И дело в шляпе

Дмитрий Кириллович Баранов, 2017

Что получится, если литературовед, изучающий массовую культуру, решит написать роман? Будет ли в нем романтический герой, которому захочется сопереживать? Пожалуй. Злодей, которого хотелось бы победить? Не исключено. Монстры, любовь, приключения? Как же без этого! Вот только монстры окажутся реализованными метафорами, персонажи постепенно осознают, что живут по законам художественного текста, а главным героем станет сам читатель, бьющийся над теми же вопросами, что и все остальные: Кто я? Как устроен мой мир? Где граница между реальностью и вымыслом? И по какую сторону этой границы нахожусь я сам?

Глава третья,

в которой на плечи героев ложится тяжелая ответственность, и сердце буквально рвется из груди. А все потому, что повстречалась такая рыбка — ну просто огонь!

В салуне «У Бил» давно не было так весело. Посетители уничтожали недопитую выпивку, словно недобитых жаб — шумно, бурно, с огоньком. Каждый из них считал долгом рассказать о своих подвигах на площади, а также публично извиниться перед Иннокентием, сказать, мол, мой дом — теперь твой дом. И если принять все заявления на веру, получается, что в общей сложности количество перебитых и передавленных жаб в несколько раз превышало население всего Дикого Запада, а Иннокентий мог бы объявить себя мэром, а то и новым единоличным владельцем всей недвижимости Далсвиля. Ему впрочем, это нужно было как собаке пятая нога, киту первое ухо или покойнику галоши. Впрочем, говорят, мистер О’Рейли без галош из гроба и не выходит…

Наконец, поток душевных излияний чуть поутих. Правда, леди Билл, тронутая проникновенной речью Иннокентия на площади, все пыталась с ним заигрывать, но с помощью Джона от нее удалось избавиться: «Дорогая, союз волчицы и человека до добра не доведет. Ну только представь, что потом будет делать ваш гипотетический Маугли, когда душа его будет хотеть сделать мир светлей и чище, а инстинкт будет требовать кровавой бани?». Так и не скумекав, угрожал ей ковбой или проявил заботу, да и что он вообще такое сказал, трактирщица в задумчивости отошла.

Теперь можно было и поговорить. Джон слушал Иннокентия как отличница декана, как Петька Чапая, как памятник Ленина митингующих и влюбленных… Внимательно, в общем, слушал.

Итак, со слов Иннокентия выходило, что он, двадцатичетырехлетний студент со средними литературными амбициями, стабильной психикой и ненормированной работой, без судимостей и без определенных планов на жизнь, вытянул за хвост судьбу гражданина двадцать первого века в мире, где цивилизация победила мракобесие. По крайней мере, внешне. Все сверхъестественное, не автоматизированное повседневным опытом там — атрибут фантастических романов и каких-то «киношек».

Но однажды бедолага все же столкнулся с, как он выразился, «ерундовиной мироздания», не укладывающейся в привычный ход вещей.

Эта нелепость бытия была двух метров ростом, щеголяла роскошными усами и одеждой, как будто свистнутой из фильма про ковбоев, но выкрашенной в белый цвет. (Тут Джон Дабл-ю Смит почему-то напрягся.)

Незнакомец выскочил как чертик из табакерки. Точнее, эта огромная чертовщина вывалилась из здоровенного платяного шкафа.

Самая пикантность заключалась в том, что шкаф находился в запертой квартире — в квартире Иннокентия, и в нем никак уж не могла завестись живность побольше моли. Тем более такая экстравагантная. Кстати о моли — там даже одежды не было! Только декоративный безымянный меч хранился — приз за победу на одном литературном конкурсе. Иннокентий грешным делом подумал было, что жена завела любовника, которого и спрятала там, где полагается. Вот только жены у него отродясь не было…

Итак, эта усатая абсурдность открыла дверцу изнутри и с порога понесла околесицу:

— Ты — иновременник!

— Нет, я Иннокентий, — машинально ответил изумившийся студент. — Вы, наверное, шкафом ошиблись…

Тут негодяй почему-то повел себя агрессивно. Кеше еще успел броситься в глаза странный рисунок, выведенный на шляпе неприятного гостя, а затем в правый глаз бросился неприятельский кулак, и стало не до разглядываний. К счастью, Белый не знал, что ныне хилый литератор когдато мечтал вовсе не о неподъемном бремени писательского пера, а о тяжелой ноше профессионального штангиста. Поэтому он вовремя и ловко присел. И хотя ковбой все равно укатал бы мечтателя как Мухаммед Али бабку Фросю, тому просто повезло — зазвонил телефон. Негодяй, прибывший из невообразимо глухих мест, звонка почему-то изрядно испугался… Наверное, дело в том, что мобильник разразился модной тяжелой мелодией с загадочным названием: Rage against the Machine: «Wake up», неприятной благородному уху ковбоя. (Кстати, Джон Дабл-ю Смит здесь в очередной раз поморщился: наверное, он уже давно перестал понимать, о чем вообще говорит парень).

Как бы то ни было, Иннокентий, воспользовавшись секундным замешательством соперника, сделал самый бредовый поступок, который только можно представить — мужественно зажмурив глаза, бросился вперед, прямо… в шкаф.

Просторны бывают старые стенные шкафы, но этот, как выяснилось, таил в себе целый дивный мир.

Вместо того чтобы удариться о заднюю стенку, молодой человек почувствовал, что летит, чему весьма удивился. Точнее, живущий на тринадцатом этаже парень от страха чуть не откинул копыта вместе с намертво приклеившимися к ним домашними тапочками. Но порхал он на удивление недолго. Даже обрадовался, почти в ту же секунду знатно приложившись о какую-то твердую поверхность. Оглянувшись, напуганный парень увидел нечто вроде висящего в воздухе телеэкрана, на котором шла безумная передача: показывалась комната Иннокентия с точки зрения старого шкафа. Был там и неуместный гость: ковбой в белом запнулся о декоративный меч, и упал на колени, глядя прямо Кеше в глаза. Вдруг что-то дернулось, и экран погас — с шипением растворился в воздухе, как мясо в кока-коле.

Иннокентий покрутил головой. «Эт-то не Рио-де Жанейро. Это абсурдный сон», — подумал бедняга.

Вы, конечно, думаете, что он оказался на Диком Западе, да еще непременно в какой-нибудь пикантной ситуации: в разгаре бандитской перестрелки, в опочивальне какой-нибудь красотки, ну или просто в логове зубастого упыря? Как бы не так! Он лежал на огромной площади, выложенной неизвестным материалом, вокруг ходили люди в странной футуристической одежде, где-то вдалеке плавали по небу машины, а из небольшого озера неподалеку на иновременника подозрительно косился глаз какого-то исполинского чудовища раза в три больше синего кита…

«Вот почему этот Иннокентий, оказавшись в салуне, не был по настоящему шокирован» — подумал Джон, в очередной раз приложившись к гостеприимной кружке. Нет, конечно, он был потрясен, не знал, как себя вести, трясся от страха из-за того, что его хотят казнить, но… Этот парень воспринимал происходящее вокруг как данность, пусть и неприятную. Не пытался проснуться, защипав себя до смерти, не пробовал пробить головой стену злосчастного салуна (хотя, честно говоря, как раз этим порой занимались и коренные жители). Не твердил без конца, что все вокруг иллюзорно. У человека, попавшего вдруг в другой мир, происходящее вообще не должно укладываться в голове. Нет, может, конечно, Иннокентию и казалось все происходящее сном, но уж очень долгим, из которого нелегко выбраться. Так что парню оставалось лишь смиренно принимать правила игры.

И теперь стало ясно почему. Если верить этому рассказу, привычный Джону Дикий Запад — не первая реальность, куда занесло пришельца. Сначала он оказался в футуристическом мире с резво скакнувшим вперед научным прогрессом. И, кстати, с великолепной системой безопасности и надзора. Едва парень ступил на какую-то цветочную клумбу неподалеку, как через пару секунд материализовались, как выразился Иннокентий, вооруженные полицейские роботы, которые транспортировали его в местный научный центр. Вот там, когда обладатель самого загадочного шкафа понял, что он не спит, а действительно вляпался во чтото невероятное, он начал истерить. По-настоящему в себя пришел лишь через несколько дней. Первой осознанной мыслью было сжечь этот чертов шкаф, если только получится как-нибудь вернуться домой.

К счастью, ученые в том высокоразвитом обществе обходились с ним просто прекрасно. Успокоили. Рассказали о своей планете. Расспросили о жизни Иннокентия. Объяснили, что давно уже знают о существовании других миров и как раз пытаются открыть способы путешествия между ними, а также изобретают машину времени. Сказали, что надо лишь подождать еще пару недель, и они смогут торжественно отправить Иннокентия в его отсталый мир Электронного Века, где антиматерия пропадает зря, Макдональдс не покорил Марс и не открыл Сникерс, а повседневная жизнь так незамысловата, что даже междумирный путешественник Элвис со скуки улетел оттуда раньше времени. И отправили ведь! Вот только что-то пошло, видимо, не так… Иннокентий не смог внятно объяснить механизм переноса, сказал лишь, что вместо дома очутился прямо на пороге салуна «У Бил». Вот такие пирожки с котятами…

Не будем утверждать наверняка, что Джон понял из рассказа собеседника все, и что он всему поверил. Однако он и не стал кричать, мол: «Сжечь его на костре!» (в отличие от некоторых!), не достал кольт, даже не попытался наградить пришельца за рассказ оплеухой: просто чтобы удостовериться, что тот не придуривается. Напротив, задумчиво помолчав, ковбой, испытующе глядя на Кешу, начал ответный рассказ:

— Окей. Представим на секундочку, что я верю в весь этот бред. В людях я немножко разбираюсь. Вижу, что ты не врешь, поэтому в крайнем случае ты просто неместный сумасшедший. Судя по тому, как ты себя ведешь, о мире ты действительно ничегошеньки не знаешь, так что слушай сюда. Мироздание похоже на мои носки в горошек…

— Это такая метафора про цветные пятна на серых буднях? — недоуменно буркнул Иннокентий.

— Нет, это про то, что иногда попадаешь в дырку. И ты, парень, сейчас в дикой дыре.

Пороху ты уже нюхнул, бормотухи отведал, так что вкус и запах местной жизни тебе примерно ясен.

Мы находимся в салуне местечка под названием Далсвиль — одного из пары сотен городишек, разбросанных по нашим прериям да пустыням. Есть поселения и побольше, есть и поменьше, есть даже отдельные фермы, индейские поселения, бандитские хутора… Но вонь везде одна и та же, родимая.

Теоретически мир не заканчивается нашим континентом, хотя… может, и заканчивается, черт его знает. Здесь это мало кого волнует. Называется материк Диким Западом, так что, возможно, есть где-то Смиренный Восток, но проверить всем лень. Впрочем, пришел же откуда-то Джеки Чай? Хотя я всегда подозревал, что он когда-то просто словил доской по мордасам, вот и начал косить… Ладно, не суть.

Вершиной нашей техники является паровоз, жемчужиной — пулемет.

Дальше. Насколько я тебя понял, у вас люди — единственный разумный вид, но здесь это не так. Хотя, надо признать, они наиболее многочисленны. Но еще есть вампиры, оборотни, упыри, задохлики, спиногрызы и зайцы, а также многие, многие другие. Их всех порой называют нечистью, но пусть это слово тебя не смущает: они не более грязные, чем все человечишки. Порой встречаются фанатики, которые утверждают, что все они монстры, порождения дьявола, но ты не верь: все это справедливо, опять же, не в большей степени, чем про чистокровных людей. Что еще? Ах да, я уже упомянул, многие верят, что есть Бог и дьявол, они вроде как за всем тут присматривают, но их самих что-то никто не видел, так что считай, что мы сами по себе.

Теперь о главном. Меня зовут Джон Дабл-ю Смит. Я зарабатываю охотой на разных неприличных дяденек и тетенек, за которых назначена приличная награда.

Я спас твою жизнь. Но не по доброте душевной. Веришь ты или нет, у нас с тобой общие интересы. Ты вообще меня слушаешь?

Иннокентий молчал. Он сосредоточенно размышлял: схватиться за волосы, завыть или просто в безнадеге прижаться лбом к грязной столешнице. Ну как можно выбраться из этого кошмара?!

Джон на удивление точно угадал мысли слушателя. Не меняясь в лице, он запустил пальцы в шевелюру иновременника, хорошенько встряхнул его и звонко (хотя нет, скорее глухо, со шлепком) приложил лбом об стол. Парень слегка взвыл. На удивление, все это не помогло: настроение у Иннокентия все еще было — ни ах, ни ох, уж лучше б сдох. Зато он снова был готов слушать ковбоя.

— Парень, мне тебя почти искренне жаль, но в случае, когда кто-то не вовремя распускает нюни, я распускаю руки. А если не помогает, я умываю руки, оставляя нытика одного, а в одиночку тут выжить сложно. Но ты мне нужен. Кстати, может, и я смогу тебе помочь. Так что соберись.

Иннокентий, как раз собиравшийся бурно возмутиться, обратил пристальное внимание на сбитые кулаки ковбоя, явно сделавшие отбивную не из одного быка, и передумал. Что неудивительно. Потом парень окинул взором салун. Хмельной Джо, забравшись на стол, травил анекдоты, да так успешно, что даже тараканы падали от смеха пузом кверху, Мистер О’Рейли со старым пастором резались в карты, задумчиво рассуждая о загробной жизни (споры практика с теоретиком всегда затягивают), а Марлон, потягивавший любимый бренди, или, как он говорил на заморский манер, «брендό», тихонько вышивал в уголке скатерть с неприличным рисунком, лениво вытягивая шелковую нить из собственного рта. Путь к дверям был свободен. Если сорваться с места сейчас, алкоголик-ковбой, буквально прилипший к столу из-за недопитой бормотухи, его не догонит. А дальше что? Это хамло предлагает хоть иллюзорную надежду на… на что? Любопытно…

В общем, иновременник остался и внимательно посмотрел на Джона. Вот это уже удивительно. Голос Смита даже, как показалось на мгновение, чуть потеплел. Впрочем, скорее всего, это в баре надышали. Как в бане — алкогольными парами.

— Я очень хочу понять, зачем в мои руки попала записка, предписывающая спасти тебя от казни.

— Подожди… — помотал головой Кеша, — ты ведь слышал того мальчугана. Я не все понял, но он сказал, будто подделал какую-то записку, чтобы ты спас его деда — того старого индейца. Не меня.

— Ты смотришь не в ту сторону. Это вопрос «почему», а не «зачем», — несмотря на то, что Иннокентий не понимал ни слова из этой чертовой околесицы, Джон продолжил. — «Почему», впрочем, тоже хороший вопрос. Помнишь, ты сказал Билл, что у нее на вывеске «очепятка». Почему ты не сказал «опечатка»?

— Да не знаю я, — раздраженно отозвался осмелевший от праведного недоумения паренек. — У нас так иногда говорят. Случайно вырвалось.

— Случайность — это непознанная закономерность. Иннокентий ответил скептически поднятой бровью, которая, как бы вконец оборзев, вопрошала: «Ну и чё?». У Джона Дабл-ю Смита почему-то зачесались кулаки, ноги и даже кольт. Потом возникло стойкое желание то ли отвесить парню подзатыльник, то ли влепить пощечину, то ли дать щелчок по лбу, то ли садануть по уху. Пока ковбой раздумывал, поглядывая на разные части головы собеседника, Иннокентий дернулся, как от затрещины, и закашлялся, сделав, наконец, действительно хороший глоток местного пойла.

Момент прошел. «Ну вот, его опять спасла «случайность», — подумал Джон и участливо спросил:

— Что, комочек шерсти? В стакане попался? Не переживай, это в порядке вещей, наверно, какая-нибудь кошатина не до конца растворилась.

— Что? — с перепугу распахнул глаза и выпучил рот Иннокентий. — Из чего это варят?!

— Ты уверен, что хочешь это знать? Вообще-то Билл не любит выдавать свои кулинарные секреты, а когда она начинает кого-то активно не любить…

Кеша благоразумно покачал головой и закрыл рот. Глаза, впрочем, оставил открытыми. Молодец, умный мальчик. Джон устало вздохнул и потянулся за пазуху.

— Вот. Посмотри на печать на этой записке. Скажи, на шляпе твоего другана в белом был такой же символ?

Парень удивленно уставился на клочок бумаги и медленно кивнул. След ступни. Глаз. То есть око. «Очепятка», — дошло, наконец, до бедолаги. Ковбой продолжил:

— Ну и как ты думаешь, насколько случайно тебя занесло именно в тот мир, откуда пришел твой неудачливый «похититель»? Причем именно на ту плаху, от которой спас тебя я, как раз разыскивающий обладателей этого знака?

Иннокентий молчал. Как же соблазнительно было счесть все происходящее затяжной иллюзией, бредом. Вот только странно, что иллюзиям вокруг не было никакого дела до Иннокентия: салун шумел своей жизнью, люди и нелюди пили, дрались, веселились, никто не пытался приставал к парню и не пытался на него напасть — никому вообще не было до него дела. Если пришелец исчезнет или умрет — никто и не почешется (кроме, разве что, человека-пьяницы, который просто любит выпить с собственными блохами по любому поводу). Кеша был предоставлен сам себе, и лишь этот безумный и непонятный ковбой, казалось, был в нем хоть как-то заинтересован, а главное, мог научить азам местной жизни. Или хотя бы недолгого выживания. Джон Дабл-ю Смит изучающе вглядывался в собеседника. Сделав небольшой глоток, и на этот раз почти не сморщившись, Иннокентий, наконец, насколько смог ровным голосом выдавил:

— Ну так что это за знак?

— Очепятка, — выдержав небольшую паузу, кивнул ковбой. — «Ошибка». Дыра в границе между мирами. Метка охотников на мороков. Проще говоря — на нелюдей. Знак тех, кто навсегда закрывает им дорогу в наш мир. Своего рода фанатики. Очень скрытная организация.

— Охотники на нелюдей?

— Да. Если я охочусь на любого, кто натворил нехороших дел и за кого готовы заплатить, то они — только на «монстров». Речь об остальных разумных, да и не очень умных существах — я о них говорил. Еще их называют мечтами или страхами — кажется, в каком-то древнем языке было одно слово с такими двумя значениями. Конечно, речь не о всех вообще нелюдях — тут никаких охотников не наберешься — а лишь о тех, кто по какой-то причине попал в их список их целей. Так вот, эти охотники как раз повернуты на теме судьбы. И, так сложилось, мне очень нужно кое-что у них узнать. И раз уж один из них приперся за тобой в другой мир, ты им очень нужен, а я смогу использовать тебя как живца.

— Какая радужная перспектива, — криво ухмыльнулся Иннокентий.

— Тебе было бы больше по душе, если б я тебя не спас и использовал как мертвеца? — равнодушно пожал плечами ковбой. — Боюсь тебя разочаровать, но ставлю свою шляпу на то, что ты превратился бы после смерти в одушевленного призрака, и они бы тебя все равно достали. Не знаю, почему ты так важен. Может, им насолил кто-то из твоих предков. Может, ты чья-нибудь невезучая реинкарнация. А может, дело не в прошлом, а в том, что ты сделаешь в будущем. В любом случае, не повезло тебе. Но брось унывать! Я не собираюсь просто ждать. Хочу сам сделать первый шаг. Думай о том, что когда мы их найдем, заставим отправить тебя домой: мне ты, честно говоря, нужен, как Шальной Бэтти бальные тапочки. Ну что? Ты со мной?

— Будто у меня есть выбор, — угрюмо покачал головой иновременник. — Впрочем, в чем-то ты прав, может быть, это мой единственный шанс. Так что будет теперь?

— Ну, для начала… — в голосе Джона явственно слышался охотничий азарт, — мы нанесем визит тому, у кого Демонтин украл эту записку. Мистер Спекул, ты еще не знаешь, но в твоем магазине намечается вечеринка!

Несмотря на все свое уныние, Иннокентий вдруг понял, что слова ковбоя задели и доселе неизвестные струнки его души. Струнки, которые выводили сейчас какую-то бравурную внутреннюю музыку. Ритм этой музыки задавало одно повторяющееся слово: «приключение».

* * *

— Это точно магазин?

Покосившееся здание приветливо пялилось на компаньонов пустыми глазницами окон. Старое, как Ветхий Завет, крыльцо, дырявая, как голова дурака, поехавшая крыша. Время разошлось тут не на шутку. Ну, и пьяные строители в свое время постарались.

Жители Далсвиля не очень-то жаловали книжных червей, и потому частенько давили их лопатами и скармливали акулам бандитского бизнеса. В общем, не в моде были грамотеи. Поэтому на дверях любых магазинов вместо вывесок красовались стильные таблички с соответствующими рисунками: пузатая бутылка, сверкающая наковальня, темный флакон с кровью, миленькая дыба… На этих же створках десятилетиями выцветало изображение вороха бумаг в твердом переплете.

Джон Дабл-ю Смит усмехнулся парадоксальности вывески.

— Книжная лавка почтенного мистера Спекула. Идеальное прикрытие для любых делишек. Читать — до смерти скучно, так что сюда ни в жизнь никто не заглянет, а грабить бессмысленно, — Ковбой слез с коровы и подошел к крыльцу. — А впрочем, кто-то так не считает. Гляди.

Замок был начисто сорван. Это было заметно хотя бы по чистому пятну на грязнющей и пыльной двери. Иннокентий почувствовал себя неуютно:

— Ерунда какая-то. Зачем мы здесь? Никто здесь не жил уже лет десять. Эй, ты куда?

Джон Смит его не слушал. Вообще-то даже не слышал — он был уже внутри. Так что иновременнику ничего не оставалось, кроме как собраться с духом, посмотреть на Шальную Бэтти, не дождаться от нее ни словечка утешения и, мысленно (но с выражением!) чертыхаясь, войти в дверь. Хорошо тренированная корова, как опытный коммандос, прикрыла дверь крупом и выставила рога, зорко посматривая по сторонам, готовая прикрыть тыл.

Внутри не было видно ни грязи, ни разрухи. Впрочем, там вообще царила кромешная тьма, так что не видно было и своего носа. Хотя его и так сложно увидеть…

От размышлений Иннокентия отвлек какой-то хруст под ногой. В тот же момент комната осветилась, и хозяин лавки показался во всей красе. Мистер Спекул, на взгляд жителя двадцать первого века, сочетал в себе бороду Дамблдора, глаза Джека Николсона и суетность движений пьяного Джеки Чана. Ах да, еще сережку какой-нибудь актрисы, которую Иннокентий не знал. Видок тот еще, в общем. Страшнее старого Депардье. Спекул, приветливо распахнув руки, затараторил:

— Покупатель! Наконец-то! Шо ви хотите приобрести?

«Как вырастить мандрагору в домашних условиях» от известного в наших краях пивовара, чье имя никто никогда не может запомнить? А может быть, «Как излечиться от ликантропии, или как научиться получать от нее удовольствие» — пособие говорящего волка Вульфа? А вот новинка — «Как поставить себя в банде» от одного известного в наших краях, но пожелавшего остаться неназванным атамана. Писать, правда, он не умел, но к каждой страничке приложил по кусочку, откушенному от очередного соперника…

— Простите, меня это не интересует… — смущенно пробормотал сбитый с толку Иннокентий, обшаривая глазами комнату в поисках Джона Смита. Тот отыскался за спиной хозяина: ковбой внимательно осматривал пол, а продавец, кажется, не обращал на него ни малейшего внимания.

— Ах, молодой человек, я вижу, вас смущает моя речь. Простите, у меня насморк, может быть, я сейчас не самый приятный собеседник, хотя когда ви так думаете, мне это как серпом по всем нужным и нежным местам. Ви просто торопитесь. Поверьте старому мистеру Спекулу — ви просто еще не знаете, что вам нужно. Но это знаю я! Так что просто скажите: «Да, дорогой дядюшка Спекул, помогите мне». И я таки вам помогу! Вот — каталог огнестрельного оружия завода братьев Дробовиков. Перед вами не устоит ни один бандит, ни одно чудовище, ни одна девушка!

— Да я обычно не палю по девушкам из дробовика… — все отнекивался парень, чувствуя, что водопад слов плющит его почти физически.

— А что тогда? Ножи? Вилы? Приворотное зелье? Медленный яд? У меня как раз есть томик индийской любовной лирики! Я же понимаю, каждая требует особого подхода…

— Эй, паренек! — окликнул Иннокентия ковбой. Хозяин даже ухом не повел. Впрочем, вру, окучивая долгожданного клиента, он трясся всем телом и разве что не подпрыгивал от азарта, но, тем не менее, на Джона Смита не обращал ни малейшего внимания. Тот продолжил: — Не стой столбом на позорной площади! Плохая примета. Это не настоящий Спекул. Иллюзия для общения с покупателями. Смотри!

Джон не глядя взял ближайшую книжку (кстати, «Учение о полете» мистера Икара) и совершенно по-варварски запустил ей прямо в голову почтенного книгочея. Иннокентий зажмурился — и не зря! Тяжеленный фолиант пролетел сквозь невесомую улыбающуюся картинку и, по всем законам гравитации, на Диком Западе еще не открытым, а может, уже забытым и закрытым, с силой влетел в лоб иновременника. Тот пошатнулся. Ковбой пожал было плечами, как бы извиняясь и притворяясь, что ему стыдно, но потом плюнул и просто хлопнул себя лбу: Господи, и с этим немощным надо будет искать орден охотников? Иннокентий — самое страшное оружие. Любой враг гарантированно умрет — от смеха.

Мистер Спекул как ни в чем не бывало продолжал что-то говорить о предложении, спросе, ребятишках, которым хочется кушать, и о чудеснейшем, пусть и нерешительном клиенте, который может их прокормить, если купит, купит, купит…

Иннокентий его уже не слушал. Помотав головой и чуть придя в себя после увиденного, он угрюмо посмотрел на ковбоя:

— И часто у вас встречаются такие… иллюзии?

— Боюсь переврать точные числа, но примерно… никогда. Иновременник почувствовал, что манера Джона Дабл-ю Смита говорить заставляет желчь в организме бурлить и течь вместо крови. Тем не менее, он взял себя в руки (раз уж взять в них накачанную шею ковбоя все равно не получилось бы) и продолжил расспрашивать:

— И как ты догадался?

Джон Смит выпрямился и внимательно посмотрел на собеседника. Затем устало вздохнул и заговорил уже серьезно:

— Доживет ковбой до следующего рассвета или нет, зависит не только от того, как быстро и метко он стреляет. В нашем деле нужно уметь подмечать мельчайшие детали окружающего мира. Надо видеть, как падает свет, как он отражается на разных поверхностях. Нужно уметь анализировать речь собеседника, ловить его на подсознательно используемых шаблонных структурах, выявлять противоречия. Мир вокруг нас — это сложная система из запахов, цветов, форм, звуков, материалов… Информация, получаемая через все органы чувств, должна анализироваться мгновенно…

Иннокентий потрясенно молчал. Вот это да… Когда он снова поднял глаза на Джона Дабл-ю Смита, во взгляде иновременника можно было прочитать даже нечто вроде… восхищения.

— Ну а еще… — продолжил ковбой, — у него нож из спины торчит. Да и на груди под рубашкой что-то странное. Ну а с «ножевой болезнью» так бойко говорить гораздо сложнее, чем с насморком…

Чертов шутник! Иннокентий обиженно надулся. Джон Дабл-ю Смит со словами «где-то здесь наверняка должен быть выключатель» нагнулся к ногам мистера Спекула. Через секунду тот исчез. Только сейчас Иннокентий осознал, что последние слова призрачного торговца были: «…Ну а если вас интересуют волшебные путешествия во времени и пространстве, мой недалекий посетитель, я специально для вас открою сейф, где лежит мое главное сокровище…».

— Ты это слышал?! — взволнованно крикнул иновременник.

— Что? — недоумевающе пожал плечами Джон. Потом уставился на что-то под ногами Иннокентия. — Ну-ка отойди. Отойди, я говорю.

Ковбой отпихнул парня, почему-то возмущенно хватающего жабрами воздух, и поднял гнутые очки с разбитыми стеклами.

— А вот это уже от настоящего Спекула… Ну что, горе-сыщик, расплющил главную улику и разбил последнюю надежду на поимку преступника? — проворчал Смит, глядя на свет сквозь треснувшую линзу. — Любопытно…

— Что, из очков тоже что-нибудь торчит? — скорее даже раздраженным, нежели ехидным голосом поинтересовался Иннокентий.

Джон, не обращая на него внимания, пробормотал:

— Судя по тому, как падает свет, диоптрии… да, где-то 4.25-4.26. Хм, это при таком-то постоянном освещении. Нука, — ковбой поднес линзу поближе к светильнику и направил солнечный зайчик вверх. Поводил им. — Ну конечно, пыль, которую видно в луче света, не падает с потолка и не поднимается к нему, а проходит сквозь. Все вокруг — тоже иллюзия.

Джон одним прыжком оказался на столе. Вытянул руку вверх. Волосы Иннокентия, которые он так и не удосужился состричь напрочь, снова дали о себе знать и отчаянно зашевелились: рука ковбоя утонула в дереве, словно в пруду, почему-то расположившемся над головами. Вдруг Джон резко дернул за что-то. Пространство вокруг преобразилось. Парни находились в хорошо освещенном настенными лампами (и на чем только горят?) чистеньком домике.

Книги остались на своих местах, вот только обложки их как-то неуловимо изменились. Иллюзия мистера Спекула снова появилась, чтобы в следующий миг с тихим хлопком исчезнуть навсегда. Зато в полу наметился крепкий металлический люк. Ковбой удовлетворенно хмыкнул:

— Глядите-ка. Стены изнутри усилены листами кованой стали, а уж дверь-то… Словами не передать, как дороги были мистеру Спекулу эти «книги»… Держу пари, что и снаружи этот домик сейчас больше напоминает бронированный орешек, какой ни одна саблезубая белка не разгрызет. Мы, впрочем, и не белки… Ну, по крайней мере, я. И да, прости, я совсем отвлекся, ты там что-то говорил?

Воспитаннейший Иннокентий угрюмо сплюнул на пол. К его удивлению, полегчало. Что поделаешь, Дикий Запад — приходится перенимать привычки местных. А то загрызут. В прямом смысле. Или повесят. Или сожгут. Или…

* * *

— Это что, какая-то шутка?

Иннокентий недоумевающе смотрел под ноги. Ему почему-то вспомнилась видеохохма, когда герои открывают какую-нибудь дверь, а за ней оказывается кирпичная стена. Так вот, под люком расположился ровный металлический пол.

Ковбой хмыкнул и подтолкнул иновременника вперед. Когда оба встали на серый квадрат, Джон Дабл-ю Смит дернул за неприметный шнурок, приютившийся под ближайшим столом. Иннокентий почувствовал, что дом затрясся. Парню показалось, что он начал рывками проваливаться куда-то вниз.

— Что это?!

Ковбой ответил на испуганный выкрик ехидным взглядом и насмешливым похлопыванием по плечу, после чего едким тоном пояснил:

— Дерёвня! Это называется лифт. Дергаешь за веревочку, и привязанный к другому концу молоточек бьет по маковке специально обученного гремлина, живущего в соседней комнате, а тот крутит колесо, заставляя часть пола опускаться… Только вот едет эта штука очень, очень медленно…

Иннокентий попытался представить себе эту картинку. Интересно, как тут выглядят гремлины. Маленькие и зеленые? Нет, почему-то представлялись здоровеннные злыдни с бутылкой самогона в руке, одетые лишь в татуировки. Парень потряс головой.

— Брр… Да, лифт. У нас тоже такие есть. Просто педали крутят обычно не гремлины. Ну, наверно…

— Пф. До чего же у вас отсталый мир. Конечно, и у нас раньше для этого использовались орки, они же урки, но они работали слишком агрессивно, кабинки часто ломались. К тому же гремлины почти не соображают, но на человечков смахивают, так что все почти гуманно… Погодика, — ковбой подозрительно уставился на иновременника, продолжая прикалываться. — Какие орки, о чем я? У вас же водятся только люди, да? Ну, значит, вы и варвары… Все, считай, что ты здесь просто расплачиваешься за грехи обитателей вашего мира…

Иннокентий открыл было рот, но посмотрел на наивного собеседника и плюнул рукой. В смысле, взмахнул рукой, а плюнул на пол. Хотя вру, на пол тоже плевать не стал — тесно, можно попасть в ковбоя, а это не к добру… — к госпитализации это.

Да и рукой, кстати, тоже зря махнул: с размаху треснулся обо что-то круглое и твердое в заплечном мешке ковбоя — грязном и потертом, какой только на голову жертвам в триллерах накидывают. Или в которых эти головы потом носят… Отгоняя неуместные (хотелось бы верить) ассоциации, иновременник помотал головой и поморщился.

— Ты там что, камень тащишь? Вы тут, на Диком Западе, пропустили наступление бронзового века, охотнички?…

— В сумке не камень, а металл, — невозмутимо ответил Джон Смит. — И он нам, я подозреваю, еще пригодится…

— Если мы найдем уютный глубокий пруд, на дне которого захочется провести остаток дней? Или тогда уж дня…

Нет? Знаешь, у тебя на поясе висит еще одна железка — пистолет называется. Так зачем тебе пригодится цельный кусок металла? И когда? Сейчас, в подвале?

— А вот это вряд ли. Вряд ли кто-либо там внизу — да хоть и настоящий мистер Спекул — заинтересуется этим. Но рано или поздно пригодится. Знаешь, если наше путешествие смеху ради представить каким-нибудь дешевым романом, я бы сказал, страниц через сорок-сорок пять…

Ну ничего себе мера времени. Подстраивайся теперь под нее… Иннокентий раздраженно заскрипел зубами. Парни, кстати, спускались медленно, со скрипом, но уверенно. Давно уже были под землей, в полной темноте. Иновременник почувствовал, что нужно срочно что-нибудь сказать, чтобы справиться с начинающейся клаустрофобией:

— Ну что ж. У гремлинов есть свое преимущество. У вас лифты хоть не застревают.

— Еще как застревают. Сам посуди. Тут-то веревочки нет. Что мы отсюда сможем сделать, если он начнет отлынивать от работы? Поверь мне, во всех мирах все одинаково: когда лифт застревает, это просто значит, что злокозненные лифтовые гремлины решили над тобой посмеяться, перестали крутить педали и улеглись в своей комнатушке распивать толченый зеленый змий да изредка поглядывать на тебя в секретное окошко слежения, почесывая татуировки.

Иннокентий почувствовал, как кружится голова. Однако через секунду она готова была просто взорваться, ведь лифт прибыл на место назначения. Парень сел на пол от изумления и страха. Они находились на верхушке высоченной башни. Далеко внизу расстилался красочный ландшафт. Вокруг плавали облака, в которых купались сошедшие с обложек фэнтезийных книжек драконы. Лифт спускался, кажется, прямо из космоса.

Иновременник зажмурил глаза и несколько раз сильно ущипнул себя. Глаза открылись сами собой от крепкого подзатыльника. Ковбой потряс рукой и участливо спросил:

— Я смог помочь тебе в удовлетворении мазохистских наклонностей? Надеюсь, тебе было приятно.

Парень не ответил ничего. Он уставился в сторону. Дикий вид не исчез — все было реально. Более того, в метре от Иннокентия обнаружился глаз огромной крылатой ящерицы, обхватившей башню. В отражении под веком иновременник углядел себя. Вот только что-то было не так. Голова слишком крупная, кожа зеленая, хвост торчит. Глаз моргнул. Парень снова зажмурился и потерял сознание. Причем так стремительно, словно не потерял, а выкинул сознание нарочно, как уже ненужную вещь.

* * *

— Вставай, парень, что ты разлегся, как наложница перед падишахом? Томный взгляд тебе не удается, так что даже не надейся, не возьму тебя в гарем. И вообще, у меня другие вкусы. Не такие… как же там слово… плоские, современные, угловатые… о! Не такие абстракционистские… Короче, предпочитаю женщин.

— Б-башня… Дракон…

— Избавь меня от своих сексуальных фантазий, принцесска, ну не стану я тебя спасать. Нашел рыцаря… Вставай!

Иннокентий с трудом заставил себя оглядеться. Они с ковбоем все еще явно сокрыты под землей. Небольшая почти пустая комнатушка. Стены обиты какой-то тканью. Парень облегченно выдохнул:

— Ну и ну. У меня сейчас было дикое видение… Иновременник вдруг расхохотался и опустился на дощатый пол. Две непривычного вида лампы на потолке проливали свет на небольшой сундук у стены и зеркало в человеческий рост напротив — вот и вся обстановочка. Джон сжалился и пролил свет на произошедшее:

— Башня, дракон, я понял. Тоже видел. Очередная иллюзия. Трехмерное изображение на стенах. Защита от нежданных гостей. Видишь ли, нормального жителя Дикого Запада очень сложно чем-то напугать. Кровь, клыки, клешни, огонь, взрывы… Люди давно привыкли к самым ужасным опасностям. При встрече с чем-то подобным грабитель лишь увереннее схватился бы за кольт, топор или чью-нибудь трофейную ногу. Но вот вдруг ощутить себя в чужой шкуре, оказаться в невероятной и непривычной ситуации… — вот тут нервы не выдерживают. Поверь, ты оклемался гораздо быстрее, чем среднестатистический бродяга. Серьезно, знавал я одного разбойника, угодившего в такую безобидную ловушку. Храбрый был парень, оборотень, сорви-голова — башни коллекционировал.

— В смысле? — недоуменно улыбнулся Иннокентий.

— Говорю, отрывал маковки врагов и коллекционировал. Из некоторых делал котелки и варил в них суп. Хотя иные черепушки порой и разбивал на мелкие черепки — в запале. Так вот, этот оборотень тогда жутко испугался, и его скосила редкая болезнь — когнитивный диссонанс. Он теперь, когда был волком, думал, что сейчас человек, и наоборот. Так до старости нагишом на овец и кидался, загрызть все хотел… Слышал, помер он недавно, оттого что в зеркало посмотрел повнимательней, да ничего не понял. А зеркала они такие… Все наизнанку выворачивают…

Конец ознакомительного фрагмента.