Туман войны

Диана Курамшина, 2022

Грохот пушек, чёрный от гари дым, воздух наполненный запахом крови. Вот что окружает героиню со дня вторжения французов. Как врач, она считает своим долгом быть рядом со сражающейся армией и спасать людей по мере своих сил. Продолжение истории Анны.

Глава 1

03 июня 1812

Лето 1812 года ожидалось очень жарким. И если одни определяли это по цвету неба, полётам птиц и траве, то другие опирались на политическую и военную обстановку на границе империи. И хотя и те, и другие были правы, жизнь продолжалась. Все занимались привычными делами и заботами.

Последние полгода каждую среду Екатерина Петровна устраивала небольшой ужин для близких друзей. И так как это происходило не в имении, где размеры парадной залы позволяли принимать большое количество гостей, а в городском доме, никто не обижался, если на этой неделе к нему не приходило приглашение. Уж раз или два в месяц гостями они всё-таки становились.

Одним из главных удовольствий вечера, естественно помимо отменно приготовленных блюд, считались игра и пение Марии Фёдоровны. Прочувственное исполнение некоторых романсов приписывали недавней неудачной любовной истории. Злые языки рассказывали какие-то совершенные небылицы, но сама Мария всегда встречала входящих радостной улыбкой, ни в коей мере, не выказывая никакого расстройства.

Как-то несколько случайных людей, попавших на ужин, попытались узнать имя великолепного повара, готовившего столь изысканные яства. Они явно ожидали увидеть какого-нибудь иностранца, и были удивлены появлением старой недовольной Матрёны, которую приходилось привести в залу.

Потому как главным секретом «высокой кулинарии» был Павел Матвеевич Рубановский, иногда пропадавший на кухне Гурских, объясняя процесс приготовления «заморских» блюд. Особо ему нравились всевозможные «салаты» и «подливы к мясу», неизменно вызывавшие восторг у гостей. Это, не говоря об обилии рецептов из картофеля, что радовали нас в постное время. Но даже для подобных вечеров у него нашлось несколько совершенно невероятных по оформлению и вкусу новшеств.

Естественно, об участии господина Рубановского в создании haute cuisson (*высокая кухня) не упоминалось, ибо сие совершенно не comme il faut (*не подобающе) для дворянина.

Без сомнения, сам Павел Матвеевич неизменно присутствовал на ужине каждую среду. Впрочем, он появлялся почти каждый день, если не был в отъезде по делам. А их с приближением лета становилось всё больше.

Одними из сегодняшних приглашённых были Аким Петрович Исупов с супругой. Являясь вице-губернатором Могилёва, тот не часто мог посещать подобные вечера, но будучи обязан этому семейству здоровьем, а скорее и самой жизнью единственного сына, пытался, по крайней мере, раз в месяц наведываться. Хотя получал приглашения регулярно.

Последнее время в губернии было не спокойно. Ходили различные слухи один нелепее другого. Государь уже как месяц находился со свитой в Вильно, в связи со скоплением такого огромного количества войск на границе. Но ни план нападения, ни обороны так и не был принят. Все ждали… только непонятно чего.

Александр не принимал управления войсками, поминая количество поражений, произошедших из-за его вмешательства, но и ни подписывал никакие прожекты, всё ещё надеясь свести всё к миру.

Однако, князь Багратион постоянно писал графу Толстому, что тому не о чем беспокоиться. При всём том, что город имел большое количество военных и медицинских магазинов, и они никуда не вывозились. Таким образом, никаких подготовительных действий не предпринималось. Вследствие чего, Аким Петрович старательно, как мог, успокаивал высший свет губернии и вынужден был выслушивать массу претензий.

Многие же, наоборот, с нетерпением ожидали прихода французов, мечтая опять соединиться с Польшей. Они подчёркнуто радостно обсуждали подобные новости. Вероятно, с той стороны реки были полностью в курсе всего происходящего.

Противоречивые идеи просто витали в этом рано начавшемся лете.

Естественно, разговор за столом снова свёлся к политике.

— Во всём виновата масонская ересь, что занесли сюда в обилии иностранцы! — случайно заехавший в гости, и оставленный на ужин господин Славинский был ярым противником тайных обществ.

— Почему сразу масоны, — дожёвывая салат, изумился господин Исупов, — уж поверьте мне, в России расплодилось огромное количество всевозможных организаций. Иногда такое чувство появляется, что они там новые ежедневно открывают.

— Всё же, господа, а я просто убеждён, если бы не Англия с её неуёмной жадностью, ничего бы этого не было.

Один из гостей, полноватый и страдающий одышкой Андрей Борисович Шелепин, приехавший вместе с Николаем Андреевичем, тоже не остался в стороне от разговора.

— Континентальная блокада, будь она неладна, никому не приносит пользы. Говорят, даже сами французы частично от неё страдают. Но… Noblesse oblige (*положение обязывает) как говорится. И вот, нам тоже ожидать мучений!

— Эх, господа. Вы видите только то, что вам показывают. На самом деле всё из-за ненужного расположения к принцу Ольденбургскому⁸, которое совершенно неуместно в современной политике. — Витольд Христианович Недзвецкий произносил это чётко и рублеными фразами. Как будто и сам не рад был столь поверхностному восприятию ситуации. — Наши солдаты и офицеры даже там, гибли не за нужное отечеству, а всего лишь за чужую неустанную гордыню. Сейчас же, нас шантажируют войной. И вы думаете, мы сможем откупиться чем-то малым? Сомневаюсь. Это ж, какую прорву денег они потратили, чтобы привести к нам все эти войска. Думаете, просто так уйдут? Не смешите!

Каждый отстаивал свою точку зрения, считая только её правой. Дошло до того, что неуёмные спорщики, позабыв этикет, размахивали столовыми приборами, чтобы придать весу собственным словам и суждениям.

В противоположном от «горячей» дискуссии конце стола, Павел Матвеевич обсуждал с госпожой Гурской кое-что более для нас важное.

— Екатерина Петровна, думаю, на следующей неделе вы сможете выехать. Погода как раз прекрасная для подобного путешествия.

— Вы правы, уже можно. Гришенька писал, что в Твери скоро ярмарка будет. И на Селигер я давно съездить хотела, да всё недосуг было.

— Не знаю, вышлет ли Григорий Петрович кого вам на встречу, но думаю, вы не откажитесь от сопровождения пары татар, вы с ними уже знакомы.

— Конечно, конечно. Сейчас такое время. Буду весьма вам признательна.

— Да что вы, Екатерина Петровна. Пустое. Мне так спокойнее будет.

При этих словах «бабушка» улыбнулась.

— Только жаль Луизоньки с нами не будет.

— Но Мария не ездила в прошлом году с нами в Петербург, — напомнил Рубановский, — думаю она должна получить свою долю внимания и восхищения. Ведь наверняка Григорий Петрович захочет свозить вас в столицу. Это же совсем рядом.

— И то верно, брат безо всяких сомнений пожелает отвезти. Как жаль, что будет не сезон, а то бы посетили театр или оперу.

Мария, внимательно прислушивающаяся к этому разговору, старательно делала отрешённый вид, но блестящие предвкушением глаза выдавали её заинтересованность. «Не сезон» совершенно не смущал. Особенно учитывая обретённые в прошлый раз знакомства, «тётушка» даже в это время вполне сможет найти достойное светское общество и получить приличествующие приглашения.

«Летний сезон» дворянство обычно проводило «на водах» или же в имении, спасаясь от удушливой городской жары. Но «предприимчивый» провидец нашёл возможность отослать «бабушку» с Марией подальше от предстоящей трагедии. Дабы госпожа Гурская не заподозрила реальную подоплёку, всё представили банальной финансовой заинтересованностью.

Павел Матвеевич, старался не сильно потворствовать своим знаниям будущего технического прогресса, но иногда находил какие-то совершенно необходимые, но ещё не созданные мелочи, производство коих не требовало особенных технических знаний.

И вот сейчас, по его просьбе «бабушка» отправлялась «навестить» брата, а на самом деле везла письмо от графа Толстого, своему кузену Андрею Ивановичу, вице-губернатору Твери. Увы, но генерала Ушакова, с которым граф был много лет дружен, на должности губернатора только-только сменил Кологривов, в связи с чем обращаться к тому было нежелательно. Нужна была помощь в приобретении небольшого количества земли для строительства задуманного производства.

Не знаю, как господин Рубановский сам не запутался в этой истории, посвящая Екатерину Петровну в коллизии данного прожекта. И объяснения, почему он сам не может совершить данную поездку, так и остались весьма туманными.

— Одно меня тревожит Павел Матвеевич, как же Луизонька. Она тут одна остаётся.

— Помилуйте, Екатерина Петровна! Как же одна? — возмущению провидца не было предела, — во-первых тут я! Кроме того, приживалку вы взяли недавно…

— Павел Матвеевич, не стоит так об Ольге, — возмутилась Мария.

— Прошу покорно простить… вы правы… компаньонка… — послушно исправился он, — будет постоянно при ней. Да и её «неотлучная тень» Егор. Не говоря уже о татарах.

— Вот думаю… может Степаниду с ней ещё оставить… а с нами Лушка поедет?

На этот вопрос «провидец» только пожал плечами. Он старался не вникать в перипетии распределения слуг в семье.

Мы очень надеялись вовремя отправить «бабушку», к брату. Ведь если она задержится до вторжения, то наверняка постарается увезти меня с собой, что совсем не вписывалось в наши с Павлом планы. Мы же имели на приближающуюся военную кампанию свои виды.

Несколько дней назад провидец сообщил, что основные задуманные идеи готовы. Поэтому он отправил своих родителей на юг, осматривать купленную там по случаю винодельню. Сейчас же усиленно старался выпроводить из губернии и территории будущих сражений Екатерину Петровну с Марией.

Как запасной вариант я даже рассматривала обратиться за помощью к Варваре Сергеевне. И хотя та была крайне разочарована моим отказом сопровождать её в Петербург, думаю, она с удовольствием окажет протекцию «тётушке» если понадобится. Опять обращаться к её свекрови и так оказавшей нам в столице такое участие, не хотелось. Это было слишком навязчиво.

Наконец за чаем, когда Мария заняла место у рояля, до меня наконец добрался Николай Андреевич. Естественно, темой разговора была любимая супруга и наследник. Моя первая пациентка из высшего общества уже полностью оправилась от родов. Небольшой шрам, оставшийся после операции, нисколько её не беспокоил. Волновал же господина Славинского только один вопрос, способность супруги к зачатию.

— Николай Андреевич, это возможно. Но я бы просила воздержаться от подобного хотя-бы ещё на год. Елизавета Матвеевна должна восстановить свои силы и здоровье.

Сказанное мною мужчину явно не обрадовало, но он кивнул, вынужденно принимая мои доводы.

— Что же такого услышал ваш гость, что на лице его отображается вселенская мука? — Павел Матвеевич тут же занял освободившееся подле меня место.

— Жене его ещё хотя бы год нужно избегать новой беременности. Я осматривала её несколько месяцев назад, никаких осложнений нет, но это не желательно.

Господин Рубановский тихо хмыкнул в ответ, хитро прищурился и почему-то поспешил к уединившемуся в углу с бокалом в руке господину Славинскому. Пользуясь звучавшей музыкой и пением «тётушки», он что-то очень тихо рассказывал Николаю Андреевичу. Постепенно лицо слушавшего тоже озарила какая-то предвкушающая улыбка. Он благодарно кивнул «провидцу» и уже спокойно откинулся на спинку кресла, расслабленно внимая пению.

— И что вы ему такое поведали? — спросила я у вернувшегося Павла Матвеевича.

— О, ничего интересно. У мужчин тоже есть свои секреты, — ответил он и нежно улыбнулся, взяв меня за руку, — и не волнуйся, милая, с твоей пациенткой всё будет хорошо.

После помощи Варваре Сергеевне число желающих обратиться ко мне пациенток сильно возросло. Господину Недзвецкому даже пришлось завести книгу очереди, так как в госпиталь впускать их строго настрого запретили. На первый же подобный случай господин Сушинский отреагировал такой отборной руганью, что впечатлил даже старого солдата, из инвалидной⁹ команды. В связи с чем, мои посещения городской больницы были расписаны поминутно на несколько месяцев вперёд.

Ни Витольд Христианович, ни Арнольд Викторович не понимали моего нежелания уделять больше времени алчущим моего внимания женщинам. У меня же появлялось ощущение, что из врача я постепенно превращаюсь в акушерку.

Но желающие заполучить старшего помощника лекаря появились не только в Могилёве. Княгиня Долгорукова писала из столицы, что после её рассказов, многие дамы просто жаждут моего приезда. Они гневно высказывались, не понимая моего нежелания иметь практику в Петербурге. Некоторые даже предлагали свою помощь в общении с Виллие и получении заветного диплома. Павел, первый раз обсуждая полученные письма с облегчением предложил мне воспользоваться данной возможностью. Но услышав мой категорический отказ, более не возвращался к этому разговору, приняв моё мнение. Это впечатлило. Обычно мужчины редко слышат кого-то кроме себя.

И хотя дел на господина Рубановского сейчас навалилось не мало, он старался находить для меня время. Если сам он не мог появиться, меня всегда ждала небольшая записка от него, оканчивающаяся неизменным «постарайся нормально выспаться».

Как ни странно, но последнее время я довольно часто возвращалась в мыслях к своей последней встрече с туманом. Конечно, мне тогда до дрожи хотелось развернуть Ветра и въехать в заполненный белой пеленой подлесок. Ведь звучащие вдали голоса казались нереально близкими. Но осознание того, что меня ждёт истекающая кровью пациентка, которой только я возможно могу помочь, не оставляло мне иного решения. Потому как мысли о других, оставляемых в этом времени людях набатным колоколом так же звучали в голове. Мучилась ли я от подобного вердикта? Да! Сомневалась ли? Совершенно нет!

Когда я впоследствии рассказала Павлу Матвеевичу о произошедшем, он напрягся, и поинтересовался, почему я не выбрала туман.

— А вы бы смогли?

— Не смог бы оставить вас здесь.

— И я, не смогла.

Примечания

8

В 1810 году герцогство Ольденбург было аннексировано Французской империей.

9

Военные инвалиды — категория военнослужащих, служивших в формированиях войск с прилагательным «инвалидный» (рота, команда), существовавшая в XVIII-XIX веках, в Вооружённых силах Российской империи. К современному понятию инвалиды (от инвалидность) относилась лишь часть данной категории военнослужащих, так называемые «не служащие инвалиды» (увечные).

Со введением Петром Первым регулярной армии по рекрутскому набору (1699 год), с обязательной пожизненной службой (срок в 25 лет отданных в рекруты службы установлен в 1793 году), появилась и категория (сословие) пожизненных военнослужащих, а в этом сословии появилась и значительная группа утративших возможность «служить в поле и море».

В 1710 году вышел один из первых указов, касавшихся категории утративших возможность «служить», но продолжавших числиться военнослужащими — «Престарелых и раненых и увечных офицеров и урядников и солдат пересмотреть в военном приказе и годных разослать по губерниям, а негодных к посылке отослать в Московские богадельни». «Отосланные по губерниям» и составили первых «служащих инвалидов» — став одной из части внутренних гарнизонных войск (в том числе госпитальной прислугой и частями охраны особо важных объектов).

«Отосланные в Московские богадельни» в 1711 составили первую группу инвалидов не служащих. Указом 3 мая 1720 года Петр I повелел всех офицеров и нижних чинов, которые окажутся неспособными к службе за ранами, увечьями или старостью, определять на жительство в монастыри и богадельни и выдавать им пожизненно содержание по гарнизонным окладам. В 1724 женатым инвалидам, неспособным к дальнейшей службе, дозволено селиться в городах и пожизненно получать жалование по гарнизонному окладу.