

И ткнул монтировкой в направлении автовокзала. Я обернулся и попытался проглотить кадык, — слава богу, безуспешно, — потому что оттуда, азартно прижав к черепу уши, к нам неслись четыре ахалтекинца в тренировочных штанах и человеческом облике.

— Покуражимся! — полузадушенным от восторга голосом пропищал Кавалерист и поскакал навстречу ахалтекинцам. Похоже, их желания совпали на все сто.

А вот у меня снова ввязываться в драку почему-то не было желания. Может быть, потому что я не был такой дурной, как Генаха. А может, потому что еще в армии лейтенант Тюменцев, который, лоснясь по груди черно-белыми тельняшечьими полосами, учил меня драться руками, ногами, головой и другими частями организма, но советовал заниматься этим пореже. А то — усталость материала, износ нервной системы, амортизация внутренних органов… Неблагодарное, в общем, дело.

Однако, поскольку Кавалерист проскакал уже добрых двадцать метров, размахивая при этом монтировкой над головой и увлеченно гикая, словно пьяный буденовец, увидевший отбившегося от стада Колчака, мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Получилось, конечно, не так красиво, — поскольку мать природа обделила меня столь впечатляюще кривыми ногами, — но, надеюсь, не менее внушительно.

Ахалтекинцы перестроились попарно и слегка подкорректировали курсы. Двое выбрали мишенью Генаху, а двое помчались ко мне. Я слегка склонился на бегу, как регбист, который собрался выворотить с корнем ворота противника, потому что затрахался бегать за мячом по полю и хочет в душевую, и с разгону принял на плечо одного из своих визави. Тот как-то по-особому громко сказал «Ф-фух!», взлетел в воздух и загремел, осыпаясь, костями где-то уже за спиной меня, промчавшегося мимо.

С трудом, но достаточно удачно затормозив, я развернулся и заценил обстановку.

С моим вторым противником мы разминулись, и теперь тот тоже закладывал крутой оверштаг. А вот у Кавалериста дела были не очень. Одному из ахалтекинцев он приложил по лбу монтировкой, но тот успел повиснуть на Генахе и теперь активно мешал ему двигаться. К тому же пачкал своей кровью и без того не очень чистую футболку моего коллеги. Второй ахалтекинец, пользуясь ситуацией, кружил вокруг них и профессионально лягался ногами. И по лошадиному, и по-японски. Метил все время в голову, и почти всегда попадал. Правда, не с каждой попытки — в голову Кавалериста.

Генаха, к чести его будет сказано, вовсю стремился переломить ситуацию. Но отчаянные попытки освободиться из объятий травмированного ни к чему не приводили. И они продолжали по очереди огребать неслабые подачи в голову.

Тем временем мой второй парнишка оказался совсем рядом и со свистом разрезал кулаком воздух. Врать не буду — в воздух он попал. А больше ничего не успел. Потому что я перехватил его, когда он тянулся за своей рукой, чтобы вернуть ее на место. Но я взял его ладошкой за шею, подтянул к себе и ударил лбом в переносицу. Что-то захрустело, и парень упал на асфальт, поливая его кровью из носа.

Поскольку с моей парой было покончено, я решил, что пришло время помочь ближнему своему. А поскольку в данный момент ближе Генахи — как в моральном, так и в географическом смысле — у меня никого не было, я поспешил туда, где он героически пытался сломать головой тренированную ногу ахалтекинца.

Я хотел сделать им сюрприз, но не получилось. Ахалтекинец оказался парнем наблюдательным, срисовал меня почти сразу и помчался навстречу. Дождался, пока между нами останется метра четыре, крикнул «Ки-я!!!» и сиганул обеими ногами вперед.

Лейтенант Тюменцев — пусть ему никогда паленая водка не попадается и прочих радостей в жизни — учил меня и такой хохме. Чтобы, значит, доски ломать толстые. Но пользовать ее в деле не рекомендовал. Чтобы, скажем, на бабу впечатление произвести, когда женихаешься — это да. А в боевой обстановке — ни-ни. Потому что летящий человек — очень неустойчивый человек. Толкни его в полете, даже чуть-чуть — и хрен он нормально приземлится. Ну, я и толкнул.

Ахалтекинец, воплощая в жизнь заветы Тюменцева, приземлился ненормально. На четыре мосла, как и подобает коню. И пока он собирался с мыслями, стараясь принять вертикальное положение, я подбежал и стукнул его пяткой в ухо. С разворота. Вообще-то, Тюменцев и с разворота бить не рекомендовал, — слишком долго перегруппировываться, — но уж больно ситуация благоприятствовала. Я и не удержался. Главное — все получилось. А с победителей взятки гладки.

А Кавалерист таки стряхнул с себя травмированного. Правда, ценой собственной монтировки. И теперь они увлеченно катались по асфальту, сжимая друг друга в объятиях. Спорю — оба в этот момент плохо соображали, где они находятся и что делают. После стольких-то профессиональных ударов в голову.

У Генахи было преимущество — монтировкой по черепу получил не он, а его противник. И Генаха этим преимуществом воспользовался — подмял ворога под себя и принялся с увлечением вдавливать ему кадык в район затылка. Меня, оказывается, тоже захватил азарт боя, я рванул к ним и принялся суетиться рядом, выискивая ребра, в которые можно было бы пнуть.

Пнуть мне не дали. Ни в ребра, ни еще куда. Невесть откуда набежали четыре мента во главе с конопатым лейтенантом, который важно, словно орел крыльями, хлопал погонами и все время увлеченно дудел в свисток. Рефери хренов. Еще бы «Брэк!» крикнул.

Один мент сразу метнулся к Генахе, схватил его за волосы и за ворот и, хоть и не без труда, стащил с травмированного. Кавалерист пытался вырваться и все время тянулся к противнику, словно младенец — к сиське. Но мент был посвежее, и у Генахи ничего не получилось.

Впрочем, то, что делали с Генахой, я бы назвал лаской. По сравнению с тем, что происходило с травмированным. За того принялись сразу двое, рывком подняли на ноги и принялись оказывать первую помощь путем заламывания рук.

Пока я любовался слаженными действиями стражей порядка, конопатый лейтенант подкрался ко мне с фланга, сильно дунул свистком в ухо и, пока моя контузия не рассосалась, произвел контрольный выкрик в голову:

— Стоять! Ни с места! Руки на затылок!

Я поковырялся пальцем в ухе, пытаясь извлечь звон, и с интересом посмотрел на летеху. Выполнять его идиотские требования почему-то даже в мыслях не было.

— Это что за кавардак? — спросил лейтенант уже на порядок спокойнее.

— Где кавардак? — не понял я.

— А я вот тебе сейчас покажу, где кавардак, — заявил он и ткнул пальцем в Кавалериста. — Вот кавардак!

Генаха еще не отошел от горячки боя и все так же маслянисто блестел глазами. В остальном, правда, он выглядел неважно. Лицо было опухшее и в кровоподтеках. Один глаз, не смотря на воинственный блеск, быстро заплывал. Но называть его за это «кавардаком», по моему мнению — явное излишество.

— Это не кавардак, — вступился я за товарища. — Это Генаха Кавалерист. Его просто немного попортили.

Лейтенант сжал свисток зубами и засвистел мне в ухо. Подозреваю, что сей процесс доставлял ему чисто физиологическое наслаждение. Если с женщинами не везет, так хоть со свистком побаловаться… Чисто по-человечески его можно было понять. Но я подобного удовольствия не испытал. Башка наполнилась нестерпимым звоном, и конопатый мент сразу перестал мне нравиться. При том, что и раньше-то не очень.

— Ты мне Маньку не валяй! — потребовал он.

— Маньку? — уточнил я, снова выковыривая пальцем звон из головы.

— Маньку! — подтвердил он. — Я вот сейчас тебя в ИВС на трое суток закатаю — будешь там про лошадей травить!

— Я не про лошадей травлю, а про Генаху! — огрызнулся я. — У него прозвище — Кавалерист.

— А чего это твой Кавалерист такой непотребный?

— Говорю же, попорченный он! — я совсем разозлился. — Побили его, понимаешь? Тюк, тюк — и все в дыню.

— Именно — в дыню! Какого хрена его побили? Почему здесь драка завязалась между вас и этими?! Быстро отвечай, не задумываясь!

— Да пожалуйста, — устало вздохнул я. — Мы кушали, а эти хуцпаны напали на нас. Внезапно, натурально. Как подлые команчи.

Мент повернул голову слегка вбок и как-то искоса и очень подозрительно уставился на меня:

— Ты ничего не курил? Какие команчи, ты что несешь?

— Я ничего не курил, — терпеливо объяснил я. — Я кушал. Если не веришь — посмотри в машине. Там пирожки должны еще остаться. Вкусные. Могу дать попробовать.

Один из ментов, тот самый, что удерживал Генаху от продолжения военных действий, хрюкнул и подтвердил:

— Точно, Вова. Я сам видел, как он пирожки покупал.

Лейтенант смерил его недовольным взглядом и пробурчал, правда, уже достаточно миролюбиво:

— «Видел»! Знаю я, как ты видишь, когда связываться в лом! А мы вот сейчас вместо пойдем и посмотрим, какие там пирожки окажутся. — Он заглянул мне прямо в глаза, а через них — в душу, думая, что я напрочь испугаюсь, но я испугался не напрочь. Между нами, я вообще не испугался. — И не дай бог, их там не окажется! Ты понимаешь, на что я намекаю?

— Какие дела, лейтенант Вова! Чтобы я — да не понимал этих намеков? Сто пирожков — и ты своими глазами видел, что мы в драке не участвовали. Идет?

Летеха поспешно схватил меня за локоть и подтолкнул к машине.

— А вот это мы сейчас выясним, — буркнул он. И, оказавшись у машины, первым полез выяснять. Шустрый, как рука онаниста. Впрочем, осмотр его не порадовал. Обратно он вылез с весьма недовольным видом. — Ну? И где тут пирожки?

Промасленный бумажный пакет по-прежнему лежал на переднем сиденье, и я готов прозакладывать свисток этого самого лейтенанта Вовы — он его прекрасно разглядел. Но это были неправильные пирожки. Он такими питаться не привык.

— Что, не видно? — сочувственно спросил я. — Закатились, наверное, куда-то. Дай-ка я поищу.

Мент послушно отодвинулся и на всякий случай напомнил:

— Сто пирожков, ты помнишь, да? Пересчитай, чтобы один к одному, как в аптеке. Тогда мы с тобой мирно поговорим.

Я протиснулся мимо него, заглянул в кормушку и сразу обнаружил искомое — не очень свежие и совсем не хрустящие, на сгибе даже слегка потертые, сто рублей. Вид пирожка, который больше других нравился лейтенанту.

Я выпрямился и неприметно, одними пальцами, протянул купюру в сторону мента. Тот проявил чудеса акробатики, и так же неприметно принял ее. Потом вывихнул глаза, пытаясь разглядеть достоинство банкнота, убедился, что все в порядке и заныкал денежку в карман.

— Ровно сто пирожков, лейтенант Вова, — заметил я. — Как договаривались.

Мент смерил меня тяжелым взглядом с головы до ног, и я поежился — а ну, как заберет меня сейчас за дачу взятки должностному лицу при исполнении? Но он только строго проговорил:

— Смотри-ка, точно сто. Не соврал.

— А то. Я вообще редко вру. Только по выходным и будням. Ну как — не будешь нас с Генахой в отделение забирать? С этими нехорошими людьми сам разберешься?

— А за что вас забирать? — он нахмурился еще больше. — За поедание пирожков мы в отделение не забираем. Мы закон блюдем, у нас с этим строго. Муха не пролетит.

— Верю, — вздохнул я.

Мы вернулись к общей группе, и лейтенант на всякий случай обвел присутствующих пристальным взглядом. Присутствующие, тоже на всякий случай, глаза отвели.

— Все верно, — твердо, как Ленин с броневичка, сообщил мент. — Пирожки в наличии присутствуют, а значит, он не врал. Осталось только выяснить одну деталь в этом странном обстоятельстве. — И он хитро посмотрел на меня. Настолько хитро, что мне снова подумалось — плакала моя бедная сотня. И упекут меня лет на несколько вот такие же ножички с резными рукоятками строгать. — Для чего они решили совершить на вас нападение в преступном виде?

— А я знаю? — удивился я с облегчением. — Меня бить начали, а не мотивы рассказывать.

— Та-ак! — гнусно протянул лейтенант и повернулся к Генахе. У того взгляд уже остыл и соображалка, судя по всему, вернулась на место. — А ты? Мысли есть?

Генаха шмыгнул носом, вырвал у мента руку, за которую тот все еще держал его, и потер морду пятерней:

— Может, тачку забрать хотели?

— О! Дельная мысль! — оживился лейтенант. Но тут же снова сник. — Хотя нет. Говно мыслишка. Из возраста вышли.

— Тогда бабки, — Генаха сделал еще одну попытку.

— О! Вот это точно дельная мысль, — снова оживился лейтенант. — На бабки всякий поведется.

— Меня уже можно отпускать? — уточнил Генаха.

— Можно, — важно кивнул лейтенант, и его подчиненный сделал от Кавалериста шаг вправо, всем своим видом показывая, что отныне к этому человеку никакого отношения не имеет. — Заявление писать будем?

Он почему-то посмотрел на меня. Но я переадресовал его взгляд Генахе — все-таки, его сторона пострадала больше. Особенно фасад.

— Да ну его к черту, это заявление, — проворчал Генаха, разминая запястья. — Все мозги высосут. Ну, подрались — и подрались. Нормальное дело.

— Хозяин — барин, — хмыкнул лейтенант. — А в обезьяннике они у меня все равно посидят. Нечего покой мирных граждан мордобитием нарушать. — И, сняв с пояса рацию, забормотал в нее: — Третий — восьмому. Третий — восьмому! Пять человек на крытую стоянку. Прием.

— Понял, — прохрипела рация в ответ. — Пять человек на крытую стоянку.

— Мы можем идти? — спросил Генаха.

— Ага. Если можете, — сказал мент и заржал. Глупо и по лошадиному. Кроме него, ржать никто не стал. Даже младшие по званию. Сообразив, что спорол чушь, лейтенант резко заткнулся и уставился на своих. — Ну, что стоите? Упаковывайте граждан. Они с нами. До конечной.

Мы с Генахой синхронно развернулись и потопали к своим машинам. Только он монтировку по пути подобрал. Хе, как я совсем недавно в скверике! Только там меня шепелявый немножко меньше попортил. Впрочем, с шепелявым я был один на один, так что особо гордиться нечем.

У машины Кавалерист грустно посмотрел на меня единственным работоспособным глазом и сказал:

— Я домой, Мишок. Отработался. Минут через пятнадцать шары, наверное, вообще заплывут. Ничего не увижу. Надо не забыть Рамсу позвонить — пусть подъедет, машину заберет. — Рамс был сменщиком Генахи.

— Извини, — сказал я.

— Брось, — отмахнулся он. — Сегодня — я тебе, завтра — ты мне. Мы же в связке. Только Бэка тебе самому искать придется. Объяснишь ему, что почем, хоккей с мячом…

— Объясню, почему не объяснить, — я пожал плечами. — Объяснялку пока не оторвали.

— Какие твои годы? Оторвут еще. Верной дорогой двигаешься. — Подумал и добавил: — Похоже, Мишок, крупно ты влип. Ты это… Оборачивайся почаще. Как бы кого лишнего за спиной не оказалось. Ладно, бывай.

— Побываю, — я вздохнул. Совершенно искренне, кстати сказать.

Генаха, кряхтя, уселся в свою машину, развернулся и уехал, махнув мне рукой на прощанье. Я проводил его взглядом, подумал и решил, что мне тоже не мешало бы переместиться подальше от автовокзала. Какой-то он был негостеприимный сегодня, если вы понимаете, о чем я.

И, отъезжая, не смог отказать себе в удовольствии — посмотрел в зеркало заднего вида. А в нем показывали захватывающее кино про то, как менты деловито собирали с асфальта наших недавних противников.