Истории НЕуспеха. Коллекция неудач, собранная за долгую успешную карьеру

Дмитрий Даньшов

За мою долгую и успешную карьеру было много проектов, «не взлетевших» или не доживших до дня написания этой книги. Многообещающих и увлекательных, но по разным причинам закончившихся провалом. Про коллекцию своих неудач я хочу рассказать читателям. Советы – малополезны. Чужие синяки гораздо менее убедительны, чем собственные шишки. Но, возможно, я смогу дать примеры и классификацию, что предостережет хотя бы от хрестоматийных ошибок. И точно помогу их не бояться. Пробуйте, не бойтесь ошибаться!

Раздел 2. Начало взрослого предпринимательства

Глава 2. 1. Две работы. Две учебы. Первые попытки взрослого бизнеса

Второй курс института случился уже после армии, «несокрушимой и легендарной». Вернулись мои братья-студенты. На дворе 1987 год. В стране начинается перестройка. У всех великие надежды. На то, что «вот сейчас-то мы наконец-то заживем»! Но эти великие надежды сочетаются… ну, сейчас можно сказать, что с нищетой, а тогда — с повсеместной бедностью. То есть живем мы весело, но очень-очень скромно. Сейчас принято как-то романтизировать советский период нашей истории. Безусловно, там были очень и очень большие преимущества, но также были и существенные недостатки. Один из них — всеобщая равная и тотальная бедность. А из нее очень хотелось вырваться. Очень хотелось не экономить на еде, иметь возможность одеваться чуть лучше, и вообще приобрести некий более высокий социальный и имущественный статус. В этом славном году — в 1987-м — я пронаблюдал начало кооперативного движения. Какие-то задатки частного предпринимательства были и ранее, и я об этом знал — и с некоторыми из «цеховиков» — нелегальных советских предпринимателей, я был знаком… но сейчас это был легальный вид экономической активности, неожиданно освобожденный от уголовного преследования.

Глава 2. 2. Кнопки. Возрастает лишь сложность затеи. Провальный результат неизменен

И вот как-то по бодрому центральному каналу — а других тогда не было — прошел репортаж о том, что какой-то героический кооператив в Москве производит одежные кнопки. Одеты мы все тогда были одинаково: в болонью, шубы-чебурашки и какие-то странного покроя куртки, поэтому первое, чем занялись товарищи кооператоры — это постарались нас одеть понаряднее. Из кальсон шились и красились шапочки — разноцветные «петушки», из махровых носков нарезались колечки, в них вшивались резинки, и девчонки этими резинками делали себе хвостики. Моды были диковатые, поэтому любые поделки расходились на ура, принося своим авторам колоссальные доходы. А металлические кнопки, на которые застегиваются куртки — «щелк-щелк» — ну это ж вообще круто! Они ж есть побольше, есть поменьше, есть фирменные, на них чего-нибудь там написано внутри! Когда все вокруг стараются зарабатывать шитьем одежды — тогда на всё был огромный спрос, а на кнопки в особенности. Так вот, какой-то кооператив в районе Тургеневской площади занялся мануфактурным производством одежных кнопок.

Причем делалось это варварским и несовместимым со здравым смыслом способом. Я на голубом экране телевизора тогда увидел следующее: что из задвижек отопительных труб — из вентилей — сделаны винтовые прессы. Самые непроизводительные, самые неточные, какие только можно себе представить. В эти прессы вставляются примитивные матрицы, которые из листового металла вырубают заготовки, на холодную вытягивают их, а потом на другом прессе люди собирают кнопки. То есть сидит человек и делает два оборота маховичком в одну сторону, два оборота в другую — и в результате получается заготовка. Чтобы собрать кнопку, нужно пять заготовок плюс одна пружинка. Соответственно, шесть изделий. Эти шесть изделий надо сначала холодной вытяжкой произвести, то есть шесть раз нужно крутануть маховичок в одну сторону и другую сторону — на шести прессах, с шестью матрицами. Пара «матрица-пуансон» должны сформировать детальку. Потом, собрав детальки в пакетик, еще на одном прессе или в оправке молотком собрать несколько деталюшек в одно копеечное изделие. Из какого металла это делалось — черт его знает. Предположу, что из металла для консервных банок. Подходит по толщине, 0.2 мм, и достаточно пластичен. Потом это нужно еще из баллончика покрасить, чтоб они приобрели синий, черный или какой им там положено цвет — и в результате ты получаешь изделие, отвратительного качества, но которое может работать как кнопка. Производительность труда пещерная: там, где автомат должен выплёвывать их тысячами в час, там сидят в рядок шесть-восемь человек и вручную создают прибавочную стоимость. Эта деятельность кажется сейчас невозможной, если забыть одно важнейшее обстоятельство времен зарождающегося капитализма — тотальный дефицит и железный занавес. Продукцию любого качества охотно купят по любой цене, поскольку альтернативы нет, и привезти «фирменные кнопки» из Тайваня или хотя бы из Польши еще категорически невозможно.

В результате деятельность кооператива, вручную производящего одежные кнопки, была вполне успешной. Поскольку люди были мы тогда всей страной небогатые, даже такой варварский труд был экономически оправдан.

Посмотрев хвалебный сюжет по телевизору, и оценив перспективы, я решил воспользоваться увиденной идеей. Только сделать всё это как-нибудь поинтересней: не крутить ручки прессов, а прессы взять кривошипные или хотя бы эксцентриковые — подробно я еще не продумывал, но было очевидно, что подсмотренный процесс производства можно существенно ускорить. Главное — сделать хорошие матрицы, которые позволяли бы делать эти кнопки более качественными и более производительно. Я взял в читальном зале института учебник по обработке металлов давлением, открыл там главу, а точнее, целый раздел, который касался холодной вытяжки листового металла, воспринял основную идею: исходим из гипотезы, что площадь заготовки всегда в итоге равна площади полученного изделия. И засел за кульман, ибо чертежником-деталировщиком я был уже на момент поступления в институт, и стал терпеливо, с радиусами, с точностями — правда, без твердостей (твердости по HRC я тогда еще затруднялся проставлять) рисовать комплект оснастки для производства кнопки.

Да-да-да, одежные кнопки! Перед тем как засесть за кульман, я попросил свою одноклассницу, учащуюся тогда на факультете журналистики МГУ и являющуюся внештатным корреспондентом газеты «Собеседник», посветить своей корочкой внештатного корреспондента — и вместе с моим другом Юрой Кормилициным проникнуть в этот кооператив, чтобы якобы взять у них интервью, а на самом деле пошпионить: как они там всё это делают? Юра Кормилицин и Инна Бекрева, спасибо им за это, всё классно отработали: Юра повесил на шею фотоаппарат «Зенит ЕТ» — якобы он фотокорреспондент. Фотографий, правда, потом не получилось, но он глазами фотографировал лучше, чем объективом. Сказал, что да, чуваки работают пещерно, и обойти их на повороте, имея более производительную оснастку — что два пальца об асфальт…

Просидев за кульманом не один день, я в итоге выдал комплект чертежей. По части формообразующей и режущей кромок матриц и пуансонов на тот момент все было выполнено нормально. Единственное, что я тогда совершенно упустил из виду — это то, что матрица и пуансон должны друг относительно друга позиционироваться, причем весьма точно. Я почему-то полагал, что пресс спозиционирует верхнюю подвижную и нижнюю неподвижную части матрицы сам, что он опускает подвижную верхнюю часть с высокой точностью — естественно, это совсем не так. По факту пресс развивает усилие с заданной частотой, а позиционироваться инструмент относительно самого себя должен по направляющим. Учась на втором курсе, я это упустил. Мой друг и партнер Юра взял комплект чертежей и повез их поездом в город Новоград-Волынский — сейчас это Украина, а тогда это был великий и могучий Советский Союз, где его дядя трудился токарем на инструментальном производстве. В результате детали были выполнены на токарном станке — без шлифовки, но с достаточно высокой точностью, после чего были закалены объемно на масло, но опять же без шлифовки. Думаю, что опытный токарь внес свои корректировки в мои достаточно жесткие допуски, потому что я закладывал весьма небольшие зазоры между подвижными частями, и при закалке термические деформации, скорее всего, вышли бы за рамки заложенных конструктором, то есть мной, зазоров. Но поскольку все собиралось и работало, наверное, опытный токарь шестого разряда слегка подкорректировал чертежи второкурсника с точки зрения допусков под реальные возможности производства.

Через неделю Юра вернулся с тяжеленной сумкой, в которой лежала оснастка. Там было шесть пар «матрица-пуансон» — и у меня же на кухне, безо всяких прессов, из металлической крышки для стеклянных банок с домашней консервацией, позиционируя матрицу руками и развивая усилие молотком, мы попытались отштамповать несколько пробных изделий. Изделия отштамповались — неидеально, но при условии, что вместо молотка будет пресс, был шанс повысить качество… Но пока мы решали, где можно найти или изготовить прессы — вопрос, о котором мы не задумывались, пока занимались технологией производства — на рынке появились пластиковые кнопки. Надежность их, конечно, невелика, зато они очень дешевые, хорошо выглядят, и краска с них не облезает, потому что они окрашены в массе…

Вставка. Надежный маркер, позволяющий судить о степени эксплуатации трудящихся в СССР

Еще один макроэкономический вывод, который следовало бы сделать — это то, что в Советском Союзе степень эксплуатации рабочего класса (по дедушке Марксу) была очень высокой. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что кооператив, вручную — подчеркиваю, вручную! — при низкой производительности труда клепающий эти плохонькие одежные кнопки, был рентабельным и мог существовать, работать, развиваться в течение достаточно длительного времени, и сотрудники этого кооператива находились в более выгодном экономическом положении, чем их коллеги, трудящиеся на советских предприятиях. Соответственно, норма эксплуатации (то есть соотношение полного рабочего времени и необходимого рабочего времени) была высокой. Частично высокая степень эксплуатации компенсировалось социальными благами — общими, доступными и бесплатными — но в целом население находилось в весьма стесненных финансовых условиях. Деньги имели огромное значение, а 50—70 рублей разницы в зарплате условно позволяла человеку подняться на следующую ступеньку социальной иерархии общества. Поэтому у меня и моих ровесников было особое уважение к деньгам и сформировалось устойчивое стремление к материальному благополучию. Наверное, в студенческие годы это и было главной мотивирующей силой и, может быть, даже основной идеей жизни. Не познание печалей мира, не поиск себя, что, на мой взгляд, вообще весьма туманная затея, а конкретная цель — заработать.

Помнится, один важный знакомый, в те годы занимавший пост замминистра цветной металлургии, ставил мне на вид: мол, что же вы с товарищами столь меркантильны — кроме денег, ни о чем и говорить не можете? Все очень просто. Мы были голодные. Ну, не в прямом смысле — на еду денег хватало — а вот нищенство советское утомило! Хотелось быть побогаче. Не ужиматься постоянно, не копить месяцами на новые ботинки. Хотелось искренне и сильно. А материальная мотивация — она, как известно, простая, понятная и весьма мощная.

Глава 2. 3. Попытка покорения термопластавтомата. Упрямое стремление к невозможному

Тогда мы предприняли следующую попытку. Я опять засел за кульман и нарисовал уже многопозиционную форму для изготовления пластмассовых кнопок на станках — термопластавтоматах. На втором курсе, после службы в армии, мой друг Юра и я устроились работать во вневедомственную охрану. Сейчас охранников десятки тысяч, раньше их было гораздо меньше. Весь отдел охраны «Ждановский» был, наверное, человек двадцать. Для устройства на работу потребовалось хитростью получить трудовую книжку по месту производственной практики. Иначе деканат мог отказаться одобрить мое трудоустройство. А раз трудовая на руках, а не в деканате, то я волен сам решать, совмещать работу с учебой или нет. Вопрос с отсутствием прописки я решил, взяв напрокат у приятеля паспорт и переставив страничку с пропиской из его паспорта в свой. И с этим неопровержимым доказательством подделки документов бодро пошел в кадровую службу вневедомственной охраны, где бдительный майор милиции преспокойно меня оформил на работу по «сборному» паспорту. А куда еще было устраиваться, если после армии в голове один устав гарнизонной и караульной службы? С такими знаниями только в охрану и возьмут… Тем более что график работы должен был сочетаться с дневным обучением в ВУЗе.

Так вот, на одном из объектов, которые мы по ночам охраняли, стоял примитивный термопластавтомат. Даже не совсем автомат. Просто станок, способный выпускать изделия из расплавленной пластмассы. На это старенькое и простаивающие оборудование мы и рассчитывали…. Находился станок в одном институте на Таганке, в Дровяном переулке. Мы рассчитывали установить на станок свою собственную оснастку и работать ночную смену себе во благо. Но не сложилось. Никто из наших знакомых не взялся изготовить многопозиционную пресс-форму по моим чертежам. Наверное, это даже хорошо, поскольку, не имея опыта работы с пластмассой, мы вряд ли смогли бы настроить станок и выбрать правильные режимы. Больше потратили бы сил, времени и денег. Но дополнительный курс машиностроительного черчения был мной пройден при интуитивном проектировании пресс-формы. Хорошо мало знать! Не понимаешь сложности задачи и с энтузиазмом берешься за воплощение, не мучаясь никакими сомнениями…

Вся эпопея с одежными кнопками закончилась тем, что я получил некоторый опыт проектирования штамповой оснастки. А еще у нас осталась куча каленого железа в виде пресс-форм. Одной из таких матриц моя мама еще долгое время прижимала цыпленка табака при обжарке ― единственное полезное применение. То есть идея, что называется, не взлетела. Тем более что потихонечку протаптывались тропинки, по которым сюда везли все подряд: бижутерию, швейную фурнитуру и много чего еще. Тот тотальный дефицит, который позволял находить сбыт поделкам, выполненным (ужас, ужас!) на прессах, сработанных из водопроводных задвижек, — этот период подходил к концу, и сегменты рынка постепенно заполнялись привезенными из-за границы вещами. Королями одежных кнопок мы так и не стали.

Глава 2. 4. Лунный трактор и вольные землепашцы. Ожидания от техники всегда отличаются от реальности

Следующей нашей затеей стала покупка двух мини-тракторов у одного из матерых конструкторов института НАТИ. Толковый и деятельный инженер главного тракторного института страны сконструировал и собрал для себя два образца техники. Один более всего подходил под классификацию «мотоблок»: с ломающейся рамой, грузовой тележкой, удивительным плугом со множеством регулировок по глубине, наклонам, отвалу. Полностью готовая, красивая конструкция с двигателем от мотороллера ВП-150 и восьмиступенчатой трансмиссией с реверсом. И блестяще выполнена. Я был уверен, что такая классная техника наверняка хорошо работает.

Второй агрегат представлял собой уже классический трактор. Двигатель — половина «Запорожца» (такие использовались на армейских бензогенераторах), потом последовательно стояла коробка передач от «Москвича-412», за ней коробка и главная передача от «Запорожца». Ведущие полуоси были снабжены компенсаторами несоосностей и соединялись с бортовыми редукторами. Проектировал и строил все это высокий профессионал.

Трактор был уменьшенным аналогом «Беларуси». Что-то похожее с хондовским мотором сейчас производит тот же самый Минский тракторный завод. Но где-то в процессе разработки у автора этих конструкций иссяк энтузиазм, или же просто изменились планы, — и он решил свои детища продать. Одно — в полностью готовом состоянии, второе — в виде комплекта агрегатов для дальнейшей сборки. Цена была заявлена привлекательная — четыреста рублей, и мы с Юрой решили эту технику приобрести в целях дальнейшего коммерческого использования.

Мотоблоком мы планировали вспахивать гражданам огороды за деньги, а трактор довести до ума и тогда уже определить его дальнейшее предназначение. Надо сказать, что огороды тогда были практически у всех. И вся страна дружно трудилась на них после основной работы, стремясь обеспечить себя картошкой. Сейчас это сложно представить, но тогда самостоятельное выращивание картошки имело вполне конкретный экономический смысл и составляло значимую часть бюджета семьи. По этой картофельной традиции можно еще раз косвенно оценить, что степень эксплуатации по Марксу в СССР была достаточно высокой. Примитивной лопатой и тяпкой люди зарабатывали «необходимую часть прибавочной стоимости» (то есть свой доход без доли государства), сопоставимую с их почасовым доходом на основном месте работы: рабочим, врачом или инженером. Я уже говорил об этом. Но не лишним будет и повторить. Пусть советский период нашей истории не очерняют, но и не идеализируют. Важно знать правду.

Конец ознакомительного фрагмента.