Поколение надежды. Или как я себя искал

Дмитрий Ким

Эта книга – откровенный разговор с самим собой человека, который прошел путь от медленного саморазрушения – алкоголизм, уход из семьи, опускание на самое дно социума, до полного принятия себя и гармонизации отношений с собой, семьей, родителями и социальным окружением. Автор беспристрастно разбирает причины своих метаний. И, кажется, находит ответы. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 14. Зверь

В Киев мы ехали весело. Угощали попутчиков травой, питались в вагонах-ресторанах. По приезде в этот прекрасный город обнаружили, что денег у нас осталось на две тарелки супа в столовой. Только выйдя на перрон железнодорожного вокзала, мы с Эдисом переглянулись и одновременно произнесли:

— Зачем мы сюда припёрлись?

Это был риторический вопрос, ответ на который нам неинтересно было знать.

— Что будем делать? — спросил меня старший товарищ.

— Давай найдём ночлег.

Мы вышли из здания вокзала и увидели на стене вывеску: «Помощь в заселении. Гостиницы, квартиры, койко-место».

Зайдя под вывеску, нашли там небольшую толпу агентов, которые принялись наперебой предлагать нам жильё.

Из всех золотовалютных резервов у нас осталось только моё массивное золотое кольцо. Так как дело близилось к ночи, нам его было не продать. Предстояло договориться о проживании в долг. Что я и предложил набросившимся на нас маклерам.

— Нужны два места на пару ночей. Деньги завтра.

Агенты, скривившись, разбрелись в стороны.

Оставалось ждать чуда. Подходили новые агенты, но, услышав наше предложение, теряли к нам интерес. В первом часу ночи подошла худенькая женщина лет сорока пяти с красивыми, но уставшими глазами.

— Что, ребят, никто не селит? Откуда вы?

— Из Казахстана. Только что приехали.

— И без денег?

— Ага.

— Зачем приехали?

— Хороший вопрос. Не знаем. Но мы рассчитаемся, вот, — показал я кольцо. — Завтра продам, и всё отдадим.

— Ну пойдёмте со мной. У меня комната для постояльцев есть — шесть коек. Как раз два места свободны.

Её дом находился недалеко от вокзала, в районе Батыевой горы.

Зайдя в тёмный коридор квартиры, я ощутил резкий запах мочи и фекалий. «Что за хрень?» — сморщившись, переглянулись мы с Эдисом. Но вежливо промолчали.

Проследовали в конец коридора большой квартиры. Хозяйка попутно показала нам кухню, ванную и открыла дверь в гостевую комнату. Кивнув на наши кровати, пожелала спокойной ночи и ушла. В гостевую комнату зловонный запах не просачивался, и мы, решив не пижониться с душем, сразу завалились спать.

Проснулись утром, когда другие постояльцы уже разбежались. Приняв душ (проскочили до него и обратно на задержке дыхания), мы оделись и направились к выходу: надо было побыстрее продать кольцо и расплатиться за ночлег.

Комната хозяйки была заперта. Проходя мимо пустого зала, я вдруг услышал лязг — как будто кто-то тряс дверь в милицейском «обезьяннике». Заглянув в зал, я увидел в глубине проход в смежную комнату. Дверной проём между нею и залом разделяла решётка. Из-за решётки на меня смотрел зверь. Голый, обросший, нечеловеческого вида мужчина, поймав мой взгляд, принялся рычать и остервенело трясти крепкую металлическую преграду. Я сначала испуганно замер, но любопытство взяло верх, и я подошёл поближе. Оставаясь на безопасном расстоянии, стал разглядывать комнату за решёткой: голый деревянный пол, обшарпанные стены, разодранный матрац. Пол, стены, решётка и сам зверь были измазаны фекалиями. На полу отчётливо виднелись лужи мочи. Зверь снова начал рычать и биться об решётку. Я с опаской отступил.

— Ребята, не подходите близко. Пойдёмте на кухню, я вас чаем напою, — услышал я голос хозяйки.

Мы сели ошарашенные за кухонный стол, не зная, что сказать.

— Это мой сын, — начала рассказ хозяйка. — Четыре года назад его таким привезли из армии. Мне не удалось выяснить, что случилось. Самая правдоподобная версия, что отравился какими-то химическими парами при очистке цистерны. Отравление было настолько сильным, что он впал в кому. Была клиническая смерть. Но, слава богу, выжил. Четыре года я пытаюсь вернуть его к нормальной жизни. Пришлось бросить работу, продать всё, что было нажито: машину, дачу, ковры, хрусталь. Живём на пенсию сына по инвалидности да койко-места сдаю. Муж не выдержал, ушёл два года назад.

Хозяйка рассказывала и рассказывала нам, куда она обращалась, что пыталась делать, сказала, что сейчас ей надо достать «струю кабарги» — по мнению женщины, она точно должна помочь.

— А у вас в Казахстане нет струи кабарги?

— Не знаю, — ответил я, — но спрошу.

Меня больше всего поразило то, как она воспринимала своего сына: считала его абсолютно нормальным. После четырёх лет бесполезных усилий и хождений по врачам она ни на грамм не потеряла решимости и не собиралась отступать.

Я смотрел на эту измождённую, хрупкую женщину, поражаясь её внутренней силе и такой беззаветной любви. Ей, чтобы помыть сына, приходилось приглашать санитаров, которые втроём едва удерживали его. И за все четыре года у неё ни разу не было мысли сдать сына в психдиспансер, чтобы облегчить себе жизнь.

— Так он нормальный! Это лишь временные трудности.

Я поневоле вспоминал слова своей мамы, когда в старших классах, в самый пик моего бунтарства, она уговаривала меня лечь в психбольницу, будучи абсолютно уверенной, что моё внезапное и жесткое сопротивление насилию отца вызвано психическим расстройством.

В тот день мы продали кольцо, рассчитались с хозяйкой и, потрясённые её историей, приняли решение ехать дальше — в Беларусь. Эдис вспомнил, что у него там живёт дядя, которого надо позвать партнёром в наше предприятие. Какое именно предприятие — не уточнил. Да это было и не важно! Ведь главное — дорога.