Скажи пчелам, что меня больше нет

Диана Гэблдон, 2021

Легендарный цикл Дианы Гэблдон в новом, стильном оформлении! История великой любви Клэр Рэндолл и Джейми Фрэзера завоевала сердца миллионов читателей во всем мире и стала культовым сериалом XXI века. Долгожданное продолжение цикла «Чужестранка». Пчелы – это посредники между миром живых и миром мертвых. 1779 год. Джейми и Клэр потребовалось двадцать лет, чтобы воссоединиться. Но теперь Американская революция угрожает их счастью, ведь последствия войны ощущаются даже в глубинке Северной Каролины. Брианна и Роджер боятся, что прошлое, от которого они бежали, может настигнуть их. Юный Уильям Рэнсом пытается примириться с открывшейся правдой о своем отце. Теперь, когда семья наконец воссоединилась, на карту поставлено больше, чем прежде. Если время вечно, то почему люди смертны? А может, мы обретаем бессмертие, лишь когда перестаем считать прожитые мгновения? «Масштабное повествование. Блестяще продуманный сюжет». – The Washington Post

Часть вторая

Нет закона к востоку от Пекоса

11

Молния

Роджер резко остановился на краю поляны, и Брианна едва не влетела в него со всего маху, в последний момент ухватившись за плечо.

— Да тут черт ногу сломит! — тихо выругалась она, глядя на преградившие путь завалы.

— Это еще мягко сказано.

Конечно, все в Ридже — от Джейми до пятилетнего Родни Бердсли — говорили ему, что хижина, ранее служившая церковью, школой и масонской ложей, сгорела от удара молнии. Это случилось год назад, когда Джейми и Клэр были в отъезде. Но одно дело — слышать, и совсем другое — увидеть собственными глазами.

Обгоревший дверной проем держался на честном слове — шаткое черное предисловие к обугленной пустоте. Брианна глубоко вздохнула, переступила через порог и встала, озираясь по сторонам.

— Большую часть досок растащили на угли для копчения мяса или изготовления пороха. Интересно, как у них обстоят дела с добычей серы?

Роджер взглянул на жену, не вполне понимая, говорит ли она всерьез или пытается поддерживать непринужденную беседу, пока они не отойдут от шока при виде руин его первой церкви. Единственного места, где ему довелось по-настоящему служить священником, пусть и совсем недолго. Сердце сжало тисками, и горло тоже. Отбросив печальные мысли, он кашлянул.

— Собираешься изготавливать порох? Мало тебе было истории со спичками?

Бри явно не собиралась драматизировать.

— Ты прекрасно знаешь, что моей вины тут нет! И потом — я правда могла бы его изготовить. А селитру добыть из старых выгребных ям.

— Ну конечно, могла бы — если тебе так нравится раскапывать старые уборные. — Роджер невольно улыбнулся. — Главное — не взлететь на воздух в процессе. В твоих исследованиях ничего не говорится о том, как этого избежать?

— Нет, но я знаю, у кого спросить, — заявила она с довольным видом. — У Мэри Паттон.

Попытка его отвлечь сработала. Хотя на душе по-прежнему было скверно, ощущение удара под дых прошло.

— Мэри Паттон? Кто она такая? Чем занимается?

— Изготовлением пороха — не уверена, что у этого ремесла есть официальное название. Они с мужем держат пороховую мельницу на притоке реки Ватауга. Благодаря им приток и получил название Пороховой. Милях в сорока отсюда, — пояснила Бри и, присев на корточки, подобрала кусок древесного угля. — Хочу съездить туда верхом на следующей неделе. Тропа достаточно широкая — местами даже похожа на дорогу.

— Зачем? — насторожился Роджер. — Что ты собираешься делать с этим углем?

— Рисовать. — Она засунула трофей в сумку. — Что до Мэри Паттон… скоро нам понадобится порох. Ты ведь и сам понимаешь.

Вот теперь она говорила серьезно.

— Много пороха… — кивнул он задумчиво. — И не только для охоты.

Роджер не представлял, сколько пороха имеется у них в хозяйстве; стрелок из него был никудышный — ему даже охотиться не доверяли.

— Вот именно. — Она повернула голову и нервно сглотнула. — Я тут почитала папину книгу — «Душа мятежника».

— О господи… — Отступившая было тревога нахлынула с новой силой. — И что?

— Ты когда-нибудь слышал о британском солдате по имени Патрик Фергюсон?

— Нет. А должен?

— Возможно. Он изобрел казнозарядный мушкет. Совсем скоро впервые опробует его в бою, устроив здесь заварушку. — Брианна обвела рукой окрестности. — А закончится все только в следующем году в местечке под названием Кингс-Маунтин.

Роджер старательно порылся в памяти, но не обнаружил там ничего подобного.

— Где это?

— В будущем — на границе Северной и Южной Каролины. Сейчас — примерно в сотне миль отсюда… — Она огляделась, щурясь от солнца, а затем ткнула черным от угля пальцем в направлении молодой дубовой рощицы. — В той стороне.

— Знаешь поговорку: «Для американца сто лет — долгий срок, а для англичанина сто миль — долгий путь»? Конечно, не все обитатели Риджа — англичане, однако и настоящими американцами их пока тоже не назовешь. Другими словами, это очень далеко. Неужто нам придется тащиться в Кингс-Маунтин?

К его облегчению, Бри покачала головой.

— Нет. Я лишь хочу сказать, что Патрик Фергюсон вступит в сражение здесь. В буквальном смысле… То есть именно в нашей глуши.

Она вытащила из кармана чумазый платок и принялась рассеянно вытирать испачканные углем пальцы. Затем тихо добавила:

— Фергюсон соберет ополченцев из числа лоялистов. Наших соседей. Мы не сможем остаться в стороне. Даже здесь.

Роджер это предвидел. Они оба предвидели. И взвесили все «за» и «против», прежде чем отправиться к ее родителям. В убежище… Однако, каким бы надежным оно ни казалось, от войны не спрячешься.

— Знаю. — Он обнял жену за талию.

Какое-то время они молча слушали звуки леса. Два меднокрылых пересмешника яростно спорили о чем-то в ветвях деревьев, надрывая маленькие легкие. Небольшая поляна казалась островком спокойствия, несмотря на обугленные руины. Проросшие сквозь пепел зеленые побеги и маленькие кустики яркими пятнами выделялись на черной поверхности. Если лесу не мешать, он терпеливо залечит собственные раны, отвоюет территорию и будет расти дальше, словно ничего не произошло. Словно маленькой церквушки здесь и вовсе никогда не было.

— Помнишь свою первую проповедь? — тихо спросила Брианна, глядя перед собой.

— Конечно, — ответил он с легкой улыбкой. — Один из парней выпустил в церкви змею, но Джейми успел поймать ее, пока не начался переполох. Пожалуй, это лучшее, что он для меня когда-либо делал.

— Ну и лицо у него было! — рассмеялась Брианна. — Бедный па до смерти боится змей.

— Неудивительно, — сказал Роджер, пожав плечами. — Одна из них чуть его не прикончила.

Он внутренне содрогнулся, вспомнив о бесконечной ночи в темном лесу: посчитав, что пришел его смертный час, Джейми начал давать зятю советы по управлению Риджем.

— Отцу не привыкать, — невесело усмехнулась Бри. — Когда-нибудь… — Ее голос дрогнул.

Он ласково приобнял жену за плечи.

— Когда-нибудь мы все предстанем перед Всевышним, mo ghràidh. Иначе священники стали бы не нужны. Что до твоего отца… пока твоя мама рядом, с ним ничего не случится.

Его слова немного успокоили Брианну.

— Мне кажется, оба моих родителя обладают талантом дарить ощущение безопасности. Если мы вместе — значит, все будет хорошо. Ты тоже чувствуешь себя в большей безопасности рядом с ними. Как и я. Надеюсь, наши дети будут испытывать нечто похожее по отношению к нам.

— Еще бы. Главные социальные службы Фрэзер-Риджа, — иронично добавил Роджер. — Мама — скорая помощь, отец — полиция.

Рассмеявшись, Брианна повернулась к мужу и с улыбкой обняла.

— Ну а ты — церковь. Я так тобой горжусь.

А после еще раз глянула на пепелище и махнула рукой в сторону призрачной двери:

— Если мама и па решились заново отстроить дом, то и мы сможем. Думаешь, лучше восстановить сгоревшую хижину или выбрать новое место? Люди суеверны. Не так часто молния попадает в церковь. Не посчитают ли они это дурным знаком?

Роджер пожал плечами.

— Зато второй раз молния сюда точно не ударит! Более безопасного места не найти. Ну что, пойдем? Лиззи со своим ménage^[47] уже заждалась.

— Ты хотел сказать «зверинцем»? — проворчала Бри, подхватывая полы юбки, чтобы удобнее было взбираться на гору к хижине Бердсли. — Лиззи, Джо, Кеззи… Сколько же у них сейчас детей? Мама говорила, но у меня вылетело из головы.

— У меня тоже, — признался Роджер. — Сосчитаем на месте.

Лишь когда они вошли в лесную чащу и оказались на тропинке, он решился задать вопрос. Преодолевая вместе с ним тяготы опасного путешествия, Бри старалась не загадывать наперед, сосредоточившись на единственной задаче: выжить. Однако теперь все злоключения позади, так что вряд ли она захочет довольствоваться стиркой белья и охотой на индюков.

— Ты уже решила, чем займешься? Раз уж мы здесь надолго.

Бри обернулась, и ее рыжие волосы вспыхнули огнем в лучах солнца.

— Я?.. Подумываю стать оружейником. — Она улыбалась, но глаза оставались серьезными. — Риджу это точно пригодится.

12

Былые товарищи

Плантация «Гора Джосайи»,

королевская колония Вирджиния

Уильям почувствовал запах дыма. Это не был запах очага или лесного костра; лишь принесенный порывом ветра шлейф пепла с нотками древесного угля, жира — и рыбы. Он доносился не со стороны разрушенного дома: дымоход обвалился, утянув за собой часть крыши; по обломкам камней и черепицы плелись красноватые побеги девичьего винограда.

Сквозь вспученные доски маленькой веранды пробивались ростки тополей: лес постепенно отвоевывал свои владения. Но лес не умел коптить пищу. Значит, там кто-то был.

Спешившись, Уилли привязал Барта к молодому деревцу, зарядил пистолет и направился к дому. Возможно, индейцы решили подкоптить добытую на охоте дичь, прежде чем вернуться к себе в деревню. Он ничего не имел против охотников, но если это сквоттеры, положившие глаз на пустое жилище, — им несдобровать. Здесь его территория.

К счастью, это были индейцы — по крайней мере, один из них. Полуобнаженный мужчина сидел на корточках в тени огромного бука, наблюдая за тлеющим в небольшой ямке костром, накрытым влажной мешковиной; до Уильяма доносился густой аромат свежего мяса, смешанный с запахом ореховых поленьев и крови, а также резкая вонь вялящейся рыбы. У огня стояли небольшие козлы с перекладиной, на которой висели тушки разрезанной надвое форели. В животе заурчало.

Индеец — с виду молодой, однако крупный и мускулистый — сидел спиной к Уильяму и ловко потрошил кабанчика, лежащего на пустом холщовом мешке рядом с костром.

— Эй! — громко окликнул Уильям.

Мужчина обернулся, моргая и отмахиваясь от едкого дыма. Затем медленно поднялся, не выпуская из рук ножа; в его позе не было ничего угрожающего — Уильям вел себя вполне дружелюбно. К тому же индеец оказался вовсе не незнакомым. Как только он вышел из тени дерева и солнце осветило его волосы, Уильям вздрогнул от изумления, увидев знакомые черты.

Очевидно, молодой человек тоже его узнал.

— Лейтенант? — недоверчиво сказал он. Затем быстро оглядел гостя с головы до ног, отметив отсутствие военной формы, и остановил взгляд больших карих глаз на лице. — Лейтенант… Лорд Элсмир?

— Был им когда-то. А вы — мистер Синнамон?

Произнося это имя, Уильям не сдержал улыбки. Волосы молодого индейца были не длиннее дюйма, однако их красновато-коричневый оттенок и буйная курчавость сразу притягивали взгляд. Такое не спрячешь — разве что если подстричься налысо. Благодаря приметной шевелюре выросший во французской миссии сирота и получил свое имя^[48].

— Джон Синнамон, сэр. Ваш покорный слуга… сэр.

Бывший лазутчик подобающим образом согнулся в поклоне, хотя «сэр» прозвучало с оттенком сомнения.

— Уильям Рэнсом. К вашим услугам, сэр. — Уильям улыбнулся и протянул руку.

За последние несколько лет Джон Синнамон заметно возмужал и обзавелся крепким рукопожатием. Теперь он был на пару дюймов ниже и шире Уильяма.

— Простите мое любопытство, мистер Синнамон, — но как, черт возьми, вас сюда занесло? — спросил Уилли, отпуская руку парня.

Они познакомились три года назад в Квебеке; тогда молодой лейтенант провел в компании индейца-полукровки (примерно одного с ним возраста) большую часть долгой холодной зимы — охотясь и ставя ловушки на зверя.

У него вдруг мелькнула абсурдная мысль, что Синнамона отправили на его поиски. Конечно, это полная ерунда: Уильям ни разу не упоминал «Гору Джосайи». А даже если упоминал бы — откуда индейцу было знать, что он появится именно здесь? В последний раз Уильям посещал плантацию лет в шестнадцать.

— Сюда? — К его удивлению, широкие скулы Синнамона залились краской. — Я… кхм… В общем, я направляюсь на юг. — Лицо парня стало пунцовым.

Уильям вскинул бровь. Вирджиния в самом деле находится к югу от Квебека — однако это далеко не самая южная часть Америки. К тому же «Гора Джосайи» расположена в стороне от дорог. Ему пришлось сплавляться с конем на барже до Оврагов, где горные обвалы неожиданно преграждают путь бурлящей от водопадов Джеймс-ривер. Дальше можно проехать только верхом. По дороге он встретил лишь трех человек — да и те направлялись в противоположную сторону.

Тут широкие плечи Синнамона расслабились и выражение беспокойства на лице сменилось облегчением.

— Вообще-то я приехал повидать друга, — сказал он, кивнув на дом.

Уильям резко обернулся и увидел другого индейца, который пробирался сквозь колючий малинник, заполонивший бывшую лужайку для крокета.

— Маноке! — окликнул Уильям. Затем крикнул громче: — Маноке!

Тот поднял голову. Лицо пожилого индейца осветилось радостью, и Уильям вдруг ощутил прилив безмятежного счастья, чистого, словно весенний дождик.

Индеец остался таким же ловким и поджарым — лишь морщин на лице прибавилось. Обнимая его, Уильям почувствовал исходящий от знакомых волос запах костра; сами волосы — по-прежнему густые и жесткие — тронула седина, и теперь в них появились дымчатые пряди. Маноке, который был на полголовы ниже, крепко прижался щекой к его плечу.

— Ты что-то сказал? — переспросил Уильям, разжимая объятия.

— Я сказал: «Господи, как же ты вырос, мой мальчик», — повторил Маноке, сияя улыбкой. — Есть будешь?

* * *

Маноке был старым другом отца. Он приходил и уходил, когда вздумается, обычно без предупреждения, хотя на «Гору Джосайи» наведывался чаще всего. Не являясь ни слугой, ни наемным работником, старый индеец во время своих визитов занимался готовкой, мыл посуду, а также разводил кур (из небольшой рощицы у развалин дома по-прежнему доносилось их квохтанье и возня) и помогал разделывать дичь.

— Борова подстрелил? — спросил Уильям у Синнамона, кивнув на прикрытый костер. Задав корм Барту, он присоединился к индейцам, собиравшимся поужинать на полуразрушенной веранде. Все трое наслаждались теплым вечером и стерегли рыбу, чтобы ее не утащили еноты, лисы или другие оголодавшие хищники.

— Oui^[49]. Там, — Синнамон махнул в направлении севера. — В двух часах отсюда. Хотя кабанов в лесу немного. Видел всего парочку.

— У тебя и лошадь есть? — спросил Уильям.

Боров весил не более шестидесяти фунтов, но нести такую тушу два часа, к тому же не зная дороги, мало кому под силу — а если верить Синнамону, он никогда прежде не бывал на «Горе Джосайи».

Парень кивнул с набитым ртом и дернул подбородком в сторону навесов и покосившегося табачного сарая. Интересно, давно ли Маноке обитает в этих краях? Плантация выглядела совершенно заброшенной, будто здесь годами никто не появлялся — только как тогда объяснить наличие цыплят?

Звуки птичьей возни и кудахтанья отчетливо вызвали в памяти образ Рэйчел Хантер, и в ту же секунду он будто вновь ощутил запах дождя, промокших куриц… и промокшей девушки.

«…мой брат прозвал ее Великой Вавилонской блудницей. Все курицы отличаются скудоумием, но эта еще и на редкость порочна.

— “Порочна”? — Его позабавил такой эпитет в отношении птицы.

— Эта дурында взлетела на сосну и сидит там — в двадцати футах от земли! — невзирая на ливень. Извращенка!

Она достала льняное полотенце и начала промокать волосы.

Неожиданно звук дождя изменился: по ставням замолотил град, словно на них обрушились мелкие камни.

— Хм… — Рэйчел мрачно глянула в окно. — Наверняка ее собьет градом, она свалится замертво и попадет в зубы первой попавшейся лисе. И поделом! — Она снова принялась сушить волосы. — Мне ее ничуточки не жаль. Глаза б мои не видели этих глупых куриц».

Он так явственно помнил запах мокрых волос девушки. Темные пряди струились по спине, прилипая к поношенной ночной сорочке: местами сквозь тонкую ткань просвечивала нежная бледная кожа.

— Что?.. Прости, ты что-то сказал?

Должно быть, Маноке задал какой-то вопрос; запах дождя сменился запахом дыма, жареной кукурузы и рыбы.

Удивленно покосившись на Уильяма, Маноке любезно повторил:

— Ты надолго? Если останешься, может, починишь дымоход?

Уильям глянул через плечо; увитые виноградом развалины едва виднелись из-за края веранды.

— Не знаю, — пожал он плечами.

Маноке кивнул и продолжил о чем-то беседовать с Синнамоном на французском. Уильям не стал вслушиваться — на него вдруг накатила страшная усталость, проникающая до мозга костей.

Останется ли он? Разве что позже, когда осуществит задуманное. И найдет либо самого кузена Бенджамина, либо неопровержимые доказательства его смерти. А потом, наверное, вернется. Уильям и сам не до конца понимал, зачем приехал; однако это было единственное место, где он мог спокойно поразмыслить и где не требуется никому ничего объяснять. Плантация досталась ему в наследство от приемной матери — хотя для него она всегда была «матушкой Изобель». Интересно, довелось ли ей побывать здесь хотя бы раз?

В Вирджинии Уильям повстречал еще нескольких ополченцев, которые находились в лагере Мидлбрук, когда Бена держали там в плену. Большинство из них никогда не слышали о капитане Бенджамине Грее, а те немногие, кто слышал, не сомневались в его гибели.

Только Бен не был мертв. Уильям упрямо продолжал в это верить. Но если он и умер, то явно не от оспы или болотной лихорадки, как утверждали американцы.

Уильям собирался выяснить, что случилось с кузеном. А затем… затем можно будет подумать и о других вещах. Только бы привести мысли в порядок. Разобраться во всем и решить, что делать. Однако прежде всего — Бен. Лишь потом придется взять себя в руки и начать действовать. Чтобы все исправить.

— Если бы, — горько усмехнулся он про себя. — Вот только нет у меня ключей ада и смерти…^[50]

Ничего уже исправить нельзя.

Рэйчел теперь замужем за чертовым Йеном Мюрреем — наполовину горцем, наполовину могавком, который вдобавок приходится Уильяму кузеном. Насмешка судьбы! Ничего не поделаешь.

Джейн… Он поспешил отогнать последнее воспоминание о девушке. С этим тоже ничего не поделать — как и стереть из памяти. Джейн навеки засела в сердце болезненной занозой.

А также нельзя исправить мучительную правду о настоящем отце. Встретившись лицом к лицу с Джейми Фрэзером и проведя с ним адскую ночь в призрачной надежде спасти Джейн, Уильям был вынужден признать очевидное. Он появился на свет от якобитского предателя, шотландского преступника… чертова, мать его, конюха. Но… Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, сказал ему горец.

Фрэзер действительно помог! Сразу и без вопросов. Не только ради Джейн, еще и ради ее сестренки Фрэнсис.

Когда они похоронили Джейн, Уильям не мог говорить от душивших слез. Горестные воспоминания сдавили грудь, и он еще ниже опустил голову к недоеденному куску рыбы.

Он просто передал Фрэнсис в руки Фрэзеру и ушел. И только сейчас вдруг задумался, почему поступил именно так. Ведь лорд Джон тоже присутствовал на печальной, скромной церемонии погребения. Уильям мог смело доверить Фанни собственному отцу. Только не сделал этого. Даже в голову не пришло.

Нет. Я ни о чем не жалею, эхом звучало в памяти. На мгновение он словно вновь ощутил прикосновение большой теплой ладони к своей щеке. Неожиданно кость от рыбы встала поперек горла, и Уильям закашлялся.

Маноке взглянул на него, но Уилли помахал рукой, и индеец вернулся к оживленной беседе с Джоном Синнамоном на одном из алгонквинских наречий.

Кашляя, Уильям встал и направился к колодцу за домом.

Вода была холодной и приятной на вкус. Кое-как вытащив кость, Уилли напился и смочил голову. Смывая с лица грязь, он вдруг ощутил странное чувство покоя. Не умиротворение и даже не покорность судьбе, а лишь осознание, что если не получится все уладить — оно и к лучшему. Ему исполнился двадцать один год, он уже совершеннолетний, однако владениями Элсмиров по-прежнему управляют юристы и поверенные; ответственность за фермерские угодья и арендаторов все еще лежит на чужих плечах. Он сможет принять дела и вступить в права наследования, только когда вернется в Англию. Если вернется. Иначе… иначе что?

Наступили глубокие сумерки — его любимое время дня в этих краях. Как только начало темнеть, лес затих и в воздухе повеяло долгожданной прохладой; легкий ветерок бестелесным духом проносился по шелестящим кронам и охлаждал разгоряченную кожу.

Вытерев ладонью мокрое лицо, Уильям подумал, что мог бы остаться. Ненадолго. Чтобы ни о чем не думать. Ни с кем не сражаться. Просто замереть на время. Глядишь, и проблемы начнут решаться сами собой.

Юный лорд Элсмир неторопливо вернулся на веранду. Маноке и Синнамон уставились на него с одинаковым загадочным выражением на лицах.

— Что-то не так? — Он обеспокоенно провел рукой по шевелюре. — У меня репей в волосах?

— Да, — ответил Маноке. — Но это неважно. А вот наш друг хочет тебе кое-что сказать.

Уильям удивленно глянул на Синнамона. Даже в наступившей темноте было заметно, что парень покраснел; опущенные плечи выдавали крайнюю степень смущения.

— Не робей, — Маноке мягко ткнул его локтем. — Рано или поздно тебе придется ему рассказать. Сейчас самое время.

— Рассказать о чем? — Уильям присел на корточки, оказавшись на одном уровне с Синнамоном, и заглянул ему в глаза. Губы индейца были плотно сжаты, однако он не стал отводить взгляд.

— О том, что ты спрашивал, — выпалил он наконец. — Раньше. Почему я оказался здесь… В общем, я пришел, потому что… не знал, откуда еще начать поиски.

— Поиски чего? — ошарашенно спросил Уильям.

— Лорда Джона Грея, — ответил Синнамон, нервно сглотнув. — Моего отца.

* * *

Маноке редко охотился, зато был превосходным рыбаком; он научил Уильяма ставить садки, забрасывать удочку и даже ловить сомов, смело засовывая руки в углубления в илистом дне реки и выдергивая оттуда рыбину, как только та вцепится в ладонь.

И теперь Уильям вдруг ощутил нечто подобное: мурашки по спине, холодные потоки воды над головой, дрожь в пальцах при мысли о внезапно впившихся в руку невидимых челюстях.

— Твоего отца? — медленно произнес он.

— Да. — Джон Синнамон понурился, вперив взгляд в недоеденную кукурузную оладью.

Уильям посмотрел на Маноке, чувствуя себя так, будто кто-то со всего маху ударил его по лицу фаршированным угрем. Пожилой индеец торжественно кивнул с сияющим лицом.

— Что ж, поздравляю! — вежливо пробормотал Уильям, хотя внутри у него все сжалось.

На несколько минут после объявления сногсшибательной новости воцарилась тишина. Синнамон выглядел не менее ошарашенным.

— Лорд Джон… хороший человек, — добавил Уилли, не зная, что еще сказать.

Кивнув, Синнамон буркнул что-то невнятное, торопливо потянулся за небольшой жареной форелью и от волнения сунул ее в рот целиком. Затем принялся молча жевать, периодически подкашливая.

Сохраняя привычную невозмутимость, Маноке спокойно доедал рыбу и кукурузные оладьи и совершенно не обращал внимания на ошарашенных парней.

Смотреть на Синнамона было невыносимо, однако Уильям, словно заколдованный, продолжал украдкой на него поглядывать.

Черты лица выдавали в юноше полукровку, хотя он был довольно красив. Такие волосы можно получить только от родителя-европейца. Однако эти плотные буйные кудри не имели ничего общего с густой светлой гривой лорда Джона.

Вдруг Синнамон вскочил на ноги и сошел с покрытой трещинами веранды, где они ужинали в сгущавшихся сумерках.

— Куда ты собрался, mon ami?^[51] — удивился Маноке.

— Послежу за костром. — Синнамон кивнул в сторону дымящейся ямы под большим дубом. Лежащий сверху холщовый мешок совсем высох и начал обугливаться и чадить; через секунду Уильям тоже уловил запах гари.

Мать Синнамона была наполовину француженкой. Он рассказывал об этом Уильяму во время зимней охоты в Квебеке. Интересно, часто ли у французов встречается курчавость?

Под деревом стояло ведро и большой глиняный кувшин — серый, с выщербленными краями и двумя нанесенными белой краской полосками. Лорд Джон купил его у речного торговца, когда они впервые приехали на «Гору Джосайи». Синнамон налил в ладонь воды и смочил мешок — дым тут же сменился мягким паром. Лишь по периметру натянутого на колышки холста просачивались дымящиеся струйки.

Присев на корточки, индеец сунул несколько небольших охапок хвороста в огонь, над которым сушилась рыба. Затем встал и оглянулся на веранду. В полумраке его лицо казалось почти бледным. Уильям опустил взгляд, кроша в пальцах кусочек оладьи, и почувствовал, что краснеет — будто его застали врасплох за чем-то предосудительным.

А вот глаза… возможно, формой они действительно напоминали папины. Он резко оборвал себя, не в силах даже мысленно произносить слово «папа» в одном контексте… с этим…

Стоило ему подумать о Синнамоне, он каждый раз словно ощущал удар под дых. Сын. Сын лорда Джона. Черт возьми, такое не могло случиться! Однако случилось.

Маноке никогда не лгал. И никому не позволял обвести себя вокруг пальца. Тем более ни за что не причинил бы вреда лорду Джону; Уильям в этом не сомневался. Если Маноке посчитал историю Синнамона правдивой — так оно и было. Вот только здесь точно какая-то ошибка.

* * *

Из-за Маноке — хотя Уильям был рад его присутствию — от романтичной идеи одинокого блуждания по плантации наедине с собственными мыслями пришлось отказаться. Ну а Джон Синнамон своим откровением и вовсе поставил крест на возможности обрести здесь душевный покой. Куда бы он ни пошел, ему не скрыться от реальности в лице огромного мускулистого индейца. И от неотвязной мысли: Вот настоящий сын папы. А не я.

Отсутствие кровной связи никогда не волновало ни Джона Грея, ни самого Уильяма. До сей поры.

Тем не менее даже если лорд Джон однажды вступил в связь с индейской женщиной — или, не приведи Господь, завел в Квебеке индейскую любовницу, — это его личное дело. Синнамон говорил, что его мать умерла, когда он был еще младенцем; лорд Джон посчитал бы делом чести взять на себя заботу о мальчике.

Как отреагирует папа, увидев… плод своих греховных похождений?

Нет, это уже слишком. Уильям встал и отошел прочь.

Сначала он хотел лишь справить нужду и немного побыть в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок. Но те никак не хотели упорядочиваться, и Уилли продолжал шагать дальше, невзирая на приближение ночи.

Ему было плевать, куда идти. Повернувшись спиной к костру, он направился к полям за домом. В прежние времена на «Горе Джосайи» выращивали табак, засеяв им несколько акров земли.

К его удивлению, поля отнюдь не выглядели заброшенными. До сбора урожая было еще далеко, однако в воздухе уже стоял густой аромат свежих табачных листьев. Запах действовал успокаивающе, и Уильям медленно побрел по полю к чернеющему вдалеке силуэту сушильного амбара. Интересно, используется ли он сейчас?

Амбар использовался. Собственно говоря, это был не совсем амбар — скорее огромный сарай. В дальнем углу, на большом, хорошо проветриваемом пространстве развешивали побеги табака, чтобы оборвать с них листья. Сейчас через широкие промежутки в досках виднелись лишь несколько подвешенных к стропилам пучков, едва различимых в тусклом свете звезд. На краю полки лежала стопка сухих листочков: встревоженные его приходом, они шевельнулись и зашуршали, словно приветствуя гостя. Это показалось ему забавным, и он почтительно кивнул в темноту помещения.

Уилли наткнулся на что-то, и оно с гулким стуком отскочило в сторону. Пустая бочка! Продолжая двигаться на ощупь, он насчитал еще несколько, ожидающих своего часа. Большинство были старыми, парочка — новехонькими; они пахли свежей древесиной, добавляя дополнительный оттенок к запахам сарая.

Плантацию явно возделывали — причем не Маноке. Индеец любил иногда выкурить трубку-другую, но Уильям ни разу не видел, чтобы он принимал участие в выращивании табака или сборе урожая. От него даже не пахло! Хотя стоит лишь притронуться к зеленым табачным листьям, как руки покрываются черной липкой смолой, а от поля с созревшими растениями исходит такая вонь, что даже у взрослых мужчин начинает кружиться голова.

Когда он жил здесь с лордом Джоном — сердце снова резануло острой болью, однако Уильям старался ее не замечать, — отец нанимал работников на большой соседней плантации под названием «Куропатка», располагавшейся выше по реке. Им ничего не стоило взять на себя скромные посадки «Горы Джосайи» вдобавок к огромному урожаю «Куропатки». Возможно, прежние договоренности еще в силе?

От мысли, что плантация до сих пор работает, пусть и не в полную силу, на душе потеплело; увидев полуразрушенный дом, он решил было, что это место совсем заброшено.

Подумав о доме, он обернулся. Огонек костра отражался в пустых окнах: казалось, там кто-то живет. Уильям вздохнул и медленно побрел назад.

Ему стоило невероятных усилий избегать мыслей о своем происхождении, титуле, обязанностях, о сомнительных жизненных перспективах, а теперь еще и о чертовом сыне чертова лорда, мать его, Джона. Правда, усилия эти не прошли даром, и хотя душевный покой он так и не обрел, зато сумел сосредоточиться на другой проблеме: поисках Бена.

Кто-то положил незнакомца с отрезанными ушами в могилу, помеченную именем Бенджамин Грей. Кто бы это ни был, он почти наверняка знал, что случилось с кузеном. Уильям опросил уже двадцать три ополченца, которые находились с Вашингтоном в горах Уочунг во время предполагаемой гибели Бена. Четверо из них действительно слышали о нем и считали умершим. Однако никто не видел ни тела, ни могилы, — и Уильям мог поклясться, что его собеседники не лгали.

Но… Дяде Хэлу вручили письмо с известием о смерти сына, доставленное адъютантом генерала Клинтона. Тот, в свою очередь, получил его от какого-то американского офицера. Кто же был отправителем?

«Какого дьявола ты не попросил дядю показать бумагу?» — с досадой пробормотал Уильям. Потому что думал только о себе и своей уязвленной гордости.

Хотя было бы логично начать именно с письма. Посмотреть на имя в подписи, а затем… найти американского офицера, если тот не успел схлопотать пулю, попасть в плен или умереть от сифилиса.

Что еще было бы логично? Дядя Хэл наверняка сохранил послание — а поскольку у него (как и у папы) имелись связи в военных кругах, он мог бы навести справки о местонахождении конкретного офицера американской армии.

А значит, надо ехать в Саванну и надеяться, что город по-прежнему под контролем британских войск. И что отец с дядей Хэлом по-прежнему в них числятся.

* * *

Когда он вернулся, Маноке и Синнамон курили на веранде. Табачный дым смешивался с поднимающимся от земли туманом — сладковатым, прохладным паром, напоенным ароматами трав.

Очевидно, они многое успели обсудить в его отсутствие; как только Уильям сел, Маноке вынул трубку изо рта.

— Знаешь, где он сейчас? — без обиняков спросил индеец. — Наш англичанин?

Поистине наш, — подумал Уильям, взглянув на Синнамона. Парень опустил голову, набивая трубку, но его широкие плечи заметно напряглись в ожидании ответа.

— Нет, — сказал Уильям, однако тут же посчитал своим долгом прибавить: — В последний раз я его видел в Саванне, где был расквартирован полк. Это в Джорджии.

Маноке кивнул; судя по выражению лица, он понятия не имел, что такое Джорджия и где она находится. По-видимому, судьба еще не забрасывала его так глубоко на юг.

— Далеко отсюда? — небрежно спросил Синнамон.

— Миль четыреста, — предположил Уильям.

У него ушло почти два месяца, чтобы добраться до Вирджинии. Правда, он особо не спешил; и хотя то и дело наводил справки о Бене, на самом деле лишь безотчетно стремился попасть в единственное место, где был счастлив и где чувствовал себя как дома после того, как покинул Хелуотер — родовое гнездо в Озерном крае Англии.

Он мог бы промолчать: тогда Синнамон наверняка отправился бы в Джорджию, оставив его наслаждаться одиночеством и покоем. Уильям вытер лицо рукавом; вся одежда насквозь пропиталась запахами копченого мяса, рыбы и табака — «Гора Джосайи» будет еще долго сопровождать его в пути.

Он мог бы передать с Синнамоном письмо дяде Хэлу, чтобы попросить навести справки об американском офицере, приславшем извещение о смерти Бена. А потом наконец заняться тем, ради чего сюда приехал: сидеть и думать.

И позволить этому типу свалиться папе как снег на голову? В глубине души Уильям понимал, что за желанием не допустить подобного развития событий скрывается банальное любопытство… и ревность. Забота о чувствах отца или Синнамона тут ни при чем. Но если уж лорду Джону предстоит знакомство с новообретенным взрослым сыном, то он, Уильям, хочет при этом присутствовать.

— Правда, армия часто перемещается с места на место, — сказал он наконец. Маноке улыбнулся.

Синнамон что-то пробормотал и понимающе кивнул, не поднимая глаз от вышитого бисером кисета с табаком, который лежал у него на коленях.

— Хочешь, я поеду с тобой и помогу найти лорда Джона? — Голос Уильяма прозвучал чуть громче, чем следовало.

Молодой индеец поднял на него удивленный взгляд.

— Да, — тихо ответил он. Затем вновь понурил голову и еле слышно пролепетал: — Спасибо.

Ну и черт с ним, — решил Уильям, принимая из рук Маноке трубку. — Подумаю в дороге.

13

«Что плохо для улья, плохо и для пчелы»

(Марк Аврелий)

Фрэзер-Ридж, Северная Каролина

На первом этаже наконец появились наружные стены, однако роль внутренних пока исполняли бревенчатые подпорки, что придавало помещению милую простоту. Мы с удовольствием осматривали «скелет» будущего жилища.

У моего врачебного кабинета не хватало двери и ставен в двух больших окнах — зато там уже были стены (хотя и без штукатурки); длинный аптекарский стол с полками для лекарств и инструментов; высокий стол-кушетка из гладкой сосны (я сама ошкурила широкую поверхность самым тщательным образом, чтобы будущие пациенты не занозили себе задницы) для осмотра больных и проведения хирургических манипуляций, а также табурет для меня.

Джейми с Роджером начали возводить потолок, однако сейчас над головой были только балки, обтянутые кусками выцветшей, закопченной парусины коричневого и серого цветов (вырезанными из ветхих армейских палаток, которые мы нашли на складе в Кросс-Крике); по крайней мере, они защищали от непогоды.

Джейми обещал закончить второй этаж (и потолок хирургической) за неделю. Ну а пока я держала наготове большой таз, старый ночной горшок из помятой жести и давно не используемую жаровню — на случай протечек. Накануне шел дождь, поэтому я внимательно оглядела парусиновый «потолок» (не провисает ли тот местами от скопившейся воды?), прежде чем вынуть из вощеной сумки журнал для записи пациентов.

— Сто… что это? — спросила Фанни, увидев журнал.

Я поручила ей очистить целую корзину луковиц от шелухи, которая пойдет на изготовление желтой краски. Девочка вытянула шею, разглядывая незнакомый предмет, но не решаясь до него дотронуться пропахшими луком пальцами.

— Журнал для записи пациентов, — пояснила я, ощущая его приятную увесистость. — Я вношу туда имена людей, приходящих на прием, и описываю симптомы заболевания. А затем помечаю, какое лечение назначала и помогло ли оно.

Ее глаза светились уважением — и интересом.

— Пациенты всегда выздоравливают?

— Нет. Боюсь, не всегда. Но в большинстве случаев. Я доктор, а не эскалатор!^[52] — процитировала я шутку из «Стартрека», позабыв, что говорю не с Брианной.

Фанни кивнула с серьезным видом, совершенно проигнорировав непонятное слово.

Я посчитала нужным объяснить:

— Кхм… Так говорил один мой друг — он тоже доктор — по фамилии Маккой. Смысл в том, что всякое мастерство имеет свои пределы, поэтому стоит заниматься лишь тем, в чем ты по-настоящему силен.

Девочка снова кивнула, не сводя глаз с журнала.

— Нельзя ли мне… почитать его? — робко спросила она. И тут же торопливо добавила: — Всего пару страничек!

Мгновение поколебавшись, я положила журнал на стол, открыла его и перелистала до страницы с пометкой о назначении Лиззи Уэмисс мази из ягод остролиста для лечения малярии — у меня тогда закончилась хинная кора. Фанни слышала, как я рассказывала об этом Джейми, — к тому же все в Ридже знали о периодически возникающих у Лиззи приступах лихорадки.

— Можно. Но только вот до этой закладки. — Я вынула из банки тонкое перо черного ворона и положила его на странице с описанием лечения Лиззи. — Чтобы не нарушать врачебную тайну. Тебе нельзя читать о болезнях соседей. Обещаешь? А вот на предыдущих страницах речь идет о людях, которых я лечила в других местах и — в большинстве случаев — очень давно.

— Обещаю! Честно-пррречестно! — заверила она, старательно выговаривая «р».

Я улыбнулась. Мы с Фанни были знакомы всего несколько месяцев, но за это время она ни разу не солгала — ни в чем.

— Знаю. Ты…

— Эй, миссис Фрэзер! — послышался снаружи отдаленный крик.

Выглянув в окно, я озадаченно моргнула. По проторенной от ручья до дома тропинке ковыляла высокая стройная фигура, показавшаяся мне смутно знакомой.

— Джон Куинси! — Я сунула удивленной Фанни врачебный журнал и поспешила навстречу гостю с распростертыми объятиями. — Мистер Майерс!

Однако, подойдя ближе, заметила у него в руках огромную потрепанную корзину из соломы и целый рой пчел, которые вились вокруг, практически облепив беднягу с ног до головы, — из-за громкого жужжания я почти не слышала обращенных ко мне слов. Тогда Майерс услужливо наклонился, и насекомые оказались в опасной близости от моего лица.

— Принес вам пчел, миссис! — проревел он, перекрывая звенящий гул своих «пассажиров».

— Вижу! — крикнула я в ответ. — Спасибо!

Жужжащие полосатые тельца хаотично ползали по его изношенной куртке из грубой ткани, образуя коричневатый ковер. Частички желтой пыльцы застряли в бороде, которая стала более длинной, седой и всклокоченной, чем двенадцать лет назад — во время нашей первой встречи в Уилмингтоне.

На шум из кухни вышли Бри и Рэйчел с Огги на руках. Они завороженно уставились на гостя.

— Моя дочь! — прокричала я, поднявшись на носочки в попытке дотянуться до его уха. Ростом Майерс был более шести с половиной футов; даже Брианна казалась рядом с ним невысокой. — И Рэйчел Мюррей — жена Йена-младшего!

— Женщина молодого Йена? — Приятная, хотя и наполовину беззубая улыбка Майерса стала еще шире. — И его малыш, судя по всему? Рад знакомству, мэм, очень рад!

Он протянул длинную руку — Рэйчел побледнела при виде пчелиной тучи, нервно сглотнула и чуть придвинулась, чтобы дотянуться до его ладони, держа Огги как можно дальше. Я поспешила забрать ребенка, и девушка вздохнула с облегчением.

Как и я. От этого жужжания вся кожа покрылась мурашками: уж больно оно напоминало гудение, исходящее от каменных глыб Крейг-на-Дуна.

— Приятно познакомиться, Друг Майерс, — громко сказала она. — Йен очень тепло о тебе отзывался!

— Спасибо на добром слове, миссис. — Он ласково сжал ее пальцы и повернулся к Бри, которая уже протягивала руку, опасливо поглядывая на пчел.

— Рада встрече, мистер Майерс!

— Лучше без церемоний, мэм. Просто Джон Куинси.

— Хорошо, Джон Куинси. Я — Брианна Фрэзер Маккензи. — Улыбнувшись, она вежливо кивнула на живую куртку. — Может, нам стоит и пчел поприветствовать — проявить, так сказать, гостеприимство?

— Пиво у вас найдется?

Майерс опустил свою ношу пониже — оказалось, что это не корзина, а перевернутый улей, заляпанный и потертый. Внутри были заполненные медом соты. Как и следовало ожидать, по ним тоже ползали пчелы.

— Пиво?.. — Мы с Бри переглянулись. — Конечно! Несите их сюда, ближе к дому. Здесь им будет удобнее.

Я настороженно покосилась на жужжащий рой. Насекомые выглядели абсолютно не агрессивными; несколько пчелок опустились Бри на волосы и плечи. Дочка на мгновение замерла, но не стала их прогонять. Одна пчела лениво пролетела возле носика Огги; сведя глаза к переносице, он проследил за ней взглядом и попытался схватить — к счастью, в маленькой ладошке осталась лишь прядь моих волос.

Дети столпились на верхней тропинке, таращась на гостя; однако Джем и Мэнди спустились к нам. Мэнди крепко обхватила мать за ногу, но ее брат решился подойти ближе, очарованный невиданным зрелищем.

— Разве пчелы пьют пиво? — спросил он у их хозяина.

— Еще как пьют, сынок, еще как. — Майерс ласково улыбнулся ему с высоты своего роста. — Пчелы — самые умные насекомые на свете.

— Это правда, — подтвердила я, отцепляя от волос липкие пальчики Огги и с наслаждением вдыхая медовый аромат. — Джем, не знаешь, где дедушка? Сможешь его позвать?

* * *

В конце концов я нашла Джейми сама: он спускался между деревьями с четырьмя пойманными в силки кроликами.

— Как раз вовремя! — сказала я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать мужа. От него пахло свежей дичью и влажной хвоей. — Будет чем накормить гостя за ужином. А поскольку это Джон Куинси…

Джейми просиял.

— Майерс? — Он вручил мне мешок с кроликами. — Ты не спросила, как там его яйца?

— Нет, он сам мне сказал: по-прежнему там, куда я их приладила. По его словам, отлично функционируют. Кстати, он принес нам пчелиный рой. И не только.

— Как он умудрился притащить пчел?

— Буквально на себе, — ответила я, пожав плечами.

— Надо же… А что он еще принес?

— Письма. Говорит, одно из них адресовано тебе.

Джейми не замедлил шаг, однако в его взгляде мелькнуло едва заметное колебание.

— От кого?

— Не успела спросить. Он как раз высвобождался из пчелиного плена, а Джем никак не мог тебя найти, вот я и отправилась на поиски.

Я чуть было не добавила «возможно, оно от лорда Джона», но вовремя прикусила язык. Конечно, они продолжали разговаривать (исключительно по необходимости), только старой дружбе между Джейми и лордом Греем пришел конец — как и многолетней переписке. И хотя я никогда бы не признала, что в этом есть моя вина, глупо было отрицать очевидное.

Чтобы Джейми не заметил моего смятения и не сделал неправильных выводов, я сосредоточила взгляд на тропинке. Однако и у меня неплохо получалось читать чужие мысли: готова поклясться, он сразу подумал о лорде Джоне, когда услышал про письмо.

— Саксоночка, пойду-ка я сперва ополоснусь в ручье, — сказал он, легонько коснувшись моей спины. — Нарвать тебе кресс-салата к ужину?

— Да, нарви, пожалуйста! — Я приподнялась на носочки и поцеловала его.

Через мгновение показался дом; Брианна поднималась по склону от Хиггинсов, неся в руках несколько буханок хлеба, и я поспешила отмахнуться от мыслей о Джейми и Джоне Грее.

— Мам, давай я ими займусь. — Бри кивнула на кроликов. — Мистер Майерс говорит, что солнце уже садится и тебе надо непременно благословить пчел, пока они не заснули.

В прошлом я иногда держала пчел, но о подобных ритуалах слышала впервые.

— А он, случайно, не сказал, как именно их надо благословлять?

— Нет — по крайней мере, мне. — Она с веселой улыбкой забрала у меня заляпанный кровью мешок. — Хотя Джон Куинси наверняка знает. Он ждет тебя в саду.

* * *

Сад, окруженный заостренными кольями для защиты от оленей, напоминал маленькую крепость. Ни один забор не может защитить от всего на свете, поэтому я всегда предусмотрительно озиралась по сторонам, открывая калитку. Как-то я застала здесь трех огромных енотов, которые предавались разврату среди поверженных ростков кукурузы; однажды поутру в сад пробрался гигантский орел — расправив крылья, он сидел на бочке с водой и принимал солнечные ванны. Когда я открыла дверь, орел издал испуганный крик, не уступающий по громкости моему воплю, и в панике пронесся над головой, словно пушечное ядро. А в другой раз…

Я невольно содрогнулась при воспоминании о пчелиных ульях в моем старом саду, перевернутых сбежавшим убийцей; аромат меда, вытекающего из поломанных сот на смятую листву, смешивался с тяжелым, сладковатым запахом пролитой крови.

Однако сегодня единственным инородным телом внутри изгороди был Джон Куинси Майерс. Высоченный, в ободранной одежде, он смотрелся совершенно естественно среди побегов репы и вьющейся фасоли с красными цветками — ни дать ни взять огородное пугало.

— Миссис Фрэзер! — поприветствовал он, улыбаясь во весь рот. — Пришли в положенное время, как заявлено в Священном Писании.

— Правда? — Я смутно припоминала, что в Библии говорилось о пчелах. Возможно, Джон Куинси позаимствовал идею с благословением из псалмов? — Э-э… Брианна сказала, мне нужно благословить пчел?

— Дочка у вас просто загляденье! — Майерс восхищенно покачал головой. — Мне пару раз доводилось встречать женщин такого роста, но ни одну из них не назовешь красавицей. Хотя они и были довольно миленькие. И как ее угораздило выйти за проповедника? Неужто святоша может сладить с такой красоткой? Я имею в виду телесные радости. Например…

— Пчелы, — напомнила я, слегка повысив голос. — Что я должна им сказать?

— Ах да!

Он повернулся к западной стороне сада, где на шатком табурете, накрытом доской, стоял видавший виды соломенный улей. Затем, к моему удивлению, вытащил из доверху набитой котомки четыре пустых белых миски из мягкого глазурованного фарфора — его еще называют «кремовым». Это сразу придало церемонии официальный вид.

— Для муравьев, — пояснил Джон Куинси, вручая мне миски. — Многие народы умеют обращаться с пчелами. Чероки, чокто, крики… Наверняка еще уйма других индейских племен, названия которых я не знаю. Но эти миски для улья мне дали моравы, живущие в окрестностях Салема. У них есть интересные традиции.

Я невольно улыбнулась, представив, как Джон Куинси Майерс шагает по улицам Салема в жужжащем покрывале из пчел.

— Неужто вы притащили их из самого Салема?

— Нет, конечно! — Мой вопрос его явно удивил. — Нашел на дереве примерно в миле от вашего дома. Как только услышал, что вы с Джейми вернулись, то сразу задумал принести пчел. Вот и высматривал их в лесу.

— Спасибо! Очень мило с вашей стороны, — искренне заверила я.

Однако в глубине души шевельнулась смутная тревога. Куинси был вольной птицей. Если уж продолжать цитировать Библию, его можно смело назвать «другом сов»^[53]. Он свободно бродил по горам, когда и куда ему вздумается, ни перед кем не отчитываясь.

Из его слов я поняла, что он специально отправился во Фрэзер-Ридж, узнав о нашем с Джейми возвращении. Допустим, хотел доставить письма… Но письма обычно передавали с оказией — через друзей или незнакомцев, которые держали путь в нужном направлении. Если Джон Куинси пришел сюда, чтобы лично их доставить, значит, на то имелась веская причина.

Времени строить догадки не было: Майерс уже завершал краткий экскурс в историю ирландского и шотландского пчеловодства и подошел наконец к сути.

— Многие народы используют благословения для ульев — я знаю парочку. Хотя у меня язык не повернулся бы назвать «благословением» то, что лопочут эти немцы.

— Что же они говорят? — заинтригованно спросила я.

Он сдвинул седые косматые брови, напрягая память.

— Ну, их благословение немного коротковато. Как же там?..

Майерс закрыл глаза, вздернул подбородок и процитировал:

Иисус Христос, вот рой пчелиный!

Летите, мои пчелки, и возвращайтесь.

По милости Божьей, хранимые Господом,

Возвращайтесь целые и невредимые.

Сидите, сидите, пчелки.

По велению Пресвятой Богородицы

Вы не знаете отдыха; не ускользайте в лес,

И никогда не улетайте от меня.

Не покидайте меня.

Сидите, сидите смирно.

— Исполните волю Господню, — закончил он, открывая глаза. Затем покачал головой. — Несусветная глупость! Даже одну пчелу не заставишь сидеть на месте, а уж тысячу — и подавно. С какой стати они должны мириться с таким бесцеремонным обращением?

— А мне кажется, это должно сработать. Джейми часто привозил мед из Салема. Может, у них там немецкие пчелы. Вы знаете более… «вежливое» благословение?

Майерс поскреб в затылке и ощерился, обнажив на мгновение два неровных желтоватых клыка. Интересно, сможет ли он жевать мясо? Иначе придется пересмотреть меню ужина. Например, нарезать кубиками крольчатину и добавить в омлет вместе с измельченным луком.

— Пожалуй, большую часть вот этого: О, Господь, творец всего сущего, благослови это семя и сделай его плодотворным… Вроде именно так — плодотворным.…нам на пользу. Благодаря заступничеству… Дальше там перечисляются всякие святые, но, черт побери, я не помню никого, кроме Иоанна Крестителя. Хотя это ведь он был знатоком меда? А еще питался саранчой и разгуливал в медвежьей шкуре^[54]. Ума не приложу, зачем было так делать в столь жарком месте, как Святая Земля, — я слышал, там настоящее пекло. Ну да ладно…

Он вновь прикрыл глаза и протянул руку к улью, окутанному живым облаком пчел.

— Благодаря заступничеству всех, кто желает за нас заступиться, да будут услышаны наши молитвы. Благослови и освяти этих пчел Твоею милостью, дабы они могли…

Вдруг Майерс открыл глаза и нахмурился.

— Дальше говорится: в изобилии приносить свои плоды, хотя любой дурак знает, что пчелы приносят мед, а не плоды. Но тем не менее… — Вновь смежив морщинистые веки, он закончил с последними лучами заходящего солнца: — …во имя красоты и великолепия Твоего святого храма и для блага смиренных рабов Твоих. Там было еще кое-что, — добавил Джон Куинси, опуская руку и поворачиваясь ко мне. — Но это самое основное. Вообще-то слова не так важны. Главное — почаще с ними разговаривать. Да вы и сами небось знаете.

— О чем именно? — настороженно спросила я, силясь вспомнить, вела ли когда-либо прежде беседы с обитателями ульев.

Возможно, вела, хотя и неосознанно. Как у большинства садоводов, у меня была привычка бормотать себе под нос: пропалывая грядки с овощами, я частенько проклинала жучков и кроликов или читала нотации растениям. Бог его знает, что я могла наговорить пчелам.

— Пчелы очень любят общение, — пояснил Майерс и ласково сдул одну из них с тыльной стороны ладони. — А еще они ужасно любопытные. Иначе не стали бы носиться туда-сюда, собирая вместе с пыльцой окрестные новости. Поэтому нужно рассказывать им обо всех событиях: когда приезжают гости, рождается ребенок, появляются новые жильцы или кто-то уходит. Или умирает. — Майерс смахнул пчелку с моего плеча. — Иначе пчелки страшно обидятся и весь рой вмиг улетит.

Я вдруг с улыбкой подумала, что Джон Куинси Майерс и сам похож на пчелу: тоже разгуливает повсюду и собирает новости. Интересно, обидится ли он, если узнает, что от него утаили какую-нибудь жирную сплетню? Хотя вряд ли кто станет так делать. У Майерса был настоящий дар вызывать людей на откровенность — к тому же он умел хранить секреты.

— Что ж… — В воздухе стоял влажный запах растений: солнце быстро клонилось к закату — последние лучи просачивались между кольями изгороди, яркими полосами расцвечивая шуршащие тени сада. — Надо бы поторопиться.

Примеры, которые привел Джон Куинси, не отличались единообразием: я была уверена, что смогу придумать собственное благословение. Наполнив водой четыре миски, мы поставили их под ножки табурета — чтобы муравьи, привлеченные запахом меда, не смогли забраться в улей. Несколько прожорливых насекомых уже карабкались наверх, и я смахнула их юбкой, впервые проявив заботу о новых пчелах.

Когда я выпрямилась, Джон Куинси улыбнулся и ободряюще кивнул. Я кивнула в ответ, осторожно протянула руку сквозь вуаль из пчел и дотронулась до гладких переплетенных прутьев соломенного улья. Возможно, это было лишь игрой воображения, но я вдруг ощутила под пальцами едва заметную вибрацию и низкий, уверенный гул.

— Господи! — начала я, пожалев, что не знаю имя святого покровителя пчел — наверняка такой существует. — Пожалуйста, сделай так, чтобы этим пчелам понравился новый дом. Помоги мне о них заботиться и защищать, пусть они всегда смогут найти цветы. И… покой в конце каждого дня. Аминь.

— Отлично сказано, миссис Фрэзер. — Голос Джона Куинси был низким и ласковым, как пчелиное жужжание.

Тщательно заперев калитку, мы вышли из сада и начали спускаться мимо отбрасывающего длинную тень дымохода вдоль восточной стены дома. На улице почти стемнело; когда мы появились на пороге кухни, огонь в очаге разгорелся ярче, осветив ожидавшую меня семью. Я дома.

— Кстати, о новостях, — бросила я Майерсу как бы невзначай. — Вы говорили, что принесли письма. Одно — для Джейми, а остальные?

— Ну, еще одно для мальчугана, — ответил он, ловко обходя яму, которую Джейми вырыл для новой уборной. — То есть для Жермена — сына мистера Фергуса Фрэзера. Другое — для некой Фрэнсис Покок. Есть у вас такая?

14

Mon cher petit ami^[55]

Меня давно перестало изумлять количество еды, необходимое для того, чтобы одновременно накормить восьмерых. Однако видя, как в считаные минуты дымящиеся горы кроликов, индеек, форели, ветчины, бобов, суккоташа, лука, картофеля и кресс-салата исчезают в желудках двадцати четырех человек, я вновь ощутила беспокойство по поводу надвигающейся зимы.

Конечно, сейчас только лето и, если повезет, хорошая погода продержится до конца осени. Но это от силы три-четыре месяца. У нас почти не было домашнего скота, не считая лошадей, мула Кларенса и пары коз, дающих молоко и сыр.

Джейми и Бри половину своего времени пропадали на охоте, благодаря чему нам удалось сделать приличные запасы свиного мяса и оленины, которые пока хранились в коптильне. Однако этого явно недостаточно: даже если мы все займемся охотой, расстановкой силков и рыбной ловлей, нам все равно придется купить еще мяса (и сливочного масла!) до наступления холодов. И отправить кого-нибудь в Салем или Кросс-Крик за овсяной крупой (чем больше, тем лучше), рисом, фасолью, сушеной кукурузой, мукой, солью, сахаром. А я в это время буду как сумасшедшая сажать, собирать, выкапывать и отправлять на хранение в огромных количествах то, что защитит нас от цинги: репу, морковь и картофель — в погреб, вместе с чесноком; яблоки, лук, грибы и виноград — развесить сушиться; томаты — подвялить на солнце или залить растительным маслом, если их еще не сожрали проклятые гусеницы. О боже, нельзя упустить ни дня сезона подсолнухов! Мне нужны все семена до единого — в качестве источника белка и для изготовления масла. И не забыть про целебные травы…

Бри объявила, что ужин готов. Мой мысленный список дел остался незаконченным. Я плюхнулась за стол рядом с Джейми и только тогда ощутила голод, усталость и признательность за передышку и еду.

Хиггинсы пришли, чтобы послушать принесенные Джоном Куинси новости; Дженни, Йен, Рэйчел и малыш тоже к нам присоединились, так что все пространство кухни заполнилось людьми и разговорами. К счастью, в корзине Рэйчел оказалась щедрая добавка к общему столу, а Эми Хиггинс принесла хлеб и два огромных пирога с мясом диких индеек и голубей. Запах пищи разносился по всему дому и действовал как успокоительное. Вскоре разговоры смолкли: лишь иногда раздавались тихие просьбы передать кукурузный соус, или пирог, или рагу из кролика. Кухня творила свою ежедневную магию, даруя покой и насыщение.

По мере наполнения желудков снова потекла неспешная беседа. Наконец Джон Куинси с удовлетворенным сытым вздохом отодвинул пустую оловянную тарелку и благодушно оглядел собравшихся.

— Миссис Фрэзер, миссис Маккензи, миссис Мюррей, миссис Хиггинс… вы сегодня постарались на славу! В последний раз я так наедался в Рождество.

— Спасибо на добром слове, — ответила я за всех. — А я с самого Рождества не видела, чтобы кто-то ел с таким аппетитом.

За спиной послышалось сдавленное хихиканье, но я решила не обращать внимания.

— Пока в нашем доме есть хоть корка хлеба, мы всегда накормим тебя, приятель, — сказал Джейми. — И напоим! — прибавил он, доставая из-под скамьи полную бутылку чего-то явно алкогольного.

— Не откажусь, мистер Фрэзер. — Джон Куинси тихонько рыгнул и одарил Джейми сияющей улыбкой. — Ведь не могу же я обидеть дорогих хозяев отказом?

Десять взрослых. Я быстро прикинула, хватит ли на всех емкостей для питья, и принесла четыре чайных кружки, два рожка, три оловянных чашки и один бокал для вина, гордо выставив их на стол перед Джейми.

Пока я занималась поисками посуды, Джон Куинси «открыл бал», выудив из недр потрепанного жилета несколько писем. Задумчиво прищурился и передал одно из них через стол Джейми.

— Это вам, — кивнул он на конверт. — А это — капитану Каннингему. Я его не знаю, но тут написано «Фрэзер-Ридж». Один из ваших арендаторов?

— Да. Я ему передам. — Джейми протянул руку и взял оба конверта.

— Благодарю покорно. Ну а это адресовано мисс Фрэнсис Покок. — Майерс помахал письмом, ища глазами получателя.

— Фанни! — крикнула Мэнди. — Тебе письмо!

Раскрасневшись от возбуждения, малышка стояла на скамье рядом с Роджером, который придерживал ее за талию. Все стали оглядываться на Фанни, с любопытством перешептываясь.

Фанни, сидевшая в уголке на бочонке с соленой рыбой, медленно встала и смущенно подняла глаза. Джейми сделал ей знак подойти, и она нехотя послушалась.

— Так это вы мисс Фрэнсис? Какая славная девчушка! — Джон Куинси слез со скамьи и, отвесив низкий церемонный поклон, сунул конверт в ее покорную руку.

Она прижала письмо к груди. В огромных глазах застыла паника, словно у испуганной лошади, готовой пуститься вскачь.

— Ты что, ни разу не получала писем? — удивился Джем. — Открой и посмотри, от кого оно.

Фанни уставилась на Джема, а затем перевела взгляд на меня, ища поддержки. Я отложила масло в сторону и подозвала девочку. Та бережно положила письмо на стол, словно оно было очень хрупким.

Письмо представляло собой сложенный втрое лист грубой бумаги, скрепленный желтовато-серой печатью из свечного воска — жир пропитал бумагу, и некоторые слова просвечивали. Я аккуратно взяла его и перевернула.

— Оно точно адресовано тебе. «Мисс Фрэнсис Покок, находящейся под опекой Джеймса Фрэзера, Фрэзер-Ридж, королевская колония Северная Каролина».

— Открой его, бабуля! — Мэнди подпрыгивала на скамье, чтобы получше разглядеть.

— Нет, раз уж послание для Фанни, она и должна его открыть, — объяснила я. — Причем она не обязана его кому-либо показывать — только если сама захочет.

Фанни повернулась к Джону Куинси, серьезно посмотрела на него и спросила:

— Сэр, кто дал вам это письмо? Оно из Филадельфии?

Девочка немного побледнела, произнеся название города, но Майерс покачал головой и приподнял плечо.

— Вряд ли. Правда, не могу сказать, откуда оно на самом деле, моя дорогая. Мне вручили его в Нью-Берне, когда я приехал туда в прошлом месяце. Передал его какой-то мужчина, только писал точно не он.

— Понятно, — у нее вырвался вздох облегчения. — Спасибо вам, сэр, что доставили его.

Значит, когда-то Фанни уже получала письма. Она уверенно сунула большой палец под сгиб письма, не ломая печать, отклеила ее и положила на стол рядом с раскрытым посланием. Девочка стояла вплотную к столу, опустив глаза на строчки; глядя ей через плечо, я могла с легкостью ознакомиться с содержанием. Затем Фанни медленно, но отчетливо прочла письмо вслух, водя пальцем по словам.

Мисс Фрэнсис Покок

от мистера Уильяма Рэнсома

Дорогая Фрэнсис!

Пишу, чтобы справиться о твоем здоровье и благополучии. Надеюсь, ты довольна своим теперешним положением и начинаешь привыкать к новому месту. Пожалуйста, поблагодари от меня мистера и миссис Фрэзер за их доброту.

У меня все хорошо, хотя дел невпроворот. Я напишу еще, как только представится возможность передать письмо с оказией.

Твой скромнейший и покорнейший слуга,

Уильям Рэнсом

— Уиль-ям, — пробормотала она, коснувшись букв. Лицо ее мгновенно преобразилось, осветившись восторженной радостью.

Рядом заерзал Джейми; в его глазах отражалось то же счастливое сияние и теплый свет очага.

* * *

Фанни убежала с письмом, а я озадаченно склонилась к Джону Куинси.

— Вы ведь говорили, что еще есть письмо для Жермена? — тихонько спросила я под гул возобновившейся беседы.

— Так точно, мэм, — кивнул великан. — Но я уже вручил его мальчугану, когда тот выходил из уборной. — Он окинул взглядом комнату и пожал плечами. — Подумал, парень захочет прочесть письмо вдали от любопытных глаз. Похоже, оно от матери.

Мы с Джейми настороженно переглянулись. Фергус писал в начале весны, заверяя, что у них все в порядке. Марсали чувствовала себя хорошо — насколько это возможно для женщины на восьмом месяце беременности; также мы получили список вещей, которые он отправил для нас в Кросс-Крик. В обоих посланиях Фергус передавал сыну немногословные, но теплые пожелания. Первое письмо прочла мальчику я, второе — Джейми. Выслушав, Жермен лишь молча кивал с каменным лицом.

Когда он не появился к десерту — это были ломти принесенного Эми хлеба с яблочным повидлом, которое Сара Чизхолм приготовила в благодарность за лечение младшей дочери, — я всерьез забеспокоилась. Возможно, Жермен решил поужинать у кого-то из друзей — он частенько так делал, с Джемми или один, но всегда предупреждал, что идет в гости.

Однако если дело не в этом… Какая еще причина могла заставить его пропустить ужин с гостем? Любым гостем, не говоря уже о таком колоритном, как Джон Куинси Майерс, один только вид которого обещал массу занимательных историй и новостей. Люди будут приходить к нам еще несколько вечеров, чтобы послушать его рассказы, но сегодня он был целиком и полностью в нашем распоряжении.

Мэнди свернулась калачиком на коленях у Джона Куинси, взирая на него с восхищением, причиной которого была, по всей видимости, огромная седеющая борода, а вовсе не занимательная история о супружеской неверности, приключившейся в Кросс-Крик в прошлом месяце. Дело окончилось дуэлью на пистолетах посреди Хэй-стрит: оба соперника промазали, зато выстрелы попали в городскую водокачку и в лошадь, запряженную в двуколку. Рана оказалась несерьезной, но напуганная выстрелом лошадь понесла, увлекая за собой повозку с сидевшей в ней миссис Олдердайс, женой судьи (кучер как раз отлучился за ее посылкой).

— Надеюсь, бедная леди не пострадала? — Бри с трудом сдерживала смех.

— Нет, мэм, — заверил Майерс. — Правда, разозлилась пуще мокрого шершня — а они жуть какие злющие, когда намокнут. Как только двуколку остановили и помогли миссис Олдердайс выбраться, она направилась прямиком в контору адвоката Форбса и заставила его тут же накатать иск против подстрелившего лошадь негодяя.

Вся веселость мигом сошла с лица Брианны при упоминании о Ниле Форбсе, который однажды похитил ее и продал Стивену Боннету. Роджер накрыл руку жены своей и легонько сжал. Бри закусила губу, но потом с благодарностью кивнула мужу.

— Почему же они сначала не позаботились о лошади? — спросил Джем с явным неодобрением.

— Джим-Боб Хупер ей помог, — успокоил его Майерс. — Это кучер миссис Олдердайс, который правил двуколкой. Немного корма и целебной мази тотчас вернули бедную животину в хорошее расположение духа.

Джейми с внуком одновременно кивнули, полностью удовлетворенные ответом.

Дальше разговор сосредоточился на причинах дуэли; я встала из-за стола, не дослушав. Фанни незаметно вернулась на кухню и сидела на краю скамьи, улыбаясь собственным мыслям и шуткам Джона Куинси. Проходя мимо нее, я наклонилась и шепотом спросила:

— Ты не знаешь, где Жермен?

Она моргнула, все еще находясь под действием чар необычного гостя, но охотно ответила:

— Знаю, мэм. Думаю, он на крыше. Сказал, что хочет побыть один.

* * *

Жермен действительно был на крыше. Он сидел на полу незаконченной спальни в пристройке с односкатной кровлей на втором этаже, обняв подтянутые к груди колени и уткнувшись в них лбом. Маленький темный комочек на фоне белой постели.

Живое воплощение горя — и портрет человека, отчаянно нуждающегося в утешении. На что тогда нужны бабушки? — вспомнились слова Дженни.

Осторожно, чтобы ненароком не свалиться вниз, я обошла комнату, цепляясь за перекрытия и благодаря Бога за сухую безветренную погоду. Стояла тихая звездная ночь, наполненная еле слышным шелестом сосен и крылышек ночных насекомых.

Наконец я пробралась к нему и села рядом; ладони у меня немного вспотели.

— Что случилось, мой хороший?

— Я… — внук осекся, быстро глянул через плечо и придвинулся ближе. — Я получил письмо, — прошептал он, прижав руку к груди. — Мне его дал мистер Майерс; там было мое имя.

Понятно, почему мальчуган так разволновался. Как и Фанни, Жермен впервые получил письмо, адресованное лично ему.

— От кого оно?

— От мамы. — Он нервно сглотнул. — Я узнал почерк.

— Ты его еще не открывал?

Жермен покачал головой, не отнимая руку от груди — будто письмо могло вдруг взять и улететь.

— Жермен, — ласково сказала я и погладила его по спине, ощущая под фланелевой рубашкой худенькие лопатки. — Мама тебя любит. Тебе нечего бо…

— Нет, не любит! — выпалил он и сжался в комок, словно поглубже пряча обиду. — Она не может меня любить. Я… я убил Анри-Кристиана. Она даже видеть меня не желает!

Я обняла его и притянула к себе. Положив голову мне на плечо, Жермен заплакал навзрыд. Тихонько раскачиваясь, я утешала его, словно маленького ребенка, хотя он давно уже вышел из нежного возраста.

Что еще я могла поделать? Говорить, что он ошибается, бесполезно; в таких случаях дети не верят словам, даже правдивым. К тому же, положа руку на сердце, это было не столь очевидно.

— Ты не убивал Анри-Кристиана, — твердо сказала я. — Ведь я тоже была там и все видела.

Действительно была — и ни за что не хотела бы пережить подобное вновь. Одно лишь имя Анри-Кристиана навевало жуткие воспоминания: запах гари; грохот взрывающихся бочонков с чернилами и лаком; объятый ревущим пламенем чердак; Жермен, повисший на веревке высоко над камнями мостовой. Он отчаянно тянет руку к маленькому братику…

Но увы… На глаза навернулись слезы, и я обняла внука покрепче, уткнувшись лицом в его волосы, пахнущие детством и мальчишеской невинностью.

— Даже вспоминать страшно, — вздохнула я. — Ужасная трагедия. Только это был несчастный случай. Жермен, ты изо всех сил пытался его спасти. Сам ведь знаешь.

— Да, — выдавил он. — Но не смог! Не смог, бабуля!

— Знаю, — шептала я, покачиваясь вместе с ним. — Знаю.

Постепенно чувство горя и ужаса уступило место печали. Мы тихо плакали, шмыгая носами; затем я нашла в кармане платок и дала ему, а сама вытерла лицо фартуком.

— Дай-ка письмо. — Откашлявшись, я прислонилась спиной к кровати. — Не знаю, о чем там говорится, однако ты должен его прочесть. Есть вещи, через которые просто нужно пройти.

— Как же я его прочту? — Он беспомощно усмехнулся. — Здесь слишком темно.

— Схожу в хирургическую за свечой, — сказала я, поднимаясь. Тело затекло от долгого сидения в одной позе, и я не сразу обрела равновесие. — На столе есть вода. Выпей немного и залезай в кровать. Я скоро приду.

Я спустилась по лестнице в мрачной решимости, какая овладевает человеком в безнадежных ситуациях, и вскоре вновь поднялась со свечой в руке. Теплое пламя мягко освещало шероховатые ступени, отбрасывая на них тень.

Конечно же, Марсали не винила его в смерти Анри-Кристиана. Но Жермен был прав: глядя на старшего сына, она невольно вспоминала трагичные мгновения, разрывающие ей сердце. Именно поэтому мы и увезли мальчика в Ридж — чтобы расстояние помогло ему и его родителям быстрее залечить душевные раны.

Возможно, теперь он думает, что мать больше никогда не захочет его видеть, и решила сообщить об этом в письме.

— Бедняжки, — прошептала я, имея в виду Жермена, Анри-Кристиана и их мать. Я не сомневалась — почти, — что у Марсали и в мыслях не было ничего подобного. Однако прекрасно понимала, как ему страшно.

Жермен сидел на краешке постели, обхватив колени руками, и смотрел на меня огромными, потемневшими от тоски глазами. Письмо лежало неподалеку. Я взяла его, села рядом и открыла. Затем предложила Жермену прочесть первым — он покачал головой.

— Ну хорошо, — сказала я и, откашлявшись, начала: — Mon cher petit ami…

На этом месте я остановилась от удивления, а Жермен ощутимо напрягся.

— Ох… — выдохнул он еле слышно.

Я тоже невольно охнула, вспомнив эти слова, и у меня отлегло от сердца. Mon cher petit ami — так Марсали называла старшего сына, когда он был совсем малышом, еще до рождения девочек.

Значит, все хорошо.

— Что там дальше, бабуля? Что она пишет?

Немного успокоившись, Жермен прижался ко мне, сгорая от нетерпения.

— Может, сам прочтешь? — с улыбкой спросила я, протягивая письмо.

Внук яростно помотал головой, тряхнув светлыми волосами.

— Нет, лучше ты, — хрипло попросил он. — Пожалуйста, бабуля!

Mon cher petit ami,

Мы только что переехали в новый дом, но он никогда не станет по-настоящему родным, пока ты не вернешься.

Твои сестры ужасно по тебе скучают (они шлют свои локоны — поясняю на случай, если ты не понял, что за странные космы вложены в письмо, — девочки боятся, что ты уже забыл, как они выглядят. Светло-каштановый локон — Джоани, темно-каштановый — Фелисити. Рыжие волоски принадлежат коту), а папа ждет не дождется, когда ты приедешь и будешь ему помогать.

Он запрещает девочкам разносить газеты и листовки по тавернам — а они очень хотят!

Еще у тебя появились два братика, которые…

— Как два? — Жермен выхватил у меня страницу и поднес как можно ближе к свече, рискуя опалить бумагу. — Она сказала два?

— Да! — Я и сама была приятно ошарашена и вместе с внуком склонилась над письмом. — Дальше читай сам!

Он расправил плечи, сглотнул и продолжил:

Представь себе наше удивление! Если честно, я ужасно беспокоилась: каким родится новый ребенок? С одной стороны, мне хотелось, чтобы он был похож на Анри-Кристиана — словно твой брат к нам вернулся, — хотя, конечно, это невозможно. С другой стороны, я боялась, что малыш тоже будет карликом — возможно, бабушка говорила тебе, что таким людям приходится несладко. Анри-Кристиан несколько раз чуть не умер в младенчестве, а папа рассказывал мне о детях-карликах, которых он давным-давно встречал в Париже, — большинство из них прожили совсем недолго.

Однако новый ребенок — это всегда сюрприз и чудо; он не соответствует твоим ожиданиям. Когда родился ты, я была так очарована, что часами сидела у твоей колыбели и смотрела, как ты спишь. Даже свечу не гасила — ждала, пока она сама догорит, — чтобы темнота не мешала мне тобой любоваться.

Сначала мы хотели назвать малышей Анри и Кристиан, но девочки сказали, что Анри-Кристиан был особенным ребенком и никто больше не должен носить его имя.

Папа и я с ними согласны (Жермен одобрительно закивал), поэтому одного из твоих братиков зовут Александр, а другого — Шарль-Клэр…

— Как-как? — не поверила я своим ушам. — Шарль-Клэр?

— В честь твоих дедули и бабули, — прочел Жермен и взглянул на меня с сияющей улыбкой.

— Читай дальше, — сказала я и легонько ткнула его локтем в бок. Он кивнул и вновь повернулся к письму, отыскивая пальцем нужную строчку.

— Так что… — его голос на мгновение дрогнул. — Так что, — повторил он, — пожалуйста, mon cher fils^[56], возвращайся домой. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты опять был с нами — тогда новый дом станет наконец родным.

С неизменной любовью… — Жермен плотно сжал губы; в устремленных на письмо глазах стояли слезы. — Maman^[57], — шепотом дочитал он и прижал письмо к сердцу.

* * *

Прошел еще час, прежде чем удалось уложить детей — включая Жермена — и я вновь оказалась в нашей «воздушной» спальне, на этот раз с Джейми. Он стоял в рубашке на краю комнаты, куда не доходил навес, и вглядывался в ночную тьму, пока я высвобождалась из корсета. Наконец я вздохнула с облегчением, когда прохладный ночной бриз коснулся сорочки.

— Саксоночка, у тебя тоже звенит в ушах? — с улыбкой повернулся он ко мне. — Давненько я не слышал столько разговоров в таком тесном помещении.

— Угу. — Я подошла и обняла его за талию. Тяжесть прошедшего дня и вечера вмиг улетучилась. — Здесь так тихо. Я даже слышу стрекот сверчков в кустах жимолости за уборной.

Он притворно застонал и опустил подбородок мне на макушку, прижавшись всем телом.

— Не напоминай. Я и наполовину не закончил уборную для хирургической. А если у нас и дальше будут собираться толпы гостей — придется еще до конца месяца рыть дополнительную яму.

— Мы оба знаем, что Роджер с радостью поможет — стоит только попросить, — заметила я. — Но ты упорно не хочешь его привлекать.

— Он все сделает не так, — фыркнул Джейми.

— Неужели для этого нужен особый талант? — поддразнила я. Джейми был неисправимым перфекционистом во всем, что касалось оружия или инструментов — и уж тем более в рытье безупречных ям для уборных. — Помнишь слова Вольтера: «Лучшее — враг хорошего»?

— Le mieux est le mortel ennemi du bien, — процитировал он на французском. — «Лучшее — смертный враг хорошего». Я уверен, что Вольтер в жизни не вырыл ни одной выгребной ямы. Так откуда ему об этом знать? — Джейми расправил плечи и медленно, с наслаждением потянулся. — Господи, как я хочу поскорее лечь.

— Что же тебе мешает?

— Предвкушать удовольствие не менее приятно, чем его испытывать. К тому же я голоден. Здесь найдется какая-нибудь еда?

— Если дети до нее не добрались. — Наклонившись, я пошарила под кроватью и вытащила корзину, которую припрятала еще днем как раз для такого случая. — Сыр и кусок яблочного пирога тебя устроят?

Он издал неопределенный шотландский звук, выражающий одновременно благодарность и глубокое удовлетворение, и сел на кровать, чтобы наброситься на угощение.

— Марсали прислала Жермену письмо, — сообщила я, усевшись рядом. Подо мной зашуршал набитый кукурузными волокнами матрас. — Джон Куинси тебе не говорил?

— Жермен говорил, — улыбнулся Джейми. — Когда я вышел, чтобы позвать ребятишек в дом, он стоял у колодца и взахлеб рассказывал Джему и Фанни о маленьких братиках. У него даже волосы на макушке топорщились от возбуждения. Уверял меня, что не сможет уснуть — так ему не терпится увидеть родных. Поэтому я дал ему бумагу и чернила — пускай напишет ответ.

Он смахнул крошки с одежды и добавил:

— Фанни помогает ему с правописанием. Интересно, кто научил ее писать? Вряд ли подобный навык пригодился бы ей в борделе.

— Кому-то ведь нужно вести счета и строчить любезные шантажные послания. Хотя, возможно, это задача мадам. Фанни мне не рассказывала, но я думаю, грамоте ее научила сестра.

При мысли о недавнем прошлом нашей подопечной у меня сжалось сердце. Она никогда не говорила ни о прежней жизни, ни о сестре.

— Скорее всего, — кивнул Джейми.

При упоминании Джейн Покок по лицу его пробежала тень. Несчастную девушку арестовали и приговорили к смерти за убийство клиента-садиста, купившего девственность ее младшей сестренки. Бедняжка покончила с собой в ночь перед повешением — за считаные часы до прибытия Уильяма и Джейми, которые примчались ее спасать.

Он сурово сжал губы и покачал головой.

— Что ж… Необходимо как можно скорее отправить Жермена домой. Хотя, боюсь, Фрэнсис будет по нему скучать.

Я нагнулась было, чтобы поднять с пола сброшенную верхнюю одежду, но при этих словах резко выпрямилась.

— Думаешь отправить Фанни с ним? Чтобы она пожила немного с Фергусом и Марсали? Поможет им управляться с детьми…

Джейми на мгновение замер с куском сыра в руке и опять покачал головой.

— Нет. Фергусу будет и без того нелегко прокормить семерых. К тому же Фрэнсис и здесь вполне счастлива. Девчушка к нам привыкла; я бы не хотел, чтобы она чувствовала себя ненужной или думала, будто ее выгоняют. И потом… — поколебавшись, он добавил невзначай: — Уильям поручил ее мне. Чтобы я о ней позаботился.

— Ты надеешься, что он приедет ее повидать? — мягко сказала я.

— Да, — буркнул Джейми. — Поэтому и не хочу, чтобы Уильям приехал и не застал Фрэнсис. — Он откусил кусочек сыра и принялся медленно жевать, отведя взгляд.

Я погладила его по руке, а затем поднялась и начала расправлять и складывать нашу сброшенную одежду: чтобы ее не сдуло с крыши ветром и чтобы она не оказалась до невозможности измятой к утру. Положив на аккуратную кучку свои туфли и спорран Джейми — для веса, — я заметила кончик листка бумаги.

— Чуть не забыла — Майерс ведь и тебе принес письмо! Это оно?

— Да, — сдержанно ответил Джейми, словно не хотел, чтобы я притрагивалась к письму. Я отдернула руку. Однако, отложив недоеденный сыр, он кивнул на листок. — Можешь прочесть, саксоночка. Если хочешь.

— Тревожные вести? — неуверенно спросила я. После всех волнений с письмом Марсали мне не хотелось нарушать покой летней ночи. Если в послании нет ничего срочного — пусть подождет до утра.

— Не то чтобы… Оно от Джошуа Гринхау — помнишь его по Монмуту?

— Помню.

Мне вдруг стало дурно. Я зашивала рану на лбу капрала Гринхау, когда меня подстрелили в разгар битвы. Его потрясенное лицо с нелепо болтающейся на лигатуре иглой, выпавшей из кровоточащего шва, — последнее, что я видела, прежде чем упасть. А потом испытала, без преувеличения, самые болезненные ощущения в своей жизни. Истекая кровью, я лежала на спине, чувствуя всепоглощающую боль и глядя на вращающееся перед глазами небо и деревья. Рядом стоял гонец от генерала Ли, убеждая Джейми бросить меня в грязи.

Я покосилась на письмо: в такой темноте ничего не разгляжу, даже если надену очки.

— О чем он пишет?

— По большей части о том, где находится и чем занимается: пока — ничем особенным. Торчит без дела в Филадельфии. Хотя там есть кое-что о генерале Арнольде. Джошуа говорит, что тот женился на Пегги Шиппен — полагаю, ее ты точно помнишь, — и что его привлекли к суду за спекуляции. Арнольда, не мистера Гринхау.

— Какого рода спекуляции? — спросила я, складывая письмо. Я и правда помнила Пегги, очаровательную восемнадцатилетнюю девушку. Понимая, какое действие оказывает на мужчин ее красота, она отчаянно флиртовала с тридцативосьмилетним генералом в надежде поймать того на крючок. — Понятно, почему генерал Арнольд хотел жениться на Пегги, но вот как ей взбрело в голову выйти за него?

Спору нет, Бенедикт Арнольд отличался редкой харизмой и животным магнетизмом. А еще хромал на одну ногу и — насколько мне известно — не имел ни собственности, ни денег.

Джейми посмотрел на меня как на неразумное дитя.

— Как-никак он военный губернатор Филадельфии. Ее семья поддерживает тори. Ты ведь помнишь, что сделали Сыны Свободы с кузеном Пегги? Возможно, она боялась, что они вернутся за ней и спалят отцовский дом.

— Наверное, ты прав. — Свежий ночной ветерок начал пробирать через влажную сорочку, и я поежилась от холода. — Подай мне, пожалуйста, шаль.

— Что касается спекуляций Арнольда… — Джейми заботливо укутал мои плечи. — Это может быть все, что угодно. Он весь город распродал бы по кирпичику, окажись цена подходящей.

Я кивнула, вглядываясь в ночь, накрывшую нас своим бархатным покрывалом. На мгновение темноту пронзил сноп искр, вырвавшихся из печной трубы на другом конце дома. Они постепенно гасли во мгле, не долетая до земли.

— Бенедикта Арнольда не остановишь, — тихо сказала я. — Даже появись он сейчас передо мной — я и тогда ничего не смогла бы поделать. Ведь так? — Я вопросительно посмотрела на мужа.

— Так, — ответил он вполголоса и взял меня за руку. Его ладонь была большой и сильной, но такой же холодной, как моя. — Пойдем в постель, саксоночка. Я тебя согрею, а потом мы вместе полюбуемся луной.

* * *

Некоторое время спустя мы лежали в обнимку, согревая друг друга теплом своих тел, обнаженные и счастливые, несмотря на прохладу ночи. Серебряный серп месяца опускался в западной части небосвода, позволяя звездам засиять еще ярче. Над головой шуршала парусиновая крыша, воздух был наполнен запахами растущих вокруг дома елей, дубов и кипарисов. Одинокий светлячок, сбитый с курса порывом ветра, приземлился на подушку рядом с моей головой, мерцая бледно-зеленым брюшком.

— Oidhche mhath, a charaid^[58], — сказал ему Джейми. Светлячок дружелюбно пошевелил усиками и, кружась, улетел к своим собратьям.

— Жаль, мы не можем оставить спальню как есть, — вздохнула я, глядя на исчезающий во мраке огонек. — Так приятно чувствовать себя частью ночи.

— Только если не льет дождь. — Джейми поднял глаза к парусиновому потолку. — Не волнуйся, я успею закончить крышу до первого снега.

— Ты прав, — засмеялась я. — А помнишь нашу первую хижину? Пошел снег, и крыша стала протекать. Ты упрямо отправился ее чинить в разгар вьюги — абсолютно обнаженный.

— Ну а что было делать? — добродушно отозвался он. — Ты же не разрешала выходить на улицу в рубашке.

— Ты неисправим! — Я перекатилась на бок и поцеловала мужа. — От тебя пахнет яблочным пирогом. Там еще осталось?

— Нет. Давай спущусь и принесу тебе кусочек.

— Не стоит. Я не сильно проголодалась. Лучше полежим так еще. Хорошо?

— Ммхм.

Он придвинулся ко мне, а потом вдруг сполз на пол и встал на колени у меня между ног.

— Что это ты задумал?

— Разве сама не догадываешься, саксоночка? — Он устроился поудобнее.

— Ты же только что ел яблочный пирог!

— Не очень-то он был сытный.

— Я не… это имела в виду…

Пальцы Джейми медленно ласкали мне бедра; взбудораженная кожа покрылась мурашками от его теплого дыхания.

— Не беспокойся из-за крошек, саксоночка, — я потом все подберу. Кажется, ты говорила, что бабуины так делают? Или они просто выискивают блох?

— У меня нет блох! — выдохнула я в неловкой попытке пошутить. Однако Джейми охотно рассмеялся, склонил голову и принялся за работу.

— Мне нравится, когда ты вскрикиваешь, саксоночка, — немного погодя пробормотал он во время краткой передышки.

— Мы разбудим детей! — шикнула я, зарывшись пальцами в его шевелюру.

— Ну, тогда попробуй кричать, как пума…

* * *

— Далеко отсюда до Филадельфии? — спросила я немного погодя.

Он не сразу ответил, нежно поглаживая мои ягодицы.

— Знаешь, что сказал мне однажды Роджер Мак? «Для американца сто лет — долгий срок, а для англичанина сто миль — долгий путь».

Я слегка повернула голову, чтобы взглянуть на мужа. Его глаза были устремлены в небо, а лицо сохраняло безмятежность, но я поняла, что он имеет в виду.

— Значит, уже скоро? — шепотом спросила я и положила ладонь ему на грудь. Сердце Джейми билось спокойно и ровно, от кожи исходил тонкий мускусный запах наших тел. Эхо сладостной дрожи волнами растекалось по моей спине. — Как думаешь, сколько времени у нас есть в запасе?

— Немного, саксоночка, — тихо ответил он. — Сегодня беда может быть дальше луны, а завтра вдруг окажется у нас на пороге…

Волоски у Джейми на груди приподнялись — то ли от ночной прохлады, то ли от невеселой темы разговора. Схватив мою руку, он поцеловал ее и сел.

— Саксоночка, ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Фрэнсис Мэрион? — спросил Джейми будто невзначай.

Я замерла, так и не успев натянуть сорочку, и быстро посмотрела на мужа. Он сидел ко мне спиной, испещренной тонкими серебристыми шрамами.

— Возможно, — ответила я, оценивая критическим взглядом подол. Немного грязноват, но еще день потерпит. Я надела сорочку через голову и потянулась за чулками. — Фрэнсис Мэрион… Это не его, случайно, прозвали Болотным Лисом? Когда-то смотрела диснеевский сериал, и, по-моему, одним из персонажей был некий Мэрион.

Джейми глянул на меня через плечо.

— У него пока нет такого прозвища. Что ты о нем знаешь?

— Почти ничего. Только то, что помню по сериалу. Возможно, Бри даже вспомнит мелодию заставки — то есть музыку, которая звучала в начале каждой… э-э… сцены.

— Каждый раз одна и та же музыка? — он удивленно поднял бровь.

— Ну да. Фрэнсис Мэрион… Помнится, в одном эпизоде красномундирник схватил его и привязал к дереву, так что, по всей видимости, он был…

Тут меня осенило.

— Не был, а есть! — воскликнула я со смешанным чувством ужаса и восторга, неизменно охватывающим меня при встрече с одним из Них. Сперва Бенедикт Арнольд, а теперь… — Ты имел в виду Фрэнсиса Мэриона, который живет… сейчас.

— Брианна тоже почти ничего о нем не помнит.

— Почему он тебя так интересует?

— Почему? — Муж немного расслабился, вернувшись на знакомую территорию. — Саксоночка, ты когда-нибудь слышала о партизанских отрядах?

— Это как-то связано с политикой?

— Нет, виги и тори тут ни при чем. — Джейми налил в бокал вина из кувшина и протянул мне. — Это что-то вроде отрядов наемных солдат — только сражаются они не ради денег. И, в отличие от ополченцев, куда менее щепетильны в методах ведения борьбы.

Я невольно рассмеялась, вспомнив о неоднократных встречах с различными формированиями ополченцев во время Монмутской кампании.

— Понятно. Чем же занимаются партизанские отряды?

Он налил себе вина и коснулся бокалом моего носа — вместо тоста.

— Шатаются по окрестностям, досаждая лоялистам и убивая освобожденных рабов. В общем, ведут себя как заноза в заднице британской армии.

Я округлила глаза. Очевидно, Уолт Дисней предпочел опустить некоторые детали при создании своей версии Болотного Лиса — по вполне понятным причинам.

— Зачем они убивают освобожденных рабов?

— Британцы обычно даруют свободу рабам, вступающим в ряды их армии. Так утверждает Роджер Мак. Судя по всему, мистер Мэрион стал — или станет? — исключением. — Джейми нахмурился. — Возможно, он пока этого не делает. По крайней мере, я не слышал ни о чем подобном.

Я глотнула вина. Прохладный сладкий мускат приятно обволакивал горло, прогоняя ночные тени.

— Где же сейчас промышляет мистер Болотный Лис?

— Где-то в Южной Каролине; видишь ли, в подробности я не вдавался — меня заинтересовала сама идея.

— Идея партизанского отряда? — Я натянула чулки, однако сейчас вдруг задумалась, не стоит ли их вновь снять, поэтому чувствовала себя немного глупо. Но отвертеться от разговора было невозможно.

Джейми машинально потирал бедро правой рукой, напряженно обдумывая ответ.

— Да, — выпалил он наконец, сжимая пальцы в кулак. — Именно это и предлагал Бенджамин Кливленд — помнишь здоровенного мерзавца из-за гор, который пытался мне угрожать? — хотя и не напрямую, но смысл был ясен.

В слабом свете звезд обращенные на меня глаза казались темными и серьезными.

— Я больше не стану сражаться в рядах Континентальных войск. Сыт по горло армиями. Да и вряд ли генерал Вашингтон примет меня обратно. — Он грустно усмехнулся.

— Помнится, Джуда Биксби рассказывал, что ты весьма решительно заявил о своей отставке. Жаль, я все пропустила.

Моя улыбка тоже вышла безрадостной. Я пропустила это, поскольку в момент, когда Джейми писал заявление об отставке на спине у гонца, прибывшего с целью призвать его в строй, лежала на земле у ног мужа, истекая кровью. Джуда — один из присутствовавших молодых лейтенантов — рассказывал, что Джейми написал отказ от службы грязью, смешанной с моей кровью.

— Да уж, — сухо отозвался Джейми. — Не знаю, как отнесся к этому Вашингтон, но, по крайней мере, меня не арестовали и не повесили за дезертирство.

— Полагаю, у него и других забот хватало.

После ранения в битве при Монмуте я была не в состоянии следить за ходом военных действий. Меня это совершенно не интересовало. Только от войны не убежишь. Мы жили в Саванне, когда город захватили британские войска, и, насколько мне известно, они по-прежнему там. Однако новости, словно горные ручьи, обычно стекаются к прибрежным городам — благодаря газетам, судоходству и недавно созданной почтовой службе. Требуется немало времени и усилий, чтобы донести информацию в такие отдаленные и труднодоступные места, как Фрэзер-Ридж.

— Уж не собираешься ли ты создать собственный партизанский отряд? — спросила я шутливо.

— Почему бы нет? — ответил Джейми мне в тон. — Не для того, чтобы заниматься разбоем и убийствами. Давненько я не участвовал в разбойных вылазках, — добавил он с ностальгическими нотками в голосе. — А для защиты Риджа. Когда война дойдет до наших мест, небольшая банда может оказаться весьма кстати.

Последняя фраза прозвучала до жути обыденно. Я резко села и подозрительно сощурилась.

— Банда? Ты хочешь сколотить банду?

— Ну да. Саксоночка, неужто ты никогда не слышала этого слова?

— Слышала, конечно. — Я отпила немного вина в надежде обрести спокойствие. — Не думала, что и ты его знаешь.

— Само собой, знаю! — Джейми удивленно приподнял бровь. — Это ведь шотландское слово.

— Разве?

— Да. Главное — правильно выбирать товарищей по банде, саксоночка. Slàinte. — Он взял у меня бокал, поднял его в шутливом салюте и вмиг осушил.

15

Кто эта старая ведьма?

Мы с Мэнди стояли у стола напротив друг друга — ей пришлось взобраться с ногами на скамью — и не сводили глаз с маленькой желтой миски.

— Долго еще, бабуля?

— Десять минут, — ответила я, глянув на одолженные у Дженни часы с боем из серебряной филиграни. — Прошло всего две. Ты лучше посиди пока: что толку стоять и смотреть? Это никак не поможет ускорить процесс.

— Нет, помозет! — уверенно заявила внучка. Заметив мою невольную улыбку, она вскинула голову и добавила: — Дземми говорит, нузно смотреть очень внимательно, а то они убегут.

Спохватившись, что сама нарушила правило и отвела глаза, Мэнди вновь упрямо уставилась на миску, чтобы не дать дрожжам перевалиться через край и уползти.

— Ты уверена? Речь точно шла о дрожжах? Может, твой брат имел в виду кроликов? — предположила я, однако на всякий случай продолжала смотреть. Затем понюхала воздух над миской; Мэнди с воодушевлением сделала то же самое.

— Думаю, тесто получится отменное, — сказала я. — Чудесный запах! Такой… дрожжевой.

— Дроззевой! — кивнула Мэнди, радостно хрюкнув.

— Если бы дрожжи утратили свои свойства, то есть испортились, — пояснила я, — пахло бы очень неприятно.

Можно было бы подождать все десять минут и показать внучке пену, которая образуется при смешивании дрожжей с теплой подслащенной водой, но я и так уже с облегчением увидела, что с ними все в порядке. Иначе пришлось бы использовать соду с золой — правда, тогда мы потратили бы гораздо больше времени и усилий, чтобы испечь печенье.

— Теперь отложим немного закваски в молоко. — Я зачерпнула ложкой солидную порцию из горшочка с закваской и плюхнула в чистый кувшин. — На следующий раз.

В дверном проеме показалась голова Джейми.

— Саксоночка, ты не одолжишь мне малышку на пару минут?

— Конечно, — поспешно ответила я, едва успев перехватить внучкину руку в дюйме от открытого мешка с мукой. — Иди помоги дедушке, моя хорошая!

— Ладно, — охотно согласилась Мэнди и, прежде чем я успела ее остановить, проворно набила рот печеньем с изюмом, которое мы испекли накануне. — Фто нувно, деда?

— Нужно, чтобы ты немножко посидела на одной штуковине. — Он наморщил длинный нос, принюхиваясь к запаху масла и изюма, и мигом протянул руку к подносу.

— Так и быть, — сдалась я. — Можешь взять одно. Только, ради бога, съешь здесь; если мальчишки увидят, тотчас налетят как саранча.

— Фто ва санча?

— Мэнди! Ты ухитрилась затолкать в рот еще одно печенье?

Выпучив глаза, Мэнди героическим усилием проглотила большую часть лакомства.

— Нет, — заявила она, просыпая крошки.

Джейми съел свою порцию чуть более аккуратно.

— Очень вкусно, саксоночка! — похвалил он, кивнув на поднос. — Из тебя выйдет отличный кондитер. — Улыбнувшись во весь рот, он взял внучку за руку и направился к двери.

За неимением керамической банки для печенья (может, сделать ее самой? Лучше попрошу Брианну. Надо только восстановить старую печь для обжига) я высыпала свежую порцию в маленький котелок и накрыла тарелкой. Сверху положила два увесистых гладких камня — мы держали их у очага и использовали для обогрева постели в самые холодные ночи. От мальчишек это не поможет, зато убережет от насекомых и — вероятно — от разорительных набегов енотов. Кухонные стены были крепкими, но большинство окон по-прежнему оставались без стекол.

Я задумчиво посмотрела на котелок, оценивая варианты, а затем отнесла его в хирургическую и заперла в шкаф, где хранился дистиллированный спирт, физраствор и другие скучные медицинские вещи. С веранды послышались голоса Джейми и Мэнди. Я вышла посмотреть, чем они там занимаются.

Опустившись на колени, Джейми ошкуривал деревянную штуковину — по-видимому, это было будущее сиденье для уборной, предназначавшееся Мэнди.

— Ну-ка попробуй, — сказал он, опустившись на пятки. — Присядь на него.

Внучка захихикала, но послушно села.

— Что это, деда?

— Помнишь мышонка, который забежал в твою комнату на прошлой неделе?

— Да. Ты поймал его рукой. Он тебя укусил? — сочувственно спросила Мэнди.

— Нет, a leannan, он вскарабкался по рукаву, выскочил из воротника, шмыгнул в спальню и спрятался в бабушкиных туфлях. Помнишь?

Она наморщила лобик.

— Да. Ты закьичал.

— Точно. Иногда мышата — и другие маленькие зверьки, — убегая от опасности, прячутся в нашей уборной. В основном они безобидные. — Он предостерегающе поднял палец. — Однако могут тебя напугать. Если такое случится, я не хочу, чтобы ты со страху провалилась в выгребную яму.

— Фууууу! — захихикала Мэнди.

— Зря смеешься, — с улыбкой сказал Джейми. — Твой дядя Уильям провалился туда несколько лет назад, и ему это совсем не понравилось.

— Кто такой дядя Уильям?

— Брат твоей мамы. Вы еще не встречались.

Мэнди озадаченно нахмурила черные бровки.

Заметив меня, Джейми пожал плечами.

— Какой смысл объяснять? Думаю, мы и так его скоро увидим.

— Ты уверен? — с сомнением спросила я.

Хотя во время их прошлой встречи обошлось без скандалов, Уильям еще явно не сумел окончательно примириться с обстоятельствами своего рождения.

— Уверен, — ответил муж, сосредоточенно высверливая дырочку. — Он приедет навестить Фрэнсис.

Позади раздался еле слышный вздох. Обернувшись, я увидела Фанни, которая только что спустилась из сада с полной корзиной зелени. Милое личико девочки побледнело; она смотрела на Джейми круглыми от удивления глазами.

— Уильям… приедет? Сюда? Чтобы повидать меня? — На последнем слове ее голосок дрогнул.

Джейми глянул на нее через плечо и кивнул.

— Я бы на его месте приехал. А значит, он поступит так же.

* * *

Я вернулась на кухню, чтобы проверить дрожжи. Как и следовало ожидать, на поверхности воды образовалась грязноватая пена — часы показывали, что прошло ровно одиннадцать минут. Собирая ингредиенты для печенья, я обнаружила, что какой-то негодник съел все сливочное масло из горшочка, а сало закончилось. Кроме меня, в доме никого не было: Джейми и Мэнди увлеченно болтали на веранде. Времени еще предостаточно: успею сбегать за сливками в кладовку над родником и взбить масло, пока тесто не поднялось.

Медленно спускаясь по тропинке с двумя полными ведрами сливок, я увидела женщину, решительно приближающуюся к дому. Незнакомка была высокой, в черном платье и соломенной шляпе с широкими полями, которую она придерживала рукой — чтобы ветром не сдуло.

Джейми куда-то исчез — возможно, отлучился за инструментом, — но Мэнди все еще торчала на веранде, испытывая новое сиденьице и что-то напевая Эсмеральде. На женщину она не обратила никакого внимания. Та оказалась более пожилой, чем я думала, — меня сбила с толку легкая поступь и безупречная осанка. Подойдя ближе, я заметила морщины у нее на лице и седые волосы, выбивающиеся из-под чепца, который незнакомка носила под шляпой.

— Девочка, где твой отец? — властно спросила она, остановившись напротив Мэнди.

— Не знаю, — послышался внучкин ответ. — Это Эсмеральда, — сказала она, показывая гостье куклу.

— Я хотела бы поговорить с твоим отцом.

— Ну ладно, — дружелюбно отозвалась Мэнди и вновь затянула свою песенку, нещадно коверкая слова: — Ферра Жаку, Ферра Жаку, дорми вууу…^[59]

— Сейчас же прекрати! — резко оборвала ее женщина. — Посмотри на меня.

— Зачем?

— Ты очень непослушная девочка, и твоему отцу следует тебя выпороть.

Вспыхнув, Мэнди вскочила с ногами на новое сиденье.

— Уходи! — запальчиво крикнула она. — Не то фмою тебя в унитаз! — Малышка махнула рукой, нажимая воображаемый рычаг смывного бачка. — Ззух!

— Что ты мелешь, несносное дитя?

Незнакомка побагровела. Все это время я ошеломленно наблюдала за происходящим, однако теперь опустила ведра, решив вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. Но опоздала.

— Я засуну тебя в унитаз и фмою, как какаску! — крикнула внучка, топнув ножкой.

Рука незнакомки со змеиным проворством взметнулась и отвесила Мэнди пощечину.

На секунду воцарилось гробовое молчание, а затем сразу несколько вещей произошли одновременно. Я бросилась к веранде и, споткнувшись о ведро, растянулась на тропинке в молочной луже. Мэнди издала истошный вопль, который наверняка был слышен на многие мили аж до самой Фургонной дороги. Джейми выскочил из дома, словно король-демон из пантомимы.

Он подхватил внучку на руки, спрыгнул с веранды и оказался лицом к лицу с незнакомкой, прежде чем я успела подняться на колени.

— Убирайтесь из моего дома, — сказал он ледяным тоном, ясно давая понять, что любой другой вариант поведения будет караться немедленной смертью.

Старуха не дрогнула — надо отдать ей должное. Сорвала с головы широкополую черную шляпу, чтобы та не заслоняла обзор, и гневно уставилась на моего мужа.

— Сэр, девочка была со мной груба. Я этого не потерплю! Очевидно, никто не занимался ее воспитанием. Неудивительно. — Она смерила Джейми презрительным взглядом.

Мэнди перестала вопить и горько рыдала, уткнувшись в дедову рубашку.

— Спасибо, что напомнили о манерах, — учтиво сказала я, выжимая мокрый фартук. — Полагаю, мы еще не имели чести с вами познакомиться. — Я вытерла руку о юбку и протянула незнакомке. — Клэр Фрэзер.

Ее лицо не поменяло негодующего выражения, но будто окаменело. Не говоря ни слова, она отступила на пару шагов. Джейми не двигался, лишь поудобнее перехватил Мэнди; его черты были так же суровы и непреклонны.

Дойдя до края тропинки, женщина остановилась как вкопанная и вздернула подбородок.

— Вы все, — бесстрастно заявила она, обведя шляпой меня, Джейми, Мэнди и наш дом, — отправитесь прямиком в ад.

Высказав это пророчество, незнакомка бросила на веранду небольшой сверток, повернулась к нам спиной и медленно удалилась, словно зловещая птица.

* * *

— Черт возьми, кто эта старая ведьма? — спросил Джейми.

— Злая колдунья! Ненавизу ее! — запальчиво ответила Мэнди. Ее личико было все еще красным, а нижняя губка обиженно выпячена.

— Может, ты и права…

Я осторожно подняла маленький предмет, завернутый в промасленный шелк и перевязанный странным шнуром со множеством узелков, и опасливо принюхалась. Сквозь запах пропитанной маслом ткани пробивался горьковатый аромат хинина; я даже почувствовала на языке его привкус.

— Иисус твою Рузвельт Христос! — Я изумленно уставилась на мужа. — Она принесла мне хинную кору!

— Я же говорил, саксоночка: Брианна и Роджер Мак придумают, как ее раздобыть, — стоит им лишь намекнуть. А значит… — медленно произнес он, глядя вслед зловещей старухе, — мы только что познакомились с миссис Каннингем.

16

Небесная гончая

Две недели спустя

Я спала так глубоко, что, проснувшись среди ночи, почувствовала себя резко выдернутой из воды рыбой, которая беспомощно трепыхается на крючке. Поэтому не сразу сообразила, где нахожусь и как меня зовут. Тут вновь послышался разбудивший меня звук, и все тело покрылось мурашками.

— Иисус твою Рузвельт Христос! — мгновенно придя в себя, я выпростала руки в попытке за что-нибудь ухватиться.

Простыня. Матрас. Кровать. Я в кровати! Но рядом — пусто. Где Джейми? Моргая как сова, я обвела взглядом комнату. Полностью обнаженный, он стоял в лунном свете у незастекленного окна. Кулаки сжаты, каждый мускул в теле напряжен.

— Джейми!

Он не обернулся и, похоже, вовсе не слышал — ни моего голоса, ни топота и криков домочадцев, разбуженных жутким воем за окном. Внизу заплакала испуганная Мэнди; родители принялись наперебой ее успокаивать.

Я встала с постели и тихонько подошла к мужу, хотя больше всего на свете мне хотелось юркнуть под одеяло и накрыть голову подушкой. Этот вой… Осторожно выглянув из-за плеча Джейми, я посмотрела на ярко освещенную луной поляну у подножия холма, но не заметила ничего подозрительного.

Вероятно, звук доносился из леса; деревья и горы были окутаны непроницаемой тьмой.

— Джейми, — немного успокоившись, повторила я и крепко ухватила его за руку. — Это что, волки? Вернее, один из них? — Я искренне надеялась, что издающее ужасные звуки существо не привело за собой сородичей.

Муж вздрогнул от моего прикосновения, а затем обернулся и помотал головой, словно пытаясь что-то стряхнуть.

— Я… — заговорил он хриплым ото сна голосом, притянув меня к себе. — Я думал, мне приснился кошмар.

Джейми немного дрожал, и я обняла его покрепче. В памяти всплывали леденящие кровь кельтские слова вроде bean-sithe^[60] и tathasg^[61]. Говорят, bean-sithe часто воет на крыше дома, где вскоре кто-то умрет. Одно радует: жуткая тварь не на гребаной крыше, потому что крыши у нас пока нет.

— В твоих снах всегда так громко? — Я поежилась от очередного завывания. Кожа Джейми была прохладной, но не успела остыть окончательно: очевидно, он встал совсем недавно.

— Да. Частенько, — хохотнул он и слегка отстранился.

Из коридора донесся топот детских ног, и я поспешила вновь прижаться к мужу. В тот же миг дверь распахнулась и в комнату вбежал Джем, а за ним — Фанни.

— Дедуля! Там волк! Он сожрет наших поросят!

Фанни испуганно вскрикнула и прикрыла ладошкой рот, округлив глаза. Не от страха за судьбу несчастных поросят, а от шока при виде обнаженного опекуна. Я попыталась прикрыть его ночной сорочкой, однако ее размер был слишком ничтожным в сравнении с габаритами Джейми.

— Возвращайся в постель, детка, — сказала я как можно спокойнее. — Если это и в самом деле волк, мистер Фрэзер с ним разберется.

— Moran taing, саксоночка, — шепнул Джейми мне на ухо. «Большое спасибо». — Джем, брось-ка мне мой плед!

Джемми снял плед с крючка у двери и подал деду, чья нагота была для мальчика привычным делом.

— Можно я тоже пойду охотиться на волка? — с надеждой спросил внук. — Я мог бы его подстрелить. У меня это получается лучше, чем у папы, — он сам так говорит!

— Это не волк, — бросил Джейми, обматывая свои чресла выцветшей клетчатой тканью. — Так что скорее успокойте Мэнди, пока от ее крика не рухнули стены.

Вой стал громче, как и внучкина истерика. Фанни явно намеревалась к ней присоединиться, судя по выражению лица.

На пороге, словно архангел Михаил, появилась растрепанная Бри в развевающейся белой ночнушке, сжимая в руке шпагу Роджера. Фанни испуганно охнула.

— Зачем тебе эта штуковина, a nighean? — Джейми кивнул на шпагу, собираясь натягивать рубашку через голову. — Не думаю, что она поможет сразить призрака.

Фанни перевела объятый ужасом взгляд с Брианны на Джейми, с глухим стуком опустилась на пол и спрятала лицо в колени.

Джем тоже вытаращил глаза.

— Призрак… — вяло пробормотал он. — Призрак волка?

Я с опаской глянула в окно. Джемми наверняка слышал истории об оборотнях. В этот момент тишину пронзил особенно душераздирающий вой, и мое воображение тут же нарисовало пугающе правдоподобную картинку.

— Я же сказал: это не волк. — Голос Джейми звучал сердито и в то же время обреченно. — А собака.

— Ролло? — в ужасе воскликнул Джемми. — Он вернулся с того света?

Фанни испуганно вскинула голову, Бри ахнула, а я машинально вцепилась в мужа.

— Господи Иисусе, — буркнул он, высвобождая руку. — Сомневаюсь.

Учитывая обстоятельства, его голос звучал довольно спокойно, однако волоски на коже приподнялись. Я и сама вдруг покрылась мурашками.

— Ждите здесь, — бросил Джейми, направляясь к двери.

Вероломно оставив Бри наедине с перепуганными детьми, я последовала за мужем. Мы не стали зажигать свечу; на лестнице было стыло и темно, словно в колодце. Зато, к моему облегчению, жуткий вой казался здесь не таким громким.

— Ты уверен, что это собака? — спросила я в спину Джейми.

— Уверен, — твердо ответил он, но тут же шумно сглотнул. Внутри у меня все сжалось.

Спустившись с лестницы, Джейми повернул налево и прошел на кухню. Просторное помещение окутало уютным теплом, и я облегченно выдохнула. Тлеющий очаг подсвечивал круглые надежные силуэты чайника и котла, висевших на своих местах; в буфете поблескивала оловянная посуда. Дверь была закрыта на задвижку. Несмотря на приятную атмосферу, меня не покидала тревога. Снова послышался вой, на этот раз более громкий; его амплитуда менялась почти в унисон с моим дыханием. Звук неумолимо приближался.

Сунув в догорающие угольки вязанку хвороста, Джейми тут же вытащил ее и принялся осторожно дуть, пока на конце «факела» не появился огонек пламени. Удовлетворенный результатом, он расправил плечи и коротко улыбнулся.

— Не волнуйся, a nighean. Это всего лишь собака.

Я улыбнулась в ответ. Однако, уловив в его голосе некоторое сомнение, украдкой прихватила каменную скалку и лишь после этого направилась к двери. Джейми снял тяжелую перекладину, решительно поднял щеколду и распахнул дверь. В дом ворвалась влажная прохлада горной ночи. Тут же пожалела, что не набросила поверх сорочки накидку. «Сейчас не до того», — подумала я, храбро выходя на заднюю веранду вслед за мужем.

Вой усилился, потом вдруг начал затихать и стал похож на крик совы. Я внимательно оглядела холмы за домом, но ничего не увидела в слабом свете факела. Почему-то снаружи я чувствовала себя более уверенно. Как бы там ни было, Джейми явно не считал загадочную собаку опасной — иначе не позволил бы мне пойти с ним.

Он набрал в легкие побольше воздуха, сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Вой мгновенно прекратился.

— Ну же, иди сюда! — позвал он, а затем свистнул еще раз — уже не так громко.

В лесу воцарилось безмолвие, и пару минут ничего не происходило. Затем раздался шорох. От кустов томата возле уборной отделилось темное пятно и медленно двинулось к нам. Краем уха я слышала спускающиеся по лестнице шаги и приглушенные голоса, но все мое внимание было приковано к собаке.

Это и впрямь оказалась собака: сначала в темноте мелькнули желтые глаза, а потом мы увидели заплетающиеся длинные ноги, неровный изгиб позвоночника и хвост.

— Гончая? — спросила я у Джейми.

— Она самая.

Вручив мне факел, он присел на корточки и протянул руку. Собака — таких еще называют голубыми гончими из-за усыпанной голубовато-черными пятнами шерсти — приблизилась с низко опущенной головой, словно кланяясь.

— Все хорошо, a nighean. — Голос Джейми звучал хрипло и низко.

— Ты знаешь эту собаку?

— Да, — ответил он с некоторой досадой. Однако, когда псина подошла ближе и робко завиляла хвостом, погладил ее по голове.

— Совсем оголодала, бедняжка, — заметила я. Даже в полумраке были видны выпирающие ребра и впалый живот, похожий на пустой кошелек.

— Саксоночка, у нас найдется немного мяса?

— Сейчас принесу.

Все остальные молча притаились на кухне, прислушиваясь к нашим голосам. Наверняка они появятся на пороге с минуты на минуту.

— Джейми, — спросила я, коснувшись его обнаженной спины. — Откуда ты ее знаешь?

— Видел, как она выла на могиле хозяина, — тихо сказал он, сглотнув. — Только детишкам не говори, хорошо?

* * *

Собака явно оробела при виде высыпавшей на веранду толпы и хотела было шмыгнуть обратно в кусты, но голод оказался сильнее страха: почуяв запах еды, она завертелась на месте, виновато помахивая тонким длинным хвостом.

В конце концов Джейми утихомирил всполошившихся домочадцев, отправив их на кухню, и подманил собаку остатками кукурузных лепешек, вымоченных в свином жире. Я стояла на веранде с горящим факелом в руке. Покорно склонив голову, гончая подошла за угощением и даже позволила погладить ее за ушами.

— Хорошая девочка, — пробормотал Джейми и дал ей еще один кусок лепешки. Несмотря на голод, собака не выхватывала еду из рук, а брала аккуратно.

— Она тебя не боится, — негромко сказала я. И хотя не собиралась приставать к мужу с расспросами, в глубине души сгорала от любопытства.

— Я ведь не причинял ей зла, — так же тихо отозвался он. — Всего лишь похоронил ее хозяина.

— С чего она вдруг объявилась? Тебя это… не пугает?

Конечно, жуткий вой посреди ночи встревожил Джейми — кому бы такое понравилось? Однако сейчас его лицо в свете догорающего факела было абсолютно безмятежным.

— Нет. — Он глянул через плечо, желая удостовериться, что дети нас не слышат. — Признаться, когда я ее увидел, мне стало немного не по себе, но теперь… — Испачканная жиром рука на миг замерла, перестав поглаживать жесткую шерсть. — Думаю, собака пришла ко мне не случайно. Возможно, это шанс на искупление грехов.

* * *

Зайдя в дом, гончая с жадностью набросилась на еду, однако ела как-то странно, будто осторожничала, отщипывая хлеб и мясо небольшими кусочками. Я решила присмотреться повнимательнее. Детям тоже разрешили войти; они по очереди скармливали ей угощение на вытянутых ладошках. Наблюдая за процессом, Джейми озабоченно хмурился.

— Кажется, у нее что-то с пастью, — сказал он наконец. — Давайте посмотрим?

— Ну пожалуйста, мистер Фрэзер, пусть она сначала доест! — Фанни посмотрела на Джейми умоляющими глазами. — Она такая голодная!

— Это точно, — согласился он, присаживаясь рядом на корточки. Затем ласково погладил гончую по исхудавшей спине. Собака вильнула хвостом, но не стала отвлекаться от еды. — Интересно почему.

— Возможно, осталась без хозяина, — предположила я, осторожно подбирая слова.

— Но ведь она гончая! А значит, умеет охотиться — тем более сейчас лето и в лесу полно дичи. Ей не нужен хозяин, чтобы добывать себе пищу.

Мне стало любопытно; опустившись на колени, я пригляделась. Джейми прав: собака заглатывала маленькие кусочки пищи, практически не жуя. Возможно, привычка. Или кусочки оказались настолько мелкими, что любая собака поступала бы так же. Однако что-то было не в порядке. Вряд ли что-то серьезное, но все-таки…

— Ты прав, — кивнула я. — Как только доест, осмотрю ее.

Гончая съела все подчистую и жадно принюхалась: нет ли добавки? Хотя теперь брюхо животного заметно раздулось. Затем она вылакала миску воды и, обведя взглядом собравшихся, ткнулась носом в ногу Джейми и легла рядом.

— Bi sàmhach, a choin…^[62] — ласково сказал он, поглаживая ее длинную спину. Гончая вильнула хвостом и с блаженным вздохом растянулась на полу. — А теперь, mo nighean gorm^[63], дай-ка взглянуть на твою пасть.

Собака как будто удивилась, но безропотно позволила уложить себя на бок.

— Надо же! Она и правда голубая! — Восхищенная Фанни подобралась поближе и протянула руку, не решаясь погладить животное.

— Поэтому ее и называют «голубая гончая». Дай ей понюхать свои пальцы: так она знакомится. Только не делай резких движений. Хотя с виду это дружелюбная сука.

Услышав последнее слово, Фанни удивленно моргнула и посмотрела на Джейми.

— Фанни, разве у тебя никогда не было собаки? — спросила Бри, наблюдавшая за этой сценкой.

— Н-нет… — неуверенно ответила девочка. — Разве что… Помню, как играла с одним песиком, когда была совсем маленькая. Он разрешал себя гладить. — Фанни коснулась спины гончей, и та шевельнула хвостом. — Это было на корабле. В хорошую погоду я сидела под большим парусом и песик приходил со мной поиграть.

Брианна переглянулась с Роджером, который сидел на скамье с полусонной Амандой на руках.

— На корабле? — переспросила Бри словно невзначай. — Это было до приезда в Филадельфию?

Фанни кивнула, внимательно наблюдая за осмотром собаки. Сначала я отодвинула от зубов нижнюю губу и провела пальцем по черной внутренней поверхности. Десны не кровоточили и выглядели здоровыми, насколько можно было разглядеть при слабом свете очага. Хотя и бледноватыми. Собак частенько донимали паразиты, что приводило к бледности десен из-за внутренней кровопотери. Но я ни разу не слышала, чтобы паразиты вызывали инфекцию во рту.

Джем сидел рядом с нами на полу и привычным движением почесывал ночную гостью за ушами.

— Смотри, Фанни, — сказал он. — Собаки любят, когда им чешут ушки.

Разомлев от удовольствия, гончая позволила мне заглянуть ей в пасть. Зубы были крепкие, очень чистые.

— Интересно, почему говорят «чистый, как зубы гончей»? — спросила я, ощупывая нижнюю челюсть и височно-челюстные суставы (никакой болезненности), а также шейные лимфоузлы (не увеличены). С правой стороны нижней челюсти обнаружилась небольшая припухлость: собака вздрогнула и заскулила от прикосновения. — Зубы у нее и правда на удивление чистые, но разве у других собак они грязнее?

— Возможно. — Джейми наклонился и заглянул в собачью пасть. — Ей не больше года — совсем молодая. У охотничьих собак, привыкших питаться дичью и разгрызать кости, обычно чистые зубы.

— Надо же… — Я слушала вполуха. Повернув голову собаки к огню, я кое-что заметила. — Джейми, поднеси-ка свечу поближе. По-моему, у нее что-то застряло в зубах.

— Фанни, а родители тоже плыли с тобой? — Тихий голос Роджера едва перекрывал треск дров в очаге. — На том корабле?

На мгновение Фанни перестала почесывать собаке уши и задумалась.

— Скорее всего, — неуверенно ответила она.

Джейми перевел взгляд на девочку, отчего огонек свечи мигнул.

— Так и есть! — воскликнула я.

Между нижними премолярами плотно засел маленький обломок кости. Острые края поранили десну, которая опухла и слегка кровоточила в месте травмы. Стоило мне слегка надавить, как собака взвыла и дернула головой.

— Джемми, сбегай в хирургическую и принеси аптечку — знаешь, как она выглядит?

— Конечно, бабуля! — Внук послушно вскочил и выбежал в темную прихожую.

— Миффис… миссис Фрэзер, она поправится? — Фанни обеспокоенно склонилась над собакой.

— Думаю, да, — ответила я, пытаясь расшатать обломок ногтем большого пальца. Пациентке это явно не понравилось, однако она не стала рычать или кусаться. — Застрявшая в зубах кость травмировала десну — к счастью, это не вызвало абсцесса. Джейми, можешь пока ее отпустить. Я все равно не смогу извлечь обломок, пока Джем не принесет мои щипцы.

Оказавшись на свободе, собака вскочила, яростно отряхнулась и пулей рванула вслед за Джемом. Не успела Фанни встать на ноги, как гончая вихрем примчалась обратно, клацая когтями по дощатому полу. При виде нас она залилась радостным лаем, обежала комнату и прыгнула на Фанни, завалив девочку на бок, после чего забралась на нее с лапами, весело виляя хвостом.

— Слезай с меня! — рассмеялась Фанни, выворачиваясь из-под собаки. — Дурафка.

Мы с Джейми улыбнулись: раньше Фанни смеялась только за компанию с мальчишками.

— Принес, бабуля!

Джемми сунул мне аптечку, а затем опустился на пол и начал шутливо боксировать с собакой, имитируя удары то слева, то справа. Часто дыша, счастливое животное тихонько потявкивало, мотая головой вслед за его руками.

— Смотри Джем, она тебя сцапает, — весело предостерег Джейми. — Она ведь проворнее.

Так и произошло: правда, собака ухватила его совсем легонько. Джем завопил, а потом хихикнул.

— Дурафка… Может, так ее и назовем?

— Нет, — возразила Фанни со смешком. — Это дурафливое имя.

— Я не смогу вылечить беднягу, если вы все не перестанете ее теребить, — строго сказала я, поскольку Брианна и Джейми тоже присоединились к веселью. Роджер только улыбался, не желая разбудить Мэнди, заснувшую у него на плече.

Бри уняла разбушевавшихся домочадцев, достав из буфета половину большущего пирога из сушеных яблок. Она разделила его на всех, не забыв про четвероногую гостью — та вмиг проглотила свою порцию.

— Ну что ж… — Доев восхитительный, пахнущий корицей пирог, я отряхнула руки от крошек (собака тут же слизала их с пола) и вынула из ящичка небольшие хирургические щипцы, самый маленький пинцет, отрез плотной марли и — после секундного колебания — пузырек с медовой водой в качестве самого мягкого обеззараживающего. — Приступим.

Как только нам удалось положить ее на бок и зафиксировать голову (задачка была не из легких: собака извивалась как уж, но Джем навалился сзади, а Джейми обеими руками прижал к полу передние лапы и шею), я за пару минут извлекла осколок. Фанни осторожно держала свечу, стараясь не капнуть на меня и мою «пациентку» раскаленным воском.

— Готово! — Под всеобщие аплодисменты я вытащила кость щипцами и бросила в огонь. — Осталось почистить рану.

Я плотно прижала к десне марлевую повязку. Собака жалобно скулила, но не сопротивлялась. Из раскуроченной десны вытекло немного крови с едва заметными следами похожей на гной жидкости — при таком слабом освещении трудно было сказать наверняка. Я понюхала марлю и не уловила гнилостного запаха. Пахло мясом, яблочным пирогом и псиной — никакого зловония от возможной инфекции не наблюдалось.

Как только осколок кости был извлечен, интерес к моим манипуляциям сразу иссяк и все вернулись к прерванному разговору, наперебой предлагая собачьи клички. Лулу, Сассафрас, Джинни, Монстро (последний вариант предложила Бри, и мы с ней переглянулись, с улыбкой представляя зубастого кита из Диснейленда), Seasaidh…^[64]

Джейми ласково погладил гончую по голове, но не стал принимать участия в обсуждении. Возможно, он знал, как ее зовут на самом деле? Я промыла десну медовой водой — даже лежа четвероногая пациентка ухитрилась вылакать все до капли, — не переставая думать о муже.

«Видел, как она выла на могиле хозяина»… По спине пробежал холодок, несмотря на тепло очага. Наверняка именно Джейми уложил хозяина гончей в могилу — и я невольно послужила тому причиной.

Муж сидел спиной к огню. Его спокойное лицо абсолютно ничего не выражало, а рука покоилась на пятнистой шерсти собаки. «Искупление грехов» — так он, кажется, сказал?

— Фанни, а как звали твоего песика? — спросил Джем. — Который был с тобой на корабле?

— Пятнышшш, — ответила она, тщательно выговаривая «ш». Прошло всего пару месяцев с тех пор, как я подрезала девочке уздечку языка, и некоторые звуки все еще давались ей с трудом. — У него было белое пятнышко. На носу.

— Хочешь, мы назовем ее Пятнашкой? Почти так же, — великодушно предложил Джем. — Смотри, какая она пятнистая. Это имя гораздо лучше, чем Дурашка. — Он вдруг захихикал, уловив рифму, и повторил: — Пятнашка — дурашка. Пятнашка такая дурашка.

— Сам ты дурашка! — рассмеялась Фанни.

— Джем, может, стоит для начала спросить у дедушки, разрешит ли он оставить собаку? — заметил Роджер. — А уж потом давать ей кличку.

Очевидно, детям и в голову не приходило, что мы можем не взять собаку, и такая вероятность их совершенно потрясла.

— Ну пожалуйста, мистер Фрэзер! — взмолилась Фанни. — Я сама буду ее кормить, обещаю!

— А я буду вычесывать клещей из шерсти! — подхватил Джемми. — Дедуля, ну давай ее оставим! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Джейми посмотрел на меня, улыбаясь уголком рта — не потому, что сцена казалась ему забавной, а потому что смирился с неизбежным.

— Она пришла ко мне за помощью, — сказал он мне. — Не могу же я теперь ее прогнать.

— Па, в таком случае ты и должен дать ей имя, — предложила Брианна, утихомирив бурные восторги Джема и Фанни. — Как бы ты ее назвал?

К моему удивлению, он ответил не раздумывая:

— Блубелл^[65]. Будет напоминать мне о цветах Шотландии. По-моему, ей идет.

— Блу-белл… — по слогам повторила Фанни, гладя собаку, которая лениво виляла хвостом. — Можно, я буду звать ее Блу?^[66] Для краткости?

Джейми засмеялся и встал на ноги; коленные суставы хрустнули от долгого сидения на полу.

— Называй как хочешь, малышка, — лишь бы она откликалась. А сейчас ей надо отдохнуть — мне тоже.

Дети увели новокрещеную Блубелл за собой, приманивая ее корочками пирога, а взрослые стали вновь готовиться ко сну. На мгновение воцарилась тишина — Бри как раз забирала у Роджера Мэнди, а я присела, чтобы притушить наспех разведенный в очаге огонь. Тут сверху донеслись обрывки детского разговора.

— А что случилось с твоим песиком? — спросил Джем.

Голос Фанни звучал приглушенно, но вполне отчетливо, и Джейми резко повернул голову к двери, едва заслышав ответ.

— Плохие люди бросили его в море… Можно Блу сегодня поспит у меня? А завтра — у тебя.

17

Чтение у камелька

Второй этаж был почти достроен. Осталось закончить внутренние стены да положить крышу. Еще каких-то три месяца, и им с Клэр больше не придется мерзнуть ночами под открытым небом. Джейми даже немного загрустил от этой мысли, однако тут же представил, как уютно будет спать на пуховой перине возле теплого очага под завывание вьюги за окном.

Он медленно опустился на большой стул у огня, испытывая приятную боль в натруженных суставах и предвкушая скорый отдых. Все давно спали, кроме Клэр — она отправилась принимать роды у кого-то из поселенцев, живущих у подножия холма. Он скучал по ней, но это было сладостное чувство — нечто похожее порой ощущаешь, разминая затекшую спину после тяжелой работы. Возможно, уже завтра она вернется. Ну а пока можно погреться у огня, выпить красного вина и почитать хорошую книгу. Джейми достал из кармана очки и нацепил их на нос.

Вся их библиотека состояла из двух стопок книг, скромно лежащих на столе рядом с бокалом вина. Например, маленькая Библия в зеленом тканевом переплете (ужасно непрактичном). Всякий раз, оказываясь рядом, Джейми с благодарностью касался затертой обложки: книга была его давнишним спутником и другом, с которым пройдено столько невзгод. А вот «Счастливая куртизанка, или Роксана»…^[67] Джем пока не проявлял к ней интереса, хотя паренек уже достаточно хорошо читает и сразу смекнет, о чем здесь говорится. Пожалуй, стоит унести ее наверх в их с Клэр спальню.

Неплохо сохранившийся экземпляр «Одиссеи» в переводе мистера Поупа — можно будет прочесть внуку пару отрывков; наверняка ему понравятся описания кораблей и чудовищ. Заодно, глядишь, и латынь подучит между делом. «Джозеф Эндрюс»…^[68] Сплошное бумагомарательство! Надо попробовать всучить ее Хью Гордону — тот любит подобную белиберду. Еще не читанная «Манон Леско»^[69] на французском, в красивом сафьяновом переплете. По лицу Джейми пробежала тень: книгу прислал Джон Грей, еще до того, как…

Он что-то раздраженно пробурчал себе под нос и, поддавшись внезапному порыву, вытащил из стопки большую ярко-оранжевую книжку Мэнди «Зеленые яйца с ветчиной». Цвет, заглавие и смешной зверек на обложке вызывали невольную улыбку; пары минут в компании Сэма хватило, чтобы вернуть отличное расположение духа.

Услышав шаги на лестнице, Джейми насторожился, но это оказалась всего лишь Блубелл; она подошла на мягких лапах, слегка виляя хвостом, на всякий случай обнюхала хозяина в надежде на угощение и демонстративно встала у задней двери.

— Иди, a nighean, — вздохнул он, выпуская собаку. — Только смотри не попадись в зубы пумам.

Махнув хвостом, гончая тут же скрылась в ночи, а Джейми задержался на пороге, вглядываясь в темноту и прислушиваясь.

Было тихо — лишь деревья о чем-то шептались в лесу. Он сошел с крыльца и посмотрел на звезды, чтобы напитаться их безмятежностью и прогнать с души вызванную «Манон Леско» досаду. Затем наполнил легкие прохладным сосновым воздухом и медленно выдохнул.

— Так и быть, чертов сукин сын, я тебя прощаю, — сказал он, обращаясь к Джону Грею. На сердце вдруг стало удивительно легко.

Кусты рядом с уборной зашевелились, предваряя возвращение гончей. Придерживая дверь, Джейми терпеливо ждал, пока собака все тщательно обнюхает. Вильнув хвостом, она наконец прошмыгнула в дом и бесшумно умчалась вверх по лестнице.

Обретя душевное спокойствие, он немного прогулялся под звездным небом до растущего у колодца можжевельника — попить воды и отломить веточку. Ему нравился запах ягод — Клэр говорила, что их используют для придания аромата джину. Правда, к джину он был равнодушен.

Вернувшись в дом, хозяин запер дверь, расшевелил дрова в очаге и снова подошел к книгам. Свежий аромат можжевеловой ветки отлично сочетался с вином. Джейми взял было одну из подаренных Бри книжек про хоббитов — маленькую, но довольно увесистую. Однако шрифт оказался настолько трудночитаемым, что у него вмиг разболелась голова, и даже очки не помогли; он положил томик на место, выискивая глазами что-нибудь более подходящее.

Для «Манон» пока не время. Прощение, хотя и искреннее, далось нелегко; придется еще не раз повторить эти слова, прежде чем он вновь сможет разговаривать с Джоном Греем.

Именно мысль о неохотно высказанном прощении определила выбор книги (Брианна привезла ее для себя). «Душа мятежника», написанная Фрэнком Рэндоллом.

— Хмм… — Джейми вытащил книгу из стопки и повертел в руках.

В ней было что-то странное; солидный вес и размер, приличный переплет, однако в качестве фона для бумажной обложки выбран необычный тартан в розово-зеленую клетку, на котором нарисован бледно-зеленый квадратик с весьма достоверным изображением эфеса шотландского меча и части клинка. Под квадратом шел подзаголовок: «Шотландские корни американской революции». Странность в том, что книга была обернута в какой-то прозрачный, скользкий на ощупь материал — не в бумагу. Пластик. Так сказала Брианна, когда он спросил. Слово понятное, только вот что оно означает? Джейми перевернул книгу, чтобы взглянуть на фотографию — он уже почти привык к фотоснимкам, хотя до сих пор внутренне вздрагивал при виде смотрящего с бумаги человека.

Он на мгновение прижал большой палец к носу Фрэнка Рэндолла. Затем повертел книгу: на бликующей в свете очага пластиковой обложке остался едва заметный отпечаток.

Смущенный своей ребяческой выходкой, он стер пятно рукавом и положил книгу на колени. Автор спокойно взирал на него через очки в темной оправе.

Проблема не только в авторе. Клэр, Бри и Роджер Мак порой делились тревожной информацией о будущем, однако их присутствие успокаивало Джейми: какими бы ужасными ни были грядущие события, многим удалось их пережить. Только его не покидало неприятное ощущение, что близкие не говорили всей правды, хотя и не лгали в открытую. Другое дело — Фрэнк Рэндолл: историк, чей рассказ о том, что случится в ближайшие годы, будет…

Джейми пока не знал, каким именно. Пугающим? Печальным? А может, обнадеживающим… хотя бы местами.

Фрэнк не улыбался, но лицо у него было приятное. Изрезанное глубокими морщинами. Война ни для кого не проходит бесследно.

— Как и семейная жизнь с Клэр, — добавил он вслух, удивившись звуку собственного голоса. Хлебнул вина из бокала, немного подержал во рту и проглотил, после чего перевернул книгу.

— Что ж, англичанин… Я пока не знаю, готов ли тебя простить, — пробормотал Джейми, вдыхая свежий запах можжевельника и открывая томик на первой странице. — И получу ли твое прощение. Для начала посмотрим, что ты расскажешь.

* * *

Утром он проснулся в полном одиночестве, вздохнул и, потянувшись, слез с кровати. Как ни странно, ему вовсе не снились описанные Рэндоллом события. Он видел весьма приятный сон о плавании Ахилла — вот бы рассказать о нем Клэр! Чтобы окончательно проснуться, Джейми направился к умывальнику, стараясь зафиксировать в памяти самые яркие эпизоды сновидения. Надо надеяться, к ужину Клэр будет дома.

— Мистер Фрэзер? — раздался голос Фрэнсис после робкого стука в дверь. — Ваша дочь просила передать, что завтрак готов.

— Да? — Ничем съестным пока не пахло. Хотя «готов» — понятие относительное. — Иду, малышка. Taing.

— «Тэнг»? — изумленно переспросила она.

Улыбнувшись, он натянул чистую рубашку и открыл дверь. Фанни выглядела смущенной, но держалась на удивление прямо, и Джейми учтиво поклонился.

— Taing, — повторил он как можно более внятно. — Это означает «спасибо» на гэльском.

— Вы уверены? — Девочка слегка нахмурилась.

— Абсолютно, — заверил он. — «Moran taing» значит «большое спасибо», если хочешь выразить более глубокую благодарность.

Фанни залилась румянцем.

— Извините, я не то имела в виду. Ну конечно, вы уверены. Только вот… Жермен говорил, что по-гэльски «спасибо» будет «табаглэт». Это неправда? Может, он хотел надо мной подшутить?

— Tapadh leat, — поправил Джейми, едва сдерживая смех. — Жермен не обманул. Просто «moran taing» чаще используется в повседневной жизни. Другое выражение больше подходит для официальных случаев. Например, если кто-то спас тебе жизнь или выплатил твои долги, ты скажешь ему «Tapadh leat», если же тебе передали соль за столом, хватит и обычного «Taing». Поняла?

— Да, — машинально кивнула она. А когда Джейми улыбнулся, улыбнулась в ответ, покраснев еще сильнее.

Спускаясь за ней по лестнице, он размышлял о характере Фанни. На редкость занятная девчушка: замкнутая, но совершенно не стеснительная. Хотя можно ли быть стеснительной, если растешь в борделе, готовясь стать шлюхой?

Наконец Джейми учуял запах каши — правда, слегка подгоревшей. Поморщившись, он стоически придал лицу любезное выражение и зашел на кухню, бросив мимолетный взгляд на неоконченные стены кабинета и едва намеченный каркас гостиной. После обеда неплохо бы поработать часок в кабинете — скорее всего, к тому времени он вернется из…

— Madainn mhath^[70], — поприветствовал Джейми домочадцев, задержавшись ненадолго в пустом проеме, где вскоре появится дверь — возможно, уже на следующей неделе.

— Дедуля! — Мэнди вскочила со скамьи, отпихнув тарелку с кашей и едва не перевернув кувшин молока. К счастью, Брианна успела вовремя его подхватить.

Джейми поднял малышку на руки и улыбнулся Джему, Фанни, Жермену и Брианне.

— Мама спалила кашу, — сообщил Джем. — Но если добавить меда, то почти незаметно.

— Все в порядке, — заверил Джейми, садясь за стол и пристраивая Мэнди на коленях. — Это ведь не из нашего улья? Пчелы Клэр еще не успели привыкнуть к новому месту.

— Нет. — Брианна покачала головой и пододвинула отцу миску с кашей, кувшин молока и горшочек меда. Лицо ее раскраснелось — надо полагать, от жара огня. — Мед достался маме от Гектора Макдональда в уплату за лечение сломанной ноги. Извини, что испортила кашу; думала, успею сбегать в коптильню, пока она варится… — Дочка кивнула в сторону очага, где на большой сковороде шкварчали полоски бекона.

— А где твой муженек? — тактично перевел он разговор на другую тему, сбрызгивая медом кашу.

— На рассвете за ним прибежал один из детей Маккиннона.

Джейми нахмурился. Как он мог не услышать, что кто-то пришел?

— Ты просто устал, — добавила Бри, словно прочтя его мысли. — Так что неудивительно. Не волнуйся, ничего страшного не случилось: бабуля Маккиннон опять собралась помирать — уже третий раз за месяц — и потребовала священника. Ой, бекон!

Бри вскочила со скамьи, но Фанни уже метнулась к сковороде, чтобы перевернуть обжаренные ломтики на другую сторону. В животе у Джейми заурчало от аппетитного аромата.

— Спасибо, Фанни! — Бри снова села и взялась за ложку.

— Мистер Фрэзер? — спросила девочка, отмахиваясь от дыма.

— Да, малышка?

— А как будет по-гэльски «пожалуйста»?

18

Тучи сгущаются

Я нашла в ручье неглубокое местечко с галечным дном и торопливо стянула через голову платье и фартук, стараясь не дышать. За исключением гангренозных конечностей и полуразложившихся трупов, ничто не пахнет более омерзительно, чем свиное дерьмо. Ничто.

Все еще задерживая дыхание, я свернула испачканную одежду и бросила в воду. Затем подобрала на берегу два больших камня, скинула туфли и шагнула следом. Платье начало разворачиваться, колыхаясь над галечным дном, словно огромный синий скат. Я бросила на него камень, а вторым придавила холщовый фартук, расправив его голыми ступнями.

Решив проблему, я зашла по щиколотку в холодный стремительный поток и с облегчением вздохнула.

Вообще-то я далека от животноводства — Джейми и дети не в счет, — однако всем нам порой приходится быть ветеринарами. Я навещала юного Элмо Кэрнса, чтобы проверить, как срастается сломанная рука, когда его столь же юная и глубоко беременная свинья вдруг решила опороситься, но что-то явно пошло не так. Бедная хавронья распростерлась на полу у ног Элмо, а ее огромный живот ходил ходуном. Взволнованный хозяин пояснил, что она для него «вроде домашней любимицы».

Поскольку Элмо из-за сломанной руки временно лишился трудоспособности, мне пришлось самой сделать все необходимое. И хотя результат был более чем удовлетворительным — стопроцентная выживаемость, восемь здоровых поросят, шесть из которых женского пола (одного Элмо обещал подарить мне, «если мамаша их всех не сожрет»), — я не собиралась тащиться до самого дома, измазанная продуктами свиной жизнедеятельности.

День выдался жаркий, застывшее в полном безветрии марево предвещало грозу, а поднимающаяся от воды прохлада приятно освежала разгоряченное от ходьбы тело. Решив, что без корсета мне станет еще приятнее, я собралась было снять и его, как вдруг услышала за спиной громкое покашливание.

— Иисус твою Рузвельт Христос! — выругалась я, сдернув корсет, и резко обернулась. — Кто вы, черт побери, такие?

Их было двое: из «благородных», судя по одеянию. Конечно, не мне судить о подобающем внешнем виде, но выглядели незнакомцы довольно нелепо: из шелковых чулков торчали лисьи хвосты, в застежки туфель набилась грязь, вся одежда — в сосновой смоле. У одного на сюртуке красовалась огромная прореха, сквозь которую желтела шелковая подкладка.

Приоткрыв рты, они оглядели меня с (взлохмаченной) головы до (босых) ног, задержав взор на едва прикрытой груди — влажный муслин нижней рубашки прилип к телу, а соски затвердели от прохладного воздуха. Воистину неподобающее зрелище.

Я осторожно отлепила ткань от кожи, надеясь, что они перестанут так пялиться.

Тот, что с дырой в сюртуке, опомнился первым и вежливо кивнул. Взгляд его светился осторожным любопытством.

— Меня зовут Адам Грейнджер, а это… — кивнул на более молодого спутника, — мой племянник, мистер Никодимус Партленд. Не подскажете ли, милейшая, как нам проехать к дому капитана Каннингема?

— Конечно, — ответила я, поборов инстинктивное желание пригладить волосы. Затем махнула рукой в сторону северо-востока. — Вам туда. Однако до его дома еще добрых три мили. Боюсь, вы не успеете до грозы.

Им стоило прислушаться к моим опасениям: растущие вдоль ручья ивы зашелестели от внезапного порыва ветра, а небо на западе почернело от туч. Буря пока бушевала где-то далеко в горах, но очень скоро дойдет и до нас.

Соблюдая законы гостеприимства (хотя по большей части из любопытства), я подобрала мокрую одежду и вышла на берег.

— Вам лучше остановиться у нас и переждать бурю, — предложила я мистеру Грейнджеру, выжимая платье и сворачивая его в узел. — Дом совсем рядом. Как только погода наладится, кто-нибудь из мальчишек проводит вас к капитану Каннингему; его хижина стоит на отшибе.

Переглянувшись, оба посмотрели на темнеющее небо, разом кивнули и приготовились следовать за мной. Мне не понравилось, каким взглядом мистер Партленд окинул мою грудь; чтобы не доставлять ему удовольствия пожирать глазами мои ягодицы, я пропустила путников вперед. Затем сунула мокрые ноги в туфли и пошла следом, так и не обсохнув.

Мистеру Грейнджеру было на вид около пятидесяти, а Партленду — лет тридцать пять. Оба отличались стройностью, а Никодимус Партленд — высокий и мускулистый — имел к тому же неприятную манеру смотреть как бы сквозь собеседника. Он беспрестанно оглядывался через плечо, словно желая убедиться, что я никуда не исчезла.

Не прошло и двадцати минут, как мы добрались до дома. В воздухе уже пахло озоном, а в отдалении слышались грозовые раскаты.

— Джентльмены, добро пожаловать в Новый дом! — сказала я, кивнув на входную дверь.

На пороге появился Джейми с котом Адсо, который соскочил с рук хозяина и шмыгнул мимо меня. За ним с радостным лаем ринулась Блубелл. Увидев чужаков, она встала как вкопанная и, ощетинившись, зарычала.

Джейми сошел с веранды и схватил гончую за загривок.

— Тихо, девочка, — сказал он ей и, легонько встряхнув, отпустил. — Прошу прощения, джентльмены.

Столкнувшись с неожиданной угрозой, Партленд отпрянул и прижал руку к карману, в котором, по-видимому, лежал пистолет. Он не сводил глаз с собаки, даже когда по просьбе Джейми вышла Фанни и увела Блубелл в дом.

Однако мистеру Грейнджеру было плевать на собак. Он во все глаза смотрел на Джейми. Заметив его пристальный взгляд, тот с легким поклоном протянул руку.

— Джеймс Фрэзер к вашим услугам, сэр.

— Я… То есть… — Тряхнув головой, мистер Грейнджер сжал его ладонь. — Мистер Адам Грейнджер, сэр. Неужели тот самый генерал Фрэзер?

— Был им когда-то, — коротко ответил Джейми. — А вы, сэр?.. — Он повернулся к Партленду, который оценивающе его разглядывал, словно коня на ярмарке.

— Никодимус Партленд, сэр, ваш покорный слуга, — с улыбкой ответил гость. Однако по тону было ясно, что покорности от него ждать не стоит. Как и уважения.

— Ваша… кхм… женщина, — спохватился вдруг мистер Грейнджер, вспомнив о моем присутствии, — любезно предложила переждать грозу здесь. Если, конечно, мы вас не стесним.

— Вовсе нет. — Джейми оглядел меня, и его губы дрогнули в легкой усмешке. — Сэр, разрешите представить мою жену — миссис Фрэзер.

* * *

Фанни вновь вышла на порог — посмотреть, кого облаяла Блубелл. Следом появилась Брианна. Когда с представлениями было покончено, Джейми пригласил путников в дом, многозначительно посмотрев на Бри. Та послушно кивнула.

— Моя дочь проводит вас, джентльмены. Я скоро к вам присоединюсь.

Дождавшись, пока они зайдут в дом, Джейми повернулся ко мне.

— Саксоночка, где тебя черти носили? — прошипел он.

— Помогала свинье опороситься, — коротко бросила я и в доказательство вручила ему свернутую в узел мокрую одежду, от которой до сих пор разило свиными экскрементами. Эту вонь ни с чем не спутаешь.

— Господи, — поморщился Джейми, держа сверток на расстоянии вытянутой руки. — Фрэнсис, детка, унеси это, пожалуйста! Может, стоить замочить? Или лучше сжечь? — спросил он, поворачиваясь ко мне.

— Замочи одежду в холодной воде с жидким мылом и уксусом, — распорядилась я. — А потом мы ее прокипятим. И спасибо, Фанни!

Девочка кивнула и забрала сверток, наморщив нос.

— Кто эти люди? — Джейми кивнул подбородком на дверь, за которой скрылись Партленд и Грейнджер. — И какого дьявола ты разгуливаешь перед незнакомцами в исподнем?

— Я как раз стирала платье в ручье, когда они появились. — Подозрительность мужа начинала меня раздражать. — Я не приглашала их ко мне присоединиться.

— Знаю. Не сердись. — Сделав глубокий вдох, он немного успокоился. — Просто мне не понравилось, как на тебя смотрит тот, что помоложе.

— Мне тоже. А насчет того, кто они…

В этот момент мимо шла Фанни, направляясь вместе с Блубелл в сторону бокового двора, где стояло корыто для стирки.

— Который молодой — офицер, — уверенно заявила девочка. — Они всегда думают, что им все дозволено.

Я озадаченно уставилась ей вслед.

— Эти двое не похожи на военных, — пожала я плечами. — Между прочим, старший назвал меня «милейшая». Возможно, они приняли меня за твою домработницу.

— Мою кого?.. — В его голосе звучало оскорбленное удивление.

— Ну, так называют прислугу, убирающую в доме, — пояснила я, осознав, что в восемнадцатом веке это слово еще не использовалось и Джейми мог превратно его истолковать. — В общем, они сказали, что ищут капитана Каннингема. А поскольку приближалась гроза…

Она и впрямь приближалась. Ветер пригибал к земле траву и раскачивал кроны деревьев; лес ходил ходуном, почти все небо заволокло огромными черными тучами, в которых угрожающе поблескивали молнии.

Из дома вышла Брианна, протягивая мне полотенце.

— Па, я провела их в твой кабинет. Правильно?

— Спасибо, дочка.

— Постой, Бри, — спохватилась я, выглядывая из полотенца. — Может, вы с Фанни спуститесь в погреб и принесете немного овощей? И чего-нибудь еще… Например, сладкого — варенья или изюма. Кем бы они ни были, придется их накормить.

— Конечно, — кивнула она. — Вы не знаете, кто эти люди?

— Тот, что помоложе, — офицер. Так считает Фанни, — сказал Джейми. — В общем, посмотрим. Идем, саксоночка. — Он приобнял меня за талию, чтобы сопроводить внутрь. — Тебе нужно обсохнуть.

— И одеться.

— Да, и это тоже.

* * *

Погреб находился на другой стороне большой поляны, хотя и не очень далеко от коптильни. Открытое пространство — без деревьев и построек — совершенно не защищало от ветра. Он яростно подталкивал их в спину, надувая юбки, и даже сорвал с Фанни чепец.

Брианна успела вовремя подхватить проносящийся мимо муслин. Распущенные волосы, разметавшись, лезли в лицо и в глаза — как и у Фанни, так что обе почти ничего не видели. Переглянувшись, они невольно рассмеялись. А когда первые капли дождя упали на землю, с визгом побежали к погребу, чтобы поскорее оказаться в укрытии.

Погреб был вырыт в склоне холма, грубую деревянную дверь по обеим сторонам обрамляли уложенные друг на друга камни. Дверь заклинило, однако Бри распахнула ее могучим рывком, и они ввалились внутрь — немного подмокшие, но спасенные от хлещущих снаружи потоков.

— Держи. — Все еще задыхаясь от быстрого бега, Бри протянула Фанни чепец. — Хотя от дождя он вряд ли защитит.

Фанни покачала головой, чихнула, захихикала и снова чихнула.

— А твой где? — спросила она, шмыгая носом и пряча под чепец растрепавшиеся кудри.

— Мне не очень нравится их носить, — ответила Бри и улыбнулась, заметив изумление в глазах девочки. — Иногда я покрываю голову, когда готовлю или делаю какую-нибудь грязную работу. На охоту могу надеть шляпу. Но обычно просто подвязываю волосы лентой.

— Так вот почему мифис… миссис Фрэзер — то есть ваша мама — тоже не носит чепец?

— Ну, у мамы немного другая причина, — сказала Бри, распутывая пальцами длинные рыжие пряди. — Для нее это способ борьбы с… — поколебавшись, она решила выложить все как есть: в конце концов, Фанни теперь член семьи, — с людьми, которые считают себя вправе диктовать ей, как надо жить.

Девочка удивленно округлила глаза.

— И никто не может ее заставить?

— Хотела бы я посмотреть на этого смельчака, — усмехнулась Брианна и, скрутив волосы в небрежный пучок, приступила к осмотру запасов.

К ее облегчению и радости, почти три четверти полок были заполнены продуктами: картофель, репа, яблоки, ямс. Рядом дозревали продолговатые ярко-зеленые плоды азимины^[71]. У дальней стены стояли два огромных холщовых мешка, доверху набитые чем-то маленьким и круглым — возможно, орехами (хотя в этом году урожая еще не было — наверное, родители их на что-то выменяли). В погребе витал сладкий пьянящий запах муската: под потолком висели гроздья винограда, который должен вот-вот превратиться в изюм.

— Мама не теряла времени даром, — отметила Бри, машинально набирая дюжину картофелин с одной из полок. — Полагаю, ты тоже, — с улыбкой добавила она, поворачиваясь к Фанни. — Ты ведь наверняка помогала собирать урожай.

Польщенная Фанни скромно опустила глаза.

— Я выкопала репу и часть картофеля, — уточнила она. — Их там много росло под сорняками. На пустыре, который все называют Старым садом.

— Старый сад… — повторила Брианна. — Ясно.

По телу пробежала дрожь — и прохлада погреба здесь была ни при чем. Бри слышала, что Мальву Кристи убили и закопали в том самом саду. Вместе с нерожденным ребенком. Под теми самыми сорняками…

Она искоса взглянула на Фанни, вытаскивающую луковицу из связки: очевидно, девочка ничего не знала о трагедии, из-за которой сад оказался заброшен. Ей еще не успели рассказать.

— Может, возьмем побольше картофеля? — спросила Фанни, бросая в корзину две крупные желтые луковицы. — И немного яблок для лепешек? Если дождь не прекратится, те мужчины останутся на ночь. А у нас даже яиц к завтраку нет.

— Отличная идея! — похвалила Бри. Фанни проявила предусмотрительность истинной хозяйки. Предложение девочки напомнило ей о таинственных путниках. — Кстати, почему ты решила, что один из них — офицер?

И почему папу не удивляет такая осведомленность?

Фанни долго смотрела на нее с непроницаемым лицом.

— Я видела таких, — выпалила она наконец. — Много раз. В борделе.

— Где? — Брианна чуть не выронила плод азимины, который доставала с верхней полки. Она не ожидала, что девочка об этом заговорит, хотя знала о ее прошлом от мамы.

— В борделе, — осекшись, повторила Фанни. Она побледнела, но глаза смотрели из-под чепца решительно и твердо. — В Филадельфии.

— Понятно… — Брианна надеялась, что ей удалось придать голосу и взгляду такую же твердость. Она старалась говорить спокойно, хотя внутренне кипела от негодования. Господи, ей ведь не больше двенадцати! — А па… значит, там он тебя и нашел?

Фанни торопливо отвернулась к полке с яблоками, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

— Нет, — глухо ответила девочка. — Моя… сестра… она… мы убежали ф ней вмефте.

— А твоя сестра, она?.. — осторожно спросила Бри.

— Умерла.

— Ох, Фанни!.. — Фрукты выпали из рук, но это было неважно. Бри порывисто обняла малышку и крепко прижала к себе, словно хотела изгнать повисшую в воздухе печаль, выдавить ее из пространства. — Ох, Фанни… — ласково повторила Брианна, гладя худенькие вздрагивающие лопатки. Точно так же она утешала бы Джема или Мэнди.

Вскоре девочка перестала дрожать и, взяв себя в руки, высвободилась из объятий.

— Ничего. — Фанни быстро-быстро моргала, стараясь не расплакаться. — Теперь она… в безопасности. — Малышка глубоко вздохнула и расправила плечи. — После того как это случилось, Уильям передал меня мистеру Фрэзеру. Ой!.. — спохватилась она. — Вы же знаете Уильяма?

Бри не сразу сообразила, о ком речь. Что еще за Уильям? Но тут в памяти что-то щелкнуло, и она ошарашенно посмотрела на Фанни.

— Уильям? Сын моего… мистера Фрэзера? — Сразу вспомнился разговор на пристани Уилмингтона и высокий юноша с раскосыми глазами и длинным — точь-в-точь как у нее — носом. Правда, волосы у парня были темные, а не рыжие.

— Да, — настороженно кивнула Фанни. — Получается, он ваш брат?

— Только наполовину. — Не вполне оправившись от потрясения, Брианна принялась подбирать упавшие фрукты. — Говоришь, он передал тебя папе?

— Да. — Фанни снова вздохнула и, подняв последнее яблоко, посмотрела Брианне в глаза. — Вы не против?

— Конечно, нет! — Бри ласково погладила ее по щеке. — Нет, Фанни. Я совсем не против.

* * *

Джейми сразу понял, что Партленд, в отличие от своего дядюшки, в самом деле военный. И хотя подчеркнуто учтив с Грейнджером, определенно имеет над старшим — и более богатым — спутником некоторую власть. Либо много о себе возомнил, — подумал Джейми, с любезной улыбкой наливая вина расположившимся в кабинете гостям. Партленд ему не нравился, и, судя по всему, неприязнь была взаимной, только вот причин ее он и не знал. Пока.

— Мистер Грейнджер, может, останетесь до утра? — спросил он, с опаской подняв глаза к потолку. — Уже стемнело, а буря и не думает прекращаться. Вряд ли вам захочется пробираться по лесу в кромешной тьме.

Дождь вовсю барабанил по крыше, и Джейми испытывал смешанные чувства: гордость человека, собственноручно соорудившего надежную кровлю, и смутное опасение, что та окажется не такой уж надежной.

— Вы правы, генерал, — ответил Партленд. — Мы с дядей благодарим вас за гостеприимство, — добавил он, приветственно приподняв бокал.

Грейнджер несколько опешил от столь явного нарушения субординации со стороны племянника. Однако, обменявшись с ним многозначительными взглядами, успокоился и тоже пробормотал слова благодарности.

— Рад помочь, джентльмены, — сказал Джейми, садясь за письменный стол с бокалом в руке.

Пришлось принести из кухни табурет для Партленда — в кабинете был только один гостевой стул с плетеным сиденьем из тростника. Хорошо хоть стены закончены — теперь здесь чувствовалось приятное уединение. Из кухни доносились методичные удары: Клэр, вновь подобающе одетая, отбивала колотушкой жесткий кусок оленины, чтобы размягчить его до более съедобного состояния.

— Прошу вас, зовите меня «мистер Фрэзер», — с улыбкой добавил он и пояснил, предупреждая возражения: — После битвы при Монмуте я вышел в отставку и с тех пор не имею никакого отношения к Континентальной армии.

— В самом деле? — Грейнджер выпрямил спину и разгладил сюртук, чтобы прикрыть дыру. — Сэр, вы сама скромность! Обычно люди, сделавшие столь блестящую военную карьеру, держатся за звания до конца своих дней.

Партленд сохранял вежливую невозмутимость. Джейми подумал, что за ней скрывается усмешка, и ощутил легкий укол раздражения.

— Должен заметить, сэр, многие офицеры вполне заслуженно сохраняют за собой звание, выйдя в отставку после многих лет достойной службы. Например, ваш друг капитан Каннингем.

— Э-э… действительно. — Грейнджер как будто сконфузился. — Приношу свои извинения, мистер Фрэзер. Не хотел вас обидеть замечанием о воинских званиях…

— Все в порядке, сэр. Так значит, вы с капитаном давние знакомые?

— О да! — Грейнджер заметно оживился, желая поскорее замять неловкость. — Капитан оказал мне огромную услугу, когда отбил один из моих кораблей у французского корсара возле берегов Мартиники. Я навестил его, чтобы лично выразить благодарность, и в ходе беседы обнаружилось, что у нас много общего. Мы стали друзьями и с тех пор обмениваемся письмами вот уже — боже правый! — двадцать лет.

— Так вы негоциант?

Это объясняет подкладку из желтого шелка, которая наверняка стоит больше, чем одежда всех домочадцев Джейми.

— Да. В основном торгую ромом. К сожалению, нынешняя война значительно усложнила ситуацию.

Джейми издал неопределенный звук, выражающий вежливое сочувствие и нежелание углубляться в политические споры. Мистер Грейнджер был явно не прочь сменить тему, однако Партленд вдруг подался вперед, поставив бокал на стол.

— Простите, что вмешиваюсь, мистер Фрэзер. — Он улыбнулся одними губами. — Позвольте спросить — разумеется, из чистого любопытства, — почему вы оставили службу в рядах армии Вашингтона?

Джейми так и подмывало сказать, что не позволит. Но желание побольше разузнать о Партленде вынудило его сдержаться.

— Мое назначение было вынужденной мерой, — спокойно ответил он. — Генерал Генри Тейлор скончался за несколько дней до битвы, и Вашингтону требовался опытный человек, который мог бы возглавить отряды ополченцев вместо покойного. Однако большинство солдат Тейлора записались в армию всего на три месяца, и срок их службы подошел к концу вскоре после Монмута. Необходимость в моих услугах попросту отпала.

— Вот как? — Партленд насмешливо смотрел на Джейми, будто прикидывая, стоит ли высказывать свои соображения. И он их таки высказал. А Джейми мысленно поставил галочку возле слова «бесцеремонный». Сразу после отметки напротив «скользкий, как змея». Оказывается, он уже давно вел в уме этот список. — Несомненно, Континентальная армия смогла бы найти дальнейшее применение человеку с вашим послужным списком. Насколько я знаю, сейчас они собирают солдат по всей Европе, независимо от опыта и репутации.

Джейми снова неопределенно хмыкнул, Грейнджер издал английскую версию того же междометия, но Партленд и ухом не повел.

— Люди болтают — уверен, это всего лишь грязные слухи… — он снисходительно махнул рукой, — будто вы самовольно покинули поле боя. И будто этот конфуз послужил причиной вашей отставки.

— На сей раз слухи оказались недалеки от правды, — ответил Джейми ровным тоном. — Моя жена получила серьезное ранение во время боя — она хирург и ухаживала за пострадавшими, — поэтому я решил подать в отставку, чтобы спасти ей жизнь.

Больше я тебе ни слова об этом не скажу, gobaire!^[72]

Грейнджер смущенно кашлянул и неодобрительно посмотрел на племянника. Взяв бокал, тот с невозмутимым видом откинулся на спинку стула, исподтишка косясь в сторону хозяина. Сквозь неотделанные стены из кухни доносились приглушенные удары молотка — теперь их ритм не поспевал за участившимся сердцебиением Джейми.

Чтобы замедлить пульс, он сделал глубокий вдох. Затем взвесил в руке бутылку: наполовину полная. Хватит, чтобы продержаться до ужина.

— Может, расскажете о торговле ромом? — спросил Джейми, вновь наполняя бокал Грейнджера. — Когда-то в Париже я торговал вином и отчасти крепкими спиртными напитками. Но это было двадцать пять лет назад — полагаю, с тех пор многое изменилось.

Атмосфера в кабинете разрядилась, стук молотка смолк. Беседа стала более дружеской и непринужденной. Крыша не текла. Джейми немного расслабился, потягивая вино. Нужно будет поговорить с Бобби и Роджером Маком о капитане Каннингеме. Завтра же.

* * *

Бобби Хиггинс появился на пороге сразу после полудня следующего дня. На нем были чистые штаны и рубашка, а также лучший жилет с кружевным шейным платком. Джейми насторожился. Подобная педантичность в выборе наряда говорила о том, что Бобби чем-то обеспокоен и надеется умилостивить богов тщательно уложенными волосами и накрахмаленной одеждой.

— Сэр, вы хотели со мной поговорить? Миссис Гудвин передала моей Эми просьбу вашей сестры, — выпалил он и тревожно кивнул. Затем уставился на Джейми, пытаясь догадаться, о чем пойдет речь.

— Заходи, Бобби. — Джейми отступил, жестом приглашая гостя войти. — Я лишь хотел спросить, что тебе известно о капитане Каннингеме. Вчера у нас останавливались двое его приятелей — гроза застигла их в лесу.

— А-а… — протянул Бобби с явным облегчением. — Плохие дяденьки.

— Кто?

— Так их малышка Мэнди окрестила. — Он выставил ладонь примерно на уровне ее роста. — Сказала, что это «плохие дяденьки», и требовала их пристрелить.

Джейми улыбнулся, нисколько не удивившись внучкиной прозорливости.

— Бобби, а сам-то ты что о них думаешь?

Бобби покачал головой.

— Я их не видел. Ребятишки играли возле теплицы, когда мимо прошли два чужака. Вернувшись домой, дети мне об этом рассказали. А я и говорю: интересно, мол, кто они такие? Тогда Жермен сказал, что они искали капитана Каннингема. Полагаю, те самые.

— Согласен. Бобби, выпьешь со мной по баночке эля?

Эль, сваренный Фанни и Брианной, был отвратительным. Однако крепости в нем хватало, так что мужчины безропотно его выпили, беседуя об арендаторах и различных хозяйственных делах.

— Бобби, я подумываю собрать ополчение, — невзначай бросил Джейми.

К его удивлению, собеседник одобрительно кивнул.

— Давно пора, сэр. Уж простите мою прямоту.

— Почему ты так считаешь? — насторожился Джейми.

— Пару дней назад заезжал Джосайя Бердсли и сказал, что видел в лесу между Риджем и Блоуинг-Роком группу людей. Вооруженных. Еще он уверял, что среди них был по меньшей мере один красномундирник. — Сделав большой глоток пива, Бобби вытер рот и добавил: — Я и раньше слышал о подобных отрядах, но они еще никогда не подступали так близко.

— Понятно, — тихо сказал Джейми.

Кто-нибудь придет. Так он сказал Брианне, выслушав историю о Робе Кэмероне. По спине пробежал неприятный холодок. Вряд ли вооруженные люди в лесу имеют какое-либо отношение к ублюдкам, которые пытались убить дочь в ее собственном доме и времени. Однако в нынешних условиях кто угодно может представлять угрозу.

— Значит, чем скорее, тем лучше. Бобби, можешь составить список? Мне нужно знать, какое оружие есть на руках у обитателей Риджа: от мушкета до косы. Даже кухонный нож сойдет.

* * *

Вышло так, что о капитане Каннингеме ему рассказала Рэйчел. Он собирался помочь Роджеру Маку и Ричарду Макниллу доделать крышу новой церкви и зашел к Йену, чтобы позвать его с собой. Вчетвером они закончили бы половину работы до захода солнца: хижина была небольшой.

Однако дома оказалась только Рэйчел. Она сбивала масло на веранде; листья осин отбрасывали на девушку легкие тени, похожие на стайки прозрачных бабочек.

— Йен ушел на охоту с одним из Бердсли, — с улыбкой сказала она, ни на миг не прерывая свое занятие. — Твоя сестра отправилась к Эгги Макэлрой и взяла Огги — скорее всего, в качестве примера ужасного ребенка. Чтобы младшая дочь Эгги не вздумала выскакивать замуж за первого встречного.

— Катрина?.. — спросил он, порывшись в памяти. — Ей ведь не больше четырнадцати?

— Тринадцать. Но, полагаю, девочка уже созрела. Долго ждать не станет. Один ветер в голове. — Рэйчел покачала головой и продолжила: — Хотя, мне кажется, похотливость и жажда перемен здесь ни при чем. Дело скорее в страхе — она ведь самая младшая. Вот и боится, что ей запретят выходить замуж, чтобы она ухаживала за родителями, когда те состарятся. Поэтому хочет поскорее сбежать, пока из них песок не начал сыпаться.

Джейми невольно задумался: не сыпется ли песок из него самого? Ведь Гордон Макэлрой на пять лет младше, да и Эгги всего около сорока пяти.

— А ты неплохо разбираешься в людях, дочка, — с улыбкой похвалил он.

— Это правда, — улыбнулась та в ответ. — Хотя в случае с Катриной моя проницательность не пригодилась. Девочка сама поведала мне о своих опасениях.

Должно быть, Рэйчел работала с самого утра: день выдался нежаркий, однако края ее кружевного нагрудного платка потемнели от пота, а на смуглом лице выступил румянец.

Поднявшись на веранду, он подошел к девушке и ловко перехватил рукоять маслобойки.

— Сядь отдохни, малышка. И заодно расскажи все, что знаешь о капитане Каннингеме.

— Ты слишком высокий для нашей маслобойки, — скептически заметила Рэйчел, но все же села на краю веранды, с наслаждением вытянув ноги и расправив плечи.

— Похоже, масло вот-вот собьется. — Джейми уже и не помнил, когда в последний раз занимался пахтаньем. Лет пятьдесят назад. От этой мысли стало не по себе, и он с удвоенной силой принялся орудовать рукояткой.

— Верно. — Повернувшись, Рэйчел взглянула на него и нахмурилась. — Но если будешь так молотить, ничего не выйдет! Надо помедленнее.

— Ох, извини! — Джейми послушно вернулся к прежнему ритму, ощущая приятную вязкость тяжелой массы, которая с мягким хлюпаньем болталась из стороны в сторону. — Ты хоть раз с ним встречалась?

— Конечно, — ответила она с легким удивлением. — Сначала я познакомилась с его матерью. Это было несколько недель назад, вскоре после их приезда. Мы столкнулись в лесу, когда собирали окопник. Немного поболтали, и я помогла ей донести корзины до дома. Ее сын был очень любезен и предложил мне чая. — Рэйчел многозначительно подняла бровь, однако Джейми и сам обратил внимание на необычный факт.

— Чая в наших краях уже лет пять никто не видел.

— Вот именно, — задумчиво кивнула девушка. — Мистер Каннингем сказал, что старые флотские друзья иногда присылают ему чай и другие деликатесы.

— Ты сказала «вскоре после их приезда». А когда они приехали?

— В конце апреля. Капитан Каннингем сказал Бобби Хиггинсу, что, подобно Одиссею, долго странствовал с веслом на плече, пока не забрел в края, где никто не видел такую диковину. И решил там поселиться.

Джейми невольно улыбнулся.

— Бобби знает, кто такой Одиссей?

— Не знал, но я вкратце рассказала ему эту историю и объяснила, что капитан говорил в переносном смысле. Думаю, Бобби чувствовал себя с капитаном не в своей тарелке, — дипломатично заметила Рэйчел. — Но отказывать новому поселенцу не было причин — к тому же Каннингем оплатил аренду на пять лет вперед. Наличными.

Бобби чувствовал себя не в своей тарелке с любыми представителями власти — из-за клейма убийцы. Будучи солдатом в Бостоне, он случайно подстрелил местного жителя во время потасовки.

— Похоже, людям нравится с тобой откровенничать, — сказал Джейми. Рэйчел подняла на него приветливый взгляд ореховых глаз и кивнула.

— Я люблю слушать, — бесхитростно ответила она.

Собирая травы в окрестном лесу, Рэйчел частенько навещала Каннингемов — поделиться излишками. В новых поселенцах не было ничего примечательного, если не считать желания капитана стать проповедником.

— Проповедником? — От удивления Джейми на миг перестал сбивать масло, но вовремя спохватился. Масса начинала затвердевать. — Весьма необычная мечта для человека его склада.

— Вообще-то капитан начал ее воплощать, еще когда служил во флоте. Читал матросам проповеди по воскресеньям. Полагаю, это занятие показалось ему весьма благодарным, вот он и решил податься в проповедники после выхода в отставку. Правда, Каннингем понятия не имеет, как достичь своей цели. Мать сказала ему, что Господь непременно укажет способ.

Новость о желании офицера стать духовным пастырем удивила Джейми, но вместе с тем успокоила. Нынче многие священники воинственно взывают к Господу, моля низвергнуть армию противника в геенну огненную. Так что одно другому не мешает. Маловероятно, что отставной капитан Британского флота откажется от прежних убеждений и выступит в поддержку независимости американских колоний. Похоже, малышка Фрэнсис была права насчет мистера Партленда.

— Между прочим, когда Роджер с Брианной пришли знакомиться, Каннингемы их и на порог не пустили, — сказал Джейми. — По-моему, масло готово.

Рэйчел поднялась, вновь убрала темные волосы под чепец и подошла взглянуть. Взяла в руки маслобойку и, пару раз помешав, кивнула.

— Знаю. Брианна говорила. Мне кажется, — мягко добавила она, — Роджеру стоит побеседовать с Другом Каннингемом наедине.

— Возможно.

Джейми вынул маслобойку, и они заглянули внутрь: на поверхности сливок плавали бледно-золотые комочки масла.

19

Дневная охота

Погода выдалась чудесная, и я убедила Джейми — хотя и с трудом, — что мир не рухнет, если кухня еще один день постоит без двери. Мы взяли детей и все вместе отправились через лес к хижине Йена, прихватив небольшие подарки для Рэйчел, Дженни и Огги.

— Как думаешь, саксоночка, они уже выбрали малышу имя? Может, поспорим?

— На что? — рассеянно ответила я. — Ты сам-то как считаешь?

— Не выбрали. С вероятностью пять к двум. Спорить будем… — Удостоверившись, что нас никто не слышит, Джейми сказал вполголоса: — …на твои панталоны.

Панталонами он называл нижнюю часть моей фланелевой пижамы, которую я шила к зиме.

— Что ты собираешься с ними делать, скажи на милость?

— Сжечь.

— Даже не мечтай. И потом, я тоже думаю, что Йен и Рэйчел еще не определились. Насколько я знаю, последними вариантами были Седрах, Гилберт и могавская версия фразы «пукает, как козел».

— Дай-ка угадаю. Третий вариант предложила Дженни?

— Ну а кто еще так хорошо разбирается в козлах?

Блубелл с энтузиазмом обнюхивала шуршащие под ногами листья, ритмично помахивая хвостом.

— А правда, что таких собак можно натаскать на что угодно? — спросила я. — Слышала, их иногда называют енотовыми гончими. Хотя не похоже, что ее сейчас интересуют еноты.

— Блубелл относится к другой разновидности породы, хотя енота тоже не упустила бы. На что ты хочешь ее натаскать? На трюфели?

— Если не ошибаюсь, для охоты на трюфели нужен кабан. Кстати, о кабанах… Джемми! Жермен! Смотрите в оба: здесь водятся кабаны! И приглядывайте за сестренкой!

Мальчики сидели на корточках под сосной, отковыривая кусочки коры, похожие на элементы пазла. Услышав мой окрик, они растерянно огляделись.

— Где Мэнди? — крикнула я.

— Там! — Жермен махнул вверх по склону холма. — С Фанни.

— Смотри, Жермен, тысяченожка! Какая огромная! — воскликнул Джем.

Жермен тут же потерял интерес к девчонкам и, присев на корточки рядом с Джемом, принялся разгребать сухие листья.

— Может, мне тоже пойти посмотреть? — спросила я у мужа. — Вообще-то они не ядовитые, однако некоторые виды многоножек — например, сколопендры — больно кусаются.

— Парнишка умеет считать, — остановил меня Джейми. — Если он говорит, что у нее тысяча ножек, — значит, примерно так оно и есть.

Он коротко свистнул, подзывая собаку, и Блубелл навострила уши.

— Ищи Фрэнсис, a nighean, — приказал Джейми, указывая на холм. Собака понимающе тявкнула и рванула вверх по каменистому склону, взметая лапами желтые опавшие листья.

— Думаешь, она… — Не успела я договорить, как сверху послышались голоса девочек и радостный лай. — Получается, Блубелл действительно знает, кто из нас Фанни.

— Ну конечно, знает! Она давно научилась всех различать, но Фрэнсис ее любимица, — ответил он с улыбкой.

И правда: девочка обожала собаку и могла по полдня вычесывать ей шерсть, извлекая клещей, а когда устраивалась с книгой возле очага, Блубелл мирно похрапывала у ее ног.

— Почему ты упорно зовешь ее Фрэнсис? — полюбопытствовала я. — Ведь все остальные, включая ее саму, предпочитают вариант Фанни.

— Фанни — имя для шлюхи, — отрезал Джейми. Однако, заметив мое изумление, мягко пояснил: — Может, встречаются и приличные женщины с таким именем. Но Роджер Мак говорит, что в вашем времени все еще печатают эту книжонку Клеленда.

— Кливленда?.. А, ты про Джона Клеланда и его роман «Фанни Хилл»?

Меня поразило даже не то, что спустя двести пятьдесят лет откровенно порнографическая книга «Воспоминания женщины для утех» продолжает пользоваться спросом — в конце концов, некоторые вещи никогда не устаревают, — а то, что муж обсуждал это именно с Роджером.

— Еще он сказал, что это имя будут использовать как… непристойное название для… женских интимных мест, — хмуро добавил Джейми.

— Верно, — подтвердила я. — Или для обозначения задницы. Смотря откуда ты: из Британии или Америки. Но ведь сейчас у имени нет такого значения?

— Нет, — неохотно признал он. — Все же лорд Джон однажды сказал, что «Фанни Лейкок» — прозвище всех шлюх. Я тут подумал… — Джейми вновь сдвинул брови. — Ее сестра представилась как Джейн Элеонора Покок. Что, если это не настоящее имя, а…

— Псевдоним? — подсказала я. — Меня бы это не удивило. Кстати, разве «по» не означает на французском «ночной горшок»?

— Pot de chambre? — удивленно произнес он. — Ну конечно.

— Ну конечно… — пробормотала я. — Допустим, Покок — вымышленная фамилия. Думаешь, Фанни… Фрэнсис знает настоящую?

Джейми озадаченно покачал головой.

— Не хочу донимать малышку расспросами. Она больше не упоминала о том, что случилось с ее родителями?

— Нет. По крайней мере, мне. А даже если рассказала бы кому-нибудь другому, нам бы сразу передали.

— Может, просто забыла?

— Скорее не хочет вспоминать.

Он кивнул, и некоторое время мы брели молча, наслаждаясь безмятежностью осеннего леса. Сквозь шелест каштановых деревьев, словно крики далеких птиц, доносились детские голоса.

— Между прочим, — прибавил Джейми, — Уильям тоже звал ее Фрэнсис. Когда передавал мне.

* * *

Мы шли не спеша, останавливаясь через каждые несколько шагов, когда мне попадалось что-нибудь съедобное, целебное или удивительное.

— Ого! — восхищенно воскликнула я, бросившись к кроваво-красному наросту у подножия дерева. — Ты только посмотри!

— Похоже на кусок сырой оленьей печени, — сказал Джейми, заглядывая мне через плечо. — Но я не чувствую запаха крови. Видимо, перед нами один из твоих «древесных грибов»?

— Угадал! Это fistulina hepatica^[73], — сказала я, доставая нож. — Подержи-ка, пожалуйста.

Покорно вздохнув, он взял у меня корзину и терпеливо ждал, пока я срежу мясистые ломти — под опавшими листьями обнаружилась целая россыпь грибов, напоминающих багряные кувшинки. Я не стала срезать самые маленькие — пускай подрастут, — но и без них набрала около двух фунтов лесных деликатесов. Уложила их в корзину между слоями влажных листьев, а затем отломила маленький кусочек и с улыбкой протянула Джейми.

— Откусишь с одной стороны — подрастешь, откусишь с другой — уменьшишься.

— Что?

— Так говорила Гусеница из «Алисы в Стране чудес». Потом расскажу. Я слышала, по вкусу они напоминают сырую говядину.

— Что еще за гусеница? — пробормотал Джейми себе под нос, внимательно рассматривая гриб. Убедившись, что никаких следов насекомых не наблюдается, сунул его в рот и принялся сосредоточенно жевать с закрытыми глазами. Затем наконец проглотил.

— Разве что очень старую говядину, которая слишком долго вялилась, — вынес он вердикт. — Признаться, это вполне съедобно.

— Спасибо за столь высокую оценку сырых грибов, — польщенно сказала я. — Вот бы приготовить к ним соус tartare, да жаль анчоусов под рукой нет.

— Анчоусы… — мечтательно произнес Джейми и облизнулся. — Сто лет их не ел. Когда в следующий раз поеду в Уилмингтон, постараюсь раздобыть.

Я удивленно посмотрела на мужа.

— Ты собираешься в Уилмингтон?

— Возможно, — уклончиво ответил он. — Поедешь со мной, саксоночка? Хотя у тебя сейчас, наверное, полно хлопот с заготовками на зиму.

Я возмущенно фыркнула. Мне действительно приходилось посвящать почти все свое время сбору, поиску, ловле, копчению, засолке и консервированию пищи (помимо изготовления лечебных порошков, настоек и отваров). Однако никто не отменял необходимости пополнять запасы иголок, булавок, сахара (которого, кстати, почти не осталось. А без него варенья не сваришь!), ниток. Не говоря уже о разных хозяйственных мелочах и более сложных медицинских препаратах вроде эфира.

Даже табун диких лошадей не смог бы удержать меня от поездки. И Джейми это прекрасно знал; его губы дрогнули в лукавой ухмылке.

Не успела я милостиво принять приглашение… или пихнуть Джейми в ребра, как из-за деревьев послышался жуткий вой и Блубелл ринулась вниз по склону холма; все четверо детей помчались за ней, преследуя невидимую добычу.

— Что ты там говорила про енотов? — Прищурившись, Джейми вглядывался в даль, где под деревом застыла гончая. Уперев передние лапы в ствол и задрав морду, она пронзительно выла.

К моему удивлению, на дереве и правда оказался енот — жирный, серый, огромный и ужасно рассерженный, что его посмели потревожить среди дня. Зверек сидел в дупле треснувшей от удара молнии сосны и враждебно поглядывал на преследователей. Наверняка он рычал, но из-за криков детей и собачьего воя ничего не было слышно.

Джейми шикнул на всех — кроме собаки — и посмотрел на енота с азартом прирожденного охотника. Глаза Джема светились тем же огнем. Жермен и Фанни стояли рядом, разглядывая зверя, а Мэнди крепко обхватила меня за ногу.

— Я боюсь, что он меня укусит! — пропищала она. — Дедуля, не позволяй ему меня кусать!

— Не волнуйся, a nighean, не позволю. — Не сводя глаз с енота, Джейми снял ружье и потянулся к висевшему на поясе мешочку с патронами.

— Дедушка, можно я сам его пристрелю? Ну пожалуйста! — Джему не терпелось взять ружье, и он в волнении вытирал руки о штаны. Джейми с улыбкой посмотрел на него и перевел взгляд на Жермена — как мне показалось.

— Пусть лучше Фрэнсис попробует, хорошо? — Он протянул руку ошарашенной девочке. Я была уверена, что Фанни в ужасе отпрянет, однако та лишь слегка покраснела и после секундного колебания смело шагнула вперед.

— Покажите, как надо стрелять, — пролепетала Фанни, переводя взгляд с ружья на енота, словно боялась, что они вдруг исчезнут.

Обычно Джейми носил ружье заряженным, но без запала. Опустившись на колено, он положил ружье на бедро другой ноги и протянул девочке наполовину заполненный патронник. А затем показал, куда засыпать порох. Мальчишки завистливо наблюдали, с умным видом вставляя комментарии: «Фанни, это огниво», «прижми приклад к плечу, не то ружье отскочит при отдаче и разобьет тебе лицо». Джейми и Фанни не обращали на них внимания. На всякий случай я оттащила Мэнди на безопасное расстояние и села на обветшалый пень, усадив малышку на колени.

Блубелл с енотом продолжали состязаться в громкости, так что лес звенел от собачьего воя и сердитого пронзительного визга. Мэнди демонстративно закрыла уши ладошками, однако вскоре убрала руки, чтобы спросить, умею ли я стрелять из ружья.

— Да, — кивнула я, не вдаваясь в детали.

Теоретически я действительно знала, как это делать, и даже неоднократно разряжала ружье. Правда, такое занятие не доставляло мне удовольствия — тем более в битве при Монмуте я на собственной шкуре испытала жуткие последствия огнестрельного ранения. Уж лучше бы ножевое.

— А вот мама умеет стрелять из чего угодно, — заявила Мэнди, неодобрительно хмурясь на Фанни.

Девочка трясущимися руками прижимала ружье к плечу. Вид у нее был одновременно возбужденный и испуганный. Присев позади Фрэнсис, Джейми помог ей выровнять ружье и объяснил, как целиться. Стоял такой галдеж, что его низкий голос казался едва различимым гулом.

— Ступайте к бабушке! — крикнул он мальчикам, неотрывно глядя на енота.

Зверек распушил шерсть, увеличившись почти вдвое, и яростно рычал на Блубелл, игнорируя зрителей. Джем с Жерменом нехотя повиновались, отошли на относительно безопасное расстояние и встали возле меня. Я с трудом поборола желание отогнать их еще дальше.

Грянул оглушительный выстрел, и Мэнди завизжала. Я и сама едва сдержала крик. Подстреленный енот свалился с дерева. Возможно, зверек был уже мертв, но Блу схватила его, переломив хребет, и бросила окровавленную тушку на землю, после чего издала победный вой.

Мальчики с восторженными воплями подбежали к Фанни и похлопали ее по спине. Девочка стояла с открытым ртом, еще не отойдя от шока. Сквозь пелену черного дыма виднелось ее побелевшее лицо. Она беспрестанно переводила взгляд с ружья в руках на мертвого енота, словно не веря собственным глазам.

— Отличный выстрел, Фрэнсис. — Джейми ласково погладил ее по голове и забрал ружье из трясущихся рук. — Может, попросим мальчишек освежевать добычу?

— Д-да… Да, пожалуйста, — чуть заикаясь, ответила Фанни. Затем глянула в мою сторону, но подходить не стала, а вместо этого на ватных ногах направилась к Блу и рухнула на колени в осеннюю листву рядом со своей любимицей. — Хорошая собачка…

Она обняла гончую, которая тут же принялась радостно лизать ей лицо. Джейми подобрал окровавленного енота, опасливо покосившись на собаку. Блубелл ограничилась сдержанным рычанием.

Когда шум охоты (если это можно назвать охотой) смолк, в лесу вдруг стало неестественно тихо — даже ветер будто замер. Взбудораженные происшествием мальчишки увлеченно свежевали енота, настояв, чтобы Фанни непременно подошла и восхитилась их мастерством. Поскольку громкая часть охоты закончилась, Мэнди с энтузиазмом присоединилась к остальным, то и дело уточняя название очередного извлеченного органа.

Джейми сел рядом со мной, поставив ружье у ног, и расслабился, благодушно наблюдая за детьми. Но мне почему-то было тревожно. Эхо выстрела все еще звенело в голове, пробирая до мозга костей.

Я отвела взгляд и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы заместить тяжелый запах свежей крови приятными ароматами леса и грибов. Вспомнив про свои трофеи, я опустила глаза в корзину, где сквозь влажные листья алели мясистые шляпки Fistulina hepatica. К горлу подступила тошнота, и я резко встала.

— Что случилось, саксоночка? — раздался за спиной удивленный голос Джейми. — Тебе нехорошо?

Чтобы не упасть, я ухватилась за белоснежный ствол осины, стараясь не прислушиваться к раздающимся неподалеку тошнотворным звукам.

— Все в порядке, — пробормотала я онемевшими губами и зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела струйку вязкого древесного сока цвета запекшейся крови, вытекающего из трещины в коре. Отпустив ствол, я медленно осела в опавшую листву.

— Саксоночка! — Джейми явно встревожился, но не решался говорить громче, чтобы не напугать детей.

Я сглотнула — раз, другой, а затем вновь открыла глаза.

— Ничего страшного. Просто голова немного закружилась.

— Ты побелела, как эта осина, a nighean. Держи… — Он вытащил из споррана маленькую фляжку и протянул мне. Виски! Я с благодарностью отхлебнула обжигающий напиток, в надежде избавиться от мерзкого привкуса крови во рту.

Послышались детские крики и смех. Выглянув из-за плеча Джейми, я увидела, что Блу радостно катается по свежеизвлеченным внутренностям — белые пятна на ее шкуре стали грязно-коричневыми. Сложившись пополам, я извергла содержимое желудка; смешанная с виски рвота выливалась даже через нос.

— A Dhia, — пробормотал Джейми, вытирая мне лицо носовым платком. — Девочка моя, ты тоже ела грибы? Думаешь, это отравление?

Я отмахнулась от платка, пытаясь отдышаться.

— Нет, все в порядке. Можно?.. — Я потянулась к фляжке, и муж вложил ее мне в руку.

— Пей маленькими глоточками, — посоветовал он, вставая. Затем направился к детям и в два счета навел порядок. Мясо и шкуру енота убрали в корзину, а останки зарыли под деревом, подальше от моих глаз. Детей Джейми отослал к дальнему ручью, строго наказав им вымыться и помыть собаку.

— Бабушка немного утомилась от прогулки, mo leannan^[74], — пояснил он внукам, искоса взглянув на меня. — Мы подождем вас здесь. Аманда, не отходи от Фрэнсис ни на шаг и слушайся ее, поняла? А вы, парни, смотрите в оба: гулять по лесу в пропахшей кровью одежде — опасная затея. Если вдруг увидите кабанов, помогите девочкам залезть на дерево и зовите на помощь. И возьмите-ка лучше вот это. — Он протянул Джему ружье. — На всякий случай.

Вручив Жермену мешочек с патронами, Джейми смотрел, как дети спускаются по склону к журчащему внизу ручью. Они присмирели, хотя продолжали хихикать и пихаться локтями.

— Ну как ты? — Муж сел рядом, пристально глядя на меня.

— Все хорошо. Правда! — Физически я действительно чувствовала себя гораздо лучше, хотя внутренняя дрожь никак не проходила.

— Вижу я, как тебе хорошо, — саркастически усмехнулся Джейми. Однако напирать не стал, а просто сидел рядом, опустив руки на колени — расслабленный, но готовый в любой момент сорваться с места.

— Je suis prest, — сказала я с вымученной улыбкой на покрытом холодным потом лице. — У тебя в спорране, случайно, не найдется немного соли?

— Конечно, найдется, — удивленно ответил он и вытащил свернутый в трубочку клочок бумаги. — А что, она помогает от мертвенной бледности?

— Посмотрим. — Я макнула палец в соль и положила несколько кристалликов на язык. Как ни странно, вкус показался мне освежающим.

После очередного глотка виски стало намного лучше. Я вернула Джейми кулек.

— Сама не знаю, зачем попросила. Говорят, с помощью соли можно изгнать призраков?

Его губы тронула легкая улыбка.

— Да, — кивнул он. — Что за призраки тебя преследуют, саксоночка?

Я решила, что больше не могу держать это в себе, и выпалила:

— Почему ты так спокойно отнесся к появлению собаки?

Джейми на мгновение застыл и отвел взгляд, будто хотел собраться с мыслями перед неприятным разговором. Пару раз моргнул и с тяжким вздохом вновь посмотрел мне в глаза.

— Поначалу я испугался, — тихо признался он. — Когда услышал среди ночи тот жуткий вой, то подумал… Возможно, ты догадываешься, что именно…

— Что с гончей явился и хозяин? Или пустил ее по твоему следу? — Мой голос был не громче шепота, но Джейми услышал и медленно кивнул.

— Да, — прошептал он, нервно сглотнув. — Что, возможно, привел в наш дом что-то…

Во рту пересохло от волнения, но я должна была это сказать:

— Так и случилось.

Джейми прищурился и молча посмотрел на меня; его синие глаза казались почти черными в тени каштанов.

— Когда она пришла ко мне, — заговорил он наконец, — в поисках еды и крыши над головой… И когда ребятишки так хорошо ее приняли, а она их… Я подумал: вдруг собака послана мне свыше? В знак прощения. И если я приму ее в дом… Может, тогда эта боль… — Он отвел взгляд и беспомощно махнул рукой.

— Исчезнет?

Джейми тяжело вздохнул и на мгновение сжал кулаки.

— Нет. Прощение не отменяет раскаяния. — Муж пытливо заглянул мне в глаза. — Разве не так?

Мы сидели буквально в паре дюймов друг от друга, только между нашими сердцами будто пролегла целая пропасть боли. От волнения у меня бешено стучало в висках.

— Послушай, — вымолвил он наконец после затянувшейся паузы.

— Слушаю…

Улыбнувшись уголком губ, Джейми протянул мне широкую, заляпанную смолой ладонь.

— Дай-ка свои руки.

— Зачем? — удивилась я, но без колебаний выполнила просьбу. Его пальцы были холодными, обнаженные предплечья покрылись гусиной кожей (он закатал рукава, когда учил Фанни обращаться с ружьем).

— Твоя боль — моя боль, — тихо произнес он. — Ты ведь это знаешь?

— Знаю. И поверь, отношусь к тебе так же. Но… — Я закусила губу. — Мне кажется…

— Клэр, — перебил Джейми, глядя на меня в упор. — Ты рада, что он мертв?

— В общем, да, — мрачно призналась я. — И меня это гложет. Понимаешь… — Я мучительно подбирала нужные слова. — С одной стороны, то, что сделал со мной тот человек, — не смертельно. Его поступок — чудовищный, отвратительный — не причинил мне физической боли; он не собирался подвергать меня пыткам или убивать. Он всего лишь…

— Хочешь сказать, окажись на его месте Харли Бобл, ты не стала бы возражать против хладнокровной расправы? — В голосе Джейми звучала легкая ирония.

— Я сама пристрелила бы его прямо у Бердсли, — выдохнула я. — Меня беспокоит другое… Тот мужчина — кстати, не знаешь, как его звали?

— Знаю. Но тебе не скажу. Даже не проси, — отрезал Джейми.

Мы обменялись пристальными взглядами. Махнув рукой, я решила пока оставить тему.

— Меня беспокоит другое, — твердо повторила я. — Если бы я пристрелила Бобла сама, тебе не пришлось бы его убивать. Мне не дает покоя мысль, что тебя это сломило.

На миг он словно окаменел, а затем посмотрел в глаза.

— Думаешь, меня сломило убийство твоего мучителя?

Взяв его руку в свою, я тихо ответила:

— Еще как думаю. — И шепотом добавила, глядя на покрытую шрамами, сильную ладонь: — Твоя боль — моя боль, Джейми.

Он сжал мои пальцы и долго сидел понурившись. Затем поцеловал мне руку и произнес:

— Ничего, mo chridhe. Не волнуйся. У меня была еще одна причина так поступить. И она не имеет к тебе никакого отношения.

— Интересно какая, — удивилась я.

Легонько сжав мою руку, Джейми взглянул на меня и искренне ответил:

— Я не мог оставить того типа в живых. Неважно, причинил он тебе боль или нет. Помнишь, Йен тогда спросил, как лучше поступить? И я ответил: «Убить всех до единого». Ты ведь слышала?

— Да. — К горлу подступил ком, грудь будто сковало раскаленным обручем, а во рту чувствовался привкус крови. Мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Воспоминания о той ночи сочились из меня, словно холодный дым коптильни.

— Возможно, я сделал это в приступе слепой ярости. Но даже если бы сумел сохранить хладнокровие, то поступил бы так же. — Джейми ласково коснулся моего лица, поправив выбившийся завиток. — Пойми, те люди были настоящими головорезами, и даже хуже. Никого из них нельзя было оставлять в живых — как нельзя оставлять в земле корни ядовитого растения.

Яркий образ. Столь же яркий, как и воспоминание о грузном мужчине, который едва волочил ноги, рассеянно слоняясь по фактории Бердсли, где я его позже встретила. Он был так не похож на того, кто вынырнул из темноты и навалился на меня всем телом.

— Он казался просто жалким тюфяком, — я беспомощно развела руками. — Даже не верится, что такой недотепа мог сколотить банду!

Джейми нетерпеливо вскочил и принялся в волнении расхаживать туда-сюда.

— Саксоночка, ну как ты не понимаешь! А если бы этот жалкий тюфяк начал распускать язык? Он ведь шлялся повсюду, говорил с людьми — сама же видела его у Бердсли!

— Да, — нехотя согласилась я, — но…

Муж сверкнул на меня глазами.

— Что, если бы он начал бахвалиться темными делишками, которые обделывал с Ходжпайлом и Браунами? Что, если однажды в пьяном угаре разболтал бы… — Джейми осекся и тяжело вздохнул, — о том, что сделал с тобой.

Мне вдруг стало гадко, будто я проглотила что-то холодное и склизкое. Однако каким-то чудом осталась в живых. Взглянув на мое лицо, Джейми сжал губы.

— Прости, саксоночка, — тихо сказал он. — Поверь, я не мог этого допустить. Из-за тебя. Из-за меня. Но в основном из-за огласки. Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние.

— Однако они узнали, — возразила я, с трудом шевеля губами. — И знают сейчас.

Каждый из моих спасителей понял со всей очевидностью: той ночью меня изнасиловали. Причем неважно, кто именно это сделал. А значит, их жены тоже знали. Никто никогда не заговаривал со мной о случившемся, да и не осмелился бы. Только людям все известно. Этого уже не изменить.

— Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние, — спокойно повторил Джейми, — и виновных не предали смерти, тогда те, кто живет под моей защитой, не чувствовали бы себя в безопасности. И имели бы на то полное право.

Он шумно выдохнул через нос и отвернулся.

— Помнишь типа, который называл себя Вендиго?

— Господи… — По спине пробежал холодок. Как я могла забыть! Не о самом путешественнике во времени Вендиго Доннере, а о его связи с моими похитителями.

Доннер был членом банды Ходжпайла; в ту ночь, когда Джейми со своими людьми меня спас, он убежал и скрылся в ночи. А пару месяцев спустя вернулся с подельниками в Ридж, чтобы грабить и убивать: хотел найти драгоценные камни, о которых случайно прознал. Именно его нападение на Большой дом послужило причиной — хотя и косвенной — разрушительного пожара, спалившего все дотла. Пепел Вендиго навсегда остался здесь, смешавшись с останками нашей былой жизни.

Джейми прав. Доннер сбежал, а позже вернулся, чтобы убить нас. Я вдруг со всей ясностью осознала: останься насильник в живых, история могла бы повториться. От этой мысли стало дурно. Я уже почти примирилась с прошлым: исцелив телесные раны, постаралась забыть о душевных. Но боль никуда не ушла, и теперь весь ужас тех событий представился в новом свете. Я словно заново взглянула на случившееся глазами Джейми.

Внутренне сжавшись, я с трудом овладела своим голосом.

— А что, если остался еще кто-то помимо него?

Джейми покачал головой, словно отказываясь даже думать о таком варианте.

— Неважно. Даже если кому-то удалось сбежать, надеюсь, у них хватит мозгов сидеть тихо и не высовываться. Но вместо разгромленной банды появится новая. Такова жизнь, саксоночка.

— Ты уверен?

Я понимала, что он прав — по-другому и быть не могло, учитывая постоянные войны, бессилие правительства и человеческую глупость. Однако мне хотелось верить, что к Риджу это не относится. Ведь здесь наш дом.

Джейми кивнул, сочувственно глядя на меня.

— Помнишь шотландский Дозор?

— Да.

Скорее Дозоры, поскольку их было много: эти организованные банды взимали дань в обмен на защиту — и порой действительно ее оказывали. Но если не получали денег (так называемую черную ренту), то могли сжечь дом или посевы. Или того хуже.

Я подумала о хижине, на которую наткнулись как-то Джейми с Роджером: обгоревший остов, перед ним — повешенные на дереве хозяева, а среди пепелища — умирающая от смертельных ожогов молодая девушка. Виновных так и не нашли.

Джейми с легкостью читал мои мысли. «Словно у меня на лбу неоновая вывеска», — сердито подумала я. Очевидно, он и это заметил, поскольку вдруг улыбнулся.

— Саксоночка, законы больше не действуют. В отсутствие властей это невозможно. — В словах его не было ни страха, ни гнева — лишь простая констатация факта.

— Жители Риджа никогда не подчинялись властям. Только тебе.

Джейми рассмеялся, понимая, что мы оба правы.

— Я ведь не один пришел спасать тебя той ночью, так?

— Нет, не один… — медленно ответила я.

Все физически крепкие мужчины Риджа откликнулись тогда на призыв о помощи и последовали за Джейми. Так же, как члены клана пошли бы за ним на войну, будь мы в Шотландии.

— Значит, — продолжила я, глубоко вздохнув, — их ты и собираешься привлечь в свой отряд?

Джейми задумчиво кивнул.

— Лишь некоторых… Все изменилось, a nighean. Часть мужчин не согласятся последовать за мной, поскольку служат Короне, — например, тори и лоялисты. Тем, кто давно меня знает, плевать, что я был предводителем мятежников. Однако большинству новых поселенцев ничего обо мне не известно.

— По-моему, «предводитель мятежников» — пожизненное звание.

— Так и есть, — ответил он с невеселой улыбкой. — Разве что я сам от него откажусь. Ну да ладно. — Поднявшись, Джейми протянул руку и помог мне встать; под ногами зашуршала опавшая листва. — Я давно свыкся с ролью предателя, саксоночка. Но быть предателем для обеих сторон не хочу. Надеюсь, мне удастся этого избежать.

Впереди послышались крики и собачий лай; дети добрались до хижины Йена. Мы поспешили за ними, оставив разговоры о бандах, предательстве и жирных ублюдках.

20

Ты думаешь, что эта песня — о тебе…^[75]

Никто не решался ходить в Старый сад, как его называли в семье. Остальные жители Риджа называли его иногда Садом ведьминого дитя — непонятно, в честь самой Мальвы Кристи или ее новорожденного сына. Оба умерли в том саду на моих глазах, в луже крови. Ей не было и двадцати.

Про себя я звала его Садом Мальвы.

Поначалу не могла ходить туда, не испытывая чувства потери и глубокой печали. Однако продолжала наведываться время от времени. Чтобы не забывать. Чтобы молиться. Если бы ярые пресвитерианцы Риджа застали меня в саду за разговорами с мертвецами или с Богом, то уверились бы в том, что правильно выбрали название. Вот только с ведьмой не угадали.

Лес постепенно отвоевывал свою территорию: словно волшебный лекарь, он постепенно исцелял сад, затягивая его раны мхом и травой и превращая кровь в алые цветы монарды. Печаль сменялась умиротворением.

Несмотря на неотвратимые перемены, остатки бывшего сада порой неожиданно возникали то тут, то там, словно маленькие сокровища: целая грядка лука, чудом проросшего в дальнем углу сада; густая поросль окопника и щавеля, выигравших схватку с сорняками; и — к моей великой радости — несколько отличных кустов арахиса, появившихся из давно посеянных семян.

Я обнаружила их две недели назад, когда листья только начали желтеть, и сразу выкопала. Затем подвесила в хирургической для просушки, очистила от грязи и корешков и обжарила в скорлупе. Дом тут же наполнился воспоминаниями о цирковых ярмарках и бейсбольных матчах.

А сегодня, бросая очищенные орешки в жестяной таз, я предвкушала сэндвичи с арахисовой пастой и джемом на ужин.

* * *

Свежий ветерок на веранде приятно холодил лицо, разгоряченное от жара солнца и очага. Я наслаждалась покоем и одиночеством: Бри с Роджером отправились навестить поселенцев, которых я называла про себя рыбаками. Эти суровые люди недавно эмигрировали из Терсо^[76] и, будучи ревностными пресвитерианцами, крайне настороженно относились к католику Джейми. А уж ко мне и подавно, поскольку я была не только католичкой, но и ведьмой, и такое сочетание изрядно их беспокоило. Однако к Роджеру новоселы испытывали сдержанную симпатию, причем он отвечал им взаимностью. Говорил, что понимает их.

Дети, управившись с домашними делами, разбежались кто куда; из леса за домом доносились хохот и визг — бог знает, что они там делали. Спасибо, хоть не у меня на глазах.

Джейми тоже приятно проводил время наедине с собой в тиши кабинета. Проходя мимо с огромным тазом арахиса, я заглянула в окно: муж сидел в кресле и, нацепив на нос очки, увлеченно читал «Зеленые яйца с ветчиной».

При воспоминании об этой идиллической картине я улыбнулась и развязала стягивающую волосы ленту; прохладный ветер обдувал распущенные пряди.

Почти все книги сгорели во время пожара, поглотившего Большой дом, и теперь мы заново создавали свою крошечную библиотеку. Благодаря подаркам Брианны она увеличилась почти вдвое. Кроме привезенных дочкой книг — включая драгоценный «Справочник Мерка», обладание которым так грело мне сердце, — у нас была маленькая зеленая Библия Джейми, учебник по латинской грамматике, «Приключения Робинзона Крузо» (без обложки, зато с прекрасными иллюстрациями) и «Путешествия в некоторые отдаленные страны мира в четырех частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей» Джонатана Свифта. И еще какой-то роман не то на французском, не то на английском.

Скорлупа раскалывалась легко, но сухая кожица орешков — тонкая, словно папиросная бумага, — липла к пальцам. Приходилось постоянно вытирать руки о юбку: теперь она выглядела так, будто ее облепила стая светло-коричневых мотыльков. Может, у новых жильцов найдется почитать что-нибудь интересное и Бри догадается взять пару книжек? Хирам Кромби, староста поселенцев из Терсо, любил читать. Правда, его литературные вкусы ограничивались проповедями и историческими свидетельствами; романы казались ему безнравственными. Однако я видела у него экземпляр «Энеиды».

Джейми написал своему другу Эндрю Беллу, эдинбургскому типографщику и издателю, и попросил выслать несколько книг, включая «Дедушкины сказки» собственного авторства и мое скромное творение с рецептами народной медицины. Оплатить заказ предполагалось нашей частью прибыли с продаж — за два года должна была накопиться приличная сумма. Интересно, когда прибудут книги? И случится ли это вообще? В Саванне по-прежнему заправляли британцы, однако Чарльстон оставался американским; если мистер Белл поторопится, груженный книгами корабль успеет прибыть в порт до холодов.

Шаги за спиной прервали мои литературные размышления, и я обернулась. Джейми, босой и взъерошенный, стоял позади, пряча в спорран очки.

— Интересная книжка? — с улыбкой спросила я.

— Да. — Он сел рядом, взял из таза орех и, очистив от скорлупы, сунул в рот. — Брианна говорит, Доктор Зойс написал целую кучу книг. Ты прочла их все, саксоночка?

Джейми произнес фамилию писателя на немецкий манер, и я невольно рассмеялась.

— Конечно! И не один раз. У Бри когда-то было полное собрание сочинений — все, что издали на тот момент. Если он написал потом новые книжки, Роджер, скорее всего, покупал их для Джема и Мэнди. Кстати, американцы произносят фамилию автора «Сьюз». Не знаю, сколько он прожил — то есть проживет. В 1968-м он еще писал.

Джейми кивнул с мечтательным выражением лица.

— Вот бы и мне их прочесть! Может, Брианна знает кое-что наизусть?

— Скорее Джем. Бри говорит, он читал Мэнди книжки чуть ли не с ее младенчества. А память у нашего внука великолепная. — Вспомнив парочку забавных иллюстраций Сьюза, я улыбнулась. — Попроси дочь нарисовать по памяти слона Хортона или черепаху Эртеля.

— Эртель? — В его глазах запрыгали веселые искорки. — Надеюсь, это не настоящее имя?

— Нет, зато идеально вписывалось в рифму. — Я расколола очередной орех и бросила остатки скорлупы в траву.

— Похоже на женское.

— Однако Эртель — мальчик. Черепаха-девочка никогда бы на такое не сподобилась.

— Что же он натворил?

— Заставил всех черепах своего острова выстроиться в пирамиду, чтобы он смог взобраться наверх и править «всем, на что глядит». Аллегория гордыни и высокомерия. Конечно, женщинам тоже свойственны подобные эмоции, но они проявили бы их более изощренно. И художник не сумел бы это изобразить.

Джейми зачерпнул горсть орехов и рассеянно сжал кулак, раскалывая скорлупу.

— Хм… Тогда какая, по-твоему, аллегория скрывается в «Зеленых яйцах с ветчиной»?

— Полагаю, идея в том, чтобы дети не привередничали в еде, — с сомнением предположила я. — Или чтобы не боялись пробовать новые проду… что ты делаешь?!! — Джейми бросил пригоршню арахиса в таз вместе с кожицей и скорлупой.

— Тебе помогаю, — ответил Джейми и зачерпнул новую горсть. — Иначе ты весь день так просидишь, перебирая их по одной штучке. — Следующая порция орехов и мусора полетела в таз.

— И как я буду выковыривать оттуда скорлупу? На это уйдет…

— Мы их вывеем, — прервал меня Джейми, кивнув подбородком в сторону дальнего склона горы Роан. — Видишь, как деревья клонятся от ветра? Надвигается буря.

И правда: за вершиной скопились тучи; бледные листья редких осин трепетали на ветру, а сосновые кроны словно подернулись темно-зеленой рябью. Я кивнула и, взяв несколько орехов, раскрошила пальцами скорлупу.

— Фрэнк, — выпалил вдруг Джейми, и я замерла. — Вернее, его книги…

— Что?

Он сказал «Фрэнк»?.. Я не верила собственным ушам. В глубине души шевельнулось смутное чувство тревоги.

— Хочу кое-что о нем спросить, — небрежно бросил Джейми, старательно делая вид, что поглощен арахисом.

— Что именно? — Я отряхнула юбку от арахисовой шелухи и посмотрела на мужа. По-прежнему не глядя на меня, он раздавил очередную пригоршню. Но на миг его губы сжались.

— Там на обложке его портрет — то есть фотография. Мне стало интересно, сколько лет ему было, когда сделали это изображение?

Я удивилась, однако напрягла память.

— Дай-ка подумать… когда он умер, ему было шестьдесят…

Меньше, чем мне сейчас! Я невольно прикусила нижнюю губу, и Джейми пристально на меня посмотрел. Опустив глаза, я смахнула остатки орехов.

— Пятьдесят девять. Фотографию сделали специально для обложки. Я точно помню, потому что для шести предыдущих книг он использовал другой снимок, более ранний. Еще шутил: не хочу, мол, чтобы люди при встрече заглядывали мне за спину, ожидая увидеть кого-то вдвое моложе. — Я улыбнулась воспоминаниям, но, встретившись с мужем глазами, насторожилась: — А почему ты спрашиваешь?

— Мне часто хотелось узнать, как он выглядел. — Джейми посмотрел на таз с арахисом и рассеянно потянулся за очередной порцией. — Когда я молился за него.

— Ты за него молился? — Я даже не пыталась скрыть изумление в голосе, и муж бросил на меня мимолетный взгляд.

— Да. Ну а что мне еще оставалось? — с горечью усмехнулся он и смущенно кашлянул. — «Храни тебя Господь, чертов англичанин!» Вот что я повторял в молитвах, когда думал о тебе и ребенке долгими ночами. — На мгновение сжав губы, он продолжил: — И еще мне очень хотелось узнать, как выглядит наш малыш.

Я легонько сжала его большую сильную руку, похолодевшую от осеннего ветра. Джейми перестал очищать арахис и вздохнул, расслабив плечи.

— А каким ты представлял Фрэнка? Таким, как на фотографии? — полюбопытствовала я, убирая руку. Джейми тут же зачерпнул новую порцию орехов.

— Нет. Ты ведь никогда не описывала его внешность.

На то была чертовски веская причина, — подумала я. — А ты никогда и не спрашивал. Что вдруг изменилось?

Он пожал плечами и продолжил с легкой ироничной улыбкой:

— Мне нравилось представлять его лысеющим коротышкой с брюшком. Хотя я не сомневался, что он умен, — ты никогда не полюбила бы дурака. И насчет очков я угадал. Только думал, что оправа у них золотая, а не черная. Из чего она, из рога? Или темного черепашьего панциря?

Я фыркнула, хотя его расспросы меня немного смущали.

— Это пластик. Фрэнк и правда не был дураком. — Отнюдь… — По спине пробежали мурашки.

— Он был честным человеком?

Раздался треск скорлупы, и очередная горсть орехов со стуком упала в таз. В воздухе чувствовался запах дождя и густой, сладковатый аромат арахиса.

— В основном да, — медленно ответила я, глядя на мужа. Он склонил голову над орехами, поглощенный процессом. — Конечно, у него были свои секреты. Как и у меня.

В любви всегда найдется место секретам — так ты сказал мне однажды… Однако сейчас между нами не осталось ничего, кроме правды.

Издав неопределенное шотландское хмыканье, Джейми бросил в таз последнюю пригоршню арахиса и посмотрел мне в глаза.

— Думаешь, ему можно доверять?

Ветер теребил его волосы, а лицо казалось темным на фоне облачного, но все еще яркого неба. Я невольно поежилась от жутковатого ощущения, что кто-то стоит у меня за спиной.

— Что ты имеешь в виду? — Мой голос дрожал от волнения. — Ведь когда-то ты доверил ему самое дорогое. Нас с Брианной.

— Тогда у меня не было выбора. А сейчас есть. — Он выпрямился, отряхивая ладони от остатков арахисовой шелухи, которую мигом подхватил порыв ветра.

Я сделала глубокий вдох, чтобы унять внутреннюю дрожь, и смахнула с лифа частички скорлупы.

— Сейчас есть? Хочешь сказать, тебя интересует достоверность описанных в книге событий?

— Да.

— Фрэнк был историком, — твердо заявила я, не решаясь обернуться. — Он бы не стал подтасовывать факты. Не смог бы. Как Роджер не стал бы менять текст Библии. А ты — намеренно лгать мне.

— Тебе ли не знать, что такое история, — отрезал Джейми и встал, хрустнув коленными суставами. — А насчет лжи… все порой лгут, саксоночка. И я не исключение.

— Но со мной ты был честен.

Джейми не стал оспаривать мое утверждение.

— Захватишь миску? — бросил он, вынося таз во двор.

Ветер тут же надул его рубашку, словно парус. Из-за гор наползали тучи, запах дождя в воздухе стал еще острее. Вот-вот разразится буря.

Меня охватило странное чувство, к которому примешивалось возбуждение. Входная дверь была открыта нараспашку, парусиновый полог сдвинут в сторону. Ветер со свистом проносился мимо, задувая под юбки, и мчался в дом; в хирургической позвякивали стеклянные пузырьки, в кабинете Джейми шуршали бумаги.

По дороге на кухню я заметила у мужа на столе книгу Фрэнка и, поддавшись внезапному порыву, зашла в кабинет. Но сперва невольно оглянулась, хотя поблизости никого не было.

«Душа мятежника: шотландские корни Американской революции». Фрэнклин У. Рэндолл.

Книга лежала раскрытыми страницами вниз. Обычно Джейми никогда так не поступал. Он обязательно использовал что-то вместо закладки — листья деревьев, птичьи перья, ленту для волос… Однажды я раскрыла книгу, которую он читал, и обнаружила там высушенное тельце раздавленной ящерки. Джейми всегда закрывал книгу, чтобы не повредить переплет.

Фрэнк смотрел на меня с обложки спокойным, непроницаемым взглядом. Я слегка коснулась его лица под прозрачной пленкой, чувствуя смутную печаль, раскаяние и, признаться (какой смысл таить секреты от самой себя?), облегчение. Все давно в прошлом.

Как ни странно, ощущение чьего-то присутствия за спиной исчезло, стоило мне зайти в дом.

Я взяла книгу, чтобы закрыть ее, и невольно заглянула внутрь. Вверху страницы значился заголовок: «Глава 16. Партизанские отряды».

Захватив большую миску из кремового фарфора (Джейми привез ее из Салема), я вышла на улицу. И даже не взглянула на книгу, которая — теперь должным образом закрытая — осталась на столе, однако подспудно чувствовала ее присутствие.

Джейми принялся вывеивать арахис, пересыпая горсти смешанных с шелухой орехов из одной руки в другую. Ветер подхватывал и уносил легкие скорлупки и кожицу, а более тяжелые ядрышки со звонким стуком падали в миску. Дуновение усиливалось, грозя превратиться в настоящий ураган, сметающий все на своем пути — включая орехи. Я присела возле миски, выуживая остатки скорлупы.

— Значит, ты прочел книгу? — спросила я через некоторое время. Джейми молча кивнул, не глядя на меня. — Ну и как тебе?

Муж снова хмыкнул по излюбленной шотландской привычке, с бряцаньем отправил в миску последнюю порцию арахиса и опустился рядом со мной на траву.

— Думаю, паршивец написал ее для меня, — резко выпалил он.

Я округлила глаза.

— Для тебя?

— Да. Он словно говорит со мной. — Джейми смущенно приподнял плечо. — Между строк. По крайней мере, мне так показалось. Хотя, может, я просто схожу с ума. Это самое логичное объяснение. Но все же…

— Говорит с тобой?.. В тексте есть что-то, имеющее отношение к нам? — осторожно спросила я. — По-моему, это неизбежно. Учитывая, в каком месте и времени мы сейчас живем.

Он вздохнул и поежился, словно рубашка вдруг стала ему мала, — хотя надуваемая ветром ткань свободно вздымалась на плечах, подобно парусу. Я давно не видела его таким, и сердце сжалось от неясной тревоги.

— Фрэнк… — Джейми тряхнул головой, подбирая слова, и упрямо повторил: — Он говорит со мной. Фрэнк знает меня — знает, кто я, — с нажимом произнес муж и посмотрел мне в лицо. Его голубые глаза казались темно-синими. — Он знает, что за шотландец отнял у него жену, и обращается напрямую ко мне. Будто стоит за спиной и шепчет на ухо.

Я невольно отшатнулась, и Джейми удивленно моргнул.

— Звучит жутковато, — сказала я, ощущая неприятный холодок в затылке.

Улыбнувшись уголком губ, Джейми прервал свое занятие и взял меня за руку. Это меня немного успокоило.

— Мне тоже не по себе, саксоночка. Не то чтобы я возражал — в конце концов, каждый имеет право говорить что вздумается. Вот только зачем?

— Ну… Может… — неторопливо сказала я. — Что, если он сделал это ради нас?

Я кивнула в сторону далекого ручья, откуда доносился детский визг: судя по всему, Джем, Жермен, Мэнди и Фанни ловили пиявок. Облизав пересохшие губы, я продолжила:

— Скорее всего, он узнал, что ты не погиб тогда. А значит, мог предположить, что Брианна отправится тебя искать. Возможно, он и меня нашел — здесь, в прошлом.

Внезапно я почувствовала полную опустошенность. Одному Богу известно, какую информацию обо мне мог найти Фрэнк в омуте старинных документов. И продолжал копать дальше, ничего мне не говоря, — когда мы еще жили под одной крышей!

— Он ведь не упоминал меня? В своей книге? — еле слышно выговорила я, с трудом шевеля губами. Холодная капля стукнулась о мою щеку: на фартуке тут же расплылись четыре мокрых пятна.

— Нет. — Джейми встал и протянул мне руку. — Пойдем в дом, a nighean. Дождь начинается.

Мы едва успели зайти внутрь — с тазом, миской и урожаем арахиса; за нами гурьбой ввалились слегка намокшие Жермен, Джемми, Фанни, Мэнди, Эйдан Маккаллум и Аодх Макленнан. Дети набрали в саду полные руки овощей.

Нас поглотил водоворот домашних дел — нужно было перетереть арахис, отправить подошедшее тесто в печь, отмыть от грязи молодую репу, опустить зелень в миску с холодной водой (чтобы не увяла), раздать детям по маленькой узловатой морковке (вместо конфет), затем нарезать хлеб и сделать сэндвичи, одновременно запекая в золе сладкий картофель и готовя теплый соус из бекона к тушеным овощам, — так что разговоры о Фрэнке и его книге пришлось отложить. К счастью, незримому соглядатаю у меня за спиной (если он вообще был) хватило такта отступить на время в сторону.

* * *

К окончанию ужина дождь так и не прекратился. Убедившись, что Маккаллумы и Макленнаны не собираются беспокоиться о местонахождении сыновей, Джейми принес сверху матрасы, и все дети вповалку улеглись спать перед очагом.

Затем он развел огонь в нашей спальне — к приглушенному смолистому аромату дров добавился запах сухого елового хвороста и веток пекана. Джейми лежал на кровати в одной ночной рубахе; от него приятно пахло теплым мехом животных, прохладным сеном и арахисовым маслом. Он лениво листал «Медицинский справочник Мерка», который я оставила на прикроватном столике.

— Пытаешься гадать по моей книге? — пошутила я, распуская стянутые в узел волосы. — Обычно для этого используют Библию, но, думаю, Мерк тоже сойдет.

— Даже в голову не пришло. — Он закрыл книгу и с улыбкой протянул ее мне. — Хотя почему бы не попробовать? Ты начинай.

— Ну хорошо. — Я взвесила книгу в руках, ощущая приятную тяжесть и шероховатость кожаного переплета. На мгновение зажмурилась и, открыв наугад, пробежала пальцем по странице. — Посмотрим, что тут у нас.

Джейми снял очки, придвинулся ко мне и прочел отмеченное место:

— Поскольку данное заболевание не имеет однозначной и четко выраженной симптоматики, для постановки диагноза требуется длительное наблюдение и тщательные обследования. — Он поднял на меня глаза. — По-моему, весьма точное описание нынешней ситуации.

— Да уж, — согласилась я и захлопнула книгу, испытывая некоторое успокоение. Джейми хмыкнул, забрал у меня книгу и положил на столик.

— Длительное наблюдение мы и так уже ведем, — бросил он равнодушно. — А что касается обследований… — На его лице появилось задумчивое выражение. — Хм… интересная идея. Надо бы над ней поразмыслить.

— Вот и отлично, — сказала я, обеспокоенная внезапным интересом мужа к рекомендации из справочника. Что за гипотезу он собирался проверять с помощью «тщательных обследований»? Хотя в глубине души догадывалась.

— Могу почитать ее тебе, если хочешь, — предложила я, нервно сглотнув. — Книгу Фрэнка.

При мысли о чтении «Души мятежника» — последней книги Фрэнка — у меня возникло состояние, которое я с ходу и без всяких обследований диагностировала как «мандраж». Что, если Джейми прав и книга действительно содержит некое личное послание? Лучше об этом не думать…

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты? Еще чего!

Тут снизу послышалось дружное хихиканье и приглушенный визг. Джейми обреченно закатил глаза, встал и натянул ботинки. Приподняв бровь, он переглянулся со мной и тяжелой поступью направился к лестнице. Как только он спустился до четвертого пролета, шум резко стих. Джейми озадаченно хмыкнул и быстро сбежал по ступеням. Вскоре из кухни донесся его голос, за которым последовал смиренный гул детских оправданий, хотя слов было почти не разобрать. Через минуту муж вновь показался на пороге спальни.

— Неужели сынишку Макленнанов действительно зовут Оогх? — с любопытством спросила я, когда Джейми присел на кровать, чтобы разуться.

— Аодх, — уточнил он, произнося последний звук более гортанно. Для меня это все равно звучало как «Оогх». — Полагаю, на английском его бы звали Хью. Держи, саксоночка. — Он протянул мне льняное полотенце, в которое оказался завернут сэндвич из восхитительно ароматной арахисовой пасты на ломте свежеиспеченного хлеба с черничным джемом.

— За ужином тебе почти ничего не досталось, — улыбнулся муж. — Ты едва присела, стараясь накормить банду маленьких проглотов. Вот я и решил отложить один — спрятал его на шкафчике с травами. Только сейчас вспомнил!

— О боже… — Закрыв глаза, я с блаженством вдохнула сладковатый аромат. — Джейми… Это чудесно!

Он довольно хмыкнул, налил мне в кружку воды, а затем сел и, обхватив руками колени, принялся наблюдать, как я ем. Я смаковала угощение, с наслаждением пережевывая сладкую массу с кусочками арахиса и зернышками черники на ломте мягкого хлеба из злаков. Проглотив все до последней крошки, я удовлетворенно вздохнула с долей сожаления.

— Я тебе не рассказывала, что взяла с собой сэндвич с арахисовой пастой и джемом, когда вернулась сквозь камни?

— Нет, не рассказывала. А почему именно его?

И в самом деле — почему?

— Ну… Возможно, это напоминало мне о Брианне. Я часто давала ей с собой в школу такие сэндвичи. У нее была металлическая коробочка для еды с маленьким термосом и изображением Зорро.

Джейми удивленно взметнул брови.

— Зорро? Испанская лисичка?^[77]

Я небрежно махнула рукой.

— Потом расскажу. Он бы тебе понравился. Но контейнер я брать не стала, а просто завернула сэндвич в лист пластика.

— Как материал, из которого сделаны очки мистера Рэндолла? — спросил Джейми, не успев опустить брови.

— Нет, не совсем. — Я наморщила лоб, пытаясь подоходчивее описать пищевую пленку. — Скорее как прозрачная обертка на его книге — это тоже пластик, только более тонкий. Похоже на невесомый, прозрачный носовой платок.

Воспоминания пробудили в душе легкую ностальгию.

— Я приехала в Эдинбург, чтобы найти печатника А. Малкольма. В какой-то момент у меня вдруг закружилась голова — полагаю, от страха. Пришлось даже сесть. Затем развернула сэндвич и съела. По-моему, тогда я в последний раз ела арахисовую пасту. Это был самый вкусный сэндвич в моей жизни! Проглотила все до последней крошки и выбросила ненужную упаковку.

В памяти отчетливо вспыхнула картинка из прошлого: ветер подхватывает и гонит по каменной мостовой хрупкий прозрачный пластик, затерянный во времени.

— Чувствовала себя как та обертка, — сказала я и сглотнула ком в горле. — Потерянной… А что, если кто-то нашел ее? Интересно, что он подумал? Может, равнодушно прошел мимо, испытав лишь секундное любопытство.

— Скорее всего, — пробормотал Джейми, а затем кончиком полотенца вытер с моих губ остатки джема и поцеловал. — Зато потом ты нашла меня и, надеюсь, с тех пор не чувствовала себя потерянной.

— Никогда. И сейчас не чувствую. — Я склонила голову мужу на плечо, и он поцеловал меня в лоб.

— Саксоночка, ребятишки уснули. Приляжешь со мной?

Я охотно выполнила его просьбу, и мы медленно любили друг друга в свете догорающего очага, слушая завывание ветра и шум дождя в ночи за окном.

Немного позже, уже в полусне, положив руку на теплые округлые ягодицы Джейми, я вдруг подумала о Фрэнке; перед глазами словно наяву предстало лицо с фотографии — знакомые светло-карие глаза за стеклами очков в черной оправе. Лицо ученого: серьезное, умное… честное.

21

На пороховой бочке

Сперва они учуяли запах. От зловония мочи и серы с примесью тонкого слоя угольной пыли у Брианны защекотало в носу. Сидевший рядом на козлах отец закашлялся, не выпуская поводья из рук.

— Мама говорит, он обладает лечебными свойствами. По крайней мере, раньше так считали.

— Порох-то?

Джейми искоса взглянул на нее, однако тут же переключил все внимание на представшее глазам скопление зданий, живописно расположенных у излучины реки.

— Ага. «Для скорейшего облегчения зубной боли достаточно положить на больной зуб щепотку пороха, завернутого в ткань». Николас Калпепер, 1647 год.

Отец хмыкнул.

— А что, может, и подействует. Пока решаешь, блевать тебе или кашлять, некогда думать о зубах.

У реки, на безопасном расстоянии от зданий, курили трубки двое мужчин. Услыхав стук колес, они обернулись и теперь взирали на прибывших. Один склонил голову набок, будто что-то прикидывая, но, очевидно, все же решил удостоить их разговора. Он вытряхнул в воду содержимое глиняной трубки с длинным мундштуком, заткнул ее за пояс и направился к дороге. Следом зашагал и его приятель.

— Эй, там! — окликнул первый мужчина, махнув рукой.

Джейми остановил лошадей и тоже помахал.

— Добрый день, сэр. Я Джейми Фрэзер, а это моя дочь — миссис Маккензи. Мы хотим купить пороха.

— Я так и понял, — последовал довольно сухой ответ. — Зачем еще сюда ехать?

Ирландец, — подумала Брианна и улыбнулась.

— Да брось, Джон. — Второй, коренастый мужчина лет тридцати или около того, широко ухмыльнулся Брианне и беззлобно толкнул компаньона в ребра. — Некоторые приезжают ради твоего вина и табака.

— Джон Паттон, сэр, — не обращая внимания на приятеля, представился ирландец.

Он обменялся рукопожатием с Джейми и пригласил их подъехать к первому от реки каменному строению.

— Вряд ли оно взорвется, — со смехом сказал второй, назвавшийся Исааком Шелби.

Брианна заметила, что Джон Паттон не рассмеялся.

Здание оказалось мельницей. Сквозь стены доносился плеск, производимый водяным колесом, и постоянный глухой рокот. Пахло здесь совсем по-другому: сырым камнем, водорослями и еще чем-то вроде залитого костра и намокшего под дождем пепла в лесу. Брианна ощутила непонятную дрожь в животе.

Отец слез и начал распрягать лошадей. Перехватив ее взгляд, он кивнул в сторону одного из ветхих сараев выше по течению, где кучкой стояли три человека и, похоже, о чем-то спорили. Брианна заметила среди них женщину. Та скрестила на груди руки и склонила голову, однако поза выражала отнюдь не покорность, а еле сдерживаемое желание стукнуть собеседника в нос. Не оставалось сомнений в том, кто здесь Хозяйка.

Брианна кивнула и направилась к сараю. Судя по внезапной тишине за спиной, мистер Паттон либо мистер Шелби (а возможно, и оба) пялились на ее зад. Вряд ли они могли многое разглядеть: на Бри была охотничья рубашка почти до колен. Но сам факт того, что под ней бриджи…

Брианна услышала, как Шелби вдруг кашлянул: видимо, встретился взглядом с ее отцом.

— Джейми Фрэзер, — раздался делано невозмутимый голос Шелби. — Знавал я немало Фрэзеров. Вы, случаем, не из окрестностей Ноличаки?

— Нет, у нас поселение неподалеку от границы в округе Роуэн, — сказал отец. — Называется Фрэзер-Ридж.

— А! Тогда я вас знаю, сэр! — с облегчением воскликнул Шелби. — Бенджамин Кливленд упоминал о встрече с вами. Он…

Голоса за спиной Брианны стихли, когда она приблизилась к людям у сарая. Троица оторопело уставилась на нее, однако почти сразу в глазах женщины заплясали насмешливые искорки.

— Добрый день, миссис, — произнесла она, беззастенчиво разглядывая охотничью одежду Брианны. На женщине, ровеснице Бри, был холщовый фартук, сильно поношенный и запачканный, с маленькими прожженными дырочками — по всей видимости, от попадания искр. Фартук прикрывал темно-коричневую юбку и мужскую рубашку с длинными рукавами из грубой, хотя довольно чистой материи. — Вам нужна помощь?

— Меня зовут Брианна Маккензи. — Бри не знала, уместно ли обменяться рукопожатием. Миссис Паттон — а это, несомненно, была она — руки не подала, поэтому Брианна ограничилась вежливым кивком. — Мы с отцом, э-э… хотим купить немного пороха. Вы, случайно, не миссис Паттон? — добавила Бри, так как женщина все еще не представилась.

Собеседница посмотрела через плечо, потом медленно огляделась по сторонам, будто кого-то выискивая. Один из молодых людей, с которыми она спорила, хихикнул, но тут же умолк под тяжелым взором миссис Паттон.

— А кто же еще? — спросила она вполне миролюбиво. — Какой сорт пороха вам нужен и сколько?

Брианна на миг замешкалась. Она абсолютно ничего не знала о сортах пороха, даже их названий. Ее интересовало только, как изготовить его в больших количествах, не подвергая свою жизнь опасности.

— Порох для охоты, — наконец сказала она. — И еще что-нибудь для… взрывания пней.

Мэри Паттон моргнула, а потом рассмеялась. Молодые люди последовали ее примеру.

— Пней?

— Ну, полагаю, если порох насыпать сверху, то удастся поджечь пень, — улыбнулся Брианне старший из парней.

Сверху? Ну конечно! Она раздраженно хлопнула себя по лбу.

— Проклятье! — выругалась Бри. — Разумеется, для заряда потребуется оболочка. Выходит, тогда мне нужно что-то вроде гранаты.

На угловатом, квадратном лице миссис Паттон мелькнуло удивление, которое тут же сменилось озадаченной настороженностью.

— Гранаты, значит?

Она с нескрываемым интересом оглядела Брианну, затем уставилась куда-то поверх плеча собеседницы, и лицо ее прояснилось.

— Это ваш отец? Вон там?

— Да.

Проследив за неотрывным взглядом женщины, Бри обернулась и посмотрела на отца. Он отвел лошадей к реке напиться и теперь стоял на галечном берегу, беседуя с мистером Шелби. Джейми снял шляпу, чтобы смочить лицо, и солнце заискрилось на его волосах, все еще ярко-рыжих, хотя и с серебристыми нитями.

— Рыжий Джейми Фрэзер? — Миссис Паттон быстро глянула на Брианну. — Это его на родине звали Рыжим Джейми?

— Полагаю… да, — ошеломленно вымолвила та. — Откуда вы знаете его имя?

— Хм. — Миссис Паттон удовлетворенно кивнула, следя глазами за Джейми. — Во время якобитского восстания два старших брата моего отца сражались по разные стороны. Одного сослали в Ост-Индию, но второй разыскал его там и выкупил, после чего они поселились на нашей с Джоном земле. А эти двое, — она неодобрительно качнула головой на молодых людей, которые держались на почтительном расстоянии, — их сыновья.

— Значит, у вас семейное предприятие? — Бри кивнула на мельницу и сараи, только теперь заметив кучку хижин и большой дом примерно в четверти мили от них, в кленовой роще.

— Да, — подтвердила миссис Паттон с дружеской ноткой в голосе. — Один из дядюшек часто упоминал о вашем отце: они вместе сражались при Престонпансе и Фолкерке. У дяди хранились разные мелочи в память о войне. Среди прочего — листовка с портретом Рыжего Джейми Фрэзера и суммой вознаграждения. Красивый мужчина, даже на рисунке. Корона предлагала за него пятьсот фунтов! Интересно, во сколько бы его голову оценили сейчас?

Она усмехнулась и вновь задержала взгляд на Джейми, на этот раз чуть дольше.

Бри, сочтя шутку сомнительной, все же натянуто улыбнулась в ответ. На всякий случай она уточнила, что ее отца помиловали после восстания, а затем решительно вернула разговор к теме пороха.

Судя по всему, миссис Паттон считала, что теперь они в дружеских отношениях, и охотно показала Брианне два мельничных сарая, мимоходом отметив грубую конструкцию стен.

— Когда что-нибудь взрывается, крыша просто слетает, а стены валятся наружу. Поправить — пара пустяков.

— Выходит, мельничные сараи тут, а мельница — там? — Бри кивнула на каменное здание, которое очевидно было мельницей: водяное колесо размеренно вращалось в золотом свете вечереющего дня.

— Верно. Мы перемалываем древесный уголь, потом селитру. Знаете, что это такое?

— Да.

— И серу, само собой. Добавляем воду. Растворяем селитру и смешиваем. Пока смесь мокрая, она не загорится, так?

— Конечно.

Миссис Паттон кивнула, довольная понятливостью Бри.

— Хорошо. Получается черный порох, но он грубый, с кусочками неперемолотого угля, дерева, камня, крысиного помета и прочего мусора. Все это мы сушим в лепешках, которые храним в другом сарае, а потом на досуге, так сказать, крошим и перемалываем — уже здесь, подальше от остальных построек. Чертовски взрывоопасная штука, знаете ли. Когда вокруг облако пороховой пыли, хватит одной искры, чтобы вспыхнуть как факел, упаси Господь.

Впрочем, беспокойства в ее голосе не слышалось.

— Потом мы его зерним, то бишь просеиваем и делим по размеру. Самый мелкий помол — для ружей и винтовок, берут в основном для охоты. Более грубый предназначен для пушек, гранат, бомб и тому подобного.

— Понятно.

На словах процесс казался простым, хотя, судя по состоянию фартука миссис Паттон и подпалинам на досках в сарае, довольно опасным. При необходимости Бри, вероятно, смогла бы изготовить достаточно пороха для охоты, но о большем количестве нечего было и думать.

— Что ж… И сколько вы просите за порох для охоты?

— Для охоты, значит?

Миссис Паттон пристально посмотрела на Брианну своими бледно-голубыми глазами, а затем перевела взгляд на ее отца и мистера Шелби, беседующих у реки.

В чем дело? Она думает, мне нужно его разрешение?

— Моя цена — доллар за фунт. Я продаю за чеканную монету и не торгуюсь.

— Разумеется, — сухо сказала Бри.

Она полезла в мешочек на поясе и достала тонкую золотую пластинку — одну из тех, которые зашила в подол, когда с детьми отправилась на поиски мужа. Брианна в тысячный раз мысленно поблагодарила Господа за то, что они нашли Роджера.

— Это не совсем монеты, но, может, его чеканка вас тоже устроит? — Брианна передала пластинку собеседнице.

Песочного цвета брови миссис Паттон взметнулись до самой кромки чепца. Она осторожно взяла золото, взвесила на ладони и зыркнула на Бри. К удовольствию Брианны, женщина попробовала металл на зуб, а затем недоверчиво посмотрела на крошечную вмятину. Слиток был промаркирован, однако вряд ли миссис Паттон что-нибудь поняла, кроме «14К» и «1 унция»^[78].

— Идет, — сказала хозяйка пороховой мастерской. — Сколько вам нужно?

* * *

Старательно взвесив порох и золото, они сошлись во мнении, что один слиток равняется двадцати долларам, и Брианна пожала руку миссис Паттон. Подобный жест слегка озадачил женщину, но отнюдь не смутил. Бри направилась обратно к повозке с двумя десятифунтовыми бочонками пороха, а следом столько же нес и каждый из кузенов.

Отец, беседующий с мистером Шелби, обернулся на звук шагов. Брови у него поднялись выше, чем у миссис Паттон.

— Сколько…

Не договорив, Джейми сжал губы, принял у нее бочонки и поставил в повозку к мешкам с рисом, бобами, овсом и солью, которые они выменяли на мельнице Вулэмов. Потом потянулся к споррану на поясе, но один из кузенов покачал головой.

— Она уже заплатила.

Парень коротко кивнул в сторону Бри и зашагал обратно к мельничному сараю. Второй молодой человек двинулся следом, затем бросил взгляд через плечо, догнал кузена и что-то тихо ему сказал, отчего первый тоже обернулся и снова покачал головой.

Отец хранил молчание, пока они не выехали на дорогу к дому.

— Чем ты расплатилась, дочка? — осторожно спросил он. — Ты, случаем, не захватила деньжат из… своего времени?

— Так, несколько монет… То, что удалось раздобыть без лишней суеты.

Джейми одобрительно покивал и тут же замер, когда дочь вытащила из мешочка золотую пластинку — едва ли ту можно было назвать слитком.

— И еще я взяла тридцать таких штук и спрятала в одежду и каблуки своих ботинок.

Отец что-то сказал по-гэльски. Бри не поняла, но выражение его лица говорило само за себя.

— В чем дело? — резко спросила она. — Золото везде в ходу.

Джейми коротко втянул воздух через нос. Очевидно, этого хватило, чтобы взять себя в руки: он чуть разжал челюсти, с лица сошла краснота.

— Да, верно.

Пальцы на его правой руке чуть заметно дрожали, и он перебрал поводья в попытке ее успокоить.

— В этом-то и беда, дочка, — сказал Джейми, не сводя глаз с дороги. — Золото везде в ходу. И охотников до него полно. Вот почему лучше не болтать направо и налево, что оно у тебя водится… и притом в достатке. — Он на мгновение повернул к Брианне голову и вскинул бровь. — Я считал… То есть, судя по тому, что ты рассказала об этом Робе Кэмероне… Я думал, ты и сама знаешь.

При последних словах горячая волна прокатилась от ее груди к голове. Брианна сжала золотую пластинку в кулаке, чувствуя себя идиоткой, но обвинение было не вполне справедливым.

— Как же тогда ты собираешься тратить золото? — спросила она.

— А я и не собираюсь, — прямо сказал отец. — Предпочитаю не трогать тайник. Я не считаю его по-настоящему своим и воспользуюсь им только в случае крайней нужды, для защиты семьи или арендаторов. Да и тогда не стану тратить его в открытую.

Он оглянулся через плечо, и Брианна невольно последовала его примеру. К настоящему времени предприятие Паттонов осталось далеко позади и дорога — весьма изъезженная — пустовала.

— Если мне придется его использовать — а мне придется, если я решу собирать ополчение, — я сниму тонкую стружку, сделаю из нее маленькие самородки и натру землей. Затем вручу по мешочку Бобби Хиггинсу, Тому Маклауду и, быть может, еще одному-двум людям, которым доверил бы жизни своих родных. Отправлю их в разное время, в разные места. И вряд ли в одно и то же место дважды. Они постепенно обратят золото в деньги: будут платить за покупки и получать сдачу монетами, продадут один-другой самородок ювелиру, а что-то обменяют у златокузнеца. Тогда уже, осторожно, я потрачу деньги, с которыми они вернутся.

От слов «доверил бы жизни своих родных» у Брианны скрутило живот. Теперь она отчетливо поняла, какому риску только что подвергла Джема, Мэнди, Роджера и остальных обитателей Нового дома.

— Да не переживай, — попытался утешить отец. — Наверняка все обойдется.

Он одарил ее легкой улыбкой и коротко пожал колено. Лошади ускорили ход, и Бри догадалась, что отец хочет отъехать как можно дальше от Порохового притока до темноты.

— Думаешь… — Слова застряли у нее в горле, потонув в грохоте повозки, и она предприняла вторую попытку: — Думаешь, те мужчины, — она махнула назад, — поедут за нами?

Джейми покачал головой и наклонился вперед, сосредоточенно правя лошадьми.

— Вряд ли. Паттоны понимают, что вести с нами дела выгоднее, чем завладеть нашим имуществом. Но готов поспорить: парни проболтаются об удалой девчонке в мужском костюме и с кошельком золота на поясе. Если не повезет, кому-нибудь захочется нас навестить. Будем молиться, чтобы этого не случилось.

— Да.

Первая волна потрясения и гнева отступила, оставив после себя легкое головокружение. Затем Брианна вспомнила кое-что еще и сжалась, как от удара в живот.

— Что? — встревоженно спросил Джейми, когда она охнула, словно ее и правда ударили. Он придержал лошадей, но дочь лишь махнула руками и затрясла головой.

— Я… просто… Они знают, кто ты. Миссис Паттон тебя узнала.

— Узнала? Я ведь сам представился.

Однако Джейми еще сильнее натянул поводья, чтобы расслышать ответ.

— Она знает, что ты Рыжий Джейми, — выпалила Бри.

— Что? — спросил он скорее удивленно, чем испуганно. Вообще-то в его голосе прозвучали веселые нотки. — Как, черт возьми, она поняла? Девица моложе тебя. В ту пору, когда меня в последний раз так называли, она еще не родилась.

Бри рассказала о дядюшках миссис Паттон и о листовке.

— Очевидно, ты все еще выглядишь как человек, чье лицо может попасть на плакат «Разыскивается», — неуверенно пошутила она.

— Ммхм.

Лошади теперь шли шагом, и Брианна с облегчением вздохнула после тряски и шума. Она украдкой глянула на отца: тот больше не выглядел сердитым или расстроенным. Просто сидел с задумчивым выражением лица, очень походившим на печаль.

— Заметь, — произнес он наконец, — негоже делать то, что принесет тебе репутацию безумца, убивающего без разбора и пощады. Но с другой стороны, вовсе не худо иметь такую репутацию.

Он прищелкнул языком, и лошади сначала перешли на рысь, а затем ускорили бег. Однако ощущение спешки исчезло. Бри покосилась на отца и с облегчением отметила, что слава Рыжего Джейми его не взволновала. Пожалуй, теперь он даже несколько успокоился в отношении золота.

Они продолжили путь в молчании, хотя уже не столь напряженном. Но когда встали на ночлег, сразу после восхода луны, то ели без огня. А ночью, постоянно пробуждаясь от чуткого сна, Бри неизменно видела отца сидящим в черной тени дерева с винтовкой в правой руке и заряженным пистолетом в левой.

22

Прах, прах…

Я шагала за Роджером через заросли огромных тополей. Кроны смыкались высоко над тропой: возникало такое чувство, будто мы в тихой церкви, а на стропилах вместо летучих мышей поселилась чирикающая братия. Очень уместно для нашей миссии, — подумала я.

Однако мне скорее была отведена роль шпионки, нежели переговорщика. Я сунула руку в карман юбки и в третий раз проверила содержимое: внизу три солидных узловатых корня имбиря, сверху — несколько мешочков с сушеными травами, которые здесь не растут.

Моя задача — конечно, если Роджер успеет замолвить словечко до того, как нас обоих вышвырнут вон, — заключалась в том, чтобы заговорить зубы миссис Каннингем. Сначала выразить бурную благодарность за хинную кору (и сдержанно извиниться за вспыльчивость Мэнди), затем вручить ответные дары, один за другим, подробно объясняя их происхождение, область применения и правила использования.

Между тем Роджер успеет выманить капитана Каннингема на улицу — ведь порядочные мужчины, разумеется, не захотят слушать, как две травницы обсуждают самые действенные при запорах клизмы. Дальше дело за Роджером. Он шагал впереди, решительно расправив плечи.

Мы вышли из тополиной рощи, и каменистая тропа вновь устремилась вверх, в заросли елей и гемлока, обильно источающих смолу на солнце.

— Пахнет Рождеством, — улыбнулся Роджер, придерживая для меня большую ветку. — Мы ведь устроим семейное празднование? Я имею в виду — ради Джема и Мэнди. Они к этому привыкли и уже достаточно взрослые, чтобы помнить.

Рождество у шотландцев было чисто религиозным праздником — все веселье происходило на Хогманай.

— Чудесная мысль, — сказала я с легкой грустью.

Рождественские каникулы моего детства — те, которые остались в памяти, — по большей части проходили в нехристианских странах. Мы довольствовались хлопушками из Англии, пудингом в жестяной банке, а однажды — рождественскими яслями, украшенными верблюжьими колокольчиками и фигурками Марии, Иосифа и Младенца Иисуса в окружении свиты царей, пастухов и ангелов. Все они были сделаны из каких-то местных стручков и наряжены в крошечные одежды.

Впоследствии я с удовольствием ежегодно устраивала настоящее Рождество для Брианны — и для себя тоже. Охваченная радостным волнением, я делала то, о чем раньше только читала или слышала. Фрэнк, единственный из нас, кто хорошо разбирался в британских рождественских традициях, выступал экспертом по части меню, упаковки подарков, пения гимнов и других тайных знаний. С момента украшения елки и до того дня, как ее убирали после Нового года, дом наполняла атмосфера восхитительного таинства и особого умиротворения. Ах, если бы устроить подобное в нашем новом доме, в компании всех близких…

— Вот что. — Я очнулась как раз вовремя, чтобы нырнуть под еловую лапу. — Не упоминай Санта-Клауса в разговоре с капитаном Каннингемом.

— Добавлю в список запрещенных тем, — серьезно пообещал Роджер.

— И что у тебя идет первым пунктом?

— Ну, обычно вы, — без обиняков сказал он. — Хотя в нынешних обстоятельствах куда сложнее выбрать между семейством Бердсли и виски Джейми. Конечно, Каннингемы рано или поздно узнают и о том, и о другом — если еще не узнали, — но я не хочу выступать в роли вестника.

— Бьюсь об заклад, о Бердсли они слышали, — предположила я. — Миссис Каннингем ведь дала хинную кору. Значит, кто-то сообщил, что она мне нужна и, вероятно, для чего. И вряд ли этот кто-то удержался и не разболтал о Лиззи и двух ее мужьях.

— Верно. — Роджер взглянул на меня, и губы его тронула улыбка. — Хотя нельзя поручиться, что… ну, то есть…

— Оба сразу? — Я рассмеялась. — Бог его знает, только у них в доме трое маленьких детей, двое из которых спят в родительской постели. Может, конечно, их из пушки не разбудишь, — задумчиво добавила я, — но теснота…

— Было бы желание, а возможность найдется, — заверил Роджер. — К тому же на улице еще тепло.

Тропа расширилась, и теперь мы шагали бок о бок.

— В любом случае миссис Каннингем проявила удивительную щедрость с учетом того, что наговорила нам с Брианной о ведьмах.

— Да, а еще заверила всех нас, включая меня и Мэнди, что мы попадем в ад.

При этих словах Роджер рассмеялся.

— Вы видели, как Мэнди ее передразнивает?

— Жду не дождусь. Далеко еще?

— Почти пришли. Я прилично выгляжу? — спросил он, стряхивая кленовые листья с жилета.

Роджер тщательно подготовился к встрече: надел хорошие бриджи, чистую рубашку и жилет со скромными деревянными пуговицами (Бри поспешно перешила их на место привычных бронзовых). Кроме того, Брианна заплела мужу волосы, а Джейми, у которого было гораздо больше опыта в таких делах, аккуратно подвернул косу и крепко завязал ее на затылке широкой черной лентой в рубчик из своих запасов.

«Ступай с Богом, a charaid», — ухмыляясь, напутствовал он Роджера.

Вот уж воистину — Бог нам в помощь.

— Отлично, — заверила я Роджера.

— Тогда вперед.

Каннингемы жили в недавно выстроенной хижине на южной окраине Риджа — настолько далеко я еще не забиралась. Мы шли больше часа, то и дело смахивая с себя листву, опадавшую с деревьев зеленым дождем, а также полчища мошек, ос и пауков. День выдался очень теплый, и я уже пожалела, что не взяла с собой чего-нибудь прохладительного, как вдруг Роджер остановился на краю поляны.

Брианна рассказала мне о побеленных камнях и сверкающих стеклах. За домом виднелся большой огород с овощными грядками и лечебными травами, однако миссис Каннингем еще не успела соорудить забор, поэтому ничто не мешало оленям и кроликам там хозяйничать. Я с огорчением оглядела вытоптанную землю, сломанные стебли и обглоданную ботву репы. С другой стороны, в таких обстоятельствах старуха охотнее польстится на мои подношения.

Я сняла шляпу и торопливо пригладила волосы — насколько было возможно после четырех миль ходьбы в жаркую погоду.

Не успела я надеть шляпу, как дверь открылась.

Завидев нас, Каннингем вздрогнул. Вероятно, он ждал кого-то другого. Сердце у меня забилось чаще, и я мысленно повторила начало своей благодарственной речи.

— Добрый день, капитан! — дружелюбно поприветствовал Роджер. — Моя теща, миссис Фрэзер, пожелала навестить миссис Каннингем.

Слегка приоткрыв рот, капитан перевел взгляд на меня. Он не сумел скрыть своих чувств: судя по выражению лица, Каннингем пытался сопоставить то, что слышал обо мне от матери, с тем респектабельным видом, какой я на себя напустила.

— Я… Она… — начал он.

Роджер взял меня за руку и быстро повел по дорожке к дому, учтиво заговорив с капитаном о погоде, но тот не обратил внимания.

— Я хотел сказать… добрый день, мэм.

Он коротко кивнул, когда я остановилась и сделала реверанс.

— Боюсь, моей матери нет дома. — Каннингем настороженно глядел на меня. — Простите.

— О, она ушла в гости? — поинтересовалась я. — Как жаль. Мне хотелось поблагодарить ее за подарок. И я кое-что для нее принесла…

Я покосилась на Роджера, молча спрашивая: «Что теперь?»

— Нет, она пошла к ручью. — Капитан неопределенно махнул рукой в сторону леса. — Она… э-э…

— Ну, в таком случае, — перебила я, — пойду и поищу ее. Роджер, почему бы тебе не составить капитану компанию, пока я схожу за миссис Каннингем?

Не дождавшись ответа, я подобрала юбки, аккуратно перешагнула ряд белых камней и направилась к лесу, предоставив Роджеру действовать по своему усмотрению.

* * *

— Что ж… Прошу, входите.

Каннингем с достоинством принял удар судьбы и, широко распахнув дверь, пригласил Роджера внутрь.

— Благодарю, сэр.

В хижине царил такой же порядок, как и во время его прошлого визита, однако пахло иначе. Роджер мог поклясться, что в воздухе витает соблазнительный кофейный аромат. Боже, и в самом деле кофе…

— Присаживайтесь, мистер Маккензи.

Каннингем вновь овладел собой, хотя по-прежнему бросал на гостя косые взгляды. Роджер заготовил несколько вступительных реплик, но все они были призваны отвлечь миссис Каннингем и выиграть время для Клэр. Лучше поторопиться, пока женщины не вернулись.

— Недавно у меня состоялся интересный разговор с моей невесткой Рэйчел Мюррей, — начал Роджер.

Каннингем, нагнувшийся, чтобы снять горячий кофейник с очага, подскочил как ужаленный и едва не стукнулся головой о дымоход.

— Что? — Он обернулся.

— Я о миссис Йен Мюррей, — пояснил Роджер. — Знаете, молодая женщина из квакеров? Высокая, темноволосая, очень красивая? У нее еще громкоголосый ребенок?

Кровь прилила к лицу капитана.

— Я знаю, о ком вы, — с холодком в голосе произнес он. — Однако весьма удивлен, что она пересказала нашу беседу вам.

Роджер пропустил мимо ушей легкий нажим на последнем слове.

— Вовсе нет, — непринужденно пояснил он. — Она только сообщила, что речь шла о предмете, который, по ее мнению, меня заинтересует, и посоветовала прийти поговорить с вами здесь.

Гость обвел комнату рукой.

— По словам Рэйчел, во время службы во флоте вы читали своим людям воскресные проповеди и находили это занятие… «благодарным». Так она выразилась. Я ничего не путаю?

Краснота сошла с лица Каннингема. Он неохотно кивнул.

— Полагаю, вас это не касается, сэр. Но действительно, я проповедовал в тех случаях, когда собиралась паства, а мы плавали без капеллана.

— Что ж, тогда у меня к вам предложение, сэр. Присядем?

Любопытство пересилило. Каннингем кивнул на большое деревянное кресло со спинкой в виде колеса, а сам сел в такое же, только поменьше, по другую сторону от очага.

— Как вы знаете, — сказал Роджер, наклоняясь вперед, — я пресвитерианин и меня уважительно называют священником. Однако я еще не принял духовный сан, хотя прошел необходимое обучение, сдал экзамены и надеюсь на скорое рукоположение. Вам также известно, что мой тесть — и, если уж на то пошло — моя жена, теща и дети католики.

— Известно. — Каннингем овладел собой и теперь не стеснялся выражать неодобрение. — Как вам удается примирить свою совесть с подобным положением дел, сэр?

— Стараюсь жить сегодняшним днем, — безразлично пожал плечами Роджер. — Суть в том, что я в хороших отношениях с тестем, и когда он построил школу, то предложил мне проводить там и церковные службы по воскресеньям. В то время, три года назад, мы также учредили маленькую масонскую ложу, и мистер Фрэзер разрешил использовать здание вечерами для наших нужд.

До сих пор Роджер смотрел Каннингему в лицо, теперь же, упомянув о масонах, он опустил глаза на тлеющие угли в очаге: капитану требовалось время поразмыслить — конечно, если было над чем.

Похоже, он угадал. Прежнее замешательство и неодобрение собеседника таяли как лед: медленно, но верно. Он не произнес ни слова, но в его молчании появилось нечто новое. Капитан испытующе посмотрел на Роджера.

Была не была…

— Мы встретились как равные, — тихо сказал Роджер.

Каннингем втянул побольше воздуха в грудь и слегка кивнул.

— И расстались в согласии^[79], — так же тихо откликнулся он.

Атмосфера в комнате изменилась.

— Позвольте налить вам кофе.

Каннингем встал, взял две чашки из буфета, который словно попал сюда прямиком из лондонской гостиной, и протянул одну Роджеру.

Настоящий кофе. Свежемолотый. Роджер в упоении закрыл глаза и вспомнил слова Рэйчел о том, что ее угостили чаем. Судя по всему, капитан сохранил связи на флоте. Может, два таинственных посетителя были моряками? Всего лишь контрабандистами?

Минуту-другую они потягивали напиток в дружеском, хотя и настороженном молчании. Наконец Роджер сделал последний щедрый глоток.

— К несчастью, — сказал он, — год назад в здание ударила молния и школа сгорела дотла.

— Миссис Мюррей мне говорила. — Капитан осушил чашку, поставил ее и вопросительно кивнул на кофейник.

— С удовольствием. — Роджер передал свою чашку. — Будь Джейми Фрэзер в то время в Ридже, я уверен, он бы восстановил постройку, но из-за… хм… превратностей войны… он с семьей не смог быстро вернуться. Полагаю, вы об этом осведомлены.

— Да. Роберт Хиггинс мне сообщил, когда я подавал заявку на поселение. — Тень неодобрения вновь пробежала по его лицу. — Похоже, мистер Фрэзер — джентльмен с необычайно гибкими принципами. Назначить управляющим человека, осужденного за убийство…

— Ну, меня он считает не иначе как еретиком, однако терпит. По-вашему, это и есть «гибкие принципы»?

Роджер улыбнулся Каннингему, который поперхнулся кофе при слове «еретик». Полегче, приятель. Хоть мы и принадлежим к братству, не забывай о границах приличия.

Роджер кашлянул, давая Каннингему прийти в чувство.

— Итак, я упомянул о предложении… Мистер Фрэзер хочет, чтобы здание школы восстановили на прежнем месте и использовали для тех же целей. Он готов предоставить древесину. Однако, как вы, несомненно, знаете, он сейчас строит собственный дом и не сможет выкроить время или деньги до конца года. В связи с чем, сэр, я предлагаю нам троим совместными усилиями завершить восстановление в скорейшие сроки. И когда здание станет пригодным для использования, мы с вами смогли бы по очереди проповедовать там по воскресеньям.

Каннингем замер с чашкой в руке, но внешний панцирь холодности и сдержанности растаял. Судя по глазам, мысли его метались как пескари в пруду — так быстро, что не поймать.

Роджер поставил недопитую чашку и встал.

— Не желаете пойти со мной и осмотреть место?

* * *

Ручей я нашла легко. Рядом с домом еще не было колодца, поэтому Каннингемам приходилось где-то набирать воду, а раз так… Я обнаружила тропинку, ведущую в кусты кизила, и через несколько мгновений до моих ушей донеслось журчание воды.

Найти миссис Каннингем оказалось чуть сложнее. Она пошла вверх или вниз по течению? Мысленно бросив монетку, я направилась вниз и угадала: ручей в том месте слегка поворачивал, и на пятачке раскисшей земли у ближнего берега виднелось множество следов или, вернее, отпечатков ног одного-двух человек, часто здесь бывающих. Круги и борозды в грязи указывали, куда ставилось ведро.

Недавно прошел дождь, и ручей поднялся. На дальнем берегу густая растительность спускалась прямо к воде. Вряд ли миссис Каннингем стала бы переходить здесь: камни в русле хотя и годились на роль ступенек, сейчас практически все ушли под воду. Я медленно брела вдоль ручья, внимательно прислушиваясь. Я не ждала, что миссис Каннингем будет распевать псалмы, но какие-то звуки она обязательно издаст и птицы поблизости либо закричат, либо умолкнут.

И действительно: она выдала себя, когда привлекла внимание зимородка — тому не понравилось вторжение чужака. Я последовала за протяжным чириканьем и заметила птицу — длинноклювый комочек рыжего, белого и серо-голубого цветов. Он сидел на покачивающейся от легкого ветерка длинной ветке над небольшой заводью, образованной водоворотом. Потом я увидела миссис Каннингем. В воде. Нагую.

К счастью, меня она не заметила, и я, сдернув шляпу, поспешно присела за куст.

Зимородок при виде второго визитера окончательно рассвирепел и негодующе заверещал, раздувая яркое маленькое тельце. Однако миссис Каннингем, не обращая внимания, продолжала мыться — расслабленно, неторопливо, прикрыв глаза от удовольствия; влажные седые волосы струились по ее спине. У меня вдоль позвоночника стекал пот, а одна капля скатилась с подбородка. С чувством зависти я вытерла ее тыльной стороной ладони.

Ощутив на миг абсурдный порыв раздеться и нырнуть в воду, я тут же его подавила. Следовало немедленно уйти, но и этого я не сделала.

Отчасти меня удерживал естественный интерес, который заставляет нас наблюдать за другими людьми, когда они смеются, злятся, раздеваются донага или занимаются сексом. А отчасти — простое любопытство. Грань между исследователем и вуайеристом порой тонка, и я осознанно ступала по ней: миссис Каннингем представлялась мне загадкой.

Тело у нее было сильным, с широкими плечами, прямой спиной и развитыми мышцами, выступающими под дряблой кожей рук и груди. Кожа на животе обвисла, являя следы многократных родов. Выходит, капитан у нее — не единственный ребенок.

С закрытыми в безыскусном наслаждении глазами и расслабленным лицом она была хороша собой. Не красавица — годы неурядиц и суровый нрав оставили след, — но все же ее ярко выраженные, правильные черты отличались привлекательностью. Интересно, сколько ей лет? Капитану на вид около сорока пяти, хотя я понятия не имела, старший он ребенок или младший. Значит, где-то между шестьюдесятью и семьюдесятью?

Женщина отжала распущенные волосы и заправила за уши. У дальнего края заводи лежало полузатопленное бревно, и она осторожно прислонилась к нему спиной, снова закрыла глаза и опустила руку в воду между ног. Я моргнула, а затем как можно тише попятилась назад, приподняв юбки и стараясь не выронить шляпу. Пожалуй, это уже за гранью.

Пяткой я зацепилась за торчащий корень дерева и едва не упала, но все же удержалась на ногах, хотя выпустила из рук и юбку, и шляпу. Нагруженный карман ударился о бедро, напоминая о моих первоначальных намерениях.

Однако негоже просто сидеть тут, пока она не закончит начатое, выйдет из воды и оденется. Вернусь-ка лучше в хижину, скажу капитану, что не нашла его матушку, и в знак благодарности оставлю имбирь с травами.

Я начала отряхивать платье и тут заметила, что сильно наследила на сырой глине в своем укрытии. Бормоча под нос проклятия, я полезла под кусты позади себя, выгребла несколько пригоршней палой листвы, веток и камешков и торопливо разбросала их поверх предательских отпечатков. Вытирая руки горстью влажных листьев, я почувствовала среди них камешек и отшвырнула его.

Однако на лету камень отчетливо и ярко блеснул, и я снова его подняла.

Это оказался необработанный изумруд, длинный прямоугольный кристалл мутно-зеленого цвета в обрамлении грубой породы.

Несколько мгновений я смотрела на него, осторожно поглаживая поверхность большим пальцем.

— Как знать, вдруг ты однажды пригодишься? — тихо проговорила я и сунула находку в сумку.

* * *

— Сколько людей вмещало первоначальное здание? — спросил капитан, кивая на хрупкий черный остов двери.

— Около тридцати, если стоя. У нас не было скамеек. На собрания каждый из братьев ложи приносил из дома табуретку, а зачастую и бутылку.

Роджер улыбнулся при воспоминании о том, как Джейми передавал по кругу бутылки из первой партии домашнего виски и внимательно следил за пьющими на случай, если кто-нибудь упадет или внезапно умрет.

— И кстати… Вы должны знать, что мистер Фрэзер — один из братьев. Вообще-то он Досточтимый Мастер. Это он основал здесь ложу.

Потрясенный известием, Каннингем выронил из рук кусочек угля.

— Масон? Но ведь католикам нельзя давать масонские клятвы. Папа запрещает… — При этом слове капитан слегка скривил губы.

— Мистер Фрэзер стал масоном в шотландской тюрьме после восстания якобитов. И, как он сам сказал бы: «Папа не сидел в Ардсмуре, а я сидел».

До сих пор в беседах с капитаном Роджер придерживался оксфордского произношения, однако теперь процитировал Джейми с шотландским акцентом. Реакция Каннингема его позабавила, хотя было неясно, от чего тот захлопал глазами: из-за акцента или чудовищности поступков Джейми.

— Возможно, сие также демонстрирует… гибкость… взглядов мистера Фрэзера, — сухо заметил капитан. — Есть ли у него твердые принципы, позвольте спросить?

— Я думаю, он мудрый человек и знает, что в такие времена требуется идти на уступки, — возразил Роджер, не теряя самообладания. — Если бы он не умел находить компромисс, то давно обратился бы в прах — равно как и те, кто от него зависит.

— Вы, например?

Это было сказано без враждебности, однако с явной целью уязвить.

— Да.

Роджер глубоко вздохнул, принюхиваясь, но запах от удара молнии и пожара уже давно выветрился. Немного усилий — и здесь снова потечет мирная жизнь.

— Что же до принципов, за которые Джейми Фрэзер будет стоять до конца, — продолжил Роджер, — разумеется, они существуют, и да поможет Бог тому, кто встанет у него на пути. Как считаете, не расширить ли нам здание? Сейчас в Ридже гораздо больше семей.

Каннингем кивнул и перевел взгляд на тыльную сторону ладони, где нацарапал углем измерения.

— Вам известно точное количество? А как насчет их религиозных воззрений? По словам мистера Хиггинса, мистер Фрэзер не слишком строго отбирает поселенцев, при условии, что они честные люди и желают работать. Тем не менее, похоже, подавляющее большинство арендаторов — шотландцы.

Последнее было сказано с вопросительной интонацией, и Роджер кивнул.

— Верно. Первыми поселенцами стали те, кто сражался вместе с ним во время восстания, а также родственники его знакомых с предгорья. Там много шотландцев, — добавил он. — Разумеется, большинство первых арендаторов — католики, однако среди них встречались и протестанты, в основном шотландские пресвитериане. Позднее из Терсо прибыла большая группа иммигрантов, также пресвитериан. — И притом яростных… — Я сам лишь недавно вернулся в Ридж. Мне сказали, здесь живут несколько методистских семей. Не возражаете, если я спрошу, сэр, что привело сюда вас?

Каннингем коротко хмыкнул, скорее обдумывая ответ, а вовсе не от нерешительности.

— Как и многие другие, я приехал вслед за знакомыми. В Северной Каролине обосновались двое из моих моряков, а также лейтенант Феррелл. Он служил со мной в течение трех сроков, пока не пострадал от серьезного ранения, из-за которого ему пришлось оставить службу и выйти на пенсию. Его жена тоже здесь.

Роджер задался вопросом, продолжит ли тот — и каким образом — получать выплаты, но, к счастью, в настоящий момент эта забота лежала не на его плечах.

— Итого, — подытожил Каннингем, насмешливо заглянув Роджеру в глаза, — у меня уже есть конгрегация по меньшей мере из шести человек.

Роджер любезно улыбнулся, а затем совершенно искренне заверил Каннингема, что скудость местных развлечений гарантирует полный зал любому, кто пожелает выступить на публике.

— Развлечений, — мрачно повторил Каннингем и кашлянул. — Хм. Могу я спросить, мистер Маккензи, почему вы сделали мне подобное предложение? Кажется, вы вполне способны развлечь любое количество людей в одиночку.

— Потому что Джейми хочет знать, являешься ли ты лоялистом и чего в таком случае от тебя ожидать. А лучший способ вывести тебя на чистую воду — выманить на публику и дать возможность проповедовать.

Роджер не собирался лгать Каннингему, но ничто не мешало озвучить альтернативную правду.

— Как я уже сказал, более половины здешних поселенцев — католики. И хотя за неимением лучшего они придут послушать меня, уверен, они бы с удовольствием послушали вас. Учитывая некоторое свободомыслие в моей семье, — он пренебрежительно дернул плечом, — думаю, людям будет полезно услышать разные точки зрения.

— Так и есть, — раздался позади тихий веселый голос. — В том числе и голос Христа, говорящий в их сердцах.

Каннингем снова уронил уголек.

— Миссис Мюррей, — сказал он с поклоном. — К вашим услугам, мэм!

При взгляде на Рэйчел Мюррей у Роджера всегда становилось легче на душе, а завидев ее здесь и сейчас, он захотел рассмеяться.

— Привет, Рэйчел, — поздоровался он. — Где твой малыш?

— С Брианной и Дженни. Аманда пытается научить его слову «кака», под которым, насколько я понимаю, она имеет в виду экскременты.

— Ну, вряд ли у нее выйдет научить его слову «экскременты».

— Точно. — Рэйчел улыбнулась ему, потом Каннингему. — Брианна сказала, ты здесь с капитаном улаживаешь дела насчет нового молельного дома, поэтому я решила, что мне стоит присоединиться к разговору.

На ней было светло-серое ситцевое платье и темно-синий фишю^[80]. Подобное сочетание придавало ее глазам темно-зеленый оттенок.

Каннингем, хотя и вел себя галантно, выглядел несколько смущенным. В отличие от Роджера, который, правда, тоже удивился.

— То есть ты хочешь воспользоваться часовней? Для… гм… собраний?

— Разумеется.

— Подождите… Вы имеете в виду собрания квакеров? — Капитан нахмурился. — Сколько квакеров в настоящее время живет в Ридже?

— Всего один, насколько мне известно, — сказала Рэйчел. — Хотя полагаю, Огги тоже считается. Значит, два. Но у Друзей нет понятия кворума, и ни один Друг не станет возражать против гостей на рядовом собрании. Йен и Дженни — я говорю о своем муже и его матери, капитан, — наверняка присоединятся, да и Клэр с Джейми придут. Естественно, Роджер с Брианной приглашены, и ты тоже, Друг Каннингем, со своей матушкой.

Она одарила капитана улыбкой, и он невольно ответил тем же, потом смущенно кашлянул и сильно покраснел. Решив, что Каннингему поплохело от подобного церковного единения, Роджер вмешался:

— Когда бы ты хотела проводить собрания, Рэйчел?

— В Первый день. То есть в воскресенье, — пояснила она Каннингему. — Мы не используем языческие названия. Время суток не имеет значения. Мы не станем возражать против любых договоренностей, к которым вы пришли.

— Языческие? — ужаснулся Каннингем. — По-вашему, «воскресенье» — языческий термин?

— Ну, разумеется, — уверенно заявила Рэйчел. — Английское «Sunday» означает «день солнца» и отсылает к древнеримскому празднику «dies solis», который затем в староанглийском языке превратился в «Sunnendaeg». — Она чуть усмехнулась Роджеру. — Согласна, звучит не столь язычески, как «Tiwesdaeg», то есть вторник, получивший название в честь скандинавского бога войны. Но тем не менее. — Рэйчел взмахнула рукой и повернулась, чтобы уйти. — Сообщите мне, в какое время вы оба собираетесь проповедовать, и я все устрою соответствующим образом. И, конечно, мы поможем с возведением здания.

Мужчины молча смотрели, как она скрылась среди дубов.

Каннингем взял еще один кусочек угля и рассеянно потер его между большим и указательным пальцами. Роджер вспомнил, как однажды в Пепельную среду ходил с Брианной на службу в церкви Святой Марии в Инвернессе. Священник опустил палец в горку пепла на блюдце (по словам Бри, он остался от сожжения пальмовых ветвей с прошлогоднего предпасхального воскресенья^[81]), а затем начертил крест на лбу каждого прихожанина и прошептал: «Помни, человек, что ты прах и в прах возвратишься»^[82].

Когда очередь дошла до него, Роджер встал. Он отчетливо запомнил странное зернистое ощущение от пепла и одновременно нахлынувшие чувства тревоги и смирения.

Почти как сейчас.

23

Ловля форели в Америке, часть вторая

Несколько дней спустя

Зеленовато-желтая, как опадающий лист, муха мелькнула в воздухе и опустилась на воду среди расходящихся от рыбы кругов. Секунду или две она держалась на поверхности, а затем с крошечным всплеском исчезла, схваченная прожорливыми челюстями. Роджер резко дернул удилище, подсекая добычу, но в этом не было необходимости: сегодня голодная форель набрасывалась на все подряд. Рыбина так глубоко заглотила крючок, что оставалось только с усилием вытянуть ее из воды.

И все же форель, отливая серебром в последних лучах солнца, боролась и норовила сорваться с лески. Роджер чувствовал ее силу, ярость и желание жить — несоразмерно большое для такой рыбы, — и его сердце тоже забилось мощнее.

— Кто тебя научил так закидывать удочку, Роджер Мак? — Тесть взял трепыхавшуюся на берегу форель и аккуратно ударил ее о камень. — Более ловкого движения я еще не видел.

Роджер скромно отмахнулся от комплимента, хотя и покраснел от удовольствия: Джейми не разбрасывался похвалой.

— Мой отец, — ответил он.

— Правда?

— В смысле — преподобный, — поспешил уточнить Роджер. — На самом деле он приходился мне двоюродным дедушкой. Он меня усыновил.

— Значит, он и есть твой отец, — улыбнулся Джейми.

У дальнего берега заводи Жермен с Джемом спорили из-за того, кто выудил самую большую рыбу. Поймали они порядочно, но складывали форель в общую кучу и теперь не могли определить, где чья.

— Ты ведь не думаешь, что я люблю Джема и Жермена по-разному из-за того, что первый — мой внук по крови, а второй — нет?

— Конечно, не думаю.

Глядя на мальчиков, Роджер и сам улыбнулся. Жермена, родившегося на год с небольшим раньше, отличало худощавое телосложение, как и обоих его родителей. Джем был широкоплечим, в деда. И в меня, — подумал Роджер, приосанившись. Оба мальчика сильно вытянулись. Под алым светом заходящего солнца их волосы вспыхнули рыжим — даже белокурая шевелюра Жермена.

— А где Фанни? Она их быстро помирит.

Двенадцатилетняя Фрэнсис порой выглядела намного младше своих лет, а иногда — поразительно старше. Девочка уже успела сблизиться с Жерменом, когда в Ридже появился Джем, и ее первоначальная настороженность к нему объяснялась страхом, что Джем отнимет у нее единственного друга. Однако Джем был душой компании, а бывший карманник Жермен умел найти подход к людям гораздо лучше любого одиннадцатилетнего мальчишки, и вскоре троицу повсюду видели вместе. Хихикая, они то удирали через кусты, спеша по каким-то таинственным делам, то вдруг появлялись во время пахтанья масла — слишком поздно, чтобы помочь со сбиванием, но как раз кстати, чтобы выпить стакан свежей пахты.

— Дженни учит ее вычесывать коз.

— Зачем?

— Хочу добавить козий волос в штукатурку для стен.

— Понятно.

Роджер кивнул, протягивая шнур для переноски рыбы через темно-красную жаберную щель.

Солнце почти опустилось за деревья, однако форель все еще клевала, то и дело выпрыгивая из воды и образуя на поверхности сверкающую рябь. Поддавшись соблазну, Роджер на мгновение сжал пальцы на удилище… Нет, для ужина и завтрака им хватит, а в погребе и так уже с десяток бочонков соленой и копченой рыбы, да и солнце вот-вот скроется.

Джейми в одной рубахе неподвижно сидел на удобном пеньке, вытянув босые ноги; сзади на земле валялся старый охотничий плед. В нагретом за день воздухе разливалась нега. Он посмотрел на мальчиков: позабыв о споре, те снова взялись за удочки и внимательно следили за поплавками, будто парочка зимородков.

Джейми повернулся к Роджеру и как ни в чем не бывало спросил:

— А у пресвитериан существует таинство исповеди, mac mo chinnidh?

Роджер немного помолчал, ошеломленный как самим вопросом, так и возможным подтекстом, а также тем, что Джейми назвал его «сын моего дома». Подобное обращение он слышал только раз, во время собрания кланов на горе Геликон несколько лет назад.

Однако по своей сути вопрос был простым, и Роджер так же просто ответил:

— Нет. У католиков семь таинств, а пресвитериане признают всего два: крещение и причастие. — Этим он мог бы ограничиться, только суть вопроса явно заключалась в другом. — Вы хотите мне о чем-то рассказать, Джейми? — На его памяти он лишь второй раз обратился к тестю по имени. — Я не могу отпустить вам грехи, но с радостью выслушаю.

Лицо собеседника, до сей поры не выражавшее особого напряжения, теперь расслабилось, и разница была очевидной. Собственное сердце Роджера распахнулось навстречу этому человеку, готовое принять все, что бы тот ни сказал. По крайней мере, так он думал.

— Да, — хрипло ответил Джейми и кашлянул, застенчиво наклонив голову. — Это меня устроит. Помнишь ночь, когда мы вырвали Клэр из рук тех подонков?

— Такое не забывается. — Роджер посмотрел на тестя, потом скосил глаза на мальчиков, которые по-прежнему увлеченно рыбачили, и вновь оглянулся на Джейми. — Почему вы спрашиваете? — осторожно поинтересовался он.

— Ты был там, когда я сломал Ходжпайлу шею, а Йен спросил, что делать с остальными? И я сказал: «Убей всех».

— Да.

Он там был. И не хотел возвращаться к прошлому. Слова тестя подняли на поверхность воспоминания, от которых повеяло холодом: непроглядная ночь в лесу, отблески пламени, леденящий ветер и запах крови. Барабаны… Один боуран грохочет у него в руках, еще два — позади. Крики. Чьи-то сверкнувшие в темноте глаза и острый спазм в животе, когда под его ударом проломился череп.

— Я убил одного из них, — резко произнес Роджер. — Вы знали?

Джейми все это время смотрел на него и сейчас не отвел взгляда. На миг сжав губы, он кивнул.

— Сам я не видел, — сказал он. — Но на следующий день у тебя на лице все было написано.

— Немудрено.

Роджеру сдавило горло, и слова вырывались с хрипом. Удивительно, что после битвы Джейми вообще заметил хоть что-то, кроме Клэр. С болью в груди, как после удара под дых, Роджер вспомнил: она стояла на коленях у ручья и пыталась выправить собственный сломанный нос, глядя на отражение в воде, а по ее избитому обнаженному телу струилась кровь.

— Нельзя угадать заранее, чем все закончится. — Джейми пожал плечом. Шнурок, державший его волосы, исчез (видимо, зацепился где-то за ветку), и густые рыжие пряди колыхались на вечернем ветерке. — Я имею в виду схватку. Одно остается в памяти, другое нет. Тем не менее ту ночь я помню прекрасно — как и последующий день.

Роджер молча кивнул. У пресвитериан действительно не было таинства исповеди, и сейчас он об этом пожалел: весьма полезная штука. Особенно если ведешь такой образ жизни, как Джейми. Но любой священник знает потребность души выговориться и быть понятой, и в его силах дать такую возможность.

— Естественно, — сказал он. — Значит, вы сожалеете? О том, что приказали убить тех людей?

— Ни капли. — Джейми бросил на него жесткий взгляд. — А ты сожалеешь о своем поступке?

— Я… — Роджер внезапно умолк. Не то чтобы он об этом не думал, просто… — Сожалею, что пришлось, — осторожно закончил он. — Очень. Хотя в глубине души уверен: иначе было нельзя.

Джейми выдохнул.

— Ты наверняка знаешь, что Клэр изнасиловали.

Тесть не спрашивал, однако Роджер кивнул. Клэр не рассказывала даже Брианне — да и к чему.

— Человек, сделавший это, не погиб в ту ночь. Она видела его живым два месяца назад у Бердсли.

В воздухе повеяло прохладой, но волоски на предплечьях у Роджера приподнялись по другой причине. Джейми всегда четко выражал мысли, и начал он разговор со слова «исповедь». Роджер не торопился с выводами.

— Вряд ли вы спрашиваете у меня совета, как поступить.

Джейми некоторое время помолчал — темная фигура на фоне пылающего заката.

— Нет, — тихо сказал он. — Конечно.

— Дедушка! Смотри!

По камням через заросли к ним пробирались Джем с Жерменом, каждый нес нанизанных на шнурок рыб. Смешанная с кровью вода капала на штаны мальчишек, оставляя темные полосы. Рыбья чешуя блестела бронзой и серебром в последних лучах угасающего света.

Роджер перевел взгляд на Джейми и успел заметить, как сверкнули его глаза, когда он смотрел на мальчиков. На миг лицо тестя отразило тревогу и внутреннее напряжение, которые тут же исчезли. Он улыбнулся внукам и наклонился полюбоваться уловом.

Господи Иисусе, — подумал Роджер. Через его грудь будто пропустили электрический разряд, короткий и обжигающий. — Он прикидывает, достаточно ли они взрослые. Для таких знаний.

— Мы решили, пускай каждый возьмет по шесть, — пояснил Джемми, гордо поднимая бечевку и поворачивая ее так, чтобы отец с дедом полюбовались размером улова.

— А эти — для Фанни. — Жермен показал связку поменьше, на которой висели три упитанные форели. — Мы решили, будь она здесь, что-то все равно поймала бы.

— Отлично придумано, ребята, — похвалил Джейми, улыбаясь. — Уверен, девчушка оценит.

— Хм. — Жермен слегка нахмурился. — Она по-прежнему сможет с нами рыбачить, Grand-père? Когда станет женщиной? Миссис Уилсон говорит, что нет.

Джемми с отвращением фыркнул и толкнул Жермена локтем.

— Вот еще глупости, — сказал он. — Моя мама женщина, и она ходит на рыбалку. И охотится, ясно?

Жермен кивнул, однако не слишком убежденно.

— Да, верно, — признал он. — Хотя мистер Кромби этого не одобряет, как и Цапля.

— Цапля? — удивился Роджер.

Хирам Кромби считал, что долг женщины — готовить, убирать, прясть, шить, присматривать за детьми, кормить скот и подавать голос только во время молитвы. Но Стойкая Цапля Брэдшоу был индейцем чероки, который женился на девушке из моравской общины в Салеме и теперь жил на другой окраине Риджа.

— Почему? Ведь женщины чероки сами выращивают урожай, и я точно видел, как они ловили рыбу сетями и складывали в садки.

— Цапля говорил не о рыбной ловле, — объяснил Джем отцу. — По его словам, женщины не могут охотиться, потому что от них воняет кровью и это отпугивает дичь.

— Что ж, верно, — к удивлению Роджера, согласился Джейми. — Но только когда у них месячные. И даже в этом случае, если зайти с подветренной стороны…

— А вдруг запах крови привлечет медведя или пуму? — спросил Жермен, видимо слегка обеспокоенный подобной возможностью.

— Маловероятно, — сухо сказал Роджер, надеясь, что прав. — На твоем месте я бы помалкивал о таком при тетушке. Она может обидеться.

Джейми усмехнулся и отправил мальчишек домой.

— Ступайте-ка. Нам тут еще нужно поговорить. Скажите бабушке, что мы придем к ужину, хорошо?

Они подождали, пока мальчики не отойдут на достаточное расстояние. Ветер стих, и последние круги на воде медленно растаяли в сгущающихся сумерках. Воздух наполнили маленькие мушки, не ставшие добычей форели.

— Значит, вы это сделали? — спросил Роджер. Он опасался услышать ответ. Что, если тесть отложил задуманное и сейчас попросит у него помощи?

Джейми кивнул и расправил широкие плечи.

— Клэр мне не сказала. Разумеется, я тотчас заметил, что она чем-то встревожена… — В его голосе промелькнула горькая усмешка: Клэр не умела скрывать чувства. — Но когда я завел об этом речь, она попросила меня дать ей время подумать.

— Вы согласились?

— Нет, — серьезно ответил Джейми. — Я видел, как она терзается. И тогда расспросил сестру — Дженни была с Клэр у Бердсли. Она тоже заметила этого типа и выведала у Клэр, в чем дело. Когда я дал понять, что знаю, Клэр заявила, что с ней все в порядке. Она пыталась простить ублюдка. И почти преуспела.

Джейми говорил будничным тоном, однако Роджер уловил нотку горечи.

— Думаете… следовало дать ей еще время? Прощение — долгий процесс, а не мгновенный акт.

Он почувствовал себя до странности неловко и кашлянул, прочищая горло.

— Знаю, — произнес Джейми сухим, как наждак, голосом. — Лучше многих.

Горячая волна смущения затопила грудь Роджера и поднялась к шее. Горло сдавило, и какое-то время он вообще не мог говорить.

— Да, — продолжил Джейми немного погодя. — Все так. Хотя, сдается мне, покойника простить куда легче, нежели того, кто мелькает у тебя перед глазами. Если начистоту, я подумал, меня она простит скорее, чем его. — Он пожал плечом. — И… даже если бы Клэр смирилась с тем, что этот тип живет поблизости, то я — никогда.

Роджер тихонько хмыкнул в знак согласия. Слова тут казались излишними.

Джейми не шевелился и молчал. Он чуть отвернул голову, глядя на поверхность воды, по которой от легкого ветерка пробегали всполохи ряби.

— Возможно, это самый скверный поступок за всю мою жизнь, — наконец проговорил он едва слышно.

— Хотите сказать, с нравственной точки зрения? — спросил Роджер, стараясь не выдать голосом чувств.

Джейми повернул голову, и в его голубых глазах при свете последних лучей солнца мелькнуло удивление.

— Нет, что ты, — без раздумий ответил он. — Я имел в виду сам процесс.

— Понятно.

Роджер умолк, ничем не нарушая воцарившееся молчание. Мысли Джейми казались осязаемыми, хотя сам он сидел неподвижно. К чему эта исповедь? Чтобы пережить все заново и таким образом снять камень с души? Роджер чувствовал страшное любопытство и в то же время отчаянное желание остаться в неведении. Он перевел дух и резко заговорил:

— Я рассказал Брианне. Что убил Бобла и… как именно. Может, не следовало.

Лицо Джейми полностью скрыла тень, но Роджер чувствовал взор голубых глаз на своем лице, озаренном закатным солнцем. Он едва удержался, чтобы не опустить взгляд.

— Правда? — спокойно полюбопытствовал Джейми. — И что она ответила? Конечно, если не хочешь, не говори.

— Я… Если честно, единственные слова, которые мне запомнились, были: «Я тебя люблю».

Он смог расслышать только это за грохотом барабанов и ударами собственного сердца. Роджер стоял на коленях, уткнувшись в ноги Брианны, а она все повторяла: «Я тебя люблю» — и обнимала его за плечи, укрывая водопадом волос, смывая своими слезами его грехи.

На мгновение он перенесся в прошлое и тут же очнулся, когда Джейми что-то сказал.

— Простите?

— Говорю: почему пресвитериане не считают брак таинством?

Джейми повернулся на камне лицом к Роджеру. Солнце уже почти село, лишь бронзовый нимб волос виднелся вокруг его головы. Остальное тонуло во мраке.

— Ты священник, Роджер Мак, — произнес он тем же тоном, каким мог описать любое природное явление, например пегую лошадь или стайку крякв. — Мне — да и тебе, думаю, тоже — ясно, что Бог призвал тебя и привел сюда именно за этим.

— Ну, с ролью священника, может, и ясно, — сухо сказал Роджер. — Что же до остального… Остается только гадать.

— С этим ты справишься лучше нас всех, парень, — с улыбкой в голосе заявил Джейми. Он встал — черная тень с удилищем в руке наклонилась к плетеной корзине для рыбы. — Не пора ли двигаться к дому?

Между берегом пруда и оленьей тропой, ведущей по небольшому склону, не было прохода как такового. Пока они с усилиями пробирались в сумерках по валунам через густой кустарник, разговор сошел на нет.

— Во сколько вы впервые увидели убийство? — вдруг спросил Роджер в спину Джейми.

— В восемь, — без колебаний ответил тот. — Во время драки, когда мы угоняли скот. Я тогда не слишком переживал.

Он поскользнулся на камне, однако вовремя схватился за еловую ветку и удержал равновесие. Твердо стоя на ногах, Джейми перекрестился и что-то пробормотал себе под нос.

В воздухе разлился запах помятой хвои; они пошли медленнее, глядя под ноги. Интересно, — подумал Роджер, — действительно ли в сумерках запахи ощущаются сильнее или просто зрение уступает место другим органам чувств?

— В Шотландии, — неожиданно произнес Джейми, — во время Восстания я видел, как мой дядя Дугал убил одного из своих людей. Жуткое дело, хотя и во имя милосердия.

Роджер перевел дыхание, собираясь сказать… Он не знал, что именно, но это не имело значения.

— А потом я убил Дугала прямо перед битвой. — Джейми не обернулся, продолжая медленно и упорно карабкаться вверх. Гравий время от времени скользил под его ногами.

— Знаю, — сообщил Роджер. — И по какой причине. Клэр нам рассказала. Когда вернулась и считала вас погибшим, — добавил он, видя, как напряглись плечи Джейми.

Наступила долгая пауза, нарушаемая только тяжелым дыханием и высоким, тонким свистом охотящихся ласточек.

— Не уверен, — сказал Джейми, осторожно формулируя мысль, — смог ли бы я умереть за идею. Нет, это прекрасно, — поспешно добавил он. — Только… Я спросил Брианну насчет тех, кто придумывает идеи и облекает их в слова, — многие ли из них сражались в реальности?

— Вы имеете в виду, во время революции? Вряд ли они сами воевали, — с сомнением произнес Роджер. — То есть будут воевать. За исключением Джорджа Вашингтона, хотя он не из тех, кто много разглагольствует.

— Он умеет разговаривать с солдатами, уж поверь, — криво усмехнулся Джейми. — А не с королем или газетчиками.

— Конечно. Однако, — справедливости ради уточнил Роджер, отводя смолистую сосновую ветку, от которой ладонь тут же стала липкой, — Джон Адамс, Бен Франклин и другие мыслители с говорунами рискуют своей шеей так же, как вы… как все мы.

— Да.

Склон круто пошел вверх, и какое-то время они поднимались молча, нащупывая путь по неровной гравийной осыпи.

— Думаю, я не смог бы умереть — или повести людей на смерть — только за идею свободы. Не теперь.

— Не теперь? — с удивлением повторил Роджер. — А раньше?

— Да. Когда ты с моей дочкой и детьми был… там. — Роджер уловил короткий взмах руки в направлении далекого будущего. — Потому что тогда мои поступки здесь… имели бы значение, так? Для всех вас. И я бы сражался ради вас. — Его голос смягчился. — Ведь для того я и рожден, понимаешь?

— Понимаю, — тихо сказал Роджер. — Вы всегда знали, не так ли? Для чего созданы.

Джейми удивленно хмыкнул.

— И когда же, по-твоему, я это понял? — с улыбкой спросил он. — Уж не в Леохе ли, подбивая приятелей на разные проделки? Может, стоит и в них исповедаться?

Роджер отмахнулся.

— Наши поступки повлияют на судьбы Джема и Мэнди — и наших потомков после них, — сказал он. При условии, что Джем и Мэнди выживут и заведут собственных детей, — добавил Роджер про себя, и от этой мысли у него в животе похолодело.

Джейми резко остановился, и Роджеру пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения.

— Гляди, — сказал тесть.

Они стояли на вершине невысокого холма. Деревья чуть расступились, и перед ними простерся Ридж — большой северный участок долины чернел на фоне поблекшей синевы неба. Однако непроглядную темноту пронзали крошечные огоньки: свет из окон и вылетающие из дюжины дымоходов искры.

— Дело не только в наших женах и детях. — Джейми кивнул в сторону огней. — А еще и во всех них.

В его голосе прозвучала необычная нотка гордости, смешанной с печалью и покорностью.

Во всех них.

Роджер знал, что в Ридже семьдесят три домохозяйства. Он видел бухгалтерские книги Джейми, в которых тот скрупулезно отмечал убытки и достаток каждой семьи арендаторов, занимавших его землю — и мысли.

— «И теперь так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего, Израиля»^[83].

Цитата пришла на ум неожиданно, и он произнес ее вслух, не успев подумать.

Джейми глубоко и шумно вздохнул.

— Да, с овцами было бы проще, — сказал он, а затем резко добавил: — В книге Фрэнка Рэндолла говорится, что армии пойдут на юг, хотя это и без него ясно. Я не смогу защитить Клэр, Брианну, детей — всех их, — если война придет в Ридж. — Тесть кивнул в сторону далеких искр. Роджер понял, что под «ними» он имел в виду поселенцев — своих людей.

Не дожидаясь ответа, Джейми поправил корзину и начал спускаться.

Тропа сузилась, и они задевали друг друга плечами. Роджер чуть отстал, следуя на шаг позади тестя. Месяц, тонкий словно щепка, сегодня взошел поздно. Было темно, и морозный воздух щипал кожу.

— Я помогу вам защитить их, — хрипло сказал он Джейми в спину.

— Знаю, — тихо ответил тот.

Повисла короткая пауза, будто от него ждали продолжения, и Роджер произнес в тишину ночи:

— Своим телом. И душой, если потребуется.

Он видел силуэт Джейми: тесть глубоко вздохнул, и на выдохе его плечи расслабились. Теперь они зашагали бодрее. Тропа то и дело пропадала из виду, и они сбивались с пути; кусты царапали босые ноги.

На краю поляны возле дома Джейми остановился, подождал Роджера и положил руку ему на плечо.

— То, что происходит на войне… твои поступки… не проходит бесследно, — тихо сказал он. — Хоть ты и священник, тебя это тоже заденет, помяни мое слово. Мне очень жаль.

Не проходит бесследно. Мне очень жаль. Однако Роджер промолчал и лишь слегка коснулся ладони тестя на своем плече. Затем Джейми убрал руку, и они молча пошли домой.

24

Ночные тревоги

Адсо, лениво растянувшийся на столе, будто меховой шарф, открыл глаза и тихо вопросительно мяукнул в ответ на скрежет.

— Несъедобно, — сказала я ему, стряхивая с ложки последний шарик мази из горечавки.

Большие серовато-зеленые глаза снова сомкнулись в щелочки, однако не закрылись полностью, и кончик хвоста начал подрагивать. Кот на что-то смотрел. Я обернулась и увидела в дверях Джемми, кутающегося в потрепанную отцовскую рубаху из голубого ситца. Она почти доходила внуку до ступней и сползала с худенького плеча, но он не обращал на это внимания, торопясь мне что-то сообщить.

— Бабушка! Фанни приплохело!

— Поплохело, — машинально поправила я, закупоривая банку с мазью, чтобы Адсо не сунул в нее нос. — Что случилось?

— Она свернулась, как мокрица, и стонет от боли в животе. Бабушка, у нее кровь на ночнушке!

— Понятно. — Я отпустила банку с листьями перечной мяты, к которой потянулась первым делом, и взамен достала с верхней полки маленький кисейный мешочек. Он лежал там наготове уже пару месяцев. — С ней все в порядке, милый. Или скоро будет. Где Мэнди?

Дети спали в одной комнате и довольно часто — в одной постели. Было обычным делом, заглянув к ним ночью, обнаружить всех четверых вместе, сладко свернувшихся на тюфяке в общей куче из влажных тел и одежды. Утром Жермен ушел на охоту с Бобби Хиггинсом и Эйданом. Джемми остался, потому что вчера порезал ногу. Мэнди тоже находилась дома. Вряд ли ее неотвязное любопытство и излишняя разговорчивость помогли бы в сложившейся ситуации.

— Спит, — ответил Джем, наблюдая, как я бросаю узелок с травами в глиняный чайник и заливаю его кипятком. — Для чего это питье, бабушка?

— Просто чай с корнем имбиря и розмарином. И тысячелистником. Это месячногонное снадобье. — Я произнесла слово по буквам и добавила: — Оно помогает женщинам при месячных. Ты про них знаешь?

Джемми округлил глаза.

— Ты имеешь в виду, у Фанни течка? — выпалил он. — С кем ее будут вязать?

— Ну, у людей все по-другому, — сказала я и ловко выкрутилась: — Пусть тебе мама утром все объяснит. А сейчас давай-ка ты лучше иди к дедушке под бочок. Я отнесу Фанни чай.

Прежде чем уйти из хирургической, я вытащила из-под стола ящик с речными камнями и выбрала свой любимый: обветренный кусок серого кальцита размером с кулак Джейми, с тонкой ярко-зеленой прожилкой сбоку. Он напомнил мне о подобранном у ручья изумруде. Тот я держала в своей аптечке — в качестве амулета. Я положила камень в очаг и нагребла сверху горячих углей, на всякий случай: вдруг потребуется тепло.

В комнате у детей горела свеча. Фанни лежала спиной к двери на узком тюфяке, скинув покрывало и свернувшись калачиком, словно ежик. Она не обернулась на звук моих шагов, только втянула голову в плечи.

— Фанни? — тихо позвала я. — Как ты себя чувствуешь, милая?

Из-за сильного беспокойства Джемми насчет крови я немного переживала, однако на муслиновой ночнушке девочки виднелась единственная маленькая темная полоска и одно-два ржаво-коричневых пятнышка первой менструации.

— Нормально, — тихо и отстраненно ответила она. — Это профто… просто кровь.

— Совершенно верно, — спокойно подтвердила я, хотя ее интонация меня слегка встревожила. Я села рядом и дотронулась до плеча бедняжки. Оно будто одеревенело, кожа была холодной. Сколько времени Фанни пролежала без покрывала?

— Со мной все в порядке, — сказала она. — Тряпки у меня есть. Сорочку я пофти… постираю утром.

— Об этом не беспокойся.

Я легонько погладила ее по затылку, словно пугливую кошку. К моему удивлению, девочка сжалась еще сильнее. Я убрала руку.

— Тебе больно? — спросила я деловым тоном, которым обычно расспрашивала пациентов, приходивших ко мне в кабинет. Фанни уже не раз его слышала, и ее хрупкие плечики чуть расслабились.

— Не оф… не очень, — старательно выговорила она.

Фанни прилагала массу усилий, чтобы научиться правильно произносить слова, после того как я сделала ей френэктомию для избавления от косноязычия. Я видела, как ее раздражают отголоски прежней шепелявости.

— Профто давит, — сказала она. — Будто взяло в кулак, прямо тут. — Девочка продемонстрировала, как именно, прижав кулаки к низу живота.

— Все нормально, — заверила я. — Твоя матка просыпается, если можно так выразиться. Раньше она не давала о себе знать, поэтому ты ее не ощущала.

Я схематически объяснила, как устроена женская репродуктивная система, и хотя слово «матка» вызвало у Фанни легкое отвращение, слушала она внимательно.

К моему удивлению, шея у нее при этом побледнела, а плечи опять сгорбились. Я оглянулась на Мэнди, но та беспробудно сопела под стеганым одеялом.

— Фанни? — Я попробовала снова дотронуться до нее и погладить руку. — Ты ведь уже видела девушек, у которых начинались месячные?

Насколько мы знали, в Филадельфии девочка жила в борделе примерно с пяти лет. Я бы сильно удивилась, если бы она не имела представления о женской репродуктивной системе. Тут меня осенило, и я обругала себя за глупость. Ну конечно. Фанни видела все.

— Да, — сказала она так же холодно и отчужденно. — Это означает две вещи. Первое — ты можешь забеременеть, и второе — начать зарабатывать деньги.

Я сделала глубокий вдох.

— Фанни. Сядь и посмотри на меня.

На мгновение она замерла, однако тут же послушно повернулась и села, опустив взгляд на свои маленькие острые коленки под муслиновой тканью.

— Милая, — сказала я как можно мягче и за подбородок подняла ее лицо. Кроткие карие глаза, встретившись с моими, дрогнули, как от удара, зрачки в страхе расширились. Она сжала челюсти, и я убрала руку с застывшего личика. — Фанни, ты же не думаешь, что мы собираемся сделать из тебя шлюху?

Услышав изумление в моем голосе, девочка моргнула. Потом снова опустила глаза.

— Я… не гожусь ни для чего другого, — произнесла она чуть слышно. — Но могу получить кучу денег за… это. — Быстрым, едва ли не ожесточенным движением Фанни махнула рукой в районе живота.

Меня словно ударили под дых. Она что, в самом деле считала?.. Похоже, да. Должно быть, все то время, пока жила с нами. Поначалу Фанни казалась счастливой — ела вволю, наслаждалась безопасностью, нашла друзей. Но в последний месяц стала замкнутой и задумчивой, потеряла аппетит. Я сочла это физическими признаками неизбежных изменений, которые она чувствовала, и держала наготове менструальные травы. Мои догадки подтвердились, но, очевидно, я предусмотрела не все.

— Неправда, Фанни. — Я взяла ее за руку. Девочка не противилась, однако ее ладонь лежала в моей как дохлая птица. — Ты годишься на большее…

Господи, прозвучало так, будто мы держали ее ради каких-то других целей.

— То есть… Мы взяли тебя вовсе не потому, что рассчитывали… извлечь выгоду.

Она отвернулась и тихонько всхлипнула. Стало только хуже. Я внезапно вспомнила о Брианне в подростковом возрасте и как часами не выходила из ее спальни, тщетно уверяя: «Нет, ты не уродина. Конечно, у тебя будет парень, всему свое время. Нет, люди не испытывают к тебе ненависти». Тогда у меня мало что получалось, и, очевидно, с годами материнские навыки не улучшились.

— Мы тебя взяли, чтобы ты жила с нами, милая, — сказала я, поглаживая безжизненную ладонь. — И мы могли бы о тебе заботиться.

Фанни отдернула руку и снова свернулась калачиком, уткнувшись лицом в подушку.

— Дет, деправда, — прохрипела она и тяжело откашлялась. — Это Уильям заставил мистера Фрэзера.

Я громко рассмеялась. Девочка оторвала голову от подушки и удивленно посмотрела на меня.

— Послушай, Фанни. Как человек, который неплохо знает их обоих, уверяю тебя, что никто в мире не заставит одного из них сделать что-либо против его воли. Мистер Фрэзер упрям как скала, и сын весь в него. Давно ты знаешь Уильяма?

— Не очень… — неуверенно ответила она. — Он… он пытался спасти Дж… Джейн. Он ей нравился.

Внезапно слезы навернулись ей на глаза, и Фанни уткнула лицо в подушку.

— Вот как, — тихо сказала я. — Понятно. Ты думаешь о Джейн.

Разумеется.

Она кивнула, ее маленькие плечи сгорбились и вздрагивали. Коса расплелась, мягкие каштановые локоны упали вперед, обнажив белую шею, тонкую, как стебель очищенной спаржи.

— Я только один раф видела, как она плач-чет, — всхлипнула Фанни в подушку, которая наполовину заглушала слова.

— Кто — Джейн? Когда это было?

— Поф… после первого раза. С муф… мужчиной. Она вернулась и отдала окровавленное полотенце миссис Эббот. Потом заползла ко мне в постель и заплакала. Я ее обнимала… и гладила, н… но она не перефтавала.

Фанни поджала под себя руки и затряслась от безмолвных рыданий.

— Саксоночка? — раздался у двери хриплый сонный голос Джейми. — Что случилось? Я повернулся на бок и вместо тебя обнаружил в постели Джема.

Он говорил спокойно, пристально глядя на дрожащую спину Фанни. Затем перехватил мой взгляд, приподнял бровь и слегка кивнул в сторону дверного проема, спрашивая, не лучше ли ему уйти.

Посмотрев на Фанни, потом снова на него, я беспомощно дернула плечом. Он сразу же вошел в комнату и придвинул табурет к кровати. Заметив следы крови, Джейми покосился на меня — может, это сугубо женское дело? — но я покачала головой и погладила девочку по спине.

— Фанни скучает по своей сестре. — Я назвала единственную причину, которую, как мне казалось, можно было уладить в настоящий момент.

— Вот как, — тихо проговорил Джейми.

Прежде чем я успела его остановить, он наклонился и осторожно взял девочку на руки. Я опасалась, как бы мужское участие не испугало ее, однако она тотчас же повернулась к Джейми, обвила руками за шею и разрыдалась у него на груди.

Он усадил Фанни на колено, гладил по волосам и что-то бормотал по-гэльски. Она не знала языка, но понимала суть сказанного, как бывает с лошадьми и собаками. При виде этой сцены у меня будто гора упала с плеч.

Всхлипнув еще пару раз, Фанни постепенно успокоилась от его прикосновений и теперь лишь изредка икала.

— Я видел твою сестру всего раз, — осторожно сказал Джейми. — Ее звали Джейн, да? Джейн Элеонора. Красивая девушка. И она тебя любила, Фрэнсис. Я точно знаю.

Фанни кивнула, по щекам у нее потекли слезы. Я глянула в угол, где на маленькой раскладной кроватке лежала Мэнди. Она все еще крепко спала, засунув в рот большой палец. Однако Фанни быстро взяла себя в руки, и мне стало любопытно, не доставалось ли ей в борделе за слезы или несдержанные эмоции.

— Она сделала это ради меня, — проговорила девочка с невыразимым отчаянием в голосе. — Убила капитана Харкнесса. А теперь Джейн мертва. Я во всем виновата.

Она с усилием стиснула кулаки, так что побелели костяшки пальцев, и все же не сдержала слез. Джейми посмотрел на меня поверх ее головы, затем сглотнул, унимая дрожь в голосе.

— Ты бы сделала что угодно для сестры, правда? — спросил он, ласково поглаживая Фанни между выступающими маленькими лопатками.

— Да, — глухо ответила она ему в плечо.

— Разумеется. И Джейн сделала то же самое для тебя, ведь так? Ты бы отдала за нее жизнь без колебаний, и она тоже. Это не твоя вина, a nighean.

— Моя! Если бы я не подняла шум… Ох, Джейни!

Девочка прильнула к Джейми, предавшись горю. Тот гладил ее, давая выплакаться, а сам тем временем вопросительно посмотрел на меня поверх растрепанной макушки.

Я встала, подошла к нему сзади, положила руку на плечо и шепотом на французском вкратце рассказала, из-за чего еще переживает Фанни. Он на мгновение поджал губы, а затем кивнул, не переставая гладить девочку и бормотать утешения. Чай к тому времени уже остыл, на мутной поверхности плавали частички розмарина и молотого имбиря. Я взяла заварник с чашкой и тихонько вышла, чтобы сделать свежий.

Тут же за дверью я чуть не налетела на Джемми в темноте.

— Иисус твою Рузвельт Христос! — в сердцах прошептала я, едва не перейдя на крик. — Что ты здесь делаешь? Почему не в постели?

Внук пропустил вопросы мимо ушей, обеспокоенно вглядываясь в полумрак спальни и горбатую тень на стене.

— Что случилось с сестрой Фанни, бабушка?

Глядя на Джема сверху вниз, я медлила с ответом. Ему всего девять. И, конечно, в первую очередь родители должны объяснять ребенку то, что, по их мнению, ему следует знать. Но он дружит с Фанни, а девочка, видит Бог, нуждается в друге, которому можно доверять.

— Идем со мной. — Я положила руку Джему на плечо и повела к лестнице. — Расскажу, пока завариваю чай. Только смотри — матери об этом ни слова.

Я объяснила все, упрощая рассказ и опуская то, что узнала от Фанни о пристрастиях покойного капитана Харкнесса.

— Тебе известно, кто такие шлюхи? Э-э… их еще называют hoor?^[84] — добавила я, и озадаченное выражение на лице внука сменилось пониманием.

— Конечно. Жермен мне рассказывал. Это дамы, которые ложатся в постель с мужчинами, даже если те им не мужья. Фанни уж точно не шлюха, правда? Значит, ее сестра?.. — Он пришел в замешательство.

— В общем, да, — подтвердила я. — Но не стоит придавать этому слишком большое значение. Женщины или девушки становятся шлюхами не от сильного желания, а потому, что не могут заработать на жизнь иначе.

Похоже, я его совсем запутала.

— Как тогда они зарабатывают?

— Ну… Мужчины платят им за то, чтобы… э-э… лечь с ними в постель. Поверь мне на слово, — убедительно произнесла я при виде его расширившихся от удивления глаз.

— Я постоянно сплю в одной постели с Мэнди и Фанни, — возразил он. — И Жермен тоже. Вот еще — платить им деньги за то, что они девчонки!

— Джеремайа, — сказала я, наливая в заварник свежий кипяток. — «Ложиться в постель» — это эвфемизм. Слышал такое слово? Его используют, когда хотят приукрасить в разговоре что-то не очень приличное. Например, совокупление.

— Ах, вот ты про что… — Его лицо прояснилось. — Как у свиней? Или куриц?

— Примерно. Найди мне чистую тряпку, хорошо? Кажется, несколько лежат в нижнем шкафчике.

Я опустилась на колени — суставы слегка хрустнули — и при помощи кочерги достала из золы нагретый камень. Послышалось тихое шипение, когда холодный воздух комнаты коснулся раскаленной поверхности.

— В общем… — Я протянула руку за тканью, которую принес Джем, и попыталась придать голосу непринужденную интонацию. — Родители Джейн и Фанни умерли. У девочек не было возможности себя прокормить, вот Джейн и стала шлюхой. Но среди мужчин попадаются и негодяи… Тебе ведь это уже известно? — Я взглянула на внука, он серьезно кивнул.

— Ладно. Так вот, один из них пришел в дом, где жили Джейн с Фанни, — хотел заставить Фанни лечь с ним в постель, хотя для подобных вещей она была слишком мала, и… э-э… Джейн его убила.

— Ого!

Я пристально поглядела на внука, но он говорил с глубочайшим уважением. Кашлянув, я начала сворачивать ткань.

— Действительно, очень смелый поступок. Только она…

— Как она его убила?

— Зарезала, — коротко ответила я, надеясь, что он не станет выпытывать подробности. Я и сама предпочла бы не знать. — Но тот мужчина служил в британской армии, и когда там стало известно о случившемся, Джейн арестовали.

— Иисусе, — выдохнул Джем с благоговейным ужасом. — Ее повесили, как пытались повесить папу?

Может, стоило сказать внуку, чтобы не произносил имя Господа всуе? Хотя он явно сделал это не нарочно, да и потом — уж кто бы говорил, я ничем не лучше.

— Они хотели. Джейн была очень напугана, одинока и… в общем, она покончила с собой, милый.

Джем долго смотрел на меня непонимающим взглядом, потом с трудом сглотнул.

— Джейн попала в ад, бабушка? — спросил он едва слышно. — Поэтому Фанни грустит?

Я тщательно обернула камень тканью. Исходящий от него жар согревал ладони.

— Нет, мой хороший, — ответила я как можно убедительнее. — Я в этом абсолютно уверена. Господь примет во внимание все обстоятельства. Нет, Фанни просто скучает по сестре.

Джемми серьезно кивнул.

— Я бы скучал по Мэнди, если бы она кого-нибудь убила и ее… — Он шумно сглотнул от подобной мысли.

Я несколько встревожилась: похоже, он считал сестру способной на убийство, хотя…

— С Мэнди ничего такого не случится. Вот, держи. — Я вручила ему завернутый камень. — Смотри, осторожнее.

Мы медленно поднялись наверх, оставляя за собой шлейф теплого, пахнущего имбирем пара. Джейми сидел на кровати рядом с Фанни, а между ними лежала горка из нескольких предметов. Он посмотрел на меня, затем на Джема и кивнул на одеяло.

— Фрэнсис как раз показывала мне портрет своей сестры. Позволишь миссис Фрэзер и Джему тоже взглянуть, a nighean?

Краснота все еще покрывала заплаканное лицо Фанни, однако она уже взяла себя в руки. Серьезно кивнув, девочка немного отодвинулась в сторону.

В скромном узелке с вещами, который она привезла с собой, лежало все ее имущество: гребешок для вычесывания вшей, пробка от винной бутылки, два аккуратных мотка ниток (один — с воткнутой иголкой), бумажка с булавками и несколько жалких безвкусных украшений. На одеяле лежал лист бумаги с многочисленными складками и потертостями — карандашный портрет девушки.

— Один мужчина нарифовал… нарисовал его как-то ночью в салоне. — Фанни немного сместилась, чтобы мы могли посмотреть.

Рисунок представлял собой всего лишь набросок, однако художнику удалось вдохнуть в него жизнь и передать прелестные черты Джейн: прямой нос, нежные, чувственные губы. В выражении ее лица не было ни кокетства, ни напускной скромности. Она смотрела через плечо с легкой улыбкой и в то же время с едва заметным презрением во взгляде.

— Она хорошенькая, Фанни. — Джемми подошел и непринужденно погладил ее по руке, как погладил бы собаку.

Я заметила, что Джейми дал девочке носовой платок. Шмыгнув носом, она кивнула и высморкалась.

— Это все, что у меня есть, — произнесла Фанни хриплым, квакающим голосом. — Да ефо… еще медальон.

— Этот? — Джейми осторожно разгреб кучку указательным пальцем и вынул маленький латунный овал на цепочке. — Наверное, тут миниатюра Джейн? Или прядь ее волос?

Девочка покачала головой и забрала у него вещицу.

— Нет, — ответила она. — Здесь портрет наф… нашей мамы.

Фанни подцепила крышку ногтем большого пальца и открыла медальон. Я наклонилась, чтобы лучше разглядеть, но увидела немного: на миниатюру падала тень Джейми.

— Можно?

Она протянула мне медальон, и я поднесла его к свече. У женщины были темные, мягко вьющиеся волосы, как у Фанни, и определенное сходство с Джейн в линиях носа и подбородка, хотя портрет был выполнен не слишком искусно.

— Фрэнсис, пока я жив, никто и никогда не возьмет тебя насильно, — совершенно спокойно заявил у меня за спиной Джейми.

Повисла напряженная тишина. Я обернулась и увидела, как Фанни неотрывно смотрит на него снизу вверх. С большой нежностью Джейми коснулся ее руки.

— Ты мне веришь, дорогая? — спросил он тихо.

— Да, — прошептала она спустя некоторое время и выдохнула, отпуская на волю скопившееся внутри напряжение.

Джем прислонился головой к моему локтю, и я осознала, что у меня в глазах стоят слезы. Я поспешно промокнула их рукавом и попыталась закрыть медальон. Но тут он скользнул у меня в руке, и на крышке напротив миниатюры я увидела надпись.

«Фейт».

* * *

Сон все не шел. Напоив Фанни чаем, я снабдила ее достаточным количеством тряпок (она уже знала, как ими пользоваться) и ласково поговорила с девочкой, стараясь больше не тревожить ее личных призраков.

Когда мы взяли Фанни к себе, то условились не вытягивать из нее воспоминания, обрывки которых порой всплывали в разговорах, — например, о плохих людях на корабле и о судьбе несчастного Пятныша, — если только она сама не захочет поделиться. Рано или поздно мы обо всем от нее услышим, считала я. Бри и Роджер нас поддержали, хотя я видела, что Брианну снедает любопытство.

Время от времени Фанни вскользь говорила о сестре так, будто она и не покидала мира живых. Однако, судя по ее безутешному горю… Похоже, они с Джейн были гораздо ближе, чем я думала. И теперь лицо Джейн стояло у меня перед глазами.

К сожалению, все, что я знала о жизни девочек в Филадельфии, ограничивалось их пребыванием в борделе. Мне совсем не хотелось выяснять, как они туда попали. Только предположения уже пустили корни у меня в голове и неуклонно разрастались, вытесняя сон.

Плохие люди на корабле. Выброшенная в море собака. Домашний питомец? Семья… Может, Фанни и Джейн плыли с родителями и повстречали пиратов? Или капитан оказался мерзавцем, вроде Стивена Боннета… При мысли о нем волоски у меня на руках приподнялись — не от страха, а от гнева. Подобный ему запросто мог решить, что прелестные юные девушки вполне обойдутся без родителей.

Фейт. «Наша мама», — сказала Фанни. Я тщательно вглядывалась в миниатюру, но она была чересчур мала — всего-навсего лицо молодой женщины с темными вьющимися локонами, то ли волнистыми от природы, то ли завитыми по моде того времени.

Нет. Невозможно. Я в десятый раз легла на живот и уткнулась в подушку в надежде, что запах чистого белья и гусиный пух помогут забыться сном.

— Что невозможно, саксоночка? — раздался возле моего уха сонный голос Джейми. — И в таком случае не подождет ли оно до утра?

Простыни зашуршали, когда я повернулась на бок лицом к мужу.

— Извини. — Я примирительно тронула его руку. Теплая и твердая ладонь инстинктивно сжала мою. — Видимо, я случайно произнесла это вслух. Просто думала о медальоне Фанни.

«Фейт».

— Ох. — Джейми, кряхтя, легонько потянулся. — Ты об имени? Фейт?

— Ну да. Конечно, вряд ли это… связано с…

— Имя не такое уж редкое, саксоночка. — Джейми нежно погладил костяшки моих пальцев. — Разумеется, ты что-то почувствовала. Я тоже.

— Правда? — негромко спросила я и чуть кашлянула. — Теперь… я не слишком часто о ней думаю, но порой ни с того ни с сего… вспоминаю о нашей Фейт. Будто снова чувствую ее рядом с собой.

— Представляешь, как бы она выглядела взрослой? — столь же тихо промолвил он. — Я иногда так делал. В основном в тюрьме. Там предостаточно времени для размышлений. По ночам. В одиночестве.

С едва слышным вздохом я придвинулась ближе, устроив голову у него на плече, и Джейми обнял меня. Мы лежали неподвижно, прислушиваясь к окружающей нас тишине ночи и дома. Вся семья была в сборе, за исключением одного ангелочка, мирно парившего в воздухе.

— Медальон, — проговорила я наконец. — Он ведь никоим образом не связан с…

— Нет. — Голос Джейми звучал настороженно. — Что тебя на самом деле гложет, саксоночка? Я отлично вижу: в мыслях у тебя совсем другое.

Чистая правда. Он меня раскусил, и я ощутила укол вины.

— Знаю, это невозможно. — Я сглотнула. — Просто… — Слова замерли на губах, и Джейми погладил меня между лопатками.

— Давай же, саксоночка, не молчи. Пускай это все глупости, но мы оба не уснем, пока ты не скажешь.

— Ну… Помнишь, Роджер рассказывал о докторе, которого встретил в Нагорье, и о голубом свечении?

— Да. Какое…

— Роджер спросил, не случалось ли мне видеть подобное, когда я лечила людей.

Рука на моей спине замерла.

— И? — осторожно поинтересовался Джейми. То ли боялся услышать лишнее, то ли выяснить, что я спятила.

— Нет, — успокоила я. — Хотя… Нет. И все же… я его видела. Чувствовала. Дважды. Мельком, когда умер младенец Мальвы. — У меня на руках, весь в материнской крови. — И по-настоящему, когда после рождения Фейт я лежала в горячке… почти при смерти… Пришел мастер Рэймонд и…

— Есть что-то, о чем ты не рассказывала мне прежде?

— Не знаю, — честно ответила я. — Думаю, произошло вот что…

И я поведала Джейми о том, как мои кости испускали голубое свечение через плоть, как свет растекся по телу, а инфекция отступила, оставив меня без сил, зато живой и вполне здоровой.

— Словом… я знаю, это все сущий бред, вроде того, о чем думаешь посреди ночи, лежа без сна.

Джейми что-то буркнул, отсекая извинения и поторапливая закончить мысль. Поэтому я сделала глубокий вдох и прошептала ему в грудь:

— Мастер Рэймонд… Что, если… Вдруг он нашел Фейт и смог… каким-то образом… ее вернуть?

Мертвая тишина. Я сглотнула и продолжила:

— Бывает, людей ошибочно объявляют умершими. Вспомни старую миссис Уилсон! Любой врач знает, хотя бы понаслышке, о так называемых «покойниках», которые вдруг приходили в себя в морге.

— Или в гробу, — мрачно вставил Джейми, и я вздрогнула. — Да, мне доводилось слышать о подобном, но… речь идет о недоношенном младенце. Как…

— Не знаю как! — выпалила я. — Говорю же, полный бред и фантазии! И все же… — Я осеклась на высокой ноте, в горле застыл ком.

— Искушение слишком велико? — Он положил ладонь мне на затылок и заговорил тише. — Конечно. Пускай так, mo chridhe, но тогда почему он тебе не рассказал? Ты ведь с ним виделась? После исцеления.

— Да. — Поежившись, я на мгновение перенеслась в Звездную комнату французского короля с запахом его духов, «драконьей крови» и вина. Передо мной — двое мужчин в ожидании приговора… — Да, все так. Только, когда граф умер, мастера Рэймонда изгнали и увезли. Он не смог бы мне рассказать или вернуться в Париж до нашего отъезда.

Пожалуй, чересчур безумная фантазия, даже для меня. Однако я буквально видела, как мастер Рэймонд ускользает из «Обители ангелов», тайком пробирается в то место, где монахини, вероятно, положили запеленатую Фейт. Он бы обязательно ее узнал, подобно мне.

«У каждого есть аура, — просто сказал он, — которая окружает человека наподобие цветного облака. Ваша — голубая, мадонна. Как плащ Богородицы. Как и моя собственная».

Как и его… Я застыла от внезапно пришедшей на ум мысли.

— Иисус твою Рузвельт Христос.

Что, если… Ладно, к черту, раз уж я все равно сошла с ума…

— Что, если он… то есть я… Что, если мы с мастером Рэймондом каким-то образом связаны?

Джейми промолчал и только шевельнул рукой под моими волосами: согнул средний палец, а указательный и мизинец выпрямил, изобразив «рога» для защиты от злых сил.

— А если нет? — сухо спросил муж.

Он вытащил из-под меня плечо и повернулся, так что теперь мы смотрели друг на друга. Темнота постепенно отступала, и я разглядела печаль и нежность на его осунувшемся от усталости, но в то же время решительном лице.

— Допустим, все, что ты себе напридумала, саксоночка, — правда. Хотя это невозможно, ты сама сказала. Но даже будь это правдой, разницы никакой. Женщина из медальона Фрэнсис мертва, как и наша Фейт.

Его слова больно укололи меня в сердце.

— Знаю, — прошептала я со слезами на глазах и кивнула.

— Я тоже, — тихо произнес Джейми, и я заплакала в его объятиях.

25

Voulez-vous coucher avec moi^[85]

Дни все еще стояли теплые, но коптильня находилась в тени скалистого утеса, и здесь уже больше месяца не разводили огонь, поэтому в воздухе висел прогорклый запах пепла и застарелой крови.

— Как думаешь, сколько в нем веса?

На грубо сколоченном столе у дальней стены лежал черный с белыми пятнами кабан. Брианна уперлась ладонями в холку убитого животного и для пробы навалилась на него всей силой. Шея чуть подалась — окоченение давно прошло, — но сама туша не сдвинулась ни на дюйм.

— Полагаю, живьем он весил больше твоего отца. Фунтов четыреста?

Джейми выпотрошил кабана и выпустил кровь, что, вероятно, облегчило ему ношу фунтов на сто или около того, хотя мяса все равно было много. Отрадная перспектива в преддверии зимы, однако в настоящий момент это обстоятельство меня скорее устрашало.

Я развернула отрез материи с несколькими карманами, в котором хранила большие хирургические инструменты: обычному кухонному ножу такая задача не по силам.

— Что насчет кишок? — поинтересовалась я. — Пригодятся, как по-твоему?

Бри задумчиво наморщила нос. Джейми смог унести (вернее, притащить волоком) только саму тушу, правда, двадцать-тридцать фунтов кишок он все-таки предусмотрительно захватил, наскоро вычистив содержимое. Тем не менее за пару дней в брезентовом мешке состояние внутренностей, и без того не очень-то аппетитных, только ухудшилось. Испытывая некоторые сомнения, я все же положила их на ночь в емкость с соленой водой: если кишка сохранилась в целости, она сгодится в качестве оболочки для колбас.

— Не знаю, мама, — неуверенно произнесла Бри. — Думаю, они уже порядком протухли. Хотя какую-то часть, наверное, можно спасти.

— Ну, нет так нет. — Я вытащила самую большую пилу для ампутации и проверила зубья. — В крайнем случае сделаем котлеты.

Колбасы в оболочке при надлежащем копчении хранились практически бесконечно. Котлеты на вкус не хуже, но с ними больше хлопот: для сохранности их необходимо укладывать в деревянные бочонки или ящики, перемежая слоями топленого сала. Бочек у нас не было, зато…

— Сало! — воскликнула я, поднимая взгляд. — Черт, совсем вылетело из головы! У нас ведь нет большого горшка, а кухонный котел мы занять не можем.

На вытапливание сала требуется несколько дней, а в котле варили по крайней мере половину пищи, не говоря уже о кипячении воды.

— А если попросить в долг? — Заметив шевеление за дверью, Бри повернула голову. — Джем, это ты?

— Нет, тетя, это я. — Жермен заглянул внутрь и осторожно принюхался. — Мэнди захотела навестить petit bonbon^[86] Рэйчел, и Grand-père разрешил пойти, но только со мной или Джемом. Мы бросили монетку, и он проиграл.

— Хорошо. Тогда будь добр, сходи и принеси мешок с солью из бабушкиной хирургической.

— Там ничего не осталось. — Я взяла кабана за ухо и вставила пилу в складку на шее. — Последняя ушла на кишки. Придется и ее позаимствовать.

Я сделала первый надрез и с удовлетворением отметила упругость звериной плоти, хотя разложение уже тронуло соединительную ткань между мышцами и шкурой: кожа слегка отслоилась, стоило на нее надавить.

— Вот что, Бри, — сказала я, ощущая, как при нажатии зубья пилы цепляют шейные позвонки, — мне потребуется время, чтобы снять шкуру и расчленить тушу. Может, пока разузнаешь у хозяек в округе, не одолжат ли нам котелок для варки на пару дней и полфунта соли в придачу?

— Ладно. — Бри с явным облегчением ухватилась за подвернувшуюся возможность. — Что мне предложить взамен? Может, окорок?

— Что ты, тетя, за горшок это уж слишком! — потрясенно воскликнул Жермен. — Да и вообще не стоит торговаться, — добавил он, нахмурив светлые бровки. — Ты ведь просишь об одолжении. Когда-нибудь и тебя попросят.

Брианна глянула на племянника то ли с удивлением, то ли с недоверием, потом перевела глаза на меня. Я кивнула.

— Похоже, я слишком долго отсутствовала, — шутливо заметила она и, потрепав Жермена по волосам, отправилась выполнять поручение.

Чтобы отделить голову, пришлось повозиться, правда, всего несколько минут: пила вошла удачно, да и опыта мне не занимать, чего уж там. Я разрезала последние пучки мышечных волокон, и массивная голова с глухим стуком шмякнулась на столешницу, отчего поникшие уши дрогнули. Я прикинула ее вес — около тридцати фунтов, разумеется, с учетом языка и щековин. Пожалуй, лучше их срезать, прежде чем варить студень в котле. На это уйдет целая ночь, значит, овсянку надо замочить с вечера, а потом подогреть кашу на золе. Или пожарить с сушеными яблоками?

От физических усилий я слегка вспотела и перестала чувствовать холод. Отделив ноги, я бросила их в маленькое ведерко для последующего маринования, затем отложила пилу и взяла большой нож с зазубренным лезвием: свиная шкура, хоть и сырая, была жесткой. Сняв кожу наполовину, я остановилась, чтобы отдышаться и вытереть лицо фартуком. Опустив подол, я увидела Жермена: мальчик все еще сидел на бочке с соленой рыбой, которую Джейми выменял у Георга Фейнбека, одного из моравских братьев в Салеме.

— Знаешь, это тебе не увеселительное представление. — Я жестом подозвала Жермена и вручила ему маленький нож. — Вот, возьми-ка и помоги. Стягивай кожу. Не срезай слишком много, просто отделяй ее лезвием от мяса.

— Я знаю как, бабушка, — терпеливо сказал он, беря нож. — Все равно что свежевать белку, только очень крупную.

— Ну, в общем, да. — Я слегка повернула запястье внука, направляя лезвие под правильным углом. — Разница в том, что с белки снимают шкурку целиком, ради меха. А кабанью мы разделим на большие куски и потом их используем. С одной ляжки хватит кожи на пару ботинок.

Я показала Жермену линию среза — вокруг бедра и вниз по внутренней стороне ноги, — а сама приступила к передним конечностям.

Несколько минут мы работали в тишине. Видимо, внук так увлекся заданием, что забыл свою обычную разговорчивость. Вдруг Жермен опустил нож.

— Бабушка… — начал он, и что-то в его голосе заставило меня тоже остановиться. Я внимательно посмотрела на внука впервые с тех пор, как он пришел в коптильню.

— Ты знаешь, что означает фраза «voulez-vous coucher avec moi»? — выпалил он. Его бледное и напряженное лицо залила краска. Очевидно, сам он прекрасно знал.

— Да, — ответила я как можно спокойнее. — От кого ты ее услышал, милый?

И впрямь — от кого? В окрестностях Риджа, насколько я знала, никто по-французски не говорил. А если и говорил…

— Ну… от Фанни, — выдавил Жермен и побагровел. Он с такой силой стиснул нож для снятия шкуры, что костяшки его пальцев побелели.

Фанни? — ошеломленно подумала я.

— В самом деле?.. — Я медленно протянула руку, взяла у него нож и положила рядом с наполовину освежеванным кабаном. — Душновато здесь, правда? Пойдем-ка на улицу, глотнем воздуха.

Я не осознавала, насколько гнетущая атмосфера в коптильне, пока мы не вышли на свежий воздух. Желтые листья кружились на ветру. Жермен глубоко, судорожно вздохнул, а за ним и я. Вопреки только что услышанному, я почувствовала себя немного лучше. Он тоже: лицо обрело нормальный цвет, хотя уши все еще горели. Я улыбнулась ему, и он неуверенно изобразил ответную улыбку.

— Пройдемся до кладовой над родником, — предложила я и повернула к тропинке. — Не отказалась бы от чашки холодного молока, а дедушке к ужину захочется сыра.

— Итак, — непринужденно продолжила я, поднимаясь по тропе. — Где вы были с Фанни, когда она это сказала?

— У ручья, бабушка, — тут же ответил он. — Ей к ногам присосались пиявки — я их снимал.

Что ж, довольно романтичная обстановка, — подумала я, представляя, как девочка сидит на камне, приподняв юбку, а ее белые и по-жеребячьи длинные ноги усыпаны пиявками.

— Видишь ли, — Жермен поравнялся со мной и горел желанием объяснить, — она попросила научить ее, как по-французски будет «пиявка», «водоросли», а еще «дайте мне поесть, пожалуйста» и «пошел прочь, гнусный тип».

— И как же сказать «пошел прочь, гнусный тип»? — поинтересовалась я.

— Va t’en, espèce de mechant, — пожал он плечами.

— Надо запомнить. Кто знает, вдруг где-нибудь пригодится.

Внук не ответил: его мысли занимало слишком серьезное дело. Очевидно, произошедшее сильно его потрясло.

— Жермен, а тебе-то откуда известно про «voulez-vous coucher»? — полюбопытствовала я. — От Фанни?

Он поднял плечи, по-лягушачьи надул щеки, потом выдохнул и покачал головой.

— Нет. Papa однажды вечером сказал это Maman, когда та готовила ужин, а она засмеялась и ответила… Я не совсем расслышал… — Жермен отвел взгляд. — Поэтому на следующий день попросил его объяснить.

— Понятно.

Вероятно, Фергус так и сделал, причем без утайки. Он родился и до девяти лет рос в парижском борделе, пока Джейми волей случая не забрал его оттуда. Фергус открыто рассказывал о своем прошлом и вряд ли стал бы увиливать в ответ на любые детские вопросы.

Мы подошли к новой кладовой над родником — маленькой приземистой постройке из скальных пород, расположенной над каменистым руслом ручья, вытекающего из Домашнего источника. Ведра с молоком и кувшины с маслом охлаждались в воде, а обернутые тканью сыры медленно созревали на верхней полке, вне досягаемости любопытных ондатр. Внутри царил полумрак; едва мы вошли, как от холода перехватило дыхание.

Я сняла с гвоздя ковшик из тыквы, присела на корточки и открыла ведро с утренним надоем. Сверху образовались сливки, поэтому я перемешала молоко, а затем набрала полный ковш и выпила. По горлу вниз прокатилась восхитительная прохлада. Сделав еще глоток, я протянула черпак Жермену.

— Как думаешь, Фанни знала, о чем говорит? — спросила я.

Внук присел на корточки, чтобы набрать молока, и, не поднимая головы, кивнул: белокурая макушка качнулась над ковшом.

— Да, — произнес он наконец, затем встал и, старательно избегая моего взгляда, повесил ковш на гвоздь. — Да, знала. Она… она… коснулась меня. Когда это сказала.

Несмотря на скудное освещение, я заметила, как покраснела у него шея.

— И что ты ответил? — Я постаралась не выдать голосом волнения.

Жермен повернул голову и уставился на меня, словно в чем-то обвиняя. След от молока у него над губой до странности меня растрогал.

— Сказал «отвали»! Что тут еще скажешь?

— Действительно — что? — согласилась я. — Поговорю об этом с дедушкой.

— Ты ведь не собираешься передавать ему слова Фанни? Не хочу навлечь на нее неприятности!

— Ничего дурного с ней не случится, — заверила я Жермена. По крайней мере, не в том смысле, какой имел в виду он. — Просто хочу узнать мнение дедушки кое о чем. А теперь ступай. — Я махнула, выпроваживая внука. — Мне еще с кабаном разбираться.

По сравнению с услышанным триста фунтов свиного мяса, сала и гниющих кишок теперь казались пустяком.

26

Среди лоз мускадина

Брианна оборвала с ветки горсть виноградин и покатала их пальцем по ладони, отбрасывая раздавленные, высохшие и поеденные насекомыми. Кстати, о насекомых: она торопливо сдула с себя несколько муравьев, выползших из винограда. Несмотря на крошечный размер, кусались они пребольно.

— Ой!

Оставшийся незамеченным маленький негодник только что цапнул ее между средним и безымянным пальцами. Брианна бросила плоды в ведро и сильно потерла ладонь о бриджи, чтобы избавиться от жжения.

— Gu sealladh sealbh orm!^[87] — в тот же миг воскликнула Эми, выронив горсть ягод и встряхивая рукой. — Да в этом мускадине тьма-тьмущая a phlàigh bhalgair!^[88]

— Вчера они не так свирепствовали. — Бри почесала место муравьиного укуса передними зубами. Зуд сводил с ума. — Интересно, что их разозлило?

— Это к дождю, — сказала Эми. — Он всегда гонит их из… Иисус, Мария и Брайд! — Она попятилась от виноградной лозы, встряхивая юбки и топая ногами. — Отстаньте от меня, противные маленькие козявки!

— Может, перейдем в другое место? — предложила Брианна. — Здесь полно кустов, и наверняка муравьи не везде.

— Что-то я не уверена, — мрачно пробормотала Эми, однако взяла ведро и пошла следом за подругой к небольшой расщелине.

Бри не преувеличивала: каменную стену густо увивали мощные цепкие побеги. Они тянулись к солнцу под тяжестью перламутрово-бронзовых ягод, которые блестели среди темной листвы и наполняли воздух ароматом молодого вина.

— Джем! — окликнула Брианна. — Не теряй нас! Следи за Мэнди!

Откуда-то сверху донеслось слабое «Хорошо!». Дети играли на вершине скалистой расщелины, проделанной в горной породе водным потоком. Покрытые виноградной лозой каменные выступы прекрасно годились на роль замков и укреплений.

— Берегитесь змей! — крикнула она. — И не ползайте там в зарослях!

— Да знаю я!

Мелькнувшая наверху рыжеволосая фигура помахала палкой и снова исчезла. С улыбкой на губах Бри наклонилась, чтобы поднять ведра: одно, к ее радости, было заполнено до краев, второе — наполовину.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

47

Зд.: Семейство (фр.).

48

Cinnamon (англ.) — корица.

49

Да (фр.).

50

Откровение Иоанна 1:18 (Библия).

51

Мой друг (фр.).

52

Культовая фраза доктора Леонарда Маккоя из сериала «Звездный путь» (англ. «Star Trek»). Он произносил ее, заменяя последнее слово, всякий раз, когда ему давали немедицинское задание.

53

Ветхий Завет (Иов 30:29).

54

Согласно Библии, Иоанн Креститель «носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед» (Матфей, 3:4).

55

Милый мой дружочек (фр.).

56

Дорогой сынок (фр.).

57

Мама (фр.).

58

Спокойной ночи, дружок (гэльск.).

59

Французская народная песня «Frère Jacques» («Братец Жак»).

60

Банши (гэльск.) — персонаж шотландской и ирландской мифологии, предвестник смерти. Издает пугающие стоны и рыдания, чаще всего является в виде прекрасной женщины.

61

Призрак, дух (гэльск.).

62

Спокойно, собачка (гэльск.).

63

Моя голубая девочка (гэльск.).

64

Господь милосерден (гэльск.).

65

Колокольчик (англ. «bluebell»).

66

Зд.: Голубая (англ. «blue»).

67

Роман Даниэля Дэфо (1724 г.).

68

«История приключений Джозефа Эндрюса и его друга Абрахама Адамса» — роман английского писателя Генри Филдинга (1742 г.).

69

«История кавалера де Грие и Манон Леско» — роман французского писателя Антуана-Франсуа Прево (1731 г.).

70

Доброе утро (гэльск.).

71

Невысокое фруктовое дерево (также его называют «банановое дерево» или «паупау»). Продолговатые плоды выглядят как гигантские бобы и по вкусу напоминают банан и манго.

72

Сплетник (гэльск.).

73

Печеночница обыкновенная (лат.) — гриб, похожий на кусок красного мяса, прилипшего к пню или основанию дерева.

74

Мои дорогие (гэльск.).

75

Строчка из песни американской певицы Карли Саймон «You are so vain» (1972 г.).

76

Город на севере Шотландии.

77

Zorro (исп.) — лиса.

78

Маркировка 14К (14 карат) соответствует 585-й пробе золота. 1 унция равняется 28,35 грамма.

79

Условленные фразы в масонской среде.

80

Fichu (фр.) — тонкий треугольный или сложенный по диагонали квадратный платок из легкой ткани или кружев, прикрывавший шею и декольте.

81

В западной традиции — Пальмовое воскресенье, у православных — Вербное.

82

Книга Бытия, 3:19.

83

Вторая Книга Царств, 7:8.

84

Шотландское искажение слова «whore» — «шлюха».

85

Зд.: Ляжешь со мной? (фр.)

86

Зд.: сладкого мальчика (фр.).

87

Боже милостивый! (гэльск.)

88

Дрянной заразы (гэльск.).