Без ерунды

Диана Ольшанская

Рассказ о том, как в самый неожиданный момент, на грани жизни и смерти, когда уже ничего не имеет значения, в одночасье меняется всё и жизнь обретает иной смысл.

3

Вот уже почти месяц, как Ей ни с кем не хотелось говорить, особенно после того, как Ее перевели этажом выше, где лежали самые тяжелые больные. Морг для живых, как Она для себя заключила, хоть ни разу в настоящем морге и не была.

На этом этаже царила тишина — в перерывах между жуткими стонами, а иногда и невыносимыми криками больных. Она так и не вышла из состояния анабиоза, которое накрыло Ее еще в кабинете Врача. Во сне наяву Ей было почти спокойно. Ее осматривали, нажимали тут и там, щупали, взвешивали, обмеряли, что-то писали в истории болезни. Не понимая, к чему именно Ее готовят, она сдавала бесконечные анализы и пробы, изо дня в день ходила из кабинета в кабинет, на какие-то процедуры, стараясь избегать зеркал, которые, как назло, висели повсюду. Она не могла смотреть на свое отражение: пожелтевшие кожа и белки глаз, красные звездочки лопнувших сосудов по всему лицу и телу, непомерно раздувшийся живот. «Неужели непонятно, что в больнице не должно быть столько зеркал? Это же не балетная школа… Зачем в них смотреться, сравнивая с тем, какими мы были? Разве это гуманно?»

Она испытывала отвращение к любой пище и худела на глазах. Ноги и руки превращались в спички, а живот раздувался все больше и больше. Тупая боль под ребрами справа почти не давала спать. Впрочем, непонятно, что на самом деле мешало больше: боль или стоны умирающих людей.

Она стояла в коридоре возле большого окна и наблюдала, как сентябрь тихо струится каплями дождя по стеклу, знаменуя внезапно наступившую осень. Мысли уносили Ее туда, где все было иначе, не так, как тут, в этих стенах успокаивающего цвета и в отвратительном запахе лекарств, которым Она пропиталась до кончиков волос.

За окном было красиво, рыжая листва не успела облететь, и внезапно Она ощутила неправдоподобную свободу. На мгновение Ей показалось, что можно совершить неосуществимое, стоит только расправить отекшие крылья… В конце концов, что хорошее ждало Ее впереди? Она оглянулась. В коридоре никого не было, и рука сама потянулась к створке окна. От прохладного свежего воздуха Она почти опьянела. Закрыв глаза, представила, как будет парить над всем, что ей было тут уготовано, и как оставит всех с носом. Бесчувственных врачей, циничных медсестер и ужасных санитарок, которые относились к немощным как к грязи, которую надо убрать. Оставалось только взобраться на подоконник. Было тяжело, но оно того стоило.

— Высоко же ты забралась, звезда моя! — послышался родной хриплый голос. Она повернулась и увидела его, своего Друга. Похудевший еще больше, с ввалившимися щеками и голым черепом, обтянутым тонкой кожей, он шел по коридору, насвистывая свою незатейливую мелодию. И главное — все так же улыбался. В его светло-голубых глазах видна была воля к жизни; они стали только ярче на фоне темных кругов. Сейчас он, пожалуй, ходил вдвое медленнее, чем месяц назад, и даже прихрамывал, но это был он, Ее Друг, Весельчак без ерунды…

«Откуда у этого человека столько сил?» — подумала Она. Ей хотелось сказать, как Она рада его видеть, хотелось спросить, где же он был и почему пришел только сейчас, хотелось поблагодарить за то, что он всё-таки Ее нашел… Но ком в горле не дал Ей произнести ни звука; а когда Друг помог спуститься с подоконника, сил хватило лишь на то, чтобы упасть в его объятья и расплакаться.

— Ну что ты, звезда моя, мы еще с тобой посвистим…

— Вот уж этой не до свиста, — гнусаво произнесла Санитарка, словно выросшая из-под земли. В руках у нее была стопка клеенок, которые она несла в процедурную.

— А чего бы добрым людям не посвистеть? — улыбнулся Друг.

— Добрым-то можно, только эта молчит уже вон сколько. А что на уме? Одному Богу известно. Окно закрой! По мне, так оно и лучше, пусть молчит — меньше шума. Тоже мне развела на жалость! Все вы тут… — махнула на Нее рукой Санитарка и скрылась за дверью.

— Правда, молчишь?

Она кивнула головой, все еще не справляясь со слезами.

— Есть у меня одна забавная вещица, хочешь, покажу?

Она снова кивнула головой, пытаясь улыбнуться. Весельчак достал из кармана картонную трубку размером с ладонь.

— Мыльные пузыри? — спросила Она, с трудом выговаривая слова. Кажется, Она уже забыла, как звучит Ее голос.

— Это кто-то стал пузырьком, пока меня не было. Ты лучше сюда взгляни. Видела такое? — сказал он и стал смотреть в трубку как в телескоп.

Она видела такое в далеком детстве, когда отец привез Ей из командировки калейдоскоп. Она его обожала, часами поворачивала, неустанно наблюдая, как меняются внутри узоры из цветных стеклышек. А теперь этот удивительный Друг возвратил Ее, пусть и на мгновенье, в счастливое детство, где Она была маленькой девочкой, «любимой папиной балеринкой», с большими мечтами о великом будущем, которое так и не свершилось…

— Спасибо, — произнесла Она, отрывая взгляд от калейдоскопа. Друг смотрел на нее и улыбался. Но вдруг по изменившемуся выражению его лица Она поняла, что что-то не так. В тот же миг у Нее защекотало под носом; проведя пальцами над верхней губой, Она увидела на них кровь, а в следующее мгновение потеряла сознание от резкой боли в животе.