Отель «Виктория»

Диана Викторовна Покормяк, 2022

В престижном пятизвездочном отеле «Виктория» жизнь бесконечно суетлива и абсолютно непредсказуема. Даже в обычные будни отель не знает покоя: забавные недоразумения, сплетни, любовь, жульничество, скандалы, убийство, подробности жизни звезд и обычных постояльцев. Закулисная жизнь отеля приоткроет завесу своих тайн и разоблачит налет безупречности.Героине романа «Отель Виктория» предстоит пройти нелегкий путь от простой горничной до переводчика французского языка в крупной строительной компании. В отеле она познает истинную дружбу и встретит настоящую любовь, но ей придется бороться со своими предрассудками и комплексами для того, чтобы утвердить свое право на счастье.

Лучше самый дешевый номер в лучшем отеле, чем лучший номер в дешевой гостинице.

Акио Морита.

* * *

Я не из тех, кто мечтает вернуться на лоно природы; я из тех, кто мечтает вернуться в лоно отеля.

Фран Лебовиц.

10 мая 2006 г.

К своему пункту назначения, то есть к лучшему пятизвездочному отелю города, я добралась без особых препятствий, хотя отель находился на другом конце города, и мне пришлось сделать пересадку на другой маршрут. В этот день, казалось, все благоволило мне: на улице стояла чудесная весенняя погода, наполненная, словно прозрачный сосуд, безоблачной синевой неба. Беспечное пение птиц, которые копошились в цветущих ветках сирени, вдохновляло на подвиги, улыбки людей, шедших мне на встречу, непроизвольно отражались и на моем лице. Все радовались солнцу и устойчивому теплу после нескольких недель холодных апрельских дождей. Город К., с его зелеными ухоженными аллеями, напоминал благоухающий райский сад, в котором цветущие магнолии и сакуры дарили радость даже скупым на приятные эмоции людям. Превосходные клумбы, утыканные пестрыми розами, словно факелами, фонтаны, бурлящие, будто водяные вулканы, проснувшиеся после долгих зимних дней спячки — в мае притягательность города К. ни у кого не вызывала сомнений. Он и в другое время года был чудесен, но поздней весною его очарование выходило за рамки сухого описания: для меня (и не только) он был самым прекрасным местом на земле.

В этот день никто не мог противостоять весне, которая царственно шествовала по всем улицам города, виртуозно накрывая клумбы радужным ковром, состоящим из ирисов, нарциссов, фиалок и тюльпанов. Деревья в скверах и парках весна нарядила в зеленые шапки сочной молодой листвы, городские пруды окаймляла украшением из водяных лилий, на набережной у реки распустила цветы акации и черемухи. Аромат цветущей сирени и черемухи нагло проникал в приоткрытые окна нашего троллейбуса, напоминая горожанам о том, что май прекрасен.

Я встала на проспекте Титова. Перейдя дорогу, я очутилась в гуще многочисленных алей: каждая из них ухоженной тропинкой подкрадывалась к моей заветной цели — к отелю «Виктория». Он находился на просторном холме, отчего его можно было увидеть практически с любой точки города. Казалось, какой-то небесный волшебник вырезал кусочек рая и поместил его в это место: отель «Виктория» походил на величественный замок, поражающий размерами и красотой. Раньше я этот отель видела лишь издалека, но и тогда он смог поразить меня своей монументальностью. Теперь же, если повезет, мне предстояло разделить его судьбу. Я, не мешкая, ступила на самую широкую аллею, обсаженную с обеих сторон декоративными каштанами «Бриоти» (они цвели необычными для наших краев розовыми цветами), и поспешила к своей цели. Все ярче и отчетливее передо мной вырисовывалась жемчужина архитектурного искусства тридцатых годов прошлого столетия — роскошное десятиэтажное здание, оформленное в виде полукруглой подковы, посредине которой, на верхних этажах возвышалась цилиндрическая двухэтажная башня с позолоченным шпилем. Нижний этаж гостиницы был выполнен в виде мощного цоколя и облицован темно-коричневым полированным гранитом. Второй и третий этажи были отделаны эркерами, между которыми находились лоджии. Остальные этажи были сделаны в виде легкой галереи с белыми полуколоннами в простенках. Само здание было нежно-кремового цвета. На позолоченном куполе отражалось большое зубчатое облако, нависшее над отелем, словно корона. За отелем просматривалось русло реки, которое синим серпантином опоясывало южную окраину города. На другом берегу реки уже не было ни домов, ни аллей, лишь пестрели сочные зеленые поля, усеянные пшеницей.

Я шла по аллее и любовалась скульптурами, которые притаились среди каштанов, словно озорные дети, играющие в прятки. Через каждые десять метров, в тени деревьев уютно расположились кованые скамейки, каждая из которых абсолютно не походила на предыдущую, выделяясь оригинальностью линий. Были здесь скамейки для влюбленных, сделанные в форме сердца, скамейки в виде обручального кольца и в виде тюльпана: каждый путник мог выбрать на свой вкус и предпочтение. Конец аллеи венчал фонтан, который создавал хитрое впечатление для зрителей, будто брызги воды держали в воздухе зависшие в двух метрах от земли огромные серые камни. Я обогнула фонтан и очутилась прямо перед отелем. Над парадным входом красовалась надпись: «Hotel Victoria», состоящая из больших белых букв выпуклой формы. Под буквами в стройный ряд выстроились пять пятиконечных звездочек, указывающих на высокую статусность отеля. Слева от отеля находилось несколько открытых теннисных кортов и один закрытый. Рядом с ними дружелюбно расположилось просторное зеленое поле для гольфа. С правой стороны от отеля виднелось летнее кафе, построенное в виде громадной деревянной избы с резными ставнями и зеленым шпилем на крыше, в этой же зоне ютились симпатичные крытые беседки с массивными деревянными столами и барбекю. Чуть далее располагалась парковка, а за ней ровной синей гладью вырисовывался искусственный пруд, через который было переброшено несколько деревянных мостиков, отделанных балюстрадой из темного дерева и украшенных коваными фонарями. Все это великолепие, включая обширную парковую зону, относилось к территории отеля. Каждого посетителя, въезжающего на автомобиле на территорию отеля, у шлагбаума тщательно проверяла охрана, которая размещалась в просторной стеклянной будке, оборудованной камерами слежения, компьютерами и средствами связи в виде раций.

Я несмело подошла к мраморным ступеням парадного входа и стала с опаской вглядываться в арочные окна гостиницы, словно ждала от них ответа, стоит ли мне переступать порог этого здания или все же нет? Но они безмолвно молчали. Я вперила свой взгляд в большие белые буквы. Мне показался символичным тот факт, что эта гостиница носила такое же имя, как и я. Но вся эта помпезная роскошь немного отпугивала меня. К входу вдруг подъехало такси, и тут же на крыльце нарисовалась высокая статная фигура швейцара, который в обеих руках держал по чемодану. Он загрузил вещи в багажник и услужливо приоткрыл дверцу перед солидной молодой женщиной, одетой в деловой брючный костюм серого цвета. Она холодным кивком головы поблагодарила его и, всунув ему в руки пару купюр, села на заднее сиденье. Швейцар захлопнул дверцу, такси тут же сорвалось с места, словно гончая и помчалось прочь от отеля. Швейцар с довольной ухмылкой спрятал чаевые в маленький нагрудный карман своей бардовой формы и уставился на меня. Открытое добродушное лицо с белой кожей, черные, как смоль, вьющиеся волосы, светлые лучистые глаза, — все это производило хорошее впечатление. Он тут же прочел в моих глазах испуг и участливо спросил:

— Вы, наверное, на собеседование?

Какой догадливый! Я с удивлением кивнула головой, и он тут же вежливо пояснил мне:

— Видите на углу отеля маленькую деревянную дверь? Вон там, с правой стороны, — он показал указательным пальцем нужное направление.

— Вижу.

— Это служебный вход. Скажите охраннику, что вы по поводу собеседования, и он все вам объяснит.

— Спасибо! — я поблагодарила своего ценного информатора и несмело засеменила в сторону служебного входа.

— Смелее! — подбадривал меня учтивый швейцар. Как назло, он не уходил, продолжая торчать на крыльце, словно страж, который вознамерился проследить, войду я в эту дверь или нет.

Я кисло улыбнулась и прибавила шаг. Очутившись лицом к лицу с заветной дверью я, набравши в легкие побольше воздуха, нарочито смело распахнула ее. Медлить было непростительным преступлением, ведь вакансия была одна, и меня мог кто-нибудь опередить. За дверью меня встретила узкая, убегающая вниз лестница, выложенная безликой белой плиткой. Трехметровые беленые стены напоминали помещение больницы. Вычурность подвальному служебному помещению была ни к чему. Я спустилась вниз. У основания лестницы находился небольшой коридорчик с постом охраны, далее шел высокий арочный металлоискатель и длинный коридор, по обе стороны которого виднелись однообразные пластиковые двери белого цвета. Я подошла к посту охраны — там находилась невысокая худенькая женщина в белой рубашке и черных брюках. У нее были блестящие темные волосы, красиво уложенные в причудливую прическу с завитками и смуглое лицо с большими карими глазами.

«Похоже, яркая внешность тут играет не последнюю роль» — промелькнуло у меня в голове, когда я припомнила, что и швейцар поразил меня своими представительными внешними данными. Впрочем, ничего удивительного.

Я поздоровалась и объяснила в нескольких словах причину своего визита.

— Паспорт? — спросила она, окинув меня немного сонным взглядом. Вероятно, она отработала ночную смену, а ее сменщик еще не пришел.

Я достала паспорт из сумки и протянула ей. Она внимательно посмотрела на фотографию, затем на меня и, отложив паспорт в сторону, взяла с края стола толстый коричневый журнал. Пролистав его, она что-то прочла в нем и сказала вслух:

— Все правильно… Виктория Озерова, записана на собеседование на восемь тридцать, — она вернула мне паспорт и позвонила кому-то по стационарному телефону. Бросив в трубку пару фраз, которые уведомляли менеджера о том, что кандидат на должность горничной уже на месте, она обратилась ко мне: — Пройдете дальше по коридору, затем свернете направо, там увидите служебный лифт. Поднимитесь на первый этаж и с левой стороны увидите дверь с надписью «Менеджер персонала», там вас будут ждать… — разъяснив мне мой маршрут, она села на стул и уставилась в экран монитора, мгновенно забыв обо мне.

Я прошла под рамкой металлоискателя и направилась к лифту, читая по дороге таблички на дверях: прачечная, материальная, мужская раздевалка, женская раздевалка, туалет. Навстречу мне прошествовала толпа девушек в серой униформе. Они что-то оживленно обсуждали между собой, даже не взглянув на меня. В руках у них был рабочий инвентарь: швабры, ведра и бытовая химия. Это были работники клининговой службы. Я свернула направо, подошла к лифту и нажала кнопку вызова. Возле лифта никого не было, но чуть левее, в одной из открытых дверей я разглядела несколько женщин в белых хлопковых костюмах и чепчиках-сеточках. Одна из них сидела на табурете и чистила картошку в огромную серебристую кастрюлю, другая тащила к столу тазик с салатом из капусты. От этой комнаты исходил запах жареных котлет. Несложно было догадаться, что это рабочая столовая. Я села в лифт и нажала на кнопку «один». Подвальный этаж числился «нулевым». Выйдя из лифта и постучав в нужную дверь, я с замиранием сердца прислушалась, затем пальцами начала медленно поворачивать дугообразную ручку вниз, чтобы войти в кабинет.

— Подождите, минуточку! — услышала я мягкий женский голос, доносящийся из кабинета.

Я испуганно убрала руку от двери и осмотрелась вокруг. Только сейчас я заметила, что оказалась в самой сердцевине отеля. В двадцати метрах от себя я увидела стойку рецепции и двух симпатичных администраторов, которым было не больше двадцати пяти лет. На них были одинаковые костюмы цвета мокрого асфальта, белоснежные рубашки и темно-синие галстуки. Один из них был долговязым и худым, с густой темной шевелюрой, аккуратно зачесанной набок. У него было деловитое лицо, на котором отпечатался такой же оттенок статусности, как и на месте, в котором он работал. Сдвинув свои густые черные брови на переносице, он своими изящными длинными пальцами копался в каких-то бумагах. Его напарник был на голову ниже его, плотного телосложения, со светлыми льняными волосами, с мягкими и благородными чертами лица. Он сосредоточенно что-то выискивал в мониторе компьютера. Несмотря на серьезное выражение лица, он казался очень дружелюбным.

Напротив стойки рецепции виднелись три панорамных лифта, сделанных в форме прозрачных стеклянных капсул. Возле них находилась винтовая лестница, которая доходила до третьего этажа. Весь пол в холле был выложен отполированной кремовой плиткой из мрамора. Стены были обшиты шелковыми гобеленами и украшены большими зеркалами в старинных позолоченных рамах, на высоком потолке, расписанном фресками, переливалась радугой огромная хрустальная люстра. В лаунж-зоне стояли диваны, обитые золотым бархатом и деревянные столики с ручной резьбой и канделябрами. У парадного входа возвышалось две царственных колонны белого цвета, возле которых крутилось двое широкоплечих охранников в черных костюмах. С правой стороны от колонн располагалась парикмахерская, салон красоты, несколько бутиков, аптека, конференц-зал. С левой — ресторан, казино, фитнес-центр, спа-центр, сауна и крытый бассейн, который было видно сквозь высокие стеклянные двери. Чуть отчужденно от всех этих прелестей располагался лобби-бар, отделанный светлым деревом и украшенный бежевыми торшерами. У барной стойки находилось несколько длинных стульев с кожаной обивкой бежевого цвета. На одном из стульев сидел полный седовласый мужчина в коричневом костюме и попивал какой-то зеленый коктейль. Возле него стояло еще пару коктейлей, но уже голубого цвета.

— Эй, дружок, спусти-ка, пожалуйста, чемоданы из моего номера к рецепции! — окликнул он швейцара, который проходил мимо него. — Потом вызовешь такси, мне уже пора в аэропорт, — добавил он.

— Тогда, может, не стоит так налегать на коктейли? — не побоявшись быть неделикатным, учтиво сказал швейцар. Это был тот самый темноволосый парень, который подсказал мне, где находится служебный вход. Возможно, он хорошо знал этого постояльца, потому что тот вдруг назвал его по имени и начал сокрушаться из-за боязни летать на самолете. Павел (я смогла расслышать имя швейцара) сочувственно глянул на незадачливого постояльца, который еле держался на стуле и поспешил к панорамному лифту, чтобы исполнить его просьбу.

Успев рассмотреть за минуту одежду персонала отеля, включая официантов, я пришла к выводу, что самая колоритная форма была у швейцара. Ее внешний вид мало изменился с тех далеких времен конца восемнадцатого века, когда появились первые гостиницы современного типа. Голову швейцара украшала бардовая фуражка с черным козырьком, который был обрамлен медными оковками. На фуражке присутствовала эмблема отеля — роза, которая являлась одним из самых главных символов нашего города, города роз, как его называли. Бардовая полуприталенная ливрея была украшена золотыми галунами и пуговицами, стоячий черный воротник и манжеты на рукавах служили завершающим штрихом в этом элегантном наряде.

— Заходите! — наконец услышала я.

Я распахнула дверь и вошла в просторный светлый кабинет, в котором солнечные зайчики наперегонки бегали по пурпурным обоям, украшающим высокие стены. Повсюду было множество цветов, среди которых были папоротники, лилии и герань. Они стояли в больших коричневых горшках на подоконнике, на шкафах, столах и даже на полу. За белым квадратным столом сидела симпатичная шатенка с модной короткой стрижкой. На вид ей было лет тридцать-тридцать пять. Одета она была в белую классическую блузку и темно-серые брюки. Черные, немного раскосые глаза смотрели на меня спокойным, но волевым взглядом.

— Я на собеседование по поводу вакансии горничной, — пояснила я.

— Виктория? — спросила она, откидываясь на спинку просторного кожаного кресла.

— Да.

— Хорошо, присаживайтесь, — она указала рукой на бежевый стул, который стоял напротив ее стола. — Меня зовут Наталья Викторовна. Я менеджер по персоналу, — пояснила она, рассматривая меня рентгеновским взглядом своих умных черных глаз. Как и все неглупые люди, она знала, что внешний вид, манеры и жесты могут сказать о человеке гораздо больше, чем слова. — У вас есть опыт работы горничной, насколько я помню? — поинтересовалась она.

Я кивнула головой:

— Да, последние полгода я работала в отеле «Ольвия».

— Это замечательно! — оживилась она. — Но «Ольвия» — это трехзвездочный отель, у нас же стандарты обслуживания, понятное дело, на порядок выше. Наш отель входит в международную ассоциацию «Gredt Hotels of the World», то есть в список лучших отелей мира. Отель был построен в 1936 году, в нем сто двадцать девять номеров, включая двухэтажный королевский номер, который находиться в купольной части отеля. У нас работают пятьсот служащих, многие из них проходили стажировку за границей, в лучших отелях мира, — несколько хвастливо добавила она.

— И горничные тоже? — распахнув удивленно глаза, спросила я.

— Нет, горничные получают хорошую стажировку здесь, — ответила она, притрагиваясь своей худенькой рукой к маленькой жемчужной сережке. — Это касается старших менеджеров, крупье, администраторов и официантов. Шеф-повар у нас, кстати, итальянец. У нас три ресторана — с итальянской, французской и восточной кухней.

Я вдруг приуныла. Мне стало казаться, что я зашла не по адресу. Похоже, что даже горничные в этом отеле должны быть образованными и неординарными.

— Какое у вас образование?

— Я учусь на последнем курсе экономического университета, — без особого энтузиазма ответила я.

— Не можете устроиться по специальности, потому что не берут без прописки и опыта работы? — догадалась она. Очевидно, когда-то она была в схожей ситуации.

— Так и есть, — неохотно призналась я.

— Да, без связей в этом мире пробиться чрезвычайно сложно, — умудренная, очевидно, личным опытом, сказала она, участливо глядя на меня. — Но упорство, целеустремленность и сила воли делают свое дело, иначе меня бы здесь не было, — подмигнув мне, добавила она. — Надеюсь, со временем и у вас все получится.

— Мне тоже хочется в это верить, — осторожно произнесла я.

Наталья Викторовна вдруг встала из-за стола и принялась расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. Неподалеку находилось еще два стола, но они пустовали.

— Я вижу, что вы здравомыслящий человек, у вас есть опыт работы, без пяти минут образование, хорошие манеры, а как насчет иностранных языков? — поинтересовалась она.

— Я хорошо владею французским и довольно сносно английским языком.

— Что же, думаю, этого будет более чем достаточно, — благосклонно сказала она, присаживаясь за свой стол. — В остальном же мы вас подучим, если что…

— Так вы берете меня на работу? — с радостью спросила я.

Наталья Викторовна, склонившись к компьютеру, задумчиво почесала высокий белый лоб и уклончиво ответила:

— Вам придется подождать еще немного. Дело в том, что после вас у меня назначено еще одно собеседование, и я не могу его проигнорировать.

И тут, словно в подтверждение ее слов в дверь настойчиво постучали.

— Войдите! — крикнула она.

В кабинет протиснулась высокая светловолосая девушка в коротком персиковом платье. На смуглом лице яркими сапфирами синели большие глаза, обрамленные каймой длинных черных ресниц. Следом за ней вошла моложавая светловолосая женщина в кружевном темно-зеленом платье, лет сорока-сорока пяти. В руках она держала бежевый клатч. Неужели и она претендовала на должность горничной? Тогда у меня не одна, а две конкурентки и это усложняло дело. Обе они учтиво поздоровались и подошли к столу. Я хотела встать со стула и уступить им место, а затем выйти из кабинета, но Наталья Викторовна вдруг опустила бегло мне руку на плечо, делая знак, чтобы я сидела смирно.

— Вы, — Светлана? — спросила она не без удивления у светловолосой девушки.

— Да, — подтвердила она, бесцеремонно разглядывая меня. Очевидно, что мой скромный наряд, состоящий из серых джинсов и клетчатой рубашки, ее совсем не впечатлил. Она была из разряда тех людей, которым был важен лишь внешний лоск. Такие люди не заглядывали пытливо в душу, пытаясь определить характер и привычки человека, для них значима лишь респектабельная внешняя оболочка. Содержание и душа для них — пустой звук, не стоящая внимания деталь, которую они безжалостно отмели на обочину своей жизни, словно никчемный мусор. Интересно, догадалась ли она о том, что я являюсь ее соперницей? У нее была красивая броская внешность, которая нагло, без оглядки кидалась в глаза любому. Жеманный и поверхностный взгляд выдавал в ней избалованную и легкомысленную натуру. Откинув изящным жестом за плечи свои длинные светло-русые волосы, которые блестели, словно спелая пшеница на солнце, она принялась рассказывать менеджеру о том, что ей девятнадцать лет и что она учиться заочно на третьем курсе художественного университета по специальности «дизайнер одежды».

— Она самая лучшая студентка на курсе! — похвалила девушку женщина в зеленом платье, которая стояла у стены и смотрела, не отрываясь на Наталью Викторовну.

— Вы, — ее мать? — сообразила менеджер.

— Да! — с гордостью подтвердила она.

— Но нам не нужны дизайнеры одежды, — иронично сказала Наталья Викторовна.

— Нет-нет, — замотала головой девушка. — Я претендую на должность горничной, — пояснила она.

— Думаете, потянете такую работу? — прищурив хитро глаза, спросила Наталья Викторовна, разглядывая ее длинные перламутровые ногти.

— Конечно! — с уверенностью ответила вместо дочери мать.

— Я же не у вас спрашиваю, — недовольно сказала менеджер.

— Я согласна работать, — с энтузиазмом произнесла девушка. — Скажите, пожалуйста, какая длина каблука должна быть при уборке номеров? — вдруг спросила она.

Наталья Викторовна, злорадно ухмыльнувшись, ответила строго:

— Каблук не уместен на такой работе! И такие длинные ногти, кстати, тоже. Они, уж поверьте мне, обломаются все в первый же рабочий день. Думаю, нет смысла вести далее этот пустой разговор! — от ее холодной сдержанности не осталось и следа. Ее черные глаза блеснули таким недобрым огнем, что даже я испугалась, не говоря уже о девушке, которая вжала голову в плечи. — Возможно, вы ошибочно решили, что наши горничные ходят неспешно по номерам и смахивают пыль пушистым веничком, а в свободное время кокетничают с богатыми постояльцами? Поверьте мне, ничего подобного. Здесь горничная пашет как лошадь! — не унималась она. — Моим бедным девочкам иногда даже некогда пообедать, не говоря уже о том, чтобы сделать перерыв для отдыха!

Мать с дочерью, безмолвно хлопая длинными ресницами, выскочили из кабинета, словно ошпаренные, не выдержав такого неожиданного бичевания. И не успела за ними закрыться дверь, как Наталья Викторовна выкрикнула мне:

— Вы приняты!

Так в одно мгновенье я обошла свою незадачливую соперницу, не приложив при этом никаких особых усилий.

— Надо же, привела дочь на выданье! — немного успокоившись, она не выдержала и рассмеялась. — И такое ведь не в первый раз происходит! Но чтобы девица притащилась с матерью: это впервые. Документы у вас с собой?

— Да, конечно.

— Тогда идите сейчас к Харитоненко, начальнику охраны, он находится в соседнем кабинете. У вас он возьмет все данные, затем проверит их в течение нескольких дней. Не бойтесь, это стандартная процедура для всех, — пояснила она, — чтобы исключить попадание в отель всяких подозрительных лиц. Потом идите спокойно домой и ждите звонка, чтобы выйти на стажировку. Обычно это занимает два-три дня, не более… удачи вам! — она сердечно пожала мне руку. — Работа хоть и тяжелая, но зарплата вполне достойная. Я ведь тоже когда-то начинала простой горничной.

— Спасибо большое! — я попрощалась и окрыленная вышла из кабинета. В очередной раз я убедилась в том, что нашей жизнью повелевают вот такие маленькие и заурядные на первый взгляд, но такие значимые впоследствии случайности. Если бы вместо этой пустоголовой девицы пришла какая-нибудь работящая девушка с пятилетним опытом работы в отеле, возможно, с хорошей рекомендацией от знакомых, то у меня не было бы шансов и мне снова бы пришлось искать работу.

Все препятствия, которые стали у меня на пути, рассыпались в прах, как по мановению волшебной палочки. Казалось, что все пути вели меня в этот отель, и даже если бы я спасовала и от испуга решила бы поменять маршрут, мне не удалось бы это. Меня словно вела незримая сила, ведь очутившись здесь, я почувствовала себя дома. Надо мною раскинулась невидимая аркада, сотканная из везения и удачи, будто подкова на счастье. Но так ли верно было мое внутренне убеждение в том, что в этих стенах со мной будет все хорошо? Этого я, как и любой другой человек на моем месте, не могла предугадать. Дороги судьбы бывают слишком извилистыми. Иногда за кажущимся спокойствием, удачей и благополучием скрывается опасная непредсказуемость, которая в одно мгновенье готова ввергнуть тебя в пучину страшных испытаний и лишений.

12 мая, 2006 г.

Прошло ровно пять лет с тех пор, как я поступила в экономический университет в городе К. Приезжая сюда два-три раза в год на очередную сессию, я сначала и не помышляла о том, чтобы жить здесь постоянно. Но в моем маленьком провинциальном городе, пронизанном безысходностью и повальной безработицей, у меня не было ни малейшего шанса на то, что я смогу найти работу, способную обеспечить мне нормальное, а не полуголодное существование. Полгода назад я собрала чемоданы и подалась в К. пытать счастья. Родители полностью поддержали меня, желая для меня лучшей участи. Нет, я не витала в облаках, понимая, что если и достигну каких-либо успехов в К., то достанется мне это ценою великих усилий и с помощью несгибаемой воли, ведь я не обладала какими либо особыми талантами, которые можно было бы развивать и совершенствовать. По поводу наличия силы воли у меня были некоторые сомнения, но все же я всегда после неудач и поражений стремилась, пусть и не сразу, вставать и идти дальше, каждый раз находя новую мотивацию, пропитанную непонятно откуда взявшимся энтузиазмом.

Когда я в октябре приехала с вещами в К., этот город встретил меня шквальным ветром и ледяным дождем. Не очень дружелюбное приветствие. Пока я, выскочив с электрички, добежала до вокзала, я успела промокнуть до нитки. Очутившись внутри, я в очередной раз отметила про себя, что этот старый железнодорожный вокзал, что снаружи, что внутри, напоминает монументальный особняк. Я присела на сиденье в зале ожидания и осмотрелась по сторонам. На высоких потолках висели огромные хрустальные люстры, а стены были украшены растительными орнаментами в виде ветвей плетущегося винограда и маскаронов — выпуклых лепных орнаментов в виде ангелочков, свидетелей былого, во взгляде которых было скрыто много тайн и загадок. Являясь частью вековой истории, они были пропитаны мудростью прожитых лет. Трещины на них, словно раны, безмолвно кричали людям о прежних испытаниях и лишениях в годы революции и войны. Они с нескрываемым укором смотрели на современный урбанистический ресторан, в котором доминировали строгие четкие линии и скучали по тем временам, когда модерн преобладал во всей архитектуре вокзала. За рестораном находился главный холл вокзала, украшенный греческими колоннами, далее шла широкая лестница с белоснежной балюстрадой, которая поднимала свои массивные ступени ко второму этажу. На втором этаже, который был не менее живописен, чем первый, располагался еще один зал ожидания, камеры для хранения багажа и небольшое симпатичное кафе, славившееся на весь город своими вкусными пирожными. Для меня было священной традицией, каждый раз, приезжая в К., бродить по вокзалу, в котором я чувствовала дыхание прошлого века и слушать безмолвную, на первый взгляд, и неординарную историю сотен тысяч людей, вот уже сто лет переступающих порог этого временного пристанища. Оно милостиво помогало им достичь пункта назначения, к которому они так стремились в беспрестанном хаосе жизни.

Я любила наблюдать за людьми, которые вечно суетились у многочисленных касс, возле кафе и в зале ожидания. Вокзал кипел как улей: кто-то приезжал, кто-то уезжал, кто-то подолгу сидел с сонным видом в зале ожидания и нетерпеливо смотрел на большие круглые часы, висящие на стене почти что под потолком.

Но в тот день мне было не до прогулок и наблюдений. Отдохнув на скамейке пять минут, я подошла к газетному киоску и купила газету с объявлениями. Отыскав заголовок «Сдам однокомнатную квартиру», я начала внимательно изучать этот раздел. Заинтересовавшись несколькими объявлениями, я подчеркнула их авторучкой и тут же, не теряя времени, достала из сумки мобильный и принялась звонить по указанным номерам телефона. Все квартиры находились на окраине города, так как на жилье в респектабельном центре у меня вряд ли хватило бы денег.

— Алло, это кто еще? — по первому набранному номеру мне ответил раздраженный и сонный мужской голос.

— Здравствуйте, извините за беспокойство, это вы сдаете однокомнатную квартиру? — спросила я, нервничая. Казалось, телефон вот-вот выпадет из моих дрожащих рук.

— Да, это я сдаю… а сколько вам лет, девушка?

— Мне двадцать один год, я хочу снять квартиру на длительный срок. Скажите, пожалуйста, какая будет оплата за месяц?

— Вы замужем, дети есть? — проигнорировав мой вопрос, поинтересовался мужчина.

— Нет, я не замужем, детей нет, — насторожившись, ответила я.

— Девушка, а вы симпатичная? — лукаво спросил голос по ту сторону.

Я тут же повесила трубку и с эмоциями перечеркивала авторучкой это объявление до тех пор, пока в газете не образовалась дыра. Позвонив по следующему номеру, я выяснила, что хозяйка квартиры требует слишком высокую оплату, мотивируя это тем, что все комнаты полностью обставлены мебелью, к тому же она недавно сделала в квартире ремонт. Но мне все это было не по карману. Позвонив по третьему номеру, я выяснила, что квартира без особых удобств, но «жить можно» — именно так выразилась хозяйка квартиры. Цена была для меня приемлемой, к тому же женщина требовала плату на месяц вперед, а не на два, как остальные. Я рассказала немного о себе, а от нее узнала, что эта квартира принадлежит ее сыну, который работает на Севере. Она же присматривает за квартирой, живя в соседнем подъезде. Я договорилась с ней о том, что посмотрю квартиру через час: именно столько времени мне необходимо было для того, чтобы успеть добраться на общественном транспорте до этого отдаленного района и если меня все устроит, то сразу и вселюсь, — она с радостью согласилась.

Выйдя на улицу с двумя массивными чемоданами, я подошла к автобусной остановке и стала ждать свой маршрут. С транспортом в этом большом городе проблем не было, и уже через пять минут я сидела у окна в просторном фиолетовом автобусе. Обогнув кольцо, он помчал нас мимо высотных бизнес-центров, старинных дворянских особняков, которые теперь были преобразованы в музеи и административные здания и парков, в которых все еще цвели розы. Несмотря на хмурую дождливую погоду и опадающую с разноцветных деревьев листву, город К. был ухожен и притягателен. Со скверов и многочисленных аккуратных аллей через окно автобуса на меня смотрели обширные клумбы с пестрыми астрами и хризантемами, которые всеми силами старались вытеснить пасмурную серость из города, как неуместную хозяйку. Некоторые летние кафе до сих пор работали, бойкотируя надвигающийся холод и мрак. И они, на мое удивление, не пустовали. Но, чем дальше я ехала, тем невзрачнее становился пейзаж за окном. Больше не было ни торговых центров, ни дворцов, ни ухоженных парков, лишь изредка попадались небольшие скверы, на которых скудно цвели прижатые к земле и перемешанные с пожухлой травой истрепанные бархатцы. Стало понятным: я уже была на северной окраине города. Она так отличалась от той живописной окраины, облюбованной богачами, где находился мой отель: это была окраина, где издавна жила беднота этого города.

Водитель высадил меня у полуразвалившейся автобусной остановки, на которой спал грязный бомж, прикрывшийся картоном, словно одеялом. «Хорошее начало» — подумала я, разглядывая неказистые трехэтажные дома невзрачного серого цвета, которые, казалось, ветер подует, и рассыплются, словно столетний прах. Найдя нужный дом, я зашла в подъезд. Поднимаясь вверх по лестнице, я заметила на площадке между первым и вторым этажами почтовые ящики, которые были утыканы веером неоплаченных квитанций за квартплату. Их было так много, что часть из них выпала и беспорядочно валялась на полу. «Похоже, жители этого дома не могут похвастаться высокой платежеспособностью» — промелькнуло у меня в голове. В подъезде было довольно темно: вместо стекол, на маленьких окошках торчала фанера. Все стены были разрисованы грубой нецензурной бранью. На втором этаже возле первой двери кто-то любовно вывел коричневой краской: «Чтоб ты сдох». Эта надпись соседствовала с четырьмя восклицательными знаками, которые зрительно увеличивали объем гнева незадачливого писателя. Краска была совсем свежей, еще не высохла. Наверное, хозяин квартиры еще не успел увидеть столь поэтическое пожелание в свой адрес.

Поднявшись на третий этаж, я нашла нужную дверь и постучала в нее. Через минуту дверь неспешно отворилась и на пороге предстала пожилая тучная женщина довольно высокого роста, немного сутулая, с копной кучерявых седых волос, которые упрямо выбивались из-под шелкового синего платка. На ней был махровый темно-зеленый халат и домашние тапочки бежевого цвета. Она приветливым кивком головы пригласила меня в квартиру. Живыми и пытливыми серыми глазами она с любопытством обшаривала меня с ног до головы, пытаясь определить, что я такое. Наверное, у меня был нелепый вид: мокрый плащ прилипал к телу, короткие золотисто-каштановые волосы влажными завитками, как упрямый плющ, лезли в глаза и налипали на щеки, ботинки промокли насквозь, неприятно чавкая при каждом моем шаге. В большом квадратном зеркале без рамы, висящим в коридоре, я увидела, что моя тушь потекла, словно маленькие ручейки, по бледному лицу, придавая ему комический вид.

— Вы, я вижу, совсем промокли! — сочувственно произнесла она грубоватым голосом. — Может, вам горячего чаю приготовить?

— Нет, не стоит, — покачала я головой.

Она, пожав плечами, сказала:

— Тогда, проходите в комнату, осмотритесь… Меня, кстати, зовут Ирина Петровна, а вас как?

— Виктория! — я поставила чемоданы на пороге и начала осмотр апартаментов с коридора. Обои на стенах были выцветшего светло-зеленого цвета, на них были изображены ветви папоротника. Кроме зеркала, на стене висела вешалка для одежды с тремя крючками и старая потертая картина с тремя дубами у реки. На полу лежал потрескавшийся во многих местах серый линолеум. Вот и вся обстановка: ни коврика, ни табурета, ни подставки под обувь. Я прошла дальше, — в комнату. Она была довольно светлой, но совсем крошечной. В ней помещалась только односпальная кровать, высокий желтый шкаф для одежды и неуклюжее низкое кресло грязно-желтого цвета. Возле небольшого двустворчатого окна, у которого хлопьями лущилась старая белая краска, стоял единственный стул — у него отсутствовала одна ножка. Занавесок на окне не было. Обои на стенах успели истлеть от старости, и теперь было сложно определить, какого они изначально были оттенка, скорее всего, синего. На низком потолке одиноко болталась лампа без люстры.

— Квартира находится на солнечной стороне, так что зимой не замерзнете! — запела женщина басом, пытаясь приукрасить действительность.

— Ваш сын жил здесь? — с недоверием спросила я, поворачиваясь к ней.

— Нет, пока еще нет. Эта квартира полгода назад досталась ему от моей родной сестры. У нее не было детей, и она по завещанию оставила все моему сыну, которого очень любила.

Я прошла на кухню: кроме газовой плиты, там располагался небольшой круглый стол, укрытый цветастой клеенкой и грубо сколоченный табурет голубого цвета. В правом углу притаился маленький холодильник с оторванной ручкой. На нем был наклеен плакат Вероники Кастро. Здесь на окне висели короткие голубые занавески с большими белыми ромашками. На подоконнике стоял одинокий кактус, который давно не поливали. Деревянный пол украшал овальный коврик бардового цвета. Несмотря на скудность интерьера, кухня показалась мне наиболее симпатичной, по сравнению с комнатой, ванной и коридором.

Что же, у меня было не то положение, чтобы я могла позволить себе пренебрегать подвернувшейся возможностью, и я решила остаться здесь, к величайшей радости квартирной хозяйки. Подсчитав в уме свои расходы на квартиру, я поняла, что у меня останутся кое-какие сбережения и, учитывая тот факт, что я еще не приступала к поискам работы, это было очень уместным в моем случае.

Когда хозяйка ушла, я, сняв с себя мокрую одежду, переоделась в сухие вещи, извлеченные из чемодана, и заварила себе чай на кухне. Благо, кое-какая посуда здесь имелась. Пока чай настаивался, я сделала себе на скорую руку бутерброд с колбасой и полила водой одинокий полузасохший кактус, к которому успела проникнуться сочувствием и симпатией. После чаепития я, прихватив из ванной комнаты ведро с водой и несколько тряпок, принялась с особым рвением за уборку, ведь уют, это то, что мы сами создаем вокруг себя, несмотря на любые обстоятельства. Вытерев пыль с немногочисленной старой мебели, я помыла окно в комнате и на кухне, затем выдраила полы. После этого я повесила белоснежную гардину в комнате, которую я предусмотрительно захватила из дому. На подоконнике я расставила несколько небольших статуэток в виде кошек, тоже прихваченных из дома. Разложив аккуратными стопками свои вещи в шкафу, я простелила постельное белье на кровать. На покосившийся стул с тремя ножками, примостила свою старую игрушку, служившую мне талисманом — упитанного плюшевого кота рыжего цвета, которого мне подарила мать, когда мне исполнился годик. Со мной этот кот путешествовал повсюду, куда бы меня ни забросило, вот уже двадцать лет.

К обеду уборка была завершена и я, повалившись на кровать, заснула мертвецким сном до самого вечера.

* * *

Когда через месяц ко мне наведалась мать (на тот момент я уже устроилась работать горничной в «Ольвию»), она, в первую очередь, начала выпытывать у меня, обвыклась ли я в этом городе, не хочу ли обратно? Она знала, что я не привыкла жаловаться, но я успокоила ее, сказав, что меня все устраивает, и я не лукавила ей. Я действительно полюбила этот город, еще с тех самых пор, как приехала сюда поступать в университет. Не каждый большой город удостаивался любви провинциального приезжего, начинающего в нем новую жизнь. Ведь город, первым делом, проверяет чужака на закалку характера, шепча ему на ухо: «Ты не родился здесь, не бегал, будучи подростком, босиком по моим мостовым, набережным и аллеям. Ты не знал, что тревожит и радует меня, какие испытания выпали на мою долю — так изволь же сначала сдать мне все жизненные экзамены, прежде чем я пойму, что ты достоин жить на моей священной земле. И если ты полюбишь меня, вопреки неудачам и невзгодам, я приму тебя и согрею своим теплом, пусть и не сразу!».

Ты слушаешь и веришь. Но, со временем, многие теряют эту веру. Чужой город может стать неблагосклонным и неприветливым для некоторых. Все в нем будет казаться им враждебным: люди, улицы, события. Все потому, что им с самого начала не повезло. Удача не всегда любит смелых: она может долго и упорно игнорировать попытку схватить себя за хвост, прячась все дальше и дальше от настырного пилигрима, который так рьяно ищет ее покровительства. Время идет, а им все не везет. Не везет с работой, не везет с обстоятельствами, не везет с людьми, которые встречаются у них на пути: вместо хороших и отзывчивых — равнодушные и отстраненные. Спустя много дней они так и не найдут успокоения в этом городе, потеряв последнюю надежду на счастливый исход дела. Последние амбиции задушит череда несменяемых неудач и этот город так и останется для них чужим, не их городом. Но бывает и по-другому: я с первого взгляда влюбилась в этот город, и он ответил мне взаимностью, распахнув для меня свои объятия. У нас совпадали ритм, увлечения и устремления, словно мы — две родственных души. И люди, незнакомые люди, блуждающие по улицам этого города, живущие в его домах, не казались мне чужими. Этот город принял меня, как заблудшую душу, которая наконец-то вернулась в свой истинный дом. И пусть я была всего лишь простой горничной, я верила в свою счастливую звезду, хотя и понимала, что для достижения цели мне потребуется свернуть горы, ведь я была не из тех, кому что-то доставалось легко и непринужденно.

И я старалась свернуть эти самые горы. Каждый выходной день я ходила по бесчисленным собеседованиям, амбициозно претендуя на должность секретарей, администраторов, бухгалтеров и экономистов. Все эти вакансии открывали, в основном, новые офисы, расположенные в высоких, словно небоскребы, бизнес-центрах. На собеседование я старалась одеться скромно, но со вкусом: белая классическая блузка, черная чуть зауженная к низу юбка до колен, туфли на устойчивом низком каблуке — практично и удобно. Волосы, доходившие мне до плеч, я аккуратно закалывала шпильками, связывая их в узел на затылке. Помимо меня, желающих были толпы — на каждую вакансию иногда претендовало до ста человек. Обычно, претенденты на должность заполняли анкету со своими контактными данными, не забывая вклеивать свое фото, на котором должно было отчетливо просматриваться лицо. Все анкеты администратор рецепции затем отдавала начальству и они, изучив кипу анкетных данных, решали, кто достоин быть приглашенным на личное собеседование.

— Если что, мы вам перезвоним! — забирая мою анкету, обычно говорила администратор голосом человека, который не собирался мне перезванивать. Не удивлюсь, если моя анкета отправлялась прямиком в мусорное ведро, стоило мне только выйти за дверь. Среди всех моих конкуренток, которых в пору было отправлять на подиум или на конкурс красоты, я казалась невзрачной провинциальной выскочкой. Я судила об этом по их недоуменным и высокомерным взглядам, которые как бы говорили мне: «Какая же ты неотёсанная и невежественная!». Моя уверенность с каждым отказом таяла на глазах. Мне не помогал даже тот факт, что я отлично знала компьютер, владела двумя иностранными языками и имела опыт работы бухгалтером в своем родном городе. К концу месяца от количества отказов я готова была впасть в глубокую депрессию. Предлоги для отказа были разнообразными:

— Девушка, у вас нет опыта работы…

Или:

— Девушка, вы слишком молоды для должности бухгалтера! — сказала мне бухгалтер моего возраста.

Но чаще всего такое:

— Девушка, мы берем на работу людей только с местной пропиской.

Последний отказ, который окончательно подорвал веру в себя, звучал приблизительно так:

— Девушка, мы ищем секретаря с более яркой и харизматичной внешностью, — сухо ответила работница кадров, придирчиво оглядывая меня с ног до головы. — Вы же понимаете, что секретарь директора — это лицо компании…

Тогда мне казалось, что передо мной закрылись все двери. Я жутко расстроилась, но потом быстро успокоилась. Все, с кем мне пришлось столкнуться за это время, казались мне безликими и чёрствыми манекенами, которые говорили снисходительно и с пафосом, смотрели претенциозно и недружелюбно, отгородившись стеной отчуждения, когда узнавали, что я не местная. В душе я понимала, что хочу держаться как можно дальше от всех этих напыщенных до жути людей, которых распирало от чувства собственного достоинства. Я вдруг ясно осознала, что искала не в том направлении, но пока не получив ни какой подсказки от интуиции или от жизни, я решила перевести дух и спустить все на волю случая. Проработав более полугода в «Ольвии», я однажды в газете прочла объявление о вакансии на должность горничной в отель «Виктория». От одной своей хорошей знакомой, работающей в этом отеле администратором, я узнала, что там со временем вполне можно пробиться по карьерной лестнице.

В любом отеле, куда вы придёте работать горничной, менеджера не будут волновать отсутствие опыта работы у вас (этому быстро научат), ваша наружность, ваша прописка и тому подобное. Все, что требовалось от горничной — она должна была «пахать как лошадь», ни на что не жалуясь. Я помню, с какой завистью на меня смотрели мои бывшие коллеги, когда я уходила из «Ольвии», чтобы попытать свое счастье в лучшем отеле города. Каждая горничная города К. мечтала попасть в «Викторию» и грезила о ней. И зарплата здесь намного выше и престиж играл не последнюю роль, да и сама атмосфера барокко создавала впечатление, будто ты оказался в Версальском дворце. Но в «Викторию» было попасть не так-то просто: я помню, как одна из моих подруг, работающих в «Ольвии» призналась мне, что уже пять раз присылала резюме Наталье Викторовне, но ответа так и не последовало, хотя у нее был двухлетний опыт работы и приятная внешность.

— Очевидно, это из-за того, что я совсем не знаю английского, — сокрушалась она.

Поэтому, когда Наталья Викторовна неожиданно позвонила мне и назначила время собеседования, я впервые за долгое время почувствовала, что удача снова повернулась ко мне лицом.

16 мая 2006 г.

Через два дня, как и предсказывала Наталья Викторовна, мне позвонили и позвали на стажировку. В восемь утра у поста охраны меня встретила старшая горничная.

— Меня зовут Нина! — сразу представилась она. — Сейчас я отведу тебя в комнату горничных, стажироваться будешь с Верой! — похоже, долгие церемонии знакомства тут были не приняты. На это просто не было времени.

На вид старшей горничной было лет сорок, не больше: она была невысокой и очень худощавой, с бледным и не накрашенным, лишенным каких-либо красок лицом. Золотисто-русые реденькие волосы едва прикрывали выступающие скулы, короткая челка доходила лишь до середины лба, прямые тонкие брови все время оставались на месте, как два недвижимых солдата на посту, придавая женщине вид собранный и не эмоциональный. Она была пока единственной, кто не обладал яркой запоминающейся внешностью. Немного узкие зеленовато-желтые глаза смотрели на меня приветливо, и у меня камень с души свалился, ведь я ожидала увидеть, по крайней мере, какую-нибудь вычурную девицу с высоким самомнением, которая с порога указала бы мне мое место. Как хорошо, что иногда наши страхи и ожидания не оправдываются.

По дороге к лифту она спешно завела меня на прачечную и помогла подобрать форму.

— Вот, возьми, это тебе подойдет! — Нина протянула мне снятое с вешалки черное платье с белым воротником и манжетами, я зашла за угол, где ютилось куча полок с махрой и постельным бельем, и облачилась в свой новый наряд. С размером старшая горничная угадала. К платью прилагался аккуратный белый фартук небольшой полукруглой формы, отделанный по краям оборками.

Обведя меня беглым и довольным взглядом, старшая горничная повела меня к лифту. Когда мы зашли в него, к нам присоединился высокий светловолосый охранник в сером костюме и двое официантов: парень и девушка, которые были одеты в белоснежные рубашки с перламутровым воротником, черный жилет и черные прямые брюки. Охранник вышел на первом этаже, прижав нас при этом своим широким корпусом к стенке лифта.

— Мог бы и пешком по лестнице пройти один этаж! — возмутилась официантка.

— Действительно!.. Совсем уже обленился! — согласился ее напарник.

Разглядев незаметно наряд этих официантов, до меня вдруг дошло, что в каждом ресторане этого отеля (а их было всего три) все официанты носили разные наряды. Когда я ждала под дверью менеджера приглашения, чтобы войти, я успела заметить в большом арочном проеме одного из ресторанов, что официанты, сновавшие с подносами возле столов, были тоже одеты в белые рубашки и черные брюки, но вместо жилета на них красовался строгий длинный фартук черного цвета из очень плотной ткани. В следующем ресторане я увидела двух официанток в белой блузке и серой юбке ниже колен.

Мы с Ниной вышли на шестом этаже, прошли лифт-холл, два маленьких служебных коридора и очутились у серой металлической двери. Это была комната горничных. Нина распахнула ее настежь и подтолкнула меня вперед. Я вошла в комнату. Она представляла собой просторное светлое помещение с выкрашенными в персиковый цвет стенами и белым акриловым потолком, со светло-серой плиткой на полу, без единого окна. В правом углу комнаты низко, почти у самого пола, располагалась квадратная серебристая раковина с массивным краном, в метре от нее стоял высокий коричневый шкаф для одежды, а его соседкой была длинная серая кушетка. Напротив двери стоял квадратный грубо сколоченный стол янтарного цвета. За столом сидело пять молодых девушек в черных платьях и белых фартуках. Девушки с интересом уставились на меня, забыв про чай, который дымился из разноцветных кружек, словно утренний туман.

— Познакомьтесь, это Виктория, наша новенькая! — представила меня Нина.

Несколько девушек вскочили со стульев и сердечно пожали мне руку, остальные ограничились сдержанным кивком головы. Они по очереди представились мне, но их имена тут же вылетели у меня из головы ввиду моей легкой растерянности. Всем им было не больше тридцати, но я оказалась самой младшей из них. По внешности они были настолько разными, штучными, отличаясь и ростом, и фигурами, и лицами, но кое-что у них было общее: довольно привлекательная незаурядная наружность и умное лицо. Я вдруг вспомнила горничных из «Ольвии», ведь контраст был разителен! Там в штат гребли всех подряд: полных и неуклюжих, любительниц выпить с опухшими лицами, грубых и неотесанных. Внешность, образование и манеры в «Ольвии» были отнюдь не важным критерием для отбора, главное, чтобы девушка хорошо работала. Несмотря на полугодовалый опыт работы горничной, я поняла, что здесь все будет по-другому.

Нина раздала девочкам ведомости, в которых находился список проживающих номеров и тех, кто уже выехал. Вера, моя новоявленная наставница — высокая плотно сбитая блондинка с короткой стрижкой, бесцеремонно схватила меня за руку, прихватив со стола связку ключей от номеров, и потащила в сторону лифта. Немного широкоплечая, с волевым и открытым лицом, она производила впечатление воинственной особы. Нажав на кнопку вызова лифта, она поинтересовалась:

— Работала раньше горничной?

— Да, полгода в «Ольвии».

— Слава богам! — обрадовалась она. — А то надоело уже неумёх стажировать, которые сбегают после первого рабочего дня! — она пристально посмотрела на меня своими большими зелеными глазами, пытаясь определить, не повторю ли я судьбу ее незадачливых учениц.

— И много сбежало? — как можно непринужденнее спросила я.

— Достаточно… — ухмыльнулась она. — Здесь не так радужно, как многие думают.

Мы зашли в лифт. Вера нажала на кнопку «десять».

— Сегодня мы работаем на верхних этажах, — пояснила она мне.

— А вы всегда в паре работаете? — спросила я, заметив перед этим, что остальные девушки тоже разбились по парам. В «Ольвии» горничная целый день работала одна, за каждой были закреплены определенные этажи. Иногда мы изредка пересекались, когда брали мини-бар в комнате горничных или когда обедали в столовой.

— Да! — кивнула головой Вера. — У нас так принято, — не без удовольствия добавила она. — И даже если не хватает одного человека, то горничную, оставшуюся без пары, присоединяют к другой паре.

— Удивительно! — с изумлением воскликнула я.

— Наше начальство полагает, что таким образом мы быстрее работаем, — лукаво подмигнув мне, сказала она.

— Они, вероятно, заблуждаются? — уловив иронию в ее словах, спросила я с улыбкой.

— Вероятно… — Вера осторожным взглядом посмотрела на меня, плотно сжав свои полные губы. Она видела меня впервые и еще не знала, можно ли мне доверять? Но она была из той породы людей, которые не могли держать язык за зубами и пробалтывались обо всем на свете при первой же подвернувшейся возможности. К тому же, как она мне позже пояснила, было во мне что-то такое, что сразу располагало людей к себе, какая-то естественность и простота. Я сочла это за большой комплимент.

— На самом деле у нас больше времени уходит на болтовню, хотя это и не мешает работе, — чистосердечно призналась она. — Мы натасканы так, что успеваем и быстро работать и много болтать при этом, — с удовлетворением сказала она. — Хорошо, что начальство еще не догадывается об этом…

Мы вышли на десятом этаже и взяли в лифт-холле серую трёхъярусную тележку горничных, большой пылесос и тележку для грязного белья, потащив все это в гостевой коридор. Несмотря на тяжесть нашей ноши, мы были приучены брать все сразу, чтобы не возвращаться лишний раз, сэкономив время. Тележка горничных была в «Виктории» намного массивнее и шире, вмещая в себя больше постельного белья и гигиенической косметики. Все было по стандарту: сверху были аккуратно выложены шампунь, гель, бальзам для волос, морская соль для ванн в маленьких тюбиках, мыло, чепчики для душа и пакеты для грязного белья. В многочисленных боковых карманах тележки торчали чистики для обуви, щетки для одежды, блокноты с ручками и таблички-указатели, с надписями на русском и английском: «Не беспокоить», «Погладить», «Продезинфицировано». Внизу на серебристой подножке стояла подставка для бытовой химии. На втором ярусе тележки располагались махровые полотенца и халаты, на третьем — постельное белье. Все было белоснежного цвета, с вышитой красными нитями эмблемой и названием отеля.

— У вас тоже такое было? — спросила с интересом Вера.

— Да, только тюбики с шампунем и гелем были другой формы, — я вдруг почувствовала себя более уверенно. Мне уже не нужно было объяснять, что и зачем здесь используется, хотя раскладка всего этого, как я увидела позже, была несколько иной.

— Тащимся в самый конец коридора! — пояснила Вера. — Там срочный чекаут, который необходимо убрать, так как туда будет заезд в одиннадцать.

В просторном гостевом коридоре на полу был выстлан ковролин однотонного светло-бежевого цвета. Мебель состояла из симпатичных диванчиков, обитых узорчатой жаккардовой тканью темно-синего цвета и маленьких круглых столиков из телесного мрамора, на которых стояли позолоченные вазы с живыми ирисами голубого цвета. Стены были оббиты карамельными гобеленами и украшены картинами.

— Какие здесь номера? — спросила я, с усилием подталкивая тележку горничных вперед.

— Только люкс-номера: дипломатический люкс, представительский люкс, президентский и панорамный люкс с обзором в триста шестьдесят градусов, тот самый, который занимает два этажа в купольной части здания.

— У нас тоже на верхнем этаже были только люкс-номера.

Вера презрительно хмыкнула и пробормотала:

— Да, богатым нужно ощущать свое величие, поэтому их всегда и селят на верхних этажах — так у них создается впечатление, что они по-прежнему находятся на Олимпе. На нижних этажах, которые поскромнее и подешевле, селятся, в основном, командировочные из различных фирм и директора мелкого разлива.

Мы подкатили тележку к номеру, и Вера отперла его ключом.

— Бери мусорный пакет, — скомандовала она, — первым делом, собираем весь мусор со всех комнат и снимаем постельное белье с кроватей.

Мы зашли в коридор. С левой стороны в стену было вмонтировано несколько шкафов для одежды, с правой стороны находилась ванная комната. Я, вслед за Верой вошла туда. Она была просторной: стены и полы были выложены янтарной мраморной плиткой, на белоснежном потолке поблескивал ряд софитов. С правой стороны стояло две больших раковины и висело огромное зеркало до потолка. Чуть левее к стене было прикреплено макияжное зеркало. Напротив двери виднелась двухметровая ванна-джакузи. С правой стороны комнаты располагалась душевая кабинка в виде капсулы, полотенце-сушилка, унитаз и биде.

— Все ванные комнаты в люкс-номерах с подогревом пола! — пояснила Вера, показывая мне, где находится кнопка активирования этой дополнительной функции. — Кстати, каждый люкс-номер у нас индивидуален и не похож на другой: мрамор везде разного цвета, как и мебель с обоями. В некоторых номерах, где есть небольшой персональный бассейн, ты увидишь витражные стекла. В панорамном люкс-номере, помимо обычной и гостевой ванной комнаты, есть турецкая баня.

Я собрала все мокрые полотенца и вынесла их в коридор, чтобы кинуть в тележку для грязного белья; Вера, тем временем, собрала мусор и тоже выкинула его в большой мусорный пакет, прикрепленный к тележке. После этого мы обошли комнаты: гостиную, две спальни, рабочий кабинет. Все комнаты были соединены между собой широкими проходами, украшенными колоннами, с вогнутых потолков на меня смотрели библейские сюжеты с голубыми небесами и маленькими ангелочками с белоснежными крылышками. Помимо фресок и лепнины, потолок был украшен хрустальными люстрами. В каждой комнате были полированные полы с коврами, мраморные столики, на которых ютились позолоченные канделябры, старинные бронзовые шкатулки. На одной из шкатулок я увидела изображение прекрасной задумчивой девы, с длинными золотистыми волосами и с жемчужной брошью. В номере были расписные высокие напольные вазы, торшеры и бра, сделанные в виде изогнутых бронзовых ветвей, которые были инкрустированы бусинами из горного хрусталя. И всю эту красоту нам предстояло мыть. На арочных окнах висели тяжелые портьеры из парчи, они, как и мебель в комнате, тоже были бардового цвета, с вплетенными в них золотистыми нитями. Массивные диваны с извилистой резьбой и с бархатной обивкой бардового цвета, выделялись приятным контрастом на фоне белоснежных лепных стен.

— Ну как тебе? — Вера с любопытством заглядывала мне в лицо, пытаясь уловить в нем, насколько впечатлила меня эта обстановка.

— Грандиозно! — усмехнулась я. — У меня чувство, что я хожу по музею, ущипните меня!

Вера шутливо ущипнула меня за плечо и ответила:

— Да, я тоже сначала была в восторге, но сейчас мне все это великолепие уже приелось… Особенно после того, как я по сто миллионов раз перемывала и натирала все это до блеска. Вообще-то раньше отель был обставлен куда более скромнее. Это все блажь нового хозяина, господина Супрунова — одного из самых богатых и влиятельных людей страны. В 2001 году в отеле сделали грандиозный ремонт и понавезли с Европы антикварную мебель по его распоряжению. В отеле он практически не появляется, хотя пару раз я видела его: высокий брюнет плотного телосложения. У него такое выражение лица, будто он повелитель мира.

Собрав мусор с комнат, и сняв постельное белье, мы принялись убирать ванную комнату, с тщательностью натирая зеркала и мрамор.

— Хорошо, что гостевая ванная комната и гостевая спальня не тронуты: это сокращает нам время уборки, — с упоением сказала Вера.

После ванной комнаты мы убрались в гостиной и спальне, протерев везде пыль и донеся все необходимое, включая мини-бар. Только после этого я пропылесосила номер. Работали мы быстро и слаженно.

— Что по временным рамкам? — поинтересовалась я у Веры.

— Обычный номер убирается за двадцать минут, а люкс — за тридцать-сорок минут.

— Как и у нас, — кивнула я головой.

— Да везде так, в любом отеле.

— Но иногда я умудрялась убирать номер и за пять минут, — с улыбкой вспомнила я.

— Когда гость уже стоял на пороге? — догадалась Вера.

— Да! — усмехнулась я.

— Нам тоже это знакомо. Горничные и не на такие подвиги способны, — Вера подошла к телефону и нажала на кнопку, которая была подписана «ресторан», потом проговорила: — Доброе утро, этот горничная. Принесите, пожалуйста, в номер фрукты и шоколад, — повесив трубку, она повернулась ко мне и сказала: — Когда официанты приносят фрукты в люкс-номер, не спускай с них глаз, чтобы они случаем ничего не прихватили! — осмотрев еще раз комнату, Вера попросила меня: — Притащи с тележки блокнот с ручкой и, — ее взгляд остановился на барной стойке, — два кофе, два пакетика зеленого чая и сливки.

Я взяла все необходимое и вернулась в комнату.

— Смотри сюда и не забывай. Блокнот необходимо класть строго на правый угол стола, а авторучку — возле блокнота, а не на него, как принято в «Ольвии».

— А ты откуда знаешь? — удивилась я.

— Ты не первая горничная, которая пришла к нам из «Ольвии»! — улыбнулась она. — Надеюсь, ты сбежишь не так быстро, как они. Запоминай — все должно быть на определенных местах, не забывай, в каком порядке нужно выставлять бокалы и мини-бар. Если что-то не так положишь, — старшая горничная вернет тебя исправить ошибку: она не будет каждый раз поправлять все за тобой и доносить то, что забыла донести ты. И запомни. После того, как ты убрала номер, следует обязательно набрать определенную комбинацию на телефоне, я сейчас тебе покажу, — она повела меня к ближайшему телефону, находящемуся в кабинете, — тогда у старшей горничной в компьютере номер высветится «убранным» и она пойдет его проверять. После этого она набирает на телефоне уже свою комбинацию: он высвечивается у администраторов рецепции в компьютере «зеленым» цветом, который дает им сигнал о том, что они уже могут селить туда постояльцев.

Мы вышли в коридор и направились к соседнему номеру.

— Смотри: по заданию видно, что это проживающий номер, — тыкая пальцем в листок, пояснила Вера. — Это значит, что нам нужно громко постучать, подождать минуту, потом снова постучать. Да ты сама все это уже знаешь.

Я постучала в дверь и прислушалась. Никакого шороха за дверью не послышалось. Я снова постучала.

— Он может еще спать или быть в ванной комнате, нужно осторожно приоткрыть дверь и осмотреться, — Вера засунула ключ в замочную скважину и повернула его.

Мы, как можно тише, просунулись в коридор и направились в комнату.

— Его вроде бы нет, — облегченно вздохнула Вера.

— А кто тут живет?

— Какой-то бизнесмен из столицы. Знаешь, за эти пять лет, что я проработала здесь, я успела столько всего насмотреться!.. Однажды, войдя в номер, чтобы убрать его, я застукала на террасе гостя: он сидел на кожаном диванчике, да не один, а с дамой и распивал коньяк. Все бы ничего, да оба они были абсолютно голые! Представляешь, какой конфуз? — засмеялась Вера.

— И сильно они разозлились? — представив эту щекотливую ситуацию, спросила я. Сама я не раз бывала в подобных обстоятельствах, — это удел всех горничных в любом отеле мира. Поэтому, перед тем, как войти в номер, я стучала не два, а три-четыре раза, чтобы меня наверняка услышали даже очень нетрезвые гости.

— Да они на меня даже внимания не обратили! — махнула рукой Вера. — Хоть бы смутились и накрылись чем-то! Куда там! Мы для них словно часть интерьера, что-то вроде неодушевленного предмета.

Мы зашли в спальню и, сняв постельное белье с большой двуспальной кровати, принялись натягивать чистую простынь.

— В обычных номерах, если гость живет долго, мы меняем постельное белье не чаще, чем раз в три дня. Но в люкс-номерах необходимо менять каждый день, — разъяснила моя наставница.

— Привилегии во всем, — улыбнулась я.

— Хочешь, я пощекочу тебе нервы? — хитро прищурилась Вера.

— Давай! — заинтриговано попросила я.

— Стоимость люкс-номера за одни сутки составляет сумму твоей полугодовалой зарплаты! Это самый роскошный отель страны, так что ничего удивительного.

— Я не думала, что номера настолько дорогие.

— Да, я тоже не думала в свое время. Ты, главное, не забывай внимательно проверять мини-бар при выезде гостя, если что-то не досмотришь — будешь платить сама. К твоему сведению, «Вдова Клико» стоит, практически, как наша месячная зарплата.

Во время уборки этого номера, Вера рассказала мне немного о себе. Ей было тридцать лет, она была замужем и растила двух дочерей: обе уже ходили в школу. Оказалось, что у нее есть высшее образование и по профессии она — психолог. Она рассказала мне, что попала сюда не от хорошей жизни. Раньше она работала психологом в школе-интернате, но потом его закрыли и она осталась без работы. Попытки снова найти работу по специальности не увенчались успехом — психологов в городе было слишком много, а вакансий мало. Через год бесполезных мытарств и поисков она не выдержала и пришла работать в «Викторию» горничной. Сначала Наталью Викторовну смущал тот факт, что у нее не было опыта работы горничной, но высшее образование, приятная внешность и воспитание сыграли свою роль.

— Как видишь, кого попало, наш менеджер не берет в штат, — усмехнулась грустно Вера. — И все же я не хочу до конца своих дней горбатиться здесь; надеюсь, когда-то мне повезет, и я снова смогу работать по своей специальности.

— Везения мало, не забывай просматривать вакансии постоянно, — сочувственно сказала я. — Рано или поздно тебе должно что-то подвернуться, я уверена.

— В том то и дело!.. Я так устаю после работы, что уже ничего не хочу. Но ты права. Нужно взять это на заметку, ведь по волшебству моя жизнь сама по себе не изменится, — почесав подбородок, размышляла она.

Убрав этот номер, мы подвезли тележку горничных к следующему. Время шло довольно быстро. К двенадцати часам мы убрали на десятом этаже почти все номера. В последнем номере жилец сначала отказался от уборки, к нашей радости, но через секунду передумал и попросил убраться у него в номере вечером.

— Вот сволочь! — буркнула сердито Вера, когда гость скрылся за дверью. — Из-за него вечером снова придется тащиться на этот этаж! Ну, хоть королевский люкс не заселен, иначе его пришлось бы убирать не меньше часа.

— Это тот двухэтажный номер, который находится в купольной части? — спросила я с интересом.

— Да. Хочешь, я после обеда покажу тебе его? — предложила Вера.

— Конечно! — с живостью согласилась я.

Помимо уборки номеров, на горничных было возложено много других обязанностей. У нас была своя рация, с помощью которой с нами связывалась старшая горничная, швейцар, рецепция и иногда прачечная. Очень часто гости звонили на рецепцию и просили сдать вещи на прачечную или донести мини-бар. Администраторы тут же по рации связывались с нами, озвучивая пожелания гостей и мы, бросив уборку номера, бежали их исполнять. Некоторые гости могли попросить принести в номер утюг с доской, так как не доверяли свои вещи прачке, кому-то мог понадобиться второй комплект полотенец, кому-то ваза для цветов. Иногда гости не могли включить телевизор или кондиционер и тогда мы приходили на помощь к ним.

— Как видишь, наши обязанности безграничны! — усмехнулась Вера, запихивая тележку горничных в лифт-холл. — Поэтому я иногда называю горничных — королевами этажей, ведь зачастую мы для гостей, словно няньки. Мы помогаем им даже в таких мелочах, как открыть окно или задвинуть упертую штору, купить в аптеке на первом этаже таблетки от головной боли или поделится последней прокладкой для незадачливой гостьи, которую месячные настигли неожиданно. Да! Бывало и такое. Очень часто мы даем им ориентиры, где находится бассейн или конференц-зал, мы все это должны знать, не хуже швейцара, или коридорного, как мы его называем. В общем, все эти нескончаемые обязанности отвлекают нас от уборки номеров, ведь даже на то, чтобы снести гостевые вещи на прачечную, уходит не менее десяти минут: пока дождешься лифт, который вечно занимают кухарки или официанты, пока подождешь прачек, которые, заполняя чек, внимательно изучают одежду, пока отнесешь этот чек на рецепцию. А потом снова приходится ждать лифт, ведь если ты работаешь на десятом этаже, подниматься каждый раз с первого будет весьма болезненно для твоих и так уставших ног. На панорамном лифте нам ездить нельзя, он только для гостей и, конечно же, для нашего королевского начальства. Хотя раньше нам можно было это делать, но потом директор решил, что панорамные лифты не для такой черни как горничные. Он все время твердит нам, что горничные должны быть бесшумными и незаметными. Короче говоря, мы должны слиться со стеной, как безликие тени, — она посмотрела на часы. — Уже половина первого! Нам пора в столовую, — она втолкнула меня в распахнувший дверцы лифт, зашла следом и нажала кнопку с цифрой «ноль».

— А разве мне можно в столовую? — с опаской спросила я. — Я же только стажируюсь…

Вера махнула рукой и ответила, сдвинув брови:

— Можно! Наш хозяин уж точно не обеднеет, если кухарка нальет нам лишнюю тарелку супа.

Столовая оказалась просторным помещением с белеными стенами и белой плиткой на полу. От самого входа до крайней стены тянулись ряды массивных прямоугольных столов на десять персон, накрытых цветастыми клеенками. Вера подошла к невысокой худенькой девушке в белом фартуке и чепчике, которая разливала суп по тарелкам и что-то шепнула ей на ухо.

— Пусть запишется в нашем журнале! — сказала девушка, смерив меня изучающим взглядом. Отложив половник на край стола, она протянула мне большой серый журнал.

Я записалась в нем, и мы с Верой встали в очередь. Впереди нас стояло несколько мужчин в аккуратной серой униформе.

— Это наши слесари, — пояснила мне шепотом Вера. Она, как любой говорливый человек, пыталась просветить меня насчет всего, что касалось гостиницы и ее работников. — Если в номере что-то ломается, то мы их вызываем по рации.

— У нас слесари ходили в темно-синей униформе, — вспомнила я.

Когда подошла наша очередь, на первое нам дали гречневый суп, а на второе — пюре с винегретом и куриной котлетой. Мы расположились за самым последним столом.

— Здесь обзор лучше! — прокомментировала Вера и на ее полных губах, аккуратно подведенных матовой помадой заиграла счастливая улыбка. Для счастья ей нужна была всего лишь тарелка супа и толпа людей, которую она готова была без конца рассматривать и обсуждать в мельчайших подробностях. За те полдня, которые я провела с ней, я поняла, что от природы она была чрезмерно любопытна, и она всячески проявляла это при любой возможности.

Я принялась хлебать суп, но она вдруг осторожно толкнула меня и шепнула на ухо:

— А теперь смотри внимательно. Если поймешь, что я имела в виду, тогда скажешь мне, — она без умолку говорила, умудряясь при этом кушать суп, не опуская взгляда в тарелку. Она не хотела упускать из виду ни малейшей детали, которая могла произойти, если бы она вдруг халатно отвела взор от входной двери.

Что же, теперь по ее просьбе, я должна была уподобиться ей и следить за всем, что происходит в столовой. Но зачем? Что она хотела мне показать? И я стала наблюдать, забыв о своем супе. Тут была, к моему удивлению, довольно разношерстная толпа. Одетые со вкусом и шиком офисные работники присаживались к тем столам, где сидела «чистая публика»: администраторы и менеджеры. Девочки из клининговой службы, одетые в серую униформу, подсаживались к девочкам из прачечной и слесарям. Официанты из ресторана считали себя на порядок выше, и смело подсаживались к менеджерам и администраторам рецепции. Был один момент, когда в шумной столовой, жужжащей, как улей, оставалось только одно свободное место и темноволосой девушке из офиса, одетой в насыщенно-синее кружевное платье до колен, пришлось примоститься за стол, где сидели слесари. Это вынужденное соседство было явно обеим сторонам не по душе — обсуждавшие своих нерадивых жёнушек слесари тут же замолкли, исподлобья глядя на брюнетку, которая так некстати помешала их оживленному разговору. Их стол находился рядом с нашим. Окончив свои наблюдения и придя к определенным выводам, я ответила Вере:

— Ты имела в виду иерархию?

— А ты наблюдательна! — похвалила с удовольствием Вера.

— Да тут не нужно быть особо наблюдательным, — возразила я, улыбаясь. Несмотря на то, что от моей болтливой напарницы у меня начала болеть голова, я уже успела привязаться к ней.

Ее энергия била ключом из неиссякаемого источника и за те десять минут, что мы обедали, она успела мне вкратце рассказать о каждом человеке, который входил в столовую.

— Видишь, вон там за третьим столом сидит высокая худая женщина в зеленом брючном костюме? — тыкая пальцем в очередную жертву, спрашивала она.

— Вижу, — ответила я, присматриваясь к симпатичной светловолосой женщине с аккуратной стрижкой под каре. Худенькое бледное лицо сосредоточенно смотрело в тарелку с супом, не обращая внимания на окружающих. Она смотрелась несколько отстраненно и отчужденно, по сравнению с остальными и не вела задушевные беседы, как ее соседи.

— Это главный бухгалтер. Она уже десять лет работает здесь. Говорят, что она все время ссорится с директором, но из-за чего, я, к сожалению, не знаю. Так вот, что я хотела сказать: ее муж на одиннадцать лет младше ее, представляешь? — она внимательно посмотрела на меня, ожидая бурной реакции, но вместо этого я со спокойным и невозмутимым лицом сказала:

— Так что же тут такого? Ты же не будешь поддаваться этим глупым предрассудкам?

— Да дело даже не в этом, — обиженно и разочарованно пролепетала Вера. — Он альфонс, живет за ее счет, торчит дома и нигде не работает. Она его любит и спускает ему это с рук.

Я снова внимательно посмотрела на эту женщину. Временами я ловила себя на мысли о том, что пытаюсь незаметно проникнуть в душу человека и разгадать его тайну. Что гложет его, чем он живет, что ценит, а что ненавидит. Иногда, чтобы увидеть это, не нужны были расспросы. Хотя есть великий риск нафантазировать лишнее — особенно это касалось всех, у кого слишком большое воображение. Эта женщина была явно чем-то обеспокоена: она пыталась замаскировать уныние под маской легкой непринужденной улыбки, но у нее плохо это получалось. Возможно, дело было не в работе, а именно в ее муже, если все то, о чем говорила мне Вера, было правдой.

— Сочувствую ей, — произнесла я, — хотя мне удивительно, что у такой умной и симпатичной женщины такая низкая самооценка.

— Нашла, кому сочувствовать! — ухмыльнулась Вера. — У нее чуть ли не самая большая зарплата в этом отеле. Это мне девочки с клининговой проболтались. Они, убирая неделю назад у нее в кабинете, увидели на столе ведомость с зарплатами.

— Как непредусмотрительно с ее стороны.

— Зато у бедных горничных чуть ли не самая низкая зарплата. И вообще… она с такой зарплатой могла бы уже в столовую и не ходить, а кушать в ресторане на первом этаже, как наш директор! — Вера сердито вперила свой взгляд в бухгалтера и смотрела до тех пор, пока та не почувствовала на себе обжигающий взор моей неугомонной напарницы. Только тогда Вера успокоилась и принялась жевать с чувством выполненного долга котлету.

— Может ей уютней здесь обедать, кто знает, — предположила я. — Может, несмотря на свой статус, она остается простым человеком — без пафоса и напыщенности. К тому же, ты сама мне говорила, что она часто ссорится с директором, а если он обедает в ресторане, тогда понятно, почему она предпочитает обедать здесь.

— Так у нас еще два ресторана есть, — заметила Вера.

— Тебя не переспоришь, — усмехнулась я.

— Да, в этом мне нет равных, — согласилась она. — Последнее слово всегда должно быть за мной.

Когда мы допивали чай, к нам присоединились остальные горничные и Нина, старшая горничная. Она подошла, первым делом, к Вере, наклонилась к ее уху и шепотом спросила:

— Ну как дела? — это она, конечно же, спрашивала обо мне.

— Хорошая девочка, все схватывает на лету, работает очень быстро, — похвалила меня Вера.

— Может, поставить ее после обеда в пару с Надей? — увидев мой слегка замученный взгляд, старшая горничная, очевидно, решила, что Вера слишком вымотала меня, ни сколько работой, сколько своими бесчисленными разговорами.

— Нет! — с интонацией возразила Вера. Пусть остается со мной до вечера.

Я широко улыбнулась. Что же, одну подругу в этом отеле я себе уже определенно завела.

* * *

После обеда в столовой мы пошли пить кофе в комнату горничных.

— Очень часто на это удовольствие у нас нет времени, но сегодня нам повезло! — хлопнув в ладоши, сказала Вера, включая электрический чайник, наполненный до отказа водой. — Сегодня не так много людей в отеле, а вот завтра уже намечается большой заезд из-за футбольного матча, который будет послезавтра.

Все шесть горничных, включая меня, расположились за просторным квадратным столом, в то время как старшая горничная пошла пить кофе в кабинет Натальи Викторовны. Вера заботливо предоставила мне красивую желтую кружку, доставшуюся им по наследству от горничной, которая сбежала несколько недель назад. На ее место я и пришла. Во время распития кофе и поедания песочного печенья, я немного узнала о каждой из сидящих рядом со мной девушек. Мне было уютно в их компании, они все казались мне простыми и душевными. Никто из них не действовал на меня как раздражитель, когда с некоторыми индивидуумами не то, что говорить, находится в одной комнате невыносимо.

Ближе всего ко мне сидела Оля Савченко — невысокая черноволосая девушка двадцати пяти лет, такая же разговорчивая, как и Вера. Не удивительно, что она первой вызвалась рассказать мне о себе, после того, как я вкратце поведала им историю своей короткой и ничем не примечательной жизни. Но, в отличие от Веры, у которой речь была четкой и быстрой, простой и энергичной, как ветер, Оля слегка растягивала слова, облекая их в немного философский наряд и произнося их в несколько деловитой манере. Между словами она делала небольшие секундные паузы. На ее слегка пухлых щеках играл румянец, когда она призналась мне в том, что раньше она училась в институте на преподавателя английского. На третьем курсе она бросила учебу, потому что деньги, отложенные на институт, пошли на лечение матери, которая заболела раком. Им даже пришлось спешно продать квартиру. К счастью, мать выздоровела. После этого Оля уже и не помышляла об учебе. Вскоре она вышла замуж. Весьма неудачно, как она призналась мне, потому что муж (как выяснилось после свадьбы), был ленив и апатичен к жизни: никаких устремлений или увлечений у него не было, разве что выпить с друзьями как можно больше пива во дворе.

— Этот брак тяготит меня, — сказала она, обращаясь ко мне. — А ведь моя лучшая подруга говорила правду мне, когда заявляла, что по-настоящему мужчину узнаешь только в браке, — она поправила свои гладкие и блестящие черные волосы, едва доходящие ей до плеч, и добавила: — Я, конечно же, тоже не идеал, но до этого ленивого увальня мне далеко.

— Так разведись! — сердито сказала Вера, хлопнув кулаком по столу. — Сколько можно ему кости перемывать? Тебя же насильно не привязали к нему цепями?

Оля, скривив недовольно тонкие губы, ответила:

— Я сама с этим разберусь. Возможно, мне удастся его перевоспитать.

— Какие глупости! — возмутилась Вера. — Человек такой, какой он есть, он не поддается дрессировке. А, в общем, тебе решать.

— Конечно, мне! — рассердилась Оля. Ее смуглое лицо стало вдруг пунцово-красным.

— Ну вот, начинается! — вмешалась в разговор Света, заметив, как Вера с Олей обмениваются злобными взглядами. Она сидела на скамейке между ними, словно между двумя огнями.

Света Лазарева была фигуристой русоволосой девушкой среднего роста, с красивым овалом лица. Над верхней губой притаилась маленькая коричневая родинка, густые русые брови своим полукруглым изгибом придавали своей хозяйке немного удивленно-возмущенный вид. Желтоватая кожа сливалась с золотистым цветом волос, отчего лицо казалось невыразительным, но ситуацию спасали большие серо-голубые глаза, обильно накрашенные тушью. Ей было двадцать восемь лет. Утихомирив Олю и Веру, она рассказала мне о том, что четыре года назад ее отец помог ей открыть большую оптику, продав квартиру своей покойной бабушки. Он очень верил в то, что у дочери все получится. Работа ей нравилась, но вот незадача, как только оптика начала понемногу окупать себя и приносить прибыль, совсем близко от них открылись конкуренты. Это были ушлые и энергичные ребята, которые заполонили магазин скидками и акциями, чтобы привлечь покупателей к себе. По городу они везде расклеили свою рекламу и нагло, без зазрения совести караулили ее потенциальных покупателей у крыльца ее магазина, чтобы заманить их к себе в оптику. Не сумев бороться с ними их же методами («с волками жить, по-волчьи выть» — вставила своих пять копеек Вера), Света разорилась, и ей пришлось ликвидировать свое предприятие. Но на этом испытания не закончились. Когда она потеряла магазин, от нее ушел любимый человек, с которым они успели назначить дату свадьбы. Окунувшись в долгую депрессию, она начала выпивать. Алкоголь помогал ей на некоторое время впасть в забытье и относится к окружающей ее действительности с пофигизмом. Из этого опасного омута ее вовремя вытащила мать. Узнав от двоюродной сестры, работающей в «Виктории» прачкой о том, что в отель требуется горничная, она послала туда на собеседование свою дочь. Вот так Света оказалась в гостинице.

— Я уже два года здесь работаю, — призналась она, окончив свой довольно невеселый рассказ.

— Она надеется выскочить замуж за богатого постояльца, — как ни в чем не бывало, выпалила Вера.

— Я этого и не скрываю, — равнодушно пожала плечами Света. В отличие от Оли, ее мало что могло вывести из себя, и неделикатность ее коллеги нисколько не смутила ее.

— Размечталась, — хихикнула Оля. — Для этого тебе, по меньшей мере, нужно стать менеджером отеля.

— Может и стану. Наша Наталья Викторовна тоже когда-то была простой горничной.

— В тебе проснулись амбиции и это хорошо, — похвалила Вера. — Но не витай понапрасну в облаках. Я готова сто раз поверить в то, что ты сможешь стать менеджером, чем один раз в то, что сможешь заарканить какого-нибудь богача в этом отеле. Я уверена — в их окружении присутствуют умницы и красавицы с двумя-тремя высшими образованиями, знающие четыре иностранных языка, занимающие какой-нибудь высокий пост. Куда нам до них?

— Посмотрим, — осторожно ответила Света.

Она мне показалась откровенной, рассказав очень личные вещи. Мне не раз говорили о том, что я — великий слушатель, к тому же, не болтлива. Возможно, люди это чувствовали, а это было залогом того, что еще не раз мне будут открывать свою душу и поверять свои тайны. Я ценила возможность погрузиться в другую жизнь, узнать о чужой судьбе и вынести какие-то уроки для себя. Но, со временем я поняла, что каждый человек все равно учится только на своих ошибках. Даже тот, который утверждает, что учится на чужих.

Что же… неудавшийся учитель английского, психолог с высшим образованием, бывшая хозяйка оптики… Их эпические рассказы напомнили мне о том, какой несправедливой может быть жизнь. Какой она может быть скудной на хорошие события и щедрой на проблемы и заботы, погружающие человека в глубокую беспроглядную яму уныния и отчаяния. Они, как могли, старались всплыть на поверхность, найти свой путь в жизни, но удача безжалостно отвернулась от них.

— Говорят, что самое главное в жизни человека — это напористость и энергичность, — с иронией сказала Вера. — Но это ведь не всегда так. Даже у самых энергичных иногда пропадает запал, когда им катастрофически не везет.

Девочки все вдруг шумно загудели. Это была наболевшая тема для всех нас.

— Да, невезенье может сломить даже самых сильных, — согласилась Света, вспоминая свой пример.

— И нехватка денег, — добавила с интонацией Оля.

— Везение и умение оказаться в нужном месте и в нужное время — вот что немаловажно, — резюмировала Вера.

Все согласились с ней. Я вдруг поймала себя на мысли, что мое будущее стало рисоваться мне в мрачных тонах, хотя мне едва перевалило за двадцать и вся жизнь, казалось, была впереди.

— Мы все перестали бороться! — сказала вдруг Оля, по очереди посмотрев на каждую из нас.

— И это большое упущение! — добавила Света, вскинув свои дугообразные брови еще выше.

— Возможно, что мы не такие уж и сильные, — вставила несмело Катя (о ней я расскажу чуть ниже).

— Нет уж! — отрицательно замотала головой Вера. — Слабые сдались бы при первом же провале, но ведь мы пытались что-то изменить в жизни, прежде чем попали сюда! Пытались, а не просто плыли по течению, как многие.

— Да-да, пытались! — подхватили, как соловьи Оля и Света с огнем в глазах, в то время как Катя и Надя понуро молчали.

Пришла очередь рассказать о последних двух горничных, с которыми мне предстояло работать бок о бок возможно не один месяц и даже год. Они были не такие словоохотливые, как Вера, Оля и Света, эта болтливая энергичная троица, но я и не пыталась залезть им в душу — это было не в моей привычке. Эти две девушки с любопытством слушали нас, но сами помалкивали. За них все рассказала Вера, не испросив при этом их мнения.

Кате Могилевской было двадцать три года. Ростом она была чуть выше среднего, очень худощавая, с маленькими плечами и красивыми каштановыми волосами — густыми и блестящими, доходившими ей до пояса. Они были собраны в аккуратный высокий хвост. Открытый высокий лоб говорил о скрытом интеллекте, умные карие глаза предпочитали молчать об этом секрете. Черные средней толщины брови вечно тянулись друг к другу, делая лицо угрюмым и нелюдимым с виду. Это немало портило ее красоту, ведь она была очень симпатичной. Она производила впечатление тихого и замкнутого человека, не предрасположенного к разговорам. Но, тем не менее, наше общество ей было по душе. Слабые затаенные искорки в ее темно-карих глазах, глазах наблюдателя, говорили нам об этом.

Другой неразговорчивой горничной оказалась Надя Власенко. В отличие от Кати, у нее была миловидная ангельская внешность: светлые длинные волосы, вплетенные в колосок, красивые, немного раскосые голубые глаза, которые так и светились теплым приветливым светом. Мягкие черты лица, включая аккуратный маленький рот, производили впечатление, что перед тобой ребенок, хотя ей было двадцать шесть лет. Она выглядела немного робкой и задумчивой. Как и Катя, она редко участвовала в разговоре, но казалась участливой и дружелюбной. Да, она не была рассказчицей, но была хорошим слушателем. Очень редко кто из людей может быть и тем и другим. Вера была только рассказчиком — она говорила больше всех и часто всех перебивала, чтобы рассказать что-то свое, так как не умела и не хотела слушать подолгу кого-то, кроме себя. Вместо Нади она пояснила мне, что дала ей кличку «служба спасения», потому что Надя всегда приходила всем на выручку, даже если ее не просили о помощи, даже если у нее было полно своей работы. Она, как и Катя, была не замужем.

Чуть позже, когда мы убирали номер, Вера чистосердечно призналась мне, что очень часто пользуется безотказностью Нади и к концу смены свешивает на ее худенькие плечи хотя бы один свой не убранный номер. Еще она рассказала мне о том, что Надя, до того как стала горничной, работала немного оператором видеонаблюдения в нашем отеле, а перешла сюда, потому что тут выше зарплата.

К семи часам вечера мы с Верой закончили убирать номера, после чего со спокойной душой начали спускать грязное белье на прачечную и выносить мусор в контейнеры, стоящие недалеко от служебного входа. Несколько раз за день Наталья Викторовна поднималась на этажи и наблюдала за мной. Оценивала, справлюсь ли я с этой работой. Когда мы с Верой сдавали без пятнадцати восемь задание старшей горничной, она проболталась мне о том, что я понравилась Наталье Викторовне.

— Еще бы! — усмехнулась Вера. — Ведь некоторые сбегают уже после обеда от такой тяжелой работы, а тут девушка задержалась до вечера, еще и работу всю сделала!

— Да, с боевым крещением тебя! — поздравила меня Нина, улыбаясь. — Я уверена, что Наталья Викторовна сократит тебе срок стажировки, она что-то подобное говорила мне сегодня, так что я думаю, все будет хорошо.

— Спасибо! — я не могла скрыть своей радости. Несмотря на тяжелую работу, мне понравилось здесь, особенно по душе мне пришелся коллектив.

В восемь часов вечера мы дружной толпой вышли из отеля и направились к автобусной остановке. Погода стояла довольно хмурая, где-то недалеко слышались раскаты грома, непривычно низкие стальные облака так и грозили метнуть в тебя копье молнии. Порывистый ветер безжалостно трепал каштаны на аллеях, от чего розовые цветы отрывались от стебля и летели далеко в небо. Те немногие, кто еще гулял в парке, начали спешно разбредаться, предчувствуя скорый ливень. Лишь только одинокий парень лет двадцати-двадцати пяти продолжал невозмутимо сидеть на кованой лавочке и смотреть, не отрываясь на пруд. То, что вокруг него стали, как дьявольские танцовщики, сверкать молнии, его нисколько не смутило.

— Люблю летнюю грозу! — восхитилась вдруг Вера, любуясь утыканным темно-синими тучами небом, на котором не было ни одного просвета.

— С ума сошла, что ли? — покрутив пальцем у виска, сказала удивленно Оля. — Я жуть как боюсь грозы! Век бы ее не видела и не слышала, мне страшно! — она ускорила шаг.

— А я тоже люблю грозу, но не тогда, когда я нахожусь на улице, а тогда, когда сижу дома: в тепле и безопасности и наблюдаю ее из своего окна, — добавила Надя.

Банальный разговор о грозе показал мне, насколько разными были эти девочки, с разными мнениями и вкусами и, тем не менее, они умудрялись ладить между собой, дополняя друг друга. Мы дошли до остановки и каждая из нас начала ловить свой маршрут. Я жила дальше всех и мой автобус ходил реже всех, поэтому я уехала последней. Стоило мне только забраться в автобус, как из неба массивными потоками полила на землю вода, в считанные секунды, заполоняя ручейками все дороги и тротуары города.

30 мая 2006 г.

Нина оказалась права. Наталья Викторовна действительно сократила мне срок стажировки, посчитав нужным, как можно скорее проэкзаменовать меня и взять в штат. Уже на третью смену у меня приняли экзамен: я должна была сама, без лишней помощи убрать стандартный номер «king» и полностью укомплектовать его всем необходимым. Каждая горничная имеет свои предпочтения в уборке: кто-то начинает с ванной комнаты, кто-то со спальни. Заходя в номер, который доложен был решить мою судьбу, я, первым делом, собрала мусор со всех комнат и сняла постельное белье. Так я подготавливала номер к уборке. Это занятие должно было занимать не более двух минут в стандартном одноместном номере. После этого я пошла в ванную комнату, вымыла в раковине бокалы и стаканы, натерла зеркало, после чего вымыла все остальное. Последним штрихом в уборке было натирание плитки на стенах и на полу. Потом я укомплектовала комнату полотенцами и гигиенической косметикой. В комнате я молниеносно застелила кровать, после натерла зеркала, серебристый электрический чайник, стекла на окне, все атрибуты мебели, включая светильники и картины. Затем пропылесосила номер, донесла сет-меню, новые подстаканники для стаканов и кружек, чек для мини-бара и прачечной, негазированную воду, чай и кофе, блокнот с авторучкой, которые гости часто прихватывали с собой, чистики для обуви и халат, который вешался аккуратно в шкаф на вешалку. Спустя полчаса номер был готов к заселению. Вдвоем мы должны были убирать его еще быстрее — за двадцать минут. Понятное дело, это не касалось люкс-номеров, там времени на уборку отводилось чуть больше, учитывались габариты комнат и количество антикварной мебели с различными безделушками в виде ваз, канделябров и шкатулок, которые нужно было натереть. Проживающие номера убирались за десять-пятнадцать минут.

Экзамен у меня принимала Нина. Она тщательно все проверила и осталась довольной. Единственными маленькими недочетами в моей уборке оказалась пыль на глазке входной двери и небольшой развод на комнатном зеркале, в самом низу. Когда мы натирали зеркала, мы обсматривали их под разным углом — чтобы исключить хоть малейший развод. Это касалось не только зеркал, но и всех стеклянных и мраморных поверхностей, включая краны в ванной комнате. Обывателю это могло бы показаться чересчур дотошным, но для нас это было обязательной священной нормой, которую мы не могли нарушать. Поэтому много девушек не выдерживали экзамена, удивляясь, как можно вымыть и натереть до идеального блеска столько вещей за полчаса и при этом еще укомплектовать номер. Еще по примеру «Ольвии» я знала, что многие стажировщицы убирали стандартный номер за полтора-два часа: естественно их отправляли на все четыре стороны, не церемонясь. Новичку могло повезти, если он убирал номер за пятьдесят минут, тогда ему давали второй шанс, в остальных случаях это исключалось. Промедление тут не допускалось, огрехи в уборке — тоже.

После того как Нина приняла у меня экзамен, мои документы прямиком направились в отдел кадров, а я, не теряя времени, присоединилась к Вере. Она очень обрадовалась, что у меня все получилось и тут же принялась, как обычно, без умолку болтать обо всем на свете. Первым делом, она пожаловалась мне на свою близорукость.

— У тебя плохое зрение? — удивилась я. — Но почему ты тогда не носишь очки?

— Я их принципиально не ношу, — немного сощурив свои большие зеленые глаза, сказала она, — потому что считаю себя уродом, когда надеваю их. Когда я иду по городу, то путаю столбы с людьми, целлофановые пакеты, развивающиеся на деревьях — с птицами, очень часто останавливаю не ту маршрутку, которая мне нужна. Не удивлюсь, если какой-нибудь водитель скоро набьет мне физиономию. Это иногда забавно, но, на самом деле, выводит из себя.

— А как же ты натираешь зеркала с таким зрением? Ты хорошо видишь разводы и капли?

— Когда стою близко, то вижу пока еще хорошо все предметы, — пояснила она.

В этот день нам достались нижние этажи. До одиннадцати часов мы, как обычно, убрали срочные чекауты, потом принялись за фулы, то есть проживающие номера. После обеда мы решили выпить чай в комнате горничных. Чуть позже к нам присоединилась Оля Савченко. Она заварила себе кофе и заглянула в наш маленький холодильник.

— А где нарезка колбасы, которую я принесла утром из номера выехавшего гостя? — спросила она у Веры, с подозрением уставившись на нее.

— Я сделала из нее бутерброд, — как ни в чем не бывало, ответила Вера.

Оля с упреками накинулась на нее. Среди горничных был негласный закон: всю еду, которую мы находили в номере при уборке, мы сносили в комнату горничных, а в свободное время все вместе собирались на шестом этаже и делили все поровну, устраивая небольшой пир. За то время, что я успела проработать в этом отеле, я заметила, что этому обычаю следовали все, кроме Веры. Еда была ее слабостью, и она ничего не могла с этим поделать.

— Мне нравится твоя логика! — возмущалась Оля. — Ты купила себе имбирь для похудения, который якобы сжигает калории, но при этом сожрала всю колбасу из холодильника! Смысл в таком похудении? — она с возмущением уставилась на Веру.

На этот вопрос Вера не нашла что ответить, она только отмахнулась от Оли, как от назойливой мухи и продолжала невозмутимо жевать свой бутерброд с остатками этой злополучной колбасы и с имбирем в придачу.

Но хороший аппетит был не только у Веры. Так как работа горничной была довольно тяжелой и к вечеру, зачастую, она отнимала у нас все физические силы, мы старались, время от времени, подкрепится, чтобы не свалится с ног. Если неосмотрительная горничная с утра проигнорирует завтрак, решив, что она еще не голодная, то надышавшись на пустой желудок ядреной бытовой химии, включая кислоту, которую нужно было использовать в каждой ванной комнате, к обеду ее начинало тошнить. Бывало, что доходило и до обмороков, ведь за день горничной приходилось убирать не менее тридцати номеров, а это означало, что она дышала кислотой тридцать раз в день, и с этим ничего нельзя было поделать. У тех, кто работал больше года, начинали появляться проблемы со здоровьем: болезни дыхательных путей. Кислота разъедала слизистую оболочку в верхних дыхательных путях и делала их уязвимыми для резких запахов и пыльцы растений, выливаясь затем в пожизненный аллергический ринит. Но хуже всего то, что после этого начинались проблемы с легкими. Кате Могилевской, нашей угрюмой и молчаливой коллеге, полгода назад вырезали опухоль на щитовидной железе. Весь коллектив горничных связал это событие с тем, что она, по сравнению с остальными, больше всего использовала бытовую химию при уборке ванных комнат и при этом мало ела. У нас было около десяти видов чистящих средств: для дерева, для зеркал и стекол, для кранов, для мрамора, для ванной и раковин, для унитаза, для камня, ну и, конечно же, кислота. Поэтому горничные старались лишний раз подкрепится, чтобы отработать смену без тяжелых для себя последствий. К тому же физическая работа нагоняла волчий аппетит. Бедные горничные подъедали все, что оставалось после гостей, словно голодная стая бездомных собак. В пятизвездочном отеле, скромной горничной предоставлялась уникальная возможность полакомиться такими изысками, как устрицы, омары, черная и красная икра, тунец и настоящие французские и итальянские вина. Это все приносили гостям в номер из ресторана и они, по обыкновению, что-то оставляли нетронутым. Кальмары, мидии, осьминоги — все это горничные, зачастую, впервые пробовали в отеле, доедая эти яства из тарелки выехавшего гостя. Не успеет постоялец отеля выйти за порог, как горничные тут как тут. Обнаруживая ценную добычу, мы обзванивали остальных горничных, чтобы они присоединялись к нам и все дружно съедали с тарелок прямо в номере, предусмотрительно прикрыв дверь, дабы это безобразие невзначай не увидел директор. Нина, старшая горничная, тоже всегда составляла нам компанию в этом мелком преступлении. Полгода назад она работала простой горничной, но после повышения не отдалилась от коллектива и многое спускала нам с рук.

После чаепития, мы пошли работать. В одном из номеров, который мы убирали, Вера в мусорном ведре гостевой комнаты обнаружила бутерброды со сливочным маслом и красной рыбой, завернутые в целлофановый пакет. У нее был нюх на еду, где бы она ни лежала.

— Нет, ну ты представляешь! — возмущенно выкрикнула она, поворачиваясь ко мне со своей ценной находкой. — Вместо того чтобы оставить бутерброды бедным горничным, они их выкинули в ведро! Бутерброды с красной рыбой! Совсем уже зажрались!

— Может, рыба испортилась? — предположила я.

— Нет, что ты! — она развернула пакет и понюхала бутерброды. — Пахнет хорошо, да к тому же они холодные, а это значит, что они их перед отъездом высунули из холодильника. Свиньи! Не могли уже в холодильнике их оставить! Называется: «так не доставайся же ты никому!».

— Наверное, они и не подозревают о том, какими голодными могут быть горничные, — засмеялась я.

— Конечно! Будут они еще о нас думать, как же.

После того как Вера съела бутерброды, она не забыла промыть Оле кости.

— Чего она взъелась из-за этой колбасы? Я здесь пять лет уже работаю, поэтому что хочу, то и ем. Неудавшийся учитель английского… Несет всякую чушь с таким умным видом, что хочется огреть ее по голове чем-нибудь тяжелым.

И так случилось, что совершенно случайно в этот самый момент рядом проходила Оля и услышала ее слова. Она ничего не сказала ей, но вечером, когда Вера подошла к сердобольной Наде и начала просить ее убрать один из наших номеров, Оля тут же принялась наставлять ее на путь истинный:

— Нужно знать, к кому проявлять свою доброту и кому приходить на помощь! — искоса глядя на Веру, сказала она. — Если ты проявляешь свое участие к тем, кто «сел тебе на шею» и пользуется твоей безотказностью, то это уже не доброта, а бесхарактерность!

— Ну чего ты начинаешь! — Надя, махнув рукой, к огорчению Оли и к радости Веры, направилась убирать один из наших номеров, в очередной раз, утвердив свое почетное звание «службы спасения».

Вера с победоносным видом прошествовала мимо Оли, которая готова была закипеть от ярости, словно раскаленный чайник.

Вечером рецепция по рации объявила нам, что гость из номера 206 желает видеть горничную. Мы с Верой решили пойти вместе. Постучав в дверь, мы стали прислушиваться.

— И что ему нужно? — с удивлением сказала Вера. — Мы же сегодня у него уже убирали.

Дверь открыл высокий худощавый китаец. На нем была белая футболка и черные джинсы. В руках он держал подушку. Увидев нас, он начал трясти этой подушкой перед нашими удивленными физиономиями. При этом он что-то с усердием объяснял нам, как я поняла, на китайском языке. Мы с Верой озадаченно переглянулись между собой.

— Ты понимаешь по-китайски? — на всякий случай спросила у меня Вера. — Чего он хочет от нас, не пойму?

— Да куда там, — я тихо усмехнулась, — может, у него наволочка выпачкалась? — предположила я.

Мы забрали у него подушку и обсмотрели ее со всех сторон. На сухой и идеально белой наволочке не было ни единого пятнышка. Я вернула подушку китайцу, вопросительно уставившись на него. Он ответил нам снисходительно-недоуменным взглядом, молчаливо порицая нас за недогадливость.

Я вытащила из кармана рацию и связалась с рецепцией.

— Вы знаете, что гость хотел от горничных? — спросила я у администратора. — Когда он звонил на рецепцию, что конкретно он говорил?

— Из всего того, что он сказал мне, я только понял, что он требует горничную, — признался администратор. — Дима знает китайский, но он сегодня выходной, — как бы оправдываясь, добавил он.

— Так выучите китайский! — выпалила сердито Вера, делая мне знак, чтобы я положила рацию обратно в карман фартука. — За такую зарплату, как он получает, мог бы и эльфийский выучить, — недовольно буркнула она.

Китаец, тем временем, забежал обратно в комнату, а через минуту вернулся с ноутбуком. Он развернул его к нам и начал тыкать пальцем в экран. Мы увидели большую фотографию с изображением белого лебедя.

— Я, кажется, сообразила, что он хочет, — улыбнулась я. — Скорее всего, он просит, чтобы мы заменили его синтетическую подушку на перьевую, там же как раз лебяжий пух.

— Тоже мне царь! — возмутилась Вера. — Перьевые подушки только для люкс-номеров! Ну, ладно, пошли, принесём ее, иначе он не отстанет от нас, — она выхватила подушку из рук китайца и мы вместе направились к служебному лифту.

Я обернулась. Китаец продолжал стоять в дверях.

— One minute! — сказала я ему вежливо. Может, хоть это поймет?

— Okay! — улыбнулся он.

— Надо же, понял? — ухмыльнулась Вера. — Значит, не совсем баран! И как он выживает здесь, без знания английского? — удивилась она. — Ведь приехал, насколько я знаю, на какую-то конференцию по компьютерным технологиям.

— Думаю, у него есть переводчик, — предположила я.

— Да, наверное, так и есть. Хотя за все те пять лет, которые я работаю здесь, впервые вижу человека, который абсолютно не знает английского…

Взяв перьевую подушку на десятом этаже в подсобной комнате, где лежал ворох одеял и наматрасников, мы надели на нее чистую наволочку и отнесли китайцу. Он, пощупав ее, удовлетворительно причмокнул и слегка наклонился к нам в благодарственном поклоне.

— Хоть бы чаевые дал, китайская жадина! — возмутилась Вера, когда он закрыл дверь перед нашими физиономиями. — Хотя от азиатов чаевых ждать бесполезно.

— А от кого небесполезно? — с интересом спросила я.

— Европейцы дают иногда чаевые, причем не только в виде денег, но и могут преподнести бутылку дорогого коньяка или конфеты, — облизав губы, сказала она. — Но весьма редко. Чаще дают американцы, у них, по-видимому, это золотое правило.

— А наши?

— Наши очень редко: наверное, полагают, что у нас хорошие зарплаты. Ну, или просто скупые. А ведь наша зарплата смехотворна за такой тяжкий труд. Иной раз приходится убирать номера, залитые до потолков вином и шампанским, где ковролин — в моче, а на торшерах, столах и тумбочках — использованные презервативы. Однажды презентабельный с виду гость, наложил кучу в джакузи, хотя унитаз был в нескольких метрах. Да так и оставил! Сколько же я увидела мерзостей за эти годы, меня теперь ничем, наверное, не удивить! — рассмеялась Вера. — А насчет чаевых: ты в курсе, что один из швейцаров так обнаглел, что стал проверять выезжающие номера вместо нас?

— Нет, — с удивлением ответила я.

— Я тебе его покажу, чтобы ты запомнила лицо этого мерзавца!.. Все время норовит перехватить у нас чаевые. Их и так практически нет, а тут еще этот тип пасется… Знаешь, однажды я убирала проживающий номер и нашла под подушкой пять долларов, когда хотела поменять постельное белье. Я растерялась и не знала, как поступить, ведь чаевые гости всегда оставляли или на краю кровати, или на столе под стаканом, реже на прикроватной тумбочке возле телефона. У вас так же было?

Я утвердительно кивнула головой.

— Все верно. Так в любом отеле мира, насколько я знаю.

— Так вот. Я решила позвонить своей родственнице, которая работает в столичном отеле уже десять лет и уточнить за этот нюанс. «Это чаевые, детка! — поздравила она меня. — Таким образом, гость позаботился о тебе, хотя ты и не догадалась об этом». «Каким образом?» — спросила я, все еще не понимая, что она имела в виду. «Он специально спрятал чаевые под подушку, чтобы швейцар не нашел и не забрал то, что по праву причитается горничным, — пояснила она, — но так делают только те постояльцы, которые много лет путешествуют по отелям: они в курсе, что за нашими чаевыми могут охотиться швейцары».

Так Вера посвятила меня во все детали, которые касались чаевых, за что я была ей весьма благодарна.

* * *

На следующий день я впервые работала в паре с Олей Савченко. В ушах у нее были продеты огромные серьги-кольца, а короткие черные от природы волосы она всегда собирала в тугой пучок на затылке, обвязывая его крупной красной резинкой для волос. Внешне она походила на симпатичную цыганку — у нее были большие карие глаза с густыми черными ресницами и темные слегка изогнутые брови. Кожа у нее была немного смуглой, роста она была невысокого, доставая мне лишь до плеча. Узнав от Нины, что нас вызывают срочно к начальству, я с остальными девочками спустилась с шестого этажа в кабинет менеджера. Наталья Викторовна должна была сообщить нам нечто важное. Помимо нее, в кабинете находился Харитоненко, начальник охраны, а вскоре к нам присоединилась и начальница рецепции.

— Очевидно, в нашем отеле намечается что-то грандиозное, если все начальство в сборе, — шепнула мне на ухо Оля.

У Веры при Олиных словах тут же загорелись глаза. Она так любила, когда в отеле происходило что-нибудь интересное, а если наступало длительное затишье, она начинала скучать.

Мы, словно солдаты, выстроились в шеренгу у стенки и вопросительно уставились на Наталью Викторовну. Но она не спешила начинать разговор и, почему-то, все время косилась в сторону Харитоненко, который своей массивной спиной закрыл чуть ли не половину окна. Погладив широкой ладонью свою лысину, начальник охраны отошел от окна и приблизился к нам. Его скулистое лицо и немного выступающий вперед подбородок не делали его красавцем. Маленькие серые глаза совсем не гармонировали с крупными чертами лица, включая мясистые губы и немного орлиный нос. Густые пучкообразные брови, насупившись, вырисовывали глубокую складку, которая стояла траншеей между ними. Высокий лоб плавно перетекал в гладкую, как полированное яйцо, голову. На вид ему было лет сорок пять или около пятидесяти. Уставившись злобно на Веру, которой не раз делал замечания по поводу того, что она очень часто стоит перед камерами без дела и болтает, он заговорил:

— Мы сегодня собрали вас здесь, потому что в наш отель скоро заедет очень важный гость, — голос начальника охраны стал очень серьезным и в то же время торжественным. — Это один из наших главных инвесторов, зовут его: Дмитрий Иванович Берестов.

— Сейчас в люкс-номере, на десятом этаже наши слесари вносят небольшие изменения в планировке по его просьбе, — добавила Наталья Викторовна. Она была одета в красивое синее платье из атласа, которое еще больше подчеркивало аристократичную белизну ее кожи.

— Наверное, выстраивают площадку для личного вертолета и роют в гостиной бассейн, — шепнула мне на ухо Вера, ухмыляясь.

Мы все удивленно уставились на нашего менеджера. Что это еще за новшество? Этот Берестов был первым гостем, ради которого переделывали гостиничные апартаменты. Но нам ничего не стали разъяснять по этому поводу.

Харитоненко, обведя нас всех рентгеновским взглядом, гаркнул:

— Я хочу вас предупредить о том, что убирать в его номере следует очень осторожно! Чтобы ничего не сломать!.. И вымывать все нужно тщательно, а не спустя рукава, как вы любите! — язвительно добавил он.

Мы переглянулись между собой. Вера, покосившись на начальника охраны, недовольно закатила глаза.

— И постельное белье обязательно меняйте каждый день, — наставляла Наталья Викторовна. — А так же постоянно пополняйте мини-бар и проверяйте, чтобы в номере все время была минеральная вода, кофе, сахар и чай, — судя по голосу, она нервничала так, как не нервничала при заезде президента страны. Но это и не удивительно, учитывая тот факт, что этот самый Берестов был инвестором нашего отеля.

— А что он забыл у нас в городе? Ведь он же живет в столице, если я не ошибаюсь? — спросила с любопытством Вера. Минуту назад она успела нашептать мне на ухо о том, что не раз слышала о Берестове раньше, но никогда при этом не видела его.

Харитоненко с важностью пояснил:

— Его назначили генеральным директором на комплекс всех наших металлургический заводов. Он может прожить у нас несколько лет, не меньше, поэтому мы должны максимально создать ему уют в номере, чтобы он чувствовал себя как дома.

— А он женат? — спросила Света, прищурив хитро глаза. Она не могла не задать этот вопрос.

— Ну, эта информация для вас не обязательна, — улыбнувшись, сказала Наталья Викторовна. Она не понаслышке знала о чаяниях Светы, но закрывала на это глаза, потому что та хорошо работала.

— Как не обязательна? — не унималась Света. — Мы же должны знать, будет ли он один проживать в номере или нам придётся убирать еще и за его семьей?

— Вот хитрюга! — наклонившись ко мне, шепнула Вера.

Харитоненко, одарив Светку недоуменным взглядом, ответил:

— По моим сведениям, он приедет один. После того как у него в номере добавят все, что он пожелал, вы должны будете хорошенько там убраться и подготовить номер к его заселению, вам все понятно? — спросил он требовательно.

— Так точно! — отчеканила иронично Вера, отдав честь. Остальные в это время угрюмо молчали, услышав за непредвиденную генеральную уборку.

Мы начали разбредаться, забрав у старшей горничной свои задания. Когда мы увидели с Олей, что нам сегодня достались номера на верхних этажах, мы несказанно обрадовались. Нас разбирало любопытство и вместо того, чтобы идти убирать срочные номера, мы со всех ног бросились бежать в тот самый люкс, в котором должен был поселиться столь важный гость.

Не считая президентского люкс-номера, это был самый красивый номер в отеле. Я не могу не описать великолепие этого знаменитого номера. Площадью двести два квадратных метра, он был расположен в купольной части отеля, с которого открывался вид на город с обзором в триста шестьдесят градусов. На первом этаже была гостиная и персональная кухня. В гостиной преобладали три оттенка: салатный, янтарный и черный. На полу, выложенном янтарной мраморной плиткой, лежал большой ковер черного цвета с набивным золотистым рисунком, состоящим из узорчатых завитков. На ковре стояли два кресла и диван с высокими спинками и резными подлокотниками из дуба, с изогнутыми s-образными ножками. Оббиты они были темно-салатным бархатом. Позади них находилось большое арочное окно, завешанное жаккардовыми портьерами и ламбрекенами салатного цвета, с золотистой бахромой и кисточками. С левой стороны гостиная была украшена копией картины Микеланджело «Дельфийская сивилла». С правой стороны шел камин, отделанный черным мрамором, а на потолке была золотистая резная лепнина, по центу которой находилось солнце, скованное в обруч языками пламени. Рядом с гостиной была кухня. Посредине кухни располагался длинный прямоугольный стол с мраморной столешницей янтарного цвета на десять персон и высокие резные стулья обитые красным текстилем. Позади стола стояли шкафы, фасады которых украшали вензеля, далее шла столешница из камня, и несколько напольных и настольных торшеров с красными жаккардовыми абажурами. Портьеры были янтарного цвета, с воланами. Все розетки были замаскированы или спрятаны. На второй этаж вела витиеватая черная лестница с золотыми перилами. Там была спальня и ванная комната. В спальне располагалась кровать, заправленная голубым покрывалом и украшенная высоким изголовьем из золотистого дерева. К тому же кровать украшал голубой балдахин, подвешенный на специальный карниз. На кровати было шесть подушек: белые комбинировались вперемешку с голубыми. Рядом с кроватью с обеих сторон стояли комоды с резьбой и золотыми накладками. На них ютились торшеры с белым абажуром и статуэтки в виде русалок и лесных фей. Далее шел шкаф, напольный торшер и арочное окно с голубыми портьерами, декорированными золотыми кистями. На полу лежал голубой ковер с янтарными вкраплениями узоров. Потолок был украшен фреской «Сотворение солнца, луны и планет» и хрустальной люстрой. В ванной комнате полы и стены были выложены черным полированным мрамором, по углам стояли золотые колонны. Одна стена была полностью витражной, гидромассажная ванна соседствовала с душевой кабиной и тремя раковинами, сделанными в форме распустившегося лотоса. Настенные светильники в своих изогнутых металлических лапах держали восемь тюльпанообразных хрустальных плафонов. На потолке была лепнина и фреска с изображением неба и облаков. Вот в такой чудный номер и должен был заселиться наш важный гость.

Мы с Олей зашли в номер. Во всех комнатах с озабоченными лицами сновали слесари. Мы поднялись на второй этаж, и подошли к Роме, самому разговорчивому слесарю. Уж он-то точно поведает нам о том, что тут происходит.

— Что ты делаешь? — спросила я без приветствия.

Он, примостившись на корточки, распиливал на полу золотистую дощечку.

— Я мастерю в выдвижных шкафчиках ячейки для нижнего белья, — подняв на нас усталые серые глаза, пояснил он.

Мы с Олей многозначительно переглянулись.

— А еще мне пришлось добавить новые шкафы и расширить старые, чтобы костюмы этого Берестова свободно помещались и не мялись. Харитоненко предугадывает, что вещей у нашего будущего гостя будет очень много. Первый шкаф у него будет только для рубашек, второй для футболок, третий для свитеров, четвертый для костюмов, а пятый для верхней одежды, — усмехнувшись, пояснил Рома.

— Ничего себе! — удивилась я. — Это он сам сказал?

— Насколько я понял по рассказам Харитоненко, — да.

— Какой царь! — возмутилась Оля. — Отдельный шкаф ему для нижнего белья, отдельный для рубашек! Чувствую, что этот субъект доставит нам в будущем немало хлопот…

— Конечно! — согласилась я с уверенностью. — Наверное, только и будет делать, что жаловаться на нас, если мы, например, на сантиметр левее, чем нужно, повесим его костюм.

— Ну, это уж слишком! — почесав озадаченно свою кучерявую черноволосую шевелюру, сказал Рома. — Не предполагайте, вот так сразу, самое худшее… Вдруг все ваши страхи напрасны.

— Да ну как же! — махнула рукой Оля, скривив губы. — Мы уже научились предугадывать проблемных гостей, как настоящие оракулы.

Мы спустились на первый этаж и увидели, как один из слесарей устанавливает в гостиной высокий рельефный шкаф золотистого цвета. Это был пожилой седовласый мужчина с короткой стрижкой. Его имени я еще не знала. У него были крепкие мозолистые руки и бесхитростное лицо простого работяги. Большие карие глаза сосредоточенно следили за тем, как мощные с вздувшимися венами руки устанавливали широкие полированные полки.

Конец ознакомительного фрагмента.