Я из Зоны. Небо без нас

Дмитрий Григоренко, 2017

Кузьма, молодой солдат, по приказу начальства направляется в Зону. После столкновения с бандитами он становится их «отмычкой» и начинается игра на выживание. Только уверенность в своих силах, изучение аномалий и мутантов Зоны и повышение уровня боевых навыков помогают ему вернуться живым. Живым – но совершенно другим человеком.

Часть вторая

Схрон

1

Я так бы и просидел до самой ночи. Ноги после пробежки тряслись, сердце продолжало стучать с бешеной скоростью. Красные глаза туши наполовину прикрылись толстыми веками, казалось, она хитро подсматривает. Стоит дернуться, и эта тварь пробьет мне горло копытом. Посидеть мне не дали. Раздалось щелканье кремня зажигалки, и появился тусклый свет.

— Ты живой, Кузьма? — раздался голос Трофимыча.

После грохота автоматной очереди слышалось плохо. Я повернулся, оценил помещение, которое нас спасло. Посередине стоял стол, с отломанной ножкой. Подставленный кем-то ящик служил плохой заменой, и стол слегка накренился. На нем кроме лампы, которая и давала возможность осмотреть помещение, стояла пустая банка из-под тушенки. Справа от стола находилась раскладушка на деревянных подпорках, она не доставала до стены сантиметров тридцать. Два табурета, на удивление не сломанные, а вполне пригодные для сидения. Бетонные стены, окрашенные в белый цвет, казались глянцевыми на вид. Помещение уходило в темноту, на конце его голубел туман. «Разрядка»? Пробивает пол, и, получается, находится сверху и снизу? Интересно…

— Да, — просипел я.

Горло пересохло и болело, точно по нему провели наждаком.

— Боец! Доложить обстановку! — рявкнул Трофимыч.

Он уже успел положить автомат на стол, пройтись дальше, туда где тьма скрывала помещение. Теперь, постучал по раскладушке, проверяя ее целостность, сел на табурет.

— Мы в схроне, — доложил я.

— Ну, нет. Давай так. Ты излагаешь последние события, а я говорю причину, зачем мне все это слушать, — предложил Трофимыч, — и одновременно, предлагаю накрыть на стол.

— Так точно, — ответил, поднимаясь с пола. Стараясь находиться подальше от входа. Ну их, тут мутанты странные, аномалии странные, и даже люди странные. Вот оживет сейчас тварь, а сталкер невинно скажет: ты, что, не знал? У «псевдотуши» две жизни. Или еще какую-либо ерунду в похожем репертуаре.

Приложился я буйной головой о перевернутую железную тачку. Ее опрокинули на бок, колесами к двери, тем самым перегородили проход и сделали хорошую точку для стрельбы. У кого-то голова служит не только головной убор носить, а еще и думать.

Вот только моя теперь болит! Я потрогал, да, будет шишка не маленькая. И льда нет, чтобы приложить. Пальцы стали липкие, будто влез ими в мед.

— Сначала мы преодолели поле от блокпоста до колхоза, потом… — начал я рассказывать путь нашей боевой славы.

— Зачем? Кузьма, всегда задавай вопрос — зачем? Зачем мы шли? Зачем тебя попросили сбегать за пивом? Обещают присмотреть за твоими же вещами. Зачем попросили закурить? Особенно в темной подворотне, — громко поучал сталкер, — зачем тебя мама в семь лет послала купить хлеба? Может она просто проверяет, насколько ты самостоятельный? Да, Кузьма?

— Так точно, — ответил я автоматически.

Клянусь, Трофимыч от радости чуть не прыгал. Он быстро смахнул со стола бычки и обрывки бумажек, которые использовались для самокруток. Снял рюкзак, достал пакет с нарезанными бутербродами, пачки быстрорастворимой лапши и бутылку с водкой. Видимо, убийство тех мутантов, особенно игра на нервах, доставляло ему удовольствие. Псих он и точка.

Меня манила еда на столе. Вот к ней я и шагнул, не посмотрев на пол. Под ногами чавкнуло.

Да и тут грязь!

— Ты чего, молодой?

Трофимыч прекратил суетиться и повернулся ко мне.

Я приблизился к столу и протянул руки к лампе. В подвальном помещении при скудном освещении кровь на ладонях казалась черной, как деготь.

— Сел на табурет, — приказал Трофимыч.

Я так и сделал. Он поднял лампу и осмотрел меня.

— Так, вроде все нормально. Сознание не терял? В голове сильно гудит? — спросил он меня, как положено проводить опрос при сотрясении мозга.

— Нет, не терял. Ярко стало, когда ударился. Сейчас не болит, — соврал я.

— А если так? — уточнил сталкер и нажал на края раны.

— Да чтобы! — вскрикнул я.

— Тихо, тихо! — сказал Трофимыч. — Разрез не большой, чуть выше лба.

— Шить? — спросил я.

— Есть чем? — удивился сталкер.

— Нет, — честно сказал я.

— Тогда живи долго и счастливо.

— Так точно, — ответил я.

— Давай на стол выкладывай, что там в Зону тащишь, — распорядился Трофимыч.

Я неторопливо снял военно-полевую сумку. Слабость во всем теле, скованность. Надоело все, и этот поход, и эти условия. Ну чего мне не сиделось в части? Кормят, спать дают в теплой постели. Лафа! Нет же, понесло идиота. Азарт!

— Дай, я сам, а то, как от мутанта драпать — гепард, а как делом заниматься, как черепаха возишься, — недовольно сказал Трофимыч и воплотил угрозу в жизнь, — ты давай, рассказывай, рассказывай.

Эх. Начмеда пытался заболтать, не получилось, тут попытался отмолчаться — не дали. Изверги. Как сговорились и специально меня проверяют.

— Одно из зданий колхоза имеет схрон, который позволяет спрятаться от Всплеска или мутантов. В схроне мы должны перекусить и, отдохнув, двинуться дальше. Конечная цель — бар, где я могу купить артефакт или просто провести сутки, не подвергая себя опасности.

Вспомнил слова Трофимыча, про постоянную опасность в Зоне.

— Уточняю, не подвергая себя чрезмерной опасности. Потом вернуться назад, к блокпосту…

— Как ты вернешься без меня? — спросил Трофимыч.

Он вывалил содержимое сумки с красным крестом, разорвал пакет со стерильной ватой, отложил в сторону белый лейкопластырь.

— Упал бы на хвост другому сталкеру или договорился с Барменом. Еду ему же как-то доставляют, — сказал я.

— Хорошо. Думаешь, в баре военному рады? И по лицу тебе не надают? — спросил он с издевкой в голосе.

Я уже не мог терпеть. Пить хотелось неимоверно. Наждачная бумага уже стерлась о мое горло. Я взял бутылку Трофимыча и, отвинтив крышку, сделал глубокий глоток. Огонь скатился по пищеводу, достиг желудка и там взорвался напалмом. Дыхание перехватило, и сердце остановилось.

Я затрясся в приступе кашля.

Трофимыч бережно забрал бутылку, похлопал по спине:

— Ну, ты силен. Поверь мне на слово, спирт пить, не запивая и не закусывая, это уровень прапорщика. Вру, старшего прапорщика!

Запить, вот что я понял из длинной фразы сталкера. Залез в сумку, отыскал на дне воду, и припал, как к роднику. Спасибо начмеду, собрал в дорогу!

Сталкер сжал края раны, оторвал кусок лейкопластыря и, не беспокоясь о моих ощущениях, приклеил липкую ленту.

— Мелкие разрезы всегда так лечим. Зачем шкуру дырявить иглой, если само заживет за день-другой. Возьмется корочкой, потом счешешь ее, и останется рубец, которым девушек будешь привлекать, — рассказывал сталкер.

— Трофимыч, скажи мне правду, а зачем?

Видимо, от спиртного я ощутил желание поговорить. Да и совместная пробежка от мутантов нас сблизила.

— Зачем девушек привлекать? Я в твоем возрасте уже знал, что, и главное, как делать… Все, получи и распишись, — сказал Трофимыч.

Он повертел мою голову, остался доволен работой.

— Нет, зачем ты меня ведешь в Зону? Только потому, что просили? — уточнил я.

— Ну да, молодой, не трусь. Попросили, я и согласился. Заметь — не сразу. Скидку мне сделали за проход. Знал бы, оставил тебя пить чай на кухне блокпоста, — сказал Трофимыч.

Есть хотелось, аж судорогой сводило живот. Спирт смешался с водой в моем желудке, и теперь по телу растекалось тепло. Именно в этот момент, впервые почувствовал за себя гордость. Да, тяжело по Зоне ходить, да, чуть не погибли, но я смог! Представляю, если рассказать, что завалили стаю тушек, одна из которых огромная, успели взобраться на вышку, почти коснуться крыши Зоны, и теперь прячемся в ее подвале — не поверят. Скажут: Кузьма мало того, что трус, так еще и сказочник.

Я вдруг понял, мне нравится делать вещи, от которых у других отвисает нижняя челюсть в изумлении.

Взял вату, смочил спиртом из баклажки и начал тщательно вытирать ладони от грязи и крови.

Как и предполагал, Трофимыч недовольно засопел. Ну, да, так бездарно тратить живительную влагу он считал расточительством. Это хорошо.

— Трофимыч, вот скажи, только честно, я что, плохо сегодня поход перенес? — спросил я.

Все же правду говорят, стопка делает из человека гордого петуха.

Трофимыч уже вскрывал ножом банку тушенки. Яркая наклейка с коровкой заманчиво предрекала вкусный шмат мяса вперемешку с жиром и сухожилиями. Последних, как всегда, намного больше мяса.

Трофимыч медлил с ответом. Засомневался, выбирает слова.

— Знаешь, ты, когда действуешь — то Кузьма, а вот когда начинаешь тормозить с принятием решения, — то, извини, солдатик, — наконец-то ответил он. Помолчал минуту, добавил: — без обид. Ты спросил, я ответил.

Теперь я взял паузу. Обидно такое слышать от человека, которого спас. Хотя, если бы сделал все верно, то и спасать не пришлось. Сложный выбор, как ответить. Послать?

— Ну, тогда за взаимную правду. Спорить не буду, так что, — я привстал с табурета и протянул руку.

Трофимыч отложил в сторону нож, вытер ладонь о бушлат и пожал. Крепко так пожал, будто мы заключили договор.

Под ногами грязь, в глубине мерцает аномалия. Я достал маленький складной ножик и начал есть, периодически запивая водой из бутылки. Все же, горд за себя. Я продолжал уминать тушенку, а огонь в лампе пожирал керосин и, по-моему, мы оба счастливы.

2

Трофимыч дернул еще порцию. Любит это дело? Во время учебы нас водили в музей уродцев. Страшное место, где жалко рожденных детей с патологиями, не совместимыми с жизнью. Вот их и консервировали в банки-колбы и заливали тремя-четырьмя литрами спирта. Думаю, сталкер от такой растраты огненной жидкости долго бы возмущался.

В качестве стакана он использовал маленькую рюмочку. Железная, с накарябанным чем-то острым изображением противогаза. Возможно, автор хотел показать лицо сталкера с одним из обязательных атрибутов. Противогаз, или как называли его мы — «презерватив», служил наказанием для солдата. Нет, я не про всякие извращения, а про самое простое ношение.

Выдавали его в холщовой сумке, на которую обязан прилепить дощечку с фамилией, и носишь ты эту сумку с собой. Она хоть и маленькая, но раздражает дико. Потерять нельзя, оставить нельзя, а использовать нам, не ходящим в Зону, случаев не представлялось.

Только при проверке, под крики старшины, надо успеть натянуть за несколько секунд презерватив на голову.

Я сидел спиной ко входу. Смотреть на морду «туши» отказывался, боясь, что вырвет.

— Трофимыч, — решил спросить я, — а в Зоне часто презерватив используют?

Сталкер замер в удивлении, даже не донес до рта кусок мяса:

— Кузьма, тебя нагло обманули, в Зоне нет проституток.

— Нет, на рюмке нацарапан противогаз. У нас его по-другому называют, — пояснил я.

— А! В мое время «хоботом» звали.

Трофимыч повертел рюмкой, свет от керосиновой лампы весело заиграл на боку.

— Это мне нацарапал друг. Хороший друг, который оступился и сделал ошибку. Я остановить его не успел, в тот момент далеко находился, — произнес Трофимыч с грустью в голосе.

Получается, он рюмку носит, как зарубку о прошлом. Интересно, а что за друг? Спрашивать я не стал, зачем человеку душу бередить. Захочет, сам расскажет. Однако Трофимыч продолжил разговор о противогазах.

— «Хобот» штука нужная. Правда, применять ее редко приходится. Я про себя говорю. Глубоко, к АЭС я не хожу, различные загрязненные районы стараюсь обходить стороной. Хотя, однажды историю слышал. Направились трое сталкеров на Болота артефакты искать…

— Так они же закрыты? — спросил я. После еды хотелось спать. Хотелось уронить голову на стол и отключиться. Хотя, раскладушка-то стоит за спиной Трофимыча.

— Хе. Теперь, они закрыты на две трети. В Зоне многое меняется, был момент, когда после сильного Всплеска Топи стали открытыми. В курсе?

— Нет, — сказал я, — Трофимыч, а раскладушка меня выдержит?

Он намек понял.

— Ложись, спи. Я тебя подниму, в караул по схрону заступишь. А пока байку слушай, — серьезно сказал он и продолжил: — Так после очередного Всплеска опять все поменялось, точно Зона умылась. Это не помешало троим отправиться в поход за журавлем в небе…

Я снял бушлат, аккуратно сложил его на табурет. Сумку поставил сверху. Раскладушка жалостно скрипнула подо мной, хотя садился очень аккуратно. Лег, натянул рваное одеяло. Холод от стены бодрил. Понятно, почему раскладушка стоит ближе к столу, а не упирается в стену. Все как у нас в казарме. От этой простой мысли мне стало веселее. Профилактика заболеваний. Так прислонишься к стене во сне, заболеешь, и как Баранову, потом придется получать уколы в попу.

Трофимыч теперь оказался спиной ко мне. Он неторопливо доедал банку тушенки и прищурено поглядывал на периодические вспышки «разрядки». Та рада стараться, щелкала чаще и чаще. На погоду, что ли?

Я посмотрел в сторону двери. Морда скалилась. Мерзко, и закрыть никак. Сверкнула молния. Подул свежий ветер. Начался дождь. Вот и странности Зоны, за день отмахали аж километра два. Становится ясно, почему при таком небольшом размере тяжело и долго ходить по отчужденной территории.

Прежде чем заснуть, я, каким-то чудом, успел услышать окончание рассказа Трофимыча, и даже начало новой истории.

— Так вот, из них, у одного «хобот» на плече болтался. И самое интересное, попали они в зараженный участок на болоте. Пузыри на поверхность поднимались и лопались, вонь стояла ужасная.

— И тот, с противогазом, остался жив, остальные погибли? — спросил я тихим голосом. Банальная страшилка, похожими нас пугали «деды» в части.

— Нет, выжил другой, который сообразил и забрал «хобот», — сказал Трофимыч и налил еще себе.

— Это как же он забрал? — я аж приподнялся на раскладушке.

Трофимыч согнул пальцы, показав пистолет:

— Бац-бац.

Весело тут у них. Трофимыч поднял банку от тушенки.

— Помню, нас, солдатиков, на складе с тушенкой оставляли. Людей много служило, на всех открыть, отереть от солидола времени и сил уходило немало. Так вот, кушать хотелось, как тебе сейчас. Понятное дело, мы ее ели.

Сталкер поставил банку на стол.

— Обыскивали нас. Ну, на выходе понятно, чтобы не своровали. А вот что главное, на входе тоже. Знаешь, в чем заковырка?

— Нее, — промычал я, погружаясь в пучину сна.

— Смотрели внимательно, есть ли с собою хлеб. Проверено лично, только тушенку, больше двух банок в себя не впихнешь. Жирная она…

Я провалился в сон.

Почти сразу же открыл глаза. Керосиновая лампа шипела и мигала. Банка забита доверху бычками от сигарет. В темноте проступали контуры мебели. Лампа вдохнула воздух, и огонь осветил табурет. Обычный, солдатский, с окрашенными до половины в серый цвет ножками.

Сон. Даже когда вырубаюсь, не дает мне Зона отдохнуть. Конечно, чаще всего сон — это проекция из жизни. Мозг ищет выход из лабиринта проблем, ищет решение задачи. Читал, что мозг не в состоянии придумывать новые лица, новых людей, а для создания сна выдергивает из глубин памяти встретившихся на жизненном пути. Даже если мельком, давно, проезжая мимо на автобусе увидел человека, то он может присниться. Парадокс.

Я решил перевернуться на другой бок, сменив эту безрадостную картину. Всегда помогало. Сон липкий, я вдыхал гарь от керосина, воздуха не хватало. Во сне закрыл глаза, перевернулся. Раздался скрип отодвигаемой табуретки. Открыл глаза. Морда «туши» находилась перед лицом. Красные глазки бурили во мне дырки, и я проснулся.

Трофимыч сидел за столом в той же позе. Прибавилось окурков. Я вдохнул поглубже, странно, воздух чистый, не прокуренный. Сердце стучало, пытаясь выбраться из решеток ребер. Туша находилась на месте.

Приснилась же полная чушь!

— Встал? Или еще будешь спать? — спросил сталкер, не поворачиваясь.

Я промолчал, пытаясь понять, чего именно хочу.

— Тебя в группировку «Сон» надо записать, — продолжил Трофимыч. Затянулся. Огонек на кончике сигареты затрещал с такой силой, что я смог услышать этот процесс.

— Почему сон? — спросил я. В горле першило, голову будто набили мягкой ватой.

— Спишь много, вот чего, — ответил сталкер.

Попытался, встал, раскладушка зашаталась. Я протянул руку и схватил Трофимыча за плечо, стараясь удержаться. Сталкер положил сверху свою руку, и татуировка оскалила пасть. Выглядело это страшно, набитый пес норовил укусить.

Я дернулся и проснулся окончательно.

Время тянулось медленно.

— Ну, навалились! — скомандовал Трофимыч.

Я напрягся, упираясь ногами в скользкий пол. Повышенная влажность или от дождя? Раскладушка завалилась на бок, и я рухнул, на удивление Трофимыча. Охарактеризовал падение он фразой:

— Солдатику больше не наливать.

Намекал на отпитый спирт с баклажки.

— Мутанта не трогай! — строго сказал Трофимыч.

Я старался его не задевать. Мышцы болели от напряжения, а чертова дверь не хотела открываться.

— Уперлись! — выдохнул он, и мы вместе попытались приподнять створку. На чуток она приподнялась, на самый миллиметр и вернулась на место.

— Перерыв, — выдохнул сталкер.

Я прислонился спиной к белой стене. Вспыхнула «разрядка» и морда «псевдотуши», расположенная и так очень близко передо мною, приобрела ужасающий вид.

Нет, я видел мертвых свиней. И головы их, когда проходишь по рынку, нанизаны для привлечения внимания покупателей. Эх, я больше люблю плов из баранины, и сейчас бы не отказался от домашней колбаски. Или просто мелко порезать кусочки сочного, темно-красного мяса, обвалять в приправах и обжарить несколько минут на сковородке. Уплел бы за милую душу.

Я отошел к столу, взял бутылку с водой и отпил короткими глотками. Экономлю.

Трофимыч же рылся вокруг.

— Понял, почему мне она не нравится, — сказал я и плюхнулся на табурет.

— Ну да, не дает открыть двери, преследует, пытается убить и схарчить… — перечислял Трофимыч, — так что поводов много. Правда, зная тебя, Кузьма, уверен — ты имеешь свою вескую причину.

Сталкер взял деревяшку, покрутил ее, повертел. Мы пытались приподнять створку двери и просунуть туда палку, создать тем самым рычаг. Трофимыч отбросил ее в сторону и пояснил:

— Трухлявая. Как та, первая, что разлетелась. Надо железяку.

Я кивнул. Надо выбираться и идти дальше. Хотя, я уже начал подумывать, не вернуться ли мне назад. Ночь провел? Провел. Приключений на пятую точку нашел и даже успешно их пережил.

— Автомат, — предложил я, шкрябая лейкопластырь.

— Голову подложи, — недовольно проворчал сталкер и посмотрел на меня, — рану не трогай, пусть заживает.

— Пусть, — согласился я и продолжил разговор: — Мне морда мутанта не нравится по простой причине. Она, словно взяли кожу с лица и натянули на свинью, и вот мутант, вроде зверь, а чем-то напоминает человека.

Трофимыч перестал рассматривать раскладушку.

— Знаешь, Кузьма, слухи ходят, мутанты-то не просто так появились. Радиация там, гибернация, еще долгие годы должна влиять, прежде чем появилось бы такое. — Он махнул в сторону двери.

Я промолчал, ожидая, что сталкер продолжит, и не ошибся. Заметил, после пробежки, он стал больше со мной общаться. Как он говорит: ищи причину? Почему? Наверное, тропа мутантов к болтовне не располагала. Или старается поддержать меня. Все же закрытое помещение, с одной стороны аномалия, с другой мутант. С одной стороны, неподвижная аномалия, с другой — мертвый мутант. С одной стороны, аномалия, которая мешает поискать лом, с другой стороны — шесть центнеров, которые мешают выйти на свободу.

— Слухи ходят, лаборатории есть. Наследие советской эпохи и гонки вооружений. «За ценой не постоим!» и это во всем выражалось. Правильно, победителей не судят, но… — Трофимыч подошел к «разрядке» и начал всматриваться.

— Но мы проиграли? — закончил я.

Трофимыч многозначительно промолчал. Я взял из пакета бутерброд. Крайний. Неровно разломал белый хлеб, разделив по кусочку колбасы. Третий кусочек повертел и положил Трофимычу. Он подсел, хмыкнул и поменялся бутербродами:

— Ешь, тебе еще расти.

— Куда ж еще? И так почти метр девяносто, — сказал я. Бутерброд казался верхом кулинарного искусства. Эх, в следующий раз возьму батон и две палки, нарежу… В следующий раз, в медицинском пункте, поправил я сам себя.

— Вширь расти. Жердь худющая.

Трофимыч откусывал меленькими кусочками и тщательно пережевывал. Открыл бутылку и налил в стакан.

Пока я мучился от кошмаров, спирта в баклажке существенно уменьшилось. Интересно, что ж ему снится, если он не хочет ложиться спать?

Трофимыч оценивающе посмотрел на меня и добавил:

— Не, расти вверх. Не знаю, как сейчас, в мое время рядовому выше сто девяноста, положена двойная пайка. Рост измеряют в медчасти, так что у тебя проблем не возникнет. Скажешь начмеду, он штамп и роспись поставит.

— Угу, — промычал я, заглатывая последний кусок колбасы, — что, правда?

— Ну, ты, Кузьма… Сам же служишь в пункте, а не знаешь прописных истин, — сказал Трофимыч.

Я не успел объяснить, что этим еще не занимался. Сталкер бросил бутерброд на стол, схватил лежащий рядом автомат.

— Туши лампу, — скомандовал он, перемещаясь к перевернутой вагонетке.

Я ткнул выключатель, обжегся о горячий металл. Свет неторопливо погас. За спиной вспыхнула, зашипела аномалия и через минуту погасла.

Нас окружила темнота.

3

«Туша» зашевелилась. Дернулась уродливая голова. Послышался странный звук, похожий на всхлипывание. Я опустился на корточки. Да и створки теперь перестали казаться надежной защитой. Трофимыч же присел на колено и направил ствол в сторону двери. Черт. Я ж еще и прикалывался, что у «туши» две жизни.

Глаза привыкали к темноте, постепенно я начал различать контуры створок. Небольшой кусочек свободы, окошко, виднелось тусклым пятном. В Зоне наступило утро, и скудные солнечные лучи едва освещали нутро помещения колхоза.

Пробежали несколько минут, и в окно сунулась морда зверя. Собака! Я плохо различал очертания, но понимал, в плане красоты они не далеко ушли от туши. Собака засунула нос и медленно стала водить им. Казалось, она вдыхает каждую молекулу и анализирует ее, составляя четкую картину — что же там скрывается в темноте.

Трофимыч не стрелял. Вспыхнула аномалия, и собака залаяла. Хрипло, с надрывом. Ринулась вперед, пытаясь протиснуться внутрь, однако размер окошка не позволял влезть полностью. Только голова протиснулась, потеснив в сторону морду «туши».

— «Незрячий пес», — громко сказал Трофимыч, пытаясь перекричать собаку. Он встал и, не опуская оружия, приблизился к двери. Пес начал сходить с ума. Его лай подхватили, и теперь гвалт звучал везде.

— Тихо! — крикнул на пса сталкер.

Тот не собирался прекращать. В оконце появилась следующая морда, но втиснуться уже не получалось.

Залепленные будто пластилином глаза контрастировали с потухшими гляделками «туши».

— Включай свет, — распорядился сталкер.

Я при скудном освещении нашарил лампу, долго тыкал по столу в поисках зажигалки Трофимыча. Опрокинул импровизированную пепельницу, чуть не завалил баклажку. Наконец-то разыскал. Щелкнул, огонек появился, спрашивая, чем помочь, хозяин? Я распалил лампу под непрекращающийся лай псов. Трофимыч внимательно осмотрел окошко. Потом резко поднял автомат и прикладом заехал по пасти пса. Раздался жалобный визг, и морда исчезла.

— Не пролезет, — резюмировал сталкер.

Он вернулся за стол, потирая лоб.

— Не пролезет, зато лаем заколеблет, — продолжил он.

— Их там много? — спросил я и показал пальцем вверх.

— Не считал, — ответил сталкер, — н-да, ситуация становится непонятной.

— Почему?

Я тоже сел на табурет и стал собирать выпавшие бычки назад в банку.

Трофимыч же закурил сигарету и ответил:

— Есть шанс, что они «тушу» объедят и она станет легче. Значит, мы сможем приподнять створку, просунуть рычаг и попытаться ее открыть. Вот когда наступит этот счастливый момент, сказать не готов. Правда, стая этих шавок отпугивает потенциальную помощь. Вряд ли одинокий сталкер рискнет их расстрелять. Патронов пожалеет, да и лезть на рожон не в правилах местных обитателей.

В подтверждение его слов, пес засунул голову и залаял, брызгая слюной.

— Они сильно опасные? — спросил я и тут же уточнил: — слышал, стая таких псов способна загрызть человека.

— Да. Раньше как-то было легче. Вроде внешне псы такие же, как и пять лет назад, а повадки изменились. Хитрее стали, злее. Это обратный процесс, мы учимся эффективно их убивать, они впитывают при рождении, как лучше нам горло перегрызать. Я, впервые попав в Зону, со страху выпустил в них весь боезапас. Повезло, что не сам топал, а напарник был с ружьем. Вот картечью их замечательно порвало.

— У нас солдатика загрызли. Лицо все порванное, смогли опознать по униформе и крестику, — сказал я.

— Бывает. Эх, раньше их с ножа резали. Теперь же в большие стаи собираются, как не кобели, а как суки.

С каждым предложением Трофимычу приходилось повышать голос. Лай не умолкал ни на секунду.

— Заколебали, — громко крикнул сталкер. Положил автомат на стол и махнул в сторону двери:

— Пойди по зубам настучи. На время заставит замолчать.

Трофимыч затянулся и впечатал окурок сверху, точно ставя печать. Тонкая струйка дыма быстро развеялась, оставляя запах табака. Я продолжал сидеть. Нет, во дворе понятное дело приходилось дворняжке зарядить под зад, чтобы не мешала, или, взяв кирпич, отогнать большую собаку.

— Ну? — спросил Трофимыч и пододвинул автомат поближе ко мне.

— Стремно, — признался я, — зубы у них здоровые.

— Страшно? — уточнил сталкер.

— Угу.

— Так поэтому и говорю тебе — пойди и ударь. От зубов уворачивайся, а лучше вообще не давай возможности укусить. Мне это не проблемно сделать, тебе же — опыт. Понимаешь?

Это «правда» и «понимаешь» уже приелось хуже овсянки в столовой. Понимаю. Я взял за цевье автомат, и под лай псов направился бить по зубам. Вспомнилась история. Я подрабатывал на «Скорой помощи», санитаром. Закончил первый курс училища и устроился на лето. Вот возле станции крутилась свора собак. Нас, взрослых, они не задевали, старались обходить стороной. Три-четыре, вечно грязные, собаки любили пугать школьников. Я в тот день спешил на дежурство, и увидел, как девочка лет двенадцати закрывает собой малыша. Собаки стали перед ними и рычат. Дети назад пятятся, собаки рычат. Они вперед, уговаривая, пропусти хорошая собачка. Не помогает — рычат.

Забаву отыскали, детей пугать. Я встал между собаками и детьми.

— Лучше ходить другой дорогой, — посоветовал малышне.

Девочка серьезно взяла малыша за руку и повела в школу. Собаки зарычали, я цыкнул на них, и они замолкли.

Малыш же обернулся и сказал:

— Спасибо.

Почему-то эта история сейчас вызвала еще больше гнева. Собака? Так ты должна служить людям, не пытаясь отхватить кусок бедра. Лучший друг называется.

Слабость в конечностях исчезала. Я старался не смотреть на пса, хотя это крайне тяжело. Пасть с желтыми зубами, будто их натерли краской, и с черным языком, не вызывала желание подходить.

Я остановился в шаге. Слюни долетали до меня, падая на штаны и куртку.

— По зубам бей! Не позволяй открывать на себя пасть, — раздался совет от бывалого сталкера.

Легко сказать, да трудно сделать. Вскинул автомат, повторяя движение Трофимыча, я с подскоком нанес удар по морде прикладом. Пес без глаз сумел среагировать и резко дернул уродливой головой вверх. Приклад прошелся по подбородку, слюни щедро оросили меня, точно сунулся под водосточную трубу во время дождя. Размышлять, откуда столько слюней у пса, я не стал, а отпрыгнул назад. Вовремя. «Слепой пес» попытался клацнуть меня по руке. Не успел!

Пес, не сумев меня укусить, спрятал голову и суетливо пролаял. Клянусь, он жаловался своим братьям на меня. И они начали неистово возмущаться. Пес исчез из моего поля зрения. Я присел и на карачках, подняв перед собой автомат, подполз к окошку. Руки начали трястись, как у неврастеника. Внезапно я понял, в схроне жарко. Видимо вентиляция нарушилась. Вот еще, почему окошко оставили открытым. Свободный воздух гулял, выдувая влагу. Теперь же размер окна уменьшился.

Перед моим лицом болталась «туша». «Слепые псы» продолжали рвать мутанта на обед. Однако в окошке я их не наблюдал.

Ворота лежали на земле. Покатый склон служил для мягкого скатывания вагонеток. Рельсы, уложенные под ногами, мешали нормально подкрадываться.

Такое ощущение, что теперь пес выслеживает меня. Затаился. Чем же ты видишь, без глаз-то? Запах чуешь? Наверное, но метит он уж слишком точно. Сканирует пространство перед собой?

Всхлип. Как в самом начале. Я, несмотря на какофонию, засек. Черт! Похоже на бульдожий всхлип, когда он слюни пытается подобрать. Вот что слышал вначале! Так пес, получается, встал с другой стороны. Теперь дождусь, когда он просунет голову…

Пес появился, как в фильмах. Вот один кадр, а в следующем уже вонючая пасть клацает передо мною. Хорошо, что я замер на корточках, он не смог меня достать.

Блин, а если у них слюна ядовитая. В смысле, они бешеные и теперь произойдет ослюнявливание. Такое бывает. Не обязательно бешеная тварь должна укусить. Иногда хватает простого попадания слюны на поврежденную кожу.

Нет. В бешенстве один хороший момент: не существует стаи или группы из зараженных животных. Они стараются загрызть все, что встречают на своем пути. У нас в части появилось зараженное животное — местная дворняжка. Ее вычислили очень просто. Дневальный вышел утром покормить ее и щенят, а они мертвы. Загрызла их сука-мамаша. Ее пристрелили, и труп отдали на экспертизу. И хоть дневальный не контактировал с ней, уколы получил. На всякий случай.

Вот Мать-природа показательно устроила: свое же потомство убить способна только бешеная тварь.

Я, как утка, перекатываясь, отполз назад.

Трофимыч ничего не говорил, но оборачиваться стыдно. Обернись и окажусь предателем. Возможно, я просто накручивал себя и это помогло. Пес, просунув пасть, рычал. Видимо, у мутантов понижен уровень самосохранения, прям как у меня.

Я вскочил и смачно залепил прикладом по пасти. Аж хрустнули кости пса. Он, скуля, отпрянул. Появилась еще одна морда. Энергия бурлила во мне, злость рвалась наружу. На! И снова попал! Не так хорошо, как по первой жертве. Однако этого хватило.

— Давай еще, тварь! — рыкнул я.

— Подожди, пока их не пугай, — сказал Трофимыч.

Я вздрогнул, прозевал момент, когда он приблизился. В пылу боя забыл смотреть по сторонам. Тот же Баранов рассказывал, как убил штук двадцать собак с одной обоймы.

И хотя со стороны это выглядело смешно, я радовался победе. Своей победе над собой.

Трофимыч же достал из кармана старый мобильный, поклацал на нем кнопки.

— Не хотел светить нас, все же блокпост рядом. Теперь придется. КПК, вещь незаменимая и полезная, особенно когда в выключенном состоянии, — пояснил действия сталкер.

Теперь понятно, почему он такой спокойный. Дверь завалена, еды уже нет, а Трофимыч как у себя на даче, под яблонькой отдыхает.

— Мы позовем на помощь? — уточнил я на всякий случай.

— Угу. В помещении связь плохая, да и «разрядка» рядом помехи создает. Так что план таков: ты стреляешь псу в голову, и пока у них заминка, я высовываю КПК и отправляю сообщение. Помощи, конечно, сильно просить не буду, а то потом не расплатимся. Да и твои могут засечь. Прийти вряд ли, только повод над нами посмеяться у них появится…

Сталкер начал набирать сообщение, смешно шевеля губами.

— Эээ, а патроны? — спросил я, удивленно почесав лоб.

— Так с трех-четырех уложил тварь, — сказал сталкер и локтем ударил копыто. То закачалось еще сильнее. — Кузьма, посчитай, сколько патронов осталось.

Я повертел автомат и левой рукой обхватил магазин. Теперь нажал на рычаг и с металлическим звуком отстегнул его. Он приятно холодил кожу, но патрон не светил желтым бочком. Его просто не было.

— Пусто, — сообщил я.

— Затвор передерни, — подсказал сталкер.

Я повертел магазин, засунул его в карман штанов. Он поместился не полностью. Переложил автомат в другую руку, взяв его крепко за цевье. Дерево, в отличие от металлического магазина, отдавало теплом. Следом взялся за затвор и мягко отвел его назад.

— Есть!

Вот он, родимый, тускло блестит в утреннем свете, падающем из окошка.

— Один? Получается, я потратил четыре патрона. Старею, — сказал Трофимыч, и тяжело вздохнул, — тебя кто учил так передергивать? Теперь замри и не вздумай отпускать.

Я так и сделал, но патрон резко вылетел.

— Магазин, — потребовал он.

Я постарался быстро поднять патрон, слегка зацепился, и наконец-то получилось. Вставил магазин.

— Не резко досылай патрон, — строго сказал он.

Я сделал все правильно и отдал сталкеру. Эх, не зря же с разгрузками ходят или в бронежилете. Там специальные карманы, как раз под девяносто патронов, а чуть выше, горизонтальное крепление для ножа.

Однако бронежилеты таскать солдаты не любили. Пятнадцать килограммов давили на позвоночник. Как и противогаз, он относился к элементам наказания.

Трофимыч спокойно взял магазин и нежным движением вставил патрон. Забрал у меня автомат, раздался сухой щелчок — он загнал магазин.

— Надо плавно и в то же время сильно дернуть затвор, — сказал Трофимыч. Дождался огонька понимания в моих глазах и произвел изъятие патрона.

Рычаг плавно ушел, патрон вылетел и Трофимыч успел его поймать, не дав упасть на грязный пол.

Точно ожидая окончания учения, пес просунул пасть и без лая попытался укусить. Не достал и снова исчез.

— В части потренируешься, рядовой, — сказал Трофимыч, с интересом разглядывая действия пса, — сейчас же прострели ему голову.

И отдал мне автомат с последним патроном.

Задачи усложняются. То ударь, чтобы замолчали, теперь убей. Я облизал пересохшие губы.

— Вдруг патрон пригодится? — спросил я.

Сам же думал, а что если от вида мозгов меня вырвет?

— Да? Если ты решил его оставить про запас, то мешать не буду. Только зачем? Или ты самоубийца? — с насмешкой сказал Трофимыч и продолжил: — Если это даже и так, нырни в «разрядку» и избавишься от всех мучений на свете.

— Нет, спасибо, я предпочитаю дождаться помощи и потопать назад на блокпост, — ответил я.

— Хороший вариант и мне хлопот меньше, — согласился Трофимыч, — правда, я хотел до бара довести, но раз ты сходишь с дистанции, то не вопрос.

— Бар? — уточнил я. — До бара и назад или просто до бара?

— Назад только за деньги, — сказал Трофимыч и толкнул меня в плечо, — давай уже стреляй, а то время теряем.

— Снова тренировка? — спросил я и вскинул автомат к плечу.

Приклад приятно уперся, я посмотрел через прицел в сторону окна. Где же ты, «незрячий пес»?

Руки дрожали, то ли от нервного перенапряжения, то ли от странного холода в животе. Идти к бару со сталкером? Надежный, опять вспомнились слова чернявого прапорщика. Это да, Трофимыч отличался от обычных бродяг Зоны, как отличается профессор от остальных преподавателей. Это неуловимый отпечаток знаний, когда на любой вопрос есть ответ, когда любое событие проанализировано и разложено по полочкам.

Остается уговорить его провести назад и, главное, уложиться в срок. Когда топал на отчужденную территорию, то даже не думал о шести днях больничного, который подарил мне начмед. Теперь пролетели сутки, сейчас проходит утро. До бара за день, подожду день-два, пока уладит вопросы Трофимыч, и заплачу за проход домой. Улыбнулся, вот так ненавистная часть становится родным домом. Надо только в Зону выбраться.

Пес не показывался, хотя слышны звуки растерзания «туши». Мелькнула тень.

Трофимыч стоял наготове с КПК и спокойно наблюдал. Внезапно появился пес. Он замер перед окном, заметив людей. Попытался отпрыгнуть в сторону, однако не успел.

Я нажал на спусковой крючок.

4

— Стервятники. Накинулись на мясо. Видишь, оно как, мы работу сделали, а пируют же псы.

— Вроде исчезли, — сказал я.

Глотнул воды. Ее осталось мало на дне баклажки. Из пить-есть: грамм триста спирта, которую Трофимыч неспешно цедил. Тушенку мы доели, бутерброды поделили еще перед появлением собак. Осталась банка сгущенки, но на что ее мазать не сыскалось. Я порылся, нашел старый ящик, с выстеленным холщовым мешком дном. Там остались пустые обертки от лапши быстрого приготовления.

— Ну да, зачем им тут головы под твои пули подставлять, если там мясо валяется, — усмехнулся Трофимыч.

— Надеюсь, они потом оставят помещение. Ай, черт, — поморщился я.

— Ты чего как маленький? Сейчас новый пластырь налеплю, — сказал Трофимыч, и оторванный бросил в импровизированную пепельницу. Она и так была наполненная окурками до нас, а теперь стала с горкой. На мое удивление сигарета у Трофимыча обладала бессмертием. Или, как в одной притче, бесконечный доллар. Ты им расплатился, взял молока и сочный кусок колбасы и весело направился домой. И тут вспомнил хлеб-то забыл! Залез в карман, а там он, родимый доллар. В нашем же случае, сигарета тушилась, появлялась новая из пропаленного кармана.

Конец ознакомительного фрагмента.