Николай Ленин. Сто лет после революции. 2331 отрывок из произведений и писем с комментариями

Дмитрий Галковский, 1997

Несмотря на назойливую советскую пропаганду, Ленин наименее известный политический лидер XX века. В этой книге собраны подлинные цитаты из обширного ленинского наследия, впервые дающие адекватное представление о его мировоззрении, способе мышления и аргументации, а также о его человеческих качествах. Книги, статьи и письма Ленина никогда не были для него способом самовыражения, но всегда преследовали определенную политическую цель. Читать их подряд трудно даже специалистам. Настоящее издание является подробным хронологическим конспектом, позволяющим соединить ленинскую мысль в единое целое. Книга снабжена подробным именным указателем.

3. Грызня

(08.1903 — 08.1905)

От автора

Летом 1903 года состоялся II (а фактически учредительный) съезд РСДРП. Сначала он проходил в Брюсселе, а затем в Лондоне.

Партийная жизнь русской социал-демократии строилась до революции на демократических принципах, но это была демократия воровского общака. Голосования и выборы перемежались убийствами стукачей, а партийные законы носили характер неоформленных и произвольно трансформируемых «понятий». На второй съезд не допустили ряд крупных социал-демократических организаций, а некоторые допущенные организации были фиктивными (в том числе организация Бронштейна-Троцкого). Подобные решения объяснялись вполне по-советски: «нецелесообразно», «сочли необходимым», «ввиду неконструктивного поведения». В свете подобного администрирования неудивительно, что учредительный съезд учредил то, что и должен был учредить: перманентную эмигрантскую «воронью слободку».

«Идеологические споры» социал-демократии велись не учёными или философами, а профессиональными демагогами. Единственной целью подобных дискуссий являлась примитивная борьба за власть. Поэтому не следует придавать большое значение всевозможным ярлыкам. «Меньшевики», «большевики», «ликвидаторы», «отзовисты», «ультиматисты», «экономисты», «примиренцы» и т. д. — это всего лишь ничего не обозначающие штампы. А вот «ленинцы», «плехановцы» или «цедербаумовцы» — это названия реальных эмигрантских группировок или, точнее, «семей», ведущих между собой ожесточённую борьбу за денежные источники, контроль над печатными органами и (позднее) над профсоюзными организациями. Только в отличие от простых уголовников эта борьба велась не физическим насилием, а методами психологического давления и словесных упражнений на ниве марксистской схоластики. Оружие социал-демократов во внутренних спорах — не бомбы и револьверы, а клевета, лесть, сплетни, подножки, марксистскообразное шарлатанство и участие во всякого рода подтасованных и грязных «выборах».

Формально на II съезде велись схоластические словопрения о пунктах устава и программы. Реальный же сценарий преследовал цели вполне конкретные: искровское большинство подминает «Бунд» и сохранившие независимость русские социал-демократические группы. Далее к возникшему монстру просто по закону тяготения автоматически прилипают антиискровские оппозиционеры. В России появляется крупная социал-демократическая партия. Во главе РСДРП номинально стоят эмигрантские патриархи: Плеханов и Аксельрод, осуществляющие международное представительство. Внутри партии первую скрипку играют «молодые» — Ленин и Цедербаум.

Возможно, и даже наверняка такой сценарий осуществился бы, если бы не борьба за лидерство между Плехановым и Аксельродом и не диктаторские замашки Ленина. Плеханов решил отстранить Аксельрода от власти руками нахрапистого и ловкого интригана Ленина. План вполне удался, однако исполнитель воли Плеханова действовал слишком прямолинейно и восстановил против себя «партийную общественность». Кроме того, сам Плеханов вовсе не планировал передавать текущее управление ленинской группировке. Его целью (из-за отсутствия политического опыта заведомо неосуществимой) было балансирование между большевиками-ленинцеми и меньшевиками-цедербаумовцами.

Второй съезд «Заграничной лиги русских социал-демократов» (в отличие от во многом фиктивной РСДРП, объединявшей реальные социал-демократические группы) стал реваншем Цедербаума и Аксельрода. Преобладание меньшевиков на съезде лиги было незначительно, но на стороне меньшевиков находились все крупные величины. Кроме того, Ленин, столкнувшись с организованным отпором, потерял лицо и вошёл в умоисступление. В этой ситуации Плеханов предпочёл умыть руки и хладнокровно «сдал» своего темпераментного союзника. С точки зрения политической, это было грубой ошибкой. Ренегатства Плеханову не простили ни меньшевики, ни большевики, и он до конца своей карьеры мог всерьёз опираться только на микроскопическую группу родственников. Отличаясь лично высокомерием, Плеханов был скорее эмигрантом-вольнодумцем, человеком со связями, но не партийным лидером.

Однако в тот период в изоляции оказался Ленин. В партийных верхах было решено уничтожить зарвавшегося выскочку. Формально Ленин входил в ЦК партии, но в цекисты кооптировались меньшевики, цекисты-большевики стали колебаться. Аксельрод, мастер формулировок, опубликовал в «Искре» две антиленинские статьи, где бросил обвинения в «мелкобуржуазном уклоне», «чуждости рабочему движению» и тому подобных антиреволюционных грехах. Кажется, что карьера честолюбивого манипулятора, не признающего никаких авторитетов, окончена. Остаётся только отозвать его представительство в Совете партии (что при антиленинском большинстве в ЦК делается автоматически). Ленин отстранён от денежных источников, у него самого никаких денег нет. Общественное мнение через контролируемые печатные органы настроено негативно. Такие уважаемые люди, как Аксельрод, Цедербаум, Засулич, считают его буржуазным подонком, которому не место в рядах революционной партии.

И тут начинаются чудеса. Внезапно членами ленинской фракции оказывается ряд влиятельных людей, большинство из которых имеет весьма отдалённое отношение к марксизму (вплоть до гражданской жены Горького артистки Андреевой-Юрковской). Ленин пишет неслыханную по наглости работу «Шаг вперёд, два шага назад», где механически переносит все аксельродовские обвинения на самих меньшевиков. Взамен утраченному влиянию в ЦК создаётся отдельный руководящий орган большевиков: «Бюро комитетов большинства» (БКБ). У Ленина появляется собственный печатный орган («Вперёд») и даже издательство.

Ленина к этому времени почти полностью выдавливают из ЦК. Однако «не было бы счастья, да несчастье помогло» — в феврале 1905 года в России арестовывается ВЕСЬ ЦК РСДРП, за исключением двух человек — последовательного лениниста Красина и полулениниста Любимова. Двойка сливается в БКБ и образует Организационный комитет по подготовке III съезда партии. Проблема Ц К решена одним ударом: нет людей — нет проблем. Съезд называют ленинским свозом, он проходит в Лондоне в апреле-мае 1905 года, в нём участвуют только сторонники Ленина.

Почему Ленину удалось выкарабкаться из, казалось бы, безнадёжной ситуации 1903−1904 годов и прийти к организационному триумфу образцово-показательного «ленинского съезда» — хороший вопрос для историка большевистской партии. У автора этих строк есть на сей счёт некоторые соображения.

Ленин-политик окончательно сформировался именно в это время. Что касается «большевизма» как определённого политического течения, то к 1905 году он даже не проклёвывался. Раскол между меньшевиками и большевиками объяснялся внутрипартийными дрязгами. Либеральная легенда о тоталитарных большевиках и демократических меньшевиках не выдерживает критики и ничем не отличается от такой же легенды о добрых ленинцах и злых сталинистах. Меньшевик Дейч начал свою карьеру с того, что проломил своему товарищу голову ломом и облил лицо серной кислотой, за что отбыл 13 лет каторги. Молодая Засулич тяжело ранила петербургского градоначальника Трепова. Во время первой революции и большевики, и меньшевики рука об руку участвовали в террористической деятельности, при этом не забывая обвинять друг друга в нерешительности и мягкотелости. И для тех, и для других худшим обвинением был упрек в недостаточной революционности и «ревизионизме».

И всё-таки если рассматривать ЛИЧНОСТЬ Ленина, то уже в этот период у него было принципиальное отличие от прочих социал-демократов, а равно социалистов-революционеров, анархистов да и самих большевиков «первого призыва». Это последовательная беспринципность, хамство, цинизм и какое-то скоморошество мастера-ломастера, безногого фронтовика, ночного кошмара вороньей слободки русской политической эмиграции. Все остальные «революционеры» более или менее заблуждались на свой счёт, считая себя писателями, философами, экономистами, народными трибунами — кем угодно, но только не политическими проходимцами, решившими насильственным, воровским путём захватить власть.

В этом смысле показательно жеманное письмо Виктора Чернова. Лидер эсеров в своей политической практике шёл по стопам Ленина: немецкие деньги, Циммервальд, пломбированный вагон, ненависть к русской государственности, клевета, обман. Но на фоне всего этого у него сохранялись романтические заблуждения на свой счёт. Поэтому, когда в 1918 году Ленин разогнал Учредительное собрание, Чернов написал ему «трагическое письмо» на 20 страницах, преисполненное моральным негодованием в стиле «вы гадкий», «я не подам вам руки», «вы предали идеалы».

Ленин окончательно избавился от детских пелёнок «идеалов» в партийной грызне начала века. Помогло этому предательство Плеханова, хорошо спланированное, но по сути детское и бессмысленное. Ленин в этой ситуации ошибся в исполнении, повлекшем личный разрыв с оскорблёнными соратниками, но не в самом замысле. По уму и расчётливости он значительно опережал полуобразованных товарищей и это знал. Наконец, механическая переадресация упрёков в мелкобуржуазности Аксельроду научила Ленина считать любые идеологические разногласия, лишь дополнительными аргументами в борьбе за власть. Н. Вольский («Валентинов»), оставивший ценные воспоминания, передаёт характерные слова Ленина:

«Есть детская игра — кубики. На каждой стороне их представлена часть какой-нибудь вещи — дома, дерева, моста, цветка, человека. Когда вы всячески повёртываете их, прикладываете одну к другой — получается осмысленная картинка. Совершенно такой же результат получается при разборе „кубиков“ меньшевиков. Если их правильно собрать, то получится, что в нашей партии действительно есть чуждый пролетариату буржуазный элемент. Здесь Аксельрод прав. Только это не я, а он сам».

Этими марксистскими кубиками на ходу выдуманных бессмысленных «аргументов» Ленин с 1904 года швырялся в своих оппонентов всю жизнь.

1903 год

(№№ отрывков: 169−186)

169

Все мы знаем теперь, что «экономисты» согнули палку в одну сторону. Для выпрямления палки необходимо было согнуть палку в другую сторону, и я это сделал. Я уверен, что русская социал-демократия всегда будет с энергией выпрямлять палку, изгибаемую всяческим оппортунизмом, и что наша палка будет всегда поэтому наиболее прямой и наиболее годной к действию.

(Речь по вопросу о программе партии на II съезде РСДРП, 4 августа)

170

Нельзя в вопросе о создании политической партии ссылаться на моральные соображения.

(Выступление при обсуждении устава партии на II съезде РСДРП, 15 августа)

171

Рассматривая поведение цедербаумовцев²⁸ после съезда, их отказ от сотрудничества (О КОЕМ РЕДАКЦИЯ ЦО ИХ ОФИЦИАЛЬНО ПРОСИЛА), их ОТКАЗ от работы на ЦК, их пропаганду бойкота, — я могу только сказать, что это безумная, недостойная членов партии попытка разорвать партию… из-за чего? ТОЛЬКО из-за недовольства составом центров, ибо ОБЪЕКТИВНО ТОЛЬКО на этом мы разошлись, а субъективные оценки (вроде обиды, оскорбления, вышибания, отстранения, пятнания etc. etc.) ЕСТЬ ПЛОД ОБИЖЕННОГО САМОЛЮБИЯ И БОЛЬНОЙ ФАНТАЗИИ.

Эта больная фантазия и обиженное самолюбие приводят прямо к позорнейшим СПЛЕТНЯМ, когда, НЕ ЗНАЯ И НЕ ВИДЯ ЕЩЁ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НОВЫХ ЦЕНТРОВ, распространяются слухи об их «недееспособности», об «ежовых рукавицах» Ивана Ивановича, о «кулаке» Ивана Никифоровича и т. д.

(«Рассказ о втором съезде», сентябрь)

172

Я глубоко убеждён, что нельзя понять происшедшего с точки зрения «влияния страшного нервного переутомления». Нервное переутомление могло лишь вызвать острое озлобление, бешенство и безрассудное отношение к результатам, но самые-то результаты совершенно неизбежны, и наступление их давно было лишь вопросом времени. «Шпана» и «преторианцы» — говорите Вы. Это не так. <…> вывести оскорбление, обиды, раскол партии! Это безумие. Сочиняют, что «преторианцы» вышибали за клеветническое обвинение в оппортунизме, что пятнали и устраняли деловых людей etc. Пустое всё это, плод обиженной фантазии, ничего больше. Никого, абсолютно никого не «пятнали» и не устраняли от работы, от участия в деле. Устранили только кое-кого от ЦЕНТРА — за это обижаться? за это рвать партию? из-за этого конструировать теорию гиперцентрализма? из-за этого кричать о ежовых рукавицах еtc.? Никогда и ни на минуту не сомневался и не могу усомниться в том, что тройка редакторов есть ЕДИНСТВЕННАЯ истинно-деловая тройка, ничего не разбивающая, а приспособляющая старую «семейную» коллегию к роли ДОЛЖНОСТНОГО лица. Именно семейность шестёрки терзала нас все 3 года, ВЫ-ТО ЭТО ОТЛИЧНО ЗНАЕТЕ, и с того момента, как «Искра» стала партией и партия стала «Искрой», мы ДОЛЖНЫ были, ОБЯЗАНЫ были порвать с шестёркой, порвать с семейностью.

(Письмо Калмыковой, 7 сентября)

173

Надо выступать вам формально, и насчёт цедербаумцев надо готовиться к решительной войне, надо добиться во что бы то ни стало, чтобы их попытка сунуться в комитеты сразу вызвала решительный отпор. Надо смотреть в оба за этим и готовить все комитеты. Цедербаумцы всё ведут и РАСШИРЯЮТ бойкот, озлоблены они чертовски, сфантазировали себе кучу обид и оскорблений, воображают, что спасают партию от тиранов, кричат об этом направо и налево, мутят людей. Их смута отняла уже у нас (не знаю, надолго ли, но, МОЖЕТ БЫТЬ, и НАВСЕГДА) два наших крупнейших источника денег. Направьте все отчаяннейшие усилия на добычу денег — это главное.

(Письмо Кржижановскому, сентябрь)

174

И вот я спрашиваю себя: из-за чего же, в самом деле, мы разойдёмся так на всю жизнь врагами? Я перебираю все события и впечатления съезда, я сознаю, что часто поступал и действовал в страшном раздражении, «бешено», я охотно готов признать ПРЕД КЕМ УГОДНО ЭТУ СВОЮ ВИНУ, — если следует назвать виной то, что естественно вызвано было атмосферой, реакцией, репликой, борьбой etс. Но, смотря без всякого бешенства теперь на достигнутые результаты, на осуществлённое посредством бешеной борьбы, я решительно не могу видеть в результатах ничего, ровно ничего вредного для партии и абсолютно ничего обидного или оскорбительного для меньшинства. <…>

Если большинство искряков и в организации «Искры» и на съезде нашло ошибочным специальный оттенок цедербаумовской линии в организационном и политическом отношении, неужели не безумна, в самом деле, попытка объяснить это каким-то «подстраиванием», да «натравливанием» и т. п.?? Неужели не безумно было бы отговориться от этого факта, ОБРУГАВШИ это большинство «шпаной»??

(Письмо Потресову, 13 сентября)

175

Базис стал ИНОЙ, это свершившийся факт; а они всё ещё руководятся больше всего тем, как оскорбительно то-то и то-то на съезде вышло, до чего бешено держал себя Ленин etc. Было дело, слов нет, и я прямо признал своё «бешенство» в письме к Потресову. Но в том-то и суть, что достигнуты «бешеной» борьбой результаты НИЧУТЬ НЕ БЕШЕНЫЕ, а та сторона воюет и воюет из-за бешенства против самих результатов, против неизбежных и необходимых результатов. <…> Вы знаете, до чего доводила впечатлительность и «личное» (вместо политического) отношение к делу Цедербаума + Потресова + Засулич, когда они, например, совсем было «засудили» человека ПОЛИТИЧЕСКИ за историю чисто личного свойства. Вы тогда, не обинуясь, встали на сторону «живодёров и извергов». А ведь это случай совсем, совсем типичный. Ведь и теперь — корень тот же, то же смешение личного и политического, то же заподозривание нас в желании ЗАПЯТНАТЬ лично, хотя мы только отодвигаем (и передвигаем) политически. И когда Вы мне напоминаете: вина ДОЛЖНА быть и у Вас, — я отвечаю: личной не думаю и отрицать, но корректива ПОЛИТИЧЕСКОГО требовать за сие не доводится. Именно в том и безвыходность, полная безвыходность положения, что за сумму личных обид, личных недовольств составом центров они требуют корректива политического. Всё что хотите, но только не это! <…>

Знаете Вы, как мы тогда взяли верх? НАС было МЕНЬШИНСТВО, а взяли мы упорством, угрозой вынесения «на всех». Вот они и думают: мы теперь так же. Беда только, что ТЕПЕРЬ не есть ТОГДА. Теперь формально базис НЕУСТРАНИМ. Не будь этого формального базиса, отчего бы и не шесть, ежели уже люди дошли до белого каления? Маялись 3 года, помаемся ещё 3; решали не голосами, а упорством, — будемте и теперь упорством решать. Но этого ТЕПЕРЬ нельзя — в том-то и суть.

(Письмо Калмыковой, 30 сентября)

176

Товарищи! Я ушёл вчера (28 октября) с заседания съезда, потому что слишком омерзительно было присутствовать при том расковыривании грязных сплетен, слухов, частных разговоров, которое предпринял Цедербаум и проделал с истерическими взвизгиваниями, при ликовании всех и всяческих любителей скандала. Точно в насмешку над самим собой тот же Цедербаум третьего дня красноречиво говорил о непристойности таких ссылок на частные разговоры, которые не могут быть проверены, которые провоцируют вопрос, кто из собеседников СОЛГАЛ. Буквально эту именно непристойность и показал нам Цедербаум, истерически допрашивавший вчера меня, КТО СОЛГАЛ, я или он, при изложении пресловутого частного разговора о пресловутой тройке²⁹.

Этот приём вызывать на скандал такой постановкой вопроса: КТО СОЛГАЛ? достоин только либо бретёра, ищущего дешёвого случая к драке, либо истерически взвинченного человека, неспособного взвесить бессмысленности своего поведения. Со стороны политического деятеля, которого обвиняют в определённых политических ошибках, употребление подобного приема безошибочно свидетельствует об отсутствии иных средств защиты, о жалком перенесении политического разногласия в область дрязг и сплетен.

Спрашивается теперь, какие средства защиты могут быть вообще употреблены против этого приема всех бретёров и скандалистов выдвигать НЕДОКАЗУЕМЫЕ обвинения на основании частных разговоров? Я говорю «недоказуемые» обвинения, ибо незапротоколированные частные беседы исключают, по самой своей сущности, ВСЯКУЮ возможность доказательств, и обвинения на основании их ведут к простым повторениям и склонениям слова «ложь». Цедербаум вчера дошёл в искусстве таких повторений до настоящей виртуозности, и я следовать его примеру не буду.

Я указал уже в своём вчерашнем заявлении ОДИН прием защиты и я настаиваю категорически на нём. Я предлагаю своему противнику издать немедленно отдельной брошюрой все его обвинения против меня, которые он бросал в своей речи в виде бесконечных и бесчисленных тёмных намёков на ложь, интриганство и проч. и проч. Я ТРЕБУЮ, чтобы мой противник выступил именно перед ВСЕЙ партией за своей подписью, потому что он набрасывал тень на меня, как на члена редакции ЦО партии, потому что он говорил о невозможности для кое-каких лиц занимать ответственные места в партии. Я обязуюсь опубликовать ВСЕ обвинения моего противника, ибо именно открытое переворачивание дрязг и сплетен будет, я прекрасно знаю это, лучшей защитой моей перед партией. Я повторяю, что, уклоняясь от моего вызова, противник докажет этим, что его обвинения состоят из одних тёмных инсинуаций, порождаемых либо клеветничеством негодяя, либо истерической невменяемостью поскользнувшегося политика.

(«Неподанное заявление второму съезду Заграничной лиги РСДРП», 29 октября)

177

Дорогой друг! Ты не можешь представить себе, какие вещи тут произошли, — это просто чёрт знает что такое, и я заклинаю тебя сделать всё, всё возможное и невозможное, ЧТОБЫ ПРИЕХАТЬ ВМЕСТЕ С НОСКОВЫМ, ЗАРУЧИВШИСЬ ГОЛОСАМИ ОСТАЛЬНЫХ. Ты знаешь, я уже довольно опытен в партийных делах, и я категорически заявляю, что всякая отсрочка, малейшее промедление и колебание грозит гибелью партии. Вероятно, тебе расскажут подробно о всём. Суть — та, что Плеханов внезапно повернул, после скандалов на съезде Лиги, и подвел этим меня, Ленгника и всех нас отчаянно, позорно. Теперь он пошёл, без нас, торговаться с цедербаумцами, которые, видя, что он испугался раскола, требуют вдвое и вчетверо, требуют не только шестёрки, но и приёма своих в ЦК (не говорят ещё, скольких и кого) и двух своих в Совет и дезавуирования действий ЦК в Лиге (действий, совершённых целиком с согласия Плеханова). Плеханов жалко струсил раскола и борьбы! Положение отчаянное, враги ликуют и обнаглели, наши все в бешенстве. Плеханов грозит бросить всё немедленно и способен сделать это.

(Письмо Кржижановскому, 4 ноября)

178

От себя скажу, что я из редакции уйду и могу остаться лишь в Центральном Комитете. Я пойду НА ВСЁ и опубликую брошюру о борьбе истерических скандалистов или забракованных министров.

(Письмо в ЦК РСДРП)

179

Плеханов изменил нам, ожесточение в нашем лагере страшное; все возмущены, что из-за скандалов в Лиге Плеханов позволил переделать решения партийного съезда. Я вышел из редакции окончательно. «Искра» может остановиться. Кризис полный и страшный. Имей в виду, что я теперь борюсь не за редакцию ЦО, я вполне мирюсь с тем, чтобы Плеханов составил 5-ку без меня. Но я борюсь за ЦК, который цедарбаумовцы, обнаглев после трусливой измены Плеханова, тоже хотят захватить, требуя кооптации туда своих и не говоря даже, в каком числе!! Борьба за редакцию ЦО проиграна безвозвратно в силу измены Плеханова. Единственный шанс мира: попытать отдать им редакцию ЦО и отстоять за собой ЦК. — Это очень не легко (может быть даже и это уже поздно), но надо попытать. Необходим здесь именно Кржижановский и лучше всего ещё ДВОЕ русских³⁰ из ЦК, самых внушительных (не дам) (например, Носков и Гусаров). Плеханов грозит уходом, если ЦК не уступит: ради Бога, не верьте его угрозам; его надо дожать, пугнуть. Надо, чтобы Россия восстала твёрдо за ЦК, успокоившись передачей редакции ЦО. Здесь необходимы новые люди из ЦК, ибо иначе абсолютно некому вести переговоры с цедербаумовцами.

(Письмо Кржижановскому)

180

И теперь — в награду за скандал, в награду за отрезание Потресовым одного крупного денежного источника — взять их в редакцию! Они боролись за «принципиальные разногласия», — так выразительно превратившиеся в письме Потресова к Плеханову в подсчёт, сколько местечек им надобно. И мы должны узаконить эту борьбу за местечки, заключить сделку с этой партией забракованных генералов или министров (greve generale des generaux³¹, как говорил Плеханов) или с партией истерических скандалистов!! К чему тогда партийные съезды, если дела вершатся заграничным кумовством, истерикой и скандалами??

(Письмо Мандельштаму, 10 ноября)

181

Истерические вопли только прикрывают жалкую неспособность понять, что в редакции должны быть исключительно настоящие, а не фиктивные редакторы, что это должна быть деловая, а не обывательская коллегия, что в ней КАЖДЫЙ должен иметь по КАЖДОМУ вопросу СВОЁ мнение (чего никогда не бывало с тройкой невыбранных). Цедербаум ОДОБРИЛ мой план двух троек, а когда увидал, что он обернулся В ОДНОМ вопросе против него, Цедербаума, тогда он впал в истерику и завопил об интриганстве! Недаром Плеханов назвал его в кулуарах съезда Лиги «жалким человеком»! Да… поганая заграничная склока, вот что осилило решение большинства русских работников.

(То же)

182

Света, побольше света! Нам нужен громадный концерт; нам нужно выработать себе опыт, чтобы правильно распределить в нём роли, чтобы одному дать сентиментальную скрипку, другому свирепый контрабас, третьему вручить дирижёрскую палочку.

(Письмо в редакцию «Искры»)

183

Ясно, что пятёрка в ЦО хочет затравить и Ленина (вплоть до клеветы о выкидывания из партии им южнорабоченцев, вплоть до подлых намёков на Швейцера³²), и ЦК, и всё большинство. Плеханов прямо говорит, что пятёрке ЦО не страшен никакой Центральный Комитет. Атака на ЦК идёт и здесь, и в России (письмо из СПБ о поездке Розанова). Вопрос поставлен ребром. Если упустить время и лозунг для борьбы, то неизбежно ПОЛНОЕ поражение, во-первых, вследствие отчаянной борьбы пятерки в «Искре», во-вторых, вследствие провалов наших людей в России. СПАСЕНИЕ ОДНО — СЪЕЗД. ЛОЗУНГ ЕГО: БОРЬБА С ДЕЗОРГАНИЗАТОРАМИ. Только на этом лозунге можно поймать цедербаумцев, привлечь широкую массу и спасти позицию. По-моему, единственно возможный план такой: о СЪЕЗДЕ ПОКА никому ни слова, тайна полная. Двинуть ВСЕ силы, ВСЕ И ВСЯ, В КОМИТЕТЫ И В ОБЪЕЗДЫ. Бороться за мир, за прекращение дезорганизации, за подчинение Центральному Комитету. Укрепить своими людьми комитеты изо всех сил. Ловить цедербаумцев и южнорабоченцев на дезорганизации изо всех сил, с документами, с резолюциями против дезорганизаторов, резолюции комитетов должны лететь в Центральный Орган. Затем просовывать людей в шаткие комитеты. Завоевание комитетов во имя лозунга: против дезорганизации — такова ГЛАВНЕЙШАЯ задача. СЪЕЗД НЕОБХОДИМ НЕ ПОЗЖЕ ЯНВАРЯ, поэтому примитесь энергичнее, мы тоже двинем все силы. ЦЕЛЬ СЪЕЗДА: УКРЕПИТЬ ЦК и Совет, а может быть, и ЦО путём либо тройки (в случае буде удастся вырвать Плеханова, что мало вероятно), либо шестёрки, КУДА Я ВОЙДУ при почётном для нас мире. Худшее: ИХ ЦО, НАШИ ЦК И СОВЕТ. Повторяю: или ПОЛНОЕ поражение (нас затравит ЦО), или НЕМЕДЛЕННАЯ ПОДГОТОВКА СЪЕЗДА. ПОДГОТОВИТЬ ЕГО НАДО СНАЧАЛА ТАЙНО в течение максимум одного месяца, ЗАТЕМ В ТРИ НЕДЕЛИ СОБРАТЬ ТРЕБОВАНИЯ ½ КОМИТЕТОВ И СОЗВАТЬ СЪЕЗД.

(Письмо в ЦК РСДРП, 10 декабря)

184

Что меня особенно возмущает в той позиции, которую заняла теперь «цедербаумовская» «Искра», так это ВНУТРЕННЯЯ ФАЛЬШЬ И ЛОЖЬ, попытки обойти суть дела, попытки эскамотировать³³ партийное общественное мнение и решение, попытки ПОДМЕНИТЬ понятия и факты. И только незнанием дела я склонен объяснять проявляемые некоторыми товарищами тупость и безразличие, нечувствительность к этой лжи. Против незнания надо бороться разъяснением, и я ни в каком случае не откажусь от своего намерения разъяснить всё дело архиподробно (в случае надобности со ВСЕМИ документами) в особой брошюре, за которую и возьмусь, как только выйдут протоколы съездов партии и Лиги, т. е. очень скоро.

Основная ПЕРЕДЕРЖКА, посредством которой НАДУВАЮТ партию цедербаумовцы (обманывая, может быть и даже вероятно, самих себя прежде всего в силу своей истеричности), это, во-первых, ПОДМЕН действительных источников и причин расхождения между искровцами. Это, во-вторых, ПОДМЕН понятий о кружковщине и дезорганизации, о сектантстве и о партийности.

Первый подмен состоит в том, что «принципиальным» разногласием выставляется та, в сущности, ПЕРЕБРАНКА, которой обменивались обе стороны после съезда во время борьбы центров с оппозицией. Перебранка состояла в том, что оппозиция называла большинство самодержцами, формалистами, бюрократами etc., а большинство называло оппозицию ИСТЕРИЧЕСКИМИ ПРОЛАЗАМИ, партией забракованных министров или истерических скандалистов (см. съезд Лиги). И вот теперь ОДНА сторона этих обоюдных «комплиментов» выносится в ЦО как ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ разногласие! Разве это не гнусность?

На самом деле причина расхождения лежала именно в ПОВОРОТЕ ЦЕДЕРБАУМОВЦЕВ К БОЛОТУ. Поворот этот ясно выразился на съезде на параграфе 1 устава и на группировке при выборах в центры. Это разногласие, в известной своей части несомненно ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ, обходится и замалчивается.

Второй подмен состоит в том, что, ДЕЗОРГАНИЗУЯ всю партию и всю работу в течение ТРЁХ МЕСЯЦЕВ ради интересов КРУЖКА, ради пролезания в центры (ибо никто не стеснял полемику по существу и свободу выражения мнений, напротив, цедербаумовцев приглашали и просили писать), цедербаумовцы теперь, пролезши с заднего крыльца в редакцию, подменивают это смехотворным обвинением большинства в дезорганизующем формализме, бюрократизме и проч., ЗАМАЛЧИВАЯ свой бойкот, своё пролазничество etc.. Разве это не гнусность? Одно из двух: или ПРЕДАТЬ ЗАБВЕНИЮ всю «дрязгу» и тогда не говорить СОВСЕМ о ней, не пускать в ЦО и ОТРЫЖКИ ДРЯЗГИ, ибо крики о бюрократизме есть именно ОТРЫЖКА дрянненького пролазничества. Или поднять вопрос о расхождении — и тогда уже РАСКРЫТЬ ВСЁ.

(«Заметка о позиции новой „Искры“», декабрь)

185

Наконец, эти глупенькие советы, чтобы я уехал отсюда! Я ещё понимаю, когда их дают семейные, родственники, но писать ту же ахинею из Центрального Комитета!! Да именно теперь и начинается литературная война.

(Письмо в ЦК РСДРП, 22 декабря)

186

Подумайте же, наконец, хорошенько о всей политической позиции, взгляните пошире, отвлекитесь от мелкой будничной возни с грошами и паспортами и выясните же себе, не пряча головы под крыло, куда вы идёте И РАДИ ЧЕГО вы канитель тянете? <…> Вы оттягиваете дело, не созывая съезда, по возможности отмалчиваясь от наскока и нахальных плевков в рожу и укрепляя позиции в России. <…> Я спрашиваю, в чём состоит ваше укрепление позиций? Только в том, что вы теряете время, когда противник собирает здесь силы (а заграница очень много значит!), и оттягиваете решение до своего провала. Провал неизбежен и довольно скоро, — было бы прямо ребячеством игнорировать это. Что же вы нам оставите после провала? У цедербаумовцев — свежие и разросшиеся силы. У нас — разбитые ряды. У них — укреплённый Центральный Орган. У нас — компания, плохо перевозящая этот ругающий их Центральный Орган. Ведь это верный путь к поражению, ведь это только позорная и глупая оттяжка НЕИЗБЕЖНОГО поражения. <…>

C листовками ко мне не приставайте: я не машина, и при теперешнем безобразном положении работать не могу.

(Письмо в ЦК РСДРП, 30 декабря)

1904 год

(№№ отрывков: 187−214)

187

Сейчас получил корректуру статьи Аксельрода в № 55 «Искры». Ещё гораздо более гнусная, чем статья Цедербаума («Наш съезд») в № 53. Тут и «честолюбивые фантазии», «вдохновляемые преданиями о диктатуре Швейцера». Тут опять обвинения, что «всеведущий центр» «по личному (sic!) усмотрению распоряжается» «членами партии, превращёнными (!!) в винтики и колесики». «Учреждение бесчисленного множества всевозможных ведомств, департаментов, отделений, канцелярий, мастерских». Превращение революционеров (ей-богу, так!) «в столоначальников, канцеляристов, фельдфебелей, унтер-офицеров, рядовых, стражников, мастеровых» (sic!). ЦК-де (по мысли большинства) «должен быть только коллективным агентом этой власти (власти редакции „Искры“), находиться под её строгой опекой и бдительным контролем». Такова-де «организационная утопия теократического характера» (sic!). «Торжество бюрократического централизма в партийной организации — таков итог»… (ей-богу, так!). По поводу этой статьи я паки и паки взываю ко всем членам ЦК: неужели это можно оставить без протеста и борьбы? Неужели вы не чувствуете, что, снося это молча, вы превращаетесь не больше не меньше как в развозчиков сплетни (насчёт Швейцера и его пешек) и в распространителей клеветы (насчет бюрократов, т. е. вас самих и всего большинства)?

(Письмо в ЦК РСДРП, 2 января)

188

Говорить о какой-то конференции комитетов и об «ультиматуме» (после того, как они ОСМЕЯЛИ уже наш ультиматум!!) просто смешно. Да цедербаумовцы расхохочутся только в ответ на эту «угрозу»!! Что для них ультиматумы, когда они прямо задерживают деньги, травят ЦК и ОТКРЫТО говорят: «Ждём первого провала». Неужели Кржижановский забыл уже, что Цедербаум тряпка в руках пройдох?? И после этого разговаривать ещё об отношении Цедербаума и Плеханова к Кржижановскому и Носкову! Обидно читать эту наивность. Во-первых, и Цедербауму и Плеханову начхать на всех Кржижановских и Носковых. Во-вторых, Плеханов вовсе затёрт цедербаумовцами и прямо говорит, что они его не слушают (да это и так ясно видно из «Искры»). В-третьих, повторяю в сотый раз, Цедербаум есть ноль. Отчего это милейший добряк Кржижановский не подружился здесь с Бронштейном, Гурвичем и Александровой? Напрасно, миляга, опустил этот «шанс» (последний шанс) к «искреннему», «доброму миру»… Не умнее ли будет писать письма прямо этим «хозяевам», чем проливать пустые слезы в жилет тряпичной Мартуше³⁴? Попробуй-ка, напиши, это тебя отрезвит! А пока не написал им и не получил самолично от них плевка в рожу, до тех пор не приставай к нам (или к ним) с «миром». Мы-то здесь ясно видим, кто БОЛТАЕТ и кто ВЕРХОВОДИТ у цедербаумовцев. <…> Если Носков всё ещё за мир, пусть приедет и поговорит раза два с Гурвичем. Этого будет довольно, ей-богу!

Нам нужны деньги. Хватит на 2 месяца, а потом шиш. Мы ведь теперь «содержим» негодяев, которые в ЦО плюют и блюют на нас. Это называется «положительной работой». Ich gratuliere!³⁵

(Письмо Кржижановскому, 4 января)

189

Против секретарства тов. Блюменфельда мы решительно протестовали бы, ибо он, во-первых, неконспиративен (сообщал Друяну о принадлежности Ленина к ЦК), во-вторых, слишком экспансивен, так что спокойность и деловитость ничем не гарантированы, — вплоть даже до опасности скандала и запирания на ключ.

(Письмо Плеханову, 23 января)

190

Когда говорят, что ЦК выбран только 24-мя голосами, т. е. при ничтожном перевесе большинства, и что будто бы в этом обстоятельстве как раз и кроется причина всех дальнейших неприятных осложнений в партийной жизни, то я утверждаю, что это неверно. Что же касается замечания т. Плеханова о моём «формалистическом мышлении», якобы не позволяющем мне взглянуть в корень вещей, то я, право, недоумеваю, что это, собственно говоря, означает?

(Речь о мерах по восстановлению мира в партии на заседании Совета РСДРП, 29 января)

191

Партийный съезд — это именно та коллегия, которая решает вопрос о «дирижёрской палочке». На съезде мы присутствуем, чтобы, между прочим, «драться» и из-за «дирижёрской палочки» (не в грубом, конечно, смысле слова). Там происходит борьба путём билетиков, путём сношений с товарищами и т. д., и там такая борьба из-за состава центров — допустима, а вне съезда она не должна была бы иметь места в партийной жизни.

(То же)

192

Тов. Цедербаум говорил, что оба денежных источника (кстати, до какой степени неправильно (в раздражении) излагает дело редакция, видно и из того, что в письмах к Ц К Цедербаум употреблял даже в кавычках слова «денежные мешки» и нам ставил в упрек такое выражение. На самом же деле выражение это принадлежит не нам, а Цедербауму) — так вот, т. Цедербаум говорил, что оба денежных источника нам известны. Да, они известны, но дело не в известности, а в доступности их. Мне известно, что в ГОД один источник мог бы дать до 10 тысяч, другой до 40, но от этого не легче, так как они мне НЕДОСТУПНЫ. В превращении этих источников из доступных в НЕДОСТУПНЫЕ и выражается то пресечение денежных средств, которое является абсолютно недопустимым приёмом партийной борьбы.

(Речь об издании партийной литературы на заседании Совета РСДРП, 30 января)

193

У нас нет денег. ЦО заваливает нас расходами, явно толкая нас к банкротству, явно рассчитывая на финансовый крах, чтобы принять экстренные меры, сводящие ЦК к нулю. Две-три тысячи рублей необходимы немедленно и во что бы то ни стало. Непременно и немедленно, иначе крах через месяц ПОЛНЫЙ!

(Письмо в ЦК РСДРП, 31 января)

194

Это будет борьба деспотического и отсталого правительства с политически свободным и культурно быстро прогрессирующим народом³⁶.

(«К русскому пролетариату», 16 февраля)

195

Нет ничего нелепее мнения, что работа по созыву съезда, агитация в комитетах, проведение в них осмысленных и решительных (а не соплявых) резолюций ИСКЛЮЧАЕТ работу «положительную» или противоречит ей. В этом мнении сказывается только не-умение понять создавшуюся теперь в партии политическую ситуацию. Партия разорвана фактически, устав обращён в тряпку, организация оплёвана, — только благодушные пошехонцы могут ещё не видеть этого. А кто это понял, тому должно быть ясно, что на натиск цедербаумовцев надо отвечать натиском же (а не пошлым рассусоливанием о мире и т. п.). Для натиска и надо употребить все силы. Пусть техникой, транспортом, приёмкой займутся ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО подсобные силы, помощники, агенты. Ставить на это членов ЦК — архинеумно. Члены Ц К должны ЗАНЯТЬ все комитеты, мобилизовать большинство, объездить Россию, сплотить своих людей, повести натиск (в ответ на нападки цедербаумовцев), натиск на ЦО, натиск резолюциями, 1) требующими съезда; 2) СПРАШИВАЮЩИМИ редакцию ЦО, подчинится ли она съезду в вопросе о личном составе редакции; 3) клеймящими новую «Искру» без «обывательских нежностей», как сделали на днях Астрахань, Тверь и Урал. Резолюции эти надо печатать в России, мы уже сто раз это говорили.

Я думаю, что у нас в ЦК в самом деле бюрократы и формалисты, а не революционеры. Цедербаумовцы плюют им в рожу, а они утираются и меня поучают: «бесполезно бороться!»… Только бюрократы могут не видеть теперь, что ЦК не есть ЦК и потуги быть им смешны. Либо Ц К станет организацией ВОЙНЫ С ЦО, войны на деле, а не на словах, войны в комитетах, либо ЦК — негодная тряпка, которую поделом выкинут вон. Поймите, христа ради, что централизм разорван цедербаумовцами бесповоротно. Плюньте на идиотские формальности, занимайте комитеты, учите ИХ бороться за партию против заграничной кружковщины, пишите им листки (это не помешает агитации за съезд, а поможет ей!), ставьте на технику подсобные силы. Руководите войной с ЦО или бросьте вовсе смешные претензии на «руководство»… утиркой плевков.

(Письмо в ЦК РСДРП, февраль)

Шаг вперёд, два шага назад

196

Никто не решится отрицать, что ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, КАК ОСОБЫЙ СЛОЙ современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, ИМЕННО ИНДИВИДУАЛИЗМОМ и неспособностью к дисциплине и организации; в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; и это свойство интеллигенции стоит в неразрывной связи с обычными условиями её жизни, условиями её заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям МЕЛКОБУРЖУАЗНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ (работа в одиночку или в очень мелких коллективах и т. д.).

197

Тов. Цедербаум горько жаловался в Лиге на резкость моего неодобрения, не замечая, что из его жалоб получается вывод против него самого. Ленин вёл себя, употребляя его же выражение, — бешено. Верно. Он хлопал дверью. Правда. Он возмутил своим поведением (на втором или третьем заседании организации «Искры») оставшихся на собрании членов. Истина. — Но что же отсюда следует? Только то, что мои доводы по существу спорных вопросов были убедительны и подтверждались ходом съезда. В самом деле, если со мной оказались всё же, в конце концов, девять из шестнадцати членов организации «Искры», то ясно, что это произошло, НЕСМОТРЯ на зловредные резкости, ВОПРЕКИ им. Значит, если бы не было «резкостей», то, может быть, ещё больше, чем девять, было бы на моей стороне. Значит, тем более убедительны были доводы и факты, чем большее «возмущение» должны были они перевесить.

198

Психология кружковщины и поразительной партийной незрелости, неспособной выносить свежего ветерка открытых споров перед всеми, сказалась тут воочию. Это — та знакомая российскому человеку психология, которая выражается старинным изречением: либо в зубы, либо ручку пожалуйте! Люди так привыкли к стеклянному колпаку тесной и тёплой компанийки, что упали в обморок от первого же выступления, за своей ответственностью³⁷, на свободной и открытой арене.

199

Что основанием для разделения <на втором съезде> был ряд весьма МЕЛКИХ ошибок правого крыла, весьма неважных (сравнительно) разногласий, — это обстоятельство (которое поверхностному наблюдателю и филистерскому уму кажется шокирующим) означало БОЛЬШОЙ ШАГ ВПЕРЁД ВСЕЙ НАШЕЙ ПАРТИИ В ЦЕЛОМ. Раньше мы расходились из-за крупных вопросов, которые могли иногда даже оправдать и раскол, теперь мы сошлись уже на всем крупном и важном, теперь нас разделяют лишь ОТТЕНКИ, из-за которых можно и ДОЛЖНО спорить, но нелепо и ребячески было бы расходиться.

200

Не могу не вспомнить <…> одного разговора моего на съезде с кем-то из делегатов «центра». «Какая тяжёлая атмосфера царит у нас на съезде! — жаловался он мне. — Эта ожесточённая борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика, это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь — наш съезд! — отвечал я ему. — Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперёд! — вот это я понимаю. Это — жизнь. Это — не то, что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить…»

201

Пользуюсь этим случаем, чтобы раз навсегда предоставить всем моим оппонентам публикацию всех моих частных писем, буде они считают это полезным для дела.

202

Тов. Цедербаум очень метко выразился на этот счет, сказавши, что я перебрался «с оружием и багажом». Тов. Цедербаум охотно употребляет военные сравнения: поход на Лигу, сражение, неизлечимые раны и пр. и пр. Признаться, я тоже питаю большую слабость к военным сравнениям, особенно в настоящее время, когда с таким захватывающим интересом следишь за вестями с Тихого океана. Но, ведь, если говорить по-военному, тов. Цедербаум, то дело вот как было. Мы завоевали два форта на съезде партии. Вы атаковали их на съезде Лиги. После первой же лёгкой перестрелки мой коллега, комендант одной крепости, открывает ворота неприятелю. Я, разумеется, собираю свою маленькую артиллерию и ухожу в другой, почти неукреплённый форт — «отсиживаться» от подавляющего своей численностью неприятеля. Я даже предлагаю мир: где же воевать с двумя державами? Но новые союзники, в ответ на предложение мира, бомбардируют мой «остатний» форт. Я отстреливаюсь. Тогда мой бывший коллега — комендант — с великолепным негодованием восклицает: смотрите-ка, добрые люди, какой у этого Чемберлена недостаток миролюбия!

203

Ровно ничего, кроме ОППОРТУНИЗМА, не выражают эти «страшные словечки»: якобинство и т. п. Якобинец, неразрывно связанный с ОРГАНИЗАЦИЕЙ пролетариата, СОЗНАВШЕГО свои классовые интересы, это и есть РЕВОЛЮЦИОННЫЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТ. Жирондист, тоскующий о профессорах, гимназистах, боящийся диктатуры пролетариата, вздыхающий об абсолютной ценности демократических требований, это и есть ОППОРТУНИСТ.

204

«Форма» нашей работы отстала, по сравнению с бундовской, непозволительно, отстала до того, что это колет глаза, вызывает краску стыда у всякого, кто не смотрит на дела своей партии «ковыряя в носу».

205

Макадзюб из новой «Искры», с глубокомыслием которого мы уже познакомились, изобличает меня в том, что партия представляется мне «как огромная фабрика» с директором, в виде ЦК, во главе её. Макадзюб и не догадывается, что выдвинутое им страшное слово сразу выдаёт психологию буржуазного интеллигента, не знакомого ни с практикой, ни с теорией пролетарской организации. Именно фабрика, которая кажется иному одним только пугалом, представляет из себя ту высшую форму капиталистической кооперации, которая объединила, дисциплинировала пролетариат, научила его организации, поставила его во главе всех остальных слоёв трудящегося и эксплуатируемого населения. Именно марксизм, как идеология обученного капитализмом пролетариата, учил и учит неустойчивых интеллигентов различию между эксплуататорской стороной фабрики (дисциплина, основанная на страхе голодной смерти) и её организующей стороной (дисциплина, основанная на совместном труде, объединённом условиями высокоразвитого технически производства). Дисциплина и организация, которые с таким трудом даются буржуазному интеллигенту, особенно легко усваиваются пролетариатом именно благодаря этой фабричной «школе». Смертельная боязнь перед этой школой, полное непонимание её организующего значения характерны именно для приёмов мысли, отражающих мелкобуржуазные условия существования, порождающих тот вид анархизма, который немецкие социал-демократы называют Edelanarchismus, т. е. анархизм «благородного» господина, барский анархизм, как я бы сказал. Русскому нигилисту этот барский анархизм особенно свойственен. Партийная организация кажется ему чудовищной «фабрикой», подчинение части целому и меньшинства большинству представляется ему «закрепощением» (см. фельетоны Аксельрода), разделение труда под руководством центра вызывает с его стороны трагикомические вопли против превращения людей в «колесики и винтики».

(май)

***

206

Носков (и Гальперин, видимо) застряли, по-моему, на очевидно отсталой точке зрения. Они все ещё «живут в ноябре», когда дрязга заполоняла всё в нашей партийной борьбе, когда позволительно было надеяться на то, что всё «само обойдётся» при некоторой личной уступчивости и т. д. Теперь эта точка зрения антиквирована, и держаться её — значит либо быть попугаем, твердящим одно и то же без смысла, либо быть политическим флюгером, либо отказываться от всякой руководящей роли и превращаться в глухонемого извозчика, приказчика. <…> Пора бросить старые жупелы, будто всякая такая борьба есть раскол, пора перестать прятать себе голову под крыло, заслоняясь от своих партийных обязанностей ссылками на «положительную работу»… извозчиков и приказчиков, пора отказаться от того мнения, над которым скоро дети будут смеяться, что агитация за съезд есть ленинская интрига. Повторяю: членам ЦК грозит серьёзнейшая опасность стать совсем отсталыми чудаками. У кого есть хоть капля политической чести и политической честности, тот должен перестать вилять и хитрить.

(Письмо Красину, май)

207

Недавно вышла новая брошюра Бронштейна, как было заявлено, под редакцией «Искры». Таким образом, она является как бы «Сredo» новой «Искры». Брошюра представляет собою самое наглое лганье, извращение фактов. И это делается под редакцией ЦО. Работа искряков поносится всячески, экономисты-де сделали гораздо больше, у искряков не было инициативы, о пролетариате они не думали, заботились больше о буржуазной интеллигенции, вносили всюду мертвящий бюрократизм, — работа их сводилась к осуществлению программы знаменитого «Сrеdо». II съезд — это, по его словам, реакционная попытка закрепить кружковые методы организации и т. д. Брошюра эта — пощёчина и теперешней редакции ЦО, и всем партийным работникам. Читая такую брошюру, ясно видишь, что «меньшинство» так изолгалось, так фальшивит, что ничего жизненного создать будет неспособно.

(Письмо Стасовой, Ленгнику и др., 14 октября)

208

Хотя услуга нам при нужде дорога,

Но за неё не всяк умеет взяться,

Не дай нам Бог со Струве связаться,

Услужливый Струве опаснее врага!

(«Услужливый либерал», октябрь)

209

Говорят иногда: нельзя пользоваться частными письмами в политической борьбе. Это неверно. Когда частные письма открывают злоупотребления должностных лиц партии, обязательно пользоваться такими письмами. Плеханов пользовался частными письмами в своём Vademecum даже не по отношению к должностным лицам. Кроме того, те письма, о которых идёт речь, вовсе не частные, а переписка членов ЦК по делам ЦК. И я, как член ЦК, и Вы, как агент ЦК, обязаны помешать попытке скрыть истину от партии. По всем этим причинам я считаю настоятельно необходимым, чтобы Вы тотчас же прислали мне эти письма или по крайней мере полные копии с них. Конечно, часть их конспиративна, и мы никогда не разоблачим этой части. Но то, что касается интересов всей партии и не содержит в себе ничего конспиративного, должно быть разоблачено. Как это сделать и когда, об этом мы здесь подумаем. НЕПРЕМЕННО ответьте мне как можно скорее на это письмо. Не беда, если Вы напишете плохо по-русски. Можно даже написать и по-еврейски. Отвечайте во всяком случае немедленно.

(Письмо Таршису, ноябрь)

210

Вообще денежный вопрос самый отчаянный, ибо требуется масса на посылку людей в Россию (спрос громадный) и на транспорт. Надо приложить все усилия, чтобы достать большой куш. Теперь только за этим дело, всё остальное есть. Но без куша неизбежно такое невыносимое, томительное прозябание, какое мы ведём здесь теперь. Надо разорваться, но достать куш.

(Письмо Малиновскому, 2 ноября)

211

Тактика меньшинства выяснилась вполне, в её новом виде: полное игнорирование и замалчивание литературы большинства и существования большинства, устранение полемики из ЦО и важничанье с положительной работой (недавно редакция ЦО выпустила печатно, но «только для членов партии» письмо к партийным организациям о плане участия социал-демократов в земской кампании: невероятное важничанье невероятными пошлостями. Здесь вышел разбор и разнос этого письма Лениным.

(Письмо Малиновскому, 21 ноября)

212

В этом органе теперь вся суть, без него мы идём к верной, бесславной смерти. Во что бы то ни стало, ценой чего угодно надо достать деньжонок, хоть пару тысяч что ли, и начать немедленно, иначе мы режем сами себя. Возлагать ВСЕ надежды на съезд могут только безнадёжные глупцы, ибо ясно, что Совет сорвёт всякий съезд, сорвёт ещё до созыва. Поймите меня хорошенько, ради Бога: я не предлагаю бросить агитации за съезд, отказаться от этого лозунга, но только ребята могут ограничиваться теперь этим, не видя, что суть в силе. Пусть резолюции о съезде сыпятся по-прежнему, но НЕ В ЭТОМ ГВОЗДЬ, неужели можно не видеть этого? ОК или бюро большинства необходимо, но без органа это будет жалкий нуль, одна комедия, мыльный пузырь, который лопнет с первым провалом. Во что бы то ни стало орган и деньги, деньги сюда, зарежьте кого хотите, но давайте денег. Организационный комитет или бюро большинства должно дать нам полномочия на орган (поскорее, поскорее) и объезжать комитеты, но если бы ОК вздумал СНАЧАЛА поднять «положительную работу» и ОТЛОЖИТЬ ПОКА орган, то нас зарезал бы именно такой идиотский Организационный комитет. Наконец, издавать что-либо в России, входить хоть в какие ни на есть сделки с поганой сволочью из ЦК значит уже прямо предательствовать. Что Ц К хочет разделить и раздробить русских и заграничных большевиков, это ясно, это его давний план, и только самые желторотые глупцы могли бы попасться на эту удочку. Затевать орган в России при помощи ЦК — безумие, прямое безумие или предательство, так выходит и так выйдет по объективной логике событий, потому что устроители органа или популярного органа окажутся неминуемо одураченными всякой паскудной гнидой вроде Центрального Комитета. Я это прямо предсказываю и заранее махаю рукой совершенно на таких людей. <…> Если хотите работать вместе, то надо идти в ногу и сговариваться, действовать по сговору (а не вопреки сговора и не без сговора), а это прямо позор и безобразие: поехали за деньгами для органа, а занялись чёрт знает какими говёнными делами.

(Письмо Малиновскому, Залкинд и Финкельштейну, 3 декабря)

213

Носков, Гальперин, Красин и прочие гады…

(Письмо Залкинд, 12 декабря)

214

Дорогая зверушка! <…> Черкните о своём здоровье и, главное, будьте бодры; помните, что мы с Вами ещё не так стары, — всё ещё впереди. Крепко обнимаю.

(Письмо Эссен, 24 декабря)

1905 год

(№№ отрывков: 215−256)

215

Вот уж подлинная игра в парламентаризм! «Померяться силами» — до чего унижает это великое понятие наша краснобайствующая интеллигентская сволочь, когда сводит его к манифестации кучки рабочих в земском собрании! Какая истерическая суетня, хватающаяся за минутную конъюнктуру!

(Письмо NN, 6 января)

Падение Порт-Артура

216

Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе. Десять лет тому назад эта реакционная Европа, с Россией во главе, обеспокоилась разгромом Китая молодой Японией и объединилась, чтобы отнять у неё лучшие плоды победы. Европа охраняла установившиеся отношения и привилегии старого мира, его предпочтительное право, веками освящённое исконное право на эксплуатацию азиатских народов. Возвращение Порт-Артура Японией есть удар, нанесенный всей реакционной Европе. Россия шесть лет владела Порт-Артуром, затратив сотни и сотни миллионов рублей на стратегические железные дороги, на создание портов, на постройку новых городов, на укрепление крепости, которую вся масса подкупленных Россией и раболепствующих перед Россией европейских газет прославила неприступною. Военные писатели говорят, что по своей силе Порт-Артур равнялся шести Севастополям. И вот маленькая, всеми до тех пор презираемая, Япония в восемь месяцев овладевает этой твердыней, после того как Англия и Франция вместе возились целый год со взятием одного Севастополя. <…>

Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишённым тесной связи с солдатами и не пользующимся их доверием. Темнота, невежество, безграмотность, забитость крестьянской массы выступили с ужасающей откровенностью при столкновении с прогрессивным народом в современной войне, которая так же необходимо требует высококачественного человеческого материала, как и современная техника. <…>

Гроб повапленный — вот чем оказалось самодержавие в области внешней защиты, наиболее родной и близкой ему, так сказать, специальности. События подтвердили правоту тех иностранцев, которые смеялись, видя, как десятки и сотни миллионов рублей бросаются на покупку и постройку великолепных военных судов, и говорили о бесполезности этих затрат при неумении обращаться с современными судами, при отсутствии людей, способных со знанием дела пользоваться новейшими усовершенствованиями военной техники. Отсталыми и никуда не годными оказались и флот, и крепость, и полевые укрепления, и сухопутная армия. <…>

Сознательный пролетариат, будучи беспощадным врагом войны, неизбежного и неустранимого спутника всякого классового господства вообще, — не может закрывать глаза на революционную задачу, выполняемую разгромившей самодержавие японской буржуазией. Пролетариат враждебен всякой буржуазии и всяким проявлениям буржуазного строя, но эта враждебность не избавляет его от обязанности различения исторически прогрессивных и реакционных представителей буржуазии. Вполне понятно поэтому, что наиболее последовательные и решительные представители революционной международной социал-демократии, Жюль Гед во Франции и Гайндман в Англии, выразили без обиняков свои симпатии к Японии, громящей русское самодержавие.

(14 января)

217

Центры (ЦО, ЦК и Совет) ПОРВАЛИ с партией, сорвали и II и III съезд, надули партию самым площадным образом, узурпировали свои местечки по-бонапартистски. Какая же тут может быть речь о законном существовании центров? Законно ли владеет деньгами мошенник, сцапавший их по подложному векселю?

(Письмо Цюрихской группе большевиков, 18 января)

218

Вопрос об адвокате. Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, сукин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОППОРТУНИЗМ (говорить о неразвитости, о неверности социализма, об увлечении, ОБ ОТРИЦАНИИ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТАМИ НАСИЛИЯ, о мирном характере их учения и движения и т. д. или хоть что-либо подобное), то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой защиты и т. д. И приводить эти угрозы в исполнение. Брать адвокатов только умных, других не надо.

(Письмо Стасовой, 19 января)

219

Прекурьезна, с этой точки зрения, та задача, которую ставит себе партия социалистов-революционеров в программе-минимум: «использовать, в интересах социализма и борьбы против буржуазно-собственнических начал, как общинные, так и вообще трудовые воззрения, традиции и формы жизни русского крестьянства, и в особенности взгляд на землю, как на общее достояние всех трудящихся». Эта задача кажется, на первый взгляд, совершенно безвредным, чисто академическим повторением давно опровергнутых и теорией и жизнью общинных утопий. Но на самом деле перед нами стоит тут насущный политический вопрос, решение которого русская революция обещает дать в ближайшем будущем: кто кого использует? революционная ли интеллигенция, мнящая себя социалистической, использует в интересах борьбы с буржуазно-собственническими началами трудовые воззрения крестьянства? или буржуазно-собственническое и в то же время трудовое крестьянство использует социалистическую фразеологию революционно-демократической интеллигенции в интересах борьбы против социализма?

(«От народничества к марксизму», 24 января)

220

Ради Бога, не доверяйте меньшевикам и ЦК и проводите безусловно, повсюду и самым решительным образом раскол, раскол и раскол. Мы здесь, увлекшись революцией, соединились было с меньшевиками на одном публичном собрании, но они нас надули и тут позорно. Кто не хочет остаться в дурачках, того мы предупреждаем настоятельно: раскол и раскол безусловный.

(Письмо NN, 29 января)

221

Заграничные газеты, подобно нашим корреспондентам, отмечают тот факт, что полиция умышленно давала пошире и посвободнее разрастись стачечному движению, что правительство вообще (и великий князь Владимир в особенности) ХОТЕЛО вызвать кровавую расправу при наиболее выгодных для него условиях. Английские корреспонденты указывают даже, что энергичное участие именно зубатовцев в движении должно было быть особенно выгодным для правительства при таком положении дел. Интеллигенция революционная и сознательные пролетарии, которые всего скорее бы, вероятно, запаслись оружием, не могли не чуждаться зубатовского движения, не могли не сторониться от него. Правительство имело таким образом особенно свободные руки и играло беспроигрышную игру: пойдут-де на демонстрацию наиболее мирные, наименее организованные, наиболее серые рабочие; с ними сладить ничего не стоит нашему войску, а урок пролетариату будет дан хороший; повод для расстрела на улицах всех и каждого будет великолепный <…>

Но существование такого плана нисколько не исключает и того, что поп Гапон мог быть БЕССОЗНАТЕЛЬНО орудием такого плана. Наличность либерального, реформаторского движения среди некоторой части молодого русского духовенства не подлежит сомнению: это движение нашло себе выразителей и на собраниях религиозно-философского общества, и в церковной литературе. Это движение получило даже своё название: «новоправославное» движение. Нельзя поэтому безусловно исключить мысль, что поп Гапон мог быть искренним христианским социалистом, что именно кровавое воскресенье толкнуло его на вполне революционный путь. Мы склоняемся к этому предположению, тем более, что письма Гапона, написанные им после бойни 9 января о том, что «у нас нет царя», призыв его к борьбе за свободу и т. д., — всё это факты, говорящие в пользу его честности и искренности, ибо в задачи провокатора никак уже не могла входить такая могучая агитация за продолжение восстания.

(«Поп Гапон», 31 января)

222

Единственная наша сила — открытая прямота и сплочённость, энергия натиска. А люди, кажется, размякли по случаю «революции»!! Когда организованность во сто крат более нужна, они продаются дезорганизаторам.

Из поправок к проекту декларации и съезда (изложенных в письме донельзя неясно) видно, что носятся с «лояльностью»: Финкельштейн прямо пишет это слово и добавляет: если не помянуть центров, никто на съезд не пойдет! Ну, господа, я держу пари, что если Вы ТАК будете действовать, то Вы никогда не получите съезда и никогда не выйдете из-под башмака у бонапартистов ЦО и ЦК. Собирать съезд ПРОТИВ центров, коим выражено недоверие, собирать съезд от имени РЕВОЛЮЦИОННОГО бюро (несуществующего и фиктивного, если пресмыкаться перед лояльным уставом) и признавать БЕЗУСЛОВНОЕ право быть на съезде и 9-ти бонапартистам, и Лиге (ха-ха!), и бонапартистским креатурам (новоиспечённые комитеты) это значит делать себя смешным и подрывать всякое уважение к себе. Можно и должно было пригласить центры, но признавать их решающий голос, это, повторяю, безумие. Конечно, центры все равно не пойдут на НАШ съезд, но к чему же давать повод лишний раз плюнуть себе в харю?³⁸ <…>

Право, я часто думаю, что из большевиков 9/10 действительно жалкие формалисты, которые абсолютно не способны воевать. Я бы их всех отдал Цедербауму. Либо мы сплотим действительно железной организацией тех, кто хочет воевать, и этой маленькой, но крепкой партией будем громить рыхлое чудище новоискровских разношёрстных элементов, либо мы докажем своим поведением, что мы заслуживаем гибели, как презренные формалисты. <…>

Когда раскол стал фактом, стало видно, что мы МАТЕРИАЛЬНО СЛАБЕЕ ВО МНОГО РАЗ. Нам нужно ещё превратить нашу моральную силу в материальную. У меньшевиков больше денег, больше литературы, больше транспортов, больше агентов, больше «имён», больше сотрудников. Было бы непростительным ребячеством не видеть этого. <…> Нужны деньги. Архинелеп план съезда В ЛОНДОНЕ, ибо это будет стоить вдвое больше. Мы не можем остановить «Вперёда», а долгий отъезд остановит его. Съезд должен быть прост, короток, немногочисленен. Это — съезд для организации войны. По всему видно, что вы на этот счет делаете себе иллюзии. <…>

Нужны молодые силы. Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, ещё раз шире и ещё раз смелее вербоватъ молодёжь, НЕ БОЯСЬ ЕЁ. Время военное. Молодежь решит исход всей борьбы, и студенческая и ещё больше рабочая молодежь. Бросьте все старые привычки неподвижности, чинопочитания и пр. Основывайте из молодёжи СОТНИ кружков вперёдовцев и поощряйте их работать вовсю. Расширяйте комитет ВТРОЕ приёмом молодежи, создавайте пяток или десяток подкомитетов, «кооптируйте» всякого и каждого честного и энергичного человека. Давайте право любому подкомитету писать и издавать листки без всякой волокиты (не беда, если ошибётся: мы во «Впереде» «мягко» поправим), Надо с отчаянной быстротой объединять и пускать в ход всех революционно-инициативных людей. Не бойтесь их неподготовленности, не дрожите по поводу их неопытности и неразвитости.

(Письмо Малиновскому и Драбкину, 11 февраля)

223

Загляните вы, пожалуйста, г. редактор «Искры», в любое немецкое рабочее собрание, посмотрите, какой ненавистью горят лица по отношению хотя бы к полиции, какие сыпятся озлобленные сарказмы, как сжимаются кулаки. Какая сила сдерживает эту жгучую потребность немедленной расправы с издевающимися над народом буржуями и их лакеями? Сила организации и дисциплины, сила сознания, сознания того, что индивидуальные убийства нелепы, что не настал ещё час серьёзной, народной, революционной борьбы, что нет подходящей для этого политической конъюнктуры.

(«Должны ли мы организовать революцию», февраль)

224

Люблю я, когда люди ругаются — значит, знают, что делают, и линию имеют.

(Письмо Драбкину, 11 марта)

225

ТАЙНЫЙ раскол партии относится к открытому расколу (по своему морально-политическому значению и по своим морально-политическим последствиям) приблизительно так же, как тайный адюльтер относится к открытой свободной любви. <…>

Меньшевики, разумеется, проваливают съезд. Никакие увещания, что на съезде допустимы всякие сделки, что иначе борьба принимает такие же гнусные формы, как тайная и продажная любовь, на них не действуют. Кстати сказать, если со стороны меньшевиков, раз они решили не стесняться насчет «продажной любви», эта тактика естественна и понятна, то со стороны ПРИМИРЕНЦА Плеханова она явилась громадной ошибкой. <…> Плеханов тоже предпочёл «продажную любовь», то есть тайный раскол, попытке прямо и открыто объясниться и договориться до конца. И что же мы видим теперь? Меньшевики вынуждены прийти, хотя и робко, непоследовательно, хотя и поздно, к исходу, предложенному большевиками. Большевики настояли на своём и добились созыва съезда, справедливо говоря, что если обеим «дражайшим половинам» не суждено более «сожительствовать», то надо разойтись открыто, а не прятаться подобно подленьким трусишкам.

(«Первый шаг», 23 марта)

Социал-демократия и временное революционное правительство

226

Энгельс указывает на опасность непонимания вождями пролетариата НЕПРОЛЕТАРСКОГО характера переворота, а умный Пиккер выводит отсюда опасность того, чтобы вожди пролетариата, отгородившие себя и программой и тактикой (т.е. всей пропагандой и агитацией) и организацией от революционной демократии, играли руководящую роль в создании демократической республики. Энгельс видит опасность в смешении вождём мнимосоциалистического и реальнодемократического содержания переворота, а умный Пиккер выводит отсюда опасность того, чтобы пролетариат вместе с крестьянством брал на себя сознательно диктатуру в проведении демократической республики, как последней формы буржуазного господства и как наилучшей формы для классовой борьбы пролетариата с буржуазией. Энгельс видит опасность в фальшивом, ложном положении, когда говорят одно, а делают другое, когда обещают господство одного класса, а обеспечивают из деле господство другого класса; Энгельс в этой фальши видит неизбежность безвозвратной политической гибели, а умный Пиккер выводит отсюда опасность гибели вследствие того, что буржуазные сторонники демократии не дадут пролетариату и крестьянству обеспечить действительно демократической республики. Умный Пиккер никак не в силах понять, что ТАКАЯ гибель, гибель вождя пролетариата, гибель тысяч пролетариев в борьбе за действительно демократическую республику, будучи физической гибелью, не только не есть политическая гибель, а, напротив, есть величайшее политическое завоевание пролетариата, величайшее осуществление им его гегемонии в борьбе за свободу. Энгельс говорит о политической гибели того, кто бессознательно сбивается с своей классовой дороги на чужую классовую дорогу, а умный Пиккер, благоговейно цитируя Энгельса, говорит о гибели того, кто пойдет дальше и дальше по верной классовой дороге.

227

Вы понимаете что-нибудь, читатель? Пролетариат не остановится перед устрашением, ведущим к восстановлению абсолютизма, в случае, если будет грозить мнимоконституционная уступка! Это все равно, как если бы я сказал: мне грозит египетская казнь в виде однодневного разговора с одним Пиккером; поэтому на худой конец я прибегаю к устрашению, которое может привести только к двухдневному разговору с Пиккером и Цедербаумом. Ведь это просто сапоги всмятку, почтеннейший!

Мысль, которая мерещилась Пиккеру, когда он писал воспроизведённую вами бессмыслицу, состоит в следующем: если в эпоху демократического переворота пролетариат станет устрашать буржуазию социалистической революцией, то это поведёт только к реакции, ослабляющей и демократические завоевания. Только и всего. Ни о восстановлении абсолютизма в первоначальном виде, ни о готовности пролетариата на худой конец прибегать к худой глупости не может быть, понятно, и речи. Все дело сводится опять-таки к тому различию между демократическим и социалистическим переворотом, которое Пиккер забывает <…> Теория, отказывающаяся от идеи революционно-демократической диктатуры, не может быть названа иначе, как философическим рассмотрением «задней» русского пролетариата. Революционный социал-демократ с презрением отбросит от себя подобную теорию. Накануне революции он будет не только указывать «худой конец» её. Нет, он будет также указывать на возможность лучшего конца. Он будет мечтать, — он обязан мечтать, если он не безнадежный филистер, — о том, что после гигантского опыта Европы, после невиданного размаха энергии рабочего класса в России, нам удастся разжечь, как никогда, светильник революционного света перед темной и забитой массой, нам удастся, — благодаря тому, что мы стоим на плечах целого ряда революционных поколений Европы, — осуществить с невиданной ещё полнотой все демократические преобразования, всю нашу программу-минимум; нам удастся добиться того, чтобы русская революция была не движением нескольких месяцев, а движением многих лет, чтобы она привела не к одним только мелким уступкам со стороны властей предержащих, а к полному ниспровержению этих властей. А если это удастся, — тогда… тогда революционный пожар зажжёт Европу; истомившийся в буржуазной реакции европейский рабочий поднимется в свою очередь и покажет нам, «как это делается»; тогда революционный подъём Европы окажет обратное действие на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких революционных десятилетий, тогда… но мы успеем ещё не раз поговорить о том, ЧТО мы сделаем «тогда», поговорить не из проклятого женевского далека, а перед тысячными собраниями рабочих на улицах Москвы и Петербурга, перед свободными сходками русских «мужиков».

228

Освободившись от кошмара аксельродовской (или люксембурговской?) теории организации-процесса, Гельфанд сумел, наконец, пойти вперед, вместо того, чтобы пятиться, подобно раку, назад. Он не захотел делать «Сизифову работу» бесконечных поправок к пиккеровским и цедербаумовским глупостям. Он выступил прямо (к сожалению, вместе с Бронштейном) с защитой идеи революционно-демократической диктатуры, — идеи об обязанности социал-демократии принять участие во временном революционном правительстве после низвержения самодержавия. Тысячу раз прав Гельфанд, когда он говорит, что социал-демократия не должна бояться смелых шагов вперед, не должна опасаться нанесения совместных «ударов» врагу рука об руку с революционной буржуазной демократией, при обязательном (очень кстати напоминаемом) условии не смешивать организации; врозь идти, вместе бить; не скрывать разнородности интересов; следить за своим союзником, как за своим врагом, и т. д.

Но чем горячее наше сочувствие всем этим лозунгам отвернувшегося от хвостистов революционного социал-демократа, тем неприятнее поразили нас некоторые неверные ноты, взятые Гельфандом. <…> Неверны положения Гельфанда, что «революционное временное правительство в России будет правительством рабочей демократии», что «если социал-демократия будет во главе революционного движения русского пролетариата, то это правительство будет социал-демократическим», что социал-демократическое временное правительство «будет целостное правительство с социал-демократическим большинством». Этого Н Е МОЖЕТ БЫТЬ, если говорить не о случайных, мимолётных эпизодах, а о сколько-нибудь длительной, сколько-нибудь способной оставить след в истории революционной диктатуре. Этого не может быть, потому что сколько-нибудь прочной (конечно, не безусловно, а относительно) может быть лишь революционная диктатура, опирающаяся на громадное большинство народа. Русский же пролетариат составляет сейчас меньшинство населения России. Стать громадным, подавляющим большинством он может лишь при соединении с массой полупролетариев, полухозяйчиков, т. е. с массой мелкобуржуазной городской и сельской бедноты. И такой состав социального базиса возможной и желательной революционно-демократической диктатуры отразится, конечно, на составе революционного правительства, сделает неизбежным участие в нём или даже преобладание в нём самых разношерстных представителей революционной демократии. Было бы крайне вредно делать себе на этот счёт какие бы то ни было иллюзии. Если пустозвон Бронштейн пишет теперь (к сожалению, рядом с Гельфандом), что «священник Гапон мог появиться однажды», что «второму Гапону нет места», то это исключительно потому, что он пустозвон. Если бы в России не было места второму Гапону, то у нас не было бы места и для действительно «великой», до конца доходящей, демократической революции. Чтобы стать великой, чтобы напомнить 1789−1793, а не 1848−1850-ые годы, и превзойти их, она должна поднять к активной жизни, к героическим усилиям, к «основательному историческому творчеству» гигантские массы, поднять из страшной темноты, из невиданной забитости, из невероятной одичалости и беспросветной тупости.

(12 апреля)

***

229

Участвовать во временном правительстве вместе с буржуазной революционной демократией, — плачутся они, да ведь это значит освящать буржуазный строй, освящать сохранение тюрем и полиции, безработицы и нищеты, собственности и проституции. Это довод, достойный либо анархистов, либо народников.

(«Революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянство», 12 апреля)

230

ЦК считает долгом довести до сведения Совета партии, что развитие партийного кризиса в России достигло таких размеров, когда останавливается почти вся партийная работа. Положение в комитетах запуталось до последней степени. Нет почти ни одного тактического или организационного вопроса, который не возбуждал бы на местах самых ожесточённых разногласий между фракциями, притом чаще всего не столько по существу, сколько вследствие принадлежности спорящих к различным частям партии. Ни Совет партии, ни ЦО, ни ЦК не пользуются необходимым авторитетом у большинства партийных работников, повсюду возникают двойные организации, тормозящие работу друг друга и дискредитирующие партию в глазах пролетариата.

(Открытое письмо председателю совета РСДРП, 23 апреля)

231

Хорошее — скажи и ещё раз скажи.

(Речь об отношении к тактике правительства накануне переворота на III съезде РСДРП, 1 мая)

232

Диктатура организация не «порядка», а организация войны.

(Доклад об участии социал-демократии во временном революционном правительстве на III съезде РСДРП, 1 мая)

233

Пугать якобинством в момент революции величайшая пошлость. Демократическая диктатура, как я уже указывал, есть не организация «порядка», а организация войны. Если бы мы даже завладели Петербургом и гильотинировали Николая, то имели бы перед собой несколько Вандей. И Маркс прекрасно понимал это, когда в 1848 г. в «Новой Рейнской Газете» напоминал о якобинцах. Он говорил: «Террор 1893 г. есть не что иное, как плебейский способ разделаться с абсолютизмом и контрреволюцией». Мы тоже предпочитаем разделываться с русским самодержавием «плебейским» способом и предоставляем «Искре» способы жирондистские.

(То же)

234

Интеллигенцию всегда нужно держать в ежовых рукавицах.

(Речь при обсуждении устава партии на III съезде РСДРП, 4 мая)

235

Гапон говорил мне, что стоит на точке зрения с.-д., но по некоторым соображениям он не считает возможным заявить это открыто. Я ему сказал, что дипломатия вещь очень хорошая, — но не между революционерами. <…> На меня он произвёл впечатление человека безусловно преданного революции, инициативного и умного, хотя, к сожалению, без выдержанного революционного миросозерцания.

(Речь по вопросу о практических соглашениях с эсерами на III съезде РСДРП, 6 мая)

236

Кто борется настоящим образом, тот естественно борется за ВСЁ.

(«Политические софизмы», 18 мая)

237

«Радикалы — в ужасе кричит «Таймс» — держатся теоретических принципов французского Конвента. Доктрина равенства и равноправия всех граждан, суверенности народа и проч. «оказалась, как показали уже события, одной из самых, может быть, зловредных среди всех измышлений гибельной софистики, которую Жан-Жак Руссо завещал человечеству». «Это главный краеугольный камень, корень якобинизма, одно уже присутствие которого имеет роковое значение для преуспеяния справедливой и целебной реформы».

Оппортунисты либерализма трогательно обнимаются с оппортунистами социал-демократии в своем пристрастии к употреблению этого пугала «якобинизма». В эпоху демократической революции пугать якобинизмом могут только безнадёжные реакционеры или безнадёжные филистеры.

(«Советы консервативной буржуазии», 3 июня)

238

Точно стадо дикарей армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооружённый и обставленный всеми средствами новейшей защиты японский флот.

(«Разгром», 9 июня)

239

ЦК сейчас же после съезда послал письмо в «Лигу» и заведующим техникой и кассой партии, прося первую — высказаться о своем отношении к III съезду, вторых — передать партийное имущество ЦК. Ответа ни на одно письмо не последовало. Новоискровцы не прочь были от имени всей партии пользоваться партийной типографией и складом, получать деньги от немецкой социал-демократии, от заграницы вообще, но дать отчёт партии в употреблении партийного имущества и расходовании партийных средств они не пожелали. Комментировать такое поведение мы считаем излишним.

(Третий шаг назад, 3 июля)

Две тактики социал-демократии в демократической революции

240

Степень экономического развития России (условие объективное) и степень сознательности и организованности широких масс пролетариата (условие субъективное, неразрывно связанное с объективным) делают невозможным немедленное полное освобождение рабочего класса. Только самые невежественные люди могут игнорировать буржуазный характер происходящего демократического переворота; — только самые наивные оптимисты могут забывать о том, как ещё мало знает масса рабочих о целях социализма и способах его осуществления. <…> В ответ на анархические возражения, будто мы откладываем социалистический переворот, мы скажем: мы не откладываем его, а делаем первый шаг к нему единственно возможным способом по единственно верной дороге, именно по дороге демократической республики. Кто хочет идти к социализму по другой дороге, помимо демократизма политического, тот неминуемо приходит к нелепым и реакционным, как в экономическом, так и в политическом смысле, выводам. Если те или другие рабочие спросят нас в соответствующий момент: почему бы не осуществить нам программы-максимум, мы ответим им указанием на то, как чужды ещё социализму демократически настроенные массы народа, как неразвиты ещё классовые противоречия, как неорганизованны ещё пролетарии.

241

РЕАКЦИОННА мысль искать спасения рабочему классу в чём бы то ни было, кроме дальнейшего развития капитализма. В таких странах, как Россия, рабочий класс страдает не столько от капитализма, сколько от недостатка развития капитализма. Рабочий класс БЕЗУСЛОВНО ЗАИНТЕРЕСОВАН поэтому в самом широком, самом свободном, самом быстром развитии капитализма.

242

В ИЗВЕСТНОМ СМЫСЛЕ буржуазная революция БОЛЕЕ ВЫГОДНА пролетариату, чем буржуазии. Именно вот в каком смысле несомненно это положение: буржуазии выгодно опираться на некоторые остатки старины против пролетариата, например, на монархию, на постоянную армию и т. п.

<…> Наоборот, рабочему классу выгоднее, чтобы необходимые преобразования в буржуазно-демократическом направлении прошли именно не реформаторским, а революционным путём, ибо реформаторский путь есть путь затяжек, проволочек, мучительно-медленного отмирания гниющих частей народного организма. От гниения их страдает прежде всего и больше всего пролетариат и крестьянство. Революционный путь есть путь быстрой, наименее болезненной по отношению к пролетариату операции, путь прямого удаления гниющих частей, путь наименьшей уступчивости и осторожности по отношению к монархии и соответствующим ей омерзительным и гнусным, гнилым и заражающим воздух гниением учреждениям.

243

«Решительная победа революции над царизмом» есть РЕВОЛЮЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА И КРЕСТЬЯНСТВА. От этого вывода, давно указанного «Впередом», никуда не уйдут наши новоискровцы. Больше некому одержать решительную победу над царизмом. И такая победа будет именно диктатурой, т. е. она неизбежно должна будет опираться на военную силу, на вооружение массы, на восстание, а не на те или иные, «легальным», «мирным путем», созданные учреждения. Это может быть только диктатура, потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, и крупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно. Но это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура. Она не сможет затронуть (без целого ряда промежуточных ступеней революционного развития) основ капитализма. Она сможет, в лучшем случае, внести коренное перераспределение земельной собственности в пользу крестьянства, провести последовательный и полный демократизм вплоть до республики, вырвать с корнем все азиатские, кабальные черты не только из деревенского, но и фабричного быта, положить начало серьёзному улучшению положения рабочих и повышению их жизненного уровня, наконец, последнее по счёту, но не по важности, — перенести революционный пожар в Европу. Такая победа нисколько ещё не сделает из нашей буржуазной революции революцию социалистическую; демократический переворот не выйдет непосредственно из рамок буржуазных общественно-экономических отношений; но тем не менее значение такой победы будет гигантское для будущего развития и России и всего мира. Ничто не поднимет до такой степени революционной энергии всемирного пролетариата, ничто не сократит так сильно пути, ведущего к его полной победе, как эта решительная победа начавшейся в России революции.

244

Струве пишет: «В сравнении с революционизмом гг. Ленина и товарищей, революционизм западноевропейской социал-демократии Бебеля и даже Каутского является оппортунизмом, но основы и этого, уже смягчённого, революционизма подмыты и размыты историей». Вылазка очень сердитая. Напрасно только думает г. Струве, что на меня, как на мёртвого, всё валить можно. Мне достаточно сделать г-ну Струве вызов, которого он никогда не в состоянии будет принять. Где и когда я называл «революционизм Бебеля и Каутского» оппортунизмом? где и когда претендовал я на создание какого бы то ни было особого направления в международной социал-демократии, не ТОЖДЕСТВЕННОГО с направлением Бебеля и Каутского? Где и когда выступали на свет разногласия между мной, с одной стороны, Бебелем и Каутским, с другой, — разногласия, хоть сколько-нибудь приближающиеся по серьёзности к разногласиям между Бебелем и Каутским, например, по аграрному вопросу <…> Старый приём, г. Струве. Только ребят и невежд поймаете вы на эту удочку. Полная солидарность международной революционной социал-демократии во всех крупных вопросах программы и тактики есть неоспоримейший факт.

245

Слово «коммуна» не даёт никакого ответа, только засоряя головы каким-то далёким звоном… или пустозвонством. <…> Что скажет конферент рабочему, когда он спросит его об ЭТОЙ «революционной коммуне», упомянутой в резолюции? Он сможет сказать только то, что в истории под этим именем известно такое рабочее правительство, которое не умело и не могло тогда различить элементов демократического и социалистического переворота, которое смешивало задачи борьбы за республику с задачами борьбы за социализм, которое не сумело решить задачи энергичного военного наступления на Версаль, которое ошибочно не захватило французского банка и т. д. Одним словом, — сошлетёсь ли вы в своем ответе на Парижскую или на какую иную коммуну, ваш ответ будет: это было такое правительство, КАКИМ НАШЕ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО. Хорош ответ, нечего сказать!

246

Мы присутствуем при высоко-поучительном и высоко-комическом зрелище. Проститутки буржуазного либерализма пытаются напялить на себя тогу революционности. <…> Господа Струве, признавая революцию, тут же высовывают паки и паки свои ослиные уши, опять затягивая старую песенку о возможности мирного исхода, о призыве НИКОЛАЕМ к власти господ освобожденцев и т. д. и т. п.

247

Когда фактом будет не только революция, а полная победа революции, — тогда мы «подменим» (может быть, при ужасных воплях новых будущих Пиккеров) лозунг демократической диктатуры лозунгом социалистической диктатуры пролетариата, т. е. полного социалистического переворота.

248

С вульгарно-буржуазной точки зрения, понятие диктатура и понятие демократия исключают друг друга. Не понимая теории борьбы классов, привыкнув видеть на политической арене мелкую свару разных кружков и котерий буржуазии, буржуа понимает под диктатурой отмену всех свобод и гарантий демократии, всяческий произвол, всякое злоупотребление властью в интересах личности диктатора. В сущности, именно эта вульгарно-буржуазная точка зрения сквозит и у нашего Пиккера, который в заключение своего «нового похода» в новой «Искре» объясняет пристрастие «Вперёда» и «Пролетария» к лозунгу диктатуры тем, что Ленин «страстно желает попытать счастья».

249

Великие вопросы в жизни народов решаются только силой.

(июль)

***

250

Революционная армия необходима потому, что только СИЛОЙ могут быть решены великие исторические вопросы, а ОРГАНИЗАЦИЯ СИЛЫ в современной борьбе есть военная организация.

(«Революционная армия и революционное правительство», 10 июля)

251

Наше дело предостеречь народ от авантюризма громких, но нелепых обещаний (вроде немедленной «социализации», которой не понимают сами говорящие о ней).

(То же)

252

Здесь ряд товарищей указывал уже тогда, когда Красин был здесь, что, назначая Плеханова, мы только разбалуем и окончательно испортим его. Я сначала был за Плеханова, по теперь вижу, что назначать его без условий нельзя. Представьте только себе конкретно, что значит иметь представителем в Бюро человека, с которым никто не разговаривает, которого НЕВОЗМОЖНО заставить «представлять» действительно ЦК, а не самого себя!

(Письмо в ЦК РСДРП, 12 июля)

253

Нами было совершенно спокойно рассказано, что новоискровцы пользовались от имени партии типографией, складом и деньгами, а от сдачи партийного имущества предпочли уклониться. До какого состояния довело «Искру» раздражение по поводу этого заявления, видно из их выражений в духе незабвенного бундовского «поганья». «Искра» любезно преподносит нам и «грязную швабру», и «клевещущих трусов» и проч. и проч. Совсем так, как Энгельс характеризовал некогда полемику известного сорта эмигрантов: «Каждое слово — ночной горшок, и притом не пустой».

(«Сердитое бессилие», 26 июля)

254

Плеханов невероятно нахально поступил, написав в Международное социалистическое бюро, что его уже признали (!) обе фракции, и обругав, опорочив всячески наш III съезд. У меня есть копия его письма, присланного мне из Бюро. Она будет вам послана. Я добился с великим трудом прямых сношений с МС бюро и опроверг Плеханова. Плеханов тогда отказался от представительства. Вы знаете, что я вовсе не был безусловным противником назначения Плеханова, но теперь это было бы прямо немыслимо. Это настолько дезавуировало бы меня, что моё положение стало бы невозможно. Это окончательно уронило бы нас в глазах МС бюро. Не забывайте, что все почти заграничные социал-демократы на стороне «икон» и нас считают ничем, третируют.

(Письмо в ЦК РСДРП, 28 июля)

255

Я удивляюсь часто, как немногого нужно, чтобы люди, не вполне самостоятельные и непривычные к самостоятельной политической работе, падали духом и кисли. А киснут у нас женевские большевики отчаянно. Борьба идёт серьёзная, III съезд вовсе не закончил её, разумеется, а только открыл новую фазу её, искровцы подвижны и суетливы, беззастенчивы по-торгашески, искушённые долгим опытом демагогии, — а у наших преобладает какая-то «добросовестная глупость» или «глупая добросовестность». Не умеют бороться сами, неловки, неподвижны, неуклюжи, робки… Милые ребята, но ни к дьяволу негодные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты. Александров крайне типичен в этом отношении: милейшая личность, преданнейший работник, честнейший человек, он, я боюсь, никогда не способен стать ПОЛИТИКОМ. Добёр он уж очень, — даже не верится, что «александровские» брошюры писаны им. Боевого духа он не вносит ни в орган (всё жалеет, что я не даю ему писать добрых статей о Бунде!), ни в колонию. Какой-то дух нытья царит, и меня (я всего три недели на даче и езжу в город на 6−5 часов по ТРИ, а то и по ЧЕТЫРЕ раза в неделю!) все упрекают, что у них дело не ладится, что меньшевики бойчее и т. д. и т. п.!!

А наш ЦК, во-первых, тоже не очень-то «политик», тоже добёр слишком, тоже страдает недостатком цепкости, оборотливости, чуткости, неуменьем политически использовать каждую мелочь в партийной борьбе. А, во-вторых, он выспренно презирает заграницу и всех лучших людей упорно не пускает сюда или берет отсюда. И мы оказываемся здесь, за границей, позади. Недостаёт фермента, толчков, импульсов. Не умеют люди действовать и бороться сами. Недостает ораторов на своих собраниях. Некому влить дух бодр, поставить вопрос принципиально, уметь поднять над женевским болотом повыше, в область интересов и вопросов посерьёзнее. И всё дело страдает. В политической борьбе остановка есть смерть. Запросов тьма и они всё растут. Новоискровцы не дремлют (теперь они ещё «перехватили» прибывших в Женеву матросов — заманивали их, вероятно, со свойственным им торгашеским рекламизмом в политике и усиленно marktschreien³⁹, «утилизируя» задним числом одесские события в пользу своей котерии). У нас сил НЕВОЗМОЖНО мало.

(Письмо Луначарскому, 2 августа)

256

Материалу теперь новоискровцы дали массу, и если бы тщательно обработать его, осветить эти паскудные приёмы СПЛЕТНИ, наушничества еtc. еtc. во всей их прелести, — то могла бы выйти сильная вещь. Одни эти глухие «личные намеки» Цедербаума — какая это беспредельная гадость! <…> За <новоискровцев> я бы не взялся (я теперь засяду за ответ Плеханову — «Социал-Демократ» № 2, — его надо разделать вовсю, ибо у него тоже тьма гнусностей и жалкие аргументы) и думаю, что могли бы сделать это ТОЛЬКО Вы. Невесёлая работа, вонючая, слов нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и оставлять «подлость и яд» незаклеймёнными непозволительно для публицистов социал-демократии.

(Письмо Луначарскому, август)

Примечания

28

Т.е. «меньшевиков».

29

Т.е. о сокращении числа членов ЦО с 6 членов до 3-х.

30

Т.е. «не эмигрантов».

31

«Всеобщая стачка генералов».

32

Немецкий социал-демократический лидер с диктаторскими замашками.

33

Т.е. «узурпировать».

34

От «Мартов» — основного псевдонима Ю. Цедербаума.

35

«Я поздравляю» (нем.).

36

Речь идёт о начавшейся русско-японской войне.

37

Т.е. «ответственного выступления».

38

В рукописи далее следуют зачеркнутые слова: «за нос и плюнули им в физию».

39

«Зазывая в свою лавочку».