Музыкальный моноспектакль 'Дневник девушки' на слова Е. Ростопчиной для сопрано в сопровождении фортепиано

Дмитрий Гусев, 2023

Музыкальный моноспектакль 'Дневник девушки' на слова Е. Ростопчиной для сопрано в сопровождении фортепиано – одно из произведений композитора Дмитрия Гусева.

Глава II

Начало записок:

СЕМЕЙСТВО СТОЛБИНЫХ

I.

Мы здесь!.. Я видела хваленую столицу,

Громаду пышную больших, высоких зданий —

Но где же солнца свет?.. Но где ж

лазурь небес?..

Где воздух для груди живительный и теплый?..

Я вижу, есть где жить… но чем и как дышать,

Когда недужное сжимает ощущенье

Все чувства бытия, все существо мое?..

Не смею вымолвить неясного сужденья,

Неполных мыслей; но, сдается мне, здесь жизнь,

Здесь город не по мне… Богатая наружность;

Одушевленья нет!.. Всё чинно, всё блестит

Порядком, стройностью, довольством,

просвещеньем;

Но это вид для глаз: к нему легко

привыкнуть,

Легко соскучиться бессменной пестротой.

Потом?.. Где пища здесь для мысли одинокой,

Воображению где место, где приют?..

II

Княгиня Столбина, — в которой ожидала

Найти я знатную, блистательную даму,

Почтенный образец почтенной старины

В преданьях прошлого столетия, что ж? Она,

Княгиня Столбина, — сердитая старуха,

Надменная, полна тщеславия, капризов…

Ничто моим мечтам не отвечает в ней…

Ни тени барского величия, ни крошки

Блестящей ловкости, познания, ума…

Бранится с поваром, на горничных кричит.

Весь дом пред ней дрожит. В присутствии ее

Спешат ей угождать, но за глаза прислуга,

Нахлебники ее, и даже сами дети,

Всё выражается о ней без уваженья

И без любви… В ней смесь понятий и причуд

Разладных: и горда она неимоверно,

И раболепствует ужасно иногда.

Вне Петербурга — мир ей чужд и незнаком,

И разговоры с ней основаны на толках,

На слухах городских. Как бабушка, она

Сестер моих принять хотела благосклонно,

И их нарядами усердно занялась;

Прическу им к лицу велела подобрать;

Их в положенный час впускает в будуар свой,

В карете посмотреть на город посылает;

Зовет, чтоб показать знакомым и родным,

Их имена, лета всем объявляет чинно.

Но каждый раз зато и каждому особо

Твердит, издалека кивая на меня:

"А это, вот, у нас чужая; князь Василий,

Мой старший сын, женат был на вдове, и дочь

Взял за вдовою в дом; конечно, по рожденью,

Она уж не чета меньшим сестрам; за ней

Ни гроша, ни души; но видите, она

Собою не дурна, воспитана прекрасно,

По милости его, Василия, и с рук

Мы сбыть ее легко надеемся, пристроив…

И где ж, как не у нас, найти ей жениха?.."

Что чувствую тогда… что душу мне теснит…

Что пламенем стыда и гнева жжет чело, —

Я выразить в словах вам не умею!.. Только

Ушла бы я скорей, укрылась, улетела,

Когда бы с крыльями имела волю я!

"Но верно не одна княгиня в этом доме?"

Вы скажете, мой друг: — "У ней есть дочь,

семейство

Моложе и добрей: — им можно, должно быть

Приятней, ласковей с гостями молодыми?

В их обществе, для вас — полудетей, пришельцев

Из мира тесного другой семьи незнатной,

И назидательно, и весело, и ново,

Все без сомнения?" — Ах, Боже!.. нет, не так!..

Другие Столбины?.. Но с ними во сто раз

И хуже, и скучней!..

Княжна Наталья, дочь всевластная княгини,

И полная по ней царица в целом доме,

Была красавицей… Ей нынче тридцать лет!

Блистала при дворе… имела женихов,

Поклонников… теперь и чтут и уважают

В ней имя древнее, — в ней любят светский ум,

А более еще открытый дом княгини, —

Но не влюбляются по-прежнему в нее!..

Не замужем она, как слышно, от того,

Что все посланника ждала, или министра, —

А прочих женихов всех гордо браковала.

И вот, как говорят домашние, лет с пять,

Что уж не сватался никто к княжне упорной…

Все ненавистно ей, — ей все противно,

Все сердит без того сердитую княжну.

Она всегда в хандре, когда не при гостях,

Всегда с домашними и ссорится, и спорит;

С гостями ж, при чужих, приветно сыплет фразы

Присутствующим, — но… отсутствующим горе

За то!.. С завистливой досадою на женщин,

С насмешкой горькою на молодых людей,

С жеманной колкостью на всех она взирает,

И всем старается вредить. Но как искусно

И как хитро!.. Она всегда начнет хвалою, —

Чтобы злословием окончить невзначай!

Смешную сторону во всем она лишь видит, —

Прекрасного — нигде, ни в чем! Она не верит

Ни правде, — ни добру, — особенно ж, ни сердцу

И жизни внутренней его!.. Она смеется

Над всем, что не дано, что недоступно ей,

И отрицанием холодным пепелит

Все, что ни есть в других высокого, святого,

Что душу радует, что возвышает мысль.

В вселенной ей одна знакома только проза, —

Она поэзии не может понимать!..

При ней, — поверите ль? — мне холодно, мне больно;

При ней я чувствую какой-то чудный страх,

Как будто бы при злом, враждебном духе,

При мертвом выходце неведомого мира.

Еще участвуют в семейственной картине

Две девушки, — почти ровесницы мои,

Графини Зуровы, племянницы княгини.

Но Боже мой! хоть жизнь мы равными годами

Считаем, — между нас что общего?.. Оне

Воспитаны в чаду столичных развлечений,

Для света модного назначены зараней,

Лишь светом заняты; и твердо им знаком

Устав его забот, приличий и расчетов.

С моей неловкостью, с моим незнаньем света,

Провинциалкой им кажусь я… я смешна им…

Живые, резвые, пригожие собой,

В нарядах дорогих, в богатых кружевах,

Оне, как знатоки, перебирают, судят,

Как дело важное, уборы модных дам, —

Что было на «такой», что «этой» не к лицу;

Всегда о выездах вчерашних говорят,

Или готовятся к забавам предстоящим…

Мой разговор для них и странен и докучлив,

Когда, что на уме, я вымолвлю подчас:

А в речи их и смех я рада бы вмешаться,

Но не могу… Я здесь не знаю никого,

И не могу судить, и не могу понять,

О чем и про кого толкуют близ меня.

Заботливо рукою или платьем

Храня свечи прерывно-бледный луч…

И вот достигла я жилья пустого…

К скрипевшему, заржавому замку

Ключ подношу рукою боязливой…

Открылась дверь… Высок, широк и мрачен

Одетый шкапами покой… и это в нем

Так чутко, что мой шаг, малейший шорох,

Все отдается с звучностию странной

И страшной в одичалой пустоте.

Все дико, все пугает робкий слух…

Порой, сквозь окна, тусклые от пыли

И от годов, луна мерцает слабо,

Бросая прихотливо свет и тень

На древние статуи, бюсты, вазы,

Которые в порядке, по углам,

В простенках, на высоких пьедесталах

Расставлены, — и, кажется мне, дремлют,

Никем не окликаемые боле,

Забытые у поста часовые…

Слыхала я, что будто бы романы

Воображение и сердце нам

Опасною отравой наполняют,

Мятежным пламенем сжигают их…

Но, Боже мой, — почти в осьмнадцать лет,

Какая девушка умом и сердцем

Романа тайного себе сама

Не создает, — и в скуке жизни праздной

Во сне и наяву не бредит им?..

Глава III

ПОЭЗИЯ В ГОСТИНОЙ

II.

Нет, не ошиблась я, когда в приезда день

Каким-то холодом могильным, неприветно,

Повеял на меня блестящий Петербург,

И я подумала, почувствовала вдруг,

Что здесь не будет мне отрадно новоселье,

Что здесь не обживусь, что с климатом суровым,

Как с заклятым врагом, во веки не освоюсь! —

Теперь, сбываются предчувствия мои:

Под этим северным, бесцветным, сизым небом,

Среди порывов бурь, на стуже, меж туманов,

Не только слабый дух изнемогает мой,

Но и здоровьем я, и жизненною силой

Приметно упадать уж начала; во мне

Бессменно я всегда какое-то страданье

Неясное: не боль в груди моей, а немочь, —

То жар томительный, то хлад невыносимый…

VI

О Боже мой!.. Давно ли так привольно

И смело я вверяла дневнику, —

Наперснику послушному, немому, —

Мечтанья, бред, неопытные песни

И сны свои… Давно ли я гордилась

Сама перед собой искусством новым,

И радовалась мысли:"я поэт!"

Но нынче, — эта радость обманула!..

Теперь… Уже ли так всегда и всё

На жизненном пути меня обманет?..

И то, в чем я отраду полагала,

Лишь горечью мне станет?..

Я вчера,

Сойдя к обеду второпях, забыла

На письменном столе мои стихи.

Их Надя отыскала. С детским смехом

Сбежала с ними в залу и при всех

Поздравила меня с талантом новым_…

Княжна вскочила… злобно засверкал

Грозящий взор… неистовые руки

Схватили, разорвали на куски

Невинные бумаги… (Точно будто

И память, и мечту во мне она

Могла вдруг с ними вместе уничтожить,

И не сумею воссоздать я вновь

Создание свое?!..) Потом упреки,

Угрозы и насмешки на меня

Посыпались убийственным обвалом…

"Девчонка"я,"негодная"притом, —

«И где мне сметь в поэты записаться»?!..

Как я могла забыться до того,

Что я в стихах моих упоминаю

О скуке, в доме их терпимой мною,

И о каких-то грезах, о судьбе

Другой и лучшей, — как я не краснею,

И мало ли чего наговорила

Словутая княжна… Ее кузины,

Особенно Алина, хохотали,

И шепот их лукавый повторял

Презрительно название «Коринны»,

Новейшей Сафо… Стыд и гнев меня

Без языка оставили… Краснея,

Бледная, я стояла между ними,

Как осужденная… Но вдруг княгиня

Вмешалась в разговор, — чтоб строго мне

И грозно запретить писать, читать,

И сочинять стихи. — «Такой позор»

Не вытерпит она, и не дозволит

В своем высококняжеском дому!.."

Тайком теперь, и запершись на ключ,

Я стану заниматься и мечтать…

Глава IV

НОВОЕ ЗНАКОМСТВО. ЕЛЕНА

Третьего дня в гостиной

Был напросто съезд близких и коротких:

И гул их смеха, их бесед живых,

Сквозь пол и стены мельком пробивался

До моего угла, тревожа слух

И ум мой беспокойный. Я скучала

Веселостью чужой, казалось мне,

Дразнили лишь мое уединенье…

Вдруг, требуют в гостиную меня…

Иду, хотя не верится! В смущенье,

Меж незнакомых групп, с боязнью робкой,

Неловко и поспешно прохожу…

Глаза мои не видят, и дыханье

Вдруг замерло от страха и волненья.

И вот Княжна Наталья предо мной,

Схватила руку мне, — и представляет

Меня кому-то…. Слышу женский голос,

И ласковый и свежий, — я взглянуть

Осмелилась, — и вижу чудный взор,

Приветную улыбку…. Mолодая

Прекрасная, блистательная дама

Меня сажает близ себя… твердит,

Что рада наконец меня увидеть,

Что ей давно, давно со мной хотелось

Сойтись и сблизиться, что мы давно

Знакомы…"

Отгадали вы, не так ли,

Елену Меховскую?.. Да, она, —

Воспитанница ваша, та, о ком

Наслышалась от вас я,…про кого

Вы с гордостью сердечной говорили…

Когда она, упомянув о вас,

Свое сказала имя, я едва

Не бросилась на шею к незнакомке,

Так хорошо знакомой; но княжна

Медузин взгляд тотчас в меня вперила

И образумила меня. Елене

По-светски отвечать старалась я

На светские приветы, но намеком

Дать тайное, душевное значенье

Пустым словам… Мы поняли друг друга!

Она взяла с Княгини обещанье,

Что будут к ней пускать меня, что часто

Мы видеться с ней будем….

И во сне

И наяву я бредила Еленой!

Вчера я провела весь день у ней….

Картиною ее домашней жизни

И взор и сердце полны. Как счастливо,

Без глупой спеси, без парадных форм,

У Меховских устроено все в доме,

Чтоб быть, не для того, чтобы казаться!

Богатство там не тяжкое ярмо,

Неволящее их, но радость жизни,

Возможность украшать по произволу —

Размашисто-гостеприимный быт. —

Хозяин добр, хозяйка весела;

Не молод он, — но стариком не смотрит,

И не стесняет важностью брюзгливой

Живые вспышки резвости ее.

Она же откровенна, как дитя,

Доверчива, как счастье молодое.

Взор, голос, речи, стан, движенья, поступь, —

Все дышит беззаботностью в Елене.

Вокруг ее, при ней, и в ней самой

Все светится спокойством лучезарным,

Все говорит о мире благодатном.

У ней малютки-дети: что за прелесть!

Болтают и резвятся на свободе,

И всех смешат, и звонкий говор их,

Как ласточек привольных щебетанье,

Одушевляет ряд веселых комнат.

Я слушала, глядела… и сравнила

Радушный этот дом с жилищем чинным

И знатным нашей княжеской семьи….

С тех пор, как я

Отыскана, обласкана Еленой,

Как будто иначе здесь на меня

Все смотрят, и со мною обращенье

Переменилось к лучшему. Княжна

Сегодня не смеялась надо мной;

Княгиня удостоила спросить,

Не холодно ли мне в комнате моей, —

А Лиза Зурова мне предложила

Романсы новые, меж тем как Наде

Алина вдруг шепнула невзначай,

Перебирая английский кипсек,

Что я похожа профилем и взглядом

На Флору Мак-Ивор… Какая честь!..

II

Не знала до сих пор я, что и север,

И холод, и снега, имеют тоже

Поэзию высокую свою.

Не знала я волшебства зимней ночи,

Ее красот таинственных и бледных,

И полных фантастических картин.

Не знала я живого наслажденья

Скользить легко и быстро, по пути,

Усеянном алмазными зыбями,

Снегов глубоких. «Сани» для меня

Лишь были неиспытанным явленьем,

Когда они мелькали мимо глаз,

Вдоль улицы пустой иль многолюдной;

А в них самой не позволялось мне

По городу беспечно прокатиться.

(Княгиня говорит, что сани должно

Плебеям предоставить!) Но Елена

Другого мненья; с ней сейчас в санях

Объехала я шумный Петербург,

Блистающий несчетными огнями,

И спящие пустынно острова,

Где дачи без жильцов и без огней

Ждут, как сурки недвижные, чтоб жизнь

С движеньем им весна бы возвратила….

Как весело, как чудно, как свободно

Нас увлекал безумно-прыткий бег

Несущихся, как вихорь лошадей!..

В высокой и прозрачной синеве

Ночных небес, плыл медленно и тихо

Полкруглый месяц; звезды-чародейки,

Как блёстки, и сверкали и метались

Вокруг него несметною толпою,

И серебром был облит лучезарным

Весь сонный мир. На кровлях, окаймленных

Опушкой снеговой, и на домах,

Белеющих, как призраки в тумане,

И по дороге, устланной на диво

Коврами снежными, — везде сиял,

Везде бродил волшебно-яркий отблеск,

Причудливо предметы изменяя,

Преображая их своей игрой.

А воздух, просекаемый санями,

Очищенный морозом, он казался

Тверд, как кристал, как облако упруг…

Все ново было мне, — все изумляло

Мои глаза, мое воображенье.

То, шибкою ездой упоена,

Я торопила словом и желаньем

Порыв неукротимых бегунов;

То вдруг пугалась я, и замирало

В груди моей тревожное дыханье

Со смелостью, еще мне непривычной…

И вот я дома, в комнатке знакомой,

Перед ночной лампадою своей,

В своих любимых креслах, как всегда

Порой ночного отдыха… уж время

Предаться сну ленивому, — но мне

Сегодня не до сна: припоминаю

Свершенную прогулку, наслаждаюсь

Минувшим наслажденьем. Мне теперь

И Петербург, и север стали любы.

Они невыразимо приглянулись

Мечте моей, живой и своенравной.

И светлую их сторону узнав,

Я не браню уж их. Сегодня я

С красавицей-зимою помирилась!..

III

Елена мной бесспорно завладела;

Почти всегда я вечером у ней,

И с ней делю досужные часы,

Которые она от шума света

Спасает для домашней тишины.

Доверием Елены я вполне

Теперь владею. Даже мне она

Дала читать всю переписку с братом,

Любимым ею страстно… Этот брат

Военный, нездоров, живет далеко,

Не терпит света… Скука и тоска

Томят его… Разочарован он,

Он смолоду служил, живал в столице,

И выезжал, и светский шум любил,

Но изменился вдруг, — и навсегда

Любовною несчастлив неудачей,

Обманут, он оставил модный свет,

И проклял все, чем жизнь его манила,

Чем завлекла… Одной сестрой теперь

Он дорожит в своем уединеньи.

От женщин он бежит, их ненавидит…

Он отжил для любви и для надежды,

Он в тридцать лет состарился душой…

Конец ознакомительного фрагмента.