Дети палача. Месть иссушает душу

Дмитрий Александрович Видинеев

Дети палача Фарамор и Невея лишились всего. Они изгои. Но их ждут разные пути. Брат выбрал дорогу зла, сестра – добра. Мир на краю гибели, и виной тому Фарамор, для которого больше нет понятия «жалость». Им движет безумие, и только Невея знает, как остановить брата. Выбор непрост: пойти против родной крови или смириться? Невея выбирает противостояние.

Глава 8

Фарамор перепрыгнул покосившийся забор и помчался через поросшее высокой травой поле к лесу. В темноте вспыхивали глаза ворхов. Бледных тварей охватило возбуждение и они, влекомые непреодолимым зовом, присоединились к Носителю Искры. В свете луны и звезд их тела мелькали в траве, вливаясь в общий поток стаи.

В нем с каждым вдохом менялось все его естество, оборачиваясь в нечто дикое. Сознание ликовало от переполнявшего чувства свободы. Фарамор ощущал за спиной бегущую стаю нечисти, будто он и ворхи были одним целым.

Зрение стало другим. От всего вокруг исходило слабое мерцание, словно деревья, земля, трава переняли у луны ее призрачный свет. Фарамор видел все, неосознанно замечая каждый выступающий из земли корень, упавшую ветку.

Фарамор перескочил через большое поваленное дерево, сделал кувырок по непросохшей после ливня земле и помчался дальше. За ним, преодолевая древесный ствол, неслась волна ворхов. Из вспененных пастей бледных тварей вырывалось хриплое дыхание. Чувства обострились. Он ощущал множество до этого незнакомых запахов. Слышал десятки малейших звуков, которые вплетались в общую паутину жизни ночного леса. Не сбавляя скорости, он ловко уворачивался от ветвей, перескакивал кусты и корни. Фарамор не знал, куда бежал, но это было не важно. Он целиком доверился силе, которая тянула вперед, доверился неведомому зову.

Он почувствовал запах дыма и смолы. Впереди, среди деревьев увидел огоньки костров. Фарамор понял, что это лагерь лесорубов. «Люди из Алтавира!» — с яростью пронеслось в сознании. Накопленная за последние дни злоба нашла цель. «Люди из города! Каждый из них причастен к смерти отца. Каждый!». Фарамор взревел от переполнявшего его гнева, глаза застлала красная пелена. Он бежал по просеке мимо огрызков пней и уложенных рядами бревен. Покрытая слоем примятых ветвей и листьев земля пружинила под ногами. Спящие возле костров люди просыпались, встревоженные приближающимся шумом. Они испуганно всматривались в темноту.

Ворхи, словно переняв у Фарамора ярость, с ревом хлынули на просеку. Вспарывая лапами землю и поднимая ворох листьев, нечисть надвигалась на лагерь лесорубов бледной волной.

Большинство людей охватила паника. Лишь немногие схватились за топоры и ножи. Кто-то с криком бросился в сторону опушки. Фарамор ворвался в лагерь, окинул безумным взглядом мечущихся людей и закричал:

— Убейте их всех!

Мимо него хлынул ревущий поток ворхов, всколыхнув его седые волосы воздушной волной.

— Убейте, убейте! — брызжа слюной орал он.

Рычащая, клацающая зубами ярость поглотила лагерь. Отчаянные, надрывные вопли боли вплетались в общее безумие хаоса. В отблесках костров метались тени и бледные тела нечисти, перекошенные от ужаса лица и оскаленные пасти, отблески стали и когтистые лапы.

Фарамор увидел в одном из пней воткнутый большой топор. Он быстро подошел, без усилий выдернул его и мгновенно ощутил единство со своим новым оружием, словно древко стало частью его тела.

Он двинулся в гущу жестокой бойни, надеясь, что и для него найдется жертва. Фарамор увидел, как несколько ворхов разрывали тело лесоруба. Одна из тварей впилась зубами в горло мужчины и, резко тряхнув головой, вырвала кусок плоти. Красные глаза на окровавленной морде нечисти вспыхнули торжеством. Когти раздирали одежду вместе с мясом. Челюсти с хрустом вгрызались в жилы.

Фарамор перешагнул через растерзанное тело — целой осталась только согнутая в локте рука со скрюченными пальцами. Рядом в рычащей массе прервался хриплый булькающий крик.

Вверх взметнулся сноп искр. Фарамор пробрался сквозь нежить к костру, возле которого обезумевший от ужаса бородатый лесоруб неистово размахивал полыхающей ветвью. Ворхи скалились и делали попытки приблизиться, но, опасаясь огня, отскакивали и пятились.

— Не приближайтесь! Не подходите! — вопил мужчина. Он держался спиной к костру, выписывая ветвью размашистую огненную дугу.

Не колеблясь, Фарамор двинулся на лесоруба. В глазах и широком лезвии топора отражалось пламя. Носитель Искры шел, стиснув зубы и исподлобья глядя на мужчину. Сейчас он видел в этом лесорубе того, кто убил отца. Шум бойни вокруг превратился в крики ликующей толпы на казни. «Приговаривается к смерти! Приговаривается к смерти!..» — пульсировал в сознании голос глашатая.

Словно в тягучем медленном сне, перед лицом пролетела огненная ветвь, обдав снопом обжигающих искр. Ужас в глазах лесоруба сменился недоумением, когда он увидел юношу заносящего над ним топор. Мужчина закричал, но крик резко оборвался, когда лезвие топора с чавкающим хрустом раскроило ему череп.

Фарамор резко выдернул топор и пихнул ногой оседающее тело лесоруба в костер. Языки пламени принялись пожирать одежду, пробовать на вкус кровь и плоть. Носитель Искры некоторое время смотрел на объятого огнем мужчину, затем с наслаждением вдохнул прохладный дымный воздух, поднял над головой топор и закричал. Крик тут же подхватил разноголосый ликующий ор нечисти, который разлетелся над лесом и взметнулся к звездному небу.

Носитель Искры окинул взглядом лагерь. Ворхи с чавканьем и урчанием копошились возле мертвых тел. Фарамор почувствовал мощный прилив сил. Тяжелый топор в руках казался невесомым. Возбуждение не проходило, напротив, он испытывал досаду, что все закончилось так быстро. Проснувшийся в нем зверь жаждал еще крови.

— Тебе понравилось? — спросил Хитрец Хет.

Фарамор и забыл, что у него за пояс заткнута живая кукла.

— Что понравилось?

— Месть! — сказал Хет с хитринкой в голосе.

— Ты что же, думаешь, я не понимаю, что к мести это не имеет никакого отношения? — раздраженно проговорил Фарамор. — Не считай меня глупцом, демон, я вполне могу разобраться в самом себе.

Хет усмехнулся.

— Конечно-конечно, но я не слышу в твоем голосе сожаления.

— Потому что его нет! — твердо сказал Фарамор. — Мне понравилось то, что я сделал. Понравилось, что сделали ворхи. Пускай, эти лесорубы не причастны к смерти отца, но… — он запнулся, не зная, что сказать после этого «но», как оправдать собственную жестокость. Нет, он не жалел о содеянном, вот только ему очень хотелось выявить вину всех этих погибших лесорубов. Четкое обвинение после того, как казнь состоялась. Чтобы все происшедшее обрело смысл. По какой-то причине это было важно для него. Там на дороге, когда он убил Клюва и Слима, все было ясно и правильно, но здесь…

— Но такие, как эти лесорубы, — сказал Хет, — ликовали, радовались смерти твоего отца! Все они ненавидят тебя и сестру только за то, что вы дети палача. Это стадо не желающее размышлять, не умеющее отличать плохое от хорошего! Им становится скучно без ненависти. Они обвиняют в колдовстве и сжигают на кострах женщин, которые еще вчера лечили их детей! Они доносят на соседей, которые живут лучше них! Ненависть и зависть… ненависть и зависть! Люди не такие разные, как кажутся. Чаще всего они скрывают за маской доброты лицемерие.

Фарамору было странно слышать такие слова от заткнутой за пояс куклы с веселыми рыжими волосами и глазами-пуговицами. Он все еще с трудом сознавал, что в Хитреце Хете, любимой игрушке Невеи, находится демон.

— Теперь я чувствую в себе Искру, о которой говорила Сэдра, — сказал Фарамор. — Это она привела меня в этот лагерь. Мне никогда не было так хорошо, когда я бежал через лес.

— Ты чувствовал свободу.

— Да!

— Тебе казалось, что весь мир у твоих ног.

— Мне и сейчас это кажется, — уверенно произнес юноша. — Я ощущаю в себе силу.

— Это только начало, Фарамор, — сказал Хет. — Только начало. Искра в тебе всего лишь вспыхнула, но не разгорелась. Надеюсь, мне суждено увидеть, как она превратится в огненную бурю, очень надеюсь.

Месяц скрылся за деревьями, словно устав быть свидетелем кровавой трапезы ворхов. Лишь холодные мерцающие звезды остались равнодушно взирать на место недавней бойни.

Фарамор, сжимая в руке топор, двинулся по вырубке обратно в лес, думая, что в его жизни не было ночи лучше этой. А сколько таких ночей еще будет? Он не чувствовал усталости. Если бы не здравый смысл, он бы прямо сейчас бросился в Алтавир со своей небольшой армией нечисти.

Ворхи направились вслед за Носителем Искры, оставив за собой разорванные тела и тлеющие костры. Стая нечисти шла за своим новым вожаком, который вывел их на эту охоту.

Фарамор вернулся в Совиное Око на рассвете. Идти в хижину Найрада желания не было. Что ему там делать? Сидеть слушать кряхтение старика? Ну, уж нет. Теперь, когда он узнал другую, темную и такую прекрасную сторону жизни, ему хотелось заполнять каждую минуту чем-то новым. «Надо идти вперед, — думал Фарамор. — Эта деревня слишком тесна для меня».

У него было чувство, что надо спешить. Куда? Зачем? Он и сам не знал. Словно некий зов будоражил сознание, запрещал бездействовать. Ему нравилось это ощущение, очень нравилось.

Фарамор вышел из деревни и направился к тракту. Впервые за последнее время он вспомнил о Невее. Подумал о сестре с легким волнением. Если Сэдра и убила в нем сочувствие, то не все. Одна капля, почти граничащая с равнодушием, осталась.

— Ты хочешь отправиться в монастырь, узнать о сестре? — словно прочитав его мысли, спросил Хитрец Хет.

— Да, — коротко ответил Фарамор.

— Для тебя это важно?

— Я… я не знаю. Пожалуй, важно, — неуверенно сказал юноша.

— Думаю, тебе не стоит теперь приближаться к тому монастырю, — усмехнулся Хет.

— Это еще почему?

— В эту ночь ты перешел кое-какую черту. Мне трудно объяснить, но некоторые места для тебя теперь закрыты… вернее, не для тебя, а Искры в тебе.

— Я не понимаю, — раздраженно сказал Фарамор.

— Я и не ожидал, что поймешь, — хихикнул Хет. — Чтобы на некоторые вопросы получить ответы, кое-что надо увидеть самому, почувствовать, испытать. Так что, иди к монастырю, если хочешь, и скоро сам все поймешь.

Слова демона немного озадачили Фарамора, но не встревожили. Всего лишь очередная загадка, ответ на который он скоро узнает. Так зачем забивать голову?

Впереди на дорогу выбежал кролик. Зверек подергал ушами, понюхал воздух и в два прыжка скрылся в кустах. Только сейчас Фарамор осознал, насколько он голоден. Ночная охота дала ему пищу другого рода, не для желудка, и желудок теперь настойчиво требовал еды. Юноша сглотнул слюну. Он сейчас жалел, что вчера бросил мешок с припасами на дороге. Да и в доме Найрада могло что-нибудь найтись. Фарамор даже подумал вернуться в деревню.

— Похоже, ты жутко проголодался? — подал голос Хет.

— Мне начинает казаться, что ты умеешь читать мысли, — недовольно проворчал юноша. — А, может, и в самом деле, умеешь?

— Мысли? Нет, — усмехнулся демон. — Но урчание в твоем брюхе говорит весьма красноречиво. Как насчет кролика? Не желаешь ли свежей крольчатинки?

— Ты издеваешься? — зло сказал Фарамор.

— Вовсе нет, — прижатый ремнем к животу юноши Хет дернулся. — Опусти меня на землю.

Фарамор пожал плечами и поставил куклу в маленький островок травы на дороге.

— Так что, будем охотиться на кролика? — воскликнул Хет.

— Ты точно издеваешься! — возмутился Фарамор. — Я что, по-твоему, буду носиться по лесу с топором, чтобы изловить кролика? Во мне этой ночью, конечно, много изменилось, но поверь, глупее я не стал! Или у вас демонов шутки такие?

— Шутки у нас разные, а сейчас стой, смотри и удивляйся! Конечно, это не совсем охота, но все же…

Хет вздрогнул и упал на траву. Он выглядел как обычная тряпичная кукла, без малейших признаков жизни.

— Эй! — прокричал Фарамор. — Что это ты задумал?

Хитрец Хет не отзывался, равнодушно взирая пуговичными глазами в небо и бессмысленно улыбаясь вышитой улыбкой. Фарамор поднял куклу и принялся трясти, пытаясь снова пробудить в ней жизнь.

— Куда ты делся, демон?! Вернись, сейчас же!

Вдруг он увидел, как по дороге в его сторону быстро скачет кролик — возможно, тот самый, что перебежал тропу совсем недавно. Глаза зверюшки горели красными угольками, а движения были странными, неестественными. Словно невидимый кукловод дергал за веревочки, управляя телом кролика как марионеткой.

Зверек подбежал к ногам Фарамора и остановился.

— Чего ты ждешь? — раздался снизу голос Хета — голос явно исходящий от кролика. — Возьми и сверни шею зверю, я не собираюсь торчать в нем вечно!

Фарамор сообразил, что демон вышел из куклы и вселился в кролика. Это было удивительно. Он бросил на землю топор и поднял за уши зверька. Тот сразу же задергал лапами, пытаясь вырваться. Красные угольки в глазах погасли.

— Да сверни ты ему шею, наконец! — это воскликнула уже кукла, которая встала на ноги и начала отряхивать от пыли рыжие волосы.

Фарамор резко дернул голову кролика в сторону, почувствовав хруст позвонков. Тушка зверька обмякла.

— А ты не совсем бесполезен, — сказал он Хету.

— И это твоя благодарность? — проворчал демон. — В следующий раз сам добывай себе пищу.

Фарамор поднял топор и пошел дальше по дороге. Хитрец Хет побежал следом, быстро перебирая короткими ножками. Возле дуба, к которому была приколочена доска с надписью «Сэдра здесь. Восславим!», Фарамор остановился и бросил тушку кролика на землю.

— Хорошее место для привала, — заметил он. Затем нераздумывая, отбил топором доску от дуба и расщепил ее на множество щеп. Затем собрал опавшие ветки и разжег костер прямо посреди дороги. Хитрец Хет держался поодаль, опасаясь, что в его тряпичное, набитое сеном тело отлетит искра или уголек.

Фарамор не умело, но быстро освежевал кролика, разрубил сочащуюся кровью тушку на куски и положил мясо на угли. Запах сводил с ума, заставляя желудок урчать от нетерпения. Не дожидаясь, пока крольчатина полностью пропечется, Фарамор вынул один кусок из угольев, перекинул несколько раз из руки в руку, чтобы немного остудить и впился зубами в сочащееся жиром мясо.