Там, где нас нет

Дин Кунц, 2020

Суавидад-Бич, маленький провинциальный городок в Калифорнии. Джеффри Колтрейн и Эмити, его одиннадцатилетняя дочь, живущие здесь, никак не могут пережить боль утраты – уже без малого как семь лет пропала без вести Мишель, жена Джеффри. Однажды к ним в руки попадает загадочный артефакт неизвестного назначения, так называемый «ключ ключей», и жизнь Джеффри и Эмити меняется кардинально. В дом к ним приходят с обыском, их преследуют странные люди в черном, беда следует за бедой, и, казалось бы, уже никуда не деться… Вот тогда-то и вступает в действие «ключ ключей», открывает отцу и дочери дверь в иной мир, и, главное, они обретают надежду на то, что Мишель найдется.

Часть вторая

Искушение вероятностью

14

В этой версии Суавидад-Бич — вполне вероятно, здесь Эду Харкенбаху не пришлось спасаться бегством от таинственных спецагентов, он не стал бездомным, не жил в каньоне и никогда не сиживал на веранде у Джеффи — экономика, очевидно, была в рецессии. Даже с поправкой на апрель с его тучами, готовыми пролиться дождем, туристов было на удивление мало — и на Лесной авеню, и на Прибрежном проспекте, где находились почти все магазины и художественные галереи. В некоторых лавках ни души, витрины закрыты ставнями, а ведь в той версии города, откуда прибыли Джеффи с дочерью, торговля цвела буйным цветом и арендовать коммерческое помещение было весьма проблематично.

Шагая по городу, Джеффи осматривал каждое здание — скорее с подозрением, чем с любопытством. Скорее даже с тревогой, чем с подозрением.

Квантовая физика, чьи законы дали толчок почти всем технологическим прорывам последних десятилетий, предсказала существование бесконечного числа параллельных вселенных, невидимых друг для друга, но некоторым образом влияющих одна на другую. Иногда у них общая судьба, столь запутанная, что ее невозможно осознать. Весьма вероятно, что в некоторых мирах никогда не было Соединенных Штатов, что на этом континенте так и не укоренилась власть европейских держав, что здесь до сих пор поклоняются кровожадным богам ацтеков, держат рабов, совершают человеческие жертвоприношения и распространяют свою цивилизацию на север.

Ясно, что они с Эмити оказались в реальности, очень похожей на их родной мир, но даже здесь могут таиться сюрпризы куда хуже, чем плохая погода и экономический спад.

Каков государственный строй этой Америки? Стабильная демократия? Или страна балансирует на грани тирании? Меньше чем за десять минут Джеффи заметил мужчину, женщину и еще одного мужчину в черной форме из мягкой ткани, похожей на пижамную фланель. На головах у них были черные вязаные шапочки. Странный наряд, обычно последний писк моды выглядит несколько иначе. Хотя эти трое шли не вместе, они походили на членов какой-то секты или организации фашистского толка.

Джеффи не нравился этот мир. Ему хотелось домой.

— Держись рядом, — велел он дочери и взял ее за руку.

Ладонь Эмити показалась ему ужасно маленькой и хрупкой.

Джеффи знобило, и вовсе не из-за температуры воздуха, хотя день был прохладный.

Библиотека стояла на Олеандровой улице, под раскидистыми кронами старых финиковых пальм, рядом с городской управой. Здание в стиле испанской колониальной архитектуры выглядело весьма симпатично, но вместо оранжевой черепицы было крыто серым шиферным листом. На коньке расположились тринадцать здоровенных ворон, словно живые тотемы некоего племени злых колдунов, хранивших в библиотеке древние тома с запретными знаниями. Птицы вытягивали шеи и разевали клювы, не издавая при этом ни звука, словно осыпали безмолвными проклятиями всех, кто отважится сюда войти.

У библиотекарши в главном зале был суровый вид и взъерошенные седые кудри. Не красавица, но чем-то похожа на Эльзу Ланчестер в «Невесте Франкенштейна», взгляд бегающий, а губы крепко сжаты, словно она обижена на весь мир. В их с Эмити вселенной Джеффи ни разу не встречал этой библиотекарши. Женщина не поздоровалась и, похоже, не обратила на них никакого внимания. Она мрачно листала книгу, лежавшую на самом верху высокой стопки, и тщательно всматривалась в страницы, словно выискивала сахарных чешуйниц, поедающих бумагу. Вдруг библиотекарша захлопнула книгу и удовлетворенно хмыкнула, словно нашла наконец вредное насекомое и с удовольствием его раздавила.

В зале было множество шкафов с книгами — побольше, чем во многих нынешних библиотеках, — а за ними компьютерный уголок с четырьмя терминалами для доступа в Интернет. Освещение тусклое, совсем не такое, как в библиотеке того Суавидад-Бич, откуда явились Джеффи с дочерью. В углах зала — светло-серые комки пыли, такой же пылью припорошены компьютерные мониторы. В неподвижном воздухе стоял едва заметный запах бумажной плесени, словно в смежных помещениях давно уже не проводили надлежащей уборки.

Судя по всему, в данный момент Джеффи и Эмити были единственными гостями библиотеки. Усевшись за компьютер, они загуглили имя Эдвина Харкенбаха. Оказалось, что полностью его зовут Эдвин Марстен Харкенбах.

В интернет-океане данные по Эду являли собой даже не остров, а небольшой континент. Доктор Харкенбах, шестидесятичетырехлетний любитель галстуков-бабочек, имел три ученые степени, написал двадцать шесть книг и более пяти сотен статей, почти четыреста раз выступал на публике и получил множество наград за научно-исследовательскую и преподавательскую деятельность.

Смущенный объемом материала, Джеффи перешел на страницу «Википедии», чтобы ознакомиться с краткой биографией Эда. Оказалось, что плодовитый Харкенбах, весьма яркий представитель научного сообщества и заметная фигура в мире физики, четыре года назад почти перестал появляться на людях. За это время он не опубликовал ни новых книг, ни даже статей и лишь несколько раз засветился на конференциях.

— Сто процентов, тогда-то он и начал работать над проектом, — прошептала Эмити, достала Снежка из кармана и накрыла его ладонью.

— Каким проектом?

— Над проектом «Ключ ключей».

Джеффи кивнул:

— Наверное, все это время тратил миллиардные гранты.

Снежок высунулся из-под ладони Эмити. Посмотрел направо, налево, поводил носом. Похоже, библиотека его заинтриговала.

Если верить «Википедии», жена Харкенбаха (ее звали Рина) умерла от рака, когда обоим было по тридцать пять лет. После этого Эд больше не женился. Детей у них с Риной не было, и Харкенбах посвятил всю свою жизнь работе.

— Зря мы называли его Страшилой, — сказала Эмити, читавшая биографию профессора вместе с отцом. — Ему больше подходит Дядя Горемыка.

Многомиллиардный исследовательский проект, посвященный поиску параллельных миров — цель, признаться, экзотическая, — скорее всего, был развернут в обстановке строжайшей секретности. Вряд ли Эд писал статьи об этой разработке или рассказывал о ней во время своих выступлений.

Однако правительство поручило бы Эду такой проект лишь в одном случае: если бы он глубоко интересовался теорией мультиверсума задолго до того, как на него обрушились все эти миллиарды долларов. Наверное, он написал множество работ на эту тему, а потом уже получил возможность заняться поиском дверей, ведущих в бесконечный континуум параллельных миров.

Закрыв страничку «Википедии», Джеффи нашел сайт с внушающим доверие списком книг Эда Харкенбаха, но тут краем глаза уловил движение в зале. Обернувшись, он увидел еще одного посетителя библиотеки. Тот устроился в сорока футах от компьютерного уголка, за длинным читательским столом, по бокам от которого высились восьмифутовые стеллажи с книгами. Он был в черной форме из мягкой ткани и черной вязаной шапочке. Мужчина протянул руку к ближайшей полке и взял газету.

Сунув Снежка в карман курточки, Эмити шепнула:

— Этот тип, прежде чем сесть, с минуту нас рассматривал. Он мне не нравится.

— Да ладно тебе, обыкновенный чудик, — неуверенно сказал Джеффи. — У нас и дома таких хватает, разве что одеваются по-другому.

Просматривая список трудов Эда Харкенбаха, он зацепился взглядом за название книги, опубликованной восемь лет назад: «Бесконечное множество вселенных: параллельные миры и квантовая реальность». Ознакомился с кратким содержанием и сказал:

— Вот оно. То, что нам нужно. Интересно, найдется ли здесь экземпляр?

Он уже собирался закрыть браузер, но Эмити остановила его:

— Погоди! Пап, давай еще кое-что посмотрим. Прежде чем поймем, за что отвечают три кнопки — ну, на ключе, — прежде чем отправимся домой… если у нас, конечно, получится, я хочу поискать ее имя.

— Какое имя? — спросил Джеффи, хотя все понял.

Перспектива была заманчивой и вместе с тем пугающей.

Эмити сделала равнодушное лицо — совсем как у фарфоровой куклы, — но ее выдали голубые глаза. Не глаза, а озера, полные тоски.

— Мишель Мелинда Джеймисон.

— Милая, не накликать бы новую беду.

— Да, понимаю. Мне самой не по себе.

— И мне. Найти местную версию твоей мамы, чтобы она пожелала отправиться с нами домой? Не думай, что это так просто.

— А вдруг?

— Нет, милая. Может, она замужем за здешним мной — тем, кто косил газон. Она же не станет бросать одного мужа ради другого, в точности такого же.

Эмити помотала головой:

— В том доме не было никаких женских штучек. Ты живешь там один.

— Знаешь, что нам нужно? Разобраться с этими кнопками. Это самое срочное, самое важное наше дело.

— Да ясно. Но… если она здесь и у нее никого нет…

— С этим миром что-то не так! — не сдержался Джеффи. — Нужно уматывать отсюда, и побыстрее!

Закусив губу, Эмити отвернулась, несчастная и совсем одинокая.

Джеффи отчаянно любил свою дочь. Готов был жизнь за нее отдать. Столь сильная любовь способна наделить человека отчаянным мужеством. И толкнуть его на глупые поступки.

Помедлив, он ввел в окошко поиска имя Мишель Мелинда Джеймисон.

Да, она действительно существовала в этом мире. Более того, проживала в Суавидад-Бич, в доме на Вишневой улице, там же, где жила со своим отцом, Джимом Джеймисоном, пока не вышла замуж за Джеффи.

— Пап, нужно с ней повидаться. Мы с ней повидаемся? Ну пожалуйста!

Джеффи задумался. Да, Эмити — неглупая девочка, но слишком увлекается фэнтези-романами, а ведь там сплошной вымысел. К тому же она слишком мала и не осознает, что подобная встреча запросто может пойти не так, как надо, — по множеству причин. И останется от такой встречи один лишь неприятный осадок. В отличие от дочери, Джеффи прекрасно понимал, что поход на Вишневую улицу, скорее всего, выльется в душевную травму. Однако он, романтик до мозга костей, семь долгих лет дожидался чудесного возвращения Мишель. Хотя его мучило тревожное предчувствие, такое тяжелое, что он даже дышал через силу, Джеффи сказал:

— Ну ладно. Если найдем книгу Эда, если разберемся, как пользоваться ключом, тогда наведаемся на Вишневую улицу и посмотрим, как дела у Мишель.

Наградой ему была улыбка Эмити, и в других наградах он не нуждался.

Однако его ответная улыбка была вовсе не такой искренней. Джеффи только что пообещал совершить безумный, безрассудный, опрометчивый поступок. Обещание, рожденное в горниле отцовской любви, и радовало его, и беспокоило.

— Пап, ты самый лучший человек на свете, — сказала Эмити.

«Хотелось бы надеяться, что я достоин такого звания», — подумал Джеффи.

Они с Эмити пошли вдоль стеллажей, высматривая раздел научной литературы, где вполне могла найтись книга Харкенбаха, и стараясь не смотреть на человека, который сидел за столом, держал в руках газету и даже не делал вида, что читает ее.

15

Окна библиотеки располагались высоко над стоящими вдоль стен стеллажами. Затишье на улице сменилось легким бризом. Темно-серые тучи неторопливо плыли на юг, а пышные кроны финиковых пальм еще не бились на ветру, но уже медленно шевелились, словно бесчисленные ротовые щупальца актинии в поисках пищи. Гипнотическое зрелище.

Пока Джеффи с дочерью искали книгу Эдвина Харкенбаха, покой библиотечного зала то и дело нарушали странные воздушные потоки меж долговязых стеллажей, словно коллекцию книг просматривала некая незримая сущность. Быть может, мятежные духи прошлых посетителей тщетно искали руководство для «чайников» под названием «Как перестать быть призраком и наконец умереть по-настоящему».

В зале пахло книжной пылью и пожелтевшей бумагой. Время от времени к этим романтическим ароматам примешивался неприятный, но мимолетный душок плесени. Дважды Джеффи улавливал легкий запах гари, намек на зловоние пожара, тут же поднимал глаза к сводчатому потолку и вертел головой, ожидая увидеть дымную пелену.

— Вот! — выдохнула Эмити и провела кончиком пальца по корешкам нескольких томов.

Харкенбах написал уйму книг, но в библиотеке было лишь семь томиков с его фамилией на корешке. Среди них, однако, нашелся экземпляр «Бесконечного множества вселенных». Обложка была украшена звездной россыпью, а между яркими красными буквами заголовка стояли такие же, но бледно-голубые.

Хотя в книге насчитывалось всего триста двенадцать страниц и она предназначалась для широкой публики, а не для физиков-профессионалов, читать ее, стоя в библиотечном проходе, было некогда. К тому же по неясной причине Джеффи совсем не хотелось, чтобы человек в черном застукал их за чтением.

У него с собой был читательский билет библиотеки Суавидад-Бич, но интуиция подсказывала, что здесь такой документ не прокатит. Взъерошенная библиотекарша отвергнет его, поджав губы, конфискует книгу и наверняка отпустит какое-нибудь замечание — достаточно громко, чтобы привлечь внимание мужчины в черном, уже проявлявшего нездоровый интерес к ним с Эмити.

Джеффи передал книгу дочери и тихонько сказал:

— Ты выглядишь не так подозрительно, как я. Ослабь ремень, сунь книжку в джинсы и застегни куртку.

— Мы что, хотим ее украсть? — шепнула Эмити.

— Нет, милая, не украсть.

— А что?

— Взять на время. Правда, без разрешения. Позже вернем.

— Ну хорошо.

— Ничего хорошего. Пусть это и не кража, но все равно так делать нельзя. Сейчас у нас нет выбора, но это первый и последний раз.

Эмити спрятала книгу — в точности как велел Джеффи.

— И постарайся не делать виноватое лицо, — добавил он.

— Оно у меня не виноватое, — возразила Эмити.

— Все равно какое-то не такое. Значит, слушай: идем прямо к выходу. Не спеши. Расслабься. Веди себя непринужденно.

— Песенку насвистывать?

— Это шутка?

— Ну да.

— Сейчас не до шуток.

Они развернулись в проходе между стеллажами и тут же застыли: перед ними стоял человек в черном. У него было несчастное лицо, похожее на поросячье рыло, но в глубоко посаженных глазках читалась угроза. Человек смерил их нахальным взглядом, и мясистые ноздри его раздулись, как будто он почуял трюфель.

— Нашли, что искали? — с подозрением спросил он.

По тону было ясно, что мужчина задал свой вопрос вовсе не для того, чтобы помочь им с поисками.

— Да, сэр, спасибо, — безмятежно ответил Джеффи. — Дочке задали сделать проект, моторизованную модель Солнечной системы, и мы разбирались, у каких планет больше одной луны, а у каких и вовсе нет спутников. Вот, разобрались.

Незнакомец в наряде а-ля японский шпион-ниндзя выглядел довольно-таки нелепо, но по его тону и манерам можно было сделать вывод, что этот человек облечен властью и привык, что к нему относятся с уважением.

— Вот как? Модель Солнечной системы? Девочка, сколько тебе лет?

Джеффи понял, что модель Солнечной системы, да не простая, а моторизованная, — чересчур претенциозный проект для шестиклассницы. Понять-то понял, но было уже поздно. Эмити, однако, тут же залатала эту прореху в его легенде.

— Мне почти четырнадцать, — соврала она. — Сейчас я коротышка, но это не навсегда. Скоро у меня будет скачок роста. Вытянусь до пяти футов восьми дюймов, а то и девяти, и надо мной перестанут потешаться. Кстати говоря, жду не дождусь. Папа сделает так, чтобы все планеты и спутники вертелись туда-сюда. Представляете, как меня зауважают?

Джеффи рад был, что Эмити у него такая сообразительная, но соврать с такой готовностью, да так убедительно… Он слегка оторопел.

— Ты что, замерзла? — скептически поинтересовался человек в черном. — Зачем застегнулась наглухо? Здесь не холодно. Скажи, девочка, что у тебя под курткой?

Встав к нему вполоборота, Эмити быстро расстегнула две верхние пуговицы и вытащила Снежка из наружного кармана — с таким видом, словно он все время сидел во внутреннем.

— Это Снежок, моя мышка. Я его всюду с собой ношу, он ни разу не сбежал. С ним вообще никаких проблем. На книжки он не какает, ничего такого. Вы уж простите. Зря я притащила его в библиотеку.

Охранник — если это был охранник — сердито нахмурился:

— Странный у тебя питомец. — Он взглянул на Джеффи так презрительно, словно оскорбился до глубины души. — Ну что вы за отец? Зачем позволяете дочери держать такую мерзость?

В той Калифорнии, откуда прибыли Джеффи и Эмити, выговор от человека, похожего на статиста из второсортного китайского боевика, был бы встречен гневной отповедью, но в альтернативной версии США к такой загадочной персоне следовало относиться с осторожностью.

— Да, сэр. Конечно, вы правы. Наверное, я слишком ее балую. С тех пор как… с тех пор как скончалась ее мать.

Этот несостоявшийся гестаповец явно считал себя важной птицей, страдал от комплекса вахтера, грубил и лез не в свое дело, но в нем все же оставалась кроха человечности. При упоминании о семейной трагедии лицо его смягчилось. Он посмотрел на Эмити и снова перевел взгляд на Джеффи:

— Ну ладно. Может, и не стану записывать вас на родительские курсы. Но давайте-ка выметайтесь отсюда. Только тварь свою не забудьте. И купите дочери нормального питомца из списка рекомендованных домашних животных, чтобы не позорить дух нации.

— Куплю, — заверил его Джеффи, хоть и не понял, о чем идет речь. — Спасибо за понимание.

Не оборачиваясь на самодура в черном, они с Эмити начали пробираться через лабиринт стеллажей, пока наконец не оказались в фойе, где Джеффи снова увидел библиотекаршу с всклокоченными седыми кудрями. Она быстро шла к читальному залу, толкая перед собой тележку с недавно просмотренными книгами. Когда библиотекарша скрылась в арке, снова потянуло дымом. Душок был едва заметный, но Джеффи подумал, что так пахнет горящая бумага.

И открыл дверь в чужой мир, чувствуя, что по спине у него бегут мурашки.

16

Эмити надеялась, что буря подождет до вечера. Затянутое небо грозило ливнем, но прошло уже несколько часов, а оно так и не реализовало свою угрозу. Птицы, спрятавшись было от грядущего дождя, снова поднялись в воздух. Белые чайки, кружившие на фоне грязно-серых туч, то и дело устраивали шум, ругая непогоду. Бурые пеликаны снялись со своих гнезд где-то в лагунах и теперь безмятежно скользили по небу, храня вечное молчание. Крикливые вороны метались от дерева к дереву с таким видом, будто их преследовали невидимые хищники.

У Эмити с отцом не было возможности изучить книгу Эда Харкенбаха в спокойной обстановке в переулке Тенистого Ущелья, у себя дома, — ведь в этом безумном мире их дом принадлежал другому Колтрейну. Не исключено, что не такому доброму, как тот отец, которого она любила. Вряд ли папин дубликат будет конченым злодеем — в этом мире или в любом другом. Пусть миров многие тысячи, но ни один из Джеффи Колтрейнов не способен превратиться в душегуба вроде Ганнибала Лектера, это уж точно. Хотя некоторые Колтрейны могут оказаться невероятными занудами. В любом случае им с отцом совсем не нужно, чтобы один Джеффи встретился с другим — в мире, где должен быть только один Джеффи. Вряд ли кто-то из них взорвется или прекратит свое существование каким-нибудь иным образом, но и такую вероятность тоже нельзя списывать со счетов.

Папа решил отправиться в кафе «У Харбисона», сесть за дальний столик и почитать книгу за едой. Но в этом мире кафе называлось «У Степто» и было совсем не такое ухоженное, как заведение Харбисона. Заметив разницу, папа вдруг задумался, сойдет ли содержимое его кошелька за деньги в здешних Соединенных Штатах. Может, его доллары настолько отличаются от местной валюты, что кассир откажется их принимать и закатит сцену.

Надеясь, что грозовые тучи уйдут к югу и там уже прольются дождем, отец с дочерью отправились в центр города, в приморский парк, где вышли на газон и расположились на лавочке с видом на белый песчаный пляж.

Тучи отражались в воде, и океан был похож на безжизненное пепельное болото, словно все города на побережье — и большие, и поменьше — сгорели, а ветер разнес золу по воде. Зловещий шелест серого прибоя, казалось, предвещал разруху и запустение. С моря тянуло йодом и гниющими водорослями.

Для серферов волны были мелковаты. Купальщиков на пляже не было: должно быть, разошлись, опасаясь шторма. В сотне ярдов от парка проходило Прибрежное шоссе, но движение было совсем не таким напряженным, как в родном мире Джеффи и Эмити. Наверное, здешние жители не очень-то любили переезжать с места на место, или же такие поездки не приветствовались властями. Эмити не особенно разбиралась в автомобилях, но ей показалось, что в этом Суавидад-Бич марок и моделей значительно меньше, чем в ее родном городке. Все машины были коричневыми, серыми или черными. Несмотря на глубокий оттенок неба и шум океанских волн, пасмурный день казался вялым, скучным и бесцветным.

Поглядывая на птиц, Эмити достала Снежка из кармана куртки и высадила на землю, где он тут же справил естественные надобности, после чего принялся исследовать территорию у ног хозяйки. Тут-то девочка и заметила гильзы: по всей траве были разбросаны тускло поблескивающие цилиндры, словно в парке недавно случилась перестрелка.

Усидеть на жесткой бетонной лавочке было непросто, но читать книгу Харкенбаха оказалось еще труднее. Старина Эд — даром что гений — не умел излагать мысли простыми и понятными предложениями. Такое чувство, что книга была написана для марсиан. Папа не спеша просматривал страницы и зачитывал некоторые отрывки вслух, но Эмити почти ничего не понимала. Лишь одна цитата показалась ей полезной.

Старина Эд, бездомный гений в бегах, страшила и горемыка, утверждал: посетив параллельный мир (или, говоря словами из книги, «альтернативную временную шкалу»), его координаты можно будет внести в некий каталог. Таким образом, путешествующие по мультиверсуму смогут переместиться в определенную реальность, а не скакать по всему диапазону миров, словно игральные кости.

По словам папы, теперь стало ясно, что означает нижняя строчка на экране: «Временная шкала 1.13. Каталогизировано».

— Если считать наш мир первичной Землей, то любой другой мир — это новая временная шкала. Логично? По-моему, да.

Ситуация была совсем не идеальная, но Джеффи переполняло мальчишеское воодушевление. Он любил узнавать что-нибудь новое, обожал разгадывать загадки и решать всевозможные головоломки.

— Значит, мир, в котором мы сейчас находимся, был внесен в каталог. Путь к нему записан в памяти устройства под названием «Земля 1.13». Наверное, этот мир — тринадцатый по счету от нашего. Что скажешь?

— Ну, пожалуй. — Эмити внимательно смотрела на плывущие по небу тучи, словно опасалась, что из-за них появится дракон, схватит ее и унесет с той же легкостью, с какой ястреб уносит мышь.

Хотя непохоже, чтобы здесь водились драконы. Вокруг нет ни замков, ни рыцарей на бронированных скакунах — короче говоря, ничего, что могло бы навести на мысль о драконах. Однако в реально хороших книжках неожиданности случаются гораздо чаще, чем предсказуемые события. Эмити нравились крутые повороты сюжета, но она вовсе не горела желанием столкнуться с ними в реальной жизни.

Осторожно, чтобы не наступить на Снежка, девочка встала со скамейки, нагнулась и подняла с травы несколько гильз. Они были холодные. «Холодные, как смерть, — подумала она. — Здесь кого-то убили. Может, одного человека, а может, и нескольких. В общественном парке. Скверное местечко. Пора бы нам убраться отсюда, к чертовой матери».

Озвучивать эти мысли она не стала: помнила, что в некоторых фэнтези-романах не самого высшего качества встречаются персонажи-девочки, то и дело теряющие присутствие духа. Как только они начинают истерить, их спасает принц, сказочный волк или семейство добродушных дворфов. На их долю не выпадает настоящих приключений: такие персонажи только и делают, что ждут, чтобы их спасли. Эмити их терпеть не могла и уж точно не собиралась вести себя как эти клуши. Несмотря на стреляные гильзы в траве (их было много, а значит, здесь произошло нечто ужасное), нельзя утверждать, что в парке кого-то убили, поэтому Эмити не побежит к папочке за утешениями вроде «ничего страшного, не забивай себе голову, ты ж моя красавица».

Почитав еще немного, папа достал из кармана ключ ключей и коснулся круглой кнопки. Экран засветился серым. На нем появились еще три кнопки.

— Наверное, если нажать на «ВЫБОР», ничего страшного не случится.

— Не факт, — возразила Эмити.

— Готов спорить, что на экране появится клавиатура, чтобы я мог ввести адрес того мира, куда собираюсь отправиться. И еще какие-нибудь кнопки для подтверждения координат.

— Мы просто хотим попасть домой. — Эмити высыпала на бетонное сиденье пригоршню гильз, и они зазвенели, словно волшебные колокольчики. — Больше нам никуда не надо.

— Если кнопка «ВЫБОР» работает так, как я думаю, — продолжал папа, хмуро глядя в книгу, — то кнопка «ДОМ» сделает именно то, что на ней написано: вернет нас на первичную Землю. Туда, откуда мы явились.

— Пока не нажимай, — попросила Эмити.

— Вопрос в том, что делает кнопка «ВОЗВРАТ».

— И ее тоже не нажимай, — сказала Эмити.

Джеффи положил устройство на лавочку и просмотрел еще несколько страниц, приподняв брови и задумчиво шевеля губами. Эмити тем временем добавила к первой пригоршне гильз вторую.

Снежок рискнул отойти от хозяйки чуть дальше обычного. Обнаружил недоеденную конфету и торжествующе зашуршал оберткой.

Эмити подошла к нему, по пути собирая новые гильзы, некогда содержавшие в себе смертоносный свинец. Тогда-то она и увидела зубы, определенно человеческие. Передние зубы, резцы, один надколот. Все три зуба держались на окровавленном фрагменте челюсти, словно на этом самом месте вдребезги разбилось чье-то лицо.

17

На ощупь зубы были ледяные. Девочка понимала, что на самом деле они не холоднее гильз, что лишь кажутся ледяными, что это психическая реакция. Будь Эмити одной из тех зануд, что при всяком удобном случае верещат «спасите-помогите», заорала бы так, словно у нее волосы горят, и помчалась бы к папочке. Но вместо этого она взяла себя в руки, и на то были две причины.

Во-первых, она не из тех зануд, и если когда-нибудь заметит за собой подобное поведение, то врежет себе по заднице, да так, что полетит отсюда до самой Кукамунги. А во-вторых, если папа увидит эти зубы, то немедленно схватит Эмити в охапку и заберет на первичную Землю. Плевое дело, одну кнопку нажать, и все. Но тогда они так и не зайдут в гости к Джеймисонам, живущим на Вишневой улице, — в дом, где ее, наверное, ждет мама.

Эмити выбросила найденные гильзы, сунула осколок челюсти в карман джинсов и подняла глаза на предгрозовое небо. Она не ожидала увидеть дракона. Если что-то вынырнет из-за туч, это «что-то» будет в сто раз хуже, чем огнедышащий дракон с когтями длиною в фут и горящими глазами. Эмити понятия не имела, каким окажется это «что-то». Главное, чтобы оно оставалось за тучами.

Вытирая ладонь о джинсы, она взглянула на океан. Горизонта не было видно. Серый прибой оставлял после себя полоски грязной пены. Девочке показалось, что на берег вот-вот начнет выбрасывать трупы.

Она не была пессимисткой и определенно не страдала от депрессии. Расти без матери хреново, а иногда — очень грустно, но Эмити, как правило, была совершенно счастлива, честное слово. Жизнь хороша. Более того, жизнь прекрасна. Каждый день Эмити видела какую-нибудь новую красоту, и с ней постоянно случались самые удивительные вещи — в тот момент, когда их меньше всего ожидаешь. Она же смышленая, а смышленый человек всегда настроен оптимистично. Пока не окажется на Земле 1.13. Так что Эмити не удивится, если море начнет выплевывать гниющих мертвецов. И это, кстати, вовсе не ее проблема. Это проблема здешних мест. Хотя… Может, и ее тоже, но лишь отчасти, 1.13 — отвратительный мир, перевернутый с ног на голову. Но вдруг все не так плохо, как кажется? Некоторые просто не любят новых мест. Где бы они ни оказались — в Париже, в Риме, в Рио, — всегда будут говорить, что дома лучше. Папа — домосед, он равнодушен к путешествиям. Наверное, Эмити вся в него. Тоже любит все знакомое: уютные библиотеки, где тебе всегда рады, и парки, в которых можно гулять по газону, не опасаясь найти кусок человеческой челюсти, оставшийся на месте массового расстрела.

Подняв с травы конфетную обертку, Эмити достала из нее Снежка. Он крепко держал в лапках кусочек нуги. Ну и на здоровье, подумала Эмити и посадила Снежка в карман куртки.

Преисполненная гордости за собственное хладнокровие, она вернулась к лавочке и по-тихому убрала с нее все гильзы: они встревожили бы отца не меньше, чем осколок челюсти.

Увлеченный чтением, папа не заметил кучки медных блестяшек.

— Положи руку мне на шею, — сказал он.

Аккуратно ссыпав медные свидетельства трагедии в траву за лавочкой, Эмити спросила:

— Зачем?

— На всякий случай.

— На какой такой случай?

— Я нажму кнопку «ВЫБОР», чтобы проверить, что я прав. Если ошибаюсь и нас занесет в другое место, нужен физический контакт, чтобы меня не перебросило одного. Помнишь, мы одновременно схватили Снежка — ну, на кухне, когда этот гаденыш забрался на экран и включил устройство?

— Он не виноват. И он не гаденыш. Просто любопытный.

— Это я так, любя.

Внимание Эмити привлек рев моторов на Прибрежном шоссе. На юг двигалась автоколонна — три огромных грузовика зловещего вида, пожалуй, даже бронированных. Сперва Эмити решила, что грузовики армейские, но потом обратила внимание, что они выкрашены в черный цвет, окна тонированы до полной непрозрачности, а на кузовах нет никаких опознавательных знаков.

Она положила ладонь на шею отцу. Тот взял ключ и коснулся кнопки с надписью «ВЫБОР».

Во время двухсекундной задержки — казалось, прошла целая вечность — Эмити подумала, что никогда больше не увидит Джастина Дакоту, живущего в конце переулка и вполне подходящего на должность будущего мужа. После этого экран ярко засветился. На нем появилась надпись: «Введите номер временной шкалы», а ниже — клавиатура.

— Так я и думал! — воскликнул папа.

Вместо того чтобы ввести номер параллельного мира, он нажал кнопку «ОТМЕНА». На мгновение Эмити показалось, что у слова «отмена» чрезвычайно грозный смысл, что сейчас будет отменено само их существование — так, словно их с папой никогда и не было. Земля под номером 1.13 выбила ее из душевного равновесия. Но клавиатура на экране сменилась тремя знакомыми кнопками: «ДОМ», «ВОЗВРАТ», «ВЫБОР», — а Эмити с отцом по-прежнему были целы и невредимы, как и Снежок, свернувшийся калачиком у нее в кармане. Наверное, вцепился в свою нугу всеми четырьмя лапками и грызет ее помаленьку.

У мышей свои преимущества. Да, живешь ты недолго, и убить тебя проще простого. С другой стороны, ты не осознаешь, насколько огромен мир вокруг тебя, насколько он опасен, сколько в нем таится неожиданностей. Не думаешь о том, сколькими способами можно расстаться с жизнью. О том, чего можешь лишиться. Мыши для счастья нужны лишь самые нехитрые удовольствия: орешек, мягкое зернышко сырного попкорна, кусочек нуги и теплый хозяйский карман.

Каково это, когда у тебя есть мать? Наверное, что-то вроде кусочка нуги и теплого кармана для мышки. Но стоит ее потерять, и становится ясно: найти ее, вернуть ее домой — весьма нетривиальное дело. Мышам такое не по плечу.

Папа встал с лавочки, сжимая в руках книгу Эда и ключ ключей. Хмуро посмотрел на небо, на океан, а потом на Эмити.

— Точно этого хочешь? — спросил он. — Уверена?

Мало ли, вдруг дочь передумала идти на Вишневую улицу.

— Ты же обещал…

— Я не об этом спрашиваю, милая.

Она смотрела ему в глаза. Отводить взгляд во время важного разговора с отцом — не самая лучшая мысль. Будь у тебя хоть тысяча поводов повернуть голову, отец безошибочно определит истинную причину, и тогда ничего не спрячешь. Иногда эта его способность казалась сверхъестественной, честное слово, но других сказочных талантов у папы не было. Он не мог ни летать, ни проходить сквозь стены, так что умение читать дочкины мысли было, пожалуй, лишь развитым отцовским чутьем. Любитель старины, бакелитовых приемников и постеров ар-деко, для всех окружающих он был Джеффи, но для дочери иногда превращался в Джеффри.

— Да, хочу, — ответила она. — Мы обязаны туда сходить. Может, она там одна. Может, ей грустно. Может, она живет в невыносимых условиях или попала в беду.

— В невыносимых условиях? — Отец хотел напомнить, что лишний драматизм ни к чему. — Попала в беду, да?

— Конечно. Почему нет? Сам посуди: время от времени люди попадают в беду. Не только в кино или книжках, но и на самом деле. Вдруг ей нужна помощь? В любом случае мы… мы с тобой своих не бросаем.

Эмити не отвела взгляда. На сей раз не выдержал Джеффи. Опустил глаза и уставился на правый карман ее джинсов, где лежал фрагмент челюсти с тремя зубами. Такое чувство, что папа способен видеть сквозь джинсовую ткань и знает, какую жуть Эмити подобрала на газоне.

Она чуть не показала ему свою находку, чуть не выпалила, что этот мир еще страннее и мрачнее, чем кажется, что нужно спасти Мишель, забрать ее из этого города, где людей расстреливают в общественном парке, но тут поняла, что непроизвольно сунула правую руку в карман и стиснула осколок челюсти в кулаке. Вот что заметил папа: напряженную руку и кулак в кармане. И еще — merde! — кулак ее дрожал. Дурацкий кулак выдавал ее с головой.

Выпустив зубы, она достала руку из кармана. Чуть было не отерла ладонь о штанину, но вовремя спохватилась: папа тут же поймет, что в кармане у нее какая-то гадость.

С предательской рукой нужно было что-то делать, и Эмити указала на ключ ключей:

— Ты же вроде разобрался, как им пользоваться. Если начнутся неприятности, перебросишь нас домой.

Джеффи повернулся к Прибрежному шоссе. Посмотрел на торговую улицу, на дома, ярусами стоящие на холмах. К счастью, в тот момент на дороге не оказалось огромных бронированных грузовиков — черных, без маркировки, с наглухо тонированными стеклами.

Тем не менее Джеффи сказал:

— Мне здесь не нравится.

— Мне тоже. Вот почему нельзя ее здесь бросать, пап. Может… может, ей без нас не обойтись.

Джеффи снова посмотрел ей в глаза. На сей раз никто не отвел взгляда.

— Ну хорошо. — Он сунул ключ ключей в карман и забрал книгу со скамейки. — Но только по-быстрому.

18

Прибрежное шоссе спускалось с холмов на севере, проходило через центр города, мимо парка и общественного пляжа и поднималось в холмы на юге. Вдоль дороги, квартал за кварталом, стояли мотели, гостиницы, магазины, рестораны и арт-галереи, ибо Суавидад-Бич давно уже был одним из популярнейших калифорнийских курортов. Но в этот день и в этом мире дефицит туристов (на тротуарах почти никого не было) нельзя было списать на одну лишь непогоду. Многие заведения были закрыты, а это говорило об экономическом спаде, а то и о кризисе.

Джеффи и Эмити вышли из парка и направились на юг. На втором перекрестке они заметили, что впереди, ближе к холмам, напротив галереи Гиффорда, стоит полицейская машина, а рядом с ней — черный фургон без маркировки.

— Неужели Эразма ограбили? — взволнованно спросила Эмити.

— Это вряд ли, — успокоил ее Джеффи. — Кто же станет грабить галерею?

В Суавидад-Бич жило множество художников и прочих людей искусства, а движущей силой этого процветающего сообщества давно уже был Эразм Гиффорд. На первом этаже его галереи продавались картины современных живописцев, в том числе и местных, чьи работы Эразм вывел на национальный уровень. Этажом выше были выставлены оригиналы давно почивших калифорнийских классиков и небольшая, но весьма серьезная коллекция постеров ар-нуво и ар-деко. Эти превосходные экземпляры шли по восемь, а то и десять тысяч за штуку.

Иногда Джеффи попадались постеры такого качества, что для перепродажи приходилось поднимать клиентскую базу Гиффорда, ведь только эти люди способны были дать за подобные находки нужную цену. В таких случаях Джеффи делил прибыль с владельцем галереи. Эразм был честный человек и страстно любил свое дело. Они с Джеффи быстро сдружились.

Теперь же Джеффи забеспокоился: как-никак у друга неприятности. Хотел перейти дорогу и узнать, в чем дело, но тут из галереи вышел Эразм в сопровождении двоих полицейских: руки заведены за спину и сцеплены наручниками, густые седые волосы перепачканы красным, а лицо — все в кровавых потеках, словно галерейщика ударили дубинкой по голове.

Фигурой Эразм — плечистый, крепкий, коренастый — напоминал Пабло Пикассо. В шестьдесят лет он смотрелся внушительнее, чем многие выглядят в тридцать пять. Сегодня, однако, плечи его поникли, голова упала на грудь, и вид у него был как у человека, проигравшего последний бой.

Джеффи видел его таким впервые в жизни. Он даже охнул от изумления, но тут же напомнил себе, что на самом деле этот мужчина — двойник его друга, обитатель параллельного мира. Трудно было представить, что такой хороший, надежный человек, как Эразм, в другой жизни — даже под давлением обстоятельств — мог пасть столь низко, что его арестовала полиция. Но исключать этого было нельзя. Тем не менее Джеффи взял Эмити за руку и шагнул к краю тротуара, намереваясь перейти дорогу, но тут же застыл на месте. Следом за полицейскими из галереи вышел человек в черной форме и черной вязаной шапочке.

— Еще один, — прошептала Эмили, словно опасалась, что ее, несмотря на гул моторов, услышат на другой стороне улицы. — Не нравятся мне эти парни. И не только из-за уродских нарядов. Они как тараканы в человеческом обличье, только наоборот — все время лезут на видное место, причем в самый неожиданный момент.

Этот человек-таракан выглядел более грозно, чем особь, донимавшая их в библиотеке. Шесть футов два дюйма, двести фунтов живого веса. В руках у него была усовершенствованная версия полицейской дубинки, что-то вроде японской тонфы. Должно быть, ею он и стукнул Эразма по голове. Лицо у человека было круглое и плоское, не хватало лишь надписи «варвар» на лбу. Возможно, такая надпись у него была, но скрывалась под отворотом облегающей вязаной шапочки.

Полицейские не стали усаживать Эразма в патрульный автомобиль. По указке варвара — он определенно был тут за главного — пленника препроводили к черному фургону. Из него выскочил еще один человек-таракан, схватил Эразма и грубо запихнул его в машину.

— Пап, он на нас уставился, — предупредила Эмити.

Варвар с дубинкой стоял у дороги, между фургоном и патрульной машиной, и внимательно смотрел, как отец с дочерью наблюдают за арестом хозяина галереи. Наверное, по социальным нормам здешних мест граждане не должны были обращать внимания на подобные сцены, а у слишком любопытных могли возникнуть проблемы. До Джеффи дошло, что ни один водитель, проезжая мимо, не сбавил скорость, чтобы посмотреть, что тут творится.

— Глаза вниз, — сказал Джеффи, — как будто на тротуаре что-то интересное. И вперед, вон до того перекрестка.

Хоть он и не был знаком со здешним Эразмом Гиффордом, бросать его в беде было как-то неправильно. Но нужно думать об Эмити. Судя по всему, они оказались в авторитарном или даже тоталитарном государстве, и разумнее всего будет не лезть на рожон, пусть даже такое разумное поведение смахивает на трусость.

Они с Эмити продолжили путь на юг. В конце квартала перешли дорогу, и только тогда Джеффи рискнул оглянуться. Мигалка патрульного автомобиля раскрашивала тусклый день ритмичными красными всполохами. Обе машины отъехали от обочины и направились вниз, на север.

— Отныне не отходи от меня ни на шаг, — предупредил Джеффи. — Ни в коем случае. Всегда будь на расстоянии вытянутой руки.

19

Должно быть, птицам наскучило летать в этой серости, и они вернулись в свои гнезда.

Ветер стих. Небо затянуло еще сильнее. Джеффи никогда еще не видел таких тяжелых туч. Казалось, из них вот-вот хлынет свинец.

В жилом квартале царила необычайная тишина. Никто не выходил во двор, не возился по хозяйству. Такое чувство, что дома по большей части были пусты.

Джеффи подумалось, что его окружает не воздух, а какое-то плотное вещество — словно он, ныряльщик, пытается достать до дна, а вода выталкивает его на поверхность.

В отличие от большинства зданий Суавидад-Бич, дом на Вишневой улице не был оштукатурен. Не был выдержан ни в мексиканском стиле, ни в стиле крафтсман, ни в стиле модерн, ни в псевдотосканском ключе, ни в современном, менее броском. В Южной Калифорнии таких домов почти не бывает: двухэтажное здание, обшитое белой доской, с зелеными ставнями на окнах. В любом ситкоме 50-х и 60-х годов прошлого века семья главных героев жила именно в таком доме. Глядя на него, ты понимал, что жильцы друг в друге души не чают, часто смеются, а их незначительные проблемы — если у них вообще есть проблемы — решаются за тридцать минут эпизода, аккурат к рекламной паузе.

Кирпичная дорожка-«елочка» вела к кирпичным же ступенькам на веранду из того же кирпича, пристроенную к дому во время ремонта — через много лет после того, как был возведен сам дом. Раньше здесь была бетонная дорожка и невзрачное крыльцо. Как только Джеффи увидел все эти кирпичи, его накрыло волной сентиментальных воспоминаний. В его родном мире (очевидно, и в этом тоже) кладку делал его отец. Поскольку было лето, шестнадцатилетний Джеффи нанялся ему в помощники. Здесь он впервые увидел пятнадцатилетнюю Мишель Джеймисон и тут же сделался ее тайным обожателем. Джеффи был стеснительный парень, очарованный стариной, а Мишель, весьма жизнерадостная девушка, совсем не интересовалась прошлым. Она любила современную музыку, новые фильмы, писала песни и собиралась стать хозяйкой своей судьбы. Тем не менее, оглядываясь назад, Джеффи так и не смог понять, почему ему понадобилось целых четыре года, чтобы набраться храбрости и пригласить Мишель на свидание.

Держа Эмити за руку, он поднялся по кирпичным ступеням, подошел к входной двери и застыл. От всплеска былой любви заколотилось сердце. Наконец Джеффи нажал на кнопку звонка.

— Ее фамилия по-прежнему Джеймисон. — Эмити стиснула его ладонь. — Она так и не вышла замуж.

— Может, не вышла. А может, вышла. Откуда нам знать, как сложилась ее жизнь в этом мире?

— Я на нее слегка похожа. Как думаешь, она поверит нам, если заметит это сходство? Поверит, что где-то есть мир получше этого? Отправится с нами домой?

— Чем больше хочешь, тем меньше получишь, — напомнил Джеффи. — Так что давай-ка поспокойнее.

Эмити отпустила его руку и вытерла ладони о джинсы.

Дверь открылась. На пороге стояла Мишель Джеймисон. Последние семь лет сказались на ней сильнее, чем ожидал Джеффи: худоба, печать бедности на лице, морщинки в уголках глаз и что-то новое во взгляде — пожалуй, смирение и усталость от жизни, — но Мишель все равно была красивее любой красавицы на свете.

Она озадаченно посмотрела на Эмити, словно лицо девочки и впрямь показалось ей знакомым. Подняла глаза, но Джеффи определенно не узнала.

— Чем могу помочь?

Пару секунд он искал подходящие слова. Семь лет тоски, сожалений, угрызений совести… Неудивительно, что он лишился дара речи. Джеффи не перестал любить Мишель, но со временем чувство это улеглось и потускнело. Теперь же любовь нахлынула на него с прежней силой. Он страшно хотел обнять жену, но не мог себе этого позволить — не в этом мире, где они не занимались любовью, не поженились, где Мишель не родила ему дочь.

— Вы, наверное, меня не помните, — сказал он, не узнавая собственного голоса. — Я Джеффи Колтрейн. Восемнадцать лет назад мы с отцом и его бригадой сделали вам кирпичную дорожку, сложили крыльцо и вымостили патио. Мне было шестнадцать.

Из тени за спиной у Мишель вынырнуло бледное мальчишеское лицо. Мальчик выглядел ровесником Эмити. Волосы у него были черные как смоль.

— Мама?

Он стоял рядом с Мишель, но вовсе не был похож на нее. Судя по позе и выражению лица, этот парнишка был слишком высокого мнения о себе. Поджав губы, он смерил гостей презрительным взглядом.

На мальчике были коричневые ботинки, брюки цвета хаки и такая же рубашка. На нагрудном кармане нашивка — волк с горящими желтыми глазами. На плечах эполеты. Похоже, рубашка была форменная.

— Мама, что это за люди?

— Этот мужчина говорит, что когда-то делал у нас кладку. Но так и не объяснил, зачем пришел.

— Я Эмити. — В дрожащем голосе девочки слышалась буря эмоций, и Джеффи подумал, что мать с сыном наверняка сочтут такой тон неуместным. — Я Эмити, — повторила она, — и хочу лишь узнать…

— Эмити! — одернул ее Джеффи.

Но сейчас Эмити стояла лицом к лицу с матерью — по крайней мере, так ей казалось — и уже не могла остановиться: в конце концов, она ждала целых семь лет.

–…что вы здесь счастливы. Что у вас все хорошо.

Мальчик склонил голову набок:

— С тобой все в порядке? Ты, часом, не сдурела?

— Руди, веди себя прилично, — сказала ему мать.

Из тени появилась еще одна фигура — незнакомец, ровесник Джеффи.

Не обратив внимания на слова матери, Руди с подозрением смотрел на Эмити:

— Почему ты не в стае? По возрасту проходишь. Девочек сейчас тоже берут.

— Что за стая?

— «Волки Справедливости». А что, есть другие? Не тяни, вступай.

— Что случилось? — спросил мужчина из-за спины Мишель.

— Деннис, это мистер Колтрейн, — ответила она. — Говорит, что они с отцом делали здесь кирпичную кладку, когда папа затеял ремонт.

— Ага, я его знаю, — сказал Деннис. — Он сын Фрэнка Колтрейна. То-то, думаю, знакомое лицо.

В каждой новой фразе — ловушка, и угодить в нее проще простого, достаточно лишь сказать что-то не то. Но Джеффи решил, что пора объясниться.

— Я… я хотел, чтобы Эмити взглянула на работу старика. Зря мы вас потревожили. Просто я подумал, что… — И он умолк, не зная, как закончить предложение.

Конец ознакомительного фрагмента.