Чудо для Леры. Очная ставка

Дмитрий Валерьевич Шмельков, 2021

Телефонный разговор с девочкой Лерой из 1943 года не забыт. Но видимо его оказалось не достаточно, потому что теперь Матвею предстоит очная ставка. Содержит нецензурную брань.

Глава первая. Провал.

Помню, как в детстве обожал арахисовое масло. В начале 90-х жили мы так себе. Вся страна жила так себе. Всем нам резко разонравилась нормальная еда, и наши столы наполняли анкл бенсы, галины бланки, маргарин рама, юппи, китайская лапша быстрого приготовления и прочая дрянь. Это сейчас мы понимаем, что это дрянь и во всём мире считается пищей бичей. А тогда считалось круто встретить гостей растворённым в воде крахмалом из коробки с изображением седого лысоватого негра. Среди всего этого разнообразия было моё любимое лакомство — Нутелла. Шоколадно-ореховая паста вызывала у меня истинный восторг. Но лакомство стоило не дёшево и перепадало мне по большим праздникам. Баночка бережно хранилась, а содержимое растягивалась как можно на дольше. За целую банку ореховой пасты я мог смело родину продать. Что, собственно, мы всей страной и сделали тогда… Но однажды отец из какой-то очередной гуманитарной помощи дружественных (как все мы тогда считали) США, раздаваемой на их предприятии, урвал для меня трехкилограммовое ведро этой вкусняшки! Я, не стесняясь ел её ложками. Большими ложками. Разбавлял в чае, молоке, даже в воде. Мазал её на всё съедобное, исследуя оттенки вкусов. И вот однажды, в очередной раз открыв банку, зачерпнув ложкой божественной вязкой пасты, понял, что больше не хочу её. Наелся. Надоело. Помню, как с гордым лицом вышел во двор и угостил всех пацанов и девчонок. И я ни разу не сожалел о том, что тогда сделал. Вот и с Лерой у нас случилось также. Мы наелись. Перенасытились друг-другом. Моя Лера больше не моя. Разбежались чуть меньше месяца назад, в разгар нарастающей предновогодней суеты. Прощальный секс и никакой ругани, никаких взаимных претензий. Она не сожалела. Я тоже. У меня оставались огромный багаж приятных воспоминаний о наших развлечениях и моя верная правая рука. И новых отношений я пока не ищу.

События августа прошлого года ещё долго преследовали меня. Вместе с Лерой мы долго анализировали произошедшее, сойдясь на том, что эмоциональное напряжение, усталость, жара, алкоголь и кокс могут творить чудеса с человеческим сознанием. И скорее всего оно так и было. Но записка! Я пытался разыскать Наталью, ту самую женщину, принёсшую эту чёртову бумажку. Безуспешно.

Чья-то злая шутка? Многоходовый однако розыгрыш. И зачем? Но самое главное на такую-то тему? Беспринципность в полный рост. По этому вопросу я долго пытал Жорика с Васей. Пацаны с пониманием выслушали. А потом мне от Жоры на ватсапп пришло сообщение с контактом «Иосиф Натанович. Мозгоправ. Обратись бро, норм док».

Я прикинул: телефон Леры, отвечали точно с него, собственно вариантов не много. То был единственный раз, когда мы с ней поругались. На этом всё закончилось. С Лерой я, конечно, помирился. Ситуация постепенно забывалась. Но краешком сознания, вспоминая тот день, я всё же считал это жесткой, если не шуткой, то какой-то проверкой моей Леры. Нет, я не винил её. Просто не мог понять зачем всё это было нужно. И даже расставаясь, мы эту тему не обсуждали. Прошло. Забыто. Залито алкоголем. Занюхано и закурено.

Практически все Новогодние каникулы я провёл в компании жирного Васи и Жорика. Вискарь литрами, трава горами, покер, боулинг, бани, случайные девочки и остальное, всё, что полагается. Сегодня очередная алко пятница, точнее уже суббота. В понедельник начало нового рабочего года. Поэтому беру два дня на приведение организма в порядок и снова в циничный и неравный бой всех со всеми, как того желает его величество капитализм.

Таксист растолкал моё пьяное тело уже возле дома. Я молча сунул ему пятихат (мол без сдачи) и вышел из машины. Вышагивая неуверенной походкой в сторону подъезда, понимаю, что только что просто так подарил таксисту 500 рублей. Придурок. Я уже оплатил поездку картой при заказе в приложении. Тынь. Поднимаю эпл вотч — сообщение о списании средств с карты за поездку: 349,00 рублей. Сука. Ладно, сам мудак, а таксист, наверное, подумал, что это чаевые. Да и хер с ним, мы за вечер с пацанами просаживали гораздо больше. Пусть порадуется, не от хорошей жизни таксовать подался. Я тут же вспомнил, что когда-то и сам недолго занимался этим. Приходилось.

Краснодарская погода зимой удивительна. Ночью может быть — 5, а днём +10, а то и +15. Насыпавшийся вчера ночью снег, за день почти весь растаял, и местами лужи превратились в пятна льда. Махнув в сторону таксиста рукой, двинулся в сторону подъезда. На следующем шаге нога поехала по льду, нелепо взмахивая руками, пытаясь эквилибрировать, подлетает вторая нога, и гравитация со смачным стуком вонзает мой затылок в лёд.

***

Над лежащем на дороге, полностью голым мужчиной, стояло три фигуры в серой, скорее мышиного цвета, форме. Тот, что с погонами старшего унтер-офицера стоял к нему спиной и что-то выговаривал другим двум в разномастной одежде. На их руках белели повязки с надписью «Polizei».

Один из солдат, стоящий рядом с голым мужчиной, наклонился к нему и тут же отпрянул.

— Шайсе! Эр ист тот бетрункен! (Дерьмо! Он же мертвецки пьян!)

— Ауфштейн абсхаум! (Вставай мразь!) — выкрикнул второй и двинул голого сапогом.

— Тауб? Штейтауф! Бетрункен швайне! (Оглох? Вставай! Пьяная русская свинья!) — и двинул ногой ему ещё раз. Отводя ногу для нового удара, солдат заметил шмат грязи сверху носка сапога и вместо очередного удара, просто вытер его об этого поганого русского.

В том, что это именно русский, сомнения не вызывало, на каждом из его предплечий были вытатуированы надписи крупными кириллическими буквами.

— Хер офицер, да он же не дышит вроде, помер! Да точно. Вон смотрите синий весь. — обратился к унтер-офицеру один из полицаев.

Унтер брезгливо глянул на лежащего русского и обернувшись к полицаю, картавя букву «р» на «г» по-русски сказал:

— Убиргайт этот диргмо от сюда.

Оба с повязками ухватили голого, один за руки, другой за ноги, потащили в проход между домами. Унтер, сопроводив троицу презрительным взглядом, сплюнул на мёрзлую землю, достал из портсигара сигарету Экштейн, чиркнул зажигалкой Имко и прикурил. Выдохнув струю дыма, убрал сигареты и зажигалку в карман шинели, покачав головой, сказал:

— Дер Фюрер хат рихт, дизе национ фердинт эс, нур склафен цу зайн. Ком шон, вир хабен вил цу тун. (Фюрер прав, этот народ достоин быть только рабами. Пошли, у нас ещё дела.) Троица в серой форме зашагала дальше вдоль домов.