Тибетские «евангелия»

Дмитрий Александрович Трифонов

Автором обнаружено еще одно отражение Иисуса Христа в мировой истории: это легендарный основатель тибетской, добуддийской религии бон – Учитель Шенраб (sTon ра gShen rab). В работе, на основе и с использованием методов Новой хронологии, анализируются выявленные автором параллелизмы между доктринами христианства, митраизма, зороастризма и религии бон по материалам работ известного советского востоковеда Б. И. Кузнецова и выдающегося историка Л. Н. Гумилева.

Глава 1

Б. И. Кузнецов и его вклад в российскую тибетологию.

Вначале нашего повествования справедливым будет несколько слов сказать о Б. И. Кузнецове, т.к. это имя знакомо сегодня лишь узкому кругу специалистов — востоковедов, в отличие от Л. Н. Гумилева, широко известного своими оригинальными историческими концепциями. В связи с этим, научный «портрет» Л. Н. Гумилева в рамках данной книги мы рассматривать не будем, надеясь, что читатель имеет хотя бы общее представление о его взглядах на всеобщую историю и историю России в частности и, дабы не занимать, и без этого ограниченный объем нашей книги.

Биографические сведения, а также информация о научных трудах этого замечательного ученого почерпнуты мною со страницы официального сайта Института восточных рукописей РАН (г. Санкт-Петербург), где долгие годы трудился Б. И. Кузнецов, и из статьи о нем на Википедии в сети интернет.

Бронислав Иванович Кузнецов (02.11.1931 — 24.06.1985).

Бронислав Иванович Кузнецов родился в 1931 г. в Ленинграде в семье простого рабочего, как и многие его ровесники пережил в городе блокаду, во время которой был тяжело ранен в ногу. В 1950 г. окончил отделение китайской филологии восточного факультета ЛГУ, после чего поступил в аспирантуру.

В середине 1950-х годов на восточном факультете ЛГУ возобновилось прерванное еще до войны преподавание тибетского языка, и Б. И. Кузнецов, заинтересовавшись далекой загадочной страной, начинает изучать этот язык сначала под руководством В. С. Воробьева-Десятовского, а затем под руководством большого знатока Китая, Тибета и Монголии Б. И. Панкратова.

Вскоре аспирант Б. И. Кузнецов сам начал преподавать тибетский язык на восточном факультете, где до конца жизни будет возглавлять единственное в стране отделение тибетской филологии. В 1961 г. вышла его монография «Тибетская летопись „Светлое зерцало царских родословных“», по которой он в 1962 г. защитил кандидатскую диссертацию и положил в основу своей книги, опубликованной на английском языке в Лейдене.

С этих пор и до конца жизни Тибет стал главным объектом научных изысканий Б. И. Кузнецова — около тридцати работ ученый посвятил истории и религии этой страны. Его научные публикации посвящены проблемам тибетской филологии, истории буддизма, источниковедению, этнографии и истории Тибета.

Одним из первых Б. И. Кузнецов начал разрабатывать сложнейшие вопросы происхождения и истории религии древних тибетцев — бон. Кроме него данной проблематикой в мире на систематической, научной основе занимался очень узкий круг исследователей: итальянский профессор Дж. Туччи, а также британский тибетолог Д. Снэллгроув.

Весьма плодотворными оказались его исследования связей Тибета и древнего Ирана, чему посвящен ряд статей, а также труды «Древний Иран и Тибет» и «Тибетцы о древнем Иране». В этих работах вводятся в научный оборот малоизвестные памятники тибетской литературы, имеющие большое значение для истории и культуры пародов Центральной Азии и Ближнего Востока.

В фундаментальной монографии «Древний Иран и Тибет» Б. И. Кузнецов не только ввел в оборот малодоступные памятники тибетской историографии, но и проделал тщательный и смелый для того времени анализ, идущий вразрез с общепринятой в то время в иранистике концепцией о незначительности влияния иранских религиозных концепций на генезис идей тибетского бона.

Коллеги Б. И. Кузнецова по востоковедению отмечают поразительную глубину и широту источниковедческой базы ученого — для аргументированного обоснования своих научных выкладок им был привлечен целый комплекс источников по бону, многие из которых были переведены и исследованы им впервые. Отмечается, что Б. И. Кузнецов первый доказал персидские истоки религии бон.

При жизни Б. И. Кузнецов опубликовал около тридцати научных статей по филологии, истории, этнографии и религиоведению. Некоторые из них были опубликованы в соавторстве с Л. Н. Гумилевым. Большинство работ вышло в свет после смерти ученого.

Кроме этого, Б. И. Кузнецов занимался переводческой деятельностью. В частности, в последние годы своей жизни он работал над переводом «Ламрим Ченмо» — назидательного труда тибетского религиозного деятеля XIV в. Цзонхавы.

Большинство отечественных тибетологов, ныне работающих в Санкт-Петербурге, Москве, Улан-Удэ, Элисте, Кызыле, являются учениками Б. И. Кузнецова. Бывшие его студенты работают также в научных учреждениях Германии, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Финляндии.

По воспоминаниям своих учеников и коллег, Б. И. Кузнецов был глубоким и проницательным исследователем, великолепным педагогом — пользовался непререкаемым авторитетом в студенческой среде, предметы преподавал с любовью и полной самоотдачей, был очень скромен и неприхотлив в бытовом отношении. В общем, перед нами, без преувеличения, портрет крупного русского ученого, положившего жизнь на алтарь отечественной исторической науки.

Часть научных трудов, в основном по религии бон, как указано выше, была написана Б. И. Кузнецовым в соавторстве с известным советским историком Л. Н. Гумилевым. Более чем уверен, что широкому кругу читателей — любителей истории, а возможно, отчасти и специалистам, ничего неизвестно об интересе Гумилева Л. Н. к изучению этой религии древнего Тибета. По крайней мере данные труды никогда широко не публиковались в нашей стране, в отличие от его общеизвестных работ по этногенезу.

Знакомство с Л. Н. Гумилевым оказало немалое влияние на научное творчество Б. И. Кузнецова. Впрочем, по некоторым данным, на определенном этапе их сотрудничество оказалось под угрозой в связи с возникшим между ними конфликтом на профессиональной почве.

В частности, дочь Бронислава Ивановича — Елизавета Брониславовна Кузнецова вспоминала следующее:

«Большое влияние оказало на папу и всю нашу семью знакомство со Львом Николаевичем Гумилевым. Их познакомил их общий друг, крестный сын Льва Николаевича и крестный отец моего папы — Гелиан Михайлович Прохоров, филолог-славист, который работал в Пушкинском доме (Институте русской литературы). Я тогда была подростком, школьницей, но хорошо помню подробности их общения, так как постоянно присутствовала при их встречах как у нас дома, так и у Л. Н. Гумилева. Лев Николаевич приглашал нас к себе домой, в коммунальную квартиру на Московском проспекте, и относился к моему отцу как к родственнику — с большой симпатией, вниманием, дружеским, почти отеческим участием. Папа его обожал, он был для папы примером во всем. Особенно он восхищался тем, что Лев Николаевич, пройдя суровые испытания в лагерях, смог стать большим ученым. Иногда мне казалось, что мой папа хотел в чем-то походить на него. Папа читал все его книги, всё слушал вживую, был одним из немногих первых людей, с которыми Гумилёв делился своими планами и совместными проектами. К сожалению, потом по каким-то профессиональным причинам они разошлись, поссорились, тем не менее взаимное уважение осталось, как и прекрасные воспоминания о семейных встречах. Почему у них произошел конфликт? Этот момент очень сложный. Дело в том, что папа такой человек, в котором всегда боролись две особенности: абсолютное стремление к истине, честности, правде и — уважение к старшим, дипломатическое и уважительное отношение к людям, которые ему дороги. Поэтому, когда папа видел что-то, что ему профессионально казалось сомнительным, он мог деликатно это высказать и прокомментировать только в личной беседе. Один раз моя мама высказала Льву Николаевичу свое мнение о возможных неточностях его перевода с восточных языков, а папа ответил ей, что у него есть сомнения, что эти переводы сделал Лев Николаевич. Возможно, эти слова дошли до Льва Николаевича. Это и стало причиной конфликта.»

Не исключено, что именно Л. Н. Гумилев первым предложил Б. И. Кузнецову заняться научной разработкой проблематики, связанной с религией бон. Так, авторы предисловия к книге Б. И. Кузнецова «Бон и маздаизм» А. Н. Зелинский и В. М. Монтлевич считают, что: «Именно Гумилеву было суждено заинтересовать Кузнецова сравнительной культурологией и историей. И Кузнецов обращает свое внимание на проблему генезиса тибетской культуры, взаимоотношения буддизма и религии бон, и прежде всего на проблему происхождения последней… В итоге Б. И. Кузнецов обосновал концепцию персидского происхождения бона». Впрочем, это всего лишь гипотеза. Буду очень рад, если специалисты, обладающие достоверной информацией, а, паче чаяния, и очевидцы этих событий, осветят данный вопрос более полно и объективно.

По имеющимся у автора непроверенным сведениям, возможно Л. Н. Гумилев обладал гораздо более глубокими знаниями о подлинной истории либо догадывался о многих вещах в силу своего недюжинного интеллекта и мощной научной интуиции, однако в силу ряда вполне понятных причин, связанных с идеологическим диктатом, присущим советской исторической науке, не мог в своих работах свободно излагать возникающие у него гипотезы и концепции по истории страны.

На мой взгляд, труды Л. Н. Гумилева по истории древней Руси, и особенно касающиеся ее взаимоотношений с Золотой Ордой, нужно читать, что называется между строк, видимо таким образом автором многое было закамуфлировано от глаз неусыпных советских цензоров. И это не только мое личное мнение. В подтверждение своих выводов могу, в частности, сослаться на книгу замечательного автора Г. Еникеева, тоже занимающегося историческими изысканиями в русле восстановления подлинной истории — «Великая Орда: друзья, враги и наследники».

Так, названный автор пишет следующее: «Мы уже знаем, что Л. Н. Гумилев в своих трудах, как сам он выразился, все-таки „сумел сказать то, что хотел“, хотя и не мог в период европоцентристского тоталитаризма открыто писать правду о подлинной истории татарского народа. Многое пришлось Л. Н. Гумилеву излагать намеками и иносказаниями — при том невозможно было в те времена публиковать историкам публиковать свои труды без приведения общеобязательных постулатов прозападной историографии».

И еще: «В предыдущих книгах более детально излагается анализ сведений из работ Л. Н. Гумилева… Там же можно узнать о том, что именно хотел и смог сообщить нам в своих трудах Великий Евразиец о подлинной истории татарского народа, род бдительным оком стукачей из числа научных коллег и цензоров — управленцев исторической наукой в тоталитарном государстве».

Полный список научных работ Б. И. Кузнецова приведен в приложении №1 к книге (по состоянию на 31.01.2005г.). Из данного перечня, в частности видно, что сотрудничество двух выдающихся ученых-историков по большей части осуществлялось в области научных исследований, касающихся именно религии бон. В дальнейшем наш анализ будет основываться в основном на их совместных трудах, в необходимых случаях будут даваться ссылки на соответствующие работы.