Параллели. Цикл рассказов

Дмитрий А. Макаров, 2019

В жизни всегда есть место необъяснимому, мистическому. Роковому стечению обстоятельств и судьбоносным встречам. Порой ловишь себя на мысли, что всё предопределено. Что идёшь по своей колее. И чтобы ни сделал – это уже давно прописано в "Книге судеб". Или совсем наоборот? Может ты именно тот, кто эту книгу пишет?! Главное оказаться в нужное время, в нужном месте.

По краю дождя

Порой, неожиданно даже для себя самого, я совершаю странные поступки. Абсурдные, нелогичные и в большинстве случаев ничем немотивированные.

Так было и в этот раз. Накатило спонтанно и беспощадно. До внутренней дрожи и жгучего холода в кончиках пальцев. Толкнуло в спину хоть вставай и беги.

Так у меня всегда. Не люблю долгие основательные сборы, не понимаю, как люди могут неделями высчитывать, просчитывать, собираться и в итоге никуда не уехать. Всё, что мне надо уже давно лежит в машине: походный рюкзак со стандартным набором путешественника, удочка и фотоаппарат.

Осталось забежать в магазин за провиантом и вот я уже в пути. Ровная гладь автострады с исчезающими под капотом белыми линиями разметки. Меняем фокус на бездорожье. Кругом лес и поля. Куда я еду? Не знаю сам. Куда глаза глядят, наверное.

Я часто так делаю, мотаюсь по дорогам страны, не зная цель конечного маршрута. Еду пока не пойму, вот — это оно. Я ехал сюда. Для меня это правило. Но в этот раз вышло исключение.

Машина заглохла у края небольшого заброшенного поля. Вот только что ехала и без всяких предисловий и видимых причин остановилась. Словно вырубили рубильник в электрощите.

— Пипец! — ошалело выдал я. До сего момента мой надёжный «Патриот» ещё ни разу меня не подводил.

Попробовал завести (два раза) — безрезультатно. Вышел, открыл капот. Зачем? Я в механике, словно Монсеррат Кабалье в балете. Видеть видел, а сделать не могу. Захлопнул.

Закурил. Облокотился на капот. Стал думать. Что же делать? Забрался в Тмутараканью. Эвакуатор вызвать — дешевле машину здесь бросить. Надо позвонить друзьям! Я сунулся в салон за телефоном, бросил мимолётный взгляд на GPS-навигатор — сдох вместе с машиной. И где теперь меня искать, в деревне у бабушки?

— А вот это уже совсем не весело, — раздражённо проворчал я, увидев на дисплее сотового, что нахожусь вне зоны действия сети и, не выдержав, зло сплюнул в траву. — Не везёт, так с детства.

Я вновь попытался оживить так некстати сломавшуюся технику. Реаниматолог из меня вышел неважный. Пациент не подавал признаков жизни.

Остаётся одно — идти пешком. Дорогу не зря наездили, куда-нибудь да выведет.

А день, между тем, кончался. Солнце висело уже над горизонтом, а с противоположной стороны на меня наплывали чёрные косматые тучи. Ветер крепчал то и дело, сбиваясь на штормовой порывистый. Доносились далёкие раскаты грома.

Это надо же было так вляпаться. Резко расхотелось куда-то идти. В незнакомом месте, в ночную грозу, когда не знаешь где ближайший населённый пункт — это надо быть сумасшедшим или авантюристом. И шампанское я не люблю.

Начал накрапывать мелкий дождик, резко потемнело, тучи висели уже над головой, ветер прибавил ещё пару метров в секунду. Стало неуютно.

И тут вновь накатило. Словно толкнуло что-то в спину — не сиди, иди. Засвербело, зазудело, погнало прочь от машины. Интуиция, инстинкт, самодурство — называйте, как хотите, но в такие минуты я привык доверять своим ощущениям.

Не теряя времени, я закинул свой походный рюкзак за спину, запер машину и вновь посмотрел на чернеющее небо. Авось успею по краешку дождя.

Края леса я достиг, когда уже совсем стемнело. Широкая колея сменилась на узкую заросшую просеку. Идти стало труднее.

Постепенно дорога стала заметно забирать левее. Совсем рядом ослепительно сверкнуло, над головой громыхнуло — сердце в пятки, душа в рай. Жуть. Я вообще страшно не люблю грозу.

Прибавил шаг. Почти побежал. Куда? Пожимаю плечами. Главное в движении. И тут, как наваждение, впереди, среди веток и листвы, я увидел слабый, далёкий огонёк. Словно светилось окно в доме. Неужели деревня?

Не веря в свою удачу, я сорвался на бег. Ель, сосна, берёза, кусты орешника, всё лес кончился! Вот она, родная, спасительница.

В темноте чернеют контуры домов, а в самом крайнем одиноко светятся два окна.

Подхожу к калитке, чуть приоткрываю, прислушиваюсь, не забрешет ли собака. Тихо. Смело захожу, поднимаюсь на скрипучее крыльцо, стучусь в дверь. Жду. Никто не открывает. Догадываюсь постучать в окно, результат заметно лучше.

В доме зашуршало, заскрипело, задвигалось. Дверь распахнулась, в освещённом проёме мелькнул сгорбленный женский силуэт, и вновь закрылась.

Вот вам и здравствуйте.

— Ты кто таков? — проскрипел из-за двери старческий голос.

— Путник, — ответил я. Что ещё сказать? — Машина сломалась. Ночь. Надвигается гроза…

— В дом не пущу, — резко перебила меня старуха.

Вот и весь разговор. Оно конечно понятно, мало ли кто в глухих местах бродит, но мне от этого нелегче.

— Извините.

Придётся поискать другие места. Уже у калитки меня окликнули.

— Постой.

Я обернулся. На крыльцо вышла маленькая, высохшая старушка. Слабой, трясущейся рукой подняла клюку и указала вправо:

— Можешь в сарае переночевать.

Моё «спасибо» растворилось в раскатах грома и пришлось в пустоту. Женщина шустро юркнула в дом и заперла дверь.

Я тоже не стал терять времени. Моросящий дождик в любую минуту был готов разразиться настоящим ливнем.

В сарае было сухо, темно и пахло прошлогодним сеном. Не люблю этот запах пыли и плесени, он всегда мне напоминает скоротечность времени. Совсем другое дело, свежее ещё хранящее в себе тонкий аромат полевых цветов. Ну да ладно, мы люди непринципиальные. В данной ситуации — была бы крыша над головой.

Достаю из рюкзака фонарь на 1000 люмпен, включаю, осматриваюсь.

Сарай сараем. Площадь метров семь, не больше, добрую половину которой занимает груда сена. В остальной аккуратно расставлены сельхозорудия и навален всякий хлам. Телевизора нет, значит, будем спать.

Переодеваюсь в предусмотрительно упакованное в целлофан сухое бельё. Мокрое развешиваю на граблях. Рюкзак под голову, выключаю фонарь, блаженно вытягиваю ноги. Хорошо.

Правда заснуть не удаётся. Над головой громыхает так, что сыпется труха со старых стропил. По шиферу часто стучат крупные капли. Жутко завывает ветер в щели между досок. Гроза разразилась не на шутку. Но меня это уже мало тревожит. Я успел!

Сон не шёл. В голову упрямо лезли мысли о сломанной машине и вытекающей из этого проблемы — как отсюда выбираться. Я вновь проверил телефон — сети не было. Ладно, утро вечера мудренее, что-нибудь придумаю.

Ближе к полуночи гроза стихла, и меня стало морить в сон, но видно поспать в ту ночь мне было не судьба.

— Не спишь, милок? — послышалось из-за двери.

— Нет, — ответ зевнул я, выгребаясь из сена. Успел всё же расслабиться.

Дверь со скрипом отворилась. В освещённом луной проёме зловеще очертился скрюченный силуэт старухи.

Жутковато смотрится. Я потянулся за фонариком, но включить не успел. Тощая старческая рука потянулась в мою сторону и дребезжащий голос строго спросил:

— Веруешь?

Сердце ухнуло в район лодыжек, ладони вспотели.

— Крещённый, — растерявшись, признался я. Ничего более дельного в тот момент на ум не пришло.

— Вера приходит с годами, — согласно проскрипела старуха. Видимо такой ответ её устроил. — Иконку принесла.

Только тут я рассмотрел, что в вытянутой руке зажат прямоугольный предмет. Чисто рефлекторно его взял и наконец-то сообразил включить фонарик.

Самая обычная иконка по цене в сто рублей в церковной лавке. Вот только лик на ней был словно живой. Игра света и тени, но в тот момент мне показалось, что Николай Угодник смотрит на меня грустными, понимающими глазами. Словно в самую душу заглянул. Мне стало не по себе, мурашки пробежали по коже.

Старуха тихо вышла, так, что я не сразу заметил её исчезновение. Вроде только что была здесь и как не бывало.

Страшно захотелось курить. Я положил иконку в карман повешенных сушиться джинсов и вышел на свежий воздух.

Ночь пахла дождём. Вдохнул полной грудью. Хорошо! Люблю такой воздух: чистый, свежий, с запахом травы. Тучи разошлись, на чистом небе ярко светила луна.

Не спеша прикурил и вдруг заметил, что где-то далеко в ночи, словно отблеск от пламени зажигалки, одиноко затрепыхался огонёк.

Любопытно, однако. Решил посмотреть поближе. Вышел за калитку, осторожно, через шаг спотыкаясь, побрёл по улице. Вышел к лесу. Вот она заросшая просека, которая вывела меня в деревню.

Огонёк левее. Призывно трепещет на ветру, манит к себе.

Ночью, после дождя, лезть в незнакомый лес — верх идиотизма, но, как я уже говорил, порой я совершаю нелогичные поступки.

Чертыхаясь и матерясь, проклиная всё подряд, сетуя на свою глупость, злой и сырой я упрямо лез вперёд, продираясь сквозь высокую траву и низкие ветки.

Где-то впереди послышался шум. Сначала неразборчивый слитый в один монотонный гул, но с каждым шагом становясь всё более разборчивым.

Я остановился. Показалось? Нет. Во влажном после дождя воздухе чётко слышались лошадиное ржание, плеск воды, смех и звонкие детские голоса.

Уж чего-чего я подобных звуков я здесь никак не ожидал услышать. Думал глушь, медвежий угол. Видимо ошибся. Живут здесь люди.

Старясь не шуметь, подкрался поближе, осторожно раздвинул в сторону ветки. Так и есть. Мальчишки лет четырнадцати купают в небольшом озерце лошадей. Чистят щётками, расчёсывают гривы. На берегу ребята помладше развели костёр, жарят хлеб на палочках. В воздухе аппетитно пахнет печёной картошкой.

Защемило сердце. Картинка из моего детства. Вот также и мы ребятнёй бегали к речке, ходили в ночное, ловили рыбу на самодельные удочки и хвастались друг перед другом трофеями.

Неожиданно с боку, в кустах, раздался шум и звонкий треск сломавшейся ветки. Я резко обернулся. Никого. Лишь ветер не спеша шевелит глянцевую от дождя листву. И тихо, тихо, как-то пусто сразу стало в лесу.

Я выпрямился и, не таясь, вышел на берег озера. Пусто. Ровная гладь воды, непримятая трава, ни намёка на костёр. Словно и не было здесь никого.

Наваждение. Чертовщина. Как всегда «вовремя» вспомнил про иконку. Уж, не за этим ли дала её старуха?

От этих мыслей стало не по себе. Скорее прочь от сюда. Но тело не слушалось. Странное дело — не хотелось уходить. Чем-то манило к себе это место. Почти осязаемо я чувствовал мягкое тепло и душевную ласку. Стало легко и свободно, ушла усталость, пропали тревожные мысли. Словно после долгого скитания вернулся домой.

Я глубоко вдохнул, прикрыл глаза, расслабился, каждой порой впитывая в себя так не хватающего в повседневной жизни чувство покоя.

Всё, пора. Я с трудом разлепил непослушные веки и, развернувшись, пошёл обратно к деревне.

Вымок я, конечно же, основательно. Пришлось опять переодеваться. Второго сменного комплекта у меня не было потому надел старую одежду. Она хоть и попала под моросящий дождик, но была не такая сырая.

Пошарил в рюкзаке, достал банку тушёнки, вскрыл любимым златоустовским ножом, перекусил. После сытного завтрака захотелось табачку.

Вышел на улицу, присел на лавочку, что вдоль забора. Уже стало светать. Взгляд на часы — начало четвёртого. Вот и ночь прошла. Да ещё какая! Мысли плавно скользили вокруг увиденной аномалии. Что это: сон, бред, фантасмагория? Или так тоже бывает? Необъяснимая загадка природы.

Лязгнула пружиной калитка и рядом со мной присела хозяйка дома.

— Доброе утро, — люблю быть вежливым с хорошими людьми. — Не спится?

Старуха что-то прочавкала себе под нос дрожащими губами и на удивление скрипучим, пробирающим до самих костей, голосом ответила:

— В моём возрасте, сынок, время на сон терять жалко.

Тут я с ней был согласен.

— А ты пошто не спал? — спросила женщина, заглянув в мои красные от недосыпа глаза.

— Уснёшь тут, — выдохнул я.

Жуть, мурашки по коже. Взгляд у старухи был жёсткий, пронзительный, словно сама бесконечность посмотрела на меня старческими водянистыми глазами. Посмотрела, оценила и равнодушно отвернулась.

— Испужался, что-ль? Грозы то? — подначила старушка и тут же примирительно хлопнула меня по коленке. — Не сердись на старую. А иконку мою сохрани. Пригодится.

И тут меня прорвало. Я рассказал всё. Женщина молчала. Умела слушать.

— Что же это было? — спросил я, закончив свой рассказ.

— Может, показалось тебе, сынок? — усомнилась бабушка.

Я отрицательно покачал головой. Не могло такое показаться.

— Я привык доверять своим глазам.

Старуха долго молчала. Я закурил ещё одну сигарету и, прислонившись спиной к забору, прикрыл веки. Бессонная ночь давала о себе знать, глаза резало, словно в них насыпали песка.

— Был когда-то у нас племзавод с целым табуном, — наконец нарушила молчание старушка. — Вот только последнюю животинку ещё в девяносто третьем на бойню отвели, а те ребятишки, что лошадей в озере купали, сами давно отцами стали. В городе живут.

Всё верно. Мёртвая деревня. Дома кособокие, серые от полинявшей краски. То тут, то там накренившиеся заборы зияют прорехами. Нет тут никого.

— Из живых лишь я, Семёныч да Зинка-распутница остались, — словно прочитав мои мысли, сказала женщина и вновь угадав, пояснила: — Седьмой десяток разменяла, а каждый вечер к соседу чаёвничать ходит.

Я лишь усмехнулся и грустно заметил:

— А что тут ещё делать? Только в гости ходить.

— Ко мне не идут, — сухо прокаркала старуха. — Ведьмой кличут.

Утро выдалось прохладным. Я поёжился и искоса посмотрел на бабулю. Самая обычная старушка, таких миллионы на великих просторах России.

— Пора мне, — тяготило меня это место. Я привык к городам, где толпы людей, где кипит жизнь. А тут тлен и разруха. Навевает тоску и мысли о смерти. — Спасибо за приют. В следующий раз гостинцев привезу, отблагодарю.

— Иди, сынок, иди, — не стала меня отговаривать женщина. Да и зачем? Кто я ей: друг, брат, сват, чтобы в гости звать? — Только не свидимся больше.

Ну, точно ведьма. Стараясь не обращать на её слова внимание я зашёл в сарай, собрал свои нехитрые пожитки.

— Это ты память земли видел, — остановил меня у калитки скрипучий голос старухи. — Помнит ещё, матушка, людей. Хранит в себе отпечаток босых детских ног, с росой впитала пот и кровь людей живших здесь.

Я молча кивнул ей на прощанье и зашагал в сторону брошенной вчера машине.

Может это и неправильно, но что я мог сказать этой старухе? Что разделяю её горе и боль? Что всё ещё будет хорошо? Что появятся в этой брошенной деревне новые люди и вновь заколосятся пшеницей поля, заурчат дизельными моторами трактора, побежит наперегонки к озеру детвора. Может так и случится, но это уже будет не ЕЁ деревня.

Машину я нашёл там же, где оставил. Да и куда она денется в этой глуши? Залез в салон, порылся в бардачке в поисках новой пачки сигарет и, задумавшись, по привычке повернул ключ зажигания. Верный «Патриот» тут же завелся, заурчал мотором.

Вот так номер. Не веря такому чуду, но принимая его, как данность, я поспешил вдавить педаль газа. Хватит на сегодня приключений. Пора домой.

***

Я всё же вернулся. Через три долгих года пролетевших в одно мгновение. Вроде только вчера, вот на этом самом месте заглохла моя «ласточка» и я пошёл к мерцающему в дали огоньку.

Для меня это было вчера и как же многое изменилось всего за одну ночь. Деревня встретила меня гнетущим молчанием и поросшим бурьяном.

Я остановился возле знакомого дома. Вышел из машины, глубоко вдохнул и тронул жалобно заскрипевшую проржавевшими петлями калитку. Сделал шаг и…остановился. Идти дальше не было смысла. Дом встретил меня наглухо заколоченной дверью.

— Вот и всё, — сами собой сорвались с губ тяжёлые слова.

Я аккуратно прикрыл калитку и пошёл обратно к машине.