Средняя Эдда

Дмитрий Захаров, 2019

Дмитрий Захаров родился в 1979 году в «закрытом» городе неподалеку от Красноярска. По образованию – журналист. Работал корреспондентом и редактором ИД «Коммерсантъ», руководил PR-подразделениями государственных и бизнес-структур. В 2015 году опубликовал первый роман-антиутопию – «Репродуктор». В центре событий его нового романа «Средняя Эдда» – история появления «русского Бэнкси», уличного художника Хиропрактика (hp), рисующего цикл из 12 картин на стенах домов. У граффити всегда политический подтекст, их герои – видные государственные начальники, и после появления новой работы кто-то из ее персонажей непременно погибает… Содержит нецензурную брань!

3

лосины его светлости

Открывшиеся двери привели вовсе не в кабинет к вице-мэру, а в еще одну приемную: с оленьими гобеленами, гербовыми занавесками и двумя секретаршами в оранжево-черных балахонах. Ровные перламутровые зубы и ямочки на девичьих щеках определенно намекали, что это только превью.

— Это для своих, — шепнул провожатый, и Георгий не понял, имеет ли он в виду ждущие на высоком столе чайные пары или привратниц. Провожатый приобнял гостей за плечи и отплыл в сторону. В стене открылась маленькая служебная дверь, и он ускользнул в ее прорезь.

— Яков Леонидович с минуты на минуту вас примет, — звонко объявила одна из секретарш, пока вторая, будто Василиса, взмахнувшая рукавом, магическим образом наполняла чайные чашки.

— Спасибо, — кивнул Георгий, обескураженно провожая взглядом отбывшего гида.

Слава, напротив, даже не взглянул в его сторону. Он моментально завел с девушками беседу о преимуществах отечественного шоколада над любым другим. Что, и над швейцарским? Над швейцарским — в первую очередь!

Вот как у него это всегда получается, с раздражением подумал Георгий. Всегда девки с ним шур-шур, курлы-курлы. А он никакой не атлет, да и лысоват вон уже, скоро из подмышек начнет зачесывать. Каким местом он им мигает, каким хвостом помахивает? Что им вообще может быть надо от таких, как он и я, — тех, кто только подъедает за львами? И как к этому, кстати, относится его жена?

От последней мысли Георгий непроизвольно поморщился. Что мне за дело-то, одернул он себя. Полиция нравов, что ли? Или завидно? Ну, завидно, пожалуй. Не то что бы нужны были эти девки из вице-мэрского дюсолея. Но вот это восхищение, пусть и минутное, этот сеанс, который достается ему за бесплатно…

Чтобы отвлечься от очередного самцового успеха Славы, Георгий взялся рассматривать лепнину на стенах: колчаны со стрелами, скачущие колесницы и гербовые щиты. На что голова вепря должна намекать? Или это минотавр? Или вице-мэр по ЖКХ?

Прошло пятнадцать минут, и из двери кабинета — Георгию хотелось верить, что всё же вице-мэрского, а не третьей приемной, — выкатился округлый седовласый человек в костюме-тройке. Он всплеснул руками и ринулся к гостям. Лицо его при этом будто сдавало экзамен на актерское мастерство: сожаление о потраченном гостями времени сменялось восхищением этими прекрасными молодыми людьми. Следующим этюдом было уже обещание разнообразных благ, личная преданность, а затем и осознание того, что поторапливать время, быть может, и не имеет смысла.

— Георгий Иванович, Вячеслав Александрович, спасибо! — воскликнул человек и шумно фыркнул — так, что не оставалось сомнений, сколько чувств разом его одолевают. Он сжал руку Георгия маленькими мягкими ладошками, заглянул в глаза, ободряюще улыбнулся, но Георгий смотрел только на огромную родинку, сползающую с уха человека. Она напоминала вышедшую на поверхность и только начавшую остывать вулканическую лаву.

— Еще две минуточки, — уверял человек, прикладывая руки к сердцу, — у Якова Леонидовича срочный звоночек…

Девушки смотрели на эволюции человека-колобка, не выключая улыбки и ямочки. В их руках мелькали белоснежные чашечки и изящные ложечки, блюдца с тончайшими дольками лимона и конфетницы, полные вафельных трюфелей. Самое смешное, что Слава всё время оказывался встроен в этот видеоряд.

Наконец, ожидание, казавшееся бесконечным, завершилось. Владелец ушного вулкана посторонился, и высокие двери, которые Георгию хотелось назвать дворцовыми, распахнулись. За ними оказался предбанник, на сей раз небольшой и темный. Он вел к еще одной паре дверей и, как решил Георгий, должен был играть роль чистилища для тех, кто имел наглость претендовать на вице-мэрский рай.

Георгий и Слава шагнули в него и мгновенно были отрезаны от старого мира — сзади двери закрылись, а спереди дали только узкую полоску света. Створки оказались неподъемно тяжелыми: только навалившись на них плечом, можно было отвоевать себе проход.

Кабинет был огромен. В дальней его части, к которой вели свои ступеньки, не горел свет, и поэтому в ней можно было различить только стол и огромные книжные шкафы. Георгий решил, что до них метров двадцать пять.

По правую сторону из пола вырастал овальный гриб стола для совещаний, за которым запросто могли бы уместиться человек сорок, но вместо этого сидел всего один. По левую — располагалась алая диванная зона, спинки которой надежно скрывали альков от постороннего взгляда. Барельефов, гобеленов и лепнины в кабинете было столько, что он мог бы заменять собой средней руки художественный музей. Портрет градоначальника в дореволюционном облачении только усиливал это впечатление.

Вице-мэр — бодрый молодящийся дядька около 50 с хитрыми глазами — сидел вполоборота на стуле с гнутыми ножками. Большим и указательным пальцами он держал зажженную сигарету и пускал изо рта колечки дыма.

— Ну, здравствуйте, — сказал он, иронично поглядывая на новоприбывших. — Садитесь.

Георгий со Славой упали слишком далеко от хозяина кабинета, но, переглянувшись, не стали пересаживаться. Вице-мэр же, больше не обращая на них внимания, продолжал с наслаждением курить.

Интересно, подумал Георгий, выходит ли он по утрам на балкон с сигаретой в одних трусах?

Чем больше он разглядывал кабинет, тем больше поражался. Георгию приходилось бывать и в президентской администрации, и в Кремле, и даже на приеме банка ВТБ, но тут всё было слишком. Огромная хрустальная люстра, будто бы украденная из колонного зала Дома союзов. Лепная Венера, выглядывающая из стены. Обтягивающие лосины на портрете его светлости мэра.

— Времени совсем нет, поэтому сразу о деле, — внезапно сообщил вице-мэр громовым голосом, и стало ясно, что дистанция до него выбрана верно. — В курсе нашей проблемы? Хорошо. Не люблю разжевывать, особенно, если жуешь говно.

Он причмокнул.

— Короче. Наша, а теперь и ваша, задача — проводить Виктора Николаевича на заслуженный отдых. В Думу. Договоренность есть. Вице-спикером будет — поди плохо, да?

Георгий и Слава согласно закивали.

— Вас рекомендовал Олдин. Надеюсь, не за красивые глаза, да? Тем более, какие глаза между мужиками? Или сейчас уже один раз — не этот самый?

Яков Леонидович довольно ухмыльнулся своей шутке.

— Кругом пидарасы, да? — доверительно сообщил он.

Георгий приготовился в ответ пошутить про боевых пидорасов Македонского. Он даже уже открыл было рот, но вице-мэр его сразу оборвал.

— Некогда-некогда, — сказал он, взглянув на часы, — дальше с Олдиным. Но сначала, — он отправил по столу листок, на котором оказался от руки записанный телефон, — это родственники, их надо уважить. Смотрите, не обгадьте с ними отношения. Будут виляния — ну, в сторону от согласованной линии, — сигнальте по эстафете. Решили?

Георгий, немного опешивший от скорости монолога, тем не менее, кивнул. Слава поступил схожим образом.

Яков Леонидович, наконец, затушил сигарету — и с сожалением посмотрел в пепельницу. Он резко поднялся со своего стула и сделал несколько шагов к гостям. Те тоже поспешно вскочили.

На прощанье вице-мэр больно сжал руку Георгию, недобро глядя ему в глаза.

— Главное, хуй не затупить, — неопределенно напутствовал вице-мэр эмиссаров.

Георгий и Слава на всякий случай постарались выдавить из себя улыбки. Вышли, скорее, сконфуженные.

В этот момент Георгий вспомнил, что перед самой встречей шеф выдал ему в качестве опознавательного знака какие-то инопланетно дорогие часы, настояв: там оценят, с кем имеют дело. Медленно выпрастывая руку из вице-мэрской клешни, Георгий тряхнул часами, отчего те даже благородно звякнули.

Но Яков Леонидович ничего не заметил. Он уже шел в обратном направлении.

«веселый роджер»

По поводу Махинской кампании Георгий и Слава встретились в «Образе жизни» на Пречистенке. Слава зачем-то притащил еще и зануду Овечкина — вечно всеми недовольного человека в желтых штанах, а теперь еще и в шляпе, которую он то и дело неловко поправляет.

Заказали местного крафтового и бараньих крокетов. Слава долго рассказывал совершенно левую историю про выборы в Новосибирске: кто-то сидел в подвале, кому-то разбили ноутбук. Академия наук какая-то. Но все слушали.

Между пивом и мясом взялись за биографию будущего вице-спикера.

Виктор Николаевич Махин — 77 лет, мордатый дед с разлетающимися грозными бровями, похожий на всех членов советского политбюро сразу.

— Он бы в ГКЧП хорошо смотрелся, — заметил Слава.

Проверили — нет, всё же не состоял. Даже жаль — теперь могло и покатить. Папа-мама, горный институт, райком комсомола, кандидатская «Строительство специальных объектов глубокого залегания», стройтрест, стройкомбинат, еще стройкомбинат, ООО «Стройкомбинат», граднадзор, мэрия.

— По-моему, идеально, — восхитился Георгий.

Все закивали.

— Кстати, старики, знаете, как его зовут в мэрии? — поинтересовался Слава. — «Наш титан».

— О! — поднял палец Георгий. — Отличный образ!

— Точно-точно!

— Сашка, покажи нам проблемные места нашего патрона, — попросил Слава, — а то мы все такие довольные уже.

Овечкин положил на стол здоровый и черный-черный, как из черного-черного города, телефон и стал из него зачитывать подобающим дрожащим голосом. Георгию всё время хотелось съездить этому клоуну по затылку, чтобы не выделывался.

Биография начинала переливаться новыми цветами. Теперь было так: мама, папа — прочерк, отчим-из-казахского-облисполкома, горный — по спецквоте, райком и кандидатская. Дальше была мутная история с ОБХС в стройтресте. Уголовка, посадили главбуха, а еще зама по качеству…

— Но он же там не засветился? — с надеждой спросил Георгий.

— Как свидетель, — сказал Овечкин.

— Ну вот!

Переглянулись, Слава застучал по клавиатуре «мака», делая пометки на будущее, но вслух никто ничего не сказал.

Между стройнадзором и мэрией обнаружился Витя-Бабай, который тогда держал Бирюлево. Какие-то гаражи для милиции, капитальный ремонт рынка, пожары овощебаз…

— Опять глубокое залегание, — с ухмылкой сказал Овечкин.

На него посмотрели косо.

Бабай, понятное дело, в следком не пойдет, да и в новостях всплывет едва ли. Это не опасность — так, зарубка на коре, чтобы в уме держать. Опасно только то, что может разозлить АП. Что на сделке может сказаться.

Список такого после полутора часов совместных «раскопок» получился следующим. Дочь в Англии, вышедшая замуж за инвестбанкира. Задекларированный (господи, зачем?) дом в Швейцарии: 546 метров, гараж на четыре автомобиля, конюшня и три хозяйственные постройки. И, наконец, Юго-западная рокада. Тут, как ни крути, отовсюду торчат уши застройщиков, мостотрестов и ДСК. Уже идет реконструкция под магистраль, беснуются инициативные группы, требующие всё прекратить, а по сети разбросаны десятки видео с Махинскими интервью, где тот призывает «потерпеть ради общего блага».

— Бли-ин, — простонал Слава, — ну вот это вот «благо»-то зачем?! Кто их за язык всё время тянет!

— В другом еще смешнее, — подключился Овечкин. — «Когда мы делаем ремонт, соседям зачастую тоже приходится терпеть неудобства, но все понимают, что без ремонта невозможна новая полноценная жизнь».

— Представляю себе его соседей, — ухмыльнулся Георгий.

— А я теперь понимаю, зачем они каждый год у меня под окнами асфальт снимают. Ради новой жизни!

— Ладно, — сказал Слава, — рокаду отложили. Думаем, как сносить дочь и дом. Гоша, есть идеи?

— Опубликованную декларацию все, кому надо, разобрали, убирать нет смысла. Через сеть районок дадим новость — скажем, тремя месяцами назад, что швейцарская недвижимость, купленная в складчину с… например, бывшими партнерами Махина по стройкомплексу, передана в дар… фонду онкобольных какому-нибудь. Есть у нас фонд, который не будет разоряться?

— Есть.

— Ну вот. Районки выложат на сайты такую ботву, 250–300 источников, поисковики проиндексируют — нормально. После этого в любой момент предъявим, что нет никакого дома. В Википедию надо еще про регулярные пожертвования Махина в этот фонд засунуть. А на фондовский сайт каких-нибудь его фоток.

— Окей, — согласился Слава. — По дочери так мыслю, старики: инвестбанкира должны год назад на родине заподозрить в работе на российские спецслужбы. А сейчас всплывет какая-нибудь грамота или медаль от нашего правительства за оказанные услуги в деле укрепления там… Дадим через помойки: «КП» или «Московского комиссара». Нормально зайдет.

— Инвестбанкир никому не зайдет, — взялся спорить Овечкин, — это полный зашквар! И с грамотой гнилая тема.

— У тебя всё зашквар, — с неудовольствием сказал Георгий, глядя, как Овечкин — нога на ногу — покачивается на стуле.

— Саша не вкуривает, — вздохнул Слава. — Саша, ау! Ты на кого работаешь?

— Я на себя работаю.

— Это тебе так кажется. Вот знаешь, старик, когда я учился на истфаке, один наш древний препод всё домогался: кто заказчик журналистского текста?! Мы в толк взять не могли, какой осьминог его укусил. Разное отвечали: общество, там, народ… потом один из нас умным оказался.

— Ты, конечно?

— Да ну… Ты, Саша, регулярно пытаешься мне присунуть, но даже на цыпочках не дотягиваешься, — ласково сообщил Слава. — А заказчиком журналистского текста является редактор. Вот такое откровение… Теперь вернемся обратно к нам. Ты работаешь на Конюшню. Конюшня — на мэрию, а мэрия — на святую Старую площадь. Вот и выходит, что ты — внучатый племянник тех узбеков, что чистят подъезд к АП. А раз так, осознай, что для выебонов нет ни единого повода, и сиди на попной дырочке ровно. Осознаёшь?..

Ни у кого не было лишней сигареты, в сумке их тоже не оказалось, Георгий дважды проверил.

Ситуация, конечно, глупая: то ли стоять как дураку и спрашивать у любого подходящего к курилке, то ли плюнуть — и обратно на четвертый. Но там еще минут двадцать до заседания, а потом сидеть три часа — не меньше. Тронешься.

Георгий без особой надежды доплелся до сувенирного киоска в фойе. Тарелочки, где святой тезка накалывает дракона, пряничные Кремли, гжелевые штофы в виде гранат.

— Нету, — сказала похожая на цаплю продавщица. — Молодой еще, бросали бы это дело.

— Надо, — кисло согласился Георгий и вернулся к курилке.

За время его отсутствия в ней растворились все старые посетители и образовались двое новых. По повадкам — местные, правительственные, у таких должно быть.

— Слушайте, — сказал Георгий, — не спасете сигаретой, а? Страх как не хочется выходить из здания, чтобы потом опять через пропускное бюро.

Зачем эти подробности, сам себе удивился он.

Один из курящих смерил Георгия оценивающим взглядом и, не найдя ничего интересного, протянул ему пачку «Кента».

— Так вот я и говорю, это совершенно очевидная штука. Это как раз-два!

— Ну не зна-а-аю, — нахмурившись, тянул второй, — может, правда какие-нибудь… — он пощелкал пальцами в поисках подходящего слова, не вспомнил и досадливо махнул рукой.

— Какие, Коля? — саркастически поинтересовался его собеседник. — Пионеры-герои? Комсомольцы-активисты? Дорогой мой, ты когда последний раз видел в своих пионерское рвение?

— Ну… — развел руками Коля. — Думаешь, это действительно может так работать, и никто не пикнет?

— Ну а кто пикнет-то? Всем говорят: картинки по стенам рисуют психи какие-то, Павленский с прибитой мошонкой! А под шумок чикают кого надо — одного за другим.

Господи, подумал Георгий, и здесь станки.

— Думаешь, генерала Госгвардии нет способа проще снять?

— Коля, только не делай вид, что ты глупее, чем есть.

— Да не делаю я никакого вида, — отмахивался Коля. — Черт их знает, конечно.

— Не черт их знает, а железно! — его собеседник понизил голос. — Я на прошлой неделе разговаривал с Анатолием Ивановичем.

— И что?

— И то.

— Блять, — уронил Коля, на которого поручительство неизвестного Анатолия Ивановича подействовало оглушающе. Он затушил сигарету и, отшвырнув ее в сторону, пристально уставился на своего собеседника. — И что, Гореславский тоже в курсе?

— Сложи два и два.

Георгий, который не раз давал себе обещание не вмешиваться в подобные разговоры, снова ему изменил.

— Простите, — сказал он, — а что там с Госгвардией?

Оба местных курильщика перевели на него взгляды.

— А вы, собственно, откуда? — спросил лучше информированный.

Георгий достал из кармашка портфеля визитки и протянул. На фактурной, чуть зеленоватой бумаге значилось: «Смирнов Георгий Иванович. Шеф-редактор объединенной редакции новых медиа. Аналитический центр Правительства Москвы».

— А, — сказал Колин собеседник, — знаю вашего шефа. Привет ему.

Георгий кивнул, приложив руку к груди.

— И вы не знаете еще, что случилось?

— Только утренним из Самары и сразу сюда. Вон, даже побриться не успел. — Георгий для убедительности пошлепал себя по щеке.

— Ну хорошо, про госгвардейца не знаете. А что у вас по поводу остального думают? — включился Коля.

— Остального? Вы про Хиропрактика? Ну, что у нас думают… по-всякому думают.

— Чушь собачья. Отвечайте так своим дурачкам-подопечным. Олдин-то уж точно в курсе.

Курильщики направились к выходу.

— Да что случилось-то с госгвардейцем? — крикнул им вслед Георгий.

— Несчастный случай с оружием.

Точно, подумал Георгий, «Веселый Роджер» сработал. Вот ведь сука. А я тогда Диме не поверил.

— Загибай пальцы, — долетали слова Колиного собеседника, — после «Елки» свалился премьер — раз. Потом «Покемоны» и личный охранник — два…

Главной задачей Георгия было всучить Владу Аверину быстро состряпанную презентацию по мотивам вчерашних посиделок. Он надеялся поймать начальника теруправления сразу после «вторничного рёва» — совещания с главредами.

Влад — улыбчивый, вечно уколотый адреналином мальчик — сумел за пару лет вскарабкаться по спинам своих коллег и начальников в кабинет напротив апартаментов транспортного вице-мэра. Он получил авто (в мэрии говорили — «борт») с номером 005, что было неприкрытым вызовом для старожилов — «нулевые» знаки полагались только заместителям градоначальника и только в соответствии с рангом. Второй номер — первому вице, третий — главному по силовикам, четвертый и последующие — остальным замам, но никак не мальчишке 32-х лет.

Влад добыл и еще одну вице-мэрскую привилегию — право орать на прессу, кормящуюся при отцах города. До него «рев» всегда вели безопасники.

Георгия приписали к редакторской труппе полгода назад, и с тех пор ему почти не приходилось пропускать пенетрацию элитных стариканов. Поначалу он поражался, как безропотно заслуженные журналисты воспринимали истерики начальника теруправления. Они только почтительно кивали, иногда прикрывая глаза. И даже когда им в лицо бросали что-нибудь вроде: «еще раз такое говно нарежешь, вся редакция жопой в сугробе сидеть будет!», — адресат только чуть печально склонял голову, как бы соглашаясь: «садите, чего уж там». Многие в таких случаях обещали исправиться. Некоторые повторяли клятвы еженедельно.

Георгий не любил этот дом инвалидов. Хоть ощущение со временем и поистерлось, он всё равно чувствовал некоторую неловкость за пенсов, снова собирающихся на обмазывание говном.

Аверин ни словом не упомянул о ЧП в Госгвардии. Вопросов тоже не было. Вместо этого Влад проповедовал про «распаковавшихся крыс», Георгий не уловил, что́ это за метафора. Он вообще большую часть совещания просидел в мессенджере, переписываясь с Мартышкой. Дочь хотела знать, когда они пойдут смотреть обещанную змею, и у нее оказался бесконечный запас змеиных стикеров — Георгий никак не мог поверить, что существует столько нарисованных гадов.

Когда редакторов всё же отпустили на перемену, Георгий ловко выхватил Аверина из рук ответсека «Московской перспективы» и утащил в малую переговорку — показать презентацию.

— Что это за херня? — поморщился начальник теруправления, пролистывая первые слайды на айпаде. — Какой, блять, инвестбанкир? Вы там накрошили себе в голову, что ли?

Он отпихнул от себя планшет.

— Слушайте, Влад, — начал было Георгий.

— Да иди ты, «слушайте»! — отмахнулся от него Аверин. — Ты вообще не вкупаешься, смотрю? Кто будет потом эти бредни про ордена комментировать? Ты, что ли?

— Мы специально разработали предложения, чтобы предотвратить вопросы о…

— Да хватит мне в уши дуть! «Предложения», блять! — взвился начальник теруправления. — Слушай сюда, короче. Вот дали вам Юго-западную рокаду, тащите везде рокаду. Во всех поисковиках пусть будет, какая заебательская у нас рокада! Каждый день — 347 публикаций. И Махин с ленточкой. Вот как надо, понял?!

Георгий молчал.

— Что, голос потерял? — поинтересовался Аверин, впервые сняв с лица улыбку. — Скажи спасибо, что за тобой Олдин стоит, а то бы даже тратиться не стал. С моим пионерским приветом пиздуй к нему и передай — только рокада!

ТОП-3 АНОНИМНЫЙ TELEGRAM-КАНАЛ ДОКТОР ЧЕТВЕРГ.

ИНДИВИДУАЛЬНАЯ БЛОКИРОВКА

ПО РЕШЕНИЮ РОСКОМНАДЗОРА

4423542 SUBSCRIBERS

Привет, котятки.

Скучали по мне? Ну не отпирайтесь, скучали-скучали.

У Четверга для вас новая порция вкуснейшего комбикорма из кремлевского корытца.

С тех пор, как некто Hero Практик взялся одного за другим валить наших горячо любимых ветеранов подковерной борьбы, на повестке дня только два вопроса: кому следующему заведут фитиль под хвост и как там в этой связи настроения в тигриных вольерах нашего обожаемого Верховного?

Не пугаемся, котятки. Доктор шутит.

Пока другие каналы и даже — о боги — так называемые «традиционные СМИ» устроили угадайку на тему, кто кого борет: кит слона или слон кита, доктор скажет вам как доктор.

Нам с вами, котятки, однохерственно, какой олигарх или товарищ генерал (как вы знаете, котики, последние годы это у нас одно и то же, Forbes даже подумывает объединить рейтинги самых пиздатых и самых невъебенных) отправится лежать вперед ногами в прохладной тишине покойницкой. Нам важно понимать, ведет ли это к реальной перетряске местного болотца.

И доктор вам говорит: ограниченное кровопускание очень полезно для оздоровления всего организма. Особенно, если вымываются разные холестериновые бляшки, то есть наши товарищи, по которым мы все так сегодня скорбим.

А теперь, котятки, простите, переходим к этим самым бляшкам. Доктору тоже не очень нравится копаться в мертвечине, но что делать, кто-то же должен ставить диагноз.

Итак, крайний из отплывших на другую сторону Стикса у нас генерал Медунов. Создатель Госгвардии, владелец крупнейшего гольф-клуба «Игры патриотов», трехпалубной яхты «Слава России» и там еще по мелочи у него: четыре коттеджа, земли в Геленджике, резиденция «Златогорье» около Феодосии. Общая стоимость — 1,5 млрд рублей. Откуда такие деньги? Что за вопросы, котятки?! Конечно, генерал служил-служил и заслужил!

Медунов у нас был не конь в пальто. Знаете, кого он охранял? Вот так.

У человека и нынешние чеченские были не обижены, и прокурорские — свои люди. Дочь Медунова от первого брака — замужем за младшим прокурорским сынком. А сын жены от второго брака заседает в совете директоров «Рустеха». Видите, котятки, — и нашим, и вашим. В смысле, не вашим, конечно, — своим.

Поцыэнты доктора из Апэшечки в печали. Кто же теперь будет следить, котики, чтобы вы не оторвали поцыэнтам что-нибудь важное? А вдруг вы соберетесь на площади больше четырех? А вдруг без генерала вас не решатся давить бронемашинами «Тигр»?

На сайте нашей обожаемой «Раши растудэй» все вповалку плачут по нашему прекрасному гольф-яхтсмену в погонах. Не поверите, котятки, доктор сам плакал как девочка, потерявшая щеночка, когда это читал. Погиб поэт — невольник чести. Кстати, говорят, «Златогорье» строили как раз чеченские невольники, которых генералу подгонял по дружбе один бородатый блогер. Наговаривают, короче, на нашего золотого человека. А он ведь в самом деле золотой — это именно его люди открутили руки-ноги прежним владельцам золотоносной компании «Меридиан» два года назад.

И там еще про отзывчивость и чуткость. Доктор сразу вспомнил, как Медунов отозвался на всхлип Кремля по поводу демонстрации на Невском. Генерал лично командовал войсками прошлой зимой, когда несознательная молодежь требовала отпустить политзаключенных, а ее уработали стремительной щитовой атакой. Кровь два дня оттирали.

Простите, котятки, доктор старенький, его заносит в сентиментальность. Сейчас он смахнет слезки платочком и снова к вам.

В общем, мы тут с коллегами вместе порыдали над хладным телом генерал-спасителя, а потом сели в трудовую вахту. И вот что наш консилиум имеет вам сказать. После того как генерал разложился на плесень и липовый мед, его суперспецслужба начала ходить ходуном. И не только из-за тех, кто карабкается по трупу, пытаясь первым прильнуть к высокопоставленной титьке.

Вы не поверите, но среди КГБ 2.0 есть и те, кто не хочет оказаться нарисованным, а оттого пытается побыстрее спрыгнуть — на собственную виллу, на пенсию, но лучше хоть в какой-нибудь захудалый совет директоров какого-нибудь госконцерна.

Волки, то есть что это доктор говорит, товарищи из других спецслужб уже готовятся растащить Госгвардию по своим закоулочкам. А в процессе ждем подвоза доктору новых поцыэнтов.

И напоследок, котятки. Готовится запрет на продажу аэрозольных баллончиков с краской. Поставщики комбикорма врать не станут. Так что если кому надо, спешите, так сказать, видеть.

И, главное, дорогой наш практикующий Hero, ты уж тоже запасись, пожалуйста. Нашей маленькой районной больнице будет ох как скучно без твоих портретов и натюрмортов.

Искренне твой (и, конечно, ваш, котятки), добрый доктор Четверг.