Пролог
Предлагаю тебе отправиться вместе со мной в 2010 год. Несмотря на то, что февраль удивил Англию промозглыми ветрами и бесконечными холодными дождями, в офисе крупнейшего винного инвестиционного фонда было тепло и уютно. На дизайнерских полках важно красовались бутылки редчайшего элитного вина, а стены украшали увеличенные репродукции этикеток «Мутон Ротшильда».
Это великое вино, немного утратившее с годами свои безупречные органолептические свойства, все же до сих пор привлекает внимание коллекционеров оригинальными этикетами, кои специально для семьи Ротшильдов с 1945 года ежегодно создают известные художники.
Среди тех, кто рисовал этикетки, были такие всемирно известные художники, как Дали, Пикассо, Сезар и Кандинский.
Мне из глубины стеклянного помещения в центре офиса, было интересно наблюдать со стороны, как работники создают видимость бурной деятельности: звонят клиентам и поставщикам по телефонам, бегают с кипами договоров на подпись к разным начальникам отделов, сидят за компьютерами, строчат письма и печатают разные документы.
Еще несколько лет назад, ты бы мог видеть меня в подобном офисе, за похожим рабочим столом, правда, другой крупной винно-торговой компании. Я так же, как эти ребята, бегала по офису, ставила печати, висела часами на телефоне прежде, чем отправить на экспорт партию вина в Россию.
В комнату зашла милая и очень типичная для своей должности девушка-секретарь, ее светлые волосы были собраны в пучок, а слегка туманный из-за огромных накладных ресниц взгляд наводит на мысль о том, что, клейка ресниц, пожалуй, самое серьезное задание, которое ей приходится выполнять ежедневно. Она принесла мне чашку ароматного кофе, извинилась за босса, застрявшего в непредвиденной автомобильной пробке, и попросила немного подождать.
Меня порадовало, что в запасе есть еще время: хотелось немного привести свои мысли и эмоции в порядок, так как мое текущее состояние, не иначе как легким недоумением с примесью расстерянности не назовешь.
Всего каких-то пару дней назад ни о чем не подозревая, я ответила на входящий звонок с незнакомого номера: «Хеллоу. Могу я поговорить с Дианой Фалби?» — спросил в трубке приятный мужской баритон.
«Да, конечно. Слушаю вас» — ответила я.
«Меня зовут Джеймс, я являюсь управляющим и совладельцем винного инвестиционного фонда. Насколько мне известно, вы, Диана, долгое время занимались экспортом элитного вина в Россию, мне бы очень хотелось с Вами увидеться и побеседовать. Предлагаю Вам встретиться в пятницу, в 15—00 в нашем офисе.» — озадачил голос в телефоне.
Два дня пролетели незаметно с момента разговора. И вот я на месте, в ожидании встречи, в самом престижном районе Лондона — Найтсбридже, толком не понимая, зачем меня пригласили, и как к ним попали мои контактные данные.
В голове было больше вопросов, чем ответов. Чтобы немного отвлечься и взбодриться, я сделала глоток кофе. Его специфический вкус и аромат оказались до боли знакомыми, внезапно пробудив воспоминания двенадцатилетней давности, практически стертые из памяти.
Неожиданно очертания пространства изменились: исчезли прозрачные стены кабинета, испарился массивный стеклянный стол переговоров, с 12 кожаными стульями. Вместо него я оказалась в небольшой тесной комнатушке, заставленной старой изношенной и сильно потертой мягкой мебелью. Тяжелые выцветшие шторы на окнах создавали полумрак, в помещении стоял необычный концентрированный запах свежезаваренного кофе — аромат один в один совпадающим с тем, глоток которого я только что сделала. На отрывном календаре висела дата — 21 октября 1998 года
Если бы вы перенеслись туда вместе со мной, то увидели бы, что я стою в центре комнаты на потертом ковре, опустив голову, в растерянности, и непонимании происходящего.
За столом, спиной ко мне, сидит пожилая женщина, ее голова убрана платком неопределенного цвета, из-под которого беспорядочно выбиваются пакли седых волос. По ее испещренному морщинами лицу сложно было угадать возраст. И если б не обилие икон на стенах, то можно было бы легко предположить, что я попала в логово бабы Яги.
Старуха что-то быстро черкала карандашом на листке бумаги, затем резко развернувшись ко мне, сухо пробурчала:
— Одной ногой в могиле стоишь, сосуд кармы заполнен на 95%, я тебе помочь ничем не смогу. Поздно уже.
Такие небрежно брошенные, но очень жесткие, больно бьющие в самое сердце, слова трудно принимать на веру. Но на тот момент она была третья за неделю, кто мне об этом сообщил: сначала врач в больнице, затем местный целитель, к которому меня возили друзья с надеждой помочь мне исцелиться.
И если ты испытывал шок хотя бы раз в жизни, то можешь представить леденящее оцепенение, сдавившее мою грудь, звенящий гул в ушах и болезненное чувство безысходности, раздиравшее меня в тот момент.
Конец ознакомительного фрагмента.
