Из жизни Димы Карандеева

Дмитрий Викторович Лукин

Новая книга Дмитрия Лукина – это продолжение некоторых сюжетных линий книг «Коврово» и «Весенний дуэт», а также двенадцать рассказов (включая 2 готических рассказа ужасов), мистико-юмористическая вещь «Тайна подмосковного поселка» и роман-семейная хроника.Автор выражает благодарность компании STUFF MEDIA за помощь в издании книги.

Тайна подмосковного поселка

Любимым, страшным

и таинственным книжкам

из моего детства посвящаю…

И опять же родному поселку К-во…

Глава 1. Приехали

Студент четвертого курса одного московского ВУЗа Василий Телкин ехал с институтскими друзьями на доставшуюся его отцу в наследство подмосковную дачу. Дача старая, располагалась в сорока километрах по Казанскому направлению, в так называемом поселке городского типа, завещана была Телкину-старшему его умершей теткой.

Поселок не очень большой и в меру зеленый. В свое время город активно наваливался на него, но потом остановился с занесенным кирпично-бетонным кулаком, застыл вблизи очередного деревянного домика с садовым участком. Подле домика проходила детская железная дорога, по которой летом ездил маленький синий паровозик. Дорога эта являлась своеобразной границей между городом и поселком. За ней высота домов постепенно возрастала: за двухэтажными кирпичными появлялись пятиэтажные, и так доходило до двенадцатиэтажек.

Компания была веселая и шумная, состояла из восьми человек. К превеликой Васиной радости, основной ее костяк составляли девушки. Была тут и Васина в прошлом близкая подруга, институтская любовь Олька Елагина, чуть щекастая красотка с выдающимися бедрами. Сегодня Вася кисло смотрел на Олю по причине отсутствия на ней косметики.

Ехали знаменитые на курсе подруги-сплетницы: Ленка Громова, Таня Вилкина и Евгения Фобейко. От Громовой Телкин особенно «тащился»: губастая брюнетка с толстой попой и «крупными батонами» (так характеризовали в то время в молодежной среде). Она стрекотала языком неудержимо, знала про всех ровно все. А именно — кто с кем, где и когда целовался, кто кому чего сказал и т. д.

Громову тайно ненавидел весь курс, но Вася находил в ней что-то пикантное. Сплетница была маленького роста. Не раз испытывала на себе домогания любвеобильного Телкина, но всегда их с достоинством отвергала. «Родненькая, — молил ее Телкин, — давай загуляем, хоть на недельку, хоть на сколько, весь мир к ногам…» Но Елена была непреклонна. «Дурачок ты, Васька», — говорила подружка Ленки Таня Вилкина и пускала по институту гремучую сплетню о неудачной попытке Васиного «сватовства».

Сама Вилкина была долговязой барышней с немного выпученными глуповатыми глазками. Телкин в большинстве случаев не обращал на нее внимания. Один раз только, будучи в нетрезвом состоянии, все-таки предложил и ей вступить в преступную связь, ссылаясь на то, что без Вилкиной ему — вилы. «Дура-а-ак», — слегка в нос возмутилась Танька и вышла из комнаты.

Третья подружка-сплетница Евгения Фобейко спросом ни у Телкина, ни у других ребят на курсе не пользовалась. Потому что была страшной как хрен знает что. И сплетни от нее исходили какие-то совсем злые. Зачем ее взяли с собой за город, никто не знал.

Из мужского коллектива ехал Сергей Попов по прозвищу «Презя» — институтский пьяница-заводила со стажем. Прозвище свое он получил от слова «президент» (а не от какого другого слова): он был всекурсно избранным главой институтского алкогольного сообщества «Заповедные ерши». Рядом с институтом находился лес, и после лекционных пар или вместо них ребята часто ходили выпить, посидеть на полянке, полюбоваться природой, обсудить преподавательский беспредел.

Презя любил выпить чуть больше остальных и частенько после окончания заседания общества отправлялся обратно в институт — побуянить.

С Презей был его лучший друг Тузиков, футбольный фанат с частенько поочередно подбиваемыми глазами: он любил ходить на матчи и участвовать в послематчевых потасовках — «махычах».

Ехала в вагоне электрички и Светка Бубликова — девушка крайне тупая и злая, а также честолюбивая и подлая. На ежекурсные домогания Телкина она отвечала раздразниванием: давала подержаться за коленку, охотно вступала в телефонные разговоры на «эту» тему, но на жизненную конкретизацию и воплощение телкинских мечт идти категорически отказывалась. «Ты женщина или нет? — кричал Телкин в трубку, когда после очередного „секса по телефону“ она отказывала ему во встрече. — Ты не представляешь, как твое поведение вредно для твоего и моего организма!» Но ничего не помогало. Света глупо хихикала и продолжала старую практику. Пойти на попятную Телкин не мог: слишком любил женщин, и еще ему не позволяла ретироваться собственная фамилия.

«Да, конечно, — думал он, — она полная дура!» Но проходили сутки, он снова сидел со Светой на занятии по английскому языку, смотрел на нее, слушал, как она по-лошадиному ржет, и вот уже думал: «Да, но как ее дурь эротична!..»

Еще в вагоне ехала бубликовская подруга Анька Котельникова по кличке Хотел. Крайне разбитная девушка, которой ничего не стоило сесть в машину к незнакомому мужику, поехать с ним в ресторан, а с утра проснуться в его квартире. Но близости с Хотелом на курсе удостоился только один Презя. Все потому, что его одного она пока считала «настоящим пацаном», другие же под это определение не подходили. Телкин очень страдал по этому поводу. Презя же в тот единственный раз снизошедшего на них с Хотелом эроса пребывал в стандартном для него пьяном состоянии и мало что об этом хотеловском своеобразном презенте помнил. Только иногда, когда в очередной раз бывал нетрезв, с гордостью провозглашал сам факт.

На самой дальней лавке, почти у тамбура сидел человек с сильно немытыми волосами, в черном балахоне «Гражданская оборона» и в наушниках. Его звали Сандрик. То есть официально его звали Вова Александров, но все институтские звали его просто Сандрик. Поначалу он сопротивлялся своей кличке, но потом привык и даже один раз, когда преподаватель забыл его имя и попросил напомнить, в задумчивости на всю аудиторию провозгласил: «Сандрик», потом запнулся и покраснел, но было поздно — все сидящие за многочисленными партами студенты пришли в неописуемый восторг.

Но что говорить, тому, кому выпадала честь сидеть рядом с Сандриком на лекциях, приходилось тяжко: он просто обожал долгие нудные рассуждения на тему творчества своего кумира — отечественного панка Егора Летова.

На курсе всяк рад был над Вовой поподтрунивать. Но когда дело доходило до пьянки, приходилось брать его с собой, потому что могло не оказаться достойного собутыльника Презе, и он бы сильно приставал с вопросом алкогольной взаимности к окружающим. Сандрик являлся своеобразным общественным щитом, последним препятствием между неугомонной вершиной вертикали власти «Заповедных ершей» и рядовыми членами.

Поезд чучухал. Молодежь потрясывало. Рюкзаки и сумки закинуты наверх, на полки. По бокам мелькают поля и перелески. Молодость чокалась первыми в тот день пивными бутылками. Сердца радовались в предвкушении отдыха на природе, романтики и, конечно же, у некоторых надежды на лучшее.

— Вась, а там есть баня? — спросила Громова.

Васю этот вопрос застал врасплох, потому что он сразу же представил Громову в бане. Вот она подходит к двери парилки в одном халатике. В следующее мгновение халатик падает на деревянный пол. Она делает шаг и переступает через него. Правда, ноги у нее недлинные, но зато какие бедра! Она забирается на полку и говорит оттуда:

— Вась, а Вась! Отлупи меня…

— Я щас… Я мигом, — громко говорит Вася.

— Что сейчас и что ты мигом? — Вася открывает глаза, на него смотрит улыбающаяся Громова.

Вася оглядывается по сторонам и приходит в себя от нахлынувших красот.

— А… Баня? Не знаю, есть, наверное… Я-то там еще не был. Отец ездил. Вообще говорит, там здорово. Дом большой, два этажа.

— А дискотеку там есть где устроить? — вмешалась Вилкина, — главное, чтобы было где дискотеку устроить.

— Два этажа, — сказала Хотел, — это не только дискотеку, а вообще чего угодно можно устроить.

Вася зыркнул глазом и резко выдохнул.

— А кто там раньше жил? — вмешался Тузиков.

— Раньше там жила отцовская родственница — тетка или кто-то в этом роде. Я еще с детства про нее слышал, она чем-то этаким занималась. Отвары варила, чего-то там заговаривала…

— Значит, колдунья, — вставил слово Презя.

Все оживились.

— Так что ночью, девчонки, если вас кто-то в темноте схватит за зад, вы лучше сразу соглашайтесь, а то с призраками спорить бесполезно. — На реплику Прези все глупые подростки-переростки дружно засмеялись. — Какой вывод? — продолжал Презя. — Всем спать по двое, чтобы ночью за тобой не пришел вурдалак.

— Чего у тебя пить? В твоем спирте, как говорится, крови не наблюдается, — воспроизвела Бубликова где-то подслушанную заезженную шутку.

— Бублетта как всегда в своем репертуаре, — почти хором сказали Громова с Вилкиной.

— Да, десять майских дней вне общества это не хухры-мухры, — раздался гнусавый голос позади компании. — Да, в прочем, общество от этого ничего не потеряет, потому что вы — бесполезны.

Все повернулись к Сандрику.

— Ну вот, еще, можно сказать, не пили, а у Сандрика опять заскок пошел, — зло сказала Фобейко.

— Сандрик, — саркастическим тоном обратился к нему Презя, — а что бы сказал Егор Летов о том, что на последнем курсе на вупускной ты наденешь пиджак? Или так и придешь в балахоне?

Сандрик задумался и с серьезным лицом, растягивая слова, ответил:

— Я думаю, что Егор бы понял меня, потому что порой мы вынуждены подчиняться гнету чужих порядков. У Егора есть даже такой альбом «Тоталитаризм». Егор боролся…

— Взяли дурака с собой в дорогу, — опять прошипела Фобейко, — теперь мучайся с ним.

Слушать товарищей было скучно, и Телкин уставился на бубликовские коленки. «Интересно, почему у дур иногда такие красивые коленки? Интересно, какая Бубликова без всего?» Один раз Васе почти удалось «уломать» Бубликову пойти на нудистский пляж в Серебряный бор. Он долго уговаривал ее, а когда получил согласие, то ждал на автобусной остановке у метро. Час ждал. Два. Но Бубликовой не было. Потом он ей позвонил, а она сказала, что просто передумала. «Дура!.. Не могла раньше сказать, чтобы я не ждал столько!.. Хотя такая женская глупость — это очень эротично…», — так опять закончились переживательные размышления Телкина.

Доехали без происшествий. Станция, как полагается, была с большим серым перроном и прямоугольной табличкой на двух столбах. Прошли озеро, небольшой лес. Потом начался поселок. По бокам дороги высились двух — и трехэтажные дома. Кирпичные и деревянные. Свой дом нашли не сразу, для этого пришлось пару раз свернуть не в те повороты. И наконец — он.

Красота. Большой участок и не такое уж старинное строение. Дом двухэтажный, из бревен, достаточно длинный. Метрах в двадцати от калитки. Каменное крыльцо. Даже три каменных крыльца с разных сторон. Окрашено здание большей частью в зеленый свет. Спереди — сад. В дальнем конце участка хозяйственная постройка. Слева от калитки еще одна. Участок тоже довольно зелен. К главному крыльцу ведет аллея из высоких, в человеческий рост кустов.

— Смотри-ка, тетка-то ваша хоть и колдунья, а хозяйственным человеком была, — сказал Презя.

— Если уж на то пошло, — ответил Вася, — то это она отцу тетка, а мне получается сколько-то юродная бабка.

— А сколько ей лет было, когда умерла?

— Да старенькая совсем, наверно.

— А это что? — сказала Громова, показывая на ближний сарай, сложенный из бревен. — Там баня!

— Девчонки, сегодня вечером в баньке попаримся, — провозгласила Бубликова.

— Не только девчонки, — сказал Презя, — но и пацаны, все вместе.

Последним на участок зашел Сандрик. Когда ребята уже разложили свою поклажу на крыльце и Вася перебирал большую вязанку ключей в поисках нужного, Сандрик умудрился, ступив за сосну, начать ее орошать.

— Э! — крикнул Презя. — Ты мне панковский беспредел брось. В туалете это надо!.. А здесь я буду каждое утро делать зарядку. Не хочу, чтобы отовсюду пасло панковской мочой.

— Сандрик совсем сдурел, — четко и внятно произнесла Фобейко. — Зачем взяли?!

— Готово! — провозгласил Вася Телкин, открыв скрипучий замок. — Прошу пожаловать в дом!

Глава 2. Дом

Из дома пахнуло чем всегда пахнет из помещений, простоявших долго запертыми, — лежалостью, сыростью, но запах этот показался приятным.

— Надо было сначала запустить петуха или Сандрика, — сказал Презя. — Его бы ведьма, если что, и съела. А так первая зашла Бублетта, и теперь бабушка доберется до нее.

— Чур я не лягу на этой веранде, — сказала Бубликова, пропустившая мимо ушей Презину реплику. — Здесь все в стеклянных окошках, их выбить — раз плюнуть.

— Да кому ты, Бублетта, нужна? — продолжил Презя. — Кто к тебе в окно полезет? Ты ему скажешь: «Давайте договоримся на завтра», а сама не придешь. — Презя откуда-то тоже знал подобную черту Светиного характера, но Вася в тот момент почему-то не обратил на это внимания.

За верандой шла вторая комната, за ней третья маленькая. Из второй можно было двинуться в большую комнату слева или, повернувшись к ней спиной, увидеть длинный коридор.

— Да это целый замок Дракулы! — Василию определенно нравилось обретенное семейное гнездо. — Мы еще до середины дома не дошли, а ведь еще второй этаж!

— Да, Васька везунчик! За тебя теперь любая пойдет. Можешь смело жениться на Громовой. Разведешься, оставишь ей полдома, женишься на Бубликовой, потом ей полдома. И так в конце до всех, кого хотел, доберешься, и после всех разделов останется у тебя еще комнатка-другая, чтобы жениться на Фобейке…

Фобейко неприятно искривила лицо от Презиных шуток.

Презя продолжал.

— А Сандрика усыновите, он в саду у вас как истинный панк анашу посадит! — Презя сам громче всех закатился от своей шутки.

Мебель в доме присутствовала исключительно старая, не скажешь даже, каких годов. Однако видно было, что ей очень много лет. На ручках кресел, на диванах, на шкафах — океан пыли. Доски пола поскрипывали.

— Убираться заставим девочек. А когда они будут нагибаться с веником и совком в руках, будем за ними наблюдать, — предложил Тузиков. Презя с радостью поддержал товарища.

Когда убрали деревянный щит от окна одной из комнат, выходящей на другую сторону двора, стало видно второе каменное крыльцо.

— Вот здорово, целых три лестницы, — хозяину Васе это очень понравилось. — Когда человек идет с утра писать в туалет, он никого не будит шагами и шумом дверей.

— Ага… — сказала молчавшая долгое время Оля Елагина. — Но также ты не услышишь, если кто-то с той лестницы зайдет в дом.

Второй этаж оказался менее ухоженным. Казалось, что пыли здесь в два раза больше, чем на первом. Те же старые кресла. Складывалось впечатление, что потолок тут ниже и давит.

Со стороны фасада находился просторный балкон.

— У-у-у! Сколько всего видно! Всю округу. Эге-ге-ге-гей! На соседнем участке никого, и окна заколочены. Вот люди! Майские праздники, а они в Москве сидят! — Презя наблюдал окрестности. — О! У них там что-то вроде бассейна. Вот бы туда девицы приехали и плескались. Отсюда бы их было хорошо видно!

— У нас вон своих девиц немало. Надо скорее проводить тут легкие работы по обустройству и садиться пировать, — сказал Тузиков.

В той же комнате, в которой был балкон, находилось еще и окно, выходящее на крышу. Вид из него был не менее обширен. Можно было наблюдать калитку, дорожку от нее до дома и даже какие-то фрагменты из окружающих участков, правда, частично заслоненных деревьями.

Туалет находился за домом в дальнем конце участка. Был он деревянный и стоял рядом с сараем, который в свою очередь пристроился к небольшой каменной постройке — по-видимому, кухне.

— Родственница твоя, Василий, жила практически в усадьбе. Культурному человеку, даже если он иногда и любит выпить, сразу вспоминается бабка из «Бронзовой птицы». Помнишь такой фильм? — сказал в общем не двоечник Презя.

Вася прекрасно помнил это кино и даже когда-то читал книжку. В детстве он этот сюжет просто обожал и сейчас представил себе страшную, горбоносую старуху, которая заведовала усадьбой графа Карагаева. Старуху-то он помнил, а вот свою дальнюю родственницу никогда не видел.

Ребята бродили по большому дому по двое, по трое. Иногда перекликались или сталкивались в дверях проходных комнат.

— А ты знаешь, Вася, что у тебя там целая портретная галерея, — сказала Хотел, пришедшая с другой стороны второго этажа. — Может, у тебя тут и склеп фамильный есть?

И правда, в следующих трех комнатах, через которые прошла молодежь, на глаза им попались висящие на стенах фотопортреты двух женщин и мужчины.

Похоже, что на портретах женщина была одна и та же, только в разном возрасте.

— Смотри-ка, — сказал Презя, — а бабуська-то у тебя ничего была.

Женщина на портрете смотрела прямо и решительно. Темные волосы были собраны сзади в пучок. Никакого крючкообразного носа не было, нос, наоборот, совершенно прямой. На другом снимке тетка выглядела моложе и даже улыбалась. На ней красовалась шляпка, прядь волос, выбившихся с одной стороны, доходила до подбородка.

Мужчина на снимке был совсем седой и тоже смотрел довольно решительно. На нем красовался строгий черный костюм.

— Наверное, партработник, — сказала Хотел. — Скорее всего, ему такую домину в награду за что-нибудь отвалили.

В предпоследней комнате на втором этаже находилось что-то вроде чулана. Вася открыл его. Тут же на него вывалилась гора рухляди: старые тряпки, книжки, перевязанные тесемкой, журналы, альбомы. «Надо потом разобраться», — думал Вася, кое-как заталкивая все это обратно.

В доме присутствовала ванна. Немного ржавая, но все же в ней можно было при желании помыться.

— Ну, буржуи! Ну, буржуи! — Презя смотрелся в продолговатое мутное зеркало рядом с ванной. — Ей Богу, я уверен, что если тут поискать получше, то можно найти и полный бар.

На первом этаже на большой веранде решили устроить обед.

Коллектив расселся на стареньком диване, креслах и скрипучих стульях. С улицы позвали Сандрика. Он вошел, как будто обнюхиваясь, и сел рядом со входом.

— Ну что, Сандрик, очагов анархизма на участке не найдено? — Презя поднялся над столом, потирая руки. — Тогда подай-ка мне вон из того рюкзака бутылочку!

Когда желание президента «Заповедных ершей» исполнилось, и, несколько мгновений спустя, в руке его сверкнул складной стаканчик, в котором что-то плескалось, Презя решил произнести тост.

— Господа студенты, — сказал он, приковав к себе взгляды всей честной компании. — Я хочу поднять свой бокал за то, что мы все вместе собрались в этом гостеприимном доме у хорошо вам известного хозяина, — он показал стаканом на Васю Телкина, — известного на нашем курсе своими подвигами на женском фронте. У которого оказалась симпатичная и богатая бабушка-колдунья. И пусть нас тут съедят все вурдалаки на свете, если мы за эти праздники хорошенько не повеселимся.

— Молодец, Презя! Хорошо говорит, — вставила Света Бубликова.

— Да… — продолжал Презя, — ведь с нами такие девчонки! Девчонки, я очень надеюсь на то, что вы не дадите скучать вашему доброму старому президенту и будете благосклонны не только к миллионеру Ваське, но и к вашему покорному слуге.

Молодежь, в особенности женский коллектив, загудели в ответном порыве.

— Не боись, Презик, — сказала Хотел, — женщины тебя не покинут.

Студенчество подняло рюмки и вновь чокнулось молодостью.

— Как странно, — сказала Оля Елагина, — как все происходящее похоже на американский фильм ужасов: молодежь приезжает на отдых, и с ними там обязательно должно начать что-нибудь происходить. Как стемнеет, кто-нибудь должен обязательно следить за ними и по очереди убивать.

— Ну, не чернушничай, — сказал Вася бывшей возлюбленной.

— Десять негритят… — вдруг прошипел Презя, хватаясь за горло и, как слепой, ища рукой, за что ухватиться, — в «Десяти негритятах» я бы должен был откинуть копыта уже за обедом. Кстати, никто не видел, на стенах не развешаны детские считалочки?

— Ага, — загоготал Тузиков, — один любил бухать, и их осталось пять. Ха! Ха!

— В любом случае, повторюсь: дорогие дамы, кому страшно будет ночью, приходите ко мне. Только по очереди, — опять подал голос Презя.

— Фу!

— Презя, какой же ты пошляк, — сказал Телкин. — Спите, девушки, спокойно, ваш сон будет охранять настоящий рыцарь, то есть я…

Глава 3. Пообвыклись

Так здорово получилось, что на майские праздники была отличная погода. Солнце сияло ничем не хуже, чем летом. Присутствовало ощущение, что очень жарко. Все переоделись в майки, шорты или юбки. Только Сандрик по-прежнему сидел в черном балахоне «Гражданская оборона».

— Сандрик, ты не спреешь? — спросила его Фобейко.

Сандрик что-то буркнул под нос.

— Панк не может себе позволить надеть шорты, — пояснил Презя. — Долг панка никогда не снимать униформу. И только когда он поймет, что запах от его балахона мешает не только окружающим, но и ему самому, то по панковскому кодексу ему разрешается переодеться в черную майку, но обязательно с такой же надписью. Да, Сандрик?

— Ты бесполезен, — мрачно сцедил Сандрик.

— Сандрик, — сказал Вася, — там наверху, по-моему, есть томик Бакунина. Тебе обязательно надо туда заглянуть.

— Ребята! — прервала его Бубликова. — Ребята! Девчонки! Я хочу загорать! Я что сюда приехала — про панков слушать?! Я хочу загорать! Полезли через окно на крышу, расстелим там чего-нибудь и будем загорать. Я бы даже позагорала без лифчика, если бы парни за нами не увязались. — Последнюю фразу она добавила чуть тише.

— О! — радостно возопил Презя. — Без лифчика? Никогда не перестану восхвалять алкоголь, и это опять его благое действие! Идите, идите, девушки, мы не будем подглядывать! — и он подмигнул Телкину.

— А мы чем займемся? А нам что делать?! — возопили хором отвергнутые парни.

— Дел очень много, — обстоятельно начала Бубликова, — займитесь уборкой по дому, придумайте что-нибудь с отоплением на ночь — все же в доме похолоднее, чем на улице, и займитесь баней.

— Да, — присоединилось к Бубликовой одно из первых Васиных мечтаний, Громова, — а мы пойдем загорать, и чтобы, когда я вернусь смуглой как мулатка, дом блестел и благоухал.

Делать было нечего — ребята занялись уборкой, а девушки исчезли по комнатам и через какое-то время появились в ярких купальниках.

— Держите меня семеро! — закричал Презя. — Хотел, ты богиня!

— Татьяна, я не ожидал, что у тебя такая фигура, — это вмешался футбольный фанат.

Василий просто молчал, не зная, на ком остановить взгляд.

Даже Сандрик, казалось, заинтересовался происходящим и вынул из одного уха наушник.

Громова была в зеленом купальнике. Складывалось впечатление, что она уже где-то загорела. У купальника был такой верх, что автоматически хотелось дождаться, когда Еленина пышная грудь из него выскочит.

— О, Громова! Громы и молнии!.. — вырвалось у Телкина.

На Бубликовой купальник был белый, почти прозрачный. Вася знал, что если девушка в таком купальнике будет выходить из воды, то считай, всему пляжу показана бесплатная эротическая программа. И даже на Вилкиной темно-синее бикини смотрелось отлично. Несмотря на то, что Вилкина сутулилась, фигура ее выглядела обстоятельно из-за неплохих бедер. А на Котельниковой, как ни странно, купальник был закрытый.

— Мальчики, глаза сломаете, — сказала Громова немного манерно.

Девушки взяли пляжные подстилки и пошли на второй этаж, чтобы начать процедуры.

Презя изложил план действий.

— Итак, пацаны, ждем, пока они разденутся, и айда чинить баню — оттуда вся крыша должна быть как на ладони. А Сандрик может остаться здесь и вдоволь порукаблудствовать.

Взяв веники и тряпки, мужская часть коллектива отправилась к деревянному срубу. Телкин шел, и на каждром шагу его преследовало сильное желание оглянуться и посмотреть на крышу, где под ярким солнцем лежали институтские красавицы.

— Ну, господа, можно! — скомандовал Презя, и ребята разом повернулись лицом к дому.

Зрелище было крайне приятным, но недолгим. Девушек было видно несмотря на высокий куст и деревья, стоящие у крыльца. Институтские красавицы, лежавшие на спине, завидев ребят, почти синхронно перевернулись на живот. Мгновение было коротким, но поразило избранных. Вася увидел грудь Громовой…

— Нимфы! — сказал Тузиков.

— Богини! — присоединился к нему Презя.

Телкин промолчал, только лишь вздохнул.

— Одна Фобейка, зараза, в лифаке осталась, — заметил Презя.

Но Тузиков был категоричен:

— Спасибо ей за то, что у нее есть совесть, и она заботится о нашем чувстве прекрасного.

Глава 4. Вечер первого дня

Жара сменилась легкой прохладой. Мужская часть коллектива утомилась: как-никак адаптировать дом и баню к жизни — дело не из легких. Компания опять расселась на веранде первого этажа.

— Тем, кто столько работал, полагается немного выпить, — сказал Презя. — Сегодня даже Сандрик показал себя достойным человеком — вытер тряпкой весь второй этаж, и за это ему объявляется большое анархическое спасибо. Шурик же Тузиков проявил чудеса технического знания и починил часы с маятником, что висят на первом. Но, господа, есть и небольшое осложнение: я, простите за подробность, видел, что Сандрик опять ссытся, не доходя до туалета, у деревьев. И я вынужден повторить, господа, что отовсюду будет пахнуть панковской мочой.

— Через это Сандрик надеется приобщить нас к панк-культуре, — вмешался Телкин. — Но прошу всех не поддаваться на провокации, сейчас мы включим магнитофон и начнем ди-ско-те-ку!

Это была прекрасная мысль. Вскочили и стали расчищать пространство. На улице быстро темнело. Уже не верилось в то, что весь день была такая жара и благодать.

Магнитофон включили в розетку. Оттуда зазвучало «Prodigy». Молодежь ударилась в буйные танцы. Вася Телкин скакал, как оглашенный, на ходу придумывая движения. Танец Прези был синтезом украинского гопака, русских и латинских танцев одновременно. Девушки, глядя на него, смеялись и хлопали в ладоши. Сандрик сидел в углу и не участвовал в общем веселье.

— Женщины, — сказал Телкин, — будьте людьми, пригласите представителя другого крыла молодежи.

Но никто не обратил на его слова никакого внимания. Вася сел на диван и стал наблюдать за танцующими девушками. Громова двигалась однообразно, но очень эротично. Бубликова вытворяла движения в духе фильма «Криминальное чтиво». Это выглядело заезженно и пошло, и Вася перевел взгляд на улицу.

В доме напротив никого не было, в доме, что справа, тоже абсолютно темно. Дом слева заслонен от глаз большим серым сараем. На улице за забором горел один тусклый фонарь.

Рядом на диван плюхнулась запыхавшаяся Громова.

— Почему не танцуешь? — спросила Васю, и при этом грудь ее так вздымалась, что Вася прослушал вопрос.

— А? Чего? — переспросил он.

— Ах, Телкин, Телкин, — сказала Лена, — и даже фамилия у тебя кобелиная.

«Как она это сказала! — осенило Васю. — Как-будто с чем-то смирясь…»

— Лена, а ты не потанцуешь со мной медленный танец?

— От чего же не потанцевать?

Настала пора медляков. Пары закружились по комнате при выключеном свете. Только мерцание уличного фонаря и огонек от магнитофона присутствовали в этой темноте, и еще дыхание Громовой… и тонкий аромат ее духов.

Василий забылся от счастья. Лена ему где-то по плечо, и так близко прильнула к нему…

— А Оля уже не ревнует тебя? — спросила Громова тихо.

— Нет, ты что.

— А что ты чувствовал, когда вы с ней расстались?

— Ну что почувствовал? Что почувствовал? Не по себе, конечно, было, а потом привык.

— А ты ее любил?

— Ну, Ленуль, у тебя и вопросы!

Она на секунду замолчала. А потом спросила опять:

— А как ты относишься ко мне?

— К тебе? Крайне положительно… Ты такая красивая… ты такая… такая, в общем…

— Да ну тебя. Трепло ты. И от меня бы, небось, сбежал.

— От тебя? Ты что, Лена! От кого-кого, но от тебя никогда бы. Ни-и-когда!

— Да врешь ты все… — сказала она. Но было видно, что стрекотание Телкина было не совсем напрасно.

— Лен, а Лен!

— Чего?

— А давай сегодня с тобой, когда все лягут спать, встретимся и поболтаем. Может, прогуляемся. А?

— Где? По улицам? Там страшно.

— Ну давай дома на балкончике постоим.

И в это время танец закончился. Включили свет.

— Что это вы там, голубки, заворковались? — спросила Бубликова. — Похоже, у вас любовь…

Половина компании переместилась в другую комнату смотреть маленький переносной телевизор с длинной рапирой-антенной. Его привез Тузиков. Он не мог себе позволить пропустить ни одного футбольного матча.

— Зачем я сегодня баню чистил, приводил в приличный вид?! Все равно никто в нее не пошел! — ругался Презя, который только что танцевал медленный танец с Хотелом.

— Ничего, — ответил Вася. — Не сегодня, так завтра пригодится.

Он обратил внимание на сидящего в углу Сандрика. Сандрик был по-прежнему в наушниках, но в руках его пребывала неизвестная книжка.

— Сандрик, ты что там читаешь? Бакунина откопал?

Сандрик продемонстрировал старую записную книжку большого формата.

— Так… Дневники чьи-то, — сказал он, — наверху нашел.

— Дневники он читает! Может, это дневник моей сколько-то юродной бабушки, может, тут описание ее интимных мыслей, может, тут она о любовниках своих писала. Это семейная тайна, а ты читаешь! — с этими словами Телкин вырвал книжку и повертел ее в руках.

Ничего особенного. Испещрена мелким почерком, но при желании можно разобрать.

— Впредь читай Бакунина, а не чужие мемуары, — отчитал для приличия еще раз Вася Сандрика и отнес записную книжку в комнату, в которой собирался ночевать.

Презя выпил достаточно пива и, обняв Хотела, сидящего у него на коленях, убеждал ее с ним поцеловаться.

— Ну, Хотельчик, ну, пожалуйста, поцелуй своего президента, а он тебе за это окажет милость.

— Какую еще милость? — смеялась Хотел, — У президента уже глаза закрываются, ему надо баиньки.

— Ну, дорогая, — не унимался Презя, — у тебя такая потрясающая грудь, я сегодня был просто покорен.

— Ах, грудь! Ты сегодня нагло за нами подглядывал, а я тебя еще и целовать должна?

Да, Презя Котельниковой всегда нравился. Она чувствовала в нем родное. Должно быть, видела в вечно пьяном пузатом молодом мужичке генетически до боли знакомое. Когда-то она, как было указано выше, отдалась ему без остатку, но жизнь наша так мельтешит событиями, что мы порой забываем даже самое важное.

Через полчаса ребята стали потихоньку расходиться по комнатам. До конца выяснили, кто и где спит. Кто-то захотел спать на втором, кто-то на первом этаже. А Васе все же удалось выклянчить у Громовой свидание на балконе. И когда последние голоса утихли, он ожидал свою избранницу у открытой на ночной пейзаж двери.

Дольше всех не унимался Презя.

— Хотельчик! — кричал он. — Ну, может, все-таки… А? Ну, пожалуйста, Хотельчик!

А когда понял, что никто к нему не придет, напоследок выкрикнул:

— Внимание! Бойтесь призраков и вампиров! Бойтесь призраков и вампиров! — и резко захлопнул дверь.

Громова пришла уже в халате, и от нее вкусно пахло зубной пастой. Они с Васей облокотились на балкон, и начали беседовать на отстраненные темы.

— Какая романтика! — поэтично то ли сказал, то ли выкрикнул Телкин. — Хочется читать стихи, хочется совершать поступки…

— Нет, лучше просто поговорить, — сказала Громова.

Небо было звездным. Виднелись черные деревья, их покачивало ветром. Черные дома. Было совсем тихо. Не слышно гула электричек. Наверное, слишком далеко они ушли от станции.

— Ты такая красивая, — завел старую песню Вася.

— Ну, красивая.

— А ты веришь в призраков? — неожиданно даже для самого себя спросил Телкин.

— А что это тебя вдруг интересует?

— Просто так. Обстановка действует. С тобой когда-нибудь случались необъяснимые вещи?

Лена задумалась.

— В призраков я, пожалуй, не верю, а вещи необъяснимые все же бывают. Мне подруга рассказывала… ты ее не знаешь, она у нас из Иваново… К ней приходил домовой, наваливался на нее и душил. Она серьезная, не алкоголичка какая-нибудь и на сумасшедшую тоже не похожа. И сама говорит, что атеистка ярая всегда была и во все такое не верила… А вдруг открывает ночью глаза… Темно и дышать не может. Как будто на грудь кто-то лег, ни рукой, ни ногой пошевелить не может. И голос ей какой-то нашептывает. Она собралась с силами, повернула голову и видит, что на подушке рядом с ней сидит черная кошка. И она понимает вдруг, что это ей кошка нашептывает. Правда, что нашептала — она так и не могла вспомнить. Говорила только что-то непонятное. А кошки-то у нее дома и не было вовсе. И так с ней несколько раз было: то кошка являлась, то женщина в черном. Постоит, постоит в углу и пропадает. В общем, не выдержала подруга, даже ко мне ночевать прибегала.

— Ну а дальше что?

— А дальше квартиру эту поменяла, а все это время по знакомым жила.

— И больше ей никто не являлся?

— Нет. Больше никто.

— Да… страшно, — Вася подвинулся ближе к Громовой и тихо положил ей левую руку на талию.

— Страшно… — сказала она.

И тут Вася приблизил к ней лицо и медленно поцеловал в губы. Конечно же, она не сопротивлялась. А зачем еще согласилась на вечернее свидание? Хотя у женщин логика иногда странная…

Правая рука Телкина легла ей на грудь. Было видно, что Громова немного стесняется. Целовалась она так себе. И Вася перешел на покрытие поцелуями ее шеи. Голова Лены отвернулась в сторону, облегчая задачу. Телкин коснулся ее кожи. И вдруг Громова еле слышно прошептала:

— Что это?!

Вася прервал свое занятие и непонимающим взором уставился туда, куда показывала Лена.

Сначала он ничего не увидел, но потом различил, что небольшая фигура, облаченная в белое, не ступает, а как будто плывет в дальнем конце участка. Плывет медленно, а белое на ней очень похоже на длинную ночную рубашку.

— Что это?! — так же, как только что Громова, прошипел Вася и посмотрел на Громову. Громова уставилась на него. Потом они вместе опять поглядели на то место, где только что была фигура. Но там ничего уже не наблюдалось.

Лена и Вася еще на всякий случай переглянулись, а потом, не сговариваясь, вошли с балкона в комнату, и Вася закрыл дверь.

Он хотел взять Лену за руку, чтобы оставить вместе с собой, но она медленно высвободила руку и удалилась в апартаменты к подругам.

Вася остался в небольшой комнатке, которую облюбовал для себя еще днем, в ней он оставил записную книжку. Дверь в этой комнате закрывалась на ключ.

Вася постелил белье. Не глядя в окно, зашторил его и лег в постель. Сон долго не шел. В голову лезли разные мысли. Наконец, когда он уже начал засыпать, Васе стал мешать какой-то звук. В ночи тикали часы с маятником, починенные Тузиковым. Это был привычный звук, но что-то было и кроме него. А что, Вася долго не мог определить. Наконец он понял: этот другой звук — детский плач.

Глава 5. На следующий день

— Ку-кареку-уу!!! — это проснулся Презя. Он по пояс высовывался из окна второго этажа и оглашал округу радостью пробуждения.

В доме на разных этажах зашевелились. Телкин открыл глаза. Как он вчера заснул — непонятно. Столько загадочных потрясений. Кто был в саду? Что мерещилось ночью? Что за звуки?

День смел воспоминание подчистую, спалил ярким светом — лучи солнца перечеркнули «вчера» наискось.

День предвещал быть еще более жарким.

«Этак я не выдержу и полезу купаться», — подумалось Телкину.

С кем-то из компании Вася встретился у умывальника.

— Ну, как спалось? Вампиры не задрали? А призрак бабушки не видел? — с ходу начал Тузиков.

Презя продолжал пребывать в радостном настроении, впрочем, как всегда. Намазал щетку пастой, начал скоростные движения. И похмелье, по-видимому, его не мучило.

— У меня в комнате такие окна были запотелые, что я ничего поутру не разглядел. — Презя иногда любил самоиронию. Наверное, поэтому его и избрали президентом «Ершей».

Позавтракали. Телкин обменивался с Громовой взглядами и по ним не мог определить, серьезно ли она отнеслась ко вчерашнему. После завтрака всей гурьбой пошли обследовать окрестности.

Дошли до озера.

— Красота какая! — сказал Презя. — Так и хочется занырнуть, да, боюсь, организм не справится без допинга.

Тут и там попадались люди. Видимо, соседи по поселку. В основном старички и старушки.

— Что-то тут молодежью кроме нас и не пахнет, — сказал Тузиков.

— А зачем нам молодежь? Наши женщины всем женщинам женщины, — констатировал факт Презя.

Вид озера — красота. Сосны вокруг. Озеро заканчивалось большим мраморным мостом. За ним ухал водопад. Посредине озера расположились небольшие островки. Вода спокойная. Перемещалась величаво, не спеша, только ближе к мосту казалось, что она убыстряется.

Обедали супом, который сварила Фобейко. Дружно выпили по сто. Телкин после обеда поднялся к себе наверх и, улегшись на диван, решил отдаться послеобеденному сну.

«Кто же это все-таки был? — не отпускали мысли. — А вдруг оно так же спокойно проплывет по второму этажу сегодня ночью?»

И тут он ни с того ни с сего вспомнил про записную книжку. Потянулся рукой, взял ее со стола.

Открыл на первой странице и начал чтение.

Записная книжка представляла собой дневник. Нехорошо читать чужие дневники. Но когда очень хочется, то, наверно, можно. Почерк — явно мужской.

«Почему?! Почему так хочется все это записать?! Наверно, чтобы быть точно уверенным, что это чудо хоть как-то запечатлено. Что не исчезнет без следа вместе с моей памятью. Или я хочу запечатлеть навсегда историю нашего знакомства? Не поэтому ли я стал писателем?

Такое божество как Оксана заслуживает, чтобы портреты с нее писал Микеланджело! Ах, если бы я умел писать красками или лепить!

Итак, я точно помню, когда увидел ее впервые — настоящее эстетическое потрясение. Конечно же, это случилось на пляже у нашего озера. Народу была тьма тьмущая. Все лежали попами кверху и загорали. Из Москвы приехали, и отсюда тоже со всех окрестностей подтянулись. Ничего не попишешь — жара (хотя «ничего не попишешь» — это явный литературный штамп, впрочем, «попы» — тоже явно нелитературно).

Конец ознакомительного фрагмента.