Достойная смерть

Дмитрий Андреевич Шашков, 2018

Иногда можно пережить свою смерть, но не выжить психологически. Всякая ли смерть одинакова, или нужно принимать достойную?

— Саня, Миша, покинуть машину! — успел крикнуть командир, выпрыгивая из башни, словно выброшенный рвущимся к небу пламенем. Комбинезон на нём горел, он скинул его, распоров ножом; берцы, опять ножом шнурки, — прочь; толстое зимнее обмундирование спасло от серьёзных ожогов. Обернулся назад — из танка рвался ввысь многометровый сноп пламени — и понял: Саня с Мишей уже никогда не покинут машину… И тут снова свист, за секунду-другую переходящий в рёв, — мина прямо на него, — а вокруг мерзлое поле и полыхающий танк, который и без того в любой момент может взорваться.

— Господи, только не сейчас, пусть когда-нибудь потом! — успел взмолиться он, подняв глаза на мерцающие в морозном вечернем небе звёзды, — только не сейчас!.. Мина упала в снег у его ног и громко шипела, остывая, — не взорвалась!

Надо было, конечно, залечь, оглядеться, потом короткими перебежками от укрытия к укрытию, но он шёл к своим прямо, не таясь, босиком по полю, сдвинув на макушку мокрый от пота шлемофон и не оглядываясь более на полыхающий танк, который тоже так и не взорвался. Шёл и широко улыбался. Сквозь прозрачный морозный воздух с тёмно-синего далёкого неба ласково подмигивали ему звёзды, становясь всё ярче, будто это он к ним приближался.

— Стой, кто идёт! — вот и свои, должно быть, пехота, вот и дымок от буржуйки, там у них, значит, блиндаж и о маскировке что-то мало заботятся… — Стой, говорю!

— Да свои, свои, не кипишуй. Пароля не знаю, можешь не спрашивать! Видел факел в поле после артобстрела? Вот я оттуда. Чем ты меня хочешь удивить? Своим калашом?

— Да ладно, понял, — растерялся боец, — притормози, пожалуйста, сейчас доложу командиру…

— Тормозить ты гражданских на блокпосту будешь, а танкисты вообще без тормозов.

Тут, видимо, заслышав голоса, из блиндажа вынырнули ещё бойцы, в одном из которых он распознал офицера, — по командирским повадкам и пистолету на поясе — хотя офицерских погон тот не носил, очевидно, чтобы не подсказывать снайперам, в кого стрелять в первую очередь.

— Танкист? Живой? Странно! — рявкнул офицер, — а другие два?

— Двухсотые.

— Понятно… — помолчали, — иди в блиндаж, грейся…

В тесном блиндаже бойцы с любопытством и сочувствием рассматривали обгорелого полуголого оборванца. Вручили старый потёртый бушлат и огромные ватные штаны, берец и носок лишних не нашлось, только кирзовые сапоги и нарезанные из простыней портянки. Предлагали даже шапку-ушанку, но он предпочёл остаться в своём шлемофоне.

— Не тупи, — сказал кто-то, — по шлемофонам снайпера в первую очередь лупят, наши вон все экипажи бэх в ушанках лазят, шлемофоны в бэхах оставляют!

Конец ознакомительного фрагмента.