Манипулятор. Глава 041

Дима Сандманн, 2017

"Манипулятор" – книга о стремлениях, мечтах, желаниях, поиске себя в жизни. Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 41

Посреди недели приехала машина с межгорода, привезла товар и загрузилась нашим. Мы сидели втроем в офисе, когда около четырех часов вечера в дверь постучали.

— Да! — гаркнул Сергей из-за стола, и дверь открылась.

— Здравствуйте, я загрузился, на складе сказали, что документы на дорогу в офисе! — вошел уверенно в комнатку крупный мужчина, принеся с собой запах дизеля и табака.

Я сидел у двери, закинув ногу на ногу на манер Сергея. Тот расслабленно сидел в кресле. Появление водителя не заставило никого из обоих активизироваться. Лишь Вера подскочила, схватила заготовленные накладные и начала их просматривать.

— Сереж, надо поставить печать и подписать! — сказала она, протянула документы мужу. Тот нехотя подался вперед, навалился локтями на стол, взял печать, два раза вяло ей стукнул по бумагам и протянул документы водителю.

«Подпись не поставил, — зачем-то отметил я мысленно. — Интересно, он раньше тоже не расписывался? Да нет, вроде расписывался… Или не всегда расписывался…?»

— И подпись еще поставьте! — пробасил водитель непререкаемым тоном.

«Молодец водила», — вновь отметил я, ухмыльнулся про себя и вцепился в лицо Сергея внимательным взглядом. Оно тут же изменилось на недовольное и… и что-то еще, едва уловимое переплелось в чертах его лица с недовольством. Отрешенно не меняя позы я продолжил внимательно следить за событиями. Сергей нервным движением руки вернул накладные себе, демонстративно небрежным росчерком поставил подпись и раздраженно отпихнул по столу накладные в сторону водителя.

— Вот теперь порядок! — отчеканил тот, глянул на Сергея, распрощался и вышел.

Я заново прокрутил сценку в памяти. Сомнения улетучились почти полностью — я давал 99,9%, что водитель раскусил Сергея. В чем? В том, в чем неосознанно подозревал напарника мой мозг, и что я только осознал — Сергей специально не хотел ставить подпись на этих накладных. Хм? Я задумался. Зачем? Я понимал, что эта бартерная операция шла мимо налоговой — получается, напарник не хотел подставлять через подпись свою фигуру. Выглядело неубедительно. «Ведь при налоговой проверке, фирма все равно не отвертится от своих уловок. Странно.» — подумал я и полез в память в поиске подобных случаев.

9 ноября Сергей вернулся в офис к двум часам дня.

— Роман, ты все, уже за квартиру рассчитался или еще нет? — спросил он, переведя дыхание и закончив диктовать жене суммы, полученные им в паре оптовых баз.

Я сказал, что осталось всего семь метров. Сергей предложил поделить имеющуюся наличку, я согласился. Мы выписали себе очередную «премию» и уехали с работы в пять. Через полчаса я был уже в офисе строительной компании и внес последнюю сумму денег за квартиру. Бухгалтер выдала главный документ — акт о полной оплате квартиры. Домой я не шел, а парил. Ощущение, что со мной продолжает происходить некое необъяснимое чудо, не покидало меня. Я, как слепой котенок, полагавшийся лишь на свою интуицию и всячески к ней прислушиваясь, рискнул — отнес все наши с отцом шестилетние заработки в долевое строительство, и риск обратился огромной удачей. Я забежал домой и тут же с порога выдал новость отцу. Тот буркнул «ну, хорошо» и ушел курить на балкон. Мать, услышав звуки моего появления, тенью вышла из своей комнаты и появилась на кухне. Я сидел за столом и ужинал. Смотреть на мать было совестливо и страшно. Она сильно опустилась внешне, будто состарилась лет на десять и выглядела на все шестьдесят. Постоянное пребывание в агрессивно-депрессивном состоянии делало свое дело — мать потухала на глазах. Ее наполовину седые волосы отросли ниже плеч, против привычной короткой стрижки это смотрелось дико. Кожа, от нехватки солнечного света, стала вялой и блеклой. На щеках образовались глубокие складки, подчеркнув одутловатую дряблость кожи. Мать была одета во что попало, не следила за собой вовсе, как бывает с людьми, утратившими связь с окружающим миром. Глаза ее говорили именно об этом — пустые, безжизненные, полные боли. Они стекленели и тускнели с каждым днем все больше. Я все чаще гнал от себя плохие мысли, навязчиво лезшие в голову. «Мать долго не протянет», — думал я, содрогаясь при осознании их. И именно поэтому я совестливо не мог смотреть в такие глаза — я ощущал свою беспомощность. Все мои робкие попытки наладить контакт с матерью натыкались на шквал агрессии и отборного мата. На мою голову, не сдерживаясь, выливались все проклятия, какие только можно было придумать в контексте нашей семьи — я значился в глазах матери отцовским холуем, папенькиным сыночком, пристроившимся ради своего блага к более сильному родителю и трусом, бросившим мать подыхать. Моё сочувствие матери и желание помочь сметались ее агрессией начисто, освобождая место встречной злости и ненависти. Это был абсолютный тупик. После нескольких попыток наладить отношение с матерью и как-то вернуть ее к нормальной жизни, я понял одно — надо оставить ее в покое и надеяться на лучшее. В короткие часы моего пребывания дома отцу доставалось тоже. Мать поливала его матом, обзывая жлобом, колхозником, мудаком и трусом. Отец терпел нападки молча, иногда улыбаясь в ответ, чем вмиг доводил мать до белого каления. Иногда отец не выдерживал и отвечал словесно, словно подкидывал дров в костер материнской злобы, который тут же вспыхивал, и ругательства на голову отца лились еще с большим бешенством. То, что у матери начались проблемы с психикой, мог понять любой человек в здравом уме.

— Что, все… расплатился за квартиру? — войдя, буркнула агрессивно мать.

— Да, все, расплатился полностью… — сказал я, ожидая начала нападок.

— Ну вот теперь, наконец, съедешь в свою квартиру и живи там! — произнесла мать, насыпая дергающейся в руках ложкой кофе в чашку, не мытую уже пару недель и оттого бывшую всю в липких кофейных потеках.

— Буду жить там, — нарочито нейтрально сказал я, зная по опыту, как чувствительна мать к любой другой интонации.

— Вот и молодец, нечего сидеть на шее родителей! Заселяйся, женись, только оставь меня в покое! — произнесла та с хорошо знакомой эмоцией, за которой обычно следовал срыв на крик и истерику.

— А я тебя и так не трогаю… — аккуратно выдал я.

— Да конечно, не трогаешь… — мать налила в чашку кипяток и начала помешивать ложкой напиток. — Ни ты, ни твой папаня! Хорошо оно, против матери-то вдвоем, да!?

Маховик истерики запустился. Я приготовился терпеть.

— Да никто против тебя ничего не делает, ма, — сказал я, стараясь не встречаться с испепеляющим злобой взглядом матери.

— Конечно, не делаете! Только и ждете… ты, да твой любимый папаня, что я сдохну! Вот вам!! Видел!! — сунула мать дулю почти мне в лицо. — Хер вам я сдохну!! Понял, ты!!?

Я молчал. Мать, постояв несколько секунд так, качаясь из стороны в сторону то ли от напряжения, то ли от слабости, развернулась и побрела в комнату. Аппетит пропал. Я ковырялся вилкой в тарелке и думал, что если и существует ад на земле, то он именно в нашей квартире. И где-то вдали, на расстоянии года для меня мерцал маленький огонек света — своя квартиры. «Дотерпи один год и все, — думал я, — получишь квартиру, сделаешь ремонт, переедешь и все забудешь. А там, глядишь, и все наладится». И я думал о том, что мать и отец уже не уживутся вместе, что разъехаться надо и им, всем нужно разъехаться, чтоб потом жизнь сама определила, как семье быть дальше. Я, будто для спасения своего душевного равновесия, нарисовал в голове некую счастливую картинку из будущего — я и Наташа, счастливо живем в моей квартире и впереди только прекрасное. Я глянул на часы — пора было идти встречать ее после работы. Я натянул куртку и вышел из дома.

Конец ознакомительного фрагмента.