Стальная клетка

Дмитрий Гвоздев, 2023

Жизнь детектива Сэма пошла под откос, когда его невеста пропала без следа много лет назад. Теперь ему приходится выживать в огромном железном мегаполисе, справляясь с депрессией. Но вдруг на его пороге оказывается красивая девушка, которая ищет своего возлюбленного. Это дело один в один похоже на дело его невесты. Ураганное расследование в городе победившего киберпанка раскроет древнейшую тайну цивилизации и поставит под угрозу жизнь целой планеты.

Три встречи

Родной квартал встречал перестрелкой где-то в соседнем дворе. Обычное дело. Я понял это по вспышкам лазеров сквозь завесу дождя. Туда стягиваются летающие машины нарьянов. Сейчас там нервно-паралитические пушки установят неизбежный порядок и закон. Пушки с их законом улетят, и на улицы вернется закон местный — закон джунглей, где выживает сильнейший. Полис как есть. Даск — район приключений. А я тут родился.

Работать сегодня не было ни сил, ни желания. Живот болел сильнее, сердце колотилось, в висках пульсировало. Ком в горле. А на лестнице и вовсе накрыла одышка. Старость? Бессонница?

Елена не шла из ума. Она сейчас, как я тогда, ищет своего Марка. Ужас, боль, отчаяние, непроходящая тревога. Я был там. Сжатые до белизны костяшек кулаки. Когда каждый шорох на лестнице, каждый писк уведомления на компьютерном браслете взрывают сердце ложной надеждой. Он мог просто загулять, обидеться после их ссоры. Уехать куда-то по делам. Мало ли? И та комната из моего офиса, куда я боялся заходить. Фотография Миранды.

У меня не было больше зацепок, где ее искать. Но было три человека, которые по моей просьбе так или иначе следят за тем, не всплывет ли она где. Разные, но по-своему надежные люди. Каждый помогал мне тогда как мог. Годы не виделись, не общались. Я закурил, стоя по традиции голышом у окна. Назначить встречи? Ой, Ульян, пустое. Горький дым драл горло. Но, может, все же? Забудь, столько воды утекло. А если…? Бычок красной ракетой улетел в густую темноту ночи и там взорвался искрами о тротуар. К одному зайду сам. Другим через силу напишу.

Шел уже третий час ночи, а сон не шел. Мразь Котлан ответил сообщением, что не выпишет новый рецепт, пока я не пойду в психотерапию. Урод. Мне не нужен врач. Ты мне не нужен, Котлан, отвали со своими мозгоправами, слышишь? И без тебя справлюсь. Плащ не просох, пришлось надевать мокрый.

Во дворах было тихо. После перестрелки с полицией вся нечисть укрылась по своим норам. И должно быть, нервно дрожала. Моросило. Над железными улицами поднимался нерешительный туман. Он холодной пеленой залезал под одежду и заставлял дрожать. Воняло сыростью и кислятиной. Если бы я открыл свой бар, там был бы коктейль Даск, и он бы вонял так же.

Воротила у двери «Храма любви» знал меня в лицо. Мы кивнули друг другу, он забрал оружие и грубо облапал меня. За дверью лязгнул затвор, и я оказался в темном узком коридоре, освещенном красными бумажными фонарями. Коридор уходил глубоко вниз. По бокам от него за плотными багровыми занавесками ютились комнаты. Оттуда доносилась легкая музыка и сладострастные стоны. Дешевая притворная любовь. Навстречу прошла голая мятая девица и, смотря в глаза, облизнула раздутые ботоксом губы. Прости, дорогая. Сегодня я не твой клиент.

В конце коридора еще одна дверь и пара вышибал в традиционных пустынных халатах.

— К Хану Баку, — ответил я на их немой вопрос.

Дверь простонала. Передо мной был городской коллектор. В центре полукруглого тоннеля текла река с нечистотами. У импровизированного причала стояла надувная лодка. В ней в свете факела сидела сгорбившаяся фигура в халатах и капюшоне. Холод коллектора тут же проник под плащ. Кожа покрылась мурашками. В нос ударил отвратительный запах разложения и говна.

Лодочник безмолвно помог забраться на борт, поднялся, хрустя суставами, и взялся костлявыми руками за длинное весло. Сплав начался. Тусклый факел чадил, шипел и плевался. Я старался дышать ртом и прикрывал лицо воротником плаща. Но назойливая вонь не унималась. К ней нужно было просто привыкнуть. Я же привык к Полису, к Даску… Можно и к этому привыкнуть. Я тут был редкий гость. И слава духам. Но кто-то должен был меня спасти. Я не автополис, мне нужен сон.

Когда лодка остановилась через полчаса, я бросил перевозчику пару монет из вежливости. Еще один вышибала стерег дверь в тронный зал.

В логове Хана Баку пахло благовониями, заглушающими смрад коллектора. Стены были завешаны коврами с совершенно наркоманскими геометрическими узорами. Серьезно, разум обычного трезвого человека не мог родить такую потустороннюю картину. Это был очень плохой трип, выраженный зависимыми мозгами и исколотыми руками через народное пустынное творчество.

Россыпь мягких подушек на полу. Поверх, в полубессознательном состоянии, голые девушки. Дюжина где-то. Их лица искажало наркотическое блаженство. На золотом троне в конце комнаты сидел хозяин и курил кальян. Хан Баку едва помещался на этом престоле — складки его тела растекались по подлокотникам. Смуглые чресла прикрывали с десяток тонких шелковых халатов с традиционными узорами. Из-под массивных бровей на меня поднялись раскосые черные глаза-буравчики.

— Сэээээм! Мой мальчик! Сэм! Иди же скорее сюда! — встретил меня низкий барский голос. Полная фигура с трудом поднялась с золотого трона и расставила короткие руки. Я подошел и приобнял его. Жидкие волосы на шаре головы пахли лавандой.

— Хан, большая честь, — я поклонился традиционным поклоном пустынь.

Хан — это имя. Формально он вождь племени кочевников. Когда его отец умер, Хан унаследовал власть и привел своих людей в город, покончив с кочевым образом жизни. Он искал для них лучшей жизни, но Полис распорядился иначе. Не найдя себе применения, его люди заняли свое место в криминальном мире Даска. Хан для них так и остался вождем. И он был мне изрядно должен.

— Располагайся, дорогой гость, выбирай себе красотку, расслабляйся!

— Твои жены все красавицы, вождь Баку, — я оглядел смуглянок на полу. — Но не сегодня.

— Садись, правды нет в ногах.

Я выбрал подушку почище и уселся. Тут же откуда-то появилась голая красотка с подносом, на котором дымились крошечные глиняные кружечки. Я посмотрел на Хана. Он кивнул — «Просто чай, просто чай, не бойся!».

— Есть для меня новости? — начал я с важного.

— Сээээээм! Столько песка утекло… Ветра пустыни молчат, — он тоже взял кружечку с подноса и прихлебнул. Чай был с молоком и какими-то пряностями. — Мои соболезнования…

— Рано, я надеюсь, рано…

— Ну, ты всегда можешь найти себе новую подружку! — он по-барски обвел рукой свой гарем. Вдруг откуда-то заиграла легкая традиционная музыка. Кажется, это были флейты и барабаны.

— Спасибо, спасибо… Но я за другим.

— Слушаю, — улыбку на его лице сменила деловая серьезность.

— Я… я хочу спать, — устало выдохнул я. Чай и благовония каким-то образом размочили черствый сухарь моего напряжения. — Я хочу забыться… Ну не я, но моему мозгу и телу нужно это. Нужно что-то такое, чтобы не подсесть. Мой врач отказал в новом рецепте…

— Тю! Да ты по адресу! Не вопрос! — Он закатал рукава халатов на левой руке, и над его золотым браслетом появился голографический экран. Там что-то мигнуло. — Мгновение, мгновение, Сэм. В наше время у вас, городских, это реальная проблема. Все куда-то спешат, бегут, летят… Когда спать? Деньги, деньги, нужно делать деньги! Люди ходят на нелюбимую работу, чтобы общаться там с людьми, которых ненавидят. И торчат там сутками! Чтобы заработать на содержание людей, любить которых у них нет времени. Это жизнь, Сэм?

— Слава духам, больше не моя жизнь.

— Вот! Ты вырвался из этого колеса обреченности! Обрел свободу!

Я задумался. Свобода ли это? Жизнь ли это?

— Тебе осталось найти свой итум, Сэм. Я вижу, что без него ты не полон.

— Кого? — поднял я глаза на Хана.

— Итум — так говорят в Песках. Это можно назвать смыслом, призванием. А что жизнь без него? — Он затянулся дымом из трубки кальяна и выдохнул в мою сторону ароматы ванили. — Дым!

— Мой итум пропал без вести…

— Ааааааа, Сэм. То женщина, не итум. Итум — это ты. А женщина — это женщина. Смотри, сколько их у меня! Жил же ты до нее как-то? О чем-то мечтал, куда-то стремился?

— А твой итум? — я постарался перевести фокус.

— Мой? Вот он я! — он снова по-барски развел руки и оглядел комнату с роскошными коврами и подушками.

— В вонючей канализации, в подполье?

— О, Сэм, это то, что видишь ты! Я же живу с любимой семьей и братьями по духу, окруженный любовью и преданностью. И мне не нужно проводить сутки, в погоне за деньгами. Люди сами мне их несут.

— Ты торгуешь наркотиками и оружием, Хан, — этого ты всю жизнь хотел? Этой жизни искал для своего народа? — Как же мерзок он был мне. Как же мерзок я был себе, оттого что пришел сюда.

— Это форма, Сэм. Содержание — тут, — он постучал толстым пальцем с перстнем по голове.

— Ты торгуешь смертью, Хан, это твой «итум»? — внутри меня поднималась волна. И я на ее вершине огненным мечом справедливых речей караю этого подонка. Ему нечего сказать, он кается… Но его ответ вернул меня из фантазии в реальность.

— Ты так говоришь, будто наркотики и оружие ходят сами по улицам и убивают людей. Нет, Сэм. У людей всегда есть выбор, как жить свою жизнь. Потреблять или нет вещества. Стрелять или не стрелять в других. Я никого не тащу сюда силой. Мне, в отличие от корпораций, не нужны билборды и реклама. Не нужны мне армии маркетологов в белых сорочках, понимаешь?

Толстое ничтожество. На огненный меч речей нужны были силы. А для сил нужно было выспаться хоть раз.

— Какой выбор? — все же попробовал я воспламениться. — Город и корпорации создали такие условия, что выбраться из Даска невозможно, если ты не родился с золотой ложкой во рту! — я повысил голос, но на лице Хана не дрогнул и мускул.

— Ты родился в Даске и сделал свой выбор — ты служил закону, Сэм. Но твоя женщина пропала, и ты сделал другой выбор. Ты его постоянно делаешь. Ты мог бы пойти к псионикам, чтобы спать нормально, но пришел ко мне. Ты снова сделал выбор.

Где-то я эту чушь про выбор уже слышал. Точно, Елена.

Вдруг один из ковров на стене распахнулся и в комнату вошел здоровый варвар. Мускулистое тело украшали какие-то племенные татуировки, и оно блестело так, будто все было в масле. Наготу скрывала только лиловая набедренная повязка. Он молча подошел ко мне и протянул небольшой металлический портсигар. Я кивнул, он раскланялся и удалился.

— Что это? — спросил я у Хана.

— Хирургический наркоз. Вырубает часов на 12, никаких сновидений, мирный, глубокий сон. И никакой ломки, никаких последствий. Под ним ставят импланты. Единственное, советую не пить много перед сном… А то, знаешь…

— Открыл для себя новый рынок?

— Есть спрос, есть спрос, мой мальчик…

Я покачал головой. Одним черным хирургом на районе стало больше. Они ставят нуждающимся новые синтетические органы в кредит, а потом изымают их, если человек не платит. Изъятые органы потом ставят кому-то еще. Грязный и мерзкий рынок. Мне стало тошно от этих мыслей.

— Сэм… ты хороший человек. Найди свой итум, — Хан пронзительно посмотрел на меня из-под огромных бровей.

— Спасибо за заботу. Запиши это на мой счет, — я потряс портсигаром.

— Всегда рад помочь! Надеюсь, однажды я смогу расплатиться! — Он усмехнулся, и я вышел обратно в канализационную вонь.

Дело Хана было последним моим делом. Я тогда вводил в курс работы другого следователя. И уже знал, что ухожу от лицемерия и грязи Нарьян-тана. Улик хватало на казнь вождя Баку и еще трех его братьев. Но мне нужны были связи в подполье, чтобы найти Миранду. Поэтому я совершил свое первое преступление против закона. И главное — против себя. Первое среди многих преступлений против совести. Часть улик, о которых знал только я, пропала из его дела.

Я, как сейчас, помню ту ночь. Смотрел часами в окно и выпил, наверное, три бутылки бурбона. Я уже знал, что Синдикат не имеет отношения к ее пропаже. Поэтому мне срочно нужна была другая зацепка, другие люди в криминальном мире. Потому что в мире корпораций все концы уже канули в воду. Хан предлагал деньги, но я истерично смеялся ему в лицо. Всю ночь я ходил из угла в угол. Торчал в баре. Смотрел тупые азурские сериалы про покорителей новых планет.

Это оказалось на удивление легко. Хан получил условный срок. А я — его кровную клятву найти Миранду. И он отнесся к своему обязательству со всей серьезностью кочевника — за год его соплеменники поставили на уши весь криминальный мир Полиса. Но и этого было недостаточно. Каким бы он ни был ублюдком и тварью, он обещал помогать до тех пор, пока судьба Миранды не прояснится.

Дома я открыл портсигар. Три медицинские колбы, резиновый жгут, комплект стерильных шприцов. Набор юного наркомана. Я встал перед грязным зеркалом. Круги под глазами захватили половину щек. Волосы нечесаные. Трехдневная щетина. А может, и старше. Перегар еще этот. Какой выбор, что они несут? Я выбирал это? Я? Я ударил кулаком в старую плитку на стене. Еще и еще раз. Чтобы до крови, чтобы почувствовать хоть что-то.

Говорить про выбор могут те, у кого все сложилось. Елена живет в Цветочной плазе. Значит, есть на что? Хан окружен преданными родственниками и деньгами, которые он сделал на крови. Мой же пазл не сложился, а рассыпался. Когда я понял, что Миранда не отвечает третий день. Когда понял, что ее дом перестроил Полис. Когда я обзвонил все морги и больницы. Когда коллеги сказали, что ее нет на камерах наблюдения. Какой у меня был выбор?

Я выбрал быть другим, не таким, как все в Даске? Или это слова матери о том, что я особенный? Это я выбрал быть полицейским, потому что хотел справедливости? Или это история матери и погибшего отца-офицера? Как бы там ни было, справедливость оказалась никому не нужна.

Болезненное откровение. Люди жаждали мести от полиции, а не справедливости. Им нужна была расплата за то, что кто-то причинил им боль. Эта редкая монета, справедливость, не была в ходу даже в Нарьян-тане. Там всех заботили лишь KPI по раскрываемости. Даже если на скамье подсудимых оказался невиновный. Раскрыли же?

Раскрываемость и PR — о да. Если люди не будут любить танов, и в СМИ будут писать о них плохо, Дом Наг тогда может не продлить полицейский контракт. И тогда другая корпорация возьмется ловить преступников. И отмазывать за деньги тех, кто сидеть не хочет. Справедливость — лишь видимость и PR-конструкт для масс. Примитивный социальный конструкт, усыпляющий бдительность безмолвной массы. Я выбрал такой мир? Я?

Место укола жгло. Я отпустил жгут и упал на сырую подушку. Забери меня, Морфей. Слышишь, сука, забери меня отсюда! Я так больше не могу.

***

Солнечный день. Свет в глаза. Вокруг какие-то белые деревья с черными черточками на стволах. Я такие видел только на картинках в детских учебных программах. Низкая мягкая трава. Жажда мучает. Нужно смыть кисловатый привкус во рту. Колодец как раз рядом. Каменный, с воротом и ведром. Как строят кочевники в оазисах. Прошли ли мои круги под глазами? Наклоняюсь над глянцевой живительной водой… Но там нет меня. Я трогаю лицо — оно на месте. Щетина, кривой нос от матери. Но меня нет в отражении. На зеркальной глади воды только длинные ветки деревьев, нависших над источником. Меня там нет. Я бью воду. Ну же, покажи меня! Где я! По воде идут круги, небо и ветки расплываются. Покажи же, ну! Почему там нет меня! Где я? Слышишь, вода, покажи! Бегу прочь.

Я на полу. Ползу куда-то. Ноги дергаются. Я их не чую. Живот вывернуло прямо на пол. Кислая горечь во рту. Сука жирная! «Никаких сновидений, мирный, глубокий сон». Всюду ложь! Руки налиты кровью, вены вздулись. Дыши, дыши! Желудок настроен решительно против меня. Пол расползается в глазах странными узорами, сошедшими с ковров Хана Баку, и наступает мне на лицо со всей силы. Лечу во тьму.

Солнечный день. Что-то так назойливо жужжит… Что-то среднее между детской заводной игрушкой и соседом с дрелью. Снова сон? Надо мной родной потолок с грязной люстрой-вентилятором. Содержимое желудка воняет рядом. Точно, моя комната. Что за жужжание? Сонные глаза оглядывают пространство. Холодильник! О дух, за столько лет я только сейчас обратил внимание на его шум.

Чувства будто обострились. Отчего-то остро хотелось жить. Это наркоз, или я просто выспался?

— Кира! — крикнул я в сторону кухни, чтобы проверить реальность. Удивился звонкости своего голоса. — Который час?

— Текущее время — четырнадцать сорок восемь, — сухо ответила подруга.

Выходит, я спал больше десяти часов? Тело легко вскочило на ноги. Я был у Хана… О дух. Я посмотрел на портсигар со шприцами. Жгут на мятой постели. Потная подушка. Шприц на полу. И лужи блевотины. Мог ведь и захлебнуться ею. Сколько я таких трупов видел на работе?

Духи, как же низко я пал. Куда ниже, Ульян? Хотелось не просто помыться, но и отшкрябать с себя мочалкой весь прошлый день. Это дно, Ульян. Осталось сторчаться и начать торговать телом в канализации Хана, чтобы у него же получать дозу. Жирные пьяные варвары будут лапать меня, утоляя голод своего тела. Кем я стал? Снова тошнота подступила от этих мыслей.

«Кира, воды!». Автомат зажужжал, пару раз прокашлялся. Я взял одноразовый стаканчик и заглянул внутрь. Вода отразила небритую морду с угольками глаз. Колодец… Сон? Там было еще что-то, кроме колодца. Я бежал за кем-то, за кем? Дрался? Мятое лицо молча смотрело на меня из стакана. Что дальше, Ульян? Стакан мелко дрожал в руке, лицо в нем покрылось рябью. Но по-прежнему молчало. Никто не знал.

Выпил залпом. Чушь. Нужно было уже побриться и прибраться. И проветрить бы.

«Кира, включи новости». Она поворчала, мурлыкнула что-то на своем техногенном и включила голографический проектор на стене. Я начал приводить в порядок себя и жилище.

«…И к главной новости дня. Сегодня ночью, ровно в четыре ноль ноль, автополис на Сигеле впервые за все время своего существования запустил на орбиту собственное небесное тело…» — вещал голос с экрана. Я замер с зубной щеткой во рту и вышел голый из ванной.

Конец ознакомительного фрагмента.