Качели

Дина Золотаревская, 2022

Книга описывает события из жизни людей нашей страны. В первой и второй частях книги говорится о событиях из жизни москвичек разных возрастов: дошкольниц, школьниц, студенток, аспиранток и более взрослых женщин. Рассказы повествуют о ярких, незабываемых впечатлениях от встреч с дорогими друзьями, о разных любопытных историях из жизни героинь, их друзей и знакомых: иногда немного смешные, иногда удивительные, иногда грустные. Читатели узнают от автора книги о заветных мечтах ее любимых москвичек: о верной дружбе, о настоящей любви на всю жизнь. Некоторые мечты героинь рассказов сбываются, другие приносят горькие разочарования. Третья часть книги посвящена описанию всего того важного, что происходило у автора в шестидесятые годы прошлого века: знакомство с преподавателем и искусствоведом Ангелиной Васильевной Щекин-Кротовой и ее мужем, знаменитым художником Робертом Рафаиловичем Фальком, с живописью Фалька. Значимым событием в нашей стране была выставка работ московских художников в Манеже в 1962 году, посещение этой выставки Н. Хрущевым и следующие за этим посещением события: разгром и дальнейшие притеснения ряда выдающихся художников, среди которых был Р. Фальк. В книге отражено возмущение автора грубым вмешательством руководителей страны в работу творческой интеллигенции, практически полный запрет ее деятельности. В четвертой части книги приведен рассказ об отважном поступке женщины в годы немецко-фашистской оккупации СССР в годы Великой Отечественной войны. Автор говорит также о светлых сторонах такой непростой нашей современной жизни, о том, что жизнь обязательно наладится потому, что передовые люди – вместе и отстаивают свою правоту. Книга предназначена для широкого круга читателей. Она может заинтересовать людей старшего поколения, чьи детство и юность прошли в пятидесятые и шестидесятые годы двадцатого века. Книга может быть интересной также более молодым людям, которые узнают из нее о надеждах и переживаниях многих интересных героев.

Часть вторая

Прошлое в дверь постучало

В пятницу Люда пришла с работы домой пораньше. Мужа Антона дома еще не было. У сына Кости занятия в школе закончились в половине третьего. Люда сняла в прихожей плащ, повесила его на вешалку в стенном шкафу, умылась и заглянула в комнату сына-пятиклассника. Она увидела, что Костя сидит за письменным столом, а перед ним на столе лежат открытые книга и тетрадь, в которой Костя выполняет домашнее задание.

— Как дела, Костя? Какие отметки ты принес нам сегодня? — спросила Люда сына.

Костя обрадовался тому, что мама уже дома. Поднявшись со стула, он подошел к Люде, обнял ее и ответил:

— У меня все в порядке. Меня сегодня вызывала к доске учительница математики Зоя Федоровна. Я получил пятерку за свой ответ.

— Молодец, сынок! Так держать! — похвалила его Люда.

Потом Люда вошла в другую комнату, быстро переоделась в домашний брючный костюм, посмотрелась в большое зеркало, вставленное в створку платяного шкафа. Из зеркала на нее смотрела молодая стройная симпатичная женщина. Большие широко распахнутые глаза сдержанно улыбались. Губы были немного приоткрыты, как будто хотели сказать что-то интересное.

Люда хотела пойти на кухню, чтобы приготовить ужин. В это время раздался телефонный звонок. Она сняла с пульта телефонную трубку.

— Слушаю вас, — произнесла Люда в трубку.

— Здравствуй, Людочка, рад, что застал тебя дома, — услышала она как будто бы совсем знакомый голос, но все же не поняла, кто говорит с ней.

— Здравствуйте. Только скажите мне, пожалуйста, кто Вы.

— Вот это да! Неужели не узнала? Это же я, Вадим!

— Теперь узнаю. Какими судьбами?

— Ну, наконец-то вспомнила меня! Люда, у меня для тебя важное сообщение. Ты ведь помнишь, что после окончания института все, кто учился в нашей группе, встречались каждый год в квартире Вани Дмитриева. Мы встречались пять лет подряд. Потом эти встречи почему-то прекратились, и мы не виделись вот уже целых десять лет.

На днях ко мне на работу пришел по делам Юра Костромин. Он работает в другом НИИ, а тематика работ у нас во многом похожа. Сначала мы выяснили все, что касается работы. Потом мы с ним еще долго разговаривали, вспоминали студенческие годы, вспоминали о встречах нашей группы после того, как расстались с родным вузом. Решили, что было бы хорошо начать снова встречаться. Договорились созвониться со всеми нашими и предложить новую встречу. Так и сделали. Вместе приняли решение собраться снова дома у Ваньки Дмитриева в следующую субботу в три часа дня, — так рассказал Люде Вадим.

Потом он сказал:

— Мы все просим тебя прийти на эту встречу. Людочка, ты придешь? — взволнованно спросил ее Вадим.

— Да, приду, — ответила Люда.

Они поговорили еще немного, и Вадим повесил трубку.

Этот разговор растревожил Люду. Она села на стоящий рядом с ней диван. В голове пронеслись воспоминания из студенческой жизни. До этого разговора по телефону ей казалось, что все давно забыто, что ничего как будто бы и вовсе не было. А теперь прошлое возникло снова. Неожиданно в Люде зазвучало стихотворение, которое прочитала ей когда-то знакомая девушка:

Музыка где-то звучала.

Прошлое в дверь постучало.

Сказало так просто, знакомо:

«Милая, выйди из дома».

Рассыпались стены столетий,

И бьется о камешки эти

Шальная волна у причала.

Здравствуй, мое начало!

Еще некоторое время Люда сидела на диване и никак не могла вернуться в свою сегодняшнюю жизнь. Она мысленно жила в том далеком уже прошлом, которое вдруг напомнило о себе.

* * *

Люда увидела себя молоденькой восемнадцатилетней девушкой, поступившей сразу после окончания школы в Московский станкоинструментальный институт (Станкин) на технологический факультет.

«Неужели же с того времени прошло целых двадцать лет? — с удивлением подумала Люда. — Как я радовалась тогда, что стала студенткой! И какой мечтательной и наивной девочкой была».

Картинки из студенческого прошлого вставали перед ее глазами.

Училась она с удовольствием. Первую экзаменационную сессию, которой, как и все ее друзья-первокурсники, сильно боялась, сдала на все пятерки и получила повышенную стипендию. Но не все студенты из ее группы успешно справились с первыми экзаменами в институте. Веселый парень Вадим Кошелев сумел получить в сессию две двойки. Он провалился на экзаменах по высшей математике и по физике. Вадима вызвал к себе декан факультета Андрей Владимирович. Он отругал Вадима за плохую успеваемость и потребовал, чтобы тот в течение первых двух недель после окончания зимних каникул пересдал экзамены, по которым получил неудовлетворительные оценки. Декан предупредил Вадима о том, что если он не ликвидирует свои задолженности, то ему грозит отчисление из института.

Вадим рассказал ребятам из своей группы о предупреждении, которое сделал ему Андрей Владимирович. Староста группы Юра Левашев назначил собрание, на котором предложил обсудить результаты зимней экзаменационной сессии. Собрание провели в тот же день. На это собрание пришла также куратор группы — Елена Дмитриевна.

— Боюсь, что так быстро я не смогу подготовиться к экзаменам по этим двум трудным для меня предметам, — сказал на собрании расстроенный Вадим, — но постараюсь справиться.

Люда вспомнила о своем разговоре с Вадимом после собрания:

— Вадим, я помогу тебе, если хочешь. Приходи ко мне домой, буду заниматься с тобой математикой и физикой.

— Спасибо, Люда. Приду обязательно, — ответил обрадованный ее словами Вадим.

Они сразу же договорились о тех днях, в которые Вадим станет вместе с Людой готовиться к пересдачам экзаменов. Все сложилось замечательно: с помощью Люды Вадиму удалось неплохо усвоить учебный материал и избавиться от двоек.

— За время этих занятий Вадим успел не только разобраться в вопросах, которые нам выдали преподаватели для подготовки к экзаменам, но и влюбиться в меня, — подумала Люда. — Мне он тоже стал намного интереснее.

Воспоминания о том времени наполнили ее какой-то светлой грустью. Мысленно Люда вернулась туда, в те далекие студенческие годы. Она снова почувствовала себя той миловидной худенькой девочкой, какой была на первом и втором курсах института, снова думала и чувствовала все так, как раньше.

— У меня стали очень хорошие отношения с Вадимом Кошелевым, — говорила сама себе эта девочка. — Он очень хороший человек, но как парень мне совсем не нравится. Очень жаль, конечно. А между прочим, этим, наверно, объясняется то, что мне с ним очень легко, я ему обо всем рассказываю и никогда не задумываюсь над тем, как поступить в разных случаях, что сказать.

Мы обменялись с Вадимом цитатами из книг, которые записываем в своих дневниках. Я отметила крестиками те из его цитат, которые мне больше всего понравились. Он заулыбался и сказал, что теперь окончательно понял меня. Те цитаты, которые я не отметила, подтвердили его выводы обо мне. Нужно будет узнать, какие же он сделал выводы. Вадим также дал мне тетрадь, в которую записывает любимые стихи. Особенно из его записей мне понравилось стихотворение Константина Симонова:

Если бог нас своим могуществом

После смерти отправит в рай,

Что мне делать с земным имуществом,

Если скажет он: выбирай?

Мне не надо в раю тоскующей,

Чтоб покорно за мною шла,

Я бы взял с собой в рай такую же,

Что на грешной земле жила, —

Злую, ветреную, колючую,

Хоть ненадолго, да мою!

Ту, что нас на земле помучила

И не даст нам скучать в раю.

В рай, наверно, таких отчаянных

Мало кто приведет с собой.

Будут праведники нечаянно

Там подглядывать за тобой.

Вадим сказал, что это стихотворение мне нравится, потому что его начало — про меня.

И еще в дневнике Вадима были эти стихи К. Симонова:

Чтобы никогда не думала,

Что ты связан с ней порукою,

Чтоб нет-нет да вдруг и дунуло

Неожиданной разлукою.

Чтобы так и не увидела

Расставанья невозможности,

Чтобы никогда не выдала

Аттестат благонадежности.

Чтоб ты был тропою около,

А не мостовою хоженой,

Чтоб могла держать, как сокола,

Лишь на рукавице кожаной.

Чтоб с тобой, сдержав дыхание,

Шла, как со свечой рискованной,

Чтобы было это здание

От огня не застраховано.

* * *

Во втором семестре я продолжала заниматься с Вадимом. Эти наши занятия ему помогали разобраться в математике и в других учебных предметах. Мне было понятно, что в техническом вузе ему было учиться трудно и неинтересно. Вадима интересовала художественная литература, особенно ему нравилась поэзия. Вадим не только любил стихи наших и зарубежных поэтов, но и сам писал стихи. Он давал мне почитать свои стихи. Многие его стихотворения мне очень нравились. Я понимала, что он поступил учиться не в тот институт, который был ему нужен, и говорила Вадиму об этом. Но он не решался что-нибудь изменить в своей жизни к лучшему.

* * *

Зимой и весной мы с Вадимом стали встречаться чаще, чем это было раньше. Конечно, я помогала ему в учебе. Кроме этого, Вадим приглашал меня пойти с ним в кино или же на выставку, или же погулять в парке. Постепенно он становился мне все дороже. Мы обсуждали интересные книги, кинокартины, говорили о его стихах. Особенно мне понравились стихи Вадима про ромашки:

Любит — не любит

Сколько вас, ромашечек-подруг,

Скольким людям служите приметой!

Белые листочки, желтый круг,

Сорванные в чистом поле летом.

Оторви, гадай. И коль счастливый,

То тебе, пожалуй, повезет.

Совершится сказочное диво:

Лист со словом «любит» упадет.

Вечер день тихонько к ночи клонит.

Если любит, значит, обоймет.

Ну а может, плюнет, взглядом отодвинет,

Не всегда ведь в жизни всем везет.

Сколько раз, листочки обрывая,

Этот круг придется обойти,

Не шагами, сердцем вымеряя

Все этапы трудного пути.

Осыпаются листки календаря.

Я не знаю, любит иль не любит.

Может, все-таки, надеюсь я, не зря,

Может быть, прижмет и приголубит.

Но я продолжала относиться к нему как к хорошему другу, не более того.

* * *

Подошла весенняя сессия. Я сдала все экзамены на отлично, мне дали повышенную стипендию. Вадим сумел не получить на экзаменах ни одной двойки и перешел на второй курс. Это была его победа (при некотором моем участии).

«Где отдохнуть во время летних каникул?» — задумалась я. Узнала, что в профкоме института можно купить путевку в дом отдыха. Купила путевку и поехала отдыхать в дом отдыха «Лунево». Вместе со мной в этот дом отдыха поехали еще три девочки из моей группы: Алла, Майя и Наташа. Дом отдыха «Лунево» находится в Костромской области, на берегу Волги. Природа здесь замечательная, Волга совсем рядом. Только сам дом отдыха мне не понравился. Домики, в которых живут отдыхающие, старые. Комнаты большие, в каждую комнату поселяют по 8-10 человек. Часто отключают электричество, воду, радио, потолок протекает. Но это ничего, главным было то, что у нас с первого же дня жизни в доме отдыха образовалась дружная, веселая компания. К нам, студенткам из Станкина, присоединились еще две молодые женщины — Марина и Валя и два брата — Сеня и Вилли. Оказалось, что Сеня тоже учится в нашем институте, только на другом факультете, а Вилли учится в МВТУ им. Баумана. Сеня, как и я с девчатами из моей группы, перешла на второй курс, а Вилли был старше нас на один год. Мы вместе гуляли, а по вечерам вместе ходили на танцы. Танцы устраивали почти каждый день после ужина. Танцплощадка находилась на территории дома отдыха под открытым небом, недалеко от дома, в котором я жила, и ее можно было видеть прямо из окна нашей комнаты.

На танцах ребята часто приглашали меня танцевать вальсы, танго и фокстроты. Сеня и Вилли соперничали друг с другом: на один танец меня приглашал Сеня, а на следующий — Вилли. Мы все время шутили, рассказывали смешные истории, веселые анекдоты, смеялись.

* * *

Шел к вечеру четвертый день моей жизни в доме отдыха. Я зашла в нашу комнату, чтобы переодеться перед ужином в столовой. Вдруг в комнату постучалась и затем вошла незнакомая женщина.

— Люда, какой-то незнакомый мне молодой человек просил передать вам, что приехал к вам в гости. Выходите, пожалуйста, из корпуса, он ждет вас у входа, — сказала эта женщина и ушла из комнаты.

— Кто бы это мог быть? — удивилась я. — Ведь никого в гости я не звала и не ждала.

Все же я решила посмотреть, кто бы это мог быть. Вышла из корпуса и увидела стоящего невдалеке от входной двери Вадима. Очень растерялась от неожиданности.

— Какими судьбами, Вадим? И вообще, почему ты сюда приехал? — испуганно спросила я.

— Людочка, как я рад, что снова вижу тебя. Мне без тебя стало невыносимо грустно. Захотелось поскорей тебя увидеть. Давай пойдем куда-нибудь, посидим и поговорим обо всем, — смущенно сказал Вадим.

— Хорошо, Вадим. Иди вон в ту дальнюю беседку, стоящую в конце территории дома отдыха. Садись на стоящую в беседке скамейку и жди меня. Сейчас я пойду в столовую, поужинаю и сразу же приду к тебе. Там и поговорим, — сказала я.

Во время ужина друзья начали расспрашивать меня:

— Кто это к тебе приехал, Люда?

— Потом расскажу, — ответила я невеселым голосом. После ужина я пришла в дальнюю беседку. Вадим сидел в беседке на скамейке, облокотясь на стоявший перед ним стол. Я села на другую скамейку. Вторая скамейка стояла рядом со столом напротив скамейки, на которой сидел Вадим.

— Вадим, ты же собирался поехать в институтский спортлагерь. Зачем ты приехал сюда? И как нашел меня? — спросила я Вадима. — Ведь я не давала тебе своего адреса, и мы не договаривались с тобой о встрече в доме отдыха.

— Ты ведь сказала, что едешь отдыхать с девчонками из нашей группы в дом отдыха «Лунево». В профкоме рассказали мне, где этот дом отдыха находится. Поэтому найти тебя мне было нетрудно, — сказал Вадим. Помолчав немного, он продолжил:

— После твоего отъезда я стал готовиться к поездке в спортлагерь. Мама помогла мне собрать вещи для спортлагеря, дала немного денег на дорогу. Но мне захотелось поехать к тебе. Сказал маме, что еду в лагерь, а сам купил билет в Кострому. Доехал до Костромы, а из Костромы недалеко было уже и до твоего дома отдыха.

Люда, я узнал, что в вашем доме отдыха есть свободные места. Я хочу купить путевку и пожить здесь. Ты не будешь против того, чтобы я остался в доме отдыха?

Этот вопрос Вадима сильно смутил меня. Конечно, я была против. Мне совсем не хотелось, чтобы Вадим оставался здесь. Обидеть его я тоже не хотела. На душе стало тревожно и тяжело. Начала говорить, с трудом подбирая нужные слова.

— Ты хороший парень, Вадим. Мне с тобой интересно. Но я не люблю тебя. Поэтому не хочу, чтобы ты здесь оставался. Не хочу, чтобы знакомые думали, что у меня есть любимый парень. Уезжай, пожалуйста.

Услышав это, Вадим помрачнел. Медленно сказал:

— Ну что ж, я уеду. Только сейчас уже очень поздно, скоро ночь. Мне даже переночевать негде.

— Хорошо, мы найдем тебе на одну ночь место в доме отдыха, — ответила я.

Вместе с подругами я пошла к нашим знакомым ребятам. Попросили их устроить Вадима на одну ночь. В их комнате оказались две свободные кровати. На одной из них они разрешили переночевать Вадиму, не сообщая об этом администрации дома отдыха. Так и поступили.

Ночью я долго не могла заснуть, было такое чувство, что кто-то больно меня ударил. Когда наконец-то заснула, видела ужасные сны.

Рано утром Вадим вышел из корпуса. Я пошла проводить его. Мы попрощались и договорились, что останемся просто друзьями.

В этот день после ужина опять устроили танцы. По всей территории дома отдыха разносилась веселая танцевальная музыка. Я пришла на танцплощадку, друзья из моей компании уже были здесь. Прислонилась к загородке танцплощадки, ожидая приглашения на танец. Стояла, стояла, но никто не приглашал. Объявили белый танец, и я пригласила на танго Сенечку.

— Сеня, вчера ты много раз приглашал меня танцевать, а сегодня ни разу не пригласил, — сказала я. — Может быть, я тебя чем-то обидела?

— Так к тебе ведь жених приезжал, — ответил Сеня.

Я стала рассказывать ему, что вчера приезжал вовсе не мой жених, что никакого жениха у меня нет, и что появившегося неожиданно студента из своей группы я попросила немедленно уехать назад. Сенька выслушал меня и, как только танец закончился, проводил меня на мое прежнее место у загородки танцплощадки. Больше меня ни он, ни Вилли ни в этот вечер, ни в другие вечера танцевать не приглашали.

Через день я получила два письма. Первое письмо было из Москвы от моей мамы. Мама написала, что дома все в порядке, все здоровы и спрашивала, как я провожу время в доме отдыха. Второе письмо меня удивило. Оно было из Костромы. Написал это письмо Вадим. Развернув письмо, я прочитала:

— Здравствуй, Людочка! Я приехал в Кострому и решил, что мне нужно пожить здесь некоторое время. Я сказал маме, что уезжаю в спортлагерь на две недели. Сейчас возвращаться домой в Москву не могу: мама расстроится и будет меня сильно ругать, я очень боюсь этого. Жить мне в Костроме негде. Ночевал на железнодорожном вокзале, спал на лавочке, подложив под голову свитер и накрывшись спортивной курткой. Проснувшись утром, пошел гулять по городу. Денег у меня совсем мало, поэтому на завтрак у меня был только чай с черным хлебом (тарелки с черным хлебом стоят на столах в столовых). Обед и ужин были такими же, как завтрак. Мне нужно продержаться в Костроме хотя бы еще неделю. Деньги на билет до Москвы в плацкартном вагоне у меня есть, эти деньги я не истрачу.

Очень обидно, что ты не разрешила мне остаться пожить в доме отдыха. Ну ничего, как-нибудь переживу это. Напиши мне, пожалуйста, письмо на Главный почтамт до востребования. Жду твоего письма. Вадим.

Я расстроилась, прочитав это письмо Вадима. Зачем только он приехал? Навредил и мне, и себе. Почему этот мальчишка остался в Костроме вместо того, чтобы вернуться в Москву? Отправила ему в Кострому письмо, в котором написала, что он должен немедленно возвращаться домой.

Письма от Вадима из Костромы приходили еще несколько дней. Настроение у меня было отвратительное. Было жалко Вадима, но, в то же время, его поступки мне не нравились.

Потом из Костромы пришло последнее письмо. В этом письме были стихи:

Зачем?

…Пароходом я мерил версты,

Зная, что где-то в Луневе

Живешь на отдыхе ты.

……………………

Меня ругала на чем свет:

«Зачем, к кому пришел?»

Комок обиды проглотив,

Я снова в дождь ушел.

Зачем нужно ехать было?

Чтоб встретить колючий взгляд?

И жить в Костроме неделю,

Не решаясь уехать назад.

Рвануть из Москвы,

Приехать сюда, почти на кулички к черту.

В награду за все получить тоску,

Как будто ножом в аорту.

Ввалился в темную комнату,

Вырвавшись из-под дождя,

И сразу попал под холод,

Веющий от тебя.

Под холод сквозной, колючий,

Как будто за этим шел.

Но слов для меня привета

Никто тогда не нашел.

В этом письме Вадим написал, что решил наконец-то поехать домой и уже купил билет на поезд. Я успокоилась.

* * *

В конце июля мой отдых на Волге закончился, и я вместе со своими сокурсницами вернулась в Москву. До начала занятий в институте оставалось еще больше месяца. На следующий день после того, как я приехала домой, ко мне в гости пришел Вадим. Потом стал приходить почти каждый день. После того как Вадим приезжал ко мне в «Лунево», в наших отношениях что-то изменилось. Мы договорились, что будем только друзьями. Вадим написал даже целую поэму «Про это». Особенно запомнились мне из этой поэмы такие строки:

Люда! Ты знать не можешь,

Что такое любовь.

Увлечение разве:

Пришло и уходит вновь.

Это не псих и не бешенство,

Это все вновь и вновь,

Горит, не найдя покоя,

Моя большая любовь.

Ты скажешь:

Откуда большая у этого разгильдяя,

Когда за девчонками бегает,

За каждой юбкой стреляет.

Но я отвечу тебе:

Знаешь, это все ерунда,

Все это проходит быстро,

Не оставляя следа.

Только с одной тобою

Это не зря прошло.

В хорошую, крепкую дружбу

Увлечение перешло.

Мы ходили гулять, ходили в кино, много разговаривали обо всем. Больше всего обсуждали прочитанные книги. Мы давали друг другу читать свои дневники, в которых записывали свои мысли, мнения о прочитанных книгах и цитаты из этих книг. Вадим читал свои новые стихи. Стихи Вадима мне очень нравились. Они были искренние, чистые, в них были его мечты о настоящей любви. Я записывала его стихи в свой дневник, чтобы они никогда не потерялись. Вот хотя бы это:

Вечер, в звезды усыпан засыпающий пруд.

Ива тихо склонилась,

Тропинка змеилась,

Словно брошенный кем-то пастуший кнут.

Стало грустно, обидно,

Словно выронил что,

Нагибаясь к пруду, —

Но не видел никто.

Словно где-то в дороге

Талисман потерял,

Тот, который, на счастье, друг

На вечере дал.

— Что ж тоскуешь?

— Да так…

Говорят, что хороший

Вадька милый чудак.

Перестань, не грусти,

Ведь вся жизнь впереди!

Еще будут заветные

Тропки-пути

Те, что в сердце лежат

У тебя уж давно.

— Ну, а сбыться мечтам

Будет ли суждено?

…Я не знаю.

Луна в звездном небе одна

Навалилась на мир

Темноты тишина.

Тихо.

Ветра уж нет.

Над прудом засыпающим

Звезд мерцающий свет.

* * *

Первого сентября начались занятия в институте. Мы уже были второкурсниками. С Вадимом я продолжала встречаться. Постепенно начала привыкать к тому, что он всегда рядом со мной, что смотрит на меня влюбленными глазами. Переживала, если между нами возникала какая-нибудь размолвка. Скучала без него. Вадим тоже скучал без меня. Он продолжал писать грустные стихи.

Воскресенье

Сердце растревожено в груди,

Я опять забыл про тишь и гладь.

Снова вижу счастье впереди,

Так зачем сегодня тосковать?

Прояснился мыслей кучный рой,

Я нашел причину вдруг простую.

Ты пойми — тебя ведь не было со мной,

Оттого тоскую.

Оттого зеленая тоска,

Знаешь, та, что ходит тихой сапой,

Скучная, как школьная доска,

Положила мне на сердце лапу.

Это со мной в первый раз,

Что затосковал, тебя не видя.

Без твоей улыбки, карих глаз

Я ходил, как будто кто меня обидел.

Потом у Вадима появилось еще одно невеселое стихотворение:

Пропавшее воскресенье

Институт. Чертежный зал.

Воскресенье.

Жду с одиннадцати,

не теряя терпенья.

Лиля и Виктор

физику учат.

Я один,

нетерпение мучит.

Второй час —

кончилось

ожидания нетерпение.

Полетело

ко всем чертям

хорошее настроение.

Понял,

что ты не придешь.

Я ощетинился,

словно колючий еж.

…………………………

Вот и все.

Трудно без тебя

мне день

прожить.

Если хочешь мучить,

можешь

Каждый раз

не приходить.

Такое же настроение бывало и у меня. Как-то в воскресенье мне снилось, что Вадим целовал меня. Всю ночь одно и то же. Даже не скажешь словами. Такое замечательное, большое, светлое чувство. Утром проснулась, вспомнила, что сегодня воскресенье, значит, Вадим не придет. Вдруг стало страшно, что не увижу его целый день. Что делать? Побежала звонить. К телефону подошла его мама, сказала, что Вадима нет дома. Это был для меня настоящий удар. Пришла домой, легла на диван и провалялась на диване целый день. Лежала и все ждала, ждала, когда же кончится это проклятое воскресенье! А оно, как назло, тянулось долго-долго, а на душе — невыносимая тяжесть.

Я чувствовала, что Вадим стал для меня очень дорогим человеком. Наступило замечательное время. Началась радостная, счастливая жизнь. Я считала, что это чувство — мое самое лучшее в жизни, поэтому его нужно беречь, дорожить им, чтобы не растратить, не растерять своей души, и души Вадима, конечно, тоже. Главное, это чтобы ничто не входило в привычку, чтобы ничего не делать равнодушно, чтобы все было праздником. Если нет — лучше не надо совсем. Привычка и равнодушие — самые страшные враги человека.

Вот интересно. Сразу же мне вспомнилось стихотворение К. Симонова, которое было написано в моем дневнике рукой Вадима:

Чтобы никогда не думала,

Что ты связан с ней порукою,

Чтоб нет-нет да вдруг и дунуло

Неожиданной разлукою.

…………………………………

Чтоб с тобой, сдержав дыхание,

Шла, как со свечой рискованной,

Чтобы было это здание

От огня не застраховано.

Сколько раз я читала это стихотворение! В первый раз вообще ничего не поняла. Но весь смысл его почувствовала душой лишь в те дни. Это то, о чем я подумала именно в то время. Это, конечно, не значит, что надо быть расчетливой и играть, держаться на расстоянии. Просто надо все беречь, чтобы не стать «мостовою хоженой».

Мы с Вадимом стали встречаться еще чаще, чем раньше. Ходили на концерт в Большой зал консерватории. Были на выставке французской живописи в музее Изобразительных искусств им. Пушкина. 20-го декабря Вадим приходил ко мне домой в гости и в первый раз поцеловал меня.

— Людочка, не забывай никогда этот день, — сказала я себе.

Стали сниться прекрасные сны, в которых Вадим обнимает и целует меня.

Мы с Вадимом ходили по улицам и в метро, взявшись за руки. Прохожие оглядывались на нас, наверно, завидовали нам и думали: «Какие они счастливые!»

Вадим прочитал мне еще одно свое новое стихотворение. Я переписала эти стихи в свой дневник. Помню его наизусть. Такое ласковое, трогательное:

20 Лет

Людочка, милая, хорошая моя,

Давай присядем вместе у огня.

Сядем тихо, как мыши,

Нас никто не услышит.

Будем рядом сидеть — вспоминать

То, что прошло, и что будет — гадать.

Нашалившие дети, убежавшие от расправы,

Только мы не дети — на нас нет управы.

Большие, веселые, грустные — иногда,

А сколько нам лет? — Небольшие года.

Можно шалить, чтоб весело всем,

А можно убежать от людей совсем.

За руки взявшись, большие дети,

Идут, нет счастливее их на свете.

Пусть что угодно люди говорят,

Молва не пугает нас, ребят.

Мы не боимся, что будут смеяться,

Скажут: «Дети лет под двадцать».

Что ж — двадцать. Самые года

Любить и влюбляться, грустить иногда.

Пройдут года, будем вместе иль нет,

На это никто нам не даст ответ.

Но вспомним всегда, что было нам двадцать,

И можно было любить и влюбляться.

Мне тоже хотелось говорить и писать ему пусть очень неумелые, но такие ласковые слова:

Вадик, дорогой,

Подойди сюда,

Обними, родной,

Поцелуй меня.

Будь моей звездой

Средь солнечного дня.

Так хорошо с тобой,

Тоскливо без тебя…

Я вместе с Вадимом стала пропускать лекции и другие занятия в институте. К практическим занятиям вообще перестала готовиться.

* * *

Подошла зимняя сессия. Все экзамены я сдала на отлично, но пятерки мне достались с большим трудом. Особенно мне запомнился экзамен по сопромату. Я не была ни на одной лекции по этому предмету и выучила все входящие в экзаменационные билеты вопросы за те четыре неполных дня, которые нам дали на подготовку к экзамену. На экзамене теоретические вопросы билета я знала, а задача показалась мне очень трудной. На ее решение потратила много времени, но, в конце концов, смогла решить. За ответ получила пятерку, но вышла с экзамена бесконечно измученной.

Все было бы прекрасно, но возникли неприятности с Вадимом. Он провалил в сессию три экзамена: физику, сопромат и математику, да еще у него был хвост по черчению. Сопромат, правда, Вадим быстро пересдал. Вадиму снова грозило отчисление из института.

Мама Вадима Нина Игнатьевна забила в набат. Она приехала в институт, пришла в деканат и разговаривала с заместителем декана Алексеем Константиновичем Климовым. Потом Нина Игнатьевна поехала домой к куратору нашей группы Елене Дмитриевне. Нина Игнатьевна была возмущена. Она считала, что во всех неудачах Вадима виновата я.

Елена Дмитриевна передала нам с Вадимом весь свой разговор с Ниной Игнатьевной. Разгневанная мама рассказала Елене Дмитриевне, что Вадим часто ездит домой к Люде, а Люда сбивает его с правильного пути. Нина Игнатьевна говорила, что куратор группы должна потребовать от Вадима, чтобы во время зимних каникул и после них он не виделся с Людой, пусть Вадим забудет ее.

Елена Дмитриевна старалась успокоить Нину Игнатьевну. Она сказала:

— Нина Игнатьевна! Я хорошо знаю Люду. Она очень хорошая девушка. Учится Люда на отлично, студенты из ее группы уважают и любят Люду. Они выбрали ее комсоргом группы, Люда хорошо и с интересом работает комсоргом. Я никогда не поверю в то, что Люда может плохо влиять на Вадима. Да ему просто повезло, что он дружит с этой девушкой!

Эти слова Елены Дмитриевны не произвели на маму Вадима никакого впечатления. Она продолжала стоять на своем. Нина Игнатьевна говорила возбужденно:

— Если вы, Елена Дмитриевна, не поможете мне, то я заявлю в комсомольскую организацию!

Мама Вадима была почти в истерике.

Вадим молча выслушал все, о чем рассказала Елена Дмитриевна. Мне он тоже ничего не сказал.

Как же он повел себя потом? Вадим полностью подчинился маме. Вместо того, чтобы доказать ей свою правоту, вместо того, чтобы объяснить ей, как я ему помогла в учебе.

Еще до начала экзаменов я купила билеты в театр на спектакль «Дело о разводе». Мы договаривались пойти с ним в театр вместе. После разговоров Нины Игнатьевны в деканате и с Еленой Дмитриевной и после беседы Елены Дмитриевны с нами я спросила Вадима:

— Вадим! Что же мне теперь, надо продавать билеты?

— Зачем продавать? Пойдешь со своей мамой, — ответил он.

Как будто камнем по голове ударил!

«Просто он совсем безвольный! Кисель какой-то, раз мог мне так ответить», — подумала я.

У меня в голове все время толпились беспокойные мысли о Вадиме, о том, как ему жить дальше. Вадиму не нравился наш институт, и учиться в нем ему было трудно. Зато у него были большие способности к гуманитарным наукам, интерес к литературе. Стихи он писал неплохие, некоторые его стихи мне казались просто замечательными. Поэтому я считала и всегда говорила Вадиму, что ему нужно поступить в другой институт.

Постоянно я мысленно разговаривала с Вадимом:

— Вадим, милый! Спасибо тебе большое за твои замечательные стихи. Я буду помнить их всю жизнь, они помогут мне в трудную минуту.

В стихах Вадима — все самое лучшее, что есть в нем, за что Вадим мне всегда нравился. Только в последнее время мое отношение к нему сильно изменилось.

Я хотела, чтобы он стал человеком, чтобы сам себя уважал, и чтобы его уважали другие люди.

— Вадим, переходи в другой институт! Ты не должен страдать из-за того, что учишься хуже других! — говорила ему я.

Но я поняла, что его мама так сильно любит своего сына, что вовсе не интересуется тем, что у него в душе. Она считает, что ему не нужна любовь, не нужен никакой другой институт, ему нужно здесь тянуть свою лямку, а нравится ему это или нет, это ее не касается.

«Что ж, она его погубит, — думала я, — его мама убьет в нем все, что у него есть лучшего. Я бы могла за него побороться, если б очень сильно его любила, — продолжала размышлять я. — Но этого ведь нет. Поэтому я не могу начинать борьбу, не зная, во имя чего, тем более, что не очень-то уверена в победе. Ведь влияние матери очень сильно, а мой союзник — очень слабый, совсем безвольный. Была бы у него воля, он бы не допустил такого положения. Мама была бы уже давно в курсе дела, он мог бы рассказать ей, какой я ему друг. Но этого ничего нет, он сам первый сдается. Что же остается делать мне? Меня возмущает безволие Вадима, его пассивность».

Можно помогать другу, если видишь результат своей помощи. А я действительно вижу результат, но только совсем противоположный тому, которого ожидала: оказывается, я ему враг и сбиваю бедного мальчика с пути!

Вадим сразу же опустил руки. Говорит:

— Стреляться неохота и жить неохота. Мне все равно. Буду поступать так, как хотят мои родственники. Проживу как-нибудь… А ты, Люда, отвыкнешь от меня постепенно.

— Что ж, я могу отвыкнуть, только кому от этого будет хуже? Эх, герой!

Любить — это значит не только

Нежным и ласковым быть.

Любить меня надо настолько,

Чтоб силы иметь победить.

Возможно, мечтаю напрасно,

Возможно, наивно мечтать,

Но все же сегодня мне ясно,

Что счастья с тобой не видать.

…Да, все-таки мне было очень, очень, очень хорошо! Было! А после того, как мама Вадима испугалась за него, все кончилось. Осталась пустота. Одни воспоминания.

Вадим вдруг решил со мной не разговаривать. Спрашиваю:

— Почему, Вадим?

— Никакой причины у меня нет, — отвечает Вадим.

Не могу понять, что он решил. Плохого о нем ничего не думаю. Может быть, мама сильно на него повлияла. Если это так, то я его абсолютно не могу уважать, ни капельки. Хочу думать все-таки, что он лучше, чем хочет казаться, благороднее.

* * *

Наверно, все, что произошло сейчас между нами, действительно хорошо. Я не могу его любить по-настоящему, потому что каждый раз убеждаюсь в том, что он безвольный человек. А это страшно, когда парень такой кисель. До сих пор еще не сдал физику, математику и черчение. На занятия не ходит, запускает новое и хвосты не сдает. Я ему не раз говорила:

— Вадим! Или учись здесь по-человечески, или, если не можешь, уходи из института. Поступай в педагогический, или иди в армию, все, что угодно, но только стань человеком.

Ничего не помогло. Вижу, что все мои старания напрасны. Если его не смогла изменить любовь, первое сильное чувство не смогло прибавить ему сил и энергии, то это значит, что теперь ему ничто не может помочь. Вначале он хотел хорошо учиться, даже мечтал о стипендии, а теперь уже сам окончательно махнул на себя рукой. Я уже тоже теперь не могу ему помочь, тем более что нет никакой поддержки с его стороны. Жалко парня, и в то же время поднимается возмущение против него. Разве можно быть таким бессильным, таким беспомощным!

Я возмущена им теперь, но все-таки воспоминания у меня самые светлые и очень дорогие. Он дал мне много хорошего. Чего? Даже не знаю, чего именно. Кажется, доставлял одни переживания. Всегда нужно было с ним заниматься, часто плакать из-за его двоек. Да, неприятностей больше чем достаточно. А хорошего все-таки было еще больше. Это в душе, в сердце. Поэтому без Вадима стало так тоскливо, так пусто. Все время вспоминаю старое. Но во всем этом настоящего Вадима нет, просто — мечта. Мечта о любви, о нежности. Я, кажется, неисправимый мечтатель. Мечтаю, мечтаю…

Встречаясь с Вадимом, я, кажется, поверила в то, что мои мечты могут сбыться. Правда, все время было какое-то неудовлетворение, я все время чувствовала, что чего-то мне в нем не хватает. Временами забывала, и тогда было счастье.

Да, это большое счастье — любовь. Теперь я это знаю очень хорошо. Может быть, больше и не будет ничего лучшего. Может быть, кончилось самое лучшее, неповторимое в жизни, хотя я и не любила по-настоящему сильно. Теперь надо жить, учиться, ждать.

Вот так и бывает в жизни. Сначала немного счастья, а потом — только боль воспоминаний. Ну что ж, стоит переносить эту боль хотя бы даже ради небольших искорок счастья. Лучше терпеть эту боль, чем прожить совсем бесцветную, однообразную жизнь, без разочарований, но и без взлетов. Но главное, это то, что еще есть в душе надежда на настоящее счастье, хотя умом знаешь, что это почти невозможная вещь. Я знаю, что взаимная любовь на всю жизнь случается редко, но хочу верить в ее возможность.

Я верю и всегда буду верить в любовь. Это действительно самое лучшее, самое светлое, самое необходимое для счастья чувство. Не могу жить без любви или хотя бы без надежды на любовь.

И все-таки я буду жить, буду страдать, буду верить!

Самые разные мысли приходят в голову. Может быть, ничего лучшего, чем было с Вадимом, у меня и не будет в жизни, чем эта прекрасная дружба-любовь, которая была между нами. Но пришел именно такой конец, который был неизбежен. Если бы я могла любить его таким, каков он есть, «хорошим парнем со всеми его недостатками» (как он сам говорит о себе), то тогда, может быть, все было бы иначе. Но я этого не могла и постоянно давала ему это чувствовать. Может быть, без него у меня не будет счастья, но рядом с ним я бы не могла быть счастливой. Это я понимала всегда и только на некоторое время забыла эти свои мысли. Это одна причина, а другая, тоже важная, — это его натура.

Вадим еще мальчишка, и мальчишка увлекающийся, влюбчивый. Полюбил, забыл обо всем, а потом немного остыл и понял, что мы разные люди, у нас разные интересы. Разлюбил.

Это очень тяжело, горько и обидно признать, но это так. И это все же лучшее, что могло произойти (если рассуждать трезво). Все правильно, все так, как и должно было быть, но все же очень тяжело, очень тянет к нему, и еще долго я не смогу забыть о нем. Тем более что учимся в одной группе. Да, вот уж, правда, «ум с сердцем не в ладу».

* * *

…Вадим оставался один недолго. Скоро Ира заметила, что Вадим вообще не разговаривает со мной. Ира училась в той же группе, в которой учились Вадим и я, и мои взаимоотношения с Вадимом всегда интересовали ее. Ира была уверенной в себе девушкой. Училась на хорошо и отлично. Занималась спортом. Даже участвовала в спортивных соревнованиях, выступая за честь нашего института. В этих соревнованиях всегда занимала призовые места.

Внешне Ира была не очень привлекательной девушкой. У нее были длинные прямые и не очень густые волосы, которые она заплетала в косу, Косу укладывала на голове сзади, как будто в пучок. Маленькие серые глаза скрывались за круглыми очками. Походка у нее была тяжелой.

Ира приехала учиться в Москву из Тюмени, жила в студенческом общежитии нашего института. После окончания института она должна была возвращаться в свой родной город. А этого ей ужасно не хотелось!

Все время Ира думала: «Очень хочется остаться жить в Москве! Но как мне этого добиться? Единственное мое спасение — выйти замуж за москвича…»

Москвичей вокруг было немало, только никто из них не заглядывался на Ирку. А вот Вадим теперь больше не дружит с Людкой, и вообще ни с кем не встречается.

Ира пригласила Вадима к себе в гости в общежитие «на пельмени».

— Вадим, у меня пельмени не из магазина. И тесто, и начинку сделала сама, по нашему домашнему рецепту. Приходи сегодня вечером, не пожалеешь, — предложила Ира Вадиму.

— Обязательно приду, — обрадованно ответил Вадим.

Я слышала этот их разговор. На следующий день услышала, как Вадим рассказывал ребятам из нашей группы, как хорошо провел время в общежитии в гостях у Иры.

Мне было грустно и обидно.

«Как быстро Вадим смог забыть все, что было между нами. Не могу понять этого…» — думала я.

После того пельменного вечера Вадим стал частым гостем у Ирины. Ирка не говорила ему никаких нравоучений, не призывала Вадима учиться так, чтобы все начали уважать его. Нет, она вела себя иначе. Стала выполнять все курсовые работы Вадима, делала за него чертежи, выполняла все его домашние задания, готовила шпаргалки, по которым Вадим сдавал экзамены.

Никаких стихов, никаких дневников с рассуждениями о смысле жизни и о творчестве, никаких выписываний цитат из любимых книг.

Вадим начал с трудом, но все же сдавать курсовые работы, зачеты, экзамены.

* * *

…Люда мысленно вернулась из студенческого прошлого. Она вспомнила еще, что на четвертом курсе Вадим женился на Ире. На пятом курсе у них родился сын. С помощью Иры Вадим сумел защитить дипломный проект. Окончил институт и получил диплом. Все эти годы Вадим с Людой не разговаривал.

На работу Вадима распределили в научно-исследовательский институт, который находится в Москве. Мечты Ирины сбылись: она была замужем, осталась жить в Москве, на работу ее распределили в тот же научно-исследовательский институт, в который получил распределение Вадим.

* * *

…Дверь в квартиру открылась. Вошел муж Антон. Антон улыбался: радовался тому, что он наконец-то дома, что здесь его ждут жена и сын.

Люда как будто вернулась домой из долгого странствия. Ласково посмотрела на Антона. Подумала: «Это здорово, что скоро опять будет встреча с товарищами из студенческой группы. Все же хорошо, что все мои студенческие переживания остались там, в далеком прошлом. Было и прошло».

Потом подумала о другом: «Наверно, правильно поступила мама Вадима, сделав все возможное, чтобы сын не ушел из нашего института. Я звала его в заоблачные дали, в другой институт, в творчество, в поэзию. Это было недоступно ему. Он получил спокойную жизнь, пусть нелюбимую, но надежную работу. Каждый выбирает по себе…»

Танго в новогоднюю ночь

Игорь и Люся учились в одном и том же московском вузе. Они были студентами третьего курса одного и того же факультета. Лекции слушали в одном потоке. Только студенческие группы у них были разные. Люся училась в группе ОД-2, а Игорь — в группе ОД-3. Лекции слушали в большой аудитории, которая называлась «Первый планетарий». Поэтому Люся и Игорь, как и другие их студенческие товарищи из этих параллельных групп, были знакомы друг с другом еще с первого курса.

Игорь был высоким и стройным с черными как смоль блестящими гладкими волосами. Разрез глаз у Игоря был продолговатым, как у монгола. Такой разрез глаз был ему к лицу, придавал Игорю некоторую загадочность. Он выглядел гордым, уверенным в себе, даже немного высокомерным. Многие девушки мечтали о том, чтобы Игорь обратил на них внимание.

Люся была среднего роста, худенькая, казалась совсем юной. Широко распахнутые большие карие глаза Люси смотрели на окружающий ее внешний мир с удивлением и с надеждой на счастье. Она была очень застенчивой девушкой. Люся была невысокого мнения о своей внешности. Правда, многие знакомые и незнакомые ей люди, даже попутчики в метро или в автобусе, заглядывались на нее, хотели познакомиться с ней поближе. Однако Люся относилась к ним без всякого внимания.

Шел 1961-й год, жизнь в стране стала более спокойной, чем несколько лет назад. Появилась возможность больше думать о себе, о своей личной жизни. Но в Люсиной жизни пока что ничего не изменялось.

На лекциях Игорь садился в аудитории в одном из первых рядов. Там обычно сидели отличники. Игорь внимательно слушал лекторов, подробно записывал все, о чем они рассказывали.

В лекционной аудитории ряды кресел поднимались ступенчато вверх. Люся на лекциях садилась немного повыше и подальше, чем сидел Игорь. В последнее время она начала замечать, что Игорь во время лекций часто оборачивается в ее сторону. Заглядывался он на Люсю и на переменах, и в другое время, когда неожиданно встречал ее в коридорах и на лестницах в институте.

— Наверно, я нравлюсь Игорю. Наверно, он хочет познакомиться со мной поближе, — подумала Люся.

Конечно, некоторое внимание, которое, как казалось Люсе, проявлял к ней Игорь, было приятно девушке. Но не более того. Все дело в том, что Люся была влюблена в Леву, учившегося в одной группе с Игорем. Но Лева, или Левушка, как мысленно называла его Люся, не обращал на нее никакого внимания. Поэтому Люся чувствовала себя глубоко несчастной, и желание других ребят понравиться ей, никак не могло заинтересовать ее.

Приближался Новый Год. Все знакомые студенты обсуждали, где и с кем будут встречать этот праздник. Люся захотела встречать Новый Год со студентами 3-й группы. Они были рады принять ее в свою компанию.

— Давайте будем встречать Новый Год в квартире у моей двоюродной сестры Гали, — предложила Люся. Потом она продолжила:

— Родители Гали собираются пойти на встречу Нового Года к моим родителям. В трехкомнатной квартире останутся только Галя (она наша ровесница) и ее родной брат Дима. Дима немного старше нас, он студент медицинского института. Дима не помешает нам, наоборот, с ним нам будет интересно. Он симпатичный и умный парень.

* * *

Предложение Люси студентам группы ОД-3 понравилось. 31-го декабря все собрались в Галиной квартире. Среди других пришедших студентов была Люся, был Игорь. Левушка, к большому сожалению Люси, не пришел.

…В последние часы уходящего старого 1961 года и после боя курантов, возвестившего наступление нового 1962 года, вся компания пила шампанское, дружно закусывала, пела любимые студенческие и туристические песни. В общем, все, не уставая, веселились.

Потом отодвинули стол в сторону. Начались танцы. Танцевали вальсы, танго и просто по-современному, «в кружочек», когда каждый выделывает ногами все, что хочет и может, руками тоже не перестает показывать чудеса мастерства, время от времени поворачивается вокруг себя на триста шестьдесят градусов, вращает своего партнера, и так отплясывает, пока хватает сил.

На первый танец Игорь пригласил Люсю. Потом он не отпускал ее от себя. Больше всего ему нравилось танцевать с Люсей танго. Люсе тоже нравилось танцевать с Игорем.

— Люся, пойдем танцевать, — приглашал Игорь.

— Хорошо, Игорь, — каждый раз отвечала Люся.

Всем было уютно и весело. Танцевали долго. К двум часам ночи устали. Постепенно начали уходить спать в другие комнаты. Через некоторое время Игорь и Люся остались в главной комнате одни.

Игорь включал на магнитофоне медленные танго. Он уверенно вел Люсю в танце, она умело подчинялась его вождению. Игорь нежно придерживал Люсю за талию, слегка прижимая ее к себе. Голову Игорь склонил на Люсино плечо, немного касаясь своей щекой ее щеки. Игорь чувствовал себя счастливым. Люся была почти счастлива. Так они протанцевали до самого утра.

Рано утром их отдохнувшие друзья стали прощаться друг с другом и с хозяевами дома и расходиться по домам. Люся и Игорь тоже попрощались со всеми. Игорь проводил Люсю до ее дома.

— До свидания, Люся. Я всегда буду помнить эту чудесную новогоднюю ночь, — сказал Игорь.

— До свидания, Игорь, — ответила Люся.

В то же время Люся подумала:

— Так замечательно все было. Но почему же Левушка не пришел?

* * *

…После танго в новогоднюю ночь Люся и Игорь стали намного дороже друг другу. Встречаясь в институте, они, чаще всего, не начинали разговоры на личные темы. Только внимательно смотрели друг на друга и улыбались, лаская друг друга взглядами.

В один из воскресных январских дней Люся делала уборку на кухне в своей коммунальной квартире старого деревянного одноэтажного дома. В этой квартире она жила вместе с родителями и младшей сестрой Катей в 16-метровой комнате. Кроме Люсиной семьи, в квартире жили еще две семьи. У каждой из соседних семей было по одной небольшой комнате. Комната Люсиной семьи была самой большой в квартире.

Дом давно не ремонтировали: все ждали переселения в новые хрущевские пятиэтажки.

Вдруг дверь в кухню отворилась, и на этой запущенной мрачной кухне появился Игорь. Люся невольно вздрогнула от неожиданности и смущения.

— Какими судьбами, Игорек? — спросила удивленная Люся.

— Знаешь, Люсенька, я был недалеко отсюда по своим делам. Проходил мимо твоего дома и заскочил к тебе, — ответил Игорь.

Люся, конечно, не поверила этим словам Игоря. Ей было приятно желание Игоря встретиться с ней еще раз.

— Люсенька, пойдем, погуляем немного, — позвал ее Игорь.

Люся сразу согласилась, пошла в комнату, быстро переоделась и вышла вместе с Игорем на улицу.

Они долго гуляли по вечерней Москве, весело разговаривали, шутили, обсуждали события, которые проходили в городе и в стране. Поздно вечером Игорь проводил Люсю до ее дома, попрощался с ней и пошел в сторону метро, чтобы вернуться домой. Ни о каких дальнейших встречах они не договаривались.

Однако так же неожиданно, как в первый раз, Игорь оказывался «случайно» около Люсиного дома еще несколько раз. Он заходил домой к Люсе, и они вместе шли гулять.

* * *

А однажды в марте Игорь, встретившись с Люсей на лестнице в институте и обменявшись с ней несколькими шутливыми словами, как бы невзначай, сказал:

— Мне хотелось бы проводить тебя до твоего дома. Только, Люсенька, интересно было бы пройти всю дорогу от института до дома пешком. Это не займет много времени: каких-нибудь два часа или чуть-чуть больше. Мы сможем внимательно рассмотреть все, что будем проходить по дороге.

Предложение Игоря понравилось Люсе. Через несколько минут они отправились в поход по Москве. Идти было далеко, но это-то и было интересно Люсе и Игорю.

— Мне нравится идти с Игорем, но лучше бы вместо него был Лева. Не могу перестать мечтать о нем, — думала Люся.

Игорь и Люся бодро проходили километры пути. Они слышали, как видевшие их прохожие, шедшие сзади, говорили им вслед:

— Какая красивая молодая пара! Это, наверно, влюбленные. Наверно, они скоро поженятся.

…Прошли по любимому Люсиному Рижскому мосту, прошли рядом со станцией метро «Рижская», потом опять зашагали по Проспекту Мира…

…А вот и Люсин дом. Немного постояли около дома, улыбнулись, попрощались друг с другом. Люся пошла домой, а Игорь направился назад — к метро, а потом к себе домой.

* * *

…Приближалось лето, а с ним и летняя сессия. Перед началом экзаменов у студентов было несколько свободных дней. В один из таких дней Игорь опять «случайно» оказался около Люсиного дома и зашел к ней.

— Люсенька, приглашаю тебя поехать в Серебряный Бор. Погуляем там немного, а потом возьмем на лодочной станции лодку и будем кататься.

— Хорошо, Игорь, я поеду с тобой в Серебряный Бор. Никогда там не была и все время хотела поехать туда купаться.

Люся собралась быстро. Она надела свое новое летнее платье, взяла купальник, полотенце, бейсболку. В новом красивом платье для загородных прогулок, в легких розовых босоножках на босу ногу, с сумочкой через плечо Люся выглядела бесподобно. Игорь смотрел на нее с восхищением.

* * *

…В Серебряном Бору собралось много отдыхающих. Теплое, но еще не жаркое солнце просило их расслабиться, сбросить с себя накопившуюся усталость. Игорь и Люся немного погуляли вместе со всеми по аллее, протянувшейся вдоль берега Москвы-реки. Подошли к лодочной станции и взяли напрокат двухместную лодку. Переоделись в купальники, прыгнули в лодку и, оттолкнувшись от берега, начали плыть вниз по течению. Вначале на веслах был Игорь, а Люся рулила. Потом они поменялись ролями. Люсе очень нравилось грести, она гребла уверенно и точно. Оба радовались ласковому летнему солнышку, теплому овевающему их ветерку. На душе у Люси было светло, но все же грустно. Мысль о далеком и таком безучастном к ней Леве не оставляла Люсю ни на минуту.

Через некоторое время севший за руль Игорь развернул лодку, и они поплыли в обратном направлении. Солнце и свежий воздух разморили ребят, им захотелось немного отдохнуть. Причалили к берегу и высадились на берегу вдалеке от общего пляжа. Легли позагорать, лежа на подстилке, расстеленной на траве.

Вначале молчали, отдыхая и рассматривая окрестности. Потом стали обмениваться шуточными замечаниями. Потом Игорь начал говорить серьезно.

— Знаешь, Люсенька, ты мне очень нравишься, — сказал Игорь, — но я не хочу тебя обманывать: жениться на тебе не смогу. Хочу достичь в жизни высокого положения. Хочу стать независимым и обеспеченным человеком. Знаю, что я способный. Но в наше время этого мало, с одними способностями ничего не получится. Нужна сильная поддержка или со стороны родителей, или со стороны других близких людей. Поддержки родителей у меня нет: мои родители были репрессированы, погибли, меня воспитывал мой дядя. Дядя архитектор, но никакого влиятельного положения у него нет. Живу я в квартире вместе с дядей, своей квартиры у меня нет и не предвидится.

— Ты тоже не сможешь мне ничем помочь, — продолжал говорить Игорь, — у тебя очень хорошие, но бедные родители. Живешь ты в коммунальной квартире.

Я женюсь на девушке, у которой есть квартира и машина. Нужно, чтобы ее отец занимал высокую должность. Такую девушку я обязательно найду.

Люся выслушала Игоря молча. Слова о том, что он женится только на девушке с квартирой, машиной и влиятельным папой удивили и расстроили Люсю. Она поняла, что танго в новогоднюю ночь и встречи с Игорем — только мимолетные события в ее жизни.

«Нам надо перестать встречаться», — подумала Люся.

Тем не менее слова Игоря не сильно ее расстроили: ведь Люся не была влюблена в Игоря.

…Игорь проводил Люсю до ее дома. Хотел обнять ее, но Люся отстранилась. Игорь попрощался с Люсей.

Больше он никогда «случайно» не проходил мимо ее дома.

* * *

…Время летит быстро. Люся ни с кем из ребят не встречалась. А вот Игорь, как ей рассказали знакомые, женился. Рассказали, что он женился на девушке из очень богатой семьи. Отец ее был каким-то важным начальником. У девушки были квартира и машина. В общем, было все, о чем Игорь мечтал.

Люся закончила четвертый, а потом пятый курс. Защитила диплом, причем с отличием. Ее распределили на работу на завод на должность инженера-технолога в цехе. Так случилось, что Игоря распределили на работу на тот же завод на должность инженера в заводскую научно-исследовательскую лабораторию. К этому времени Игорь успел развестись со своей богатой женой. Знакомые подсмеивались над ним. Оказалось, что машина принадлежала не жене, а ее папе, а у папы Игорю надо было хорошо попросить, чтобы он разрешил зятю куда-нибудь поехать на его машине. Квартира тоже не была собственностью жены Игоря. В семье Игоря начались ссоры.

Такая жизненная неудача изменила Игоря. Он долго переживал развод с женой, но через некоторое время женился второй раз. Только теперь его женой стала девушка, у которой не было богатых и заносчивых родителей. Она работала на заводе и училась в вечернем институте.

Игорь не забыл Люсю. Время от времени он приходил к ней в рабочее время в гости в техотдел ее цеха. Садился на стул рядом с ее рабочим столом. Расспрашивал, как она поживает, говорил о своей жизни. Игорь рассказывал о своей жене, о том, что у них родился сын. Оба вспоминали свои прежние встречи. Они никогда не забывали, как танцевали танго всю новогоднюю ночь.

Эти разговоры с Игорем напоминали Люсе о студенческих годах, о своих влюбленностях, о неразделенной любви к Левушке. Эта любовь к Левушке осталась далеко позади. Об Игоре Люся тоже совсем не жалела, она знала, что Игорь — не то, что ей надо.

Пятнадцать жарких дней в Москве

Тоня училась на первом курсе Московского станкоинструментального института (Станкина). В 1956-м году она узнала, что летом 1957 года в Москве будет проходить VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Раньше никаких Всемирных молодежных фестивалей в Москве, да и в других городах Советского Союза не проводилось. Эта новость произвела на Тоню, как и на других советских людей, незабываемое впечатление. Фестиваль обещал стать во всех смыслах весьма значимым и взрывным событием для советских юношей и девушек, и не только для них, — и самым массовым за свою историю.

По всей стране и в Станкине начали с большим интересом готовиться к этому фестивалю. Изучение иностранных языков входило в учебные программы всех школ и вузов страны, но на иностранные языки отводилось мало учебных часов в учебных программах, составленных для школьников и студентов. Кроме того, освоению навыков разговорного общения на иностранных языках вообще не уделялось никакого внимания. Поэтому после окончания институтов их выпускники фактически плохо знали тот иностранный язык, который изучали много лет.

— Как же мы сможем разговаривать с иностранными гостями, которые приедут к нам на фестиваль? — беспокоились они.

Преподаватели иностранных языков устраивали дополнительные занятия, на которых знакомили своих учеников с тем, как надо задавать иностранцам возникающие у них вопросы и как нужно отвечать вопросы, задаваемые иностранными гостями. И вообще учили, как и о чем разговаривать.

Тоня изучала немецкий язык. Елена Сергеевна, преподававшая в ее группе немецкий язык, предложила своим студентам записаться в кружок по дополнительному изучению языка. Большинство студентов группы записалось в этот кружок. Тоня тоже записалась в кружок, организованный Еленой Сергеевной, и не пропустила ни одного занятия этого кружка. Кружок продолжал работать даже тогда, когда занятия в институте закончились, студенты сдали весеннюю экзаменационную сессию и начались летние каникулы. Перед началом фестиваля Тоня уже чувствовала, что, если ей удастся познакомиться с немецким гостем фестиваля, то она сможет немного поговорить с ним.

VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов должен был проходить в Москве с 28 июля по 11 августа 1957 года.

Наступило 28 июля. Из газет и по радио Тоня узнала, что в столицу приехали 34 000 делегатов из 131 страны мира, 2000 журналистов. Лозунг фестиваля — «За мир и дружбу».

Тоня жила на Ново-Алексеевской улице, которая находилась рядом с Ярославским шоссе. В честь международного движения за мир и в связи с проводившимся фестивалем часть Ярославского шоссе, проходящую по Москве, переименовали в 1957 году в Проспект Мира. Делегаты фестиваля должны были проезжать по Проспекту Мира. Утром 28 июля Тоня вышла на Проспект Мира. Там собралось уже много людей. Они стояли вдоль шоссе на тротуаре. Образовалось несколько рядов москвичей, стоявших почти вплотную друг к другу и ожидавших появления на шоссе иностранных гостей. День выдался жаркий. Девушки оделись в легкие летние платья, в блузки с короткими рукавами, в широкие летние юбки. На юношах были светлые рубашки с короткими рукавами и летние брюки.

Тоня пробралась к ожидавшим гостей людям и встала во втором ряду будущих зрителей.

Наконец на шоссе появились машины. Из района Всесоюзной сельскохозяйственной выставки автобусы и грузовики с делегациями участников фестиваля направлялись по улицам Москвы к стадиону в Лужниках на торжественное открытие. Делегаты ехали в грузовиках с открытыми кузовами. В машинах стояли веселые юноши и девушки. Они радостно махали руками, приветствуя встречавших их москвичей. Москвичи дружно хлопали. Машины ехали медленно, часто останавливались, гости и встречавшие их москвичи пожимали друг другу руки. Звучала веселая музыка. Раздавались громкие дружные лозунги: «Мир — дружба», «Миру — мир».

* * *

Когда во время шествия по Проспекту мира проезжали делегаты из Соединенных Штатов Америки, в толпе встречавших их москвичей говорили:

— Давайте кричать «мир»! Пусть видят, что мы не хотим войны.

Настроение у всех было праздничное.

Все то время, когда по Проспекту мира ехали делегаты фестиваля, Тоня оставалась в том месте Проспекта мира, в которое пришла, и не знала, что происходит по всей Москве. Потом она узнала, что сотни тысяч москвичей, с утра занявших все свободные места вдоль Садового кольца, взяли пришельцев «в плен». Яркая, разномастная, многоязычная процессия продиралась к стадиону несколько часов. Многотысячные толпы москвичей запрудили всю проезжую часть. Шок, потрясение, эйфория — в таких выражениях описывали происходившее на московских улицах в тот день. В следующие 14 жарких летних дня фестивальное сумасшествие продолжалось.

В тогдашней однотонно серой Москве произошли чудесные изменения. Впервые в Москве случилась феерия цвета. Эмблемой фестиваля стала ромашка с пятью разноцветными лепестками. Везде виднелись такие ромашки, ленты, флажки разных цветов. Этого ощущения праздничной пестроты Москве прежде не хватало. Улицы и парки совершенно преобразились.

Программа фестиваля была насыщенной и разнообразной. По всей Москве устроили множество эстрад, на которых выступали мимы, народные оркестры.

В дни фестиваля проходили международные и национальные концерты, цирковые представления, конкурсы, выставки, встречи и семинары, театральные постановки и кинопоказы (в кинотеатрах «Ударник», «Колизей», «Форум», «Художественный»), шахматные матчи, спортивные состязания по различным видам спорта и другое. Открыли бесплатный доступ в Московский Кремль, в Грановитой палате организовывались балы. В Парке им. Горького прошла выставка художников-абстракционистов. Это была знаменитая художественная выставка, по существу, первая в тогдашней Москве выставка авангардного искусства, и она вызвала у всех настоящее потрясение.

За пятнадцать фестивальных дней провели более восьмисот мероприятий.

Попасть на фестивальные мероприятия простому смертному было практически невозможно. Тоня посетила два фестивальных мероприятия. 29 июля она смотрела концерт болгарской молодежи в парке «Сокольники». 7 августа Тоня пошла на бал-карнавал студентов, который проходил в МГУ на Ленинских горах. Концерт болгарской молодежи ее не очень заинтересовал, а бал-карнавал студентов совсем не понравился. На этот карнавал пришло много народу, и все недоумевали: «Где же проходит этот бал?» Через некоторое время на дороге появились машины, в которых ехали девушки и молодые люди в карнавальных костюмах. Они весело размахивали флажками и воздушными шариками, но развеселить никого им не удалось. Все выглядело казенно. Тоня на этом карнавале скучала.

Кроме посещения программных мероприятий местные жители и приезжие, охваченные желанием общаться, встречались и в свободное от программных мероприятий время.

Тоня считала, что самым главным на фестивале было не то, что происходило на официальных мероприятиях, а то, как москвичи и иностранные гости общались на московских площадях и улицах, во время поездок в автобусах, троллейбусах, трамваях. Власти, конечно, предпринимали героические усилия, чтобы удержать безудержное общение в жестких рамках, но они растерялись. Власти наивно рассчитывали, что мы продемонстрируем всему миру свои замечательные достижения. А получилось, что это Москва открыла для себя весь мир. В столицу в июле 1957-го со всей страны прорвалась масса народа, хотя иногородних людей сюда не очень-то и пускали. И у них тоже распахнулись глаза на мир.

Иностранцев горожане приводили в свои дома, от души угощали.

Общее впечатление от всего происходящего было огромным и незабываемым. Тоня каждый день испытывала счастье. Она чувствовала единение со всеми людьми, ей передавался необыкновенный подъем, который охватил всех людей. Проявились лучшие качества наших людей, иностранцы восхищались их радушием. У Тони становилось легко и радостно на душе. Она видела, что при встречах москвичи отдавали делегатам на память все: значки, открытки, монеты, косынки. И когда делегаты ничего уже не могли отдать взамен — все раздали, то им отвечали — берите так, мы ваши друзья, «Дружба!», «Мир!».

Тоня понимала, что 6-й Всесоюзный фестиваль молодежи и студентов в Москве становится одним из важнейших событий эпохи хрущевской оттепели, первым международным мероприятием в Советском Союзе, в котором принимают участие многие тысячи иностранных гостей. На фестивале они получают возможность свободно неформально общаться с гражданами Советского Союза, это не преследовалось властями.

Приезжие увидели, что в Советском Союзе живут не дикари, а обычные люди, которым интересен мир вокруг. А жители Советского Союза, в свою очередь, убедились на собственном опыте, что слово «иностранец» — не синоним слов «шпион» и «враг».

Вместо подозрительности и недоверия друг к другу у людей родилось взаимное чувство эйфории, на какое-то время и правда показалось, что весь мир охватил праздник. Фестиваль проходил на ура — в легкой, непринужденной атмосфере. Официоз и помпезность мероприятия сменялись творческими и открытыми для всех встречами.

На фестивале стал сильно повышаться интерес к иностранной массовой культуре и началось широкое распространение «западной» моды.

Тоня решила для себя:

— Буду в Москве до самого закрытия фестиваля. Хочу увидеть как можно больше интересного. Еще хочу поговорить с немецкими юношами и девушками. Это меня сейчас необыкновенно сильно интересует.

У москвичей была огромная жажда что-нибудь рассказать гостям, а языков не знал почти никто.

Наши люди неожиданно обнаружили, что эти ужасные буржуи, оказывается, нормальные и даже милые люди. Тоня замечала, как пожилые женщины подходят пожать делегатам руки.

— Сыночки, дорогие, будьте счастливы! — говорили эти женщины.

Тоня с радостью видела, что в трамваях москвичи уступают делегатам места:

— Вы наши гости, садитесь, пожалуйста!

На улице к Тоне обратился пожилой мужчина и, узнав, что она немного говорит по-немецки, попросил ее передать стоящему рядом с ним немцу, секретарю комсомольской организации из Восточной Германии:

— Все наши люди хотят мира.

— Девушка, скажите ему это, пожалуйста, — настойчиво попросил он еще раз Тоню.

Тоня ответила:

— Секретарь комсомольской организации и так это знает. Но мужчина не сдавался:

— Ничего, пусть услышит еще раз.

* * *

Все неформальные встречи и разговоры происходили по вечерам, когда делегаты уже были свободны от участия в официальных мероприятиях фестиваля.

Весь центр Москвы был заполнен людьми: по улицам и магистралям шли целые толпы людей, встречались на Красной и Пушкинской площадях, на площади Маяковского, на проспекте Маркса (сегодня Театральный проезд, Охотный Ряд и Моховая улица), у Моссовета… Встречи и разговоры шли всю ночь, до рассвета.

Спорили о еще недавно запрещавшихся в Советском Союзе импрессионистах, о Чюрленисе, Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко. Происходили не столько споры, сколько первые попытки свободно высказывать свое мнение другим людям и отстаивать его.

* * *

Тоня по вечерам ходила гулять по Москве одна. В один из вечеров она пришла на Пушкинскую площадь. Тоня обратила внимание на то, что на площади люди окружили двух норвежцев, юношу и девушку в красных вязаных шапочках. Вместе с норвежцами москвичи пели известные им песни: «Два сольди», «Санта-Лючия», «Джонни», а потом попросили их спеть норвежскую песню.

— Я тоже пою, тоже танцую на площади, тоже разговариваю (конечно, с немцами) и даже кое-что перевожу по просьбе соседей-собеседников, — вспоминала потом Тоня. — А ведь я пошла гулять совсем одна и вначале чувствовала себя немного неловко. Но скоро чувство одиночества исчезло. Я даже довольна тем, что была одна.

Я, как и другие москвичи, получаю автографы. Ich liebe die UdSSR (Я люблю СССР) — пишет в мою записную книжку немец из Гамбурга. У немца-скрипача беру его домашний адрес и серьезно думаю писать ему после фестиваля. Очень, очень, очень хорошо! — не переставала радоваться Тоня. — В такие моменты начинаешь относиться к людям с особой симпатией. Мы умеем показать свои лучшие черты. Главное — полное единодушие, стремление показать и доказать, что в Советском Союзе живут хорошие люди, которые всех уважают, которые хотят со всеми дружить. Все происходит искренне, без какой-либо организации и совершенно стихийно. Это случается в каждом троллейбусе, в каждом автобусе, в каждой толпе, в центре которой находится иностранный гость.

Вечером 6-го августа Тоня пришла на Манежную площадь. Там молодые люди и девушки, среди которых были и москвичи, и иностранные гости, взявшись за руки, образовали большой круг. Тоня расцепила руки двух стоявших рядом друг с другом девушек и, встав между ними, замкнула круг своими руками. В центре круга стоял юноша. Перед ним лежала пустая бутылка из-под газированной воды. Тоня поняла, что играют «в бутылочку» с поцелуями. Юноша начал крутить бутылочку. Бутылочка некоторое время вращалась, а потом остановилась, и крутивший ее юноша подошел и поцеловал участницу игры, на которую посмотрело горлышко остановившейся бутылочки. Поцелованная юношей девушка вышла в середину круга. Если бы горлышко бутылки посмотрело не на девушку, а на парня, то поцелуй достался бы девушке, стоявшей рядом с этим парнем. Дальше игра продолжалась по такому же правилу. Все дружно смеялись.

Рядом с этими веселыми ребятами другая группа молодежи играла в «ручеек». Ручеек все тек и тек без остановок. Довольные, раскованные люди веселились от души.

Повсюду на Манежной площади громко пели песни. Особенно часто слышалась песня «Подмосковные вечера». Эта песня Василия Соловьева на стихи Михаила Матусовского была написана перед самым фестивалем. Она очень полюбилась всем, кто оказался в эти дни в Москве. Тоня время от времени подходила то к одной, то к другой группе собравшихся на площади иностранных гостей и москвичей. Пела вместе с ними «Подмосковные вечера»:

Не слышны в саду даже шорохи,

Все здесь замерло до утра,

Если б знали вы, как мне дороги

Подмосковные вечера.

…………………………

* * *

Такая необычная для Москвы оживленная жизнь шла в дни фестиваля во многих местах. Тоня ходила по улицам и вливалась в разные компании. До поздней ночи на мостовой улицы Горького стояли кучки людей, в каждой из них несколько человек горячо обсуждали какую-нибудь тему. Остальные, окружив их плотным кольцом, внимательно вслушивались в происходивший разговор. Они привыкали к самому этому процессу — свободному обмену мнениями. Тоня шла по улице Горького, подходила то к одной группе, то к другой, прислушивалась к разговорам на улице.

Москвичи выглядели довольно симпатично: не было никаких проявлений враждебности, настороженности к «не местным». В избытке были непосредственность и открытость.

* * *

По вечерам делегаты фестиваля выходили из номеров гостиниц, в которые их поселили. Перед центральным входом каждой из этих гостиниц их уже дожидалось много наших людей, которым хотелось побеседовать с иностранными гостями по различным интересующим советских людей вопросам.

Тоня знала, что делегаты из Германии жили на улице Горького в гостинице «Берлин». Поэтому она несколько раз во время фестиваля приезжала к этой гостинице. Тоня хотела поговорить с немцами на немецком языке. Ведь не зря же она ходила в институте на занятия кружка по изучению немецкого языка!

В один из таких вечеров Тоня подошла к молодому симпатичному юноше и смело начала беседовать с ним:

— Mein Name ist Tonya. Ich wohne in Moskau. Ich studiere am Stankin-Institut. Ich bin in den zweiten Kurs gegangen. Wie ist Ihr Name? Wo wohnt Ihr? Studieren oder arbeiten Sie? (Меня зовут Тоня. Я живу в Москве. Я учусь в институте Станкин. Я перешла на второй курс. А как вас зовут? Где вы живете? Вы учитесь или работаете?).

Произношение у Тони было не блестящим, поэтому ее собеседник с напряжением вслушивался в ее слова. Все же ему удалось понять то, что сказала Тоня. Молодой человек с удовольствием ответил Тоне:

— Mein Name ist Kurt. Ich wohne in Berlin. Ich studiere am Institut. Ich bin in den dritten Kurs gegangen (Меня зовут Курт. Я живу в Берлине. Я учусь в институте. Перешел на третий курс института).

Тоня поняла все, что сказал ей Курт. Но ей очень хотелось сказать ту фразу, которую она хорошо выучила на занятиях кружка. И она сказала:

— Sprechen Sie bitte langsamer. (Говорите, пожалуйста, медленнее).

Курт слегка усмехнулся и повторил свои слова еще раз. Тоня и Курт были довольны завязавшейся беседой. Тоня задала Курту новый вопрос:

— Kurt, welche russischen Schriftsteller mogen Sie? (Курт, какие русские писатели вам нравятся?)

— Tonya, ich mag Гео Tolstoi, Fjodor Dostojewski und Anton Tschechow am liebsten. Ich liebe Tolstois Roman «Anna Karenina» sehr (Тоня, мне больше всего нравятся Лев Толстой, Федор Достоевский и Антон Чехов. Я очень люблю роман Толстого «Анна Каренина»), — рассказал Курт.

Тоня была довольна этим разговором.

— Danke schön, Kurt. Alles Gute für Sie (Большое спасибо, Курт. Всего вам доброго), — поблагодарила Тоня и отошла в сторону, а потом присоединилась к группе москвичей, разговаривавших с тремя немецкими гостями.

* * *

В предпоследний день фестиваля вечером Тоня поехала гулять к парку «Останкино». Около центрального входа в парк она увидела группу людей — москвичей и гостей столицы. Они пели песню «Подмосковные вечера». Тоня почувствовала, что эта песня всем нравится, поют они с большим воодушевлением, и, в то же время, певцам грустно: фестиваль заканчивается, скоро надо будет расставаться со всем прекрасным, что было в эти незабываемые дни.

Допели песню, но не ушли, а стали собираться небольшими группами. В центре каждой такой группы стояло несколько человек, которые начали обмениваться впечатлениями, стараясь лучше понять друг друга. Остальные стояли вокруг и внимательно следили за разговором.

Тоня подошла к одной из таких групп. Рядом с ней стояли два молодых человека, которые тихонько переговаривались между собой. Тоня прислушалась к их разговору и поняла, что говорят они по-немецки. Она решила познакомиться с этими юношами. Юноши охотно вступили в разговор с Тоней. Она в нескольких словах рассказала о себе, а потом стала расспрашивать их. Оказалось, что оба приехали из Дрездена, более высокого зовут Ганцем, а юноша среднего роста — Генри. Генри немного говорил по-русски. Он сказал, что ему очень понравилась песня «Подмосковные вечера», только жаль, что он не знает ее слов, а записать слова не успел. Генри протянул Тоне свою записную книжку и попросил девушку:

— Тоня! Запиши мне, пожалуйста, слова песни «Подмосковные вечера». Дома я попрошу друга перевести слова этой песни с русского на немецкий язык.

Тоня взяла записную книжку Генри, достала свою авторучку, села на стоящую рядом скамейку и, подложив под записную книжку свою довольно твердую сумочку, написала крупными разборчивыми буквами слова песни на русском языке. Потом подошла к Генри и отдала ему его записную книжку.

Конец ознакомительного фрагмента.