Туман войны

Диана Курамшина, 2022

Грохот пушек, чёрный от гари дым, воздух наполненный запахом крови. Вот что окружает героиню со дня вторжения французов. Как врач, она считает своим долгом быть рядом со сражающейся армией и спасать людей по мере своих сил. Продолжение истории Анны.

Глава 2

15 июня 1812

Начиная с конца прошлой недели, я нервно ждала новостей. Моё беспокойное состояние замечали все, но списывали на отсутствие в городе жениха.

Особенно в этом деле отличилась Ольга, приставленная заботливой «бабушкой» в качестве моей компаньонки.

Младшая дочь древней, но разорившейся фамилии, как понимаю, она с юных лет занимала эту должность у разных дам. Сначала жила с очень пожилой женщиной, скрашивая своим обществом её одиночество. Потом сопровождала дочерей какого-то дворянина. И так из года в год, сменяя семьи. Перед тем как поселиться у нас, опять присматривала за доживающей свой век старушкой.

Не знаю, была ли Ольга Васильевна в молодости красива, но сейчас, перешагнув тридцатилетний возраст, казалась довольно блёклой. То ли годы, то ли пережитое наложили на её лицо печать какой-то отрешённости. Она старалась быть незаметной и тихой. Очень любила читать в слух, и в такие моменты голос её приобретал твёрдость и выразительность. Как я заметила, она вообще предпочитала весь мир чтению. Приезжая со мной в госпиталь, почти всегда оставалась в «коморке» Аристарха Петровича наедине с книгой и отрывалась от неё лишь, когда мы уже собирались домой или в больницу.

Видя мою нервозность, Ольга даже изменила собственной страсти и ходила вместе со мной и моими «подопечными» по госпиталю, напоминала про обед и старательно уводилась к господину Сурину на чай.

И вот сегодня моё ожидание неизбежного закончилось.

Город буквально взорвала новость о вторжении французских войск. Это событие обсуждалось, кажется везде. Без сомнения, госпиталь не обошла подобная участь.

Особенно у врачей вызывая какое-то напряжение, так как большей части надлежит отправиться в действующую армию.

Естественно все ожидали приказа о назначении.

Господин Сушинский не сомневался, что Яков Васильевич не забудет своего протеже, поэтому готовился оставить госпиталь на преемника. К моему вящему неудовольствию им оказался не кто иной, как Эдуард Платонович Скоблевский.

Но самым большим ударом была новость о том, что меня собираются оставить в госпитале. Ни угрозы, ни слёзы не помогали. Семён Матвеевич остался непреклонен.

— Мадмуазель Луиза, я не могу лишить город такого лекаря как вы, — улыбнулся он, — кроме того, граф Толстой уверил меня в том, что, по словам князя Багратиона городу ничего не грозит. Вы остаётесь тут. И это не обсуждается. Вдруг сложные роды, а вас нет? Вы же с таким упорством на них каждый раз стремитесь.

— Семён Матвеевич, вы понимаете, что город будет оккупирован французами!

— Ну, зачем так волноваться, — посмеиваясь, заявил он, — вам нечего бояться, с вашими-то татарами. Вот за французов я опасаюсь.

Всё как Павел и предвидел. Поэтому оставалось только дождаться его приезда и действовать по уже не раз оговорённому плану.

Приказы по медицинскому ведомству не заставили себя ждать. На следующий день, 16 июня прибыли курьеры с распоряжениями. Из лекарей в госпитале оставались только я со Скоблевским. Городская же больница полностью легла на плечи господина Лаппо. Медицинского персонала стало сильно не хватать. Ведь, не смотря на заверения губернатора, многие из них с семьями покидали город.

Расшалившаяся погода решила, что и так слишком жарко, поэтому «радовала» нас не прекращающимся несколько дней подряд дождём.

Вероятно, господин Рубановский пока так и не появился, пережидая где-то распутицу. Не знаю почему, но я была абсолютно уверена, что с ним всё хорошо. Задержка может оказаться слишком долгой, а следовало спешить.

Сейчас же, Ольга с подозрением посматривала на меня, ибо именно после получения страшных новостей я успокоилась и стала собранной. Послала в имение за старостами и вообще развила бурную деятельность.

Не смотря ни на что, я планировала вывезти как можно большее количество раненых из госпиталя. Не хочу, чтобы они погибли. Естественно, под это дело нужны были телеги.

Учитывая же спешно покидающих дома горожан, средства передвижения стали в большом спросе. И тут Егор предложил обраться к нашему старому знакомому.

Соломон Яковлевич, вчера приглашённый «охотником» на чай, весьма настороженно входил в комнату, теребя в руках ермолку. Но увидев меня, улыбнулся и расслабился.

Первый десяток минут мы просто чаёвничали и говорили не о чём, соблюдая приличия.

— И зачем же старый Соломон таки понадобился милой барышне? Неужто мундир, мною построенный прохудился? — с улыбкой спросил портной, сам не веря в возможность подобного предположения.

— Господин Гольбштейн, — при этом обращении бровь его изумлённо изогнулась, — как я вижу вы не собираетесь покидать город.

— Ой вей, я слишком стар-таки чтобы убегать. Кроме того, бедных евреев не любят при любых правителях. Так какая разница, кто будет не любить их завтра? Хороший портной всегда сможет добыть себе немного хлеба.

— Вы не так поняли меня, Соломон Яковлевич, — смутилась я от подобного высказывания, — просто я рассчитывала приобрести телеги.

В изумлении приподнялась другая бровь.

— Мне необходимо вывезти раненых из госпиталя. Покидающие город не продадут, они им и самим нужны. Поэтому…

— Таки вы посчитали, что старый Соломон знает за тех, кто остаётся и захочет сделать небольшой гешефт?

Я нервно кивнула. Эх, нужно было дождаться Павла, пусть бы сам находил эти несчастные телеги. Но меня жгло чувство упускаемого времени.

— Вы-таки думаете, что лягушатники возьмут город?

— Учитывая размеры их армии, — я прискорбно вздохнула, — мне видится подобное неизбежным.

Собеседник с прищуром поглядывал на меня какое-то время и произнёс:

— А барышня случайно не видит, когда примерно-таки случится это несчастное событие?

— Рискну предположить… в начале июля, — ответила немного подумав.

— Эхх… вот что я имею сказать за это дело… — мужчина сосредоточенно пожмякал губами, — община поможет. Пять подвод мы-таки сможем вам отдать.

Невольно улыбнувшись, я благодарно кивнула. Это конечно было мало, но давало хоть какую-то надежду. В госпитале оставались только те, кто никак не мог держать оружие, а также инвалидная команда. Те же, кто уже шёл на поправку, отправлялись по своим частям.

— Какую сумму нужно будет уплатить общине?

— Хм… тут-таки вместо денег у общины уже давно есть до вас сильное желание.

— Да-а-а? — протянула я с улыбкой. — И чего желает община?

Соломон Яковлевич чуть помялся, но всё-таки произнёс:

— Община хочет пристроить на обучение к вам нескольких своих девочек. Все грамотны, за больными смотреть обучены.

Увидев моё изумление, он торопливо продолжил.

— Девушки-сиротки. Община о них заботится… но…

— Я поняла, максимум кто возьмёт таких замуж, это какой-нибудь старик, чьи дети потом не оставят ей даже нитки.

Портной, не скрывая удовольствия кивнул и погладив свою бороду, сказал:

— Мы-таки подумали, что опытная лекарка станет более завидной невестой.

— Но вы понимаете… у меня не школа… да и я отправляюсь в армию… полную мужчин, обделённых женским обществом. Просто… я не смогу гарантировать…

— Ой вэй, вы-таки думаете за то, что когда в город войдут французы, то сразу примут обет воздержания? — перебил он с горечью.

— Хорошо, — ответила, немного подумав, — сколько девушек вы хотите пристроить?

— Уже две. Симочка таки сделала нам горе на мои седины, решив всё-таки принять предложение от одного капцана (*оборванца).

— Ну, что же, будет лучше, если они переедут ко мне домой. Я выделю им комнату. Так будет намного удобнее, тем более, если они сироты.

Тяжело вздохнув, продолжила.

— Но вы должны понять… мы будем на войне…

— Ой вэй, барышня. Все мы ходим под Всевышним!

В конце концов, мы договорились, что, по первому требованию, телеги будут пригнаны к военному госпиталю. Потому, расстались мы весьма довольные друг другом. Но проводившая гостя Ольга явно не разделяла моей радости.

— Mademoiselle, c'est une très mauvaise idée! (*Мадемуазель, это очень плохая идея!)

— И с чего это вдруг такие мысли?

— Но они же…

— Еврейки?

— Да! И…им запрещено покидать…

— Территорию? Я знаю. Поэтому, ты просто об этом никому не скажешь. Всего лишь две новые барышни.

Лицо Ольги алело нервным румянцем, что даже немного красило её, а глаза кричали о полном неприятии ситуации.

Вечером в нашем доме поселились две гостьи. На мой взгляд, они не обладали выраженной семитской внешностью. Просто одна из них имела иссиня-чёрные волосы, а вторая — чуть заметную горбинку на носу. И то, она становилась заметной, только когда девушка поворачивалась в профиль.

Черноволосую звали — Есфирь, тут же переименованную в Екатерину. Вторая оказалась — Далией, ставшей с моей лёгкой руки Дарьей.

Барышни восприняли новые имена с пониманием. Они также оказались очень тихими и послушными в отличие от остальных моих «подопечных». Надеюсь, такое выраженное покровительство не принесёт мне ненужных проблем. А впрочем, скоро мы покинем город и ещё не известно, все ли мои помощницы последуют с нами.

Отужинать со мной и Ольгой девушки отказались, предпочтя столоваться со слугами.

На следующий день, в госпитале, кажется, никто даже не обратил внимание на увеличение моей «свиты». Персонала так сильно не хватало, что не заметили бы и троекратное её увеличение.

В связи с отсутствием других врачей граф Толстой в приказном порядке поручил господину Сушинскому принимать тяжелобольных горожан. Арнольд Викторович в одиночестве просто не справлялся, поэтому ему оставили только акушерское отделение.

Эдуард Платонович потом почти несколько часов вымещал на пациентах своё недовольство. Несмотря на то, что я числилась помощником лекаря, «начальник» с удовольствием поровну разделил имеющихся больных, между нами.

Впрочем, я не возмущалась. Это дало возможность почти не видеться с господином Скоблевским. Да и ему в роли начальника было некогда потчевать меня своими тирадами и претензиями. Хотя, мы иногда встречались на операциях, где уже нам ассистировали мои «помощницы». В такие моменты «высокое руководство» становилось довольно сухим и лаконичным, сосредоточив внимание только на пациенте, разложенном на столе.

Тем не менее, Эдуард Платонович иногда помогал мне в нелёгком деле «обучения» моих подопечных. Порою сам, комментируя свои действия.

Я же искала возможность серьёзно поговорить с ним. Поэтому, оперируя на пару с ним открытый перелом какого-то городского трактирщика, попросила прибыть вечером на ужин, куда был так же приглашён и господин Лаппо с супругой.

Эдуард Платонович довольно долго пытался рассмотреть что-то на моём лице, но всё-таки кивнул.

Естественно, это не было похоже на вечера, которые устраивала «бабушка». Просто ужин единомышленников, единственных оставшихся в городе врачей.

Кое-как с трудом удалось уговорить Екатерину с Дарьей присутствовать на нём. Девушки буквально отбивались от оказанной чести. Потому весь вечер они очень тихо и чинно сидели в уголке, пытаясь привлекать как можно меньше внимания.

Сделав Ольге знак, занять беседой чету Лаппо, а сама при этом, разливая чай, тихо обратилась к господину Скоблевскому.

— Эдуард Платонович, я хотела обсудить с вами один вопрос.

— Чем именно могу вам помочь, баронесса? — довольно сухо осведомился мужчина.

— Учитывая всё-то, что происходит, считаю целесообразным вывезти всех имеющихся у нас раненых дальше, вглубь империи.

— Я не имею распоряжений для подобного действия. Вы настолько боитесь, что хотите поскорее сбежать? Думаю, вас с радостью примут в Петербурге беременные дамы. — заявил он язвительно улыбаясь.

Своё раздражение я скрыла за милой улыбкой.

— Господин Скоблевский, не стоит так явно проявлять свою неприязнь.

— Что?..

— Не знаю, знакомы ли вы с информацией о примерной численности приближающегося войска… но на переправе было собрано около полумиллиона человек.

На меня ошарашенно, и в то же время неверующе посмотрели.

— Раненых не ждёт ничего хорошего, особенно если первыми в город войдут поляки.

Данное предположение заставило его хотя бы задуматься.

— Вы же понимаете, что Могилёв стоит прямо на пути следования войск?

— Граф Толстой уверил меня, что войска князя Багратиона направлены в нашу сторону. Никто не позволит взять город. Сие просто немыслимо!

Я устало вздохнула, ненадолго прикрыв глаза, а потом опять повернулась к собеседнику:

— Эдуард Платонович, разве кто-то может подобное гарантировать?

— Я верю в силу нашего оружия! — патетично заявил он.

— Вы отказываетесь помочь мне в этом?

— Помочь? Эвакуировать моих пациентов? Я запрещаю вам даже думать об этом! Я начальник госпиталя!