Мама из другого мира. Дела семейные и не только

Диана Рахманова (Рыжая Ехидна), 2019

Есть тайны, охраняемые лучше королевских сокровищниц, прошлое любит стучаться в дверь когда ты его не ждешь, а путь к личному счастью тернист и непрост.

Глава 2

Женщина прошла в палату и остановилась рядом с кроватью. Её походка была столь грациозна, что я легко причислила бы её к клану кошек, если бы не знала, что она, как и её сын, относится к медведям. Не будь ситуация столь серьёзной, я наверняка позавидовала бы, но сейчас лишь вскользь отметила этот факт.

— Когда магия стала просыпаться, а полный оборот никак не получался, мы решили, что зверь второстепенен, а вот магия — это верный путь для мальчика. Это действительно оказалось так, потому что полного оборота так и не произошло. Сейчас слабый зверь окончательно исчезает, а вместе с ним погибает и мой сын. Если есть хоть какой-нибудь шанс, спасите человека, даже если уйдет зверь!

— К сожалению, Ричард сейчас не может бороться за оба своих «я». Это практически невозможно. Либо и зверь, и человек выживут, либо оба…

— Но сейчас, — перебила я Курта, не желая слышать страшные слова, — когда действие амулета прекращено, почему он еще не в сознании?

— Из-за кулона мы не смогли ничего предпринять и проклятие «сильного чувства» перешло в необратимую стадию, — целитель тяжело опустился на край кровати. — Гадкая вещь. Его используют шантажисты и вымогатели, потому что снять такое проклятие без кодовой фразы сложно. А если не снять в определенный период, жертва умрет, так и не очнувшись. Чаще всего мучимая каким-либо личным кошмаром. Близкие обычно готовы на все, чтобы спасти проклятого. Но в данном случае отменяющей фразы не предполагалось, как я понимаю. Удивительно, что он еще жив.

Спасибо, утешил.

— Он жив, потому что его питала сила кулона, — предположил Сайтон. — Сил в него было вложено очень много, он буквально вибрировал от насыщения.

— Но сейчас кулон абсолютно пуст. Значит, Ричард остался без внешней подпитки? — последовала новая пугающая догадка. — Надо же что-то делать!

Я выскользнула из захвата обнимающего меня брата. Хотелось двигаться, искать решение. Может быть, ещё один кулон? Или он только повредит?

Очень раздражало, что ничего не делается, в то время как жизнь Ричарда висит на волоске. Устроили тут симпозиум мировых светил, понимаешь ли!

На мое плечо легла тяжелая рука. Эта тяжесть помогла сосредоточиться и обрести хоть какое-то равновесие. Вот всегда я так. Начинаю суетиться, когда не знаю, что предпринять. Я обернулась.

— Это ты Лиза, да? — на меня в упор смотрел отец Ричарда. Пришлось кивнуть, подтверждая очевидное.

Его супруга на это лишь тяжко вздохнула, словно надеялась на другое.

— Не бойся, мы знаем о тебе и понимаем, что это недоразумение. Хотя, если честно, мне трудно на тебя не злиться. Сын давно обещал привести тебя в дом, но мы никак не предполагали, что встреча произойдет при таких обстоятельствах, — дама проговаривала фразы с заметным усилием, как будто сдерживалась изо всех сил, чтобы не повысить голос или не нагрубить, хотя сложно даже представить, что она сейчас чувствует.

— Не дави на девочку, дорогая, — вмешался отец Ричарда, — она наша единственная надежда. И, уже обращаясь ко мне, добавил: — Меня зовут Рауль, — мягко произнес он, — а это Рамона, мы родители Ричарда.

Я слушала его вполуха, потому что Рамона постукивала пальцами по груди сына, как доктор проверяет грудную клетку. Я следила за действиями женщины во все глаза и ждала ее выводов.

— Зверь еще держится, даже слегка отреагировал на мою медведицу, — произнесла Рамона с задумчивой надеждой и вдруг поманила меня к кровати. — Сядь, положи руку сюда и позови, позови зверя. Плачь, кричи, ругайся, бей, но дозовись! Ты его истинная пара, ты его ахиллесова пята, ты сможешь! — в голосе Рамоны было столько силы и материнской веры, что я и сама поверила, что получится.

Отрешиться от окружающих и сосредоточиться на главном помог бисерный стук сердца под моей рукой. Время словно исчезло, оставляя меня наедине с дорогим и любимым мужчиной.

— Мишка, Мишенька, Мишутка, — приговаривала я, — не бросай меня, возвращайся! И этого счастливчика с собой тащи. Наслаждается там один, без нас, представляешь? Давай, мохнатенький, возвращайтесь оба.

Момента, когда все остальные покинули палату, я не отследила, не до того было. Запомнила лишь деликатное обещание Флина заглянуть позже. Подозреваю, что именно брат всех выгнал, когда понял, что я сконцентрировалась и мне не стоит мешать.

За окном стемнело, а я всё продолжала звать своего мужчину, понятия не имея, как это правильно делается. Нужно разговаривать? Что-то обещать? Или заверять в своей любви?

Я не знала.

В итоге решила перепробовать всё. Я рассказывала сказки, вспоминала разные кинофильмы и книги, истории из жизни. По палате метался мой одинокий голос, и лишь иногда мне чудилось жалобное поскуливание или тихий, полный отчаяния рык. И тогда я начала говорить, обращаясь к Мишке, потому что казалось, что именно сейчас он меня услышит и откликнется.

Когда стало совсем темно, в палату заглянул Курт. Постоял у двери, послушал, как я сиплю, и ушел, а через несколько минут вернулся с огромной кружкой какого-то целебного чая.

— Голос восстановит и предотвратит обезвоживание, — коротко пояснил целитель, смотря на меня как-то сочувственно. Словно думал, что всё это впустую. — Разомнитесь пока, я проверю изменения…

Я поднялась и чуть не упала. Так сосредоточилась на главной задаче, что даже не заметила боли в затекшем от неудобной позы теле, в которой я просидела несколько часов. Размяться удалось с трудом. Доктор пробурчал что-то вроде «хуже не стало» и вышел, а я кинулась растирать бесчувственное неподвижное тело, стараясь разогнать кровь, и подбадривая себя пением, лишь бы не молчать. За этими хлопотами я полностью успокоилась.

«Врешь, не возьмешь», — думала я, напевая «Врагу не сдается наш гордый Варяг». Мишке вообще нравились маршевые песни. Когда я пела что-то из репертуара Высоцкого, клянусь, мне подрыкивали в такт, я чувствовала это ладонью. Это было чертовски забавно и отвлекало от плохих мыслей.

Рано отчаиваться.

Ближе к ночи в палату вновь вернулись родители Ричарда. У меня в руках тут же появилась чашка с бульоном, в то время как отец Ричарда переворачивал тяжелое тело сына на живот, приговаривая:

— Залежался ты совсем, скоро до пролежней дойдет, — словно ругал маленького ребенка, а после, подумав, веско припечатал: — Лентяй!

— Выпила? — Рамона забрала чашку и, взяв меня за руку, потянула в сторону выхода. — Пойдем-ка умоемся, детка. Прогуляемся, пока мужчины проверяют Ричарда, а то засиделась совсем.

Вернулись мы в палату спустя час, перекусив, справив обычные потребности организма и прогулявшись вокруг госпиталя, изрядно продрогнув. Зато мысли встали на место.

— Все идет гораздо лучше, чем я мог надеяться, — целитель Курт ободрительно похлопал Рауля по плечу. — А, вот и Лиза. Силу вливать пробовали? — Я отрицательно мотнула головой, вновь устраиваясь на стуле подле кровати. — Пробуйте. Ну же, прямо сейчас.

И я повиновалась. Слегка с опаской, переживая, что могу сделать лишь хуже. Шутка ли, очередной вид влияния на Ричарда. Не хватало только нового конфликта. Но, к удивлению, все прошло… спокойно.

— Теперь можете понемногу, по капельке в минуту вливать в него сырую силу, — Курт кивнул, проверив результат. — Я удивлен, но вашу силу организм воспринимает и усваивает. Только это невозможно, если связь односторонняя.

— Они истинные, что удивительного? — Рамона погладила сына по волосам. — Его зверь стал сильнее, моя медведица это отчетливо чувствует. Возможно, и связь укрепилась? Лиза, не припомнишь, может, ты сегодня испытывала какие-нибудь странные ощущения?

Я задумалась лишь на секунду.

— Утром… почувствовала сильную боль вот тут, — показала рукой на солнечное сплетение, — и задыхалась без видимых причин. Потом и вовсе потеряла сознание.

Такое чувство, что это было не утром, а очень-очень давно. Но для Курта и Рауля, оказалось, это имело огромное значение, так что не прошло и получаса, как в палате оказались Сайтон и его помощники.

— Лиза, мы думаем, что ты взяла на себя часть боли Ричарда. Именно в солнечное сплетение попало проклятие, а с дыханием могли возникнуть проблемы, когда его придавило кувалдой.

— Но как такое возможно?

— Пока точно не скажу, но по закону сохранения сила не могла просто раствориться в воздухе. Тем более что Ричард попал под удар столь разнородных энергий одномоментно. И если он до сих пор жив, то вполне вероятно, что он усвоил эту силу. Тогда слова Рамоны о том, что зверь стал сильнее, обретают смысл. А вместе с ним укрепилась и ваша связь.

— Это же замечательно! — мама Ричарда сияла, как новогодняя гирлянда, улыбаясь сквозь слезы. — Продолжай звать, Лиза, он тебя точно услышит! Зови сильно. Твоя любовь должна быть сильнее грез, и тогда Ричард вернется к нам.

И опять рука на бледной груди, капля силы, строчка из песни, капля силы, вторая строчка. Легче всего было под ритмичные тексты, которые я уже не напевала — шептала и сипела.

Курт вновь заглянул с отваром, это помогло.

— Мишка, прекращай лениться, — увещевала я, — я знаю, ты слышишь меня! Возвращай нам Ричарда, постарайся. Мы же без него пропадем оба. Тебя устраивает вот так валяться без движения? Помнишь, как хорошо мы резвились в снегу? Вот вернетесь оба, сходим посмотрим, может, речка встала? Ты был на зимней рыбалке? Это задачка под силу самым сильным. Ледяная прорубь не то же самое, что теплое море, кишащее рыбой.

Вспоминала, как здорово было на острове, какая вкусная была рыба. Обещала побегать по лесу и бог знает что ещё. Контраст между этим безжизненным телом и тем Ричардом из моих островных воспоминаний был так разителен, что, не выдержав тишины и отсутствия результата, я расплакалась.

А потом разозлилась. Да так, что руки задрожали, а голос буквально завибрировал от переполняющих эмоций.

— Сколько можно тебя уговаривать, сладкоежка ленивая, а ну возвращайся! — каждую фразу я сопровождала шлепком по груди Ричарда. — Разлегся, герой, бросил меня! Возвращайся сейчас же! А ты, Мишка? — переключилась я на более доступный объект. — Вот какой из тебя медведь? Да из тебя даже плюшевой ушастой чебурашки не выйдет, даром, что когти… коврик блохастый.

Я распалялась все сильнее и сильнее, от моих увесистых шлепков бледная кожа слегка порозовела. Мишка в ответ порыкивал, явно огрызаясь, а я ругалась и ругалась, не забывая с каждым шлепком вливать толику силы.

— Кролик вислоухий, а не зверь, «Ми-ми-ми», — дразнилась я, как Тута на Амирчика. — Вылезай и покажи, какой ты грозный!

В ответ была тишина.

Всплеск гнева вытянул из меня остаток сил, и я, устроившись на краю кровати, вытянулась вдоль бесчувственного Ричарда, обняв его за пояс и уткнувшись носом в шею.

— Возвращайся, Ричард. Обещаю, реальность лучше твоих фантазий, — прошептала я, оставляя на горячей коже влажную дорожку от слез.

А потом заснула.

На фоне стресса приснился кошмар. Меня, связанную, заточили в сильно натопленной парилке, на самых верхних полках, да еще тулупом укрыли. Я извивалась червем, чтобы скинуть с себя ненужный мех и сползли пониже, подальше от жара. Но вдруг все полки разрушились, и я кулем свалилась на пол, сильно ударив плечо.

Грохот стоял такой, что сон слетел моментально. Пробуждение было резким, как вдох после ныряния.

Я лежала на полу, плечо болело, а перед глазами все мельтешило. Сердце ушло в пятки, когда я почувствовала нечто, утыкающееся мне в затылок. Если бы горло не болело, я завизжала бы дурным голосом, потому что неизвестный сопел и беззастенчиво принюхивался, пофыркивая, отчего волосы слегка развевались в разные стороны.

Медленно обернувшись, я уткнулась в… звериный нос, втянувший в очередной раз воздух, а после фыркнувший мне прямо в лицо.

Зверь был огромный, особенно на фоне маленькой меня, сжавшейся в комок. Огромный темно-бурый медведь, явно больше обычного гризли, нависал надо мной. Рациональная часть меня догадывалась, что это мой Мишка, а нормальная, женская, затряслась в ужасе. Одно дело, когда зверь где-то внутри человека и его не видно, хотя ты и знаешь о его существовании, другое… когда перед тобой сидит самый опасный хищник необъятных размеров. Да он за один кусь может меня обезглавить!

Хорошо, что голос еще не вернулся, иначе мой визг выбил бы стекла, а медведя бы контузило.

Я потихоньку стала отползать назад, в сторону выхода, а зря. Медведь был явно против. Между клыков, похожих на бивни, мелькнул серо-розовый язык.

«Ой-ёй, только не это», — паническая мысль о том, что меня всё-таки съедят, мелькнула и тут же исчезла, потому что паниковать было уже поздно. Полуметровая мокрая, теплая и очень скользкая тряпочка со специфическим запахом прошлась по моей коже от ключиц, не прикрытых платьем, вдоль уха и до самых волос, демонстрируя… дружелюбие?

— Мишка, это ты?

— Ры-ыу, — получила я исчерпывающий ответ.