Дом Ночи

Дмитрий Колодан, 2021

Ужасно далеко и бесконечно близко, на краю заката, где сны обретают плоть, стоит этот Дом. Хозяйка его – Матушка Ночи, повелительница грез и забытых историй. Здесь обитают невероятные существа, призраки и чудовища… И маленькая девочка по имени Ива. Она живет среди монстров, но даже не подозревает, что настоящие кошмары ждут ее за стенами Дома.

Глава 2

Кленовый сахар

— Ива!!! — Громогласный рев сотряс дом Матушки Ночи. — Ива! Немедленно выходи, маленькая мерзавка!

Рожденный в дымных недрах Кухни, рев вырвался наружу. Раскатами грома прокатился по комнатам, лестницам и коридорам. Где-то захлопали ставни, где-то посыпалась штукатурка. А рев продолжал метаться по дому, заставляя жильцов вздрагивать и озираться, а кое-кого — прятаться в темных углах или под кроватью. Он добрался до самого верха, ударился изнутри о крышу, перепугав мышей, призраков и Китайских Младенцев на чердаке, а затем по трубам вернулся на Кухню. Развешанные на стенах кастрюли, котлы и сковородки отозвались колокольным перезвоном. Фаянсовая тарелка раскололась пополам и упала на пол.

— Ива!!! Только попадись мне, воронье отродье! — ревела Повариха. — Поймаю — выпотрошу как курицу!

Повариха взмахнула тесаком, и с блестящего лезвия сорвались три черные капли крови. Она и в самом деле потрошила курицу до того, как переменилась. Руки ее были по локоть в потрохах и перьях. Ну и откуда Ива могла знать, что для того, чтобы приготовить злосчастную курицу, Поварихе понадобится кленовый сахар? Кто вообще готовит курицу с сахаром?

Ива на четвереньках проползла за плитой. Чумазая мордашка, вся в саже, на мгновение выглянула из укрытия и спряталась обратно. Кажется, не заметила… Есть в доме места, куда Поварихе вовек не добраться. Местечки, где худенькая пятилетняя девочка могла переждать бурю, которую сама же и породила. Или дождаться, когда домой вернется Матушка. Но на сей раз ей досталось не самое удобное укрытие. И не самое надежное… Из жестяной банки, которую Ива прижимала к груди, она вытащила желтоватый кристалл кленового сахара и затолкала в рот. От приторной лесной сладости заломило зубы.

Что же делать-то?!

Если Повариха ее поймает, она ведь взаправду может ее выпотрошить. Даже если она вернет сахар, это ничего не изменит. Ива любила Повариху, но девочка отлично знала, что в этом обличье та не может себя контролировать. Этому слову ее научил старик Сикорский — он часто употреблял мудреные словечки, хотя его ученица не всегда понимала, что они означают.

— Прячься, прячься! Я все равно тебя найду и высосу мозг из твоих костей! Я чую твой запах…

Доброзлая Повариха стояла посреди Кухни и дышала глубоко и громко. Будь они на улице, из ее ноздрей клубами бы валил пар. Глаза покраснели от застилавшей их крови. В уголках рта пенилась слюна, капая на тяжело вздымавшуюся грудь. Лицо Поварихи, в другом обличье темно-коричневое, как лесной орех, сейчас было молочно-белым. Даже курчавые черные волосы и те побелели.

Ива сжалась в комочек, изо всех сил стараясь не дышать. Сердце колотилось быстро-быстро — лишь бы этот стук ее не выдал… Кусочек сахара во рту все не кончался.

Топая башмаками Повариха прошлась по Кухне. Разбитая тарелка захрустела под тяжелыми подошвами.

— Ива… — на сей раз голос Поварихи прозвучал вкрадчиво. — Ивонька, девочка моя, выходи. Я тебя не обижу…

Ива только сильнее втянула голову в плечи. Уж она-то знала, когда Повариха по-настоящему добрая, а когда — притворяется. Да и прикидываться долго у нее не получится. Стоило об этом подумать, как Повариха взревела:

— Выходи сейчас же, мелкая дрянь!

Она изо всех сил ударила по стене. Кастрюли, котлы и сковородки загрохотали. Вся Кухня содрогнулась, и от этого толчка одна из стенных панелей за плитой вдруг отскочила, открыв темный проход. Может, вентиляционную шахту, может, что-то еще, но главное — в самый раз для маленькой девочки. Ива чуть не вскрикнула от радости. Вот оно! Путь к спасению. И как всегда — в самый последний момент. Будто дом играл с ней в смертельно опасную, но жутко увлекательную игру.

Извернувшись ужом, Ива поползла в сторону открывшегося прохода. Она понятия не имела, куда он может ее привести, но сейчас это не имело значения. Она протиснулась в узкий туннель и поползла вперед, в темноту. Жестянка с сахаром скрипнула, задев за каменную кладку.

— Вот ты где!!! — взревела Повариха.

Одним рывком она отшвырнула плиту в сторону. Повариха и в добром обличии была женщиной не слабой, когда же менялась, ее силы утраивались.

Ива обернулась. В светлом прямоугольнике возникло перекошенное белое лицо. Из красных глаз Поварихи текли кровавые слезы. Затем жуткое лицо исчезло, и на его месте появилась огромная ладонь. Повариха как могла вытянула руку, пытаясь схватить девчонку, но Ива уже уползла достаточно далеко и до нее было не дотянуться. Повариха взвыла от ярости и досады.

Ива ползла так быстро как могла, не останавливаясь и не замечая ссадин на коленках. Чихая от пыли и паутины, которые лезли в нос. Все дальше и дальше, в темноту. Не потому, что боялась, что Повариха сможет ее достать — страх отступил легко, словно его и вовсе не было. Но интересно же посмотреть, что там в конце туннеля?

Смотри внимательно

Две фигуры стоят в круге желтого света от керосиновой лампы. Высокая женщина с бледным и красивым лицом мраморной статуи и маленькая девочка в ядовито-зеленом дождевике и нелепых резиновых сапожках. Идет дождь — мелкий, колючий и жесткий. Еще немного, и он превратится в снег. Крошечные капли сверкают, точно в воздухе развеяли золотую пыль.

Женщина держит девочку за руку. Чем-то они похожи: у обеих прямые черные волосы и внимательные черные глаза. Только девочка — человек, а женщина — кто-то еще.

Женщина осторожна и скупа в движениях. Каждый поворот головы, каждый взмах одной из шести рук изящен, выверен и точен. А девочка не может и секунды устоять на месте. Подпрыгивает, вертится, пританцовывает… То замирает с открытым ртом, то принимается ковырять в носу.

— Смотри внимательно, — говорит Матушка Ночи, — и запоминай. С той стороны ограды — Большой Лес. Для тебя там слишком опасно, и ходить туда тебе нельзя.

На гнутой дуге ограды сидит крупный ворон. Он забавно дергает головой, будто крупный комок встал ему поперек горла, и бросает в сторону девочки и женщины настороженные взгляды.

— Никогда-никогда? — спрашивает Ива. Она еще глотает буквы, и у нее получается что-то вроде «никада-никада».

— До тех пор, пока не научишься быстро бегать, — отвечает Матушка Ночи.

— А я умею быстро бегать, — заявляет девочка. — Быстро-быстро-быстро!

В подтверждение своих слов она пару раз подпрыгивает на месте. Брызги летят из-под сапожек.

— Конечно, милая, — улыбается Матушка Ночи. — Но этого недостаточно.

Девочка хмурится, отчего ее лицо выглядит не по-детски серьезным и строгим.

— А когда будет достаточно? Как быстро надо бегать?

— Быстрее камня, — говорит Матушка Ночи.

Ива смеется. Она, конечно, многого не понимает, но кое-что знает об устройстве мира.

— Камни не бегают!

— Правда? — Матушка Ночи поднимает с земли гладкий камень размером с яйцо. Подбрасывает на ладони и ловит.

Ворон срывается с насеста и перелетает на соседнюю дугу ограды. Женщина приветствует его кивком. Ворон отвечает тем же.

— Конечно, — кивает Ива. — У них нет ножек!

— Ну, тогда обгони его!

Матушка с размаху швыряет камень. Девочка срывается с места. Пробегает несколько шагов и падает, растянувшись на мокрой траве. Камень давно исчез в темноте двора.

Когда Ива поднимает голову, лицо ее вымазано в грязи. На скуле темнеет ссадина. От обиды девочка того и гляди расплачется.

— Мне подставили подножку! — Голос дрожит. — Ты видела-видела? Они подставили мне подножку!

— Кто, милая? — ласково спрашивает Матушка Ночи.

Девочка оглядывается по сторонам. Рядом никого нет, только кусты чертополоха дрожат на ветру. С резных листьев осыпаются блестящие капли. Но она ведь видела! Маленькие и озорные мордашки, похожие на бурые колючие соцветия, мелькнувшие в высокой траве. Тонкие лапки точно сухие веточки. Ей же не почудилось?

— Чертополохи! — шепчет Ива. И на мгновение ей мерещится хихиканье.

Матушка Ночи опускается перед ней на корточки. Берет за острый подбородок и вытирает лицо рукавом платья. Ива морщится, когда Матушка дотрагивается до ссадины.

— Вот видишь, — говорит Матушка Ночи. — Ты должна быть очень внимательна и осторожна. И должна научиться бегать так, чтобы никакой чертополох, никакие коряги и кочки не могли тебя остановить… Быстрее камня.

Ворон на ограде громко каркает и хлопает крыльями.

— А ты моя настоящая мама? — вдруг спрашивает девочка.

Матушка Ночи кивает:

— Здесь и сейчас.

Как мотылек на свет

Туннель, казалось, никогда не кончится. Ива ползла и ползла, а впереди не виднелось даже проблеска света. Наверное, она уже обогнула весь дом по кругу… А может, это никакая не вентиляционная шахта, а самый настоящий подземный ход? И он выведет ее наружу в Большой Лес?

В туннеле было тепло и сухо. Воздух такой спертый, словно кто-то скомкал его и затолкал сюда точно вату, плотную, шершавую, мягкую. Пахло плесенью, а от пыли свербело в носу и слезились глаза. Что-то маленькое и невесомое упало на шею и быстро-быстро пробежало за шиворот, перебирая тоненькими лапками. Паук? Ива задергалась, но больше от неожиданности, чем от испуга — пауков она не боялась, — и пребольно ударилась головой о потолок.

— Вот гадство! — выдохнула девочка, потирая шишку на макушке. Раз рядом нет взрослых, то можно и ругаться. Все равно никто не услышит.

Мысль эта пронзила ее раскаленной спицей. Не услышит… А если с ней что-то случится? Если она здесь застрянет? Никто не сможет прийти на помощь, и никто никогда ее не найдет! Ива зажмурилась, представляя, что будет дальше. Она превратится в высохшую мумию со сморщенной кожей. Пауки будут выводить паучат в ее пустых глазницах, а она будет лежать и клацать зубами в вечной темноте. Такую мумию (картинку) Ива видела в одной из книжек профессора Сикорского, и она произвела на нее впечатление. А может, от нее и мумии никакой не останется? Только горстка праха, перемешанного с пылью. Или она станет призраком, тенью, скользящей по комнатам и коридорам дома Матушки Ночи…

Ива задумалась. Раз так, может, не стоит ползти дальше? Остановиться сейчас, подождать немного, а потом вернуться тем же путем? Можно свернуться клубочком и уснуть. А когда она проснется, Матушка уже вернется домой, и Доброзлая Повариха сменит обличье… Ива уставилась вперед, в непроглядную темноту. Ну уж нет! Если она остановится сейчас, то никогда не узнает, что же впереди. Тем более что впереди… Впереди…

Ива прищурилась. Паучок под одеждой прополз вдоль позвоночника, перебрался на ребра. Ива задергала плечами и снова стукнулась о стенку туннеля. Щекотно же!

А далеко впереди вспыхнул и погас крошечный, с булавочную головку, огонек. Точно самая маленькая звездочка в паутине ночных созвездий. Но теперь-то Ива знала, что там что-то есть. Перехватив банку с кленовым сахаром, девочка уверенно поползла дальше.

Время тянулось медленно, как густая патока. Ива ползла, наверное, целую вечность, а далекий огонек не становился ближе. Он мигал то желтым, то рыжим, то красным. Будто нерешительный светлячок, который никак не может выбрать, каким светом ему светить. Девочка устала, у нее болели руки и ноги, спину ломило, а уж сколько она набила шишек — не сосчитать. Но Ива не собиралась отступать. Далекий огонек звал ее, как ночного мотылька зовет пламя свечи. Да и упрямства, в свои пять лет, ей было не занимать.

И в конце концов огонек сдался. Начал расти, превращаясь в четко очерченный, ярко-рыжий прямоугольник. В туннеле стало жарче; показались стены, сложенные из потрескавшегося кирпича. После непроглядной темноты перед глазами заплясали разноцветные пятна, точно стеклышки из разбившегося калейдоскопа.

— Уфф!

Впереди взметнулось пламя. Горячий ветер дыхнул в лицо. Ива отпрянула, пряча лицо в ладонях, и заверещала что есть мочи. Она не хотела, но так уж вышло. Банка с сахаром покатилась по полу.

Горящий проем тут же исчез, и на его месте возник блестящий глаз, круглый, как у совы. Отблески пламени дрожали в черном зрачке.

— Кто здесь? — проревел голос, густой и низкий. Иву словно ударили по голове пуховой подушкой. — Здесь кто-то есть?

Девочка сжалась, не в силах произнести и звука. Она и вдохнуть-то не могла. Огромный глаз моргнул.

— Выходи, — прогудел тяжелый голос. Еще чуть-чуть, и у Ивы бы лопнули барабанные перепонки. — Выходи. Я… Я тебя не боюсь! Ты же меня не обидишь, правда?

Читай по слогам

Язычок пламени трепещет под закопченным колпаком. Профессор Сикорский ворчит и тянет руку к керосиновой лампе, чтобы подкачать давление. При каждом движении поршня раздается протяжный скрип. Иве кажется, что это скрипят заржавевшие старческие кости. В свете лампы кожа Сикорского блестит, как покрытая лаком. Старик молчит, уставившись на огонь. Ива, совсем маленькая в огромном кожаном кресле, молчит вместе с ним.

— Не отвлекайся, — говорит Сикорский, вздрагивая так, будто пробудился ото сна. — Еще раз сначала. Читай по слогам. Латынь можешь пропустить…

На коленках у Ивы лежит большая книга в засаленном переплете. Тяжелая, как кирпич. Из корешка торчат красные нитки; Ива едва сдерживается — хочется дернуть за одну и посмотреть, как она распустится. Ведя пальцем по строчкам, девочка начинает читать, громко проговаривая каждый слог. Она умеет читать куда быстрее, целыми словами и предложениями, но старик ждет от нее другого, и ей неохота его расстраивать.

— Сов-ка Ав-ро-ра. — Ива переводит дыхание. — Круп-ная пе-щер-ная ба-бо-чка, оби-таю-щая…

На правой странице изображение этой самой совки — некрасивой бабочки, с толстым мохнатым тельцем и крылышками, рваными по краям, будто ее подрала кошка.

— Что такое «аврора»? — отрывается от чтения Ива.

Профессор Сикорский дергается, однако же берет себя в руки.

— Аврора есть атмосферное явление, иначе называемое полярным сиянием. Небесное свечение, наблюдаемое в высоких широтах…

Видя, что девочка его не понимает, Сикорский поджимает губы, а затем пытается объяснить попроще:

— Северное сияние. Вроде светящейся радуги, которую можно увидеть над Северным полюсом. У нас это редкое явление.

— А… — Ива переводит взгляд на картинку бабочки. Рваные крылья пестрят всеми оттенками серого, но она совсем не похожа на светящуюся радугу. И кроме того…

— Вы любили радугу?

— Что?

— В начале книги написано: «Моей любимой Авроре от папы. Пусть жизнь твоя будет легка, как полет…»

Договорить она не успевает. Сикорский с силой бьет линейкой по раскрытой странице.

— Не отвлекайся! — Голос его дребезжит. — Еще раз — читай по слогам. Сначала.

И Ива снова начинает читать:

— Совка Аврора. Крупная…

Краешком глаза она подглядывает за профессором. Сикорский ее не слушает, только кивает на каждый звук. Взгляд водянистых глаз устремлен в окно. Тонкие губы едва заметно шевелятся, словно профессор с кем-то разговаривает и этот кто-то вовсе не Ива.

Сикорский плохой учитель, а сейчас он даже не старается. Но Ива этого не понимает. Она видит совсем иное: тайну, которую профессор пытается от нее скрыть. Тайну, спрятавшуюся в узоре на крылышках совки Авроры. Когда-нибудь Ива ее разгадает, хочет того старик или нет.

Пламя керосиновой лампы дергается, и бабочка на странице взмахивает крыльями.

Тот, кто живет в подвале

Обижу?

От страха Ива дрожала как лист на ветру, что не помешало ей удивиться. Маленькая слабая девочка — ну кого она может обидеть? Даже пауки ее не боятся. А тот, кто поджидал ее в конце туннеля, был куда больше любого паука. Ива представила жуткое чудище, с пастью такой ширины, что оно могло проглотить ее в один присест. Проглотить и не заметить.

Огромный глаз продолжал таращиться в проем. Он моргнул, а затем сдвинулся вправо. Пахнуло сажей и паленой шерстью.

— А ты сам меня не обидишь? — решилась заговорить Ива. Собственный голос показался до противного писклявым.

В ответ раздалось громкое пыхтение. Так пыхтел, закипая, черный котел на кухне у Доброзлой Поварихи, когда та готовила ужин.

— Уфф не обидит! Уфф хороший, Уфф обещает…

Ива прикусила краешек губы. Ладно, раз обещает, почему бы и не поверить на слово?

— Только ты отойди подальше, — крикнула она. — Тогда я, может, и вылезу.

Про себя она подумала, что это очень ловкий ход. Матушка не зря хвалила ее за сообразительность. Если чудовище отойдет, у него не получится схватить Иву на выходе из туннеля. Она вполне успеет оглядеться, и если что, юркнет обратно.

— Уфф отойдет, — запыхтело чудище. Глаз отодвинулся, а затем послышались тяжелые и мягкие шаги. — Уфф отошел…

Хотя коленки и тряслись, Ива собрала всю смелость и поползла вперед. Когда она выглянула, то увидела длинную комнату с кирпичными стенами. Видимо, какой-то подвал — Ива не заметила ни единого окошка, лишь маленькую дверцу с лестницей. Прямо напротив выхода возвышалась печь, сложенная из тяжелых камней. Широкая труба упиралась в потолок, а в распахнутой топке полыхало пламя. Угли светились густым красным цветом, как солнце на закате.

Воздух в подвале дрожал от жара, от невидимого дыма защипало глаза. Ива прищурилась, продолжая оглядываться. Ну? И где же чудище, с которым она разговаривала? У печки? В то же мгновение ее пробил озноб: ей показалось, будто в пламени мелькнула живая тень — длинное лицо, застывшее в немом крике, поднятая вверх рука… Тень вытянулась и струйкой дыма унеслась в трубу. Все случилось настолько быстро, что Ива не могла сказать, было ли это на самом деле или же ей померещилось.

— А ты маленькая, — прозвучал тягучий бас. — Если маленькая, тогда Уфф не боится!

Ива обернулась на голос:

— Уфф?

Чудище на полшага отступило от стены. Оно честно выполнило условия сделки и сейчас стояло в дальнем конце комнаты. Правда, разделявшее их расстояние оно могло преодолеть за пару шагов. Девочка уставилась на него во все глаза. Монстр ответил тем же: вытаращился на нее, будто именно Ива и была чудовищем.

Он был большой… Выше Матушки Ночи, выше крестного и выше Доброзлой Поварихи. Ива ни капельки не ошиблась, вообразив, что он может проглотить ее одним глотком. Так и есть — проглотит и не подавится. В распахнутой пасти желтели длинные клыки.

Чудище смотрело на Иву с любопытством и в то же время испуганно. Пусть оно и сказало, что не боится, было видно, что это неправда. Боится, и еще как — ничуть не меньше, чем Ива боится его самого.

Едва девочка это поняла, ей стало так смешно, что она прыснула, прикрыв рот ладошкой. Только удержать смех не удалось, и она громко расхохоталась. Ну, кто бы мог подумать! Такой большой монстр, а испугался пятилетней девчонки! Должно быть, из-за лохмотьев паутины, запутавшихся у нее в волосах.

Круглые глаза монстра стали еще больше. Чудище принялось озираться, словно искало, нет ли поблизости места, где можно укрыться. Но прятаться было негде, и оно осталось на месте, переминаясь с ноги на ногу. Толстые когти на мохнатых лапах заскребли по полу.

Прошло, наверное, минуты три, прежде чем Ива наконец успокоилась. Она перебралась ближе к выходу и села на краю, вытирая кулаками слезящиеся глаза. А затем, склонив голову набок, весело спросила:

— А что ты здесь делаешь?

Держи крепче

Охотник сидит на крыльце и, пожевывая травинку, смотрит, как его крестница носится по двору. Ива играет с подарком, который он принес ей из Леса. Три дня ушло у него на то, чтобы его сделать — маленький лук с плечами из рябины и тетивой из лосиных жил. Еще два дня он делал стрелы: оперение из утиных перьев переливается зеленым и синим. Охотник очень старался и, пока мастерил лук, умудрился глубоко порезать палец. Но, глядя на то, как светятся глаза у девчонки, он думает, что плата не так уж и велика.

Охотник мог бы войти в дом и погреться у очага, а если Повариха в настроении, то ему еще и перепадет что-нибудь вкусненькое с Кухни. Но под крышей и в четырех стенах Охотник чувствует себя не в своей тарелке. Лучше уж здесь, под открытым небом. Пусть он и не в Большом Лесу, но отсюда он видит, как ели и сосны машут ветвями, словно зовут его вернуться обратно. В непролазную чащу, туда, где по скрытым тропам одиноко бродит Первозверь.

Ива бегает по двору как заведенная. И откуда в таком маленьком человечке столько энергии? Иногда она останавливается, натягивает тетиву и стреляет и тут же несется следом за стрелой. Подмерзшая трава хрустит под резиновыми сапожками. Только чудом девчонка не падает и каждый раз, спотыкаясь, принимается размахивать руками и хохотать. Стрелять из лука у Ивы не получается. Стрелы летят куда угодно, но не туда, куда она целится. Хорошо еще, Охотник не стал приделывать наконечники — рано еще давать девчонке настоящее оружие. Всему свое время.

Ива неумело прилаживает стрелу, держа ее двумя пальцами и что есть силы натягивает тетиву. Для нее лук туговат, но пусть тренируется. Тетива звонко щелкает по рукаву дождевика. На этот раз стрела летит почти на десять детских шагов — дальше, чем ей когда-либо удавалось. Ива кричит от радости и скачет на месте.

— Подойди сюда, — говорит Охотник. Он расправляет плечи, громко хрустя костями.

Ива настороженно смотрит на крестного. Время к зиме, и в черных волосах и в бороде искрятся первые снежинки. Девочка хмурится, словно боится, что Охотник станет ее ругать за плохой выстрел. Но тот и не думает сердиться.

— Ты все делаешь неправильно, — говорит Охотник. — Ты слишком спешишь, а в этом деле нельзя торопиться. Но главное — держи крепче.

— Крепче? Вот так?

Ива сжимает рукоять так сильно, что у нее белеют костяшки пальцев. Изогнутые плечи лука ходят ходуном. Охотник качает головой:

— Крепче не значит сильнее. Ты держишь лук как палку. Не сжимай его так, будто хочешь его сломать. Расслабь руку… Мягче, мягче…

После должных объяснений ему удается втолковать Иве, чего он от нее хочет.

— А теперь вытяни руку и стой.

— Просто стоять? И все?

— Представь, что ты дерево, а лук — это одна из твоих веток.

Вытянув руку, девочка замирает посреди двора. Мысленно охотник начинает считать: раз, два, три… Не успевает он добраться и до пяти, а Ива уже пританцовывает на месте. Того и гляди начнет скакать, как заяц. Лук дрожит в слабой детской руке.

— Не шевелись, — говорит Охотник. — Стой и не дергайся. Ты — дерево.

— Но… — в голосе Ивы слышится обида. — Матушка говорит, что в Лесу надо быстро бегать. А деревья не бегают!

— Твоя Матушка — мудрая женщина, — кивает Охотник. Он не уверен в слове «женщина», но насчет «мудрая» у него нет сомнений. — Но порой быстро бежать это значит стоять на месте. Дыши ровнее: вдох, выдох… Опять ты скачешь!

— Но я хочу стрелять! — хнычет Ива. — Просто стоять неинтересно!

— Вдох, выдох… Выстрелить ты успеешь, вороненок, но прежде научись правильно держать оружие. Держи крепче.

Сказки камней

Опираясь о крошащийся кирпич, Ива вылезла из туннеля. Пол оказался высоко, пришлось прыгать, а когда она приземлилась, то под ногами захрустели кусочки угля. Ива посмотрела на темный проем. Теперь без посторонней помощи ей не выбраться. Только через дверь, но, чтобы до нее добраться, надо пройти мимо чудища.

Уфф топтался у стены. Широкие ноздри дрожали, и каждый выдох звучал точно завывание ветра.

— Ну? И что ты здесь делаешь? — повторила Ива, пряча страх за строгостью тона. — Раньше я тебя не видела. Ты не приходил на общий ужин.

— Уфф не ходит наверх, — запыхтело чудище. — Уфф — кочегар, он следит за огнем. Нельзя, чтобы огонь погас.

Наверху лютовала зима, но в подвале было очень жарко. Ива пробыла здесь совсем недолго, а одежда уже промокла от пота. Глаза щипало, мокрая челка прилипла ко лбу, на кончике носа повисла большая капля. Ива вытерла лицо ладонями, а когда посмотрела на руки, они оказались черными от сажи. Слишком жарко… И как такое мохнатое чудище все это терпит?

— А почему нельзя, чтобы огонь погас? — спросила она.

Уфф принялся беспокойно озираться. Похоже, он не знал ответа или никогда над ним не задумывался. Когда же вопрос прозвучал, он поставил его в тупик.

— Так говорит Матушка…

— А! Понятно. — Ива шагнула к чудищу, протягивая ему руку. — Я Ива. Матушка Ночи — моя мама.

Уфф уставился на протянутую ладонь, не понимая, что делать дальше. Ива вновь расхохоталась. Звонкое эхо ее смеха заметалось по подвалу: со стен осыпалась копоть, пламя задрожало в печи и отразилось в огромных глазах Уффа.

— Теперь мы должны пожать руки. Так делают все друзья. Мы же друзья?

— Друзья?

Очень осторожно, бочком, чудище шагнуло к девочке и подняло лапу. Когти у него были как костяные ножи — Уфф мог проткнуть ее одним пальцем. Только Ива не испугалась. Еще чего — бояться когтей! Крошечная ладонь утонула в мохнатой лапе.

— Друзья, — повторил Уфф. — Это Матушка Ночи тебя прислала?

— Не, — девочка замотала головой. — Я сбежала от Поварихи. Она переменилась и хотела меня съесть. А я от нее уползла. Что это за место?

— Котельная… А когда придет Матушка?

Ива пожала плечами:

— Не знаю. Хочешь сахару? Я у Поварихи стащила. — Она встряхнула жестяной банкой, и та отозвалась многообещающим стуком. Чудище вздрогнуло, да так, что на мгновение его скрыло облако черной пыли.

— Что такое сахар?

— Да ты что?! — вытаращилась на него Ива. — Неужели не пробовал? В самом деле?

Уфф покачал головой. Белые рога почти задевали потолок. Он выглядел таким печальным, таким грустным, что у Ивы сердце защемило от жалости. Жуть какая: живет один, в грязном подвале и никогда в жизни не пробовал сахара! Она открыла крышку банки и вытащила самый большой кусок, размером с ее кулак. Желто-коричневые грани заискрились в свете печи — не просто красивый камень, так еще и бесконечно вкусный.

— Вот, держи. — Ива была доброй девочкой, и ей было ни капельки не жалко поделиться сокровищем.

Уфф взял кусок сахара двумя пальцами и поднес к самому носу.

— Это желтый уголь? — спросил он. — Что с ним делать? Бросить в печь? Но тут нет историй.

— Каких еще историй? Это просто сахар. Положи его в рот.

Уфф продолжал разглядывать кусок сахара, вертя его то так, то эдак. Затем перевел взгляд на девочку.

— В рот?

— Ну да! Какой же ты глупый!

Ива топнула ногой, и Уфф с перепугу тут же кинул сахарную голову в пасть. И крепко зажмурился, будто с ним должно было случиться что-то страшное. Но ничего не произошло. Уфф приоткрыл один глаз.

— Ну как? — спросила Ива. — Понравилось? Хочешь еще кусочек?

— Не знаю, — протянуло чудище.

Ива надула губы. Вообще-то она ждала бурных восторгов.

— Как не знаю? Это же сахар, он сладкий!

— В желтом угле нет историй. — Чудище покачало головой. — Уфф не чувствует вкуса… Хочешь вкусный уголь?

Он протопал к деревянному ящику и зачерпнул из него щедрую горсть угля, из которой выбрал один камень. Свою находку он протянул девочке, а остальные бросил обратно.

— Вот здесь хорошая история. Вкусная.

Ива вытаращилась на великана:

— Ты что, ешь камни? Они же несъедобные!

— Уфф ест забытые сны. Так говорит Матушка Ночи.

Ива замотала головой:

— Какие еще сны? Это же просто камни.

— В каждом камне есть сказка, — сказал Уфф. — Надо ее увидеть. Посмотри…

Ива взяла кусок угля. Несмотря на жар в подвале, камень был холодный, как льдинка. В ладонь вонзились крошечные иголки.

— И куда смотреть?

— В камень…

Ива нахмурилась, но все же сделала, как просило чудище. Она таращилась на камень так долго, что у нее заслезились глаза. Но разглядела только отблески пламени на гладких гранях.

— Ты меня обманываешь! — не выдержала Ива. — Здесь ничего нет! Никаких сказок. Так нечестно!

— Уфф не обманывает! Уфф никогда не обманывает! Брось камень в огонь.

Странные дела творились в этой Котельной. Ива шагнула к топке и с размаху швырнула в нее кусок угля.

— Уфф! — раздалось из печи.

— Смотри…

Рыжий язычок пламени осторожно лизнул камень, пробуя его на вкус. И в то же мгновение уголь загорелся. Дыма не было, но в огне Ива заметила черную тень — она заметалась в пламени и исчезла. Птица? Еще одна тень взлетела вверх. Ива заметила ее лишь краем глаза, но ей показалось, что тень похожа на ворона, расправившего крылья.

— Это была сказка про птиц? — прошептала она.

— И про птиц тоже, — отозвался Уфф.

Ива опустилась на корточки перед топкой, глядя на то, как огонь пожирает уголь. И на тени, которые мелькали то здесь, то там. В колышущихся языках пламени ей мерещилось что-то еще. Что-то очень важное, о чем она когда-то знала, но потом забыла. В голове не осталось и следа от воспоминаний. Но они сохранились здесь, в этих камнях и в этом пламени.

Лишь огромным усилием Ива смогла отвести взгляд. Уфф стоял рядом — большой, страшный и в то же время маленький и беззащитный.

— А ты научишь меня слушать сказки камней?

Не зевай

— И-и раз!

Доброзлая Повариха подбрасывает огромный ком теста, ловит его на лету и с размаху швыряет о стол. Удар у нее такой силы, что ком расползается в лепешку. В воздух поднимается мучное облако. Повариха собирает тесто, мнет его толстыми пальцами и снова подбрасывает.

— И-и раз!

Ива, поджав ноги, сидит на табурете в уголке Кухни и смотрит, как Повариха готовит ужин. Зрелище завораживает, Ива может наблюдать за ним часами. Ей кажется, что она попала в сердце огромного сложного механизма. Крошечная песчинка внутри гигантских часов, того и гляди ее раздавят крутящиеся шестеренки. Но снаружи ведь ничего такого не увидишь?

Повариха делает тысячу дел одновременно. Ни секунды она не стоит на месте, она везде и всюду. Вот она месит тесто мускулистыми руками, а мгновение спустя уже стоит рядом с кипящим котлом и помешивает там огромной поварешкой, затем она кидает что-то на раскаленную сковородку… Все звенит, пыхтит, бурлит и скворчит — сотни разнообразных звуков сливаются в удивительную кухонную симфонию. Повариха ведет ее, как умелый дирижер, заставляя одни инструменты звучать громче, другие тише, меняя темп и ритм. А иногда и сама начинает притопывать да пританцовывать, звенеть кастрюлями и сковородками. Ива этого не знает, но на самом деле все это джаз.

Лицо и руки Поварихи белые от муки, сразу и не поймешь, в добром ли она обличье или успела перемениться. Но улыбка у нее широкая, от уха до уха, а значит, все хорошо. Крупные зубы переливаются перламутром. Капельки пота разрисовали ее щеки извилистыми дорожками. Завтра — первый день зимы, и в доме Матушки Ночи будет праздник. Повариха старается вовсю, чтобы он удался на славу. Придут гости, многие — издалека, и она не хочет ударить в грязь лицом.

Повариха замирает перед огромным котлом, в котором пузырится бледно-желтое варево, и швыряет туда щедрую горсть молотого перца. И тут же оглушительно громко чихает, да так, что вся мука осыпается с ее лица, и оно вновь становится благородного цвета лесного ореха. Апчхи! От неожиданности Повариха замирает с открытым ртом. Сейчас она похожа на огромную и очень удивленную жабу.

Ива хохочет и стучит себя ладонями по коленкам, подхватывая кухонный ритм. Так смешно! А мгновение спустя что-то мягкое и липкое шлепается на макушку. Ива замолкает. Подняв руку, она снимает с головы кусок мокрого теста. Возмущению ее нет предела:

— Эй! Так нечестно!

— А ты не зевай! — весело кричит Повариха. — Зазеваешься — мигом окажешься в котле!

— И ты сваришь из меня суп?! — в притворном ужасе Ива закатывает глаза. — Не ешь! Не ешь меня!

— Не сегодня, девонька моя, — отвечает Повариха. — Не сегодня. Но помни: в Большом Лесу хватает тех, кто не прочь полакомиться такой хорошенькой девочкой. Ам! Даже косточек от тебя не останется!

Оказавшись рядом с Ивой, Повариха треплет ее за щеку и уносится дальше, захваченная круговоротом кухонных дел. Там посолить, там поперчить, здесь отбить мясо, тут замесить тесто — и как она везде успевает?

— А ты была в Большом Лесу? — спрашивает Ива. Сколько она себя помнит, Повариха ни разу не выходила за ограду.

Повариха замирает и смотрит на девочку так внимательно, что той становится не по себе. Ива елозит на табурете, того и гляди протрет дырку на юбке.

— Была, — наконец говорит Повариха. — Давно. Еще до того, как пришла в этот дом. Доброму человеку там нечего делать.

Тут бы стоило прикусить язык, но Ива не может сдержаться:

— А злому?

Повариха стоит напротив разделочной доски, на которой лежит толстая рыбина с зеленой чешуей. В руке у Поварихи блестит широкий тесак. Одним ударом она отсекает рыбине голову; нож глубоко вонзается в дерево. Повариха вытирает руки о передник.

— А злых людей там и без меня хватает. Ты, главное, не зевай…

Забытые сны

Пока Уфф искал подходящие камни, Ива в нетерпении расхаживала по Котельной. Чего он так возится? На ее взгляд, все камни были абсолютно одинаковыми — бери любой. Но Уфф пыхтел и сопел, с громким скрипом ворочал уголь, выискивая что-то особенное.

— Ой! — сказала Ива, останавливаясь у дальней стены. — У тебя здесь дыра!

В ответ раздался грохот и шорох осыпающегося угля. Чудище так увлеклось разглядыванием камней, что не услышало девочку.

«Дыра» походила на вход в пещеру. Часть кирпичной кладки осыпалась, а сразу за ней начинался узкий проход, уводящий под землю. Свет печи освещал лишь крошечный пятачок у входа да неровные стены, из которых по трещинам сочилась вода. Присмотревшись внимательнее, Ива разглядела некое подобие лестницы: пару высеченных в камне стертых ступеней. Интересно, а кто по ним ходит? Точно не Уфф. Чудищу сюда не протиснуться даже боком. Ива потерла кончик носа и сунула голову в туннель. Из темноты повеяло сырым ветром, и Ива сразу поняла, что он явился из таких подземных глубин, какие ей и не снились. Дом Матушки Ночи оказался гораздо больше, чем она себе представляла.

— Эй! — крикнула Ива в проход, но голос прозвучал глухо, будто она кричала, зажав рот подушкой. В ответ не раздалось даже эха. А что будет, если она туда зайдет? Она потрогала носком башмака краешек каменной ступени и снова позвала:

— Э-эй?

— Они не придут, — прозвучал за спиной голос Уффа. Чудище стояло рядом, сжимая в мохнатой лапе большой кусок угля.

— Кто не придет?

— Подземники, — ответил Уфф. — Те, кто приносит уголь…

— А почему они не придут?

— Угля много. — Чудище указало на ящик. — Когда уголь кончится, они принесут еще, а когда уголь есть, они не приходят. Подземники боятся Уффа.

— Какие глупые! — возмутилась Ива. — Уфф совсем не страшный!

Тут она малость покривила душой, но ей хотелось сказать чудищу что-нибудь приятное. Может, Уфф и страшный и клыки у него длиннющие, но на самом-то деле он добрый. А эти подземники ничего не понимают. Ива решила, что надо наведаться в Котельную еще раз, когда угля в ящике останется совсем мало, и посмотреть на обитателей подземелий. Надо узнать, кто они такие, но сама спускаться в туннель она побаивалась.

— Уфф нашел хороший камень, — сказало чудище. — Уфф будет учить Иву смотреть забытые сны.

— И как же это делается? — спросила девочка, беря кусок угля двумя руками. Он оказался тяжелым; не ожидая такого подвоха, Ива едва не уронила камень себе на ногу.

— Ива глядит в камень. Ива ждет, и камень с ней говорит.

— Просто смотреть? — поморщилась Ива. — И все? Ты меня не разыгрываешь?

Уфф удивленно моргнул. Наверное, он и слова такого не знал — «разыгрывать». Ну, ладно…

Ива села на пол, положила камень на колени и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Разумеется, как и в первый раз, она ничего не увидела. Но она была девочкой упрямой и сдаваться не собиралась. Если внутри этих углей в самом деле таилось что-то важное, она узнает это.

Сидеть и смотреть в одну точку оказалось не легче, чем ползти по вентиляционной шахте. Но она помнила, чему ее учел крестный: если надо ждать — запасись терпением и жди. Иначе вспугнешь добычу. Еще надо дышать глубже… От напряжения, с которым Ива всматривалась в камень, у нее разболелись виски. Пот щипал глаза. К тому же от жары Ива совсем разомлела и ее клонило в сон. Она моргнула — раз, другой… Встрепенулась, стряхивая сонливость, и тут же снова стала клевать носом.

— Уфф… — ухнула печка. Волна горячего воздуха лизнула лицо.

Ива резко открыла глаза. Неужели все-таки заснула? Уфф стоял рядом и тяжело дышал — молчаливая черная громада, со светящимися глазами… Ива снова уставилась на камень и вдруг, к своему удивлению, действительно разглядела что-то внутри.

Поначалу это была крохотная светлая точка. Она суетливо металась в глубине. Но не внутри камня, а где-то еще, словно кусок угля был всего лишь окошком в другое место. Точка медленно приближалась. Ива задержала дыхание, боясь ее вспугнуть. Неужели это и есть забытый сон? Ива наклонилась ниже и…

С громким треском камень раскололся и что-то светлое рванулось ей навстречу. Ива заверещала, замахала руками, защищаясь от неведомой угрозы, и задела ладонью что-то легкое и невесомое. Она резко отпрянула, в изумлении глядя на существо, заметавшееся по подвалу.

Бабочка… Крупная бабочка с рваными крыльями. И Ива знала, как она называется, пусть раньше видела ее только на картинке. Совка Авроры.

Скользнув над головой, бабочка метнулась к дыре в стене и исчезла, будто ее и вовсе не было. Из тьмы во тьму. Ива вскочила: лицо ее пылало, руки дрожали.

— Ты это видел? Видел, видел?!

— Что видел? — спросил Уфф.

Подойди ближе

Гудит тетива, и стрела летит белой молнией. Но совсем не туда, куда целится Ива. Сильно правее. Цепляет оперением кусты чертополоха и падает в двух шагах от ограды.

— Вот гадство! — говорит Ива. Шепотом, чтобы ее не услышал никто из взрослых. Она играет во дворе одна, но у многих жильцов Матушки Ночи слишком чуткие уши. А Ива не хочет, чтобы ей вымыли рот с мылом.

Из дома не доносится ни звука. Лишь старый флюгер на крыше скрипит, словно плачет. Убедившись, что все в порядке, Ива идет за стрелой. Ничего… Она еще научится стрелять так, что крестный будет ею гордиться. А может быть, он даже возьмет ее на Охоту. Ива дотрагивается до клыка Первозверя и воображает, будто именно ей суждено подстрелить хозяина Большого Леса. Правда, она совсем не понимает, зачем это нужно делать.

Дыхание вырывается облачком морозного пара. Зима уже наступила, но снега еще нет. Нахохлившиеся куры бродят вокруг пустого корыта и даже не кудахчут. Лужица воды под ржавой колонкой покрылась тонкой коркой льда.

Ива сердится не только из-за плохого выстрела. Скорее бы уж выпал снег, белый и пушистый… Не то чтобы Ива любила снежные зимы, но такая недозима ей нравится еще меньше. Как если бы Матушка начала рассказывать сказку и вдруг замолчала на середине. Так и хочется сказать: ну а дальше что?

Ива подходит к ограде и подбирает стрелу. Проводит по ней пальцем, расправляя оперение. Еще выстрел? Но, немного подумав, она убирает стрелу в берестяной колчан — тоже подарок крестного.

С решетки свисают бурые плети плюща. Сколько еще ждать, прежде чем они вновь распустятся пышной зеленью? По меркам Ивы, целую вечность. Без плюща ограда выглядит жалко, какие-то ржавые палки, воткнутые в землю. На некоторых сохранились острые наконечники, но это скорее исключение. И кого такая ограда может удержать? Кто угодно может без труда пролезть между прутьями. Да и зачем лезть? Достаточно один раз пнуть, и ограда сама упадет.

Лес по ту сторону выглядит на удивление тихим. Густой, темный… Иней искрится на длинных сосновых иголках и тяжелых еловых лапах. Лес вовсе не спит, как может показаться. Скорее он затаился. Ждет, когда ты зазеваешься, и вот тогда он тебя схватит и утащит в чащу, где и разорвет на части. От этой мысли у Ивы по спине бегут мурашки. Лес манил ее, но ничуть не меньше он ее пугал, пусть она никому и никогда в этом не признается.

Вдоль ограды щетинятся шипами голые кусты ежевики. Без листвы они выглядят так, будто кто-то свалил кучей сухой хворост. Одинокий коричневый листок дрожит на ветке, как крошечная ладошка, которая так и зовет подойти поближе. Но не успевает Ива сделать шаг к ограде, как замечает что-то еще — какие-то ветки сломаны, палая листва под ними примята, а на одном из шипов висит комочек серой ваты. Ива не умеет читать следы, как ее крестный, но тут и так все понятно: кто-то ходил вокруг дома день или два назад. И это был не дикий зверь.

Ива присматривается и замечает еще следы: пару коричневых перьев, должно быть, принадлежавших воробью, белую косточку… Интересно, кто это был? Вряд ли кто-то из жильцов дома, им-то что здесь искать? Засохшие ягоды?

Ива делает еще полшага к ограде. Может, стоит рассказать об этом Матушке? Тут она мотает головой. Матушка наверняка и без нее все знает. В этом доме ничего не происходит без ведома Хозяйки. А раз так, то нечего бояться.

Слева раздается хруст сломанной ветки. Ива оборачивается, вскинув лук так, будто это обыкновенная палка. Там, где мгновение назад никого не было, стоит высокий человек в грязной одежде и мятой шляпе. Цепкими глазами он смотрит на Иву. И быстро облизывается.

— Здравствуй, девочка, — говорит незнакомец. Голос его шелестит. Он улыбается, но в улыбке совсем нет радости.

Ива глядит на него и не понимает — откуда он появился? Не материализовался же из воздуха — на привидение он не похож. Но как можно подкрасться незамеченным по таким буеракам?

— А ты кто? — спрашивает она.

Человек оглядывается, словно боится, что за ними подглядывают. Убедившись, что все в порядке, он касается пальцами полей мятой шляпы.

— Я — последний настоящий джентльмен…

Лицо у настоящего джентльмена неприятное. Кажется, что в нем костей куда больше, чем полагается. И эти кости постоянно двигаются, причем независимо друг от друга. Кончик длинного носа дергается, будто незнакомец чует какой-то гадкий запах, но не может понять, откуда он доносится.

— Что такое «джентльмен»? — спрашивает Ива.

— Подойди ближе, и я тебе покажу, — улыбается незнакомец. Ива замечает, что между зубами у него застряло что-то темное. Похожее на маленькое перышко. И вместо того, чтобы подойти ближе, она отступает от ограды. Незнакомец даже не пытается скрыть досады. Лицо его кривится, острые кости еще сильнее выпирают на скулах.

— Подойди, не бойся, — шипит он, так что Ива сразу понимает, что испугаться будет нелишним. Может, стоит развернуться и со всех ног бежать в дом? Так быстро, как ее учила Матушка… Но Ива остается стоять.

— Смотри, что у меня есть, — говорит незнакомец. Из-за пазухи он достает желтого плюшевого медведя и машет им, вытянув руку. — Это мистер Гош. Хочешь с ним поиграть?

— Поиграть?

Незнакомец так энергично кивает, что, кажется, все кости у него в голове поменялись местами. Вторя ему, плюшевый медведь машет лапой. Черные глаза-пуговицы болтаются на нитках.

— Мистер Гош знает много интересных игр. Правда, мистер Гош?

Плюшевый медведь кивает. Вернее, это незнакомец пальцем наклоняет его голову. Ива не верит ни единому слову этого человека. И делает шаг к ограде.

— Ближе, девочка, — шелестит незнакомец, облизываясь. — Ближе…

— Кра! Кра!

Огромный ворон камнем падает с неба. Сбивает шляпу с головы незнакомца и уходит на новый вираж. Вскинув голову, незнакомец шипит на птицу, как змея. Но ворона этим не напугать.

— Кра! Кра! Кра!

В доме Матушки Ночи хлопает ставень. Слышатся голоса.

Незнакомец хватает с земли свою шляпу. В два прыжка он выбирается из зарослей ежевики на опушку леса. Ворон продолжает нарезать круги у него над головой. Незнакомец оборачивается к девочке и отвешивает поклон.

— Скоро увидимся, вороненок! Слово настоящего джентльмена, скоро увидимся!

И он исчезает в лесу.

Дурной поступок

— А ты придешь еще? — прогудел Уфф.

Чудище смотрело на Иву так жалобно, что ей захотелось подойти к нему и обнять. Зарыться лицом в мягкий мех. Пусть он грязный от угольной пыли и пропах гарью, но и она сама вся запачкалась. Если испачкается еще больше, никто не заметит. Однако Ива осталась стоять на ступеньках лестницы, ведущей из Котельной.

— Конечно, приду! Мы же друзья!

— Друзья, — отозвался великан. — Раньше у Уффа не было друзей. Одни камни…

На этих словах Ива вздрогнула. Камни… На самом деле — много больше, чем просто камни. Гораздо больше. И сейчас один из этих камней она прятала под платьем. Ива прижимала его рукой, чтобы не упал, надеясь, что это выглядит незаметно.

Камень был размером с большое яблоко. Ива стащила его, когда Уфф отвернулся, чтобы подбросить угля в топку. Схватила, не глядя, и спрятала под одеждой, не думая о том, зачем она это делает. Она ведь могла просто попросить, и вряд ли чудище ей отказало бы. Но вместо этого Ива совершила дурной поступок. Уфф же ее друг и обманывать его нечестно. Иве казалось, что холодный кусок угля вот-вот прожжет ей платье. Или того хуже — дыру в животе.

Но ей был нужен этот камень. Она обязана раскрыть его тайну, и Уфф ей в этом не помощник. Он даже не увидел вылетевшую бабочку, а когда Ива попыталась объяснить, что произошло, ничего не понял. Он думал, что Ива сама разломила кусок угля пополам — будто у маленькой девочки хватит на это сил! Нужно скорее вернуться наверх и там, в своей комнате, хорошенько изучить камень, предварительно заперев все двери и окна. Вдруг там прячется еще одна совка Авроры? То-то доктор Сикорский обрадуется, когда Ива принесет ему живого мотылька!

— А когда ты придешь? — спросило чудище.

— Завтра? — Ива почесала затылок. — Если получится.

— Завтра — это скоро?

— Завтра — это завтра, — ответила Ива. — После обеда, если меня отпустят.

— Уфф будет ждать…

— Ага. До встречи!

Она взбежала по лестнице. Металлические ступени гулко отзывались на ее шаги. И только добравшись до двери, Ива вдруг сообразила, что лестница эта такая маленькая и хрупкая, что чудищу по ней не забраться. Что же получается — он вообще не выходит из Котельной? Так и сидит здесь перед печкой? И как давно? Надо бы расспросить об этом Матушку, но… В другой раз.

— Пока-пока! — Ива обернулась и помахала Уффу на прощание. Чудище глянуло на свою ладонь, затем нерешительно подняло лапу и помахало в ответ.

Железная дверь оказалась не заперта. Ива приоткрыла ее и выбралась в узкий коридор. На мгновение остановилась, прислушиваясь к голосам дома: скрипу старого дерева, причитанию ветра в вентиляционных шахтах, шуршанию невидимых существ в стенах… Где-то над ее головой хлопнула дверь и послышались тяжелые шаги. Откуда-то донеслась короткая мелодия, сыгранная на скрипке, хотя никто из жильцов дома на скрипке не играл. Воздух здесь был куда свежее, чем в Котельной, и Ива вдохнула его полной грудью, чувствуя странное облегчение. Словно все это время на нее давило что-то тяжелое, а потом вдруг исчезло безо всякой причины.

Ива вытащила украденный камень, осмотрела его со всех сторон и спрятала обратно. Теперь дело за малым: пробраться в свою комнату, чтобы никто не остановил ее и не стал выяснять, где она пропадала целый день. Ива прислушалась — не доносится ли каких звуков из Кухни, но все было тихо. Наверное, Доброзлая Повариха переменилась обратно и спит сейчас непробудным сном, как всегда после приступов. Да и Матушка, скорее всего, уже вернулась домой… Правда, Иве совсем не хотелось с ней встречаться. Не сейчас — прежде нужно привести себя в порядок.

Неслышно, как мышка, Ива побежала вверх по коридору. Удачно избежала встречи с Неким Тощим: человек-птица в одиночестве бродил по дому и что-то искал. Ива спряталась от него за толстым гобеленом, а когда Некто Тощий скрылся из виду, проскользнула на второй этаж. Дальше, до своей комнаты, она добралась без приключений. Открыв дубовую дверь, Ива вошла внутрь и облегченно выдохнула: вот и конец ее маленькому приключению.

В то же мгновение сильные пальцы схватили ее за плечо и сжали так сильно, что у Ивы слезы брызнули из глаз.

— Попалась, маленькая чертовка. — Доброзлая Повариха склонилась к самому ее уху. Ива почувствовала горячее дыхание и услышала резкий кислый запах. Огромные зубы клацнули в темноте. — Думала, что сможешь от меня спрятаться?

И вот тогда Ива завизжала изо всех сил.

Спи спокойно

Ива лежит в кровати, натянув разноцветное одеяло до подбородка. Ей давно пора спать, но сна у нее ни в одном глазу. Шипит керосиновая лампа, отбрасывая на стены бледные тени. За окном кружат крупные снежинки и липнут к стеклу, точно диковинные бабочки. Из постели Ива видит бледно-голубой месяц, покачивающийся на макушке темной ели. Звезды перемигиваются в угольно-черном небе.

Матушка Ночи сидит рядом, на краю кровати. Что-то вяжет — клубки скачут по полу, спицы тихонько стучат. А еще она рассказывает Иве сказку. Страшную. Голос у Матушки Ночи мягкий и добрый, но от каждого слова у Ивы мороз по коже. Порой она прячется под одеялом, но тут же снова выглядывает. Пусть сказка и страшная, зато жутко интересная.

–…И тогда волк впился девочке зубами в горло и сломал ей шею. Она даже пикнуть не успела. Волк оттащил ее к себе в логово, там ее и съели.

— Какой плохой волк! — говорит Ива.

— Девочка тоже виновата. — Матушка Ночи пожимает плечами. — Раз пошла одна в Большой Лес, нечего было так наряжаться. Красный не цвет для Большого Леса. И неплохо сперва научиться бегать. А волк накормил своих волчат. Иначе они бы умерли с голоду.

— Но так нечестно! — возмущается Ива. — Волк бежал по короткой дороге, поэтому он ее обогнал!

— Почему же тогда девочка сама не побежала по короткой дороге?

Ива хмурится:

— Она про нее не знала!

— Правильно, — кивает Матушка Ночи. — И это тоже ее ошибка. Невозможно знать все тропинки в лесу, но нужно уметь их чувствовать. Прежде чем идти одной в Большой Лес, ты должна быть уверена, что всегда сможешь найти короткую дорогу. Тогда ты никогда не заблудишься и сможешь обогнать любого волка.

Ива продолжает хмуриться.

— Нет, — наконец заявляет она. — Это неправильная сказка. У сказки должен быть хороший конец. Пусть в конце придет Охотник и подстрелит противного волка!

— Ох, девочка моя, — вздыхает Матушка Ночи. — Твой крестный не всегда может оказаться рядом: лес — слишком большой для него одного. Он может прийти слишком поздно… Тот, кто собрался в Большой Лес, должен уметь и сам за себя постоять.

— А я умею! — сердито говорит Ива. — Я умею стрелять из лука, и у меня получается!

— Конечно получается, — улыбается Матушка Ночи. — Ты способная девочка. Когда-нибудь ты будешь стрелять лучше, чем твой крестный. Тебе это пригодится.

Она проводит рукой по одеялу, расправляя коричнево-зеленую складку.

— А когда? — спрашивает Ива.

— Подрасти немножко, — отвечает Матушка Ночи. — Всему свое время.

— А это время — скоро? — не сдается Ива. — Крестный сделал мне наконечники для стрел, но мне их не отдает. Говорит, что я еще маленькая. Но я уже совсем не маленькая!

— Скоро? — Матушка Ночи склоняет голову и на долгую минуту задумывается. Ее черные глаза широко открыты, но кажется, она ничего не видит. Взгляд устремлен в пустоту и дальше. — И да, и нет. Сейчас ты можешь подумать, что нужно ждать целую вечность. Но на самом деле время пролетит так быстро, что ты и не заметишь.

— Скорее бы уже оно пролетело, — бурчит Ива.

— А сейчас тебе пора спать. И без разговоров!

Матушка Ночи щелкает Иву по носу. Та и не думает спорить, вот только…

— Мне опять приснился кошмар, — говорит она. — Вчера.

— Кошмар?

— Мне приснилась большая рыба. Но она не совсем рыба — у нее лицо точь-в-точь как у человека. И длинные черные волосы. Она живет в глубоком-преглубоком озере. Мне приснилось, что я пришла к тому озеру и эта рыба стала меня звать. И я зашла в воду… А потом я не помню — все стало черным-черным и я проснулась.

Матушка Ночи молча собирает спицы и нити и откладывает в сторону.

— Мне и раньше снилась эта рыба, — говорит Ива. — Я ее боюсь…

Матушка Ночи кивает:

— Не бойся снов, девочка моя. Уж о них-то я смогу позаботиться. Пока я с тобой, тебе нечего бояться.

Она тянется к керосиновой лампе и поворачивает вентиль. Комната погружается во тьму.

— Спи спокойно, — говорит Матушка Ночи. — Я посижу рядом.

Боль и слезы

Повариха крепко сжала плечо Ивы — еще немного, и сломает ключицу. Боль была адская. Девочка брыкалась изо всех сил, но что она могла сделать против огромного сопящего чудовища? Закричать и то не получилось — из горла вырвался тоненький писк, не громче мяуканья котенка.

— Кричи, кричи, — проревела Повариха, брызжа слюной. — Зови не зови — никто тебя не услышит, маленькая мерзавка, никто тебе не поможет…

Она отпустила Иву, но лишь затем, чтобы схватить ее за ворот. Легко, будто тряпичную куклу, она подняла ее, так что лицо Ивы оказалось напротив белой физиономии. От встряски зубы Ивы громко лязгнули. Девочка беспомощно задергала ногами. По щекам катились слезы — от боли, страха и обиды. Неужели все так и кончится? И ее путешествие по вентиляционной шахте, встреча с чудищем — все это было зря? Камень, который она стащила из Котельной, упал на пол и откатился под кровать.

Повариха снова встряхнула Иву. В другой руке она держала громадный тесак. На свою добычу она смотрела так, будто примерялась, как бы половчее ее выпотрошить.

— Мне больно! — пискнула Ива, понимая, что никакие слова не успокоят разбушевавшееся чудовище.

— Больно? Ха! Сейчас тебе будет еще больнее…

На щеках Поварихи блестели темно-красные дорожки — она плакала кровавыми слезами. Ива зажмурилась, лишь бы не видеть эту жуткую картину. Ну, вот и все…

— Все, Роза, хватит! — прозвучал строгий голос. — Ты зашла чересчур далеко!

Будь у нее силы, Ива бы закричала от радости. Матушка! Она услышала ее и пришла!

Не отпуская девочку, Повариха обернулась. Матушка Ночи стояла в дверном проеме. Изящный силуэт внутри золотистого прямоугольника. Лицо ее оставалось спокойным, но по тому, как она сдвинула брови, было видно, что она сердится.

— А! — прогудела Повариха, оскалившись в злобной ухмылке. — Мамаша пожаловала…

— Успокойся, Роза, — сказала Матушка Ночи. — Спи.

И прежде чем Повариха успела что-нибудь сделать, Матушка Ночи коснулась ее лба кончиками пальцев. Легко и нежно. В то же мгновение глаза Поварихи закрылись. Словно Матушка погасила ее, как керосиновую лампу. Хватка ослабла, и Ива упала на пол, больно ударившись коленками. Но, не медля и секунды, девочка отползла к стене. А Повариха качнулась вперед, назад, затем ноги ее подкосились и она повалилась на спину.

От могучего удара содрогнулся весь дом. Задребезжали оконные стекла. Нож выпал из руки Поварихи и отлетел к ногам Матушки Ночи, но та на него не взглянула.

— Спи спокойно, Роза, — повторила она. — Тебе надо отдохнуть…

Едва Ива поняла, что все закончилось, она быстро подползла к Матушке и вцепилась ей в ногу. Ее трясло от страха, и она никак не могла прекратить плакать. Пусть все и завершилось, но Ива не чувствовала облегчения.

— Ну, ну, — сказала Матушка. — Все хорошо, девочка моя, теперь все хорошо…

Она подняла дрожащую от рыданий Иву и прижала к груди. Девочка уткнулась лицом в ее плечо — черное платье мигом промокло от слез. От Матушки Ночи пахло зимним лесом.

— Она… Она… — всхлипнула Ива.

Она посмотрела на огромную тушу, возвышавшуюся посреди комнаты. Грудь Поварихи мерно вздымалась, и на каждом выдохе звучал раскатистый храп. Белая кожа постепенно темнела, словно ее слой за слоем покрывали коричневым лаком. Когда Повариха проснется, она будет в добром обличье и даже не вспомнит, как хотела выпотрошить свою любимицу.

— Она… — повторила Ива.

— Она спит, — сказала Матушка и погладила Иву по макушке, взъерошив волосы. — Как же ты могла так попасться?

— Но я… Это моя комната, я не знала, что она…

— Ох, милая, — покачала головой Матушка. — Самые страшные вещи случаются там, где ты их меньше всего ждешь. И тогда, когда ты их меньше всего ждешь.

Она взяла Иву за подбородок и развернула к себе лицом.

— Ну, хватит плакать. — Рукавом она вытерла ей слезы, размазывая по щекам сажу и угольную пыль. — Надо же… И где это ты так вымазалась, золотце?

— Я, я… — Стоит ли рассказывать Матушке всю правду о своих приключениях? Вдруг Котельная не то место, куда ей можно ходить? Если Матушка Ночи рассердится, это будет пострашнее переменившейся Поварихи. А если ей запретят спускаться в подвал, как она сможет выполнить обещание навестить Уффа еще раз?

— Я пряталась на Кухне, — у Ивы вспыхнули уши. Никогда прежде она не обманывала Матушку. — За плитой. Там было очень грязно.

— Правда? — Матушка прищурилась, и у Ивы замерло сердце. Неужели она догадалась? Но затем Матушка указала на Повариху. — Надо попросить Розу навести порядок в ее королевстве. А то даже спрятаться негде!

Матушка постаралась, чтобы ее голос прозвучал весело. Но у нее плохо получалось шутить, и Ива не улыбнулась.

— Ладно, милая, пойдем умоемся. А кто-нибудь приберется в твоей комнате. Нехорошо оставлять Розу на голом полу, у нее ведь ревматизм.

Ива только кивнула в ответ.

Угольная девочка

До самой ночи Матушка не отпускала от себя Иву. Сперва девочка битый час отмокала в жестяном корыте в ванной комнате. От воды поднимался такой густой пар, что трудно было дышать. Но, как сказала Матушка, ничто так не успокаивает тело и дух, как горячая ванна. Она поливала Иву водой из кувшина и терла жесткой щеткой так, будто хотела отскоблить не просто грязь, но заодно и кожу. И без толку было спорить и возмущаться. Когда Ива наконец выбралась из ванной, распаренная и раскрасневшаяся, она чувствовала себя до противного чистой. Сверкала небось как надраенная кастрюля. Но в одном Матушка оказалась права — все ее беды, переживания и страхи отступили и уже не казались такими серьезными. Просто еще одно приключение в доме Матушки Ночи — сколько их было и сколько еще будет?

Потом накрыли общий ужин. Повариха еще не очнулась, поэтому к столу подали холодные остатки вчерашней трапезы — тушеного кролика с овощами. И пусть некоторые из жильцов (и особенно профессор Сикорский) ворчали по этому поводу, свою порцию Ива смела без остатка. А заодно выслушала нудную лекцию о том, что приличные девочки не облизывают тарелки. Про себя она решила, что лучше будет неприличной девочкой, чем пожертвует подливой.

Когда пришло время ложиться спать, Матушка долго сидела на ее кровати, рассказывала сказки и что-то напевала. Как бы она это ни прятала, было видно, что она переживает из-за случая с Поварихой и не хочет оставлять дочь одну. Пришлось притвориться спящей, чтобы Матушка ушла побыстрее. Наконец та погасила лампу и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лежа с закрытыми глазами, Ива сосчитала до ста — на тот случай, если Матушка вздумает вернуться, чтобы проверить, все ли в порядке. Но обошлось.

Стараясь двигаться как можно тише, Ива села на кровати. Ни одна пружина не скрипнула. Комната тонула в мягком сумраке. Зимняя луна заглядывала в окно бледным глазом — бегущие облака то и дело прятали ее, как моргающее веко. От окна по противоположной стене расползлось серое пятно.

Ива перегнулась через край, заглянула под кровать и облегченно выдохнула. Камень никуда не делся, никто его не тронул и не заметил. Даже в полумраке комнаты его было отлично видно: он был чернее черного, сгусток застывшей темноты. Пусть Сикорский и говорил, что нельзя увидеть черную кошку в темной комнате, Ива убедилась, что это вовсе не так.

Она подняла уголь и от неожиданности чуть не выронила: такой он был холодный. Гораздо холоднее, чем в Котельной. Ива положила его на край одеяла. Теперь все нужно делать так, как учил ее Уфф: смотреть и ждать. Ива глубоко вдохнула и уставилась на камень, стараясь ни о чем не думать.

Время тянулось так медленно, что, казалось, прошла целая вечность, прежде чем в темной глубине замигала белая точка. Ива затаила дыхание. Ну же! Совка Авроры — наверняка это будет она! Профессор Сикорский от радости из кресла выпрыгнет! Точка приближалась медленно, описывая внутри куска угля странные круги. Вот сейчас, еще чуть-чуть…

Камень раскололся с оглушительным треском, будто кто-то сломал пополам вязанку сухого хвороста. В лицо ударила волна сухого жара, и тут же девочка поняла, что это вовсе не жар, а, наоборот, ледяной холод. В кожу словно вонзился миллион крошечных иголок. Ива отпрянула и стукнулась затылком об изголовье кровати. В то же мгновение на нее навалилось что-то тяжелое и мягкое, а в нос ударил гнилостный запах. Так пахнет застоявшаяся вода, в которой разлагается сдохшая рыба. От мерзкой вони желудок Ивы сжался, и ее чуть не вывернуло наизнанку. Она задергалась, пытаясь освободиться, и в конце концов ей это удалось.

Дрожа от ужаса, она уставилась на существо, явившееся из камня. Это оказалась вовсе не бабочка. На кровати на корточках сидела девочка, примерно ее возраста. Впрочем, Ива не стала бы ручаться, что она была человеком.

Девочка была очень худой, с руками как палки и вытянутым бледным лицом. Одежду она не носила. Ключицы и ребра выпирали так сильно, что казалось, еще немного, и они прорвут тонкую кожу. Она вся блестела от влаги или от слизи, темные волосы и те были влажными. Узкие глаза смотрели прямо на Иву, но взгляд был пустой.

— Ты кто? — прохрипела Ива.

Угольная девочка мотнула головой.

— Косточки… — зашипела она. — Белые косточки… Сладкие…

От звука ее голоса Иву пробрал озноб. Но самое жуткое — голос показался ей знакомым. Где-то она уже слышала похожие интонации, хотя никогда раньше не встречала это существо.

Угольная девочка нагнулась ближе. Черный язык облизал тонкие губы. И тогда Ива увидела, что рот гостьи полон маленьких острых зубов. С перепугу Ива схватила ее за холодные и скользкие запястья и оттолкнула от себя.

Видимо, страх придал ей сил. Одним рывком она сбросила жуткую девочку на пол, а та заскользила по нему, как по льду. Ударившись о стену под окном, она замерла, не шевелясь и не издавая ни звука. Длинные волосы спрятали лицо. А затем она резко вскинула голову.

— Косточки… Сладкие…

Пискнув, Ива отползла к стене, укрываясь одеялом, будто оно могло ее защитить. Что она наделала?! Выпустила эту тварь… Не зря Уфф так старательно подбирал камни. Похоже, внутри них и в самом деле скрывались опасные вещи. Не всякий забытый сон стоит вспоминать, слишком много среди них кошмаров.

— Не подходи! Не смей ко мне приближаться!

Угольная девочка мотнула головой. Мокрые плети волос хлестнули ее по спине и голым плечам.

— Сладкие…

В тот же миг она вцепилась в подоконник и швырнула себя в окно — иначе не скажешь. Стекло разлетелось на сотню осколков, хлопнул ставень, и в комнату ворвался зимний ветер. Заметался вместе с роем колючих снежинок, надул занавески. А угольной девочки и след простыл.

Прижимая к груди одеяло, Ива метнулась к окну. Но все, что она успела разглядеть, — это тоненькую цепочку следов на заснеженной лужайке и темную фигурку, удалявшуюся в сторону Большого Леса.

Ива отпрянула от окна, дрожа от холода и страха. По дому уже слышался топот и голоса — скоро в ее комнате соберутся все жильцы. Однако Ива не думала о том, что она им скажет. Все мысли были об угольной девочке.

Как же так: без одежды в зимнем лесу? Она же замерзнет и погибнет… Превратится в ледышку. Но почему-то Ива была уверена, что с этой девочкой ничего подобного не случится.

И еще одна мысль билась в голове, как испуганная птица: как бы дико это ни звучало, но лицо угольной девочки напомнило Иве ее собственное лицо. Словно она увидела себя глазами кого-то, кто очень сильно ее ненавидит.