Город, который…

Дмитрий Анатольевич Басов, 2022

В далёком сибирском городке наших дней происходит нечто странное. Мир становится всё более зыбким и страшным. Сбежать – невозможно. Но человек рождается, чтобы жить! Возможно ли это в безумном аду? Найдётся ли сила, способная поставить вселенную на место?

Глава 3. Погружение

Хлопоты

Несмотря на количество выпитого, тяжкого похмелья с утра не наступило. Видимо, сказалось так же и количество съеденного. Хариус, «ирландское рагу»… Вроде, поздно ночью ещё и картошку с грибами жарили…

Лена, как стойкий оловянный солдатик, с утра упылила на работу, а Тимофей с Лёхой оклемались только часам к одиннадцати.

— По маленькой, для поправки?

— Не, не. Кофейку покрепче, — Тимофей прислушался к внутреннему мироощущению: некая слабость и приторможенность, но в принципе — почти порядок. Даже голова не болит.

— Ты прав, пожалуй… — Лёха долил воды в чайник, включил. — На промзону меня закинешь? Надо с мужиками потрещать насчёт стоянки на зиму. Чего-то лень за своей в гараж тащиться.

— Не вопрос. А что у тебя с Полоховым? Ты же у него сколько лет ставился?

— Цену с ноября поднимает. Говорит — раньше-то, пока я на аренде был, он типа как своему скидку делал, а теперь, мол, я сам по себе, так что платить должен по полной… До чего жадный хмырь всё-таки!

Обжигающий кофе сделал своё дело: мозги обрели ясность, кровь по жилам побежала шустрее. Вместе с тем вернулось и тягостное ощущение неясности ситуации. Новости, поведанные вчера Леной, спокойствия не добавили.

— Лёх, слушай… Что-то не по себе мне. А если сегодня и в самом деле чрезвычайное объявят? — Тимофей достал телефон, с отвращением глянул на сообщение об отсутствии сети.

— Ну, объявят. И что? Патрули, может, усилят по ночам… Что такого-то?

— Да… Фиг знает! У тебя канистры под бензин есть лишние? Залиться бы под завязку на всякий пожарный. А то вдруг перебои какие… Работать-то как потом?

Лёха покачал головой:

— Что-то ты, Тим, на пустом месте кипеш затеваешь. Ладно, заскочим тогда ещё в гараж. Двадцатилитровка где-то лежала со старых времён.

Наконец они вышли на улицу. Холодно не было, но низкие серые тучи полностью скрывали небо: и не поймёшь, в какой стороне солнце.

Отчётливо пахло гарью, и запах был отвратный, не лесной. Чуть ли не каждое лето где-то в районе горела тайга, и когда ветер дул в сторону города, всё затягивало сизой дымкой, от которой першило в горле и щипало глаза. Но тот дым всё-таки пах костром, смолистой сосной… А тут явно вонь от залитых водой горелых тряпок…

— У нас вчера днём что-то горело, местах в семи сразу… И у вас тут началось, что ли? Столько пожаров разом — в жизни не видел. Поджоги, может?

Лёха лишь как-то недовольно пожал плечами.

Собачий галдёж слышно было ещё за квартал. Тимофей не придал этому особого значения, но мысль мелькнула: «Со стоянки, что ли?» Минут через пять они подошли к воротам.

— Капец!

Шлагбаум из толстой двухдюймовой трубы был загнут в дугу и выворочен вместе с мощной забетонированной опорой. По углам парковки стояли собачьи будки, и ошалевшие животные рвались с цепей, заходясь в жутком лае. Здоровенная лохматая кавказская овчарка не переставая выла, вынимая душу; хотелось пристрелить её, чтобы не мучилась.

Дальний проезд выглядел так, словно по нему проехал бульдозер с клыком, да ещё с пьяным танкистом за рычагами. Морды некоторых машин были свёрнуты и расплющены; вдоль дороги извивалась глубокая — в полметра — извилистая канава. Укатанная глина с гравием была словно вспахана; справа, за сторожкой одна из машин лежала вверх колёсами, оборвав сетку забора. Не считая собак, вокруг не видно было ни души.

Тимофей едва ли не в панике бросился к своей хонде. К счастью, все оказалось в порядке.

Его слегка потряхивало, пока он заводил двигатель и выруливал за ворота. Стоянка вызывала желание убраться подальше и как можно скорее. Сразу за снесённым шлагбаумом он остановился, поджидая Лёху, поднявшегося наверх, в дежурку. Тот почему-то не торопился спускаться обратно.

— Лёх, что там?

— Иди глянь-ка.

Тимофей секунду поколебался; не стал глушить машину, а дверь оставил распахнутой. Ещё раз оглянулся вокруг.

По небу ползла всё та же низкая, почти зимняя хмарь. В ста метрах за бело-золотой берёзовой полосой по проспекту сновали машины, с ветвей, потревоженных лёгким ветерком, медленно и красиво опадали жёлтые листья. Никого…

Он поморщился от невыносимого загробного воя и осторожно поднялся по крутой деревянной лестнице. Лёха стоял у двери и разглядывал что-то внутри. Тимофей заглянул ему через плечо.

Небольшая комнатушка, маленький стол в ближнем углу, рядом — кресло из бордового кожзама. У стены — топчан, укрытый красно-чёрным клетчатым одеялом. Крохотный телевизор на полке. С кресла — вид в два окна: за ворота и на стоянку.

Каморка была усеяна мелким хламом — клочками журналов, рваными тряпками, какими-то проводами, обломками карандашей и шариковых ручек, осколками вдребезги разбитого старинного, ещё дискового, телефона.

На столике от края до края был нацарапан огромный крест. «Нацарапан», впрочем, слабо сказано: глубокие, чуть не на треть продравшие столешницу, неровные борозды повергали в недоумение: каким образом можно было такое сотворить?!

На топчане валялась половинка регистрационной книги, оторванный край выглядел более чем странно, какими-то полукружьями, словно его откусывали; такие же следы покрывали верхний край спинки кресла; вырванные куски поролона и красного дерматина лежали тут же, на полу.

— Что за хрень тут произошла? — голос Лёхи выдавал искреннее недоумение. — Что делать-то? В ментовку звонить? И сторожа нет…

— Что скажем? Кто-то, мол, кресло погрыз и машины распинал? Кстати, да: а как ты звонить-то собрался?

— Блин! Я и забыл, что…

— Вот что я тебе скажу: давай-ка валить отсюда. В городе явно происходит что-то… Не знаю что! Но с каждым днём всё хлеще. Так что летим к тебе в гараж, хватаем все ёмкости, какие есть — и на заправку. Ты свою тоже заводи, на всякий случай залей под крышечку. Знаешь, бенз никогда лишним не будет…

Подъехав к ближней заправке, Тимофей присвистнул: очередь стояла машин в двадцать; такого он не видел уже давненько. Лёха на своём «Хай-Эйс» пристроился позади.

Через час, заправившись, они отъехали в сторонку — поболтать напоследок.

— Чуешь? И это только начало. Завтра тут их будет на полкилометра.

Лёха мрачно кивнул:

— Похоже на то.

В очереди наслушались всякого. Пожары, оборвавшиеся лифты, исчезновения людей. Убийства, настолько извращённые и кошмарные, что верилось в них с трудом. Кто-то гнал откровенную чушь про инопланетное нашествие, кто поадекватнее валили всё на террористов… Тимофей всю эту клюкву выслушивал с великим сомнением, поэтому сильнее всего его насторожили слухи не об убийствах, а о том, что не только поездов нет уже двое суток, но и автотранспорта со стороны Иркутска.

Мысли пронизывало раздражение: он терпеть не мог всяких неясностей. А тут ещё всё время вставала перед глазами жутковатая картинка с парковки. Да Ленины страшилки с кровавыми трупами…

Лёха крепко сжал руку Тимофея.

— Ну ладно, Тимыч. Заскакивай почаще. Особенно, если со связью эта хренота затянется. Я, пожалуй, возьму «Урал», пару бочек, да съезжу на Комбинат, соляры залью… Ты там разузнай у вас, на Левом — правда что ли на Иркутск дорогу закрыли? Это ж — вилы тогда! Блокада!

— Угу… Ну, бывай.

В тревожном смятении Тимофей даже не стал искать попутных пассажиров и прямо с заправки погнал домой.

«Если перекрыта Иркутская трасса и одновременно железнодорожная ветка, то… Лёха правильно сказал — блокада! Аэропорт… Сколько лет назад его закрыли-то? А по воде… Пока организуют… Чёрт! А ведь бензин — это ерунда по сравнению с… Интересно, еды на сколько дней в городе? Так…»

Заскочив домой, он достал из тайника на лоджии увесистую пачку, завёрнутую в полиэтилен. Поразмыслив секунду, отсчитал десятку. На магазины решил времени не тратить, поехал сразу на оптовые склады.

По дороге он настороженно косился на дымные столбы — сегодня их стало поменьше, но пожары всё равно продолжались; вглядывался в лица прохожих… Всё вроде бы было как обычно. Но вот весёлый гомон стайки детишек уже показался каким-то неестественным на общем унылом фоне. Тимофей попытался успокоиться: ведь сам себя накручивает… А что народ неулыбчивый — так когда по-другому было? Не праздник, чай…

***

Загрузившись, он сел за руль, обернулся, скептически осмотрел забитый под потолок салон.

«Куда это всё девать-то? Придётся в гараж…»

Ключ от гаража всё равно лежал дома, так что был смысл занести сразу и часть продуктов.

Через полчаса, припарковавшись во дворе, он прихватил ящик с молоком, несколько пакетов с крупами и пошёл к подъезду.

Нести было не тяжело, но ужасно неудобно; особенно открывать дверь, да вызывать лифт. Раздражение нарастало.

«Только застрять ещё не хватает!»

Двери закрылись, и… Кабина стояла на месте.

— Да ёк-к-карный бабай!

Он глубоко вздохнул, ещё раз надавил на кнопку восьмого этажа. Поехали!

Фея хорошего настроения

Пока он рассовывал пакеты и коробки по шкафам, раздался звонок.

Он никогда не спрашивал «кто там», в двери и глазка-то не было. Советское воспитание… Были ведь в Таёжном времена, когда некоторые и двери не запирали, а уж ключ под ковриком вообще был обычным делом…

На пороге стояла девушка лет двадцати трёх, невысокая, ладная, с длинными тёмными волосами, небесно-голубыми глазами и симпатичным открытым лицом. В одной руке — бутылка вина, в другой — огромное красное яблоко.

— Привет! Я без предупреждения, — она забавно развела руками. — С телефонами, какая-то засада…

Янка была дамой своеобразной и даже немножко загадочной. Тимофей не помнил, где и как они познакомились, но тот её звонок врезался в память: «Привет! Это Яна, помнишь? Слушай, у меня проблема: есть бутылка шампанского и совсем нет мужика. Позовёшь в гости?» Обескураживающая прямота поначалу вогнала его в ступор. Но — почему бы и нет? Образ жизни он вёл довольно свободный (назовём это так), вечерок был не занят…

Она оказалась приятной во всех отношениях: лёгкой и весёлой, начитанной (могла поболтать даже о Кафке и Хейли!) и — что особенно удивительно — совершенно ненавязчивой. И обожала секс. Позже Тимофей узнал, что она работает в каком-то парфюмерном магазинчике, у неё уже двое дочурок, которых она иногда сбрасывает на попечение матери, а сама отправляется, как она это называла, — «гулять». «Но ты только не подумай, что я какая-нибудь проститутка! Деньги, грязь… Фу, это мерзко! Я никогда не сплю с кем попало!»

Конечно, Тимофей допускал, что она строит какие-то скрытые планы — женские пути не менее неисповедимы, чем господни — но он ничего такого не замечал и обычно бывал рад, когда она изредка снова звонила, а потом заявлялась вечером с неизменной бутылкой вина в руке.

— Ну залетай. Что-то ты сегодня рано.

Она впорхнула, поставила пузырь на тумбочку, скинула босоножки.

— У подружки на днюхе вчера гулеванили. Собралась домой и как соскучилась внезапно! Всё лето тебя не видела! — она повисла у него на шее и принялась покусывать за мочку уха.

Тимофей не смог сопротивляться, и следующий час они провели в постели. Янка всегда умела поднять настроение… Хмарь и напряжение в душе рассеялись, жизнь снова стала казаться безоблачной. Да и за окном сквозь прорехи в тучах проглянуло солнышко.

Потом он подумал, что всё-таки нехорошо оставлять во дворе на ночь машину, забитую доверху.

— Слушай, мне бы в гараж смотаться, разгрузиться. Минут на сорок. Подождёшь?

— Конечно. Тем более, вино осталось неоткрытое — зря, что ли, я его у Галки забрала? А… даже нет; возьмёшь меня с собой?

***

Свернув с трассы к гаражам, Тимофей сбавил скорость: дорога была довольно убитая, за ней давно никто не ухаживал.

Забора вокруг гаражей никогда не было, зато были ворота, от которых теперь остались только два здоровенных пятиметровых столба. Сторожку тоже давно разобрали. Местечко, вообще говоря, навевало уныние, которое лишь отчасти компенсировалось чудесными склонами вокруг, заросшими лиственницей и сосной.

Внезапно из-за ближнего бокса выскочил, размахивая руками, какой-то взъерошенный тип. Янка от неожиданности ойкнула.

Тимофей притормозил, опустил стекло.

— Случилось что?

— Нет, нет! Скрипи-и-ит! Нет! Ы-ы-ыгррр… — неразборчивый крик превратился в глухое рычание, дядька промчался мимо даже не взглянув. Через десяток секунд он свернул с дороги в лес и скрылся в зарослях молодняка.

Тимофей совсем остановился, оглянулся вслед мужику, прислушался.

Еле заметное тиканье двигателя на холостых, шум деревьев в отдалении, побрякивание обрывка провода о железный столб…

Одномоментно вернулось напряжённое предощущение чего-то нехорошего, зелень и яркое золото окружающего леса поблекли, день внезапно снова стал серым. У Тимофея перед глазами стоял безумный взгляд, чёрные растрёпанные волосы и это рычание…

— Перепил наверное… — слова Яны прозвучали неуверенно, но Тимофей уцепился за них, как за единственную всё объясняющую ниточку.

— Наверное. — Он постарался успокоить нервишки и отбросить эмоции.

Яна откинула волосы и улыбнулась ему своей чудесной безмятежной улыбкой. Слегка отпустило.

За угол он всё-таки поворачивал медленно, крадучись, убеждая себя, что это обычная осторожность: мало ли — встречная выскочит, или бревно там поперёк проезда какое…

Ничего за поворотом не лежало, и никто ниоткуда не выскочил. Миновав бесконечный ряд запертых железных воротин, Тимофей повернул к дальним боксам.

Довольно быстро перетаскав продукты и без приключений вернувшись домой, они чудесно закончили день.

Далеко за полночь, засыпая, Тимофей хмыкнул про себя: «Да в общем-то и неплохие выходные получились… — Он притянул к себе лёгкую податливую Янку. Она прерывисто вздохнула во сне. — Очень даже…»

***

Утром гостья проснулась ни свет ни заря, привела себя в полный порядок, сварила кофе и бесцеремонно растолкала Тимофея. Тот упирался как мог, но чудесный запах с кухни и не менее чудесный нудный голосок сделали своё дело. Он натянул спортивки, взял чашку, с наслаждением глотнул. Кофе он обожал.

— Янка! Может, жениться на тебе?

Она заливисто рассмеялась.

— Легко тебя охомутать! Кофейку в нужный момент, и — готово! — Она прищурилась. — Но, боюсь, ничего не выйдет. Ты ж распутный тип, похлеще меня! В самом деле думаешь, что готов к семейной жизни?

— Ну… Откуда ж я знаю? Пока не попробуешь — точно не скажешь.

Он, конечно, шутил. И ответ её был известен заранее. Чем-то они были похожи: неприкаянные, зато независимые…

— Нет уж. Проверяй на ком-нибудь другом. Если что — сообщишь потом, — она опять засмеялась. — Тим! Мне на работу к десяти, времени не очень много осталось, подкинешь до площади? — из глаз её просто выплёскивалась бескрайняя синева.

«Вот она же абсолютно точно знает, что будет дальше! Но женщины неисправимы, стремление манипулировать у них в крови…»

— Я тебя укушу сейчас! Ты ведь нисколько не сомневаешься, что я отвезу тебя до дома, на фига вот это вот, про площадь…

— Ничего ты не понимаешь! Это такой способ устраивать маленькие праздники. Просишь до площади подкинуть, а тебя до дому везут! Здорово же! Говоришь, что проголодалась, хлоп — целый ресторан с музыкой, хрусталём и шампанским!

— А ты проголодалась? — подозрительно спросил Тимофей.

Снова рассыпались колокольчики смеха.

— Этот вариант с тобой не прокатит. Я бутербродов наделала. Сейчас принесу. У тебя, кстати, сыр закончился… Быстренько съедим и поедем. На самом деле времени маловато, а я ещё девчонок своих потискать хочу.

В городе всё-таки ввели режим ЧС. На перекрёстках стояли военные. По жилым кварталам ездил уазик с громкоговорителем и невнятно хрипел про комендантский час и про адреса опорных пунктов полиции. Связь по-прежнему отсутствовала.

Над жилыми кварталами сегодня дыма не было, но зато далеко за рекой, где над тайгой возвышались трубы Комбината, полыхало такое зарево, что становилось страшно. Чёрные клубы поднимались до самых облаков, затягивая всю северную часть небосвода.

Тимофей вёл машину не спеша: собрались быстро, так что пока успевали. Судя по отсутствию очередей на остановках, ситуацию с автобусами утрясли: хоть что-то наладилось. У моста кроме машин стоял ещё связной бронетранспортёр с рамками антенн по периметру корпуса и со сложенной радио-мачтой.

— Как будто война… — тихо сказала Яна.

— Да уж… Ты после работы пробегись по магазинам, на всякий случай продуктами запасись. Не нравится мне всё это.

Через десять минут Тимофей остановился у подъезда Янкиной девятины.

— Спасибо, Тим.

Она выскочила из машины без всяких там поцелуйчиков, лишь помахала рукой. Он подождал, пока она скроется в дверях, и растерянно почесал в затылке.

«Что дальше-то? К Лёхе проскочить? А смысл? Пожалуй, надо ехать работать. Новости заодно послушать…»

О кошмарах наяву

Часа два он катался по Правому. Пассажиры рассказывали всякое, однако по большей части истории были столь нереальными и дикими, что Тимофей только качал головой.

Кто-то божился, что в соседский дом вчера весь день хлестали молнии так, что все антенны на крыше расплавились; другой пассажир с полубезумным взглядом и нечёсаными волосами что-то бормотал про жутких чёрных тварей, которые утаскивали припозднившихся одиноких прохожих; пожилая набожная женщина рассказывала про красных всадников и пролившийся на город кровавый дождь…

Особенно запомнились нарики, которые прокатились в два адреса, но при этом рассчитались вперёд и сидели такие пришибленные и тихие, что он сам, не выдержав, спросил:

— Случилось, пацаны, что?

Они переглянулись, Тимофею показалось, что со страхом. Потом тот, что сидел рядом, нехотя сказал:

— Кенты ночью… пропали куда-то. На девятом микрорайоне. Не слыхал? — огромные зрачки просто впились в Тимофея.

— Не. Я с Левого вообще-то.

— Приехали на хату. На тачке. — В глазах парня снова мелькнула тень ужаса. — Ну, замутили, то, сё… Потом надо было метнуться по делу. А Паха остался со шмарой. И ещё один кентишка. Ну, мы вернулись минут через двадцать, а… Там — вилы! Двери вынесены, кровищей всё залито, какие-то куски… Трупов-то нет, но… А на всех стенах шашечки нарисованы, как в такси. Кровью!

— Фига се! — Тимофей выслушал недоверчиво, поскрёб щетину, предположил: — Может вам это… Привиделось?

— Хрена там! Привиделось… А главное, — парень понизил голос, — базар до этого был… Ну, щипача-то того кинули, с кем приехали. Главное — бабок хватало, я спецом Пахе отдал полтос. А он зажал. И говорит: «Да что он сделает-то? В мусарню побежит?» А Саня: «А если сюда поднимется?» А Паха: «И что? Сожрёт нас? Порежет на мелкие куски?»

Дальше ехали молча. Перед тем как вылезать, нарик ещё раз поинтересовался:

— В расчёте, шеф?

— В расчёте, в расчёте…

Следующие несколько дней ситуация в городе лишь осложнялась. Слухи насчёт Иркутской трассы подтвердились: за неделю до Таёжного не добралось ни одной машины. Поезда по-прежнему не ходили.

Народ ломанулся сметать с полок магазинов всё подряд: давка, крики…

На пятые сутки почти все продуктовые позакрывались. Местная агрофирма, хлебозавод и несколько мелких пельменно-колбасных цехов продолжали работать, но всю реализацию под контроль взяли городские власти. Через неделю были введены продуктовые карточки. Тимофей помнил уже подобное — в самом конце восьмидесятых. Но сейчас всё было гораздо страшнее — потому что непонятней.

По местному телеканалу и на радио выступления мэра, депутатов и представителей разных ведомств с призывами к спокойствию сменяли одно другое, а в головах людей всё ширился и ширился ужас, подогреваемый гуляющими по очередям сплетнями и леденящими кровь рассказами соседок…

Тимофею запало в память: он стоял в кармане у дороги в ожидании пассажиров, а по тротуару, слегка шатаясь, приближалась женщина с бледным лицом и чёрными, падающими на глаза волосами. Одежда на ней была порезана на длинные полосы, а руки испачканы чем-то красным. Она шла и разговаривала сама с собой, не кричала, но — в полный голос, так что было слышно даже сквозь поднятое стекло:

— Всё. Конец. Думаешь? Да! Оно пожрёт всё, всё… Нет! Да! Мы все умрём! Будем душить друг друга, резать и напиваться кровью! Нам же так хочется…

Поравнявшись, она резко шагнула к машине, наклонилась, её ладонь впечаталась в лобовуху. Лицо придвинулось настолько, что на стекле появился туманный след её дыхания. Она сказала:

— Нас поглотит тьма! Мы растворимся… — потом жутковато негромко рассмеялась и пошла дальше.

— Кассандра, блин, — пробормотал Тимофей.

Кликушествующая ведьма потом мерещилась ему целый день…

Тимофей продолжал ежедневно выходить на линию и смотрел по сторонам уже не просто с беспокойством, а порой — с откровенным страхом. Сначала он полагал, что кто-то намеренно сеет панику, пользуясь неразберихой со связью, но странностей в самом деле становилось всё больше, и отмахиваться от них стало просто невозможно.

Поворотной точкой для него стал кошмар наяву, который поверг его в полную прострацию на несколько суток…

День был в разгаре, он вёз с автостанции на Правый какого-то напыщенного «бизнесмена».

Тимофей терпеть не мог таких, прям раздувающихся от ощущения собственной важности. Разговаривать с каким-то там таксистом этот лысый крендель считал ниже собственного достоинства, однако от вещания великой истины удержаться был не способен. В результате он никак не мог заткнуться, но каждое слово едва ли не цедил сквозь зубы.

Тимофея настолько взбесил этот хлыщ, что он даже позабыл о неурядицах последних дней. Однако, несмотря на кипение в глубине души, он какое-то время ещё держал себя в руках.

— Ну… обзывать людей нищебродами только потому, что они не ездят на мерседесах, вряд ли умно. Тем более, если во многом от них зависишь, — хмыкнул он, продолжая разговор.

— Нищеброд — это не оценка. Это внутренняя суть. Такие как вы никогда не поймёте, что значит быть настоящим человеком. Вам просто не дано. Вы согласны быть неудачниками. Купив эту шушлайку, — он брезгливо скользнул глазами по салону «Фита», — вы сами заранее поставили на себе крест.

— Человек действует в рамках имеющихся возможностей.

— Кто мешал вам взять кредит, родственников потрясти и приобрести что-то приличное? Бэху-семёрку, ну или хотя бы С-класс… Дело даже не в деньгах, это вопрос имиджа, самоуважения!

— Что за странная идея брать под такси бэху-семёрку? Она ж себя даже не отобьёт!

— Об этом я и говорю… Вы сами ограничиваете свои горизонты и притязания. Вообще сам факт того, что вы в таком возрасте работаете в такси, говорит о том, что вы неудачник и не смогли ничего добиться в своей профессии… На кого-то же вы учились?

— Скажем, я учитель. Но эта профессия в принципе не предполагает, что я когда-нибудь смогу позволить себе роллс-ройс. Или вы считаете, что учителя должны брать взятки за оценки и приторговывать дипломами для того, чтобы, по вашему выражению, чувствовать себя «настоящим человеком»?

— Ну… — лощёный тип немного замешкался. Назвать всех учителей неудачниками язык, видимо, не поворачивался. — Это, конечно, частный случай… Но опять же — вы сами выбирали профессию, вы ведь понимали, какие у вас финансовые перспективы?

— У хорошего учителя — нормальные перспективы. Любимая работа в первую очередь. Благодарные ученики. Близкие люди. Квартира, машина, дача. И, слава богу, уже не девяностые, сейчас учитель и в отпуск может себе позволить съездить, и ремонт дома сделать. А без мерсов и ролексов вполне можно жить и наслаждаться жизнью.

— Вы всю жизнь будете зависеть. От государства, от начальства. Вот сейчас — вы от меня зависите. Вы же за эти паршивые две сотни готовы на всё!

Тимофею почти непреодолимо захотелось влепить по самодовольной круглой харе. Чтобы сохранить спокойствие, он не спеша выдохнул, внимательнее глянул по сторонам. На перекрёстке свернул налево, дорога пошла чуть вниз, к мосту. Машин почти не было — попалась лишь пара встречных. За последние дни транспорта вообще стало заметно меньше… Он снова посмотрел на пассажира, скользнул взглядом по лоснящейся, словно полированной лысине.

— Вы недальновидно хамите. По-моему, это как раз вы не способны думать ни о чём, кроме денег. И понтов. И, видимо, осознание себя высшим существом одновременно убавляет мозгов. Вы ведь от меня зависите ровно в той же степени, что и я от вас. Я вас сейчас высажу, и — будете стоять здесь и утираться своими «паршивыми сотнями».

— Ну, остановите. Вы никак не поймёте, что вы — винтики! Вас ничего не стоит заменить! Вы не повезёте — другой подвернётся. Я заплачу ему, а вы так и останетесь ни с чем. Хотя уже потратили время и бензин…

Тимофей резко ударил по тормозам.

— Валяйте.

— В смысле?

— Машинку освободите. А то я монтировкой помогу.

Жлоб надменно фыркнул, выбрался на обочину, забрав с заднего сидения толстую чёрную папку с документами и — кто бы сомневался — припечатав дверью.

Тимофей молча выругался, включил поворотник и одним движением развернулся в обратную сторону, несмотря на узкую двухполоску. Славная машинка — «Фит», на каком-нибудь грузовике типа «крузака» пришлось бы корячиться туда-сюда в четыре захода!

Он отъехал уже метров на сто, когда что-то в зеркале заднего вида показалось ему странным… Тимофей пригляделся, сбросил скорость, совсем остановился. Потом даже вышел из машины, с изумлением наблюдая за происходящим.

До моста было метров, максимум, триста, несмотря на пасмурное небо видно всё было отчётливо, и даже звуки раздавались, казалось, совсем рядом.

Серебристые фермы моста ходили ходуном. Потом ближний конец выгнулся невообразимой дугой со скрипом и металлическим звоном и внезапно взлетел на высоту девятиэтажки. За ним волнами пошли остальные пролёты и весь мост стал похож на гигантское подобие змеи.

Он оставался решетчатым и квадратным, но изгибался рывками, скручивался штопором; дорожное покрытие растрескивалось и кусками сыпалось в реку; под асфальтом обнаружились рельсы и остатки старого деревянного настила, которые вдруг вспыхнули сразу по всей восьмисотметровой длине.

Мост всё больше походил на кошмарного дракона, пылающего изнутри, рассыпающего в разные стороны искры и угли. Задранная в небо ближняя арка, разрывая сотни толстенных заклёпок, раскрылась, превратившись в огромную пылающую пасть. Оттуда словно огненная пена закапали вниз горящие капли расплавленного гудрона.

Чудовище двинулось вперёд, со скрежетом отдирая крепления, кроша бетонные опоры. Один из быков посередине реки не выдержал и обрушился; адское создание соскользнуло в воду. В воздух взметнулись клубы пара.

Берег был высокий, скалистый, и змей на короткое время скрылся из глаз, но не прошло и десятка секунд, как его «голова» снова показалась над обрывом, стремительно рыская из стороны в сторону. Ещё несколько мгновений — и смятые фермы с удивительной быстротой потянулись наверх, взрывая асфальт, растирая в крошку камни… Внутри стального скелета уже ничего не горело, лишь рельсы светились ярко красным, почти оранжевым светом.

Мир вокруг словно замер. Тимофей не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Внезапно он заметил на обочине того высокомерного урода и понял, что ещё немного, и кошмарный монстр доберётся до него. Человек выглядел соринкой на фоне лязгающей и скрежещущей громады.

Тимофей вскочил за руль, врубил заднюю и газанул.

«Бизнесмен» некоторое время стоял столбом, потом повернулся и, уронив свою важную папку, неуклюже побежал прочь от приближающейся смерти.

Поравнявшись с машиной, он стал неистово дёргать за ручку двери.

Тимофей затормозил, разблокировал дверь… И вдруг на него накатило мстительное, совершенно иррациональное на фоне надвигающегося конца чувство брезгливости и отвращения. Он молча смотрел на искажённое ужасом лицо.

— Проезд оплачиваем.

— Что-о-о? — взгляд пассажира метнулся назад, затем обратно к Тимофею. — Оно сейчас… Гони-и-и! — он почти визжал.

Тимофей коротко размахнулся и с наслаждением впечатал кулак в ещё недавно такую высокомерную и важную рожу. Лысый заткнулся.

— Успокоились? Проезд оплачиваем. Цены внезапно подскочили… Теперь билет стоит миллион. Или — на хрен, пешочком.

— Сколь…?! Но… — обречённо прошептал лысый, доставая дрожащей рукой из внутреннего кармана портмоне и протягивая его Тимофею.

Тот презрительно отмахнулся, хмыкнул, пробормотал:

— Хозяин жизни… Слякоть… — И отчаянно вдавил педаль газа в пол.

Вовремя. Исполинская решетчатая тварь была уже в двух десятках метров, ей достаточно было одного небольшого рывка…

Правое колесо забуксовало по обочине, мелкий щебень забарабанил по подкрылку, но через долю секунды хондочка выпрыгнула на асфальт и рванулась вперёд.

Монстр дёрнулся вслед, не достал, резко развернулся, свиваясь в кольцо, превращая в груды обломков тянущиеся вдоль дороги гаражные боксы.

Рядом располагалась небольшая автозаправка. Огромное «тело» смело здание, колонки, навесы… Занялся пожар, языки пламени и чёрные клубы дыма потянулись к небу.

Тимофей долетел до перекрёстка, свернул направо и остановился, вытирая пот со лба и переводя дух.

Опустив стекло, он с минуту заворожённо наблюдал, как в полукилометре в раскалённом аду купается эта невозможная тварь. Она кружилась, извивалась, подпрыгивала, словно выстреливая своим скелетом на сотню метров вверх и снова рушилась в бушующий огонь.

Ярко полыхнуло, через пару секунд донёсся грохот взрыва. Наверное, начали взрываться подземные ёмкости… Оставаться было опасно.

Тимофей тронулся с места. Взглянув в зеркало, он увидел вокруг себя бледное зеленоватое свечение. Дежавю… Он перевёл взгляд на руки — всё нормально.

«С зеркалом, может, что? Угу… С головой, скорее…»

Он высадил кренделя на ближайшей остановке и погнал домой. Зелёная дымка в отражении исчезла, но ему всё равно было страшно. Хотелось как в детстве спрятаться с головой под одеяло и, не дыша, прислушиваться к звукам за дверью…