Страшная сила

Дия Гарина, 2011

Она – не просто телоХранитель. Страстная красавица, психолог, знаток боевых искусств – вот неполный портрет героини трилогии Дии Гариной с загадочным именем Ника. А еще она просто женщина, которая верит в любовь и ищет свою половинку. Интуиция, доставшаяся в наследство от прабабушки-цыганки, помогает ей приоткрывать завесу не только семейных, но и государственных тайн. Вот только подчас не разобрать, где заканчиваются одни и начинаются другие.

Глава третья

Мы сидели в грязной вонючей комнате, оставаться в которой, приняв предложение гостеприимного Петровича, было выше человеческих сил, и решали самый паскудный в мире вопрос, испортивший немало москвичей. Квартирный. Собственно говоря, решать было особенно нечего. Нас с Элей выпроваживали. Мама с отцом однозначно решили попроситься на постой к дяде Лене. Павел выбрал гостинцу. Оставался только Хуан. Точнее, не оставался. Отец категорически настаивал, чтобы незвано-непрошено нагрянувшие детки выметались из города к чертовой матери. Дабы не мешать ему вести непримиримую борьбу с местными губителями природы. Проблема вырисовывалась только одна — украденные документы.

— И что, мне опять автостопом до Москвы добираться? — пробурчал Хуан. — А дальше что? В милицию идти? Слышал я про вашу милицию… Заметут, и не заметят.

— Зачем в милицию, — хмыкнул Павел. — Иди в посольство.

Но Хуан уперся.

— Я остаюсь. Хотя бы на неделю. — И, резко обернувшись к отцу, добавил: — Семь лет назад ты нас бросил. Если бы не это письмо, я ни за что бы не приехал. А раз приехал, то хочу расставить точки над «й».

— Над «и», — машинально поправила я, впадая в глубокую задумчивость.

И было от чего. Завидуя младшему брату черной завистью из-за того, что он рос в полной семье, я как-то подзабыла о повторном предательстве отца. Бросить вторую семью, чтобы через двадцать лет вернуться в первую… Пожалуй, у Хуана было не меньше претензий к Валерию Евсееву, чем у меня. Кроме того, мои обязанности телохранителя никто не аннулировал… Интересно, как я сумею разорваться между Элей и Хуаном? Своим бывшим подопечным, и нынешним?..

— Давайте сначала уберемся отсюда, — не выдержала мама. — Еще пять минут, и я совсем задохнусь. Поедем к Михеевым, ладно? А там уже все окончательно решим.

— Поедем. — Поднялся отец.

— А может, ко мне? — нервно теребя конец шарфа, предложила Наталья. — У меня двухкомнатная…

— Нет уж. — И снова лицо мамы нехорошо закаменело. — К Лёне поедем.

— Поедем, — согласно кивнула я. — Только сначала в одно место заскочим. Даже в два.

— Это куда же? — подозрительно поинтересовался Павел.

— Сначала в агентство по торговле недвижимостью. А потом в банк. Надеюсь, в нашем захолустье уже открылся филиал Х***ского банка?

* * *

Мы брели по глубокой колее, проторенной в свежевыпавшем снегу не иначе как мамонтом. И я впереди — на лихом коне. А как же иначе, если вся родня смотрела на меня теперь как на Рокфеллера, Форда и Билла Гейтса вместе взятых. Кажется, я уже упоминала о своем маленьком капитале, припрятанном в чулке на черный день. И поскольку даже пожарные, покидавшие пепелище, согласились бы с тем, что чернее этого присыпанного золой дня не придумаешь, мне оставалось только снять со счета деньги, и приобрести для клана Евсеевых новую квартиру. Было непривычно и как-то даже неприятно наблюдать то и дело проявляющееся на лицах родителей удивление, смешанное с недоверием. Наташка вообще как сделала круглые глаза, так до сих пор недоуменно моргала. Нет, действительно, откуда у простой гувернантки такая сумма?!

— Это ты в Англии заработала? — выдохнул мне в ухо Павел ядовитый вопрос. — Интересно, каким образом? Вроде, даже для твоей телохранительной зарплаты многовато… Или успела английского миллионера подцепить?

Я проигнорировала наглеца и, гордо отвернув голову, разглядела синие выхлопы, вылетающие из сарая, примостившегося у самой обочины. И мужика в телогрейке поверх грязно-серой майки, сосредоточенно возившегося с нещадно скрипевшей воротиной.

— Эй! Не подбросите нас до центра? — закричала я во все горло. Видеть, как мама все чаще поскальзывается от усталости, было выше дочерних сил.

— А чё, подвезу, — осклабился мужик. — Мне туда и надо.

— Так, — раскомандовалась я, — мама, Эля, Наталья и Хуан — в машину. А мы до автобусной остановки как-нибудь доковыляем.

Не успели Эля и Хуан возмутиться моей диктатурой, как мужик неожиданно вмешался:

— Все поместитесь. Залезайте.

И с надрывным «Ха!» отвалил-таки заледеневшую створку ворот, где вместо разваленного «Запорожца», «Москвича» или, на крайней случай, «Жигулей» красовался шикарный японский микроавтобус, чуть ли не этого года выпуска. Контраст между затрапезным видом хозяина и серебристым сиянием дорогущей машины был настолько разительным, что мы, не проронив ни слова, один за другим влезли в благоухающий освежителем салон. И в таком же потрясенном молчании были доставлены балагурившим всю дорогу телогреечным автовладельцем прямиком в риэлтерскую компанию.

Можете мне не верить, но на покупку меблированной трехкомнатной квартиры, с полным ее оформлением, нам понадобилось всего полдня. И всего три тысячи евро сверху на освобождение от положенной в таких случаях бумажной волокиты — документы нам обязались представить в самый короткий срок. Так что, когда полноправные владельцы квартиры господа Евсеевы переступили порог своего нового жилища, можно было подумать и о праздничном обеде. То есть, уже об ужине.

— Я угощаю! — порылась я в кошельке, лихорадочно пересчитывая немногие оставшиеся купюры. — Сейчас в магазин сгоняю. Макароны куплю, кетчуп и еще кое-что. Ужин у нас будет в итальянском стиле.

— Скорее, в японском, — хмыкнула Эля.

— Почему?

— Потому что есть придется, как настоящим японцам — палочками, — просветила меня моя бывшая подопечная, и против всех правил приличия зашушукалась со старшим братом.

— У вас даже вилок нет. Не говоря уже о тарелках и кастрюлях, — усмехнулся Павел, очевидно, выслушав очень важные доводы. — Не ехать же сейчас за оставленным под охраной бомжей скарбом…

— Тарелки и вилки можно взять одноразовые, — не сдавалась я. — А на одну кастрюлю уж как-нибудь наскреб у.

— Есть другое предложение, — не выдержала Эля. — Давайте все пойдем в ресторан, и обмоем квартиру. Все равно нам завтра уезжать, так хоть гульнем напоследок. А, Ника? Помнишь мой день рождения? Как отпадно было!

При упоминании об этом историческом событии, глаза ее нахального братца снова сверкнули хищными зелеными огоньками. А я постаралась придать своему лицу выражение полнейшего равнодушия. Ну и что, что ему тогда удалось меня соблазнить! Это еще не повод так плотоядно улыбаться!

— Никаких «гульнем»! — Я была сама непреклонность. — Никаких ресторанов.

— А почему нет? — неожиданно для всех поддержала Элю Наташка, мотавшаяся за нами весь день неприкаянным хвостиком. — Сегодня же двадцать четвертое декабря — католический сочельник. Хуан, наверное, отметить захочет…

Вот ведь отличница на мою голову выискалась! Знаток христианской религии… Я вдруг вспомнила, как в десятом классе Наташка выдержала настоящую травлю после того, как заявила на уроке истории о подозрительном сходстве христианских заповедей и кодекса строителя коммунизма. Она всегда была такая. Говорила то, что думала. Даже тогда, когда лучше было промолчать. И в этом мы с ней были похожи. Я тоже не умела врать, да и сейчас не особенно научилась, но мамиными стараниями с детства усвоила постулат о молчании и желтом драгметалле.

— Надо же… — Мама грустно улыбнулась. — Рождество… Я совсем забыла. Выходит, Ника, ты нам рождественский подарок сделала? И вправду — грех не отметить.

— Рождество — домашний праздник, мама! — Я упиралась как девчонка, которую уводят из магазина игрушек, и сама не слишком хорошо понимала почему. Вру. Все я прекрасно понимала. Но даже самой себе не могла признаться, что боюсь. Ну, с какой стати я должна бояться похода в ресторан? Вот и я говорю: не должна. И тем не менее…

— И в какой же ресторан нас в такой одежде пустят? — Продолжала я сопротивление. Уже бесполезное, ибо в глазах всех присутствующих плясали огоньки предвкушения праздника. Даже Хуан готов был нарушить католические традиции, заразившись бесшабашным русским «Гулять, так гулять». Очевидно, сказывались гены.

— Да если мы даже голые туда завалимся, нас пропустят, — с непререкаемым видом заявила Эля Челнокова. И, заглянув в сумочку, совсем как я недавно, принялась сводить дебет с кредитом. — «Евры», они и в России «евры». Главное, что бы нам их хватило…

— Хватит, — ухмыльнулся Павел. — Оставь в покое свои карманные. «Поляна» за мной.

— Э-э-э, молодой человек! — Погрозил пальцем отец. — Не забывайте, что, будучи моим адвокатом, вы вряд ли можете рассчитывать на гонорар. Хоть ваш отец человек небедный, и в состоянии нанять для дочери гувернантку…

Я еще успела подумать что Эля, рассказывая моим родителям о размере капитала господина Челнокова, однозначно опустила несколько последних нулей, прежде чем Павел взорвался:

— Я не на содержании!! Сам зарабатываю! А ну, колитесь, какой кабак тут самый приличный?

Как ни странно, главным источником информации о злачных заведениях нашего города оказалась отличница-Наташка. С ее помощью, путем открытого голосования, был выбран довольной приличный ресторан. Не самый дорогой, потому что в самых дорогих отсутствовал краеугольный камень праздника по-русски — дансы. В переводе с продвинутого Элиного на общепринятый — танцы. А судя по Наташкиному описанию, в «Бомбее» лабали просто чумовые ребята. Так что не прошло и часа, как наша дружная компания входила в гостеприимно распахнутые, несмотря на сорокаградусный мороз, двери ресторана. В дополнение к обычным секьюрити вход бдительно стерегли два полутораметровых гипсовых слона с человечьими глазами. Б-р-р. Жутковатое зрелище. Или это просто я была на каком-то нервном взводе?

Во всяком случае, поначалу все шло хорошо. По причине понедельника свободных мест в зале было, хоть отбавляй. Но мы заранее решили проситься в кабинку, чтобы иметь возможность нормально общаться, а не вопить друг другу в уши, перекрикивая вылетающие из колонок децибелы. Однако вежливая администраторша, упакованная в индийское сари, и с выражением лица, которое мне так и не удалось классифицировать, заявила, что кабинка уже заказана, и проводила нас к самому дальнему столику.

Как минимум полчаса у нас ушло на обсуждение меню, которое могло поспорить толщиной с первым томом «Войны и мира». Несмотря на экзотическое наименование, ресторанная кухня оказалась европейской. И это было к лучшему, поскольку с утра не державшие во рту маковой росинки, мы могли реагировать только на знакомые названия. Так что главными из заказанных блюд, естественно, оказались пельмени в горшочках.

— Ну, тогда за встречу! — Отец мужественно взял на себя обязанности тамады.

Мы дружно чокнулись разнокалиберными хрустальными емкостями, и пригубили каждый свой любимый напиток. Внимательно наблюдая одним глазом за Хуаном, лихо опрокинувшим стопку водки под одобрительное хмыканье Павла, вторым я углядела необычную суету, возникшую у входа в зал. Администратор и половина официанток чуть ли не во фрунт вытянулись перед невысоким, но крепким мужчиной, позади которого вышагивали четыре длинноногие цыпы, метр девяносто каждая.

— Ого… — пробормотала себе под нос Наташка. — Глядите-ка, кто пожаловал…

— Кто? — полюбопытствовал Хуан, вытирая слезы, выступившие после глотка непривычной сорокоградусной.

— Иннокентий Бекетов собственной персоной. Великий гуру, и основатель очередного братства — «Белозерье».

— А эти девицы? — вставила я, ревниво разглядывая четыре пожарные каланчи, на десять сантиметров выше меня.

— А эти девицы — его лакшми, — ехидно просветила меня бывшая подруга. — Телохранительницы и наложницы в одном лице.

— Лакшми? — переспросил Павел.

— Богиня счастья и любви в индийской мифологии, — предупредила мой ответ Наташка. И то, как она улыбнулась ему, сосредоточившемуся на вырезе ее кофточки, мне совершенно не понравилось.

Пока мы всем столом пялились на проплывавших мимо девушек и самого «Великого гуру» Кешу, всезнайка-Наташка вводила нас в курс последних религиозных новостей:

— Он у нас года три назад появился. Такой коттедж себе отгрохал за рекой — олигархи позавидуют. И кинул клич: кто хочет в нирвану попасть — топай ко мне. Ну и потопали к нему, конечно… Только он не всех брал. Чтобы вкусить благодать в «Нирване», так он свой коттедж назвал, какие-то садистские испытания нужно пройти…

— Это точно, — неожиданно поддержал Наташку отец. — В наш центр некоторых из его «Белозерского братства» доставляли. На носилках. Они себя голодом чуть совсем не уморили.

— А зачем ему телохранительницы? — равнодушным голосом полюбопытствовала я, старательно пряча профессиональный интерес. — Для фасона?

— Не для фасона. Слышал, на него было несколько покушений… Не то, чтобы убить хотели, но избить — точно. Так вот, тем, кто покушался, пришлось потом руки-ноги в гипс заворачивать. Серьезные девицы.

— И за что его избить хотели? — оживился заскучавший, было, Павел. — И кто?

— Родственники девчонок, которые к нему в «Нирвану» ушли. — Наташка снова сделала большие глаза. — Что с ними там творили, никто не знает. Домой ни одна не вернулась. Так и живут там. Даже с родителями не общаются — натуральные зомби.

— Да хватит вам страхи нагонять! — отмахнулась Эля от скрывшейся в кабинке процессии. — Пойдемте лучше потанцуем! Эх, зажигать — так с музыкой!

Не дожидаясь ответа, она схватила Хуана за руку, и потащила в круг танцующих, лениво двигавшихся в такт чему-то «фабричному». Вернуться к столу моему братцу удалось только через полчаса. Выглядел он при этом не лучшим образом. Динамо-машина по имени Эля способна была измотать любого, желающего помериться с ней силами в танцах.

Я бросила быстрый взгляд на часы. Десять. Ресторанный гудеж приближался к своему апогею, когда никому ни до кого уже нет дела, и все проблемы решаются легко и просто — принятием очередной алкогольной порции. Как-то так получилось, что за столом остались только мы с мамой: Павел, Эля и Наташка резвились на дансинге, а отец с Хуаном вышли покурить. Я рассматривала ее в мигающем электрическом свете, и чувствовала себя настоящей предательницей. Сказать, что мама в последнее время сдала, — это сказать половину. И дело не только в новых морщинах, и горьких складках у губ. Старость поселилась в ее глазах, когда-то темно-серых, а теперь поблекших, выцветших, словно часто стираное белье. Мама дорогая, что же я наделала? Моталась по стране, убегая от боли и чувства вины, и не замечала, что с каждым годом теряю то, без чего, наверное, можно прожить. Даже долго. Но — не счастливо. Где же твоя улыбка, мама? Твоя солнечная улыбка, один луч которой заставлял окружающих улыбаться в ответ. Неужели я виновата еще и в этом? Как виновата в бессонных ночах, которые ты коротала над моей скрипучей детской кроваткой.. Когда ты последний раз нормально спала, мама?

— Я думаю, уже давно, — неожиданно сказала она, словно отвечая на мой невысказанный вопрос. — А ты как думаешь?

И не успела я заподозрить, что цыганская кровь наградила ее вдобавок ко всему еще и телепатией, как мама резко отодвинула в строну бокал с вином, и наклонилась ко мне через стол.

— Я думаю, он уже давно спит с ней.

— Ты о чем, мама? Кто спит? С кем?

— Твой разлюбезный папочка! — Я только сейчас заметила, что она пьянеет буквально на глазах. — Твой дорогой ненаглядный папочка спит с твоей школьной подругой!

Хорошо, что я едва успела поднести к губам рюмку с виски, иначе точно поперхнулась бы.

— Да что ты, мам, выдумываешь! Папа и Наташка! Бред какой! Она же совсем не в его вкусе — рыжая. А ему такие, как ты всегда нравились, — черненькие…

Нет, все-таки последняя рюмка у меня была явно лишней. Это надо же ляпнуть такое! Не стоило напоминать маме, что папина кубинка действительно была очень на нее похожа.

— Я знаю что говорю. — Казалось, мама не заметила моего промаха, или просто сделала вид. — Они работали вместе. Вместе и в этой дурацкой «Экологической вахте» агитируют. Она его первая помощница, и знает даже то, что он ни за какие коврижки мне не расскажет!

— Но это еще ничего не значит, мам!

— Не значит… А то, что твоя Наташка в открытую заявляет, что балдеет от мужчин, которые ей в отцы годятся? А то, что я в ее сумочке нашла его ручку? Ну ту, с гравировкой об окончании института… Он с этой ручкой не расставался тридцать лет. А теперь говорит — потерял. Кобель старый!..

— Мам, ты что, в ее сумочку лазила? — Я не верила своим ушам. Моя мама? Да быть такого не может…

— Знаешь, я тоже никогда не думала, что докачусь до такого… — Пьяные слезы вот-вот готовы были сорваться с длинных маминых ресниц. Нет, все-таки она у меня красавица. Даже сейчас. Они всегда были эффектной парой. Но если он и вправду с Наташкой каруселит, — я ему… Я ей…

— Слушай, мам, погоди, не горячись. Ты ведь точно ничего не знаешь.

— Скоро узнаю. — Серые глаза сверкнули дамасской сталью.

— Ты, что карты собираешься раскинуть? Мам, не надо. Ну, пожалуйста, не надо!

— Глупая, и чего ты переполошилась… Сама, небось, сто раз гадала…

— Может, я и гадала. А тебе нельзя. Я помню, что тебе тетя Роза говорила. Сколько раз будешь гадать, столько раз несчастной до самого последнего края будешь. Или что-то в этом роде. А тетя Роза знала, что говорила. Она еще в кибитке с табором по стране моталась…

— Нини, неужели ты с твоим высшим образованием веришь в эту ерунду?

— Ерунду? Я помню, как ты гадала перед отъездом отца! И он не вернулся. И ты была несчастна. Давай, я лучше у Наташки напрямик спрошу. Ты не можешь, а я спрошу. Она врать не умеет. И все станет ясно.

— Спросит она, — проворчала мама, немного успокаиваясь. — Иди, спрашивай. Только вряд ли она тебе сейчас что-нибудь вразумительное ответит.

Проследив за ее взглядом, я посмотрела на дансинг, и так и застыла с полуоткрытым ртом. Под завывающую восточную музыку, которую уже по четвертому разу заказывал «для друзей и всех присутствующих» некий бизнесмен Заур, тихоня Наташка демонстрировала танец живота. Всем, и в первую очередь — Павлу. Танцующие азартно хлопали, образовав большой круг, в центре которого она вилась под турецкие переливы, точно хмель по натянутой веревке. Вот это пластика! Можно подумать, что ей не тридцать два, а двадцать три. Теперь не только Павел Челноков, все мужики в зале ее: выбирай любого, и уводи… Наташка выбрала Павла. Не дожидаясь, когда закончится песня, она схватила его за рукав и потащила в коридор. Боковым зрением я уловила пристальный мамин взгляд, и покраснела.

— Может, сама потанцуешь, кости разомнешь? — предложила она.

— Музыка левая, — пробормотала я, лениво ковыряя вилкой в салате. — Не люблю я эти восточные дела. Сыта по горло.

Не успела мама спросить о причине моего отвращения к восточной музыке, как по залу пронесся восхищенный шепоток. Вернее, сам шепот мы, конечно, не услышали из-за продолжавшей завывать музыки, но то, что все присутствующие как один повернулись к дансингу, говорило о многом. Даже Великий гуру Кеша, забывший про своих лакшми, до половины высунулся из-за бамбуковой занавески, дабы не пропустить незабываемое зрелище. В суматохе цветных лучей на моментально опустевшем дансинге танцевала Эля. Еще минуту назад мне казалось, что Наташкин танец живота не удастся затмить даже профессиональным исполнительницам, но сейчас я поняла, как безнадежно далека была от истины.

Не знаю, где Элька выучилась этому. Наверное, в Англии. Но то, что она вытворяла даже не под аплодисменты, — под восхищенное молчание, описанию не поддавалось. Новомодные джинсы, затянутые широким поясом чуть ниже пупка и короткий топик, едва прикрывающий грудь, как нельзя лучше подходили для соблазнительных изгибов и покачиваний. Ох, и наплачется еще миллионер Челноков, пока замуж ее сбагрит.

— Надеюсь, этому ты ее не учила, госпожа гувернантка? — поинтересовалась мама.

— Пойду, Хуана с отцом поищу, — пропустила я мимо ушей ехидный вопрос. — Пока совсем на никотин не изошли.

И, выбравшись из-за стола, запетляла по залу к выходу. Похоже, наши родственные отношения начали мешать профессиональным. Ведь никого другого я без собственного сопровождения в коридор не выпустила. А тут брат, значит, вроде и не «объект»… Это больше нельзя допускать. Я подписывала этот чертов контракт. Подписывала…

Место для курения в «Бомбее» было отгорожено несколькими пальмами в кадках, так что, продираясь через искусственно созданные джунгли, я несколько раз теряла из виду Валерия и Хуана Евсеевых. Кажется, их действительно нужно было спасать от никотинового отравления — пепельница возле каждого была доверху заполнена окурками. До меня долетали обрывки серьезного мужского разговора. Но как я не вострила уши, так и осталась в абсолютном неведении о его предмете — отец и сын говорили по-испански.

В последний момент я все же сообразила, что третий в этой корриде явно лишний. Даже если этот третий — родня и телохранитель в одном лице; поэтому, обогнув очередную пальму, двинулась в обратную сторону, чтобы нос к носу столкнуться с коварной Наташкой. Школьная подруга пребывала в гордом одиночестве. Павла нигде не было видно, так что я с чистой совестью приступила к дознанию, начав, правда, несколько издалека.

— Что, Наталья, лавры жен декабристов покоя тебе не дают?

В ответ Наташка только быстрее захлопала длиннющими ресницами. И чем она их только красит?

— С тобой все в порядке, Ника? Может, это виски так на тебя действует? Причем тут жены декабристов?

— А притом, что они за любимыми в ссылку подались. Героини, так сказать. Верные помощницы гонимых страдальцев. Таких же, как вставший здешним акулам капитализма поперек челюстей Валерий Евсеев.

— Я не понимаю…

— Не прикидывайся невинной… — Я позабыла нужное слово — животноводство не самая сильная моя сторона. — Короче, не прикидывайся. Отвечай сразу, и честно: спишь с моим отцом, или не спишь?

— Ты с ума сошла, Ника! — Наташка густо покраснела, начиная ото лба, и заканчивая так заинтересовавшим Павла декольте.

— Да или нет? — Я нависла над ней, как Пизанская башня, и угрожающе повторила: — Да или нет?

Нет! — Наташка даже подпрыгнула, опасаясь, что смысл ответа может дойти до меня с опозданием, как до жирафа, и я вытворю какую-нибудь глупость. — Нет!! И еще раз нет!!!

— Ну и чего было так кричать? Я не глухая. Прекрасно слышу каждое слово. На «нет» и суда нет, — пробормотала я, с удивлением обнаружив, что нас взяли в кольцо бдительные вышибалы. — Все в порядке, мальчики. Всего лишь дружеское общение старых школьных подруг.

— Да-да, все нормально, — поспешно подтвердила испуганная Наташка. И неизвестного кого она испугалась больше: меня, или пятерых качков, недоверчиво переминающихся с ноги на ногу.

— Потише в следующий раз общайтесь, — пробубнил один из секьюрити, судя по ладно сидевшему пиджаку — начальник охраны. — У нашего заведения — репутация. И мы ее марать не позволим.

Отвязавшись от охранников, я уже нормальным голосом задала бывшей подруге второй, очень интересующий меня вопрос:

— А Павла ты куда дела, красавица?

— Н-не знаю. — Наташка снова захлопала ресницами, вызвав у меня очередной приступ зависти. — Администратор подошла и сказала, что его на улице какой-то дедок спрашивает. Так и сказала «дедок». Павел удивился, ответил, что не знает здесь никого, но потом оделся и вышел.

— Давно? — Кажется, мое бедное сердце заимело привычку слишком часто сбиваться с ритма.

Конец ознакомительного фрагмента.