Город, который…

Дмитрий Анатольевич Басов, 2022

В далёком сибирском городке наших дней происходит нечто странное. Мир становится всё более зыбким и страшным. Сбежать – невозможно. Но человек рождается, чтобы жить! Возможно ли это в безумном аду? Найдётся ли сила, способная поставить вселенную на место?

Глава 7. Проводник

Аэропорт

«Вот уж и ноябрь к концу… Хорошо хоть морозов таких нет, как в старые времена…»

Тимофей закончил утаптывать снег, осмотрелся. Вокруг молчаливой стеной стояла тайга. Низина, подлесок — густой, еловый, то что надо. Снега было пока не так много, но оно и к лучшему — дров быстрее наберут.

— Жерди нужны двухметровые. С десяток. Вот такой толщины, — он снял меховую рукавицу, показал пальцами. — Можно не шибко прямые, лишь бы не гнилые. Виктор Андреевич, это на вас. Возьмите топор и кого-нибудь в помощь. В ближней округе безопасно, но далеко, на всякий случай, не отходите…

— Нет, но зачем терять время? — снова воткнулся Филипп. — Отличная погода, никто не устал, не ранен… Ведь — рукой подать, даже по сугробам мы ещё засветло были бы на месте!

Тимофей медленно осмотрел его с ног до головы.

«Лет двадцать пять, зелёный совсем, но гонору! Говорят, он неплохо себя показал в конце октября, когда куроча по Нагорной шла. Девятерых из подъезда вывел… Силушки — пароход, вон и рюкзачище прёт самый тяжёлый. Но — из тех, что берут нахрапом. Бульдозер! Сколько таких полегло…»

— Мы не теряем время. Мы ждём правильного момента.

— А он ещё, типа, не наступил?

— Нет.

— А как мы узнаем, что он наступил? Сколько ждать? Час, два? Неделю?

— Я вам скажу. А сейчас делом займитесь. Дров нужно побольше, впереди ночь длинная…

— Но-о-очь!? Вы нас сутки тут держать собираетесь?

— Послушайте, мне заплатили за то, чтобы я безопасно вас провёл до места и обратно. Именно этим я занимаюсь. И в первую очередь — безопасно, а уже потом — до места. Вы полагаете, что лучше знаете, как это сделать? Сколько групп вы уже потеряли?

— Я не отрицаю вашего опыта! Вы человек известный! Но мы же должны понимать, что происходит? Нет? — он оглядывался на мужиков, ища поддержки.

— Нет.

— Как это?! Это что… Фит, подождите, вы не ответили!

Тимофей демонстративно отвернулся и пошёл к ближайшей ели: наломать сухих веточек на растопку.

Самое смешное заключалось в том, что Филипп был прав. Если бы Тимофей шёл один, то в аэропорту был бы уже часа через два. Но в этом вся проблема: их восьмеро!

Он давно убедился: чем больше народу, тем более непредсказуемо реагирует мир. А проводнику мало проблем с угадыванием ловушек, высматриванием тварей, так ещё приходится бегать за каждым неадекватом, который сам не знает чего в следующую секунду испугается и куда ломанётся…

Мужики притаранили жерди. Тщательно обстругав их, чтобы конденсат потом не капал с сучков, воткнули наклонно у края подготовленной площадки, связали с поперечиной и подпорками. Сверху накрыли полиэтиленом, слегка прижали лапником. Вышел отличный навес — отбойник. Под него — длинное бревно, чтобы сидеть. Можно было заняться костром.

— Но если мы планируем здесь ночевать, то где-то спать нужно будет! А тут места под навесом… — снова возник Филипп.

«Вот заноза!»

— Спать мы не будем. А будем сидеть и чаёк попивать. До утра.

Самый действенный способ хоть как-то нейтрализовать людей — утомить. Чтобы шагали потом послушно на автомате и не рыпались. Для этого он и нервировал их нарочно, злил…

Пара ударов кресалом, занялся берестяной трут, и вот побежали язычки пламени. Вскоре весело затрещали сучья, потянулся дымок, пробуждающий давние детские воспоминания. Мужики сгрудились вокруг, вытягивая руки к огню.

Тимофей подвинул к костру ещё одно брёвнышко, уселся, потом сказал:

— В общем, смотрите: эта балочка — он обвёл рукой — абсолютно безопасна. Метров на пятьдесят, может… Однако бдительность никогда не помешает. Я натопчу тропку вокруг, и будем по ней прогуливаться по очереди. За неё заходить не советую. Объясняю почему нельзя идти сейчас: в районе аэропорта — масса негативной энергии и соответственная обстановка. Днём терпимо, но мы попадём на место поздновато и легко можем проковыряться до темноты. И тогда — аллес, там и останемся. Далее: спать нельзя потому что… В общем — нельзя. Во время сна человек излучает альфа-ритмы, входя в резонанс с окружающей локацией, а нам это сейчас совсем ни к чему. Как-то так. Сейчас перекусить сварим горяченького… А, и последнее: если кто заметит что-нибудь подозрительное — панику не поднимаете, просто зовёте меня, ясно?

— Даже если белое марево или куроча?

— Куроча здесь в принципе невозможна, это лес. А если марево опустится, то какая разница… Всё равно всем тогда кирдык. Но, как я уже сказал, марева не будет, здесь безопасно. Кстати, рекомендую засветло по нужде сбегать.

— А ночью что?

— А ночью появится вероятность угодить в чужое дерьмо. Фил, не усложняйте и не нервируйте людей. Повторяю ещё раз: конкретно здесь вам ничего не грозит. Разве что психованный проводник с ружьём.

— Какой ещё проводник?

— Я. Шутка такая.

«Уф! Отболтался. Что за бредятина! Негативная энергия! Резонанс… Но — кажется, проглотили. Успокоятся, поверят, что это место действительно безопасное (на обратном пути это будет важно), за ночь — утомятся. К утру все будут заторможенные, если что и спровоцируют — проще разобраться будет. А с Филиппом, кажется, проясняется — парнишка боится темноты. Надо с ним ещё потолковать…»

***

Долгая ночь прошла спокойно. Вдалеке что-то скрипело пару раз, к счастью, недолго, не успели испугаться… Примораживало. К концу зимы в Сибири такая погода мнится чуть ли не жарой, но в ноябре когда за двадцать — становится зябковато. Спасал костёр и правильная одежда. Сидели, пили крепкий чай вприкуску с рафинадом и душистым чёрным Уханским хлебом, вспоминали прошлую жизнь. Прошло каких-то три месяца, а словно — десять лет…

После лёгкого завтрака Виктор Андреевич отозвал Фита в сторонку. Тому он с самого начала показался хорошим мужиком: головастый, вдумчивый. Иногда излишне эмоциональный, но отходчивый, лёгкий. Без камней за пазухой.

— Уважаемый, мне один вопрос покою не даёт. Ночь уже прошла, поделитесь всё-же тайной: почему мы не спали? Ну, ведь, — Виктор Андреевич склонился ближе, — бред про резонанс альфа-ритмов, это же для детсадовцев!

Тимофей ухмыльнулся:

— Но сработало же! Понимаете… — он помолчал, оформляя мысль. — Вот если я вам скажу не думать про лимон? Жёлтый такой, сочный, пахучий… Не думайте!

Виктор Андреевич сглотнул.

— С коньячком бы…

— То-то и оно. Многие слова вызывают слишком яркие образы и ненужные ассоциации. И их трудно выкинуть из головы. А мне нужно, чтобы вы как можно меньше думали про всякую хрень. Думайте про альфа-ритмы, это ни к чему не обязывает. А бессонная ночь здорово тому способствует…

Собрались быстро, осмотрелись, построились. Только-только начало светать, чёрное небо приобрело сине-серый оттенок. Начало дня обещало быть ясным.

— Возьмём левее, где-то здесь должна быть просека. Когда-то мы за грибами сюда ходили…

Заскрипел снег, захрустели палые ветки.

Минут через двадцать впереди показалась прогалина: действительно, просека. От ЛЭП теперь мало что осталось, тянули её много лет назад, ещё когда аэропорт был маленький и деревянный, позже проложили другую линию: основательную, на металлических опорах, а эта год за годом потихоньку зарастала осиной и шиповником.

Фит поднял растопыренную ладонь, сжал в кулак. Знак: замереть и слушать.

Он начал священнодействовать: сначала долго смотрел на стрелку компаса: не начнёт ли дёргаться. Нет, указывает ровно на север. Потом опустился на колени и щекой стал касаться тонких ветвей молодых берёзок: если бы мимо проходила напруга, на ветках остался бы небольшой заряд, который можно было бы почувствовать. Как и ожидалось: чисто. Но лучше перебдеть, чем недобдеть, как говорится. Он порылся в кармане рюкзака, достал две гайки с серпантином — специальные, для всякой электрической фигни. Швырнул в одну сторону, в другую: далеко, насколько хватало сил… Тихо.

Когда город стал превращаться в чёртов карнавал, «Пикник на обочине» не мог не прийти в голову! Первое время даже мальчишки играли в сталкеров и бегали по улицам с этими гайками… Толку от них было, как правило, немного. Город был куда хитрее «Зоны» из повести Стругацких: когда он готовил новую ловушку, он делал это мастерски: гайки тут вряд ли могли помочь. Книжная Зона — просто свалка опасных и загадочных вещиц и сущностей, а Город… Он умён. Он внимательно следит за тобой, читает твои мысли и страхи. Ждёт, когда ты позволишь себя убить и сам подскажешь, как это лучше сделать…

Но в некоторых случаях гайки всё-таки были полезны. Взять ту же напругу — странное электрическое создание, что-то вроде червеобразного сгустка электромагнитного поля с потенциалом в несколько сот тысяч вольт. Столкнуться с ней — всё равно, что попасть под оборвавшийся провод ЛЭП-500! Но визуально обнаружить невидимую заразу почти нереально, да и простая гайка с тряпочкой вряд ли поможет, а вот серпантин на лавсановой основе в поле напруги моментально вспыхивает, оставляя заметный след…

— Пошли, — негромко скомандовал он.

По просеке идти было не в пример проще. Тимофей почти уверился, что никакие неприятности их пока не ждут, но продолжал на всякий случай (и чтобы произвести впечатление) кидать гайку, поднимая её и швыряя дальше. Теоретически поблизости ещё могли быть обычные волки, но те звери умные и к такой большой группе не сунутся. Ну а разнообразные мутанты и неведомые твари вряд ли добрались бы сюда — слишком далеко от Города.

На место вышли к обеду. О приближении стало известно загодя: небо затянуло серой мутью, опускающейся всё ниже, ещё похолодало, психическое давление усилилось, лица у всех помрачнели. В ушах негромко, но противно засвистело: предвестник зуды. Такой тонкий мерзкий свист, который раздаётся прямо в голове, и от которого не спастись, даже заткнув уши… Остановились на краю леса. Впереди расстилалось большое поле, а за ним в просвете между деревьями виделись руины аэропорта.

Разруха там началась задолго до Сдвига, несколько лет назад, когда аэропорт был заброшен. Здания как-то очень быстро обветшали и развалились, Дома не живут без людей! Они умирают, понимая, что никому больше не нужны…

Виктор Андреевич и Фит устроили совещание: как действовать дальше. В развалинах делать было нечего, оттуда всё сколько-нибудь полезное, вплоть до бетонных плит-перекрытий было вывезено уже давно. Но у восточного конца полосы ютилась пара вагончиков, поставленных лесной охраной, чьи кукурузники время от времени всё-таки летали в последние годы. Куда подевались самолёты, никто не знал, но где-то поблизости ещё должна была стоять цистерна с керосином.

Развернув карту, обсудили маршрут. Первым порывом было — просто идти по дороге. Тимофей, однако, сразу наложил вето.

Виктор Андреевич непонимающе спросил:

— Но, Фит! Разве опасность не везде одинакова? Сэкономим время, силы…

— Настоящие герои всегда идут в обход! А если серьёзно, то, — он оглянулся на мужиков, дежуривших в отдалении, и понизил голос, — я вам поведаю важный секрет: в аэропорту ещё месяц назад, возможно, вообще не было никаких опасностей. Они начали появляться только после того, как у кого-то возникла мысль туда наведаться. Город — читает наши мысли и реагирует таким вот образом. Вас восемь человек, и каждый сложил в голове какое-то представление о том, как пробраться к этой бочке. А Город, я вас уверяю, учёл это, придумал, как нас встретить и сейчас, ухмыляясь, ждёт. Поэтому самый безопасный путь — тот, который никому и в голову не мог прийти. Понимаете?

— Но, получается, он отреагирует на любую нашу задумку?

— Да. Но видите ли… Вы не замечали, что он не всегда отвечает негативом? У нас на «Четыре-восемь» до сих пор есть горячая вода! Думаете — по чистой случайности? Вряд ли. Как-то оно связано с нами… А шуглики? Сколько людей завернуло бы ласты с голода, если бы вовремя не появились эти тварёныши? Поэтому мы с вами попытаемся принять правильное решение. И сделаем всё, чтобы о нём не узнали такие неуравновешенные ребята как Филипп. Это может быть нечестно выглядит, но в конечном итоге… Понимаете?

Решили обойти аэродром справа, мимо фермы. Поле, две лесополосы, а там… видно будет.

Оказалось, что фермерская усадьба лежит в руинах.

Зыбь. В городе было несколько участков, где поверхность земли вспучивалась и ходила волнами. На Школьной эта качка продолжалась почти месяц, прежде чем в конце концов успокоилось. Но там дома на сваях, вбитых глубоко в землю, и колыхания асфальта мало на них сказывались, фермерский же особнячок превратился просто в груды кирпича, вздымающиеся и опадающие в такт дыханию земли.

Большое бесснежное пятно зыби лежало прямо на пути. Обходить — лишних полкилометра… А напрямую — двести шагов.

— Идти быстро, след в след. Не останавливаться!

Тим первый шагнул на «живую» землю. По ней вполне можно было передвигаться, главное не тормозить.

Сначала он шёл по прямой, но от разрушенных зданий решил взять подальше: что-то там неприятно поблёскивало и внушало беспокойство.

Передние были уже за пятном, у самого леса, когда сзади раздался крик, а вслед за ним — автоматная очередь. Обернувшись, он увидел, как Алекс, шедший замыкающим, опустился на колено, чтобы не уйти в землю, и лупит короткими очередями куда-то в поле.

По замёрзшей гуляющей туда-сюда пашне то показываясь на поверхности земли, то снова погружаясь, словно дельфины по волнам, приближались шесть или семь довольно крупных созданий с пятнистыми бело-коричневыми спинами.

Существа двигались стремительно, а качающаяся опора явно не способствовала меткости, Алекс безбожно мазал.

Интуиция говорила Тимофею, что твари, безусловно, опасные, но лично для себя он почему-то угрозы не ощущал.

«Что-то не так… Зыбь!»

— Алекс, бегом сюда! Все быстро с зыби!

Он прицелился, но не стрелял пока, провожая мушкой неведомого зверя. Далековато; выстрел был только один: понадеявшись на калаши мужиков, он зарядил верхний ствол дробью на шуглика. Эту же ныряющую тварь толщиной в хорошее бревно мелкая дробь только разозлила бы. Да и своих можно было зацепить.

Алекс не сразу расслышал крики, и когда бросился бежать, казалось, было уже поздно. Сапоги вязли, мешали автомат с рюкзаком: не до спринта.

Тим махнул рукой мужикам: дальше, дальше! Снова прицелился, и когда бурая спина показалась уже у самых ног Алекса — выстрелил.

Удачно! Тварь словно утонула в земле. Это дало полторы спасительные секунды. Алекс вылетел на берег. Одно из созданий в пылу погони вынырнуло из зыби и прыгнуло вслед. Тимофей успел рассмотреть зверюгу: что-то вроде толстой щуки без плавников. Выбора не оставалось, он пальнул со второго ствола.

Вряд ли то, что последовало затем, было вызвано этим выстрелом; дробь могла только чуть притормозить этот снаряд… До Алекса чудище не долетело, упало на землю и рвануло! Полыхнуло так, что вспышку, наверное, видно было и за километр. Раздался оглушительный грохот, взметнулась земля, камни…

Тимофей зажмурился, инстинктивно загораживаясь ладонями. Если бы была хоть одна лишняя секунда, он бы подумал, что всё, конец. Когда в десяти метрах от тебя взрывается мощный фугас, продолжение обычно не следует…

Очухались минут через пять. Алекс был жив, только контужен: из левого уха текла кровь. Вообще-то это было странно. Взрыв был как от танкового выстрела, а Алекс находился от него в каком-то метре. Да и Тимофею должно было не поздоровиться… Однако оказалось, что он и вовсе невредим.

Первым делом он попытался высмотреть оставшихся тварей, однако тех и след простыл. Он подбежал к Алексу, закинул мешающуюся двустволку за спину, помог подняться. Остальные скучились чуть поодаль на взгорочке. На их лицах застыло непонимание и изумление.

— Как вы это сделали?

— Что именно? — Тим совершенно не помнил, что произошло после вспышки.

— Взрыв… — Виктор Андреевич неопределённо помахал рукой. — Вы его… Погасили, что ли?

— Я-то при чём тут? Аномалия, мало ли…

Виктор Андреевич покачал головой, но промолчал. Видимо, решил, что Фит снова чего-то темнит. Что случилось на самом деле, никто так и не понял. На обратной дороге, однако, когда они вновь остановились в знакомой уже ложбинке, мужики рассказали, как всё выглядело со стороны…

Взрыв прогремел, как только тварь коснулась земли, и это был настоящий взрыв, как от бомбы, кто-то даже почувствовал, как его сбивает раскалённой волной, а вокруг свистят смертоносные осколки. Алекс вообще едва не растворился в той вспышке, но… внезапно в долю секунды всё словно отмоталось назад, тварь опять рванула, но на этот раз как-то не по-настоящему, что ли… Да ведь даже воронки не осталось!

А Виктор Андреевич утверждал, что когда шарахнуло, Фит, стоявший чуть в стороне, отбросил ружьё, взмахнул руками и вдруг замерцал странно, словно голограмма… А потом уже — второй взрыв, и всё смешалось, так что и не разобрать что за чем. Слишком быстро всё произошло. Но как же тогда получилось, что выброшенное ружьё снова оказалось у Фита на груди, на ремне? Сошлись на том, что всё это — происки инопланетян, или кто там всю эту кашу заварил.

На привале

Несколько дней похода, зыбь, неведомые твари, загадочные взрывы, а потом трёхчасовая мука с переливанием керосина в бочки и канистры под выворачивающий мозги наизнанку визг разошедшейся зуды… Приключения здорово сплотили команду, даже Филипп не казался теперь таким уж невыносимым. В эту ночь Фит разрешил ребятам немножко покемарить — по очереди, по двое. Сам он в походах никогда не спал, боялся: что-нибудь выйдет из-под контроля. Смешно, конечно, — что он может контролировать в этом безумном мире?

Костерок тихонько потрескивал меж двух сдвинутых брёвен, едва освещая стоянку. Послышался хруст веток под быстрыми шагами: из темноты показался Валентин, высокий худощавый дядька, дежуривший свою смену на тропинке-границе. Выглядел он встревоженно, но держался спокойно.

— Фит… Иди, глянь, фигня какая-то.

Тимофей успокоил вскочивших мужиков:

— Сидите, сидите! А то Фила разбудите, он всю тайгу на уши поставит. Я же говорю: здесь всё спокойно, с разными напастями утром разбираться будем…

Они прошли до круговой тропки. Тимофей на всякий случай снял с предохранителя свой ИЖ. Остановились, постояли, привыкая к темноте.

По позвоночнику пробежала колючая волна, словно слабый электрический разряд. Из под соснового выворотня бесшумно стелясь по земле, потянулось что-то чёрное.

Тимофей резко включил фонарь. Нечто, похожее на ветхое покрывало с прорехами и свисающими лохмотьями, с непостижимой быстротой снова метнулось в тень. Рассмотреть его толком было невозможно.

— Видел? — Валентин возбуждённо вскинулся.

— Что-то новенькое. Света боится, — задумчиво протянул Фит. Луч фонаря выхватывал стволы, скользил по заснеженному кустарнику. Тварь скрылась. — Ты «Туманность Андромеды» в детстве не читал? Какие-то, прям, ассоциации… — он попытался напрячь интуицию, но настоящей опасности не почувствовал. — Так, в общем… За тропу оно не пройдёт. Если начнёт как-то на расстоянии действовать или заманивать — не поддавайся, пугай фонариком. Ладно. Пойду мужиков успокою.

Он сосредоточился, представляя, что помимо натоптанной тропинки их стоянку окружает высоченная стена из триплекса.

«Нет, не стена — купол. И не из триплекса, а из какой-нибудь стеклоброни в восемнадцать сантиметров толщиной, как на батискафах. И нет, не стеклянный, стекло может треснуть. А… типа силового поля непроницаемого! Да, поле! Чтобы только воздух пропускало. И чтобы ещё отпугивало! И под землёй…»

Он всё подробнее и детальнее представлял себе фантастическую непробиваемую защиту вокруг стоянки, гарантирующую спокойный ночлег. Нет, он не пытался материализовать её, нужно было просто укрепить собственную уверенность в полной безопасности. Он не очень понимал, как всё это работает, но по опыту знал — помогает.

— Что там?!

— Новая скотинка какая-то завелась. Типа покрывала ползучего, чёрного. Очень быстрая, света боится… Фонарь хорошо её отпугивает.

Все морально устали, особо напрягаться ни у кого просто не было сил, поэтому новость приняли достаточно индифферентно. У костра снова потянулся негромкий неспешный разговор.

— А мне вот показалось, — подал голос Алекс, — что там, в старом корпусе кто-то был. Люди вроде бы…

— Точно, — подхватил кто-то. — Из-за зуды не до того было, но лазили там, факт… Странно: что там искать-то?

— Это не люди. Не настоящие люди.

Все удивлённо уставились на Фита.

— Фантомы. Они как бы… Видения, что ли. Когда аэропорт ещё работал, пассажиры ходили по всяким делам своим… И будто кто-то это всё заснял, а теперь крутит как кино объёмное. Даже объявления слышно было чуть-чуть. «У стойки два продолжается регистрация на рейс сто сорок четыре Таёжный — Москва»… И такое — «динь» специальное. У нас на стадионе на Юбилейном такая фигня несколько раз была — то футбол какой-то, то праздник спортивный старинный. Город предаётся воспоминаниям…

— Да… Чего только сейчас не увидишь!

— А знаете, что самое странное-то? — спросил Виктор Андреевич. — То что мы ведь почти привыкли к этому бреду. А ведь и трёх месяцев не прошло!

Фит согласно покивал головой, задумчиво глядя на синеватые язычки огня, бегающие по углям.

***

Вышли снова чуть свет и ещё почти семь часов тащили по проложенной накануне тропе бочки — громоздкие, неповоротливые, тяжёлые. Но всё сложилось удачно, и к наступлению темноты они успели добраться до окраин Бугра — пригорода, расположенного на склонах большой сопки между левобережной частью города и Уханом.

Почти весь Бугор выгорел ещё в первые недели после того, как мир глюкнул, но несколько верхних улиц местным удалось отстоять, и вот уже третий месяц они под предводительством Виктора Андреевича держали круговую оборону в своём маленьком анклаве. Дважды на них нападали дикие зомби из-за Верхней речки, со стороны «деревяшек», а от телевышки — периодически наведывались разные странные сущности — то грозовики, то мелкие серые смерчики, то вывальни — что-то типа деревянных осьминогов… Керосин, главным образом, и нужен был для борьбы с этой нечистью: мужики собрали три самодельных огнемёта, для которых нужна была горючка.

Сразу отправляться домой уставшему Тимофею было не с руки. Это километров семь, а по Городу такой поход теперь мог встать и в пару суток. Поэтому, когда Виктор Андреевич пригласил переночевать к себе, смысла отказываться не было. Тем более, что тот насчёт баньки намекал.

***

Особняк был хозяйский: кирпичный двухэтажный, да ещё и с застеклённой мансардой. На фоне большинства стандартных приземистых брусовых домиков он выглядел почти дворцом. Раньше Виктор Андреевич был директором дорожного ремонтно-строительного участка в Перевальном, а после «сдвига» внезапно оказался безработным, поскольку Перевальный исчез вместе со всей остальной страной, миром, вселенной… Хорошо ещё, что в тот день он ночевал дома. А впрочем, совершенно неизвестно — хорошо ли.

Через час они, прихватив ещё Валентина, сидели на обжигающем полке, греясь и выгоняя токсины со шлаками, а ещё через час, после трёх заходов, утомлённые походом и разморённые берёзовым жаром, расположились за большим деревянным столом в шикарной комнатке-предбаннике.

Стол по нынешним временам был богатый: квашенная капуста с мороженой брусникой, солёные огурчики и помидоры, рассыпчатая картошечка, котлеты не из шугликов, а из настоящей свинины, бутыль с первачом.

Засиделись далеко за полночь.

— Вот скажи мне, Фит! Ты ведь тёртый парень, проводник, наверняка понимаешь во всей этой хери поболе нас… За что это всё на нашу голову? — Язык Валентина быстро захмелел, но глаза его смотрели совершенно трезво, яростно. — Это ведь не может быть божьим наказанием! Столько невинных загублено… Инопланетники? Но смысл, смыс-сл? Столько невинных! Инга… — он скрипнул зубами и шарахнул кулаком по столу. — Гады!

Тимофей долго молчал, потом махнул Виктору Андреевичу: наливай. Напиваться не хотелось, он вообще не особо любил это дело. Но сейчас — выпить нужно было. Он знал, что Валентин потерял жену с дочкой, причём совершенно немыслимым образом: однажды вечером легли спать и всё было нормально, а утром их просто не оказалось в постелях. Лишь примятые простыни…

Молча, не чокаясь, опрокинули по стопке.

— Я думаю, — наконец глухо проговорил Тимофей, — что всё происходит не просто так… Бог, не бог… Не знаю. Но многое получается вроде как — по заслугам. Валя, ты прости, я не имею в виду тебя, но… У нас там, на сороковых, с какого здания началось? С первой общаги. Ведь самый поганый дом был! Пьянь, наркоши, бичарня какая-то. Он и в прошлые-то времена выглядел как после войны… Окна повыхлестаны, двери не закрываются, грязь, вонь! Может, там среди этого скотства и нормальные люди тоже жили, но… Поплатились — все. Опять же — кого Город сожрал первыми? Нариков, жульё, полицию, учителей, врачей… С Администрацией — война… Что их всех объединяет? А ведь это те, кто сильнее всех доставал людей. Или не оправдывал ожиданий… Только Город особо не разбирается, чаще всего гребёт под одну гребёнку… Знаешь, как оно бывает: спроси тут у вас, к примеру, на Бугре — какого вы мнения о полиции. «Да все менты — козлы!» Но ведь хватало же там и нормальных ребят! Но по фигу, какому-нибудь дяде Пете, ему только пулемёт в руки дай! Вот и Город так же… Он впитывает нашу ненависть, наши страхи и машет саблей… Но и наши надежды, нашу уверенность он тоже иногда слышит! Редко, к сожалению. С врачами-учителями — вон как оно избирательно вышло! Климчук и раньше уважали, так и теперь на руках чуть не носят: ведь крутейший лекарь, факт. А началось всё… Мне иногда кажется, что нам всем однажды стало слишком наплевать друг на друга, на Город. Вот он и кинул нам ответку.

— Ну ты и толкнул! Так сразу и не разберёшься. Андреич, налей по последней, что-то уплываю я… Устал.

Выпили ещё по чуть-чуть, закусили хрустящей капусткой. Виктор Андреевич помотал головой:

— Знаешь… Что-то очень правильное ты сказал. Но. А дети? Как же дети? Помнишь, ту дискотеку сентябрьскую? Семьдесят пацанов, девчонок — молодых, полных сил, веселья… В пыль! А эпидемии эти жуткие! Ведь совсем крохи умирали, десятками… Господи! Ведь это же… Чёрт, я не могу! — он налил себе полстакана, забыв про остальных, залпом выпил.

Обычно он казался моложе своих пятидесяти пяти, но сейчас как-то резко постарел, обозначились морщины, прядь, прикрывающая лысину, засеребрилась сединой. Тимофей бессильно смотрел, как по его небритой сизой щеке катится одинокая слеза.

«Деток — да — жалко до слёз. Случившееся — не просто ужасно, это какое-то кошмарное адское зло, явившееся во всём своём изуверском обличье! Но… Мы как бы жалеем детей. А любили ли мы их? Не они ли — «наркоманы и бездельники» и «вертихвостки малолетние»? Переполняла ли любовь родителя, вызванного в технарь воспитывать своего великовозрастного «дебила»? А уж сколько умиления пробуждал по ночам орущий где-то у соседей младенец…»

Вслух он ничего не сказал.

— Ладно Андреич. Пора спать. Тебе завтра рулить, мне — в поход…