Я из Зоны. Колыбельная страха

Дмитрий Григоренко, 2018

Кузьма Новиков не бросил своих друзей и продолжает службу. Правда, в коллекторе НИИ «Метпрома» завелись странные мутанты, а где-то рядом притаились бандиты и наемники. Однако даже холодная зима Зоны не помеха охоте… Особенно когда на охоту выходят военные сталкеры.

Пальцы

1

Вроде уже должен был привыкнуть, ан нет. Все в Зоне как-то не так, не по логике вещей: проверенные временем радейки вдруг перестали работать, зато через столько лет разрухи в старом вонючем подземелье, где даже бетонные кольца входа-колодца потрескались и держались на честном слове, мигала красная лампочка.

— Перегруппироваться!

Голос Ставра эхом отскакивал от стен. Я попрыгал, проверил автомат и двинулся за группой.

Нет, это был даже не коллектор, а широкий ход по теплотрассе. Вдоль стен круглого туннеля тянулись толстые трубы и электрические кабели с потрескавшейся обмоткой.

Поворот и спуск по ржавой лестнице с гнилыми ступеньками. «А я-то думал, в этом подземелье время остановилось! Выходит, и здесь оно точит потихоньку человеческие сооружения. Пожирает всё, что создано непосильным трудом, переваривает», — размышлял я.

— Осмотреться!

Помещение, в которое мы попали, было немаленькое, со множеством подпирающих свод колонн. Вокруг опасно торчали железные прутья, валялись бочки и груды тряпья с неприятным запахом разложения. Глаза наконец приспособились, и я понял, что освещение в этом зале было каким-то странным — зеленоватым, как от гриба гнилушки. Свет исходил от лужи в углу помещения, обнесенной металлической сеткой.

Казалось, эту аномалию специально огородили, намекая, что к ней подходить не стоит. Солдатики не спешили разбредаться или идти дальше, в темные коридоры. Они собрались возле Ставра, как овцы, чующие волков, жмутся к пастуху.

Все, кроме самого любопытного солдатика. Он присел возле проломленной сетки и завороженно уставился на зеленоватую лужу, на поверхности которой лопались мелкие пузыри.

— Эй, не трогай «студень»! — рявкнул я ему.

Он посмотрел на меня, кивнул.

— Сержант Новиков, ко мне, — приказал майор.

Я подошел к командиру и выпалил, не дожидаясь, когда он начнет снова отчитывать меня:

— Ставр, надо поднимать парней на поверхность, я приведу опытного сталкера. Только с проводником…

— Сержант, — прервал меня майор, — еще раз предложишь этот вариант, и я тебя из Зоны лично выведу.

— Как тех сталкеров? Или как Хрипа, который нам помог? — уточнил я.

— Я его убегать от правосудия не заставлял. Он сделал свой выбор. Запомни. Если будешь продолжать в том же духе, то закончишь так же, как этот урод просторовец, — понизил голос Ставр. — И это не угроза, а предупреждение. Понял, сержант?

Я усмехнулся. Провел пальцами по уголкам рта. Видимо, этот жест, который я перенял у бандита Чеса, бесил Ставра.

— Сержант, проверь аномалии. Пора тебе вбить себе в голову, что незаменимых людей очень мало.

В ушах у меня вдруг зашумело, как будто я оказался под водой, стало очень жарко, кожа покрылась липким потом. И, видимо, подобные ощущения в это мгновение испытывал не только я.

— Что это? — испуганно спросил кто-то из солдатиков.

— Отставить панику, боец, — уверенно ответил Ставр. Он внешне был очень спокоен, но истинное психологическое состояние командира выдавали тонкие струйки пота, стекающие по его вискам.

— Замерли и максимум внимания! Сержант проверит помещение, даст команду, и тогда выдвигаемся. Только по команде!

Как по мне, я бы вообще не стал ничего проверять в этих темных коллекторных коридорах без должной подготовки. Сам же Ставр, который меня и учил осторожности, теперь лез на рожон. Да еще и молодых пацанов за собой тащил.

Снова раздался этот странный, теперь уже отчетливо похожий на утробный, звук, вызывающий головокружение и шум в ушах.

Раздались нервные вскрики солдат. Я подумал, что даже при штурме Фабрики настроение у нас просто зашкаливало — по сравнению с этим унылым блеянием.

— Так, если заметили колебание воздуха — сразу открываете огонь на поражение! — начал я командовать. Майор одобрительно кивнул.

— На поражение воздуха? — спросил солдатик со смешными усиками.

— Чего? — переспросил я, подойдя поближе. Нет, пугать я его не хотел, просто он стоял на моем пути.

— Не узнал вас, сержант Новиков, — сказал он.

Я смачно плюхнул ладонью по его плечу.

— Молодец! Если бы попросил извинений, то получил бы сразу в печень. А так — молодец, не стушевался! — похвалил я парня. — Стреляем, а потом уже сопли разводим.

Я приблизился к бойцу, сидящему возле аномалии:

— Сюда не лезем. Кислота, по сравнению с этой лужей, простая водичка.

У этого солдата на каске красовалась наклейка из синего скотча: буквы и римская цифра — группа крови. Такое я видел впервые. «Ладно — подумал я, — чем бы дети не тешились…» Солдатик этот поднял камешек и кинул в зеленоватую лужу.

Получилось красиво. Но все красивое в Зоне таило в себе смертельную опасность. Сначала из аномалии в воздух ударила струя зеленого пара, потом лужа словно закипела. Оттенок «студня» в месте падения камня начал меняться — от насыщенно зеленого до салатового.

Я постучал по каске любознательного мальца.

— Отойди уже от аномалии. Брызги попадут — разъест до кости.

Еще в самом начале, когда мы только зашли в это помещение, я увидел в глубине два ответвления от основного зала — два коридора: правый зиял темнотой, а вот из левого шел какой-то синеватый отсвет. Я достал из кармана болт и направился ко второму туннелю — подсвеченному, догадываясь уже, какую аномалию там найду. Прекрасную, добрую аномалию. Я взял автомат на изготовку, приблизился к солдату, который прикрывал этот коридор.

— Там что-то сверкает, как маленькая молния, — доверительно сообщил мне боец.

— «Разрядка». Не суйся туда. Смотри — такое в жизни нечасто увидишь, — предупредил я парня и кинул болт в нутро туннеля. Раздался знакомый треск. Коридор наполнился яркими вспышками.

На другом конце бетонного рукава мелькнула тень. «Зараза, раздаю тут нравоучения, а сам среагировать не успел».

— Бууум!

В этот раз звук был очень тяжелым. Мозг мгновенно запульсировал от свалившейся на него извне нагрузки, но уши не заложило. Солдатики замерли, ощетинившись стволами автоматов. Некоторые бойцы присели, другие прижались к бетонным столбам. Даже Ставр наклонил голову, как борец в стойке.

Яркие искры от «разрядки» исчезли, воздух наполнился запахом озона. Что ж, теперь я знал, с кем мы воюем. Осталось только перегруппироваться и начать наконец зачистку коллектора.

Но в следующий миг произошло то, что я запомнил навсегда. Солдатик с группой крови на каске опустил руку в «студень». Зачерпнул ладонью зеленую жижу, пропустил сквозь пальцы. Рука бедолаги задымилась, а вязкая жидкость вместе с плотью потекла в лужу.

Завопил боец не сразу. Я успел несколько раз вдохнуть и выдохнуть, надеясь, что это галлюцинация.

Вопль ударил по ушам. Жуткий вопль. Солдатик закричал от ужаса. Он тряс перед собой изуродованной рукой, с которой стекало мясо.

Практически одновременно с этим диким криком на нас обрушилась новая волна шумовой атаки, давящей с удвоенной силой на мозги.

2

Аптечка! Чертов карман на штанах никак не хотел открываться.

— Держи его, держи!

Мои приказы перекрывал грохот выстрелов. Исполненный боли крик изувеченного солдатика словно стал сигналом к общей панике. Началась беспорядочная пальба в сторону коридоров.

— Прекратить огонь! — Это уже кричал Ставр.

— Держи!

Солдатик с усиками, майор и я пытались в этом оглушающем хаосе удержать на полу бьющегося в агонии любителя «студня».

— Свет!

Я шлепнул раненого по щекам, заглянул в его глаза, оценил состояние зрачков. Мы буквально распяли парня на полу, не давая прикоснуться ни к чему обожженными кислотой пальцами. Я достал из аптечки шприц-тюбик, сорвать с него блестящую обертку, сдернул колпачок. Игла блеснула в свете довольной аномалии, получившей свою жертву.

— Черт тебя побери! — прорычал я.

Укол, и еще обезболивающие. Солдатик перестал вопить, начал всхлипывать. Губы он себе прокусил, и теперь из них лилась кровь. Однако это было не самое страшное.

— Ставр, — сказал я и кивнул на пальцы несчастного. Зеленая жижа медленно, но уверенно продолжала пожирать руку бойца, захватывая плоть все дальше и дальше.

— Смоем? Сотрем? — спросил майор.

— Чем? Тут только вжик поможет.

Я взял автомат солдатика, сорвал жгут с приклада (да, бойцы соблюдали старую традицию: приматывали к оружию индивидуальный перевязочный пакет жгутом), крепко наложил на предплечье парня. Он начал терять сознание, дернулся, словно предчувствуя новую беду.

Стрельба утихла, и теперь огонь велся короткими очередями. «Пусть стреляют, — подумал я. — Главное, новых звуков со стороны проклятого коридора мы больше не слышали. Это очень хорошо. Спугнули тварь».

— Зажигалку, — произнес Ставр. Усатый тут же подал огонь. Солдат понял наши намерения и начал трястись не меньше обожженного кислотой товарища.

— Как он умудрился упасть в аномалию? — сквозь зубы спросил командир.

— Не упал. Сам руку засунул, — ответил я.

Ставр ловкими движениями соединил части раскладного ножа так, что они превратились в импровизированные кусачки.

— Этим ножом можно даже стальные прутья перепилить. Или пальцы. Готов?

Я плотно зафиксировал руку отключившегося от болевого шока бойца, слегка ее приподнял. Остатки мизинца отлетели под нажимом лезвий ножа без проблем, потом безымянный палец… Ставр без всяких эмоций на лице четко перекусывал «кусачками» фаланги пальцев солдатика. Надо было успеть раньше «студня».

— Не надо!!!

Бедолага пришел в себя, забился, как рыба на льду. Он крутился, стараясь вырваться, выл и орал. Боец с усиками почти слетел с него, но кто-то помог удержать…

— Режь! — крикнул я Ставру. Псевдокислота ускорилась и теперь с быстротой огня пожирала пальцы парня. Еще чуток — и перекинулась бы на кисть.

— Держи лучше! Да, так.

Средний палец отлетел. Кровь хлестала как из ведра. С указательным разобраться никак не получалось. Я навалился на обожженную ладонь, рискуя и сам влезть в зеленоватые капли «студня». Лезвие ножа чиркнуло по бетону, срезая палец.

— Давай большой!

— Подожди, вроде нет на нем слизи. — В тусклом свете фонарей я внимательно осмотрел оставшийся палец, чуть ли не обнюхал его, как собака, выискивая повреждение.

— Нет, чистый!

— Режем или нет?!

— Нет!

Я разорвал перевязочный пакет, и в этот момент снова ощутил шум в голове, удар по мозгу. Оскалился, чувствуя, как во мне закипает ярость. Инстинкт заставил меня оглянуться. Высокий солдатик, который несколько минут тому назад испуганно пятился от «разрядки», теперь стоял прямо перед ней и раскачивался, будто находился на краю пропасти. Он уже собирался рухнуть в озеро электричества, когда я схватил его за шиворот и завалил на спину. Удушающий прием, перехват автомата — и я начал оттаскивать бойца от аномалии.

— Бууумм!!!

Мозги начало тошнить. По-другому описать эти ощущения я бы не смог. Головокружение вперемешку с нарушением координации движений, словно меня час крутили на качели.

— Ставр!

Все же я справился с солдатом, оттащил его в сторону, хотя он сопротивлялся.

— Он у входа! Сзади, сзади!

Это была уже настоящая паника. Паника, которая сгубила немало людей в сложных, но разрешимых, в принципе, ситуациях. Солдаты находились на грани истерики. Выход, единственный выход, перекрыл мутант.

— Все умрем! Теперь мы все умрем! — орал солдатик с усиками, он же и открыл огонь на поражение. Пули полетели в сторону ржавой лестницы.

Ставр сориентировался мгновенно. Он вырвал автомат у усатого, каким-то непонятным движением заломал нервному бойцу руку и посадил его сверху на солдатика с ампутированными пальцами.

— Отставить истерику! Начать эвакуацию на поверхность! Начинаем с раненых и беременных. А ты, Баранов, в следующий раз подавай команду голосом, а не шарканьем подошв.

Рассерженная морда Рената, которого все приняли за монстра, появилась из-за угла. Он обвел нас тяжелым взглядом, вычислил усатого и показал ему кулак. Внушительный такой кулак.

— Баранов, занять позицию возле аномалии. Охранять ее будешь от любителей кислоты и электричества.

Ренат кивнул, завис на миг возле Ставра и…

Солдаты ринулись на поверхность, опережая друг друга. Я остался с Барановым. По нынешним временам мы были уже опытными, проверенными в деле бойцами.

— Замыкаем! Выходим крайними! — почему-то проорал я.

Бара смотрел на пол, на остатки пальцев в зеленой слизи. Стащил шапку, вытер ею бритую голову.

— Слышь, Кузьма, ты тут что, в гестапо играл? Зачем пацану пальцы отрезал?

— Коллекцию начал собирать, — огрызнулся я.

Последним из бойцов уходил усатый.

— Это этот, сын швабры, в меня стрелял? — спросил, глядя на него, Ренат.

— Он не со зла. Замри, Бара, — ответил я. И тут же резко направился к темному коридору. Чуть высунулся из-за угла, с упоением нажал на спусковой крючок. Стрелял короткими очередями. Эхо выстрелов побежало по туннелям.

— Ты чего, Кузьма?! Чего там?!

— Ничего. Думал, что просчитал гада, а он, видимо, спрятался. Трусливая гнида, — объяснил я свой поступок. — Ладно, хватит на сегодня. Остановимся на малом: не убило никого — и то хорошо.

— Нет, Кузьма. Я ж чего полез в коллектор. Ставру сообщить, — произнес Ренат. И показал два пальца.

3

Этот ужасный день закончился не менее ужасным вечером и перекинулся в беспокойную ночь. Больной метался в кровати, баюкая изувеченную кисть. На меня он, придя окончательно в себя, реагировал с лютой ненавистью и поначалу не давал обработать рану. Очень хотелось его успокоить в стиле Рената, но я проявил терпение. Пододвинул табурет, сел рядом и спокойно объяснил, зачем мы, изверги, отрезали ему пальцы. Пальцы на правой, рабочей руке.

После этого я отправился снимать стресс в нашу «качалку».

— Помоги, — просипел Ренат. Его красный лоб пересекала вздутая от напряжения вена.

Я слабо потянул гриф штанги вверх, приговаривая:

— Сам, сам тяни! Вот, молодец.

Гриф с металлическим лязгом опустился в пазы. Ренат выжал из легких воздух и тут же вскочил со скамьи, вращая руками.

— Все, твоя очередь.

— Пропущу, — сказал я.

Зал, в котором раньше стоял бильярдный стол, спаленный еще месяц назад, переоборудовали в тренажерный. Ренат просто ошалел от счастья, когда в подвале обнаружил сваленные в кучу самодельные «железяки»: штангу, переделанную из оси машины, облезлую гирю, раритетную гантель и залитые цементом банки из-под краски. Я не понимал его радости. Турник, брусья и дорожка под ногами — лично мне больше ничего и не нужно было. Но здесь, под руководством напарника я рьяно, если так можно было про меня выразиться, взялся за дело. Смешно. Дома я «железо» вообще не тягал.

— Давай, давай, не ленись, Кузьма, а то таким дрыщем и останешься!

Я посмотрел в окно — с целым, как это ни странно, стеклом. Суровый декабрь выдался в этом году. На улице, замотанные в брезент, лежали тела мертвых пацанов. Утро началось с серого рассвета и… хмурого Ставра. Было от чего хмуриться. Потерь мы не несли с осени. Даже самострелов раньше не было. Майор Ставр как мог бодрил солдатиков. Но, видимо, не помогло.

Местный командир, подполковник, занимающийся в части тыловым обеспечением (судя по холодным стенам наших жилищ, получалось у него не очень, но с боевым направлением он справлялся еще хуже), тоже старался поддерживать ребят.

Теперь этот суетливый, но в целом очень неплохой мужик стоял возле погибших, стянув с головы шапку. Не для него была работа в Зоне. Слишком он был мягкий. Не вредный, не подлый, а просто мягкий.

Я прислонился лбом к стеклу. Обжигающий кожу холод растекался по голове, в затылке начала пульсировать боль. После коллектора голова непрерывно болела и кружилась до самого утра. Этот «бум», который нехило тряханул наш отрядец, вывел меня из равновесия. К Зоне я уже привык, мне уже не мерещилось, что за каждым валуном — аномалия, а за каждым кустом — кабан. С другой стороны, я понял, насколько верным было решение тренировать нас в самой Зоне. Теперь я, анализируя каждый свой шаг, а иногда полагаясь на инстинкт и опыт, точно знал, за каким валуном аномалия, а в каких кустах — кабан. И чем больше узнавал Зону, ее коренных обитателей — сталкеров и мутантов, тем больше понимал, как же я мало понимаю.

— Костыль! Чё ты прилип к окну, как муха к повидлу?

— Слышь, Баранов, а как пишется «не» с глаголами? Слитно или раздельно?

— Чего?

Я оторвался от оконного стекла.

— Ничё. Тебе какой тесак? — Я взял с подоконника два ножа и повертел ими в воздухе, разминая кисти.

— Опять ты за свое. Играешься с булавками этими. Лучше бы штангу толкал. Знаешь, что говорит Ставр? Если спец вступил в рукопашный бой, то он потерял автомат, пистолет, гранату и сигнальную ракету, а если он все это потерял, то он не спец. Понял?

Ренат начал двигаться по комнате — тут останавливаться не желательно было, холод сразу впивался в тело.

— Бара, я ж тогда случайно чиркнул тебя! Давай, завали дрыща!

— А ты лезвия затупил?

— Да. Об твою голову, пока ты спал.

— Псих ты, Кузьма, полный. Таких сразу видно, по повадкам. Тебя же почти не били, когда ты «духом» летал, и, поверь, не по просьбе начальника твоего. Ты ж из тех странных, которые могут заточить ложку и пырнуть обидчика в живот, — высказался Баранов. Нож он так и не взял, демонстративно схватившись за гирю.

— Да ладно, Ренат, прекращай. Меня отец учил: относись к людям так, как они относятся к тебе. Поверь, это работает.

Я бросил более острый нож на место, а сам направился к стене, где были мной же намалеваны масляной краской жирные красные линии, перечеркивающие нарисованный человеческий силуэт. Художник из меня — от слова худо, но я попытался как можно точнее изобразить фризовца. В полный рост. Сегодня мне не хотелось работать на полную скорость или пытаться вбить в мышечную память новые приемы. Делал все как обычно, как учил урка Чес: по диагонали, по сосудам — чик-чик; правосторонняя, левосторонняя стойка — чик-чик.

Я отработал минут двадцать под шумное сопение Рената. В результате нож жалобно скрипнул и сломался у основания. Лезвие отлетело в сторону Баранова, и тот испуганно дернулся, чуть не выронив гирю.

— Кузьма!

— Да закончил я, закончил. Слышь, Бара, дело есть к тебе. Правда, рискованное.

— Рискованное? Завалить кого надо, или на кровохлеба пойдем охотиться? — пыхтя, ответил Ренат.

«Осмелел он, — подумал я. — На Фабрике убить человека оказалось для него сложной задачей. Теперь вот расстреливает трупоходов, бегает по крыше за мутантом. Счастливый человек. Все у него просто и понятно. Начальство отдало приказ — и он его выполняет».

— Нет. Меня Ставр на одиннадцать к себе вызвал. Вариантов не так много…

— Ну да, пошлет тебя сопровождать груз «двести». — С каждым произнесенным словом изо рта Рената появлялось облачко пара.

— Если так, Бара, тогда я сверну на южном блокпосте и пойду искать сталкера. Приведу сюда, а твоя задача — пропустить нас в коллектор.

— Ты чего, Кузьма? Ставр же запретил приводить сюда эту шваль подзаборную!

— Ты мне должен, Ренат. Помнишь, как я очень вовремя завалил фризовца, который собирался тебе спину изрешетить, и не помогли бы тебе ни бронежилет, ни гора мышц, — спокойным голосом сказал я. Приблизился к напарнику. Он засуетился, попытался отступить, но помешала скамейка.

— Ты сначала меня бросил за забором! И если Ставр запрещает, то в этом есть какой-то смысл. Или ты умнее майора?

— Ренат, на днях Ставр снова пошлет нас в коллектор. Ты сколько кровохлебов убил за это время? — Я же сам ответил на вопрос, показав пальцами «ноль». — Пацаны так и будут гибнуть. Понятно, что завалим мы эту тварь, но сколько еще до этого «двухсотых» передадим на Большую землю? Или ты боишься, что майор узнает? — Я приблизился к нему вплотную.

— В отличие от тебя, я не псих и приказы командира уважаю. — Ренат замолчал, вздохнул, потом сказал: — Проведу. И сам с вами спущусь в коллектор — за кровохлебом.

Я не стал его разочаровывать раньше времени. «Кровохлеб. Если бы так все просто было, не искал бы я помощи на стороне».

До одиннадцати я успел натереться снегом, натянуть форму и даже выпить сладкого чая, который скорее тянул на звание чифиря.

Тело горело, как после бани. Появилась уверенность в собственных силах. В таком вот бодром настрое я добрался до штаба. Кивнул на входе солдатику, который вскочил, отдавая мне честь. Постучал в дверь кабинета майора. Вошел. Сразу в нос ударил запах никотина.

— За вашим приказом, — коротко сказал я.

Ставр за ночь словно посерел.

— Читай, — произнес он и протянул мне лист бумаги. Я взял бумагу. Почерк у Ставра был крупным и четким. Это был рапорт для вышестоящего начальства про перевод меня из базы НИИ Метпром в связи с нарушением дисциплины.

— Прочитал, — сказал я и тут же спросил: — Начали курить?

Майор, проигнорировав мой вопрос, откинулся на стуле.

— Ну что, Новиков, все еще настаиваешь на своем плане?

Я приблизился к столу, положил рапорт рядом с шахматной доской.

— Да, товарищ майор. И моя уверенность только возросла.

Ставр схватил лист и медленно разорвал его напополам.

— Растешь, сынок. Растешь. В этом есть и моя заслуга. Меня так же проверяли. Зараза. Не курил лет пять, вот, у караульного забрал. Пусть бросает.

Я провел рукой по своей колючей щеке. Стало неприятно: наговорил Ренату про Ставра ерунды всякой, выставил командира тупым воякой, который кровью солдат себе карьеру делает.

— Мне еще что-то знать надо? Задачи?

— Выходишь с группой через час, пока светло, и сворачиваешь в Деревню Новичков. Единственная просьба, личного характера — найди бывшего военного. Того, который понимает наши проблемы и не будет лезть с нравоучениями.

— Время выполнения?

— Да, времени даю тебе ровно столько, сколько у нас груза «двести». Два дня. Какие мысли по поводу мутанта? — Ставр чиркнул спичкой, прикуривая новую сигарету. Затянулся, выдохнул дым. Я медленно изложил свои мысли.

— Выполняй, — произнес майор. Я задал еще несколько вопросов, уточнил детали по получению оружия и вещей. Еще раз подробно изложил план действий.

— Новиков, я смотрю, ты все просчитал. На гроссмейстера еще не тянешь, а на шахматиста вполне. Так что под новым позывным пойдешь.

— Тогда уже лучше сокращенно — просто Шах, — сказал я и вышел в холодный коридор.

Что же, пора было собираться. Только вот не в Деревню, а в Бар. Туда, где осел сталкер по кличке Бортник.

4

Погода словно играла с нами в прятки. Густые хлопья снега скрывали от нас деревья, брошенные строительные плиты и здания. Если бы не асфальтовая дорога, тонкой ниточкой бегущая к Границе, то можно было бы легко заблудиться. Мне очень нравилась зима в Зоне: покореженные деревья, надев сверху белоснежные шубы, превратились в настоящих красавиц; кусты стали похожи на сказочные шары. Одна беда — мерзли пальцы. Тряпичные перчатки почти не грели и очень мешали: я не выпускал из рук ружье, даже когда доставал болты и кидал их перед собой, прокладывая дорогу.

Я оставил уныло идущих сослуживцев, четко указал им направление — на блокпост. Там их должны были встретить, забрать «груз». Бойцы провожали меня растерянными взглядами, мысленно поставив на мне крест: для них отклонение от маршрута было сродни смерти.

Я поддел носком ботинка снег и почувствовал вдруг себя настоящим крутым сталкером, понимая, впрочем, что за такие мысли Зона может наказать — жестоко и без промедления.

Но все же последние месяцы я не только обучался на базе НИИ Метпром, но еще и совершал вылазки, в которых преодолевал свои страхи и впитывал как губка информацию, набирался опыта.

Вот и теперь я двигался в сторону Свалки. Камуфлированные форменные штаны я для этого похода заменил на утепленные, с карманами. Теплый свитер, надетый поверх футболки, облегченный бронежилет, темно-зеленый тулуп, — все это замечательно вписывалось в мой «сталкерский» облик. А еще рюкзак, в который я положил только нужные вещи: аптечку, патроны, съестные припасы, водостойкие спички, кремень, свечу, фонарик и запасные батарейки. Из оружия я взял с собой ружье, пистолет Макарова, а также нож. Не забыл я и про артефакт в контейнере — трофейный, еще с похода на Фабрику. С каждым шагом я чувствовал, как сердце набирает обороты, как ветер хлещет по лицу, будто вызывая на бой. Да, ради таких моментов, ради нового выхода в Зону я тут и торчал. Мне хотелось стать военным сталкером. Ради денег? Конечно, я думал о своем будущем, и многое упиралось в деньги. Деньги — это простор выбора, а свободу я стал ценить превыше всего. Артефакты, информация, хорошая зарплата. Что еще надо? Чуток бы власти, которой мне не хватило на Фабрике. Будь я вместо Ставра, то отпустил бы тогда Хрипа. А дома меня никто не ждал.

Так, в раздумьях, я и шел дальше, пока не услышал, как совсем не в такт моим шагам где-то сзади заскрипел снег. Я резко обернулся, моментально оценил угрозу и рванул к бетонным плитам, стоявшим чуть в стороне от дороги. Ко мне приближалась стая кабанов.

Вожак стаи, понимая, что их обед удирает, издал мерзкий рев. Я на ходу сдернул дурацкие перчатки. Металл ружья сразу обжег ладони. «Плиты, такие замечательные бетонные плиты! Остановиться и стрельнуть? Нет, бронелобые кабаны меня просто раздавят, втопчут в снег и порвут на куски». Рюкзак и тулуп полетели вслед за перчатками.

Я резко ускорился. Забор был чуть выше моего роста, но я на него буквально взлетел. Тут же снизу последовал мощный удар, плиты зашатались — таран был такой силы, что я чуть не слетел со спасительной конструкции. «Ого! Ничего себе живая масса разогналась!» Вожак же заверещал от обиды.

Терять драгоценное время я не собирался. Спасибо тренировкам — эту гонку со смертью я выиграл. Я выстрелил. Вскочил, одновременно перезаряжаясь. И вдруг услышал:

— Фраер, ты чего там делаешь?!

Давно такой глупый вопрос мне не задавали, особенно в такой момент. Вожак заревел, словно отвечая сразу за нас обоих.

— Он мутантов притащил! — послышался второй голос.

Меня, выходило, зажали с двух сторон: с одной стороны бились о плиты кабаны, с другой — судя по всему, бандиты.

Я припал на колено, выстрелил в стаю. Ружье больно ударилось в плечо, зато вожак наконец повалился на бок и задрыгал конечностями.

Я быстро осмотрелся. Отметил, что в двухэтажке с другой стороны бетонного забора, на котором я восседал, находились точно не сталкеры. Это действительно были бандиты, одетые все как под копирку: кожанки, капюшоны на головах; плюс у всех в руках — автоматы.

Кабаны, утратив вожака, поспешно ретировались.

Встречу с бандитами я предусматривал, но предпочел бы, конечно, избежать.

— Эй, слезай, а то застрелим!

Эх, будь их двое, я бы еще посмотрел, кто кого застрелил бы. Но в окне двухэтажки я заметил отблески — там был снайпер. И когда он высунулся, я сразу, по шраму на лице, узнал его. Бросив ружье в снег и не вставая с колена, я крикнул:

— Дядя Сева, нормально вам я мяска подогнал? Хватит на праздники?

Наши с ним дорожки уже пересеклись однажды — возле Границы, на Ферме. Заброшенные строения стали тогда местом боя между «правильными» бандитами и фризовцами.

«Правильные» во главе с Борзым смогли оттеснить отморозков, и именно дядя Сева провернул хитрую операцию: он заманил спецназ, который и задавил фризовцев.

Со мной тогда на стороне Борзого воевали, кроме дяди Севы, урка Чес, торговец Дельный и бандит Унылый.

И вот сейчас, холодным зимним днем, мы с последним оставшимся в живых человеком Борзого снова встретились.

— Какие люди. Давай слезай, племяшек, перетрем события, — сказал он.

Его шестерки тут же утратили к нам интерес, обогнули плиты и накинулись на мои вещи, которые я скинул, спасаясь от погони мутантов. Бандиты выпотрошили мой рюкзак, из кармана тулупа извлекли контейнер. Я, видя это, неторопливо поднял пистолет, усмехнулся и изобразил выстрелы:

— Пиф-паф… Жадность фраеров сгубила.

— Ты кого фраером обозвал, — возмутился один из бандитов, но замер, увидев в моей руке ствол, потом начал дергать за куртку своего кореша, заставляя того повернуться.

— Фраера тут два, и, на мою беду, они со мной «точку» держат, — громко произнес дядя Сева. — Сколько раз учить: вдвоем шмон не устраивать, одному следить за сталкерами! Ладно, слазь, дезертирчик, перетрем все в теплом месте.

Я мягко спрыгнул, но пистолет прятать не стал.

— Дядь Сева, мне дальше надо, туда, где наливают и сталкерские байки травят.

— Это мы посмотрим по ходу разговора, куда тебе ближе будет, — проворчал бандит и тихо добавил: — Говорят, тебя сурьезные люди выискивают.

5

Самое плохое зимой, это быстро пролетающий день. Встаешь в темноте, завтракаешь в темноте, выползаешь в мир засветло, а тут — снова опустились шторы. Я высоко поднял картонку с написанными на ней римскими цифрами. Ружье на плече, рюкзак за спиной, воротник поднят.

Кабаны и бандиты остались в прошлом. Артефакт пришлось оставить на «точке», а вот вместо него мне выписали картонку-аусвайс. Разговор зато получился, и это — главное. Смущала, правда, острота этой беседы и явная недосказанность.

— Изменился. Попробовал вкус крови? Обжился, смотрю, стал на фраерков походить. Погонялово новое завел или все смешишь людей? — Старый бандит чуть ли не пинками отогнал своих людей от моих вещей, и теперь нам никто не мешал.

— Да твоими молитвами, дядя Сева. Недавно Шахом назвали.

— Шах, значит. Физиономией подходишь. Как Борзый кончил? — резко спросил он меня.

— Фанатик Черного Камня появился. Разнес все к чертям, нас на Топи загнал. Мы разделились, и после я не видел никого из группы.

— Разделились? Хочешь мне втереть, что эти от испуга отпустили «отмычку»? И сами ломанулись в болота, полные аномалий и радиации? Не смешно. И пистолет засунь в кобуру.

— А руки себе не связать?

— Все равно не успеешь достать. — Дядя Сева направил ствол винтовки мне в пах. Я медленно убрал пистолет. «Недооценивает, — ухмыльнулся я про себя, — и хорошо. Упаду, выхвачу и стрельну».

— Расклад гнилой, дядя. Борзый глотку рвал, что фризовцев ненавидит. А ты — его человек, явно доверял он тебе, раз договариваться со спецназом именно тебя подрядил. — Я сплюнул, вдохнул прохладный воздух и продолжил: — Так как же тогда получилось, что ты черный плащ надел? Перекрасился?

— Дерзишь.

— Давай по-чеснаку, дядя, — выпалил я.

— Вывернулся от масок-шоу, вернулся на Ферму, а там — следы странные, да и гильзы не простые. Дальше Гунчу довелось в долю вступать с фризовцами. Хорошо хоть их главного кокнули, псих полный.

— Фанерного? Зуб даю, наемники помогли, — сказал я.

— Фанерный… Ты, наверное, плохо спишь, — съязвил старый бандит.

— С какого перепугу?

— Много знаешь.

— Дядя Сева, ты стал фризовцем или как? — поинтересовался я уже прямо.

— Или как. Если базарить фраерским языком, подрабатываю я консультантом в сфере охраны. Вот новый пост делать собираемся, расширяем территорию. Куда я без Гунча?

— А если я скажу, что Гунч вам приговор подписал, там еще, на Ферме.

— Балаболишь. Не надо, Шах, я к тебе нормально отношусь. Не плачь, отпущу, хотя у наемников вопросы к тебе… Личные.

— Да послушай, Сева! В начале осени меня и напарника, Хрипа-просторовца, подписали военные. Ты же знаешь, я когда-то дезертировал, а знакомые остались. Вот и работаю теперь с камуфляжными. Подписали на захват Фабрики и зачистку территории от фризовцев. Там я и познакомился с одним бугром. Маленький такой, суетливый, и, главное, болтливый.

— Как кличка? — проявил интерес бандит.

— Нюх. Так вот он разнюхал, что Гунч и раньше стремился стать главным бугром Зоны. Только Борзый противился. Как знал, что людей будут убивать больше, чем мутантов, и ямы ими забивать до краев.

— Башка у тебя хорошо варит. Только каша из нее выходит сырая.

— Ага. Я ночами не спал, все пытался сложить два и два. Расклад получается такой, что Гунч рвался стать самым крупным хищником. Оставалось ему фризовцев под себя подмять да бунт у своих ребят подавить. А кто у вас бунтарь? Кто по законам жил? Думаю, Борзый. Даже уверен. Вот Гунч и Фанерный договариваются, делят Зону на части. В качестве клятвы Гунч сливает верного Борзого — можно сказать, правую руку отсекает.

— Ногу. Левую, — мрачно выдал бандит. — Ладно кроешь. Фанерный — не последний идиот. Был.

— Не последний. Карта хорошая попалась Гунчу. Артефакты, вернее, их массовое хранение. За такие деньги, которые возможно стало срубить, все наемники Зоны продались бы. Карим Волк, например, точно продался. Как он, кстати?

— Живой. Ищет военного по кличке Пробирка. Не в курсах, где найти такого дезертирчика? Балабонишь ты все, подстилка военная. Я приметил твои действия, решил, что ты реально станешь нормальным пацаном.

— Дядя, мне информацию слил Нюх. Про Гунча и Борзого, про наемников… Скажи честно, если верить не хочешь, что работаешь на…

— Рот затер. Еще вякнешь — и… — Дядя Сева плюнул, стараясь попасть мне на «берцы». Промахнулся, попал на штаны. — Это все Зона, собака женского рода, ломает людей. Жаль, из тебя мог получиться матерый хищник. Борзый тебя присмотрел, хотел к себе перетянуть. Получается, мы оба ошиблись, — нервно произнес старый бандит.

Вот и поговорили, называется, по-чеснаку.

— Дядь, я тебе слил информацию, а ты порожняк гонишь. Не веришь — не надо. Давай расходиться, тебе — к костру, а мне еще к Бару топать. И твоих нормальных пацанов, которые по беспределу людей в землю кладут пачками, еще обходить придется.

— Племяшек, спишу твои слова на глупость и молодость. Не волнуйся, молодость пролетает быстро и всегда заканчивается смертью.

Старый бандит снова сплюнул, в этот раз в сторону.

— Давай часть барахла, а то задолбаюсь шестеркам объяснять, чего это я фраера отпустил без шмона. — Сева полез в карман, вытащил картонку с римскими цифрами. Кинул мне, но ветер подхватил ее, закружил в дивном танце. Я, не ослабляя внимания, готовый выхватить пистолет, плавным движением схватил свой пропуск.

Мои вещи, бесцеремонно раскиданные по снегу, вяло обыскивал бандит. Он достал артефакт и на этом, довольный, остановился.

— День бумажка действует, — сказал он и, не прощаясь, двинулся к зданию.

Я очень быстро собрал в рюкзак манатки, накинул тулуп и побрел к дороге.

Шел я долго и чем ближе подбирался к Полигону, тем чаще попадались мне на пути утоптанные тропинки.

В очередной раз кинув перед собой болт, я сделал шаг и споткнулся. «Аномалия? Я пропустил аномалию? «Трамплин»? «Мясорубка»? — Сердце бухнуло в груди и словно остановилось, я сделал рывок в сторону и упал в снег. Чуть прополз. — Как же я прошляпил? Задумался? Да, горе от ума, однозначно».

Но ничего не происходило. Сумерки так и наседали на эти проклятые земли, снежок перестал падать, на небе появились звезды. Я встал, включил фонарик.

Рельс. Это был обычный рельс. Я приблизился, смахнул с него снег. Напряжение сменилось бодростью духа, будто я получил пропуск не только от старого бандита, но и от чернобыльского Неба.

Вскоре я набрел на пост фризовцев, которые не таясь жгли костры в бочках. Приближаясь к бандитам, я высоко над собой поднял картонку.

— Давай, быро рюкзак свети!

Небритые морды, запах перегара, угрюмые взгляды. В здание меня никто не приглашал, обшмонали прямо возле ворот. Внимательно изучили «пропуск».

— Кто дал? — спросил бледный, весь какой-то потрепанный фризовец.

— Дядя Сева.

— Родной, чё ли, что ты его дядей кличешь?

— Родной, — спокойно соврал я.