Fur Elise. Мистический сборник

Дмитрий Аккерман

В далекой Сибири могут происходить очень странные события.Иногда не менее странные, чем в Трансильвании или Бермудском треугольнике.Просто иногда нужно посмотреть на мир под другим углом…

Тварюшка

История одной девушки

Танюшка проснулась сразу и внезапно, от того, что у нее вдруг на миг остановилось сердце. Она открыла глаза, учащенно дыша и пытаясь понять, что случилось.

В комнате было еще темно. В кухне слышались шорохи — мать уже встала. Спать больше не хотелось.

Кажется, ей что-то снилось. Или…

Она снова закрыла глаза и прислушалась к себе. Так и есть. На нее наползала странная, тягучая истома. Внутри крепла уверенность, что сегодня что-то случится. Именно сегодня. И к этому надо быть готовой.

Она сладко потянулась. Не хотелось никуда идти — хотелось валяться и ждать вечера. В том, что это будет именно вечером, она не сомневалась. Посмотрела на часы — семь. Пора вставать.

Она проскакала в ночнушке в ванную, махнув по дороге матери. Та уже пила чай — ей было к восьми. Танюшке тоже было к восьми, но до училища было рукой подать.

К тому времени, когда она привела себя в порядок, мать уже стояла в коридоре. Момент был самый удобный. Чмокнув ее в щеку, она как можно убедительнее сказала:

— Я поздно сегодня буду. Репетиция.

— Ладно. В подоле с репетиции не принеси.

Подобные неудачные остроты появились у матери в последнее время, и очень сильно нервировали обеих. Танюшка с сомнением подняла брови и посмотрела на мать. Та огорченно вздохнула и вышла.

Танюшка любила этот момент — она оставалась одна дома, и в такую рань гарантированно никто не мог придти. Разве что мать могла что-то забыть и вернуться. На эти полчаса она оставалась полной хозяйкой — и дома, и себя.

Танюшка скинула ночнушку и осталась голышом. Последние пару лет она так и спала — безо всего. Ей нравилось оставаться вот так — наедине со своим телом. Телом, которое теперь знало, что оно хочет.

Она ощутила укол голода. Того голода — не в желудке, а где-то ниже, объемнее. Голод заполнял ее всю, он требовал, чтобы его слушали, действовали по его указаниям. Танюшка включила кофеварку и подошла к зеркалу. Последнее время она пристрастилась к крепкому кофе, хотя еще недавно совершенно не выносила его. Вернее, ее приучили — приучил человек, мысли о котором все чаще занимали ее голову. И не только голову.

Она внимательно посмотрела на свое отражение. Красивая. Очень красивая. Огненно-рыжие волосы оттеняли белоснежную кожу. Она настоящая пара Артуру — пусть даже он почти вдвое ее старше. Она вспомнила, как совсем недавно вот так же стояла перед зеркалом в его квартире, обнаженная — и не одна, а с ним… И тогда ее совсем не мучил голод.

Кофеварка отшипелась. Танюшка соорудила два бутерброда и налила кофе. Жуя, она на ходу примеряла блузки и заодно размышляла, а не махнуть ли сегодня рукой на занятия. Но в училище время проходило быстрее — а ее жгло нетерпение. Скорее бы вечер.

Раздался звонок. Танюшка не спрашивая щелкнула замком — это была Дашка, она всегда заходила к ней перед занятиями. Если умудрялась не проспать. Дашка протиснулась в коридор, вместе с ней вошла волна табака и подъездного запаха.

— Накурилась, — с осуждением сказала Танюшка.

— Я не в затяжку, — шуткой ответила Дашка. Танюшка ушла в комнату — к двери она выскочила в трусиках и накинутой на плечи кофточке. Ей вслед раздалось завистливое цыкание подруги — та была толстоватой и всегда завидовала ее фигурке.

— Проходи? Бутер хочешь? — спросила Танюшка.

— Не. Хочу, — невпопад ответила Дашка.

Танюшка снова выскочила в коридор и отдала второй бутерброд. Крепкий кофе моментально отбивал аппетит, ей уже не хотелось есть.

— Эх, была бы я парнем, я бы тебя…, — с ноткой зависти сказала Даша, провожая ее взглядом.

— Ага, — сказала Танюшка. — Ты ешь пока, я сейчас соберусь. Как там, тепло?

— Лето.

Танюшка кивнула своему отражению в зеркале. Хорошая погода была ей нужна. Не пошел бы весенний дождь только под вечер.

Она подвела глаза, накрасила ресницы. Ресницы были рыжеватыми, ей это не нравилось, как не нравилась и их куцесть. Посмотрела на помаду, потом подумала, что скромность ей больше к лицу. «Пожалуй, сегодня не нужно больше», — решила она. На секунду ей стало жалко томящуюся в коридоре Дашку, но потом она вспомнила, что у той есть бутерброд.

«И никаких джинсов», — решительно сказала она. Короткая юбка была не по сезону, но в тему. Белые носки дополнили ансамбль. Две резинки перехватили волосы, превратив ее в наивную восьмиклассницу.

— Оу, — растерянно сказала Дашка, когда она вышла в коридор. — Ты чего это? Такая секси…

— Фигня. Хочется, — ответила Танюшка, надевая туфли. — Пошли, опоздаем.

* * *

Он проснулся рано и понял — сегодня. Чутье, которое его никогда не подводило, заставило сердце яростно биться в предвкушении того, что случится.

Он уже неделю искал такой встречи. Злобный червь страсти грыз его — он был готов лезть на стенку и орать от сжигающего желания. Он не мог ходить по улицам — по-весеннему обнаженные ноги девочек невероятно возбуждали его. Он силой заставлял себя отворачиваться от очередной школьницы, но его взгляд тут же падал на следующую.

Больше терпеть было невозможно. Это должно было случиться сегодня — или он знал, что произойдет по-другому. Он забьется в ванну и перережет себе вены. Он это видел не раз в своих снах-кошмарах.

И лучше, чтобы девочка была рыженькой. Он всегда мечтал о том, чтобы она была рыжей — как та девочка из детства. Ее звали Света — он всю жизнь мечтал найти ее, чтобы показать, кто последний в том их разговоре.

Теперь он понимал, что тогда она пошла танцевать с ним от скуки. Даже не из жалости к худенькому прыщавому недоноску — именно от скуки. Ее, умницу, но отнюдь не красавицу, парни обходили стороной — боялись показаться глупее. Он не боялся — однако на него она даже не смотрела.

Когда он неловко пригласил ее — она посмотрела на него, как на мебель. Однако неожиданно встала и протянула руку. Конечно, она не замечала, что добрую половину вечера он не сводил с нее глаз, проигрывая в уме, как он это сделает — и никак не решался, ища все новые причины: не та музыка, не то освещение, не то выражение лица.

А потом, во время танца, случилось это. Он не мог совладать с собой — она была слишком близко. Он ощущал ее всем телом — ее грудь терлась о его грудь, под пальцами были какие-то таинственные лямочки, их бедра соприкасались… он как будто плыл по волнам счастья и невероятного блаженства. Он не видел, как она странно смотрела на него и неуклюже старалась отстранить свои бедра от его. И вдруг все кончилось.

— Никонов, ты дебил! — раздался в его ушах ее злобный громкий шепот. Она остановилась — он тоже, с размаху наступив ей на ногу и получив в ответ хлесткий мат. Она с омерзением смотрела на него — и на его бежевые штаны, спереди которых расплывалось липкое пятно. Капелька попала на ее платье — она увидела это, ее глаза вспыхнули лютой ненавистью.

— Чтобы ты… больше… никогда… козел! — звонкая пощечина привлекла внимание окружающих и окончательно отрезвила его. Света быстрым шагом вышла из зала, а он остался стоять — в мокрых штанах, с пылающей щекой и с судорогами затихающего внизу живота оргазма.

— Что, Никон, Светку залапал? — заржал рядом Леха-толстый. — Ну и как она наощупь?

Стараясь сдержать слезы, он бросился к выходу. Наутро он перевелся в другую школу.

* * *

Занятия тянулись медленно. Танюшка как могла развлекала себя — но из головы не шло то, что должно было случиться. Это занимало всю ее.

Она знала, что завтра все будет опять хорошо. Что она станет обычной девушкой — в меру смешливой, в меру наивной, в меру даже глупенькой. Будет нравиться мальчикам и не нравиться местным курочкам, которые мнят из себя красоток. Но сегодня к ней никто даже не подходил — должно быть, от нее за версту несло голодом и черной страстью.

«Главное — не встречаться с Артуром», — как заклинание, думала она. Она не видела его уже неделю, и он ее, соответственно, тоже. А это значит, что он вот-вот должен появиться — или раздастся его уверенный голос по телефону, или, что еще хуже — он сам приедет на машине к школе или к дому. Хотя она сто раз запрещала ему это делать. Однако он на то и был ее мужчиной, чтобы не слушать глупую женщину.

Но встречаться им было нельзя. Она понимала, что не сдержится. Что просто убьет его. И тогда умрет сама. Потому что жить без него она могла, но не хотела.

На одной из перемен, однако, она убедилась, что далеко не все обходят ее стороной. Разговаривая с Янкой, она вдруг почувствовала чью-то ладонь на заднице. Резко обернулась и встретилась глазами с наглым взглядом Мишки, заядлого любителя хоккея. В смысле, не в телевизоре посмотреть, а взаправду поиграть. Был он даже какой-то местной звездой местной команды, но Танюшка в этой ерунде не особо разбиралась.

Мишка давно давал понять, что он неравнодушен — не столько к ней самой, сколько к выступающим частям ее тела. Танюшку это исключительно веселило, к зубоскрипению тупых курочек, писающих кипятком по Мишке и его дружкам, таким же спортсменам. Однако дальше словесных обменов любезностями и его попыток мимоходом ухватиться за что-нибудь дело не заходило. И заходить, конечно, не могло — она знала, что он скажет, еще за пять минут до того, как он раскрывал рот.

Вот и сейчас, достаточно ей было медленно перевести холодный взгляд с его лица на его руку, как рука сразу исчезла, а сам Мишка сделал вид, что ничего не было. Впрочем, Танюшка тут же перехватила ревнивый взгляд Маринки, которая точно видела, как Мишкина ладонь легла на ее зад. «Ну держись, коза», — подумала Танюшка и изменила выражение глаз. Она не знала, что именно она сделала и как у нее это получается — но Мишка немедленно расцвел и придвинулся к ней поближе.

На виду у изумленных одноклассниц она наклонилась к его уху и страстным шепотом сказала:

— Хочешь?

И тут же едва не расхохоталась, увидев, как расширились его глаза. Впрочем, главное, чтобы это увидела Маринка. А она видела — Танюшка чувствовала это спиной. Мишка довольно громко и растерянно сказал:

— Да…

— Вот вырастешь — обсудим, — внезапно сменив тон, прошептала она Мишке. — И не делай так больше.

Мишку как корова языком слизнула. Впрочем, его пылающие щеки увидели все. Она проводила его задумчивым взглядом, и вдруг подумала: «А, может…»

Нет. В училище делать это было нельзя ни в коем случае. Никогда. Хотя с истекающими слюной и другими естественными жидкостями мальчишками это было бы проще всего…

С тех пор, как у нее началось это — то есть два года назад — все как-то получалось само собой. И она даже не задумывалась раньше, что будет, если вдруг не получится. Как-то у нее такое случилось — и было очень плохо. Мрак перед глазами, тошнота, слабость. Она просто не могла ходить — лежала, повернувшись лицом к стене и не реагируя ни на что. Мать тогда перепугалась, вызвала врача — который разводил руками и говорил мудреные, но глупые слова, из которых было понятно, что ему ничего непонятно. Мать вызвонила даже отца — тот приехал, пьяный, в очках, перемотанных изолентой, воняющий подворотней. Приехал, поругался с матерью, взял у нее на бутылку и уехал.

А потом она встала и пошла. Туда, где ее уже ждали.

* * *

Он хорошо помнил, как это случилось в первый раз. Тем летом он не поступил в институт. Не увидев свое имя в списке зачисленных, он ворвался в кабинет председателя приемной комиссии, что-то доказывал, унизительно просил — и был с позором выставлен в коридор, под злобный смех таких же неудачников, как он сам.

Он пошел шататься по городу, подсознательно ища, какой эмоциональной встряской можно перебить стресс. Моросил дождь, одежда отсырела, однако ему было жарко и стыдно.

На набережной он увидел девочку, сидящую на скамейке. Сначала он вздрогнул — как она была похожа на Светку. Во всяком случае, со спины. К стрессу моментально прибавилась ненависть — но это оказалась не Светка. Какая-то рыжеватая блондинка сидела и грустила. Он вдруг понял, что он уже не в школе, что в этом, взрослом, мире его никто не знает. Подошел, сел рядом и как-то неожиданно для себя разговорился.

Оказалось, что девчонка, приехавшая из отдаленного поселка, тоже сегодня не поступила. Теперь ей предстояло возвращаться к себе домой — в однообразие, скуку и переплетение деревенских сплетен. Или что-то искать здесь, работу на какой-нибудь фабрике — непонятно с какими шансами выкарабкаться хоть куда-то, без жилья, без денег, без знакомых.

Они пошли гулять, несмотря на дождь. Он зачем-то соврал ей, что его дядька работает в деканате финансового факультета, куда она не поступила, и завтра он замолвит за нее словечко. Девочка расцвела и, казалось, совсем забыла про свои проблемы.

В глухой уголок парка они забрели случайно — кривые парковские дорожки были переплетены между собой и лишены всякой логики. В хороший день он бы сюда не пошел — тут царствовала центровая шпана, и можно было запросто остаться без денег и часов. Но сейчас в парке было пусто.

Неожиданно для себя он наклонился, чтобы ее поцеловать. Девчонка закрыла глаза и охотно подставила пухленькие губы. Он прикоснулся к ним и вдруг, как наяву, услышал: «козел… никогда… ненавижу…» Ненависть и унижение мгновенно вспыхнули в нем — он схватил девочку за шею, повалил в мокрую траву и начал яростно срывать с нее одежду. Ее глаза, обезумевшие от ужаса, еще больше возбудили его — он представил на ее месте Светку, голую, униженную, поверженную, молящую о пощаде…

Впервые увиденная им так близко обнаженная грудь на миг остановила его — острые торчащие соски были столь беззащитны, что вызвали у него в душе волну сочувствия. Но страсть уже полностью завладела им — остатки белья полетели в сторону, он с силой раздвинул плотно сжатые бедра и ворвался в свою жертву. Ее вопль еще больше раззадорил его — раздирая ее плоть, он одновременно схватил девушку за горло и начал сжимать его пальцами. Он понимал, что она умирает — вытаращенные глаза, высунутый язык и судороги ее тела не оставляли ни малейших сомнений в этом. Но ему было все равно — он был ее победителем, а она — его жертвой.

На распростертое на траве тело он даже не оглянулся. Умиротворение и покой разливались у него внутри, он впервые за несколько лет был спокоен и уверен в себе. Страх пришел чуть позже — он просидел две недели дома, пугая мать и судорожно пролистывая газеты. Про убитую девушку никто не говорил, преступника никто не искал. Спокойствия хватило ему на год…

* * *

Из училища Танюшка вышла с облегчением. Этот детский сад изрядно ее раздражал. Впрочем, перед этим ее вообще все раздражало — она была напряжена и сосредоточена, и всякие мелкие глупости ее только отвлекали.

Дашка, как обычно, увязалась за ней. Ей явно хотелось курить, но она не решалась при Танюшке. Не успели они подойти к калитке забора, как позади раздались топот и пыхтение.

Танюшка обернулась — к ней на всех парах неслась Маринка. Бежать на каблуках было неудобно, выдающихся размеров грудь неэстетично болталась туда-сюда, сумка хлопала по боку, но «курочка» упорно рвалась к цели.

— Забыла чего? — иронично протянула Танюшка.

— Тебя забыла! — невпопад ответила Маринка, тяжело дыша.

Танюшка поняла, что попала под разборки. Хорошо еще, что Маринка без подруг — драться в одиночку она не решится. Дашка от греха подальше ретировалась в сторону и тут же полезла за сигаретами.

— Ну, я тебя слушаю, — Танюшка остановилась в проеме калитки, чтобы в случае чего спрятаться за столбик.

— Ты чего к Мишке пристаешь? — разъяренно завопила Маринка. — Что за дела-то вообще?

— Пффф, — Танюшка не удержалась и фыркнула прямо в лицо курочке. — Нужен он мне, твой пацаненок.

— Я видела, как он тебе нужен. Я все видела. Как он лапал тебя, видела. Забудь про него, поняла? Тварюшка!

Танюшка вздрогнула от такой переделки ее имени. Она слышала это прозвище и раньше, но не в такой ситуации, а чаще всего в шутку. Сейчас же оно было сказано всерьез.

— А что будет? — улыбнувшись как можно язвительнее, спросила она.

— Что будет? Увидишь, что будет, коза драная!

«Ну, хватит», — подумала Танюшка. Из школы вышли несколько человек, в том числе и Маринкины подруги. Если они застанут ссору — быть драке. А драться ей сегодня нельзя. Никак.

Она на мгновение прикрыла глаза и представила Маринку лежащей на земле. Мертвой. В ее груди начало раздуваться что-то черное, мрачное и холодное. «Кстати, плохо, что я не мужик», — мелькнула шальная мысль. Она подняла веки и посмотрела Маринке в глаза. Та осеклась на полуслове. Ее лицо побелело, она отшатнулась и в ужасе начала неумело креститься.

— О господи…, — пробормотала она. Дашка с изумлением смотрела на происходящее. Маринка резко выдохнула и опустилась на землю. Ее белые колготки моментально стали черными, но она не обратила на это внимание, держась обеими руками за голову.

— Пойдем, — сказала Танюшка и пошла вперед, не оглядываясь. — И выбрось сигарету.

* * *

С того первого раза он стал во сто крат осторожнее. Далеко не все убийства проходили незаметно — кое о каких шумел весь город. Он знал, что милиция с ног сбилась его искать — и потому старался менять тактику.

Оперативники будто сорвались с цепи после девочки, которая оказалась дочкой генерала. Она сама пошла с ним поболтать, а потом согласилась поехать на пляж. Сначала он подозревал в ней «подсадную утку», но потом понял, что пресыщенная и скучающая девица просто ищет приключений.

Была уже осень, на загородном пляже никого не было. Они забрались на гору, поросшую кустарником — летом здесь уединялись десятки парочек, но сейчас они спугнули лишь какого-то кота. Девчонка болтала без умолку, рассказывая о своей бурной жизни — он же злился на нее. Она была вовсе не похожа на Светку и не вызывала в нем ничего, кроме раздражения и презрения.

Сорвала с катушек его сущая мелочь. Девчонка была в футболке и короткой бежевой юбке, из-под которой выглядывали длинные загорелые ноги. Вряд ли она демонстрировала их специально — скорее на автомате работал женский инстинкт. Сами по себе ноги его мало заводили, но когда она в очередной раз к нему обернулась, он увидел мокрое пятно, расплывающееся спереди ее юбки. Наверное, капнула роса с куста. И тогда он рванулся к ее горлу.

Она оказалась не девственницей, к тому же яростно сопротивлялась, исцарапав все его тело и даже пару раз дотянувшись до лица. Он жестоко избил ее, сломав ребра и нос, потом изнасиловал и задушил. Она оказалась единственной и любимой дочкой генерала — милиция рыла целый год, проверяя каждую мелочь. Он был напуган и разочарован, уехал из города на два года, сменив работу. Потом вернулся. Долго приходил в себя.

Сейчас он бесцельно бродил по микрорайону, вертя в руках бутылку с колой. Он заметил, что мужчина с колой вместо привычного пива всегда внушает доверие. Периодически он садился на скамейку и из-за затемненных стекол очков лениво разглядывал проходящих девушек. Его должно было торкнуть — это было сразу, как наркотический приход, при первом взгляде на «свою» девушку.

К школе и стоящему рядом училищу, набитому вчерашними школьницами, он даже не приближался — это было смертельно опасно. Старался дважды не проходить по одному и том уже месту, чтобы не попасть в поле зрения вездесущих бабушек, которые по случаю хорошей погоды стаями, как воробьи, высыпали на скамейки. Держался подальше от офисных зданий с их системами видеонаблюдения.

Парочку девушек он увидел издалека. Смешная толстушка, подпрыгивая от восторга, о чем-то болтала. Ее подруга строго слушала, явно думая о своем. «Боже, как хороша», — подумал он, стараясь не смотреть на нее в упор. Его мгновенно охватил жар. Зрение как будто сделалось в сотни раз острее — он видел каждую складочку ее блузки, каждую пору ее тела. Ему казалось, он даже проникал сквозь одежду. Она была прекрасна.

Девушки прошли мимо него. Он готов был поклясться, что она даже не посмотрела на него — но он всей кожей почувствовал, что она его увидела. «Ловушка?», — подумал он. Нет. Девчонки точно идут из школы или училища, да и по возрасту вряд ли подходят под подсадных уток. Он дал им пройти, встал и лениво, разглядывая вывески, пошел следом. Они углубились в недра микрорайона — тут было больше кустов и параллельных дорожек, и он смог подойти поближе, оставаясь незамеченным. Около детской площадки они остановились — он подошел совсем близко и окончательно убедился, что это не подстава. Девчонки болтали о какой-то Маринке и каком-то конфликте из-за парня.

Вдруг он насторожился. Девчонки прощались — теперь ему нужно было выследить, где живет его избранница.

— Вечером дома будешь? — спросила толстушка.

— Нет. На репетицию пойду. К семи.

— Допоздна?

— Да.

— Ну ладно, чмоки тогда. Завтра утром зайду?

— Конечно.

Девчонки поцеловались и разошлись. Он не двигался с места — в этом не было необходимости. Ее подъезд было видно и из кустов.

* * *

Танюшка упала одетой на кровать. Ее колотило — она буквально физически почувствовала его. Мужик был глуп — его темные очки и напускной вид бездельника мог обмануть только какую-нибудь провинциальную дуру. Впрочем, на таких он, скорее всего, обычно и нарывался.

Она подумала, не слишком ли рано сказала Дашке — вернее, ему — время. В семь еще не темно — и в парке, через который она собралась идти как будто на репетицию, вовсю гуляет молодежь. Впрочем… что, если не в парк? Правда, это будет связано с транспортом, но зато наверняка…

Она посмотрела на часы. Еще целых пять часов. И надо умудриться уйти до прихода матери — иначе та очень удивится ее мини-юбке и просвечивающей кофточке. И опять будет язвить.

Голод… Он все сильнее. Ноющие ощущения внутри практически не прекращаются. Она покрутилась на кровати, прижала руки к животу. «Скоро все будет», — сказала сама себе.

Она включила чайник, пошарилась в холодильнике. Готовить не хотелось. К тому же нужно было делать уроки — что тоже не хотелось. Она махнула рукой, вытащила остатки каких-то древних пельменей. Щедро всыпала в воду приправы и перец. К этому ее тоже приучил Артур. Взяла учебник английского, поставила его в подставку.

Пельмени были гадкими, несмотря на приправы. Она вылила в тарелку остатки сметаны — вкус немного улучшился. Она снова заглянула в пустой холодильник, и ей пришла в голову светлая мысль.

Она набрала телефон матери, спросила, как дела, посетовала на то, что в холодильнике шаром покати. Пожелала хорошего дня. Теперь минимум час отсрочки ей гарантирован — мать наверняка пойдет по магазинам. Свинство, конечно, заставлять ее таскать тяжелые сумки, но ради дела приходится.

Английский не шел в голову. Танюшка залезла в ванну, долго стояла под прохладными струями. Потом намылилась материным шампунем — он был почти без запаха. Она знала, как важен запах в таком деле — чуть что не так, и все могло сорваться. Провела руками по намыленному телу — о, да, она хороша. Ни одна сволочь не устоит. И не сволочь тоже. Пальцы нырнули вниз, в тугую щель. Да. Скоро ты получишь свое.

Выбравшись из ванной, Танюшка немного посидела в кресле, завернувшись в халат. Потом не спеша занялась ногтями. Она отдавала себе отчет в том, что тянет время — садиться за уроки не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Даже думать.

Скорее бы…

* * *

Все было на мази. Он вернулся домой, еще раз перезвонил в офис. Выяснил, что все нормально, без него обходятся, он может спокойно «болеть».

У него поднялось настроение с того самого момента, как он услышал про время. Теперь главным было — не спугнуть. Но тут он был мастером своего дела. Он специально тренировался теряться в толпе, моментально менять внешность, бесшумно ходить. Из него, наверное, получился бы хороший разведчик.

Он принял душ, сменил рубашку, погладил брюки. Проверил крепление оружия на подкладе куртки. Он никогда его не использовал — только ощущение беспомощного тельца под его пальцами давало ему совершенно экстатическое ощущение удовлетворения. Но, кроме девушек, были еще оперативники и хулиганы. Именно для них слева был прикреплен длинный тонкий стилет, а справа — купленный по случаю с рук ПСМ.

Последние полчаса он ни о чем не думал. Просто отключил мозг. Он стал как робот — робот, идущий на выполнение задания.

На улице смеркалось, хотя было еще достаточно светло. «Это может помешать», — подумал он. К ее дому он подошел заранее. Устроился на присмотренной еще днем скамейке — далеко от подъезда, но откуда все было видно как на ладони. Вариантов, куда она могла пойти, было не так уж много — школа, училище, Дом культуры, остановка. Последнее было хуже всего — она сразу заворачивала за угол и терялась из виду.

Она вышла в половине седьмого. «Вряд ли в школу, тут десять минут идти», — подумал он. Девушка была одета так же, как ходила в школу — блузка, мини-юбка, белые носки. Объемистая сумочка не в стиль одежде. «Холодно ей будет возвращаться», — пришла в голову дурацкая мысль.

Она оглядела двор и решительно завернула за угол. До остановки было недалеко, и он мог ее упустить. Оглядевшись, не видит ли кто, он быстрым шагом дошел до угла дома. Она уже стояла на остановке, спиной к нему.

Он занервничал. Если сейчас подойдет автобус, он не успеет. Хотя, если быстро побежать… что может быть естественнее бегущего за автобусом человека?

Автобус действительно подошел, но она в него не села. Он не спеша подошел к остановке, прошел мимо нее, совсем рядом. Она задумчиво смотрела вдаль, не обращая ни на кого внимания. Он на ходу вдохнул запах ее волос. У него закружилась голова и заболели скулы от сдерживаемого стона. Захотелось ее растерзать прямо здесь, забыв про все…

Подошел восемнадцатый. Она зашла, сразу прошла вперед. Он вошел следом за ней, сел сзади. Это было опасно — у водителей наметанный взгляд, они хорошо запоминают пассажиров. Он надел темные очки — это выглядело глупо в такое время, но хорошо меняло внешность.

Она смотрела в окно, не нервничала, рассеянно крутила пальцем рыжий локон. Юбка задралась, теперь он видел ее бедро почти до самых трусиков. Каждое ее движение сводило его с ума. «Скорее бы», — непроизвольно торопил он автобус.

Наконец она встала, поискала в сумочке, достала монетки. Он подождал, пока автобус будет тормозить, пропустил перед собой какую-то бабку, не спеша вышел следом. Ее фигура была видна впереди.

«Куда это она?» — недоуменно подумал он. «В Клуб железнодорожников, что ли?» Если это было так, то девушка явно пыталась срезать окружной путь через привокзальные трущобы и небольшую рощу, в дневное время обсиженную местными алкоголиками. «Смелая», — мелькнула в голове мысль. Он прибавил шаг. Она завернула за угол и исчезла.

* * *

Мужик вел себя далеко не как идиот. Танюшка даже засомневалась, не ошиблась ли в нем. Он очень профессионально следил за ней, ни на минуту не давая шанса что-либо заподозрить.

«А побегай-ка», — подумала она, резко сворачивая в узкий проход между заборами. Этот проход выходил к небольшой и темной рощице. Конечно, ходить здесь было рискованно — кому угодно, но только не ей. Впрочем, против нескольких пьяных ей тоже пришлось бы тяжеловато — но на этот случай в сумочке лежит подаренный Артуром шокер. Отнюдь не игрушечный.

Конец ознакомительного фрагмента.