Операция МРГ

Дмитрий Витальевич Виноградов, 2004

Фантастический роман расскажет о прошлом. О том, как наши современники оказались в самом разгаре Октябрьского переворота и приняли участие в штурме Зимнего. Встреча с известными историческими персонажами. Ленин. Совершенно новый взгляд на историю. Роман печатается в авторской редакции с сохранением орфографии и пунктуации. Содержит нецензурную брань.

Глава 8

Цитадель искусства, в эпоху упадка нравственности и полетов на Марс робота

Когда ни будь, может даже очень скоро. Люди перестанут торговать старыми вещами, предпочитая приобретать новые. Когда ни будь, не знаю как скоро, но нам с Вам не важно будет, что висит, стоит, лежит перед нами, натуральная вещь или копия. А в музеях, частных коллекциях будут висеть не отремонтированные полотна, а добротные имитации. Согласитесь, если это красиво, и представляет собой определенную художественную, или если это гипс или масло, то и материальную ценность, то берите и любуйтесь. По количеству музеев на рыло, наша страна уступает лишь Замбии, где проживает двести человек и где находится один музей под открытым небом в виде священной поляны. Добрища в наших музеях много, и оно безусловно, принадлежит народу. Правда я пока не знаю какому именно народу, ибо смотрим мы их наравне со всеми. Скорее всего культурные ценности, как и нефть и газ, как алмазы и пушнина, как золото и ластоногие киты, принадлежат третьему измерению. Санкт-Петербург, сам по себе уникален. Именно там Ленин охмурял народ, и носил по набережной Невы бревна, и именно там, под крышей Смольного, на стрелу собрались все одиннадцать девственниц России. Именно там сидит на зеленом коне Петр-1, именно там разводят мосты и жителей. Именно там родился величайший писатель нашей родины, Дмитрий Виноградов и кто-то еще. Все это именно там.

— Министерство культуры, — чинно одетый господин, махнул корешком удостоверения перед билетером Эрмитажа, — по указанию Пиотровского, для изучения качества хранения. У Вас жалобы, предложения есть?

— У меня? — женщина надорвала билеты у двух негров и одного вьетнамца, — нету.

— Уборка помещений в норме? — он протянул барбариску.

— Метут, — женщина помогла слепому пройти сквозь турникет.

— Пыль — бич музеев, — с этими словами мужчина, махнул портфелем, и нахмурив брови двинулся в направлении ценностей.

— Надо выдавать шерстяные туфли и варежки, — поздно сообразила бабуля, — иначе все полы сотрут каблуками и экспонаты залапают, изверги.

Изверги, словно садисты, шли и шли, шли и шли. Эстонцы и грузины во главе с Кушанашвили, Эдита Пьеха с мужем и любовником, имеется ввиду любовником мужа. Делегация парламента Шотландии в сопровождении геев Питера. Преподаватели детского дома с двумя питомцами. Работники госцирка без животных. Негры в белом и белые в черном. Одним словом люди в Эрмитаж шли. Импозантный мужчина, будучи представителем культуры, шел как и положено хозяину. Не обращая внимания на сотни раз виденные ценности, он прошмыгнул мимо ваз, монет и другой мелочевки. На втором этаже немного задержавшись возле царской кареты, которая в свое время была на уровне шестисотого Мерседеса, он подтянул шнурки. Заметив одинокого лаосца, фотографирующего зал, мужчина решительно направился к нему.

— Экскьюзми…ноу фото….ноу…

— Извините, я вас не понимаю, — якут обошел тело и продолжил съемки.

— Развели…демагогию, — накинулся он на старушку охраняющую зал, — все нормально?

Старушка в наутюженном костюмчике из твида и крепдешина, встав по стойке смирно, хотела что-то сказать, но пока собиралась, начальник уже ушел.

— Вы билет покупали? — налетела бабушка на якута, — снимаете как у себя дома! Где билет на съемку?

— У нас в Якутии, каждый может снимать внутри краеведческого музея любые вещи, — стал объяснять ей турист, — и зубы мамонта, и клык моржа, и пейзажи стойбищ оленеводов…

— Не хулиганьте, мне и так за вас влетело, — бабуля погрозила пальцем, — здесь царь жил, а не оленевод.

— А мой дед его сверг, — якут закрыл фотоаппарат крышкой, — почему я должен платить?

— А на какие деньги, мы картины будем по миру возить? Дорога нынче, какая дорогая. А ящики из дерева…, — стала отбиваться бабка.

— Если бы в Якутию привезли, я бы заплатил.

— Молодой человек идите.

Между тем чиновник замедлил бег по залам. Остановившись возле античной скульптуры, он по привычке посмотрел на половой орган гиганта. Пенис размером с фалангу мизинца, грозно висел укутанный шкуркой.

— Да, — в который раз удивился мужчина, — несчастные женщины Эллады.

Прикинув, что если бы лепили с него, то пропорции мышц выглядели бы и скромнее, зато около скульптуры стояли бы женщины с цветами и носовыми платками.

— А Малевича где повесили? — спросил он у очередного одувана с повязкой и биркой.

— Выше, — одуванчик хоть и не спал, но глаза его едва перемещались, — в зале постмодернизма.

— Очень хорошо, — слегка поклонившись, он юркнул в проход.

Не тратя времени на пустяки висевшие где ни попадя, на дворян и царей, на их детей и жен, на фельдмаршалов и князей, на листья и грозди, на яблоки и хлеб, он оказался перед «Черным квадратом».

— Умели же раньше рисовать, — констатировал чиновник, глядя на подпись.

Приобретенный за миллион баксов, Малевич скромно висел на окрашенной суриком стене. Особенно выделялась рама. Мощная, без сучка и щелочки.

— Гениально, — пробормотал посетитель сзади, — вроде бы обыкновенный квадрат… а сколько в нем смысла.

— Что бы так писать, надо быть титаном, — согласился чиновник.

— Что вы! Конечно! А «Девушки в поле» — это же апогей!

— Абсолютный!

— Это же социальный вызов! Нарисовать лица без ушей, глаз, носов и ртов!

— Думаете, это связано с юстицией? Ни чего не вижу…не слышу…

— Это связано с голодом, цензурой…

— А нос?

— Нос, скорее всего не связан ни с чем, но рисовать лицо без глаз, зато с носом, это не серьезно. Это уже не Малевич. В этом его и величие.

— Несомненно, — чиновник достал лупу и уставился в подпись, — шедевр.

— Если бы мастер знал, что его работы будут стоить миллионы, он бы их оставил детям.

— Какие дети? — засмеялся чиновник, — Казимир был холост.

— Да, но он жил не на Луне, и вокруг было очень много хорошеньких девушек.

— Тогда была революция, — чиновник обнял интеллигента в очках и безрукавке.

— Ни одна революция еще не отменила сексуального влечения.

— А Октябрьская отменила, есть было не чего.

— Да…художник умер в одиночестве, без привилегий и был похоронен в Немчиновке.

— В 1935 году много народу умерло.

— И среди них Малевич.

— Но не они же среди него, — чиновник усмехнулся.

— Прошу прощения, — очкарик развел руки, — пойду на Шишкина посмотрю.

— Медведи — символ России! — удивил своим познанием представитель.

— Это точно, пол жизни проспать сося лапу.

— Ну знаете ли, — улыбнулся чиновник, — нельзя же так все абстрагировать. Надо и квинтестенцию выделять. Медведи это еще и…

— Медвежья болезнь, — закончил за него скептик, — всего доброго.

— И Вам, — представитель министерства улыбнулся, — не болейте.

Оставшись в одиночестве, он обошел зал, и снова остановился у квадрата. Тот висел и молчал. Черный как наша жизнь, правильный как наши помыслы, загадочный как наша душа.

Конец ознакомительного фрагмента.