Нарочно не придумаешь

Дмитрий Александрович Хачатуров, 2021

Уважаемый читатель. Книга "Нарочно не придумаешь" включает в себя серию сатирических рассказов, сюжеты которых автор, взяв из своих жизненных наблюдений, попытался представить в анекдотичной форме. Цикл открывает произведение "Серджиньо", которое, сточки зрения "писаки", должно задать тон всему сборнику и настроить истинного ценителя на нужный ироничный лад. Получилось ли осуществить задуманное судить Вам, желательно не строго…! Содержит нецензурную брань.

Серджиньо

Не знаю, откуда это пошло. Может быть, с Олимпиады-80 или с какого-то чемпионата по баскетболу, только на слуху всей районой тусовки это звучное имя одного Американского баскетболиста (более чем двухметрового роста) назойливо крутилось в наших головах.

Вот и Сережа Петько к своим пятнадцати годам был на две головы выше всех мальчиков своего восьмого «Б». Да, что там своего! Он был выше и параллельного восьмого, и двух девятых, десятых и даже выше физрука с трудовиком! В общем, катастрофа!

Но беда не приходит одна. У Серого, как до восьмого класса называли его пацаны, были неимоверно длинные руки. И не только руки! Все члены у него были длинные. Одним словом, наш Сережа был настоящим местным «Серджиньо»! Вот и прилипло к нему это прозвище.

Новоявленный «баскетболист» совсем не был рад такой «популярности». Тем более только год назад он отучил маму приходить за ним в школу, брать портфель и отводить его домой. Но она все равно ждала его у дома, стоя на перекрестке между внутренней и внешней (проезжей) улицей, откуда хорошо просматривался весь путь от школы до их дома.

Отца Серджиньо не знал. Мама о нем не рассказывала, а дядя Леша, младший мамин брат, который был уже студентом, говорил о нем не иначе как «козел». «Козла» на горизонте не наблюдалось, зато мама была! Еще в ранние Сережины годы, когда он был нормального роста (то есть, как все), маме знающие доктора рекомендовали следить за умственным развитием сына, объясняя свои пожелания тем, что современная медицина — «вещь темная». И этот «загадочный диагноз» вдвое увеличил силу удержания материнской руки «на пульсе».

Еще Сережу беспокоило то, что чем быстрее он рос, тем хуже видел. Уже к восьмому классу, линзы его очков достигли пуленепробиваемой толщины! И если приходилось снимать очки, то он становился настоящим «ежиком в тумане»… И с учебой у него все было далеко не гладко… Математика не считалась… Русский не писался… А физика с химией были просто табличками на дверях класса. Но зато Серджиньо был абсолютно добрым и всех любил! Он даже не испытывал ненависти к плохим старшим ребятам, которые его задирали. Но его кулаки (размером с их головы) не давали им возможности переходить границу дозволенного.

Еще Сереже нравилась Аня из параллельного класса. Она ему нравилась с первого, но почему-то за столько лет она даже не заметила этого. И вообще все девчонки как-то чурались его, что ли… Мама учила: «Сынок, ты не стесняйся! Женщины любят ушами. Расскажи своей Анечке что-нибудь интересное».

Ага, легко сказать! А что ей интересно? А если ей интересно то, чего он не знает?! Вот и не клеилось как-то Сережино общение с противоположным полом.

Дядя Леша тот тоже, как приедет в гости, так сразу предлагает разные стыдные вещи. С порога такой: «Ну, «Золотунчик», скольких «счастливиц» облапал?» — И ржет! — «Ты, — говорит, — Золотунчик, запомни: телки любят силу!» Совсем он очумел в своем Институте связи! Что, прикажете, драться с ними, что ли?

Летние каникулы застали Сережу в полном непонимании дальнейших жизненных действий… Экзамены на переход в девятый класс он благополучно завалил, и мама с чистой душой отвела его в ПТУ, учиться на повара. Правда, надо отдать ему должное, готовить Серджиньо умел и любил, особенно всякие вкусности. В этой суете полтора месяца лета проскочили незаметно. В середине июля, в один из жарких дней, когда Серджиньо гонял с оставшейся во дворе мелюзгой в футбол, пытаясь не наступить ни на кого из них, его мама вдруг выскочила на улицу и закричала: «Сережа, срочно иди домой! Есть серьезный разговор!»

Она всегда говорила «серьезный», когда хотела, чтобы он что-то сделал быстро… Но на этот раз разговор и правда намечался серьезный.

Началось с того, что дома был дядя Леша. Хотя приезжал он только по выходным и с утра, а сегодня была середина недели, и на дворе уже вечерело. «Ты с дядей поедешь отдыхать на море» — заявила мама, чуть только они переступили порог квартиры, и вдруг расплакалась. — «Да ладно тебе, Люсь! — Дядя Леша, махнул рукой… — Здоровый он уже парень! Смотри, дылда какая, в дверь не проходит!»

Сережа растерялся… Мама плакала, дядька в предвкушении потирал руки… «Не боись, племяш, не пропадем! Так оторвемся — век вспоминать будешь!» Серджиньо совсем перестал что-либо понимать. «Мам, а что случилось?» Он в недоумении переводил взгляд с рыдающей матери на веселящегося дядю…

«Я же сказала, вы едете отдыхать на море… — Сквозь слезы проговорила она. — Куда-то под Лазаревское…»

«Не “куда-то”, — пояснил дядька, — а в студенческий лагерь от моего института! “Буревестник” называется. Правда, я туда не попал из-за оценок, но твоя маман благосклонно нас спонсирует. Поэтому мы с комфортом разместимся в частном секторе. Мне дружбан наводку дал!»

Серджиньо из всего вышесказанного, наконец, понял, что он уезжает. И уезжает без мамы. Сначала ему стало грустно, и он тоже чуть не расплакался, даже в носу засвербило. Потом вдруг ему подумалось: «Это же, как у Даниеля Дефо в “Робинзоне Крузо”!» (Эту книгу он как раз недавно дочитал, правда, начал чтение еще в пятом классе, поэтому, что там было в начале, особо не помнил). Выходило все очень похоже: тоже море, ну, и свобода, конечно!

«Ты, сестра, не переживай! — Дядя Леша продолжал “успокаивать” маму. — Я из нашего Золотунчика мачо сделаю! Настоящего!»

«Я эээтого и боюююсь!.. — Завывала мама сквозь всхлипывания. — Сынок… — она на цыпочках подошла и обхватила Серджиньо за шею. — Будь аккуратней. Далеко не заплывай, слушайся дядю!»

«Мам, я и плавать не умею!» — Сережа окончательно был сбит с толку. — «Ну, вот и лады! — подытожил дядя Леша и засобирался. — Короче, Люсь, привезешь его завтра к девяти вечера на Курский вокзал! Встретимся в центре зала. И приодень парня, а то меня с двухметровым “первоклассником” в вагон не пустят». С этими словами дядя быстренько ретировался.

На следующий вечер, ровно в восемь, мама, как «бравый солдат Швейк» вела вновь испеченного «новобранца» к условленному месту в центре зала. Картина была эпичной. Худая, выше среднего роста женщина неопределенного возраста, в джинсах и с большой родинкой-бородавкой на носу со скоростью взлетающего «МИГа» тянет за руку огромного детину, сплошь увешанного мешками и баулами! Если бы эту сцену наблюдал раввин, он бы сказал: «Ой-вей, очередная еврейская семья затеяла переезд?!»

Дядя в девять не появился… Мама за весь этот час не находила покоя ни на минуту, и каждую секунду называя дядю всякими плохими словами, не отрывала глаз от больших вокзальных часов. В пять минут десятого она толкнула ошалевшего от обилия людей Серджиньо и раздраженно произнесла: «Все, сынок, пошли садиться… Твой дядя — дегенерат!» И с этими словами повела сынка-тяжеловоза на перрон.

Дядя Леша появился, когда мама вместе с проводницей пыталась запихнуть своего огромного «Робинзона» в вагон. Уже был дан третий свисток к отправлению, а тело все не входило. «Эй, мешочники, чего везем?! Чо, нэ лызит?!» — В модно обрезаных джинсах-шортах, в цвет им джинсовой безрукавке и с болтающейся на плече спортивной сумкой он походил на какого-то импортного актера. «Люсь, ну извини! С парнями на Академической в пивняке задержался, мы кроссворд разгадывали! Одно слово не билось…»

«Хватит!!! — (Мама резко отпустила «тело», и проводница приняла всю ответственность на себя). — Ты, Алексей, отвечаешь мне за сына! Своей тупой головой отвечаешь, понял?!»

«Сын», потеряв равновесие на последней ступеньке, начал стремительно увеличивать нагрузку на тренированные руки проводницы…

«Да, блядь! Держите его, сейчас наебнется!» — Заверещала та, и мама с дядькой бросились на помощь.

Когда наконец поезд набрал скорость, и Серджиньо вместе с дядей, окончательно потеряв из виду бегущую по перрону маму, рухнули каждый на свою полку, дядя Леша изрек: «Все, Золотунчик! Амба! Приключения начинаются!»

Серджиньо, погребенный под ворохом маминых баулов, со слезящимися от встречного ветра, глазами под запотевшими очками, уже представил себе эти «приключения».

«Вот, Золотунчик, смотри! — Дядя достал из сумки две бутылки пива. — Во-первых, “СВ”! Люкс, а не какое-то купе на четверых! Маман ради тебя, Золотунчик, на все пойдет. А во-вторых… — Дядя лихо откупорил зажигалкой бутылку и втянул пену. — Чай будешь?»

Сережа долго не мог уснуть. И не потому, что дядя храпит, мама тоже иногда храпела, к этому можно привыкнуть! Но вот в том, что полку не придумали под рост Серджиньо, конечно, конструкторы оплошали! Если голова — на подушке, то ноги надо либо согнуть и засунуть под себя, либо задрать вверх! На боку, если поджать ножки, свалишься: узко. Ну а если вытянуть ноги, то окажется, что ты уже сидишь. А как можно спать сидя? Но Сережа незаметно для себя все-таки заснул.

Резкий звук, а точнее — хлопок, вырвал его из сновидения, в котором они с мамой ехали за город на пикник. На пороге тускло освещенного ранним утром купе, в аккурат перед отражающем его попу зеркале, с полотенцем через плечо, стоял дядька и весело «скалился»: «Подъем, Золотунчик, хватит бездарно просирать время, в могиле выспишься!»

В могилу Серджиньо не хотелось, но и вставать ни свет ни заря он не привык. Дядька бодрой походкой, кинув на свою полку полотенце, прошел через купе к столику и вытащил из-под него один из баулов, которыми мама снарядила Сережу в «далекое» путешествие. «Ммм… так… Посмотрим, что твоя маман нам с собой сообразила пожрать… Ага, котлеты… О, целая жареная индейка?! Однако! — Он порылся глубже. — А это что? Ого, Золотунчик, смотри: кастрюля! Черт, во замотала пленкой… Золотунчик! Тут — борщ, е-мое! Да, Золотунчик, тебя хрен прокормишь!»

Позавтракав, как будто пообедав и поужинав за раз, дядя Леша сказал, что пора провести разведку боем — и ушел. Что за разведка? И вообще, что можно разведывать в поезде, если все вагоны одинаковые, Серджиньо не понял. Он поудобнее устроился на своей полке и начал смотреть в окно. Где-то через час, когда у «наблюдателя» уже совсем зарябило в глазах от бесконечно однообразных деревьев, мелькающих перед ним под монотонный стук колес, вернулся дядя.

«Так, Золотунчик, сиди на жопе ровно и не чирикай! Твой родный дядька идет делать нас сказочно богатыми. Тут, в соседнем вагоне, два фраера предложили в «преф» покатать. Сейчас я их прокачу с ветерком!»

Сережа опять понял только одно: «надо сидеть в купе», но он и так не собирался гулять! Тем более, что он побаивался встретить проводницу, которую его тело вчера чуть не расплющило (не специально) о перрон. Дядька вернулся, когда уже начало смеркаться, голодный и почему-то злой.

«Ты представляешь, какой не пер! — Рассказывал он, с ожесточением хлебая холодный борщ прямо из кастрюли. — К каждому “мизеру” в прикупе “говна пирога” приходит! А к этим фартожопым — все в масть лезет! — Он отложил ложку и громко хлопнул крышкой, о кастрюлю закрывая ее… — Деньги ёк, Золотунчик! Все двести “рябчиков”, которыми твоя маман нас щедро одарила для комфортного размещения, тю-тю!»

Он, не раздеваясь, повалился на полку, закинул руки за голову и закрыл глаза: «Туши свет и не ссы!» И уже сквозь сон промычал: «Пацаны что-нибудь придумают, не пропадем…»

Море ласково встретило их, выгружающихся на перрон со странным названием «Лазаревское». Пока Серджиньо вытаскивал баулы, дядя Леша как заводной носился туда-сюда вдоль платформы, кого-то высматривая. Ими оказались двое помятых дядиных друга-студента. Еще издалека они на всю станцию заорали: «Лелик, екарный бабай, мы номер вагона забыли!» — «А бошки из жопы вы достать не забыли?! — Заорал им в ответ дядька. — Мы уже думали, нам тут ночевать придется!»

Друзья, подойдя ближе и сбавив тон, начали оправдываться, перебивая друг друга: «Ладно тебе, Всего на полчаса опоздали. Вчера до пяти утра с телками на пляже бухали… Там у одной такие были — “Даная” отдыхает! Ты таких любишь!»

Дядя Леша, смягчившись, звонко хлопнул друзей по протянутым ладоням. «Вы тачку не отпустили? — Задал он им вопрос, закидывая на плечо ремень своей сумочки. — Да, знакомьтесь: это — мой племяш, Серж! Сеструха мне его в нагрузку “паровозом” прицепила. Пошли, а то пока ждали, вспотел, как собака! И с баулами ему подсобите, там закусона — на дивизию!»

В очень тесном и жарком такси Серджиньо наконец узнал имена дядиных однокурсников. Артурик, как называл его дядя, был низенький (еле-еле доходил Сереже до груди) и носатый. Зато Вася был высокий (но все равно чуть-чуть ниже его), с рыжими волосами и нереально голубыми глазами.

Дядя вальяжно, вполоборота раскинувшись на переднем сидении рядом с угрюмым волосатым водителем, в красках и с энтузиазмом рассказывал о своих вчерашних «приключениях». Все громко смеялись, а Сережа, зажатый с двух сторон на заднем сидении, страдал. Во-первых, в машине нечем было дышать, а во вторых, — серпантин (к встречи с которым его организм абсолютно не был подготовлен).

«Извержение» случилось внезапно. На одном, лихо заложенном водителем повороте мамины котлетки, еще с утра с аппетитом им съеденные, нескончаемым фонтаном устремились в пространство между водителем и дядей, на роскошно обложенный красным ковром и украшенный красивой пластмассовой розой рычаг переключения скоростей… Машина, вильнув, чуть не улетела в пропасть. А зеленый, в полуобморочный состоянии Серджиньо пополнил свой словарный запас огромным количеством незнакомых ему ругательных слов и выражений.

Сарай, а точнее — бывший курятник с одним окошком без стекол и двумя пружинными кроватями, разделенными проходом (бочком) между ними, удалось снять на тот «неприкосновенный запас» который мама, бережно вшивая Сереже в семейные трусы, сопроводила нравоучением. «Сынок, — сказала она, — это — на черный день! Зная твоего дядю, остолопа, уверена, что он обязательно наступит!» — И вот ведь, оказалась права: деньги пригодились!

Дядька, по-футбольному пнув свою сумку под ту кровать, что располагалась дальше от окна-дырки, плюхнулся на нее, и вся пружинная конструкция протяжно

заскрипела и завизжала. «А че, Золотунчик, вполне комфортабль! — Констатировал он, снизу вверх глядя на застывшего, словно памятник с упершейся в потолок головой, племянника. — В этих хоромах человек десять разместятся!»

Серджиньо, загипнотизированный лампочкой, болтающейся на проводе точно на уровне его глаз, растерянно спросил: «Дядь, а туалет где?»

«Удобства» обнаружились на улице, шагах в двадцати от «хором». Правда, с виду, они больше напоминали поставленный на попа гроб без двери и с ржавым ведром внутри. В «гроб» Серджиньо не поместился, поэтому пришлось пописать под растущим рядом деревом с какими-то красными ягодками. Но вопрос, куда ходить «по-большому», оставался для Сережи открытым.

«По-большому» они сходили в шикарный туалет с унитазом и водой на территории студенческого лагеря «Буревестник», куда дядька с друзьями, прихватив его с собой, отправились, как только мамины баулы были раздербанены, а припасы распиханы по всему курятнику.

Море Серджиньо тоже не слишком понравилось. Оно было очень большим, соленым и главное — холодным! Нет, если немного побултыхаться, то привыкаешь. Но вначале, когда только заходишь, такое впечатление, что описался на морозе: «сверху тепло», а внизу… И лучше плюхнуться сразу целиком, пока плавки не коснулись поверхности воды, иначе очень неприятно. В целом, если сравнивать, то ванна — лучше!

Дядя Леша целый день просидел в дендрарии с друзьями, они пили пиво, курили и играли в карты. Учитывая, что он и в Москве делает то же самое каждый день (мама часто об этом говорила), непонятно, зачем надо было тащиться в такую даль? Тем более, они ни разу не искупались!

Когда солнце начало садиться, Серджиньо, кидающий в море камушки, сидя на берегу, услышал: «Золотунчик! Ихтиандр наш потомственный! — Дядька призывно махал ему рукой из дендрария. — Пошли, пора к “суаре” готовиться! Заставлять дам ждать — не по-джентельменски!»

«Дамами» оказались три тети, которых Артурик почему-то называл «девушками». Девушкой «для Сережи» была Аня (ну или их соседка Света), она, конечно, — уже взрослая студентка, но очень красивая! Одну «девушку» звали Алена, и похожа она была на селедку: такая же длинная, худая, с выпученными глазами. Вторую — Ольга, эта наоборот, была короткая и кругленькая, как пирожок. А третья была ну очень большой тетей! Наверно, как два дядя Леши или четыре Артурика, она все время громко смеялась и была похожа на Сережину геометричку Нелли Кузьминичну. Когда все разместились в курятнике, по трое на каждой из кроватей, дядя, словно фокусник, вытащил откуда-то трехлитровую банку с чем-то жидким и мутным, немного похожим на чайный гриб, но только темнее.

«Ну, сеньориты, пришла пора стереть границы стеснения и дать волю веселью и страсти! — Он разлил содержимое банки в шесть граненых стаканов, заранее выставленных на табурете между кроватями. — А дабы страсть была сладка… Вуаля!» В его руке оказалась коробка шоколадных конфет, которые мама хранила с Нового года и говорила, что они — «для особого случая». Случай, видимо, был «особый», потому что Селедка захлопала в ладоши, Пирожок запрыгала на кровати, а Тетя громко заржала!

Дядя взял свой стакан: «Предлагаю поднять бокалы… — он занес свой над головой. — За присутствующих здесь дам! Гусары пьют до дна!»

И приблизив стакан ко рту, лихо влил все его содержимое в себя!

«Гусар» Артурик повторил за дядей, а Серджиньо так и остался сидеть с «грибом» в руке, не понимая, гусар он или пока еще нет… Его сомнения развеяла сидящая рядом с ним и занимающая полкровати «Нелли Кузьминична»: «А ты, малыш? — пробасила она. — Чего растерялся? Пей, сладенький! Это — как компотик!»

В своей жизни Сережа попробовал много разных компотов, мама их варила постоянно из-за витаминов. Одни были сладкие, другие — не очень, некоторые (например, из вишни) и вовсе с кислинкой. Но то, что в этот раз отхлебнул Серджиньо, сделав большой глоток, напоминало уксус в перемешку с микстурой, от которой у него был рвотный рефлекс! Слезы брызнули из глаз, а «гриб» — изо рта! Пирожок, которая сидела напротив Серджиньо, заверещала и попыталась уклониться, но стена курятника, с одной стороны, и дядя — с другой, решили ее участь!

После некоторого переполоха, вызванного Сережиным «гусарством», вся компания приступила к дальнейшему «суаре». Вася, который не смог участвовать в вечеринке по причине дежурства в студгородке, забежал на десять минут махнуть стаканчик-другой «гриба».

Через пару банок «барматушки», как дядя ласково называл напиток, все куда-то расползлись. Первым ушел Артурик с Селедкой, сказав, что они прогуляются к морю.

Дядя Леша долго уговаривал Пирожка совершить вечерний «променад», но та, надувшись, забилась в угол и уничижительным взглядом сверлила в Серджиньо дыру. Наконец, когда коробка маминых конфет была доедена, дяде все-таки, почти насильно, удалось вытащить «даму» из сарая.

Оставшись один на один с Сережей, «Нелли Кузьминична» неожиданно притянула и положила его голову на свою необъятную грудь. «Не переживай, малыш! — Протрубила она в ухо Серджиньо. — С кем ни бывает! Вот, смотри! Положим в стаканчик сахарок, помешаем как следует… Вот, теперь маленькими глоточками… Умница, видишь, как вкусненько!»

«Вкусненько» не было ни капельки! Кое-как допив мутную жижу и чуть два раза не вырвав, Сережа ощутил какое-то непривычное головокружение, как будто ребята сильно раскрутили его на карусели во дворе, а остановить забыли! И звуки стали другими! Откуда-то сверху он услышал приглушенный голос «тети»: «Что ты, малыш, с двух стаканов размяк? Такой большой, сильный! Положи головку на подушечку. Вот так… Давай очочки снимем, зачем они нам?»

Дальше над Сережей «полетели вертолеты», а потом его накрыло облако, большое и теплое! Оно обволокло его всего и погрузило в сладостную нирвану…

Проснулся Серджиньо от резкой боли в голове и без трусов. Солнце нещадно палило через дырку окна прямо ему в лицо. Ошалело поводив «мутными», без очков, глазами, он попытался понять, где находится но, так и не поняв, издал протяжное «Мууууу!» Произнести другой звук у Серджиньо не получалось, потому что от сухости во рту у него все слиплось.

«А-а-а, проснулся, “Казанова”! — Дядин сонный голос принес в шумящую голову Серджиньо зарождение хоть какой-то мысли, а в сердце — спокойствие. — Нагулялся, кобелина, теперь другим спать не даешь. Вот смотри, все мамке расскажу!»

При слове «мама» мысли разрослись, и Серджиньо, нащупав наконец очки рядом с подушкой, смог рассмотреть говорившего. Дядька спал на Пирожке! Точнее, они спали как бы рядом, но так как кровать была узкая, он как бы залез на нее сверху и ворочался. Переведя взгляд на свою нижнюю половину тела, он так испугался и удивился, что даже подпрыгнул на кровати, как будто никогда раньше не видел себя голым.

Весь день Сережа с больной и гудящей головой ходил по пляжу. Он был вынужден ходить, потому что стоило только ему ненадолго остановиться, или, тем более, лечь — тут же «прилетали вертолеты»! Есть ему не хотелось, от одной даже мысли о еде тошнило.

Дядя Леша, игравший с друзьями в карты, позвал его, когда солнце уже почти скрылось за морем. «Так, Дон Хуан, Каменный гость сегодня не придет, понял?» — Серджиньо тупо смотрел на него. — «Вижу, не понял! — Дядя Леша, набрав грудью побольше воздуха, начал объяснять. — Короче, сегодня у тебя — выходной! “Суаре” переносится на пляж. А ты тихонько чапаешь до нашей “виллы” и тихонько ложишься спать. А ну-ка… Да ты горячий! На солнце, видать, перегрелся. Все, бегом в кровать! Меня не жди».

Сережа с трудом добрался до курятника. Ноги были ватные, а голова — деревянной. Рухнув в одежде на кровать, он забылся тяжелым тревожным сном.

Снилась Серджиньо соседка Света, только попа и сиськи у нее были, как у Нелли Кузьминичны, а голос — Анин! И вот эта «Света» взяла его, сами знаете, за что, и начала тянуть… И тянула, и тянула… Сначала все просто жгло, а потом стало больно!

Вынырнув из сна-ужаса, Сережа первым делом полез проверять, все ли на месте. «Все» было на месте. Но размеры и цвет «всего» заставили Серджиньо открыть рот и резко отпустить резинку трусов!

«Дядь… Что с ним?!» — Сережа со спущенными до колен шортами стоял в проходе напротив дяди Лешиной кровати. Дядька сидя внимательно изучал фантастически огромное, сине-бордовое инородное тело, образовавшегося на месте привычного Сереже органа. «Тааак… — Со знанием дела констатировал дядя… — Приехали… Поздравляю, Золотунчик, теперь ты — элита! “Насморк декадента” — это тебе не хухры-мухры!»

«Золотунчик» заплакал: «И что теперь с ним будет?» — сквозь всхлипывания выдавил он. — «Да ничего, повисит, поболит — и отвалится!» — Дядька заржал, а Сережа окончательно разрыдался.

«Ладно тебе, не реви, я пошутил. — “Шутник”, обняв племянника за плечи, усадил его рядом с собой на кровать. — Ну, что ты, как маленький, нюни распустил? Не боись, вылечим!»

— «Жжется!» — Прохлюпал «потерпевший».

— «Знаем, плавали! — Дядька о чем-то сосредоточено задумался. — Так, во-первых (он начал загибать пальцы), надо раздобыть антибиотики. Во-вторых, предупредить Ваську. После вчерашнего “суаре” он, поди, тоже — в зоне риска! Вот ведь сучка Катюха! Овца гнилая! В-третьих, надо где-то надыбать денег на лекарства. Но это проще: если Васька залетел, деньги, считай, у нас в кармане! Ты, Золотунчик, полежи тихонечко и не хлюпай, ничего не случится с твоим “золотунчиком”, а я сбегаю к Ваське, в медпункт — и пулей обратно! Понял?»

Серджиньо повалился на кровать и в расстроенных чувствах не заметил, как снова уснул. Проснулся он под вечер от какой-то суеты и гомона вокруг него. В курятнике находились дядя, Вася и Артурик. Двое первых чем-то звенели в железной коробочке, лежавшей на дядькиной кровати, а Вася, почему-то без штанов, изучал в свете «лампочки Ильича», свое «хозяйство».

«Проснулся? — дядя вынул из коробки огромный стеклянный шприц и такую же огромную иглу. — Так, племяш, ща будем лечиться!»

Он начал прилаживать иглу к шприцу. «Ты даже представить себе не можешь, какую конгениальную операцию мы провернули, чтобы вас, кобелей похотливых, в строй вернуть! — Дядя повернулся к Василию. — Давай братан, ты — первый! Подай молодежи пример стойкости!»

Вася захлопал глазами и быстро натянул джинсы: «Лелик, у меня же — все норм! Ничего не болит!»

— «Заболит!» — безапелляционно отрезал дядька и обратился к Артурику, высасывая шприцем, какую-то жидкость из ампулы: — «Ассистент, готовьте пациента к процедуре! А ты, Золотунчик, следующим будешь!»

«Процедуры» продолжались десять дней. Попу Сережи от них раздуло, но зато его «золотунчик» пришел в норму, правда, писать под деревом с красными ягодками было еще немного больно.

На море Серджиньо больше не ходил: он все время либо лежал на животе в курятнике (сидеть было невозможно), либо стоял на спортплощадке, под магнолией, наблюдая, как студенты шумно играют в разные спортивные игры. И еще он очень скучал по маме. Ему вообще очень хотелось домой!

В последний день, перед отъездом, дядя Леша устроил «провокацию». «Понимаешь, племяш, — Начал он издалека, — чтобы знать наверняка, здоров ты или нет, нужно сдать анализ. Но за неимением под боком лаборатории, воспользуемся старым проверенным дедовским методом!»

«Дедовским» методом оказалась трехлитровая банка с теплым пивом, которую откуда-то принес Артурик. Серджиньо, морщась от горечи, выпил полстакана, и его затошнило. «Все, харе, мы не рвоту провоцируем! — Дядька отнял у него полупустой стакан. — Если к утру из “крана” не потечет, значит, лечение прошло успешно!»

Он вылил недопитое пиво обратно в банку, и, обхватив ее одной рукой, тоном наставника добавил: «Теперь ложись спать и молись. Завтра нам на хауз двигать, еще двое суток в поезде трястись!» И пошел с друзьями к морю, как он сказал, «разжигать на мадамах прощальный пионерский костер».

Кто, что и на ком собирался разжигать, Сережа не понял. И молитвы он не знал ни одной. Поэтому он еще немного посидел перед окном и с радостным предвкушением возвращения домой лег спать.

Мама, как заправский спринтер, бежала от начала перрона и до самой остановки поезда. Серджиньо, высунувшись по пояс из окна купе, махал ей обеими руками. «Сыночек, Сереженька!» — кричала она, расталкивая по пути встречающих на перроне. — «Мама! — басил Серджиньо. — Мамочка, я вернулся!» — Его душили слезы радости.

Уже дома, уплетая вкусный мамин борщ, он вполуха слушал захватывающий рассказ дяди, как «они ловили крабов и ходили в турпоходы по горам! Как активно племянник участвовал во всех студенческих соревнованиях и даже завоевывал призовые места», и как Люся может им гордиться!

Серджиньо ел и кивал, а мама не сводила с него любящего нежного взгляда! Конечно, ничего этого не было, но еще в поезде дядя Леша взял с него слово, не рассказывать маме о «конфузе» (зачем ей лишние переживания?!), а он все расскажет ей сам, в лучшем виде, ведь «ложь во спасение лучше горькой правды». Теперь, сидя с ней рядом, Сережа ощущал спокойствие и защищенность, а предыдущие две недели казались ему каким-то жутким невзаправдашним сном.

«Мамочка, а можно мне пойти с ребятами в футбол поиграть?» — спросил он, доев борщ и допив компот. — «Иди, сынок, поиграй!» — ласково погладила его по голове мама. И уже в коридоре, надевая кеды, Сережа услышал обрывок маминых слов: «Совсем взрослый стал, а я и не заметила». Но в смысл сказанного ею вдаваться не стал, ведь крики детворы на футбольном поле и свербящее, радостное предвкушение чего-то понятного и привычного уже несли его обратно, возвращая в страну с названием «Детство»!