Синие пески.

Диана Александровна Александрёнок

Одна ошибка в формуле и две души связались навсегда. Наталья попала в мир Создателей, чуждый, яркий, восточный, где ей каждую ночь во снах приходит упавшая Звезда и рассказывает о своей жизни. Душу девушки терзает желание узнать что скрывается за стенами Каср аль Нариб и есть ли там дорога домой.

Выражаю свою благодарность моему мужу. Если бы не ты эта история никогда бы не стала реальностью. Моим друзьям, что поддерживали меня на протяжении всего пути. И тем кто прочитает.

Пролог

Уже несколько дней Арион со своей свитой гнали оленя в лесу. Чистое небо стремительно сгущалось в сумерках, готовое уступить власть подступающей ночи. Внезапно маленькая точка, пройдя через атмосферу, вспыхнула подобно солнцу, разбившись на несколько осколков. Они стремительно неслись вниз к земле, оставляя за собой темный шлейф черного дыма, который в закатном солнце окрашивается в красный. Звезды нервно мигнули и утонули в ярком зареве от несущейся к земле кометы.

Смолкли охотничьи горны. И небольшой отряд людей задрав головы внимательно следил за шлейфом который оставили от себя падающие осколки. В воздухе разлилось напряжение, которое передалось лошадям. Они нервно всхрапнули, дернулись в сторону не желая подчиняться команданам. Животные загарцевали на месте испуганно вращали глазами, они хотят кинуться в стороны от страха. Но всадники натянули поводья, заставляя животных немного успокоиться и встать на месте. Кто-то ободряюще похлопал по мощной шее раскрытой ладонью в кожаной перчатке. Другие недовольно сплюнули под копыта животных. Кто-то прицокнул языком. Но каждый поглядывал на своего господина.

Арион, статный высокий мужчина со светлыми волосами, убранными в хвост поднес руку к глазам, прикрывая их от яркого света. Долгим немигающим взглядом следил за маленькими точками, которые приближаясь становятся больше но все еще имели расплывчатые очертания. Любопытство захватило разум мужчины, оттесняя желание пуститься в погоню за оленем.

Земля дрогнула под копытами животных. Волна воздуха ударила в грудь мужчин, отчего они пошатнулись в седлах. И птицы почуяв неладное взмыли со своих насиженных мест в небо, гневно закричали на всю округу.

Мощный гнедой рысак под Арионом нервно переступил с ноги на ногу и покосился на своего всадника черным глазом в надежде что тот даст команду убраться подальше. Мужчина натянул посильнее поводья призывая животное к спокойствию и шумно втянул воздух носом.

Ветер неспешно принес запах гари от места падения. И оглянувшись на своих союзников, мужчина ударил в бока своего скакуна отправляя того сразу в галоп. Его подстегивало жгучее желание как можно быстрее оказаться у места падения кометы, как будто там могло оказаться нечто ценное.

Нервное возбуждение передалось от животного всаднику. И тот почувствовал как сердце пропустило удар, и в спину удивленно закричали спутники. Они без слов сорвались следом за своим господином отставая на несколько метров.

Неведомая сила заставила нестись вперед к месту эпицентра. Туда, куда упала комета.

В небе сверкнуло, и через несколько секунд раскатисто отозвался гром. Некогда чистый небосвод стали затягивать тяжёлые бурлящие тучи. В их темном нутре ворчала недовольная погода, не спешившая разразиться дождем. Тучи клубились, перекатывались наседая друг на друга. Создавали ощущение что небо хочет придавить землю. И свет испуганно отпрянул уступая место мраку.

Не выделяя тропы, Арион гонит жеребца напролом через кустарники и раскидистые ели. Мелкие сухие веточки хлестали по лицу, оставляя на коже глубокие тонкие порезы. Но мужчина не хотел выпускать из рук поводья, только ниже прижал голову к самой шее животного. Вдыхая через нос лошадиный пот смешанный с хвойным ароматом.

Скосив глаза вбок, Арион краем глаза заметил что спутники отстают от него на несколько метров. Ухмыльнувшись своим веселым мыслям еще сильнее пришпорил коня, заставляя животное идти на пределе своих возможностей. Запели охотничьи горны, призывая всех возвращаться назад.

Вспышка.

В глазах заплясали разноцветные круги.

Конь истошно заржав, испугался и встал на дыбы. Всадник не удержался в седле, неуклюже завалился на бок и упал на землю, больно ударившись локтями. Перекатился в сторону, чтобы не попасть под тяжелые копыта своего скакуна и завис в нескольких сантиметрах над рваным краем воронки. Жеребец, испугавшись яркого света, унесся прочь не разбирая дороги.

Арион удивленно расширил глаза, до крови царапая ладони о неровный край, подполз ближе к обрыву чтобы заглянуть на дно. В нос ударил запах гари и опаленной кожи. Заставил глаза неприятно заслезиться от едкого чадящего черного дыма. Он стелился по краю обрыва, клубясь и закручиваясь медленно пополз вниз по спирали в самый центр.

К командиру тут же бросились спутники, спрыгнувшие с лошадей. Они помогли мужчине подняться на ноги и отряхнули богатые одежды от налипшей грязи и копоти. Другая часть свиты осталась сидеть в седлах и с высока внимательно наблюдала за разворачивающимся действом.

Раскаленный металл при падении зацепил верхушки деревьев, проломил их чтобы встретиться с землей. И тут же в кронах вспыхнуло пламя. Оно стремительно разгорелось, облизывая длинными языками нависшие грозовые тучи и выстреливая в воздух сноп искр. Они закружились в хороводе поднятые холодным воздухом, взмыли на самый верх и тут же опали мелким пеплом на головы людей.

Свита Ариона отмахивалась от дыма, натужно кашляя прикрыла носы руками, чтобы разглядеть то что упало и оставило после себя кратер. Взгляд проскользил вниз по идеально гладкой поверхности выжженной земли. И на самом дне, мерно сияя, возлежал огромный камень ярко голубого цвета. Его мерцание напомнило биение сердца. Но свет медленно угасал, постепенно обретая очертания.

Вначале они увидели тонкую изящную руку, с бледной, почти что фарфоровой кожей. На которой видно как голубые прожилки вен перегоняют кровь. Рука потянулась, расправила пальцы и схватилась за ровный край борозды в земле. Потянулась заставляя тело подняться следом. И на мужчин уставились, расширенные от испуга, ярко синие глаза. Длинные черные волосы, водопадом ниспадают на хрупкие плечи скрывая под своим полотном, как крылья, обнаженное тело девушки.

— Эвона как, — протянул изумленно один из свиты Ариона, и отступил на шаг назад прикрывая массивной рукой лицо.

Она услышала звучание голоса. Встрепенулась и склонив голову на бок немигающе уставилась на мужчин. Приоткрыла красивый ротик, из которого раздались странные хрипы и удивленно отпрянув захлопала длинными черными ресницами. Отпустила край борозды и глупо упала на задницу. Девушка испуганно обхватила себя за плечи, дрожа от холода и возможно страха. Тонкие длинные пальчики оставляют на нежной коже темные грязные следы

Девушка нервно дернула головой и изумленно уставилась на горящие деревья. Одно из деревьев натужно загудело, обломилось стреляя в воздух искрами заставляя лошадей от резкого звука испуганно заржать и гарцевать на месте. Животные и без того напуганные странным явлением, дернулись в сторону, готовые высвободиться, чтобы унестись прочь. Свите Ариона пришлось приложить усилия чтобы усмирить лошадей. Они зашептали им на уши что-то успокаивающее.

Другие, не занятые животными, мужчины отпрянули, отступили на шаг назад и непроизвольно оторвали взгляд от девушки, чтобы увидеть как пламя весело потрескивая перекидывается к следующему дереву. Затрещало, выплевывая в воздух искры, которые взмыли в воздух тут же погасли и пеплом осыпались на головы и плечи людей. Ощутимо запахло смолой и гарью, от чего воины натужно закашляли.

В небе сверкнуло, и к запаху смолы примешивается аромат свежести. Ломаная линия очертила вспышкой небосвод, высвечивая гротескно окружение, заставляя тени испуганно исчезнуть.

Небо до этого момента, только грозно ворчавшее, разразилось моросящим дождем. Вначале на кожу лица упали мелкие капли, принеся с собой вожделенную прохладу. Потом набравшись смелости забарабанили сильнее, выбивая по нагрудникам доспехов странный замысловатый ритм.

Девушка вздрогнула от тяжелых холодных капель падающих с неба. Она повела плечами и нахмурившись, закусила нижнюю губу, чтобы после подставить лицо дождю. Влага соприкасаясь с кожей рассыпалась на несколько маленьких брызг, сбивалась в потоки стекая вниз по телу к земле. Длинные черные волосы облепили мокрое тело, отчего она боялась пошевелиться.

Первым от оцепенения пришел в себя Арион. Он спрыгнул вглубь кратера, на ходу расстегивая перламутровые изящные пуговицы на камзоле. Подойдя к девушке хотел было протянуть той одежду. Но она непонимающе уставилась на мужчину, хлопая длинными черными ресницами. Удивившись такой реакции, аккуратно приблизился укрывая плечи хрупкого создания камзолом. От его прикосновения девушка вздрогнула и кончиками пальцев коснулась руки мужчины. Как от ожога отдернула руку и схватилась за ворот камзола. Покосилась на Ариона своими синими глазами, в которых читалось одно только любопытство.

И ни капли страха, что до глубины души поразило мужчину.

— Ваше величество, — позвали откуда-то сверху.

Он приобняв девушку за плечи помог той встать на ноги. Но она не понимала что от нее хотят, грузно свалилась обратно в лужу, удивленно расширила глаза. Тонкие изящные пальчики зарылись в воду смешанную с грязью, вызывая на поверхности яркие синие искры.

Арион удивленно моргнул и потряс головой и мокрые длинные пряди светлых волос отхлестали мужчину по лицу. Он присел на корточки, аккуратно дотронулся кончиками пальцев поверхности лужи и с удивлением отметил как в подушечку воткнулись сотни маленьких иголочек.

Посыпалась мелкая каменная крошка и внизу, скользя на влажной гладкой поверхности чуть было не упав, оказался ближайший советник Ариона — Эсрасиль. Он увидев девушку, укрытую камзолом, удивленно приподнял брови, но тут же собравшись обратился к своему владетелю:

— Ваше величество, дождь усиливается. Нужно возвращаться.

— Хорошо, — пригладил светлые локоны к голове Арион.

Он протянул руку с раскрытой ладонью девушке. Она смерила его долгим изучающим взглядом, и потянувшись кончиками пальцев легонько коснулась его кожи, вызывая странные покалывающие ощущения. Но тут же отдернула руку, и испуганно прижала ту к груди.

Эсрасиль увиденному ухмыльнулся, и заметив насупленный взгляд Ариона тут же попытался спрятать улыбку за покашливанием. Владетель недовольно поджал губы, грозно навис над девушкой и встретившись со взглядом ее синих глаз, его лицо смягчилось. На краткий миг он залюбовался ею.

Хрупкая, изящная, с бледной почти фарфоровой кожей, тонкими чертами лица на котором поблескивают словно как два сапфира глаза. Они манят его, гипнотизируют так, что земля уходит из под ног мужчины.

Нервно сглотнув он одним легким движением подхватил ее на руки. Она испуганно выдохнула и еще сильнее вцепилась рукой в соскальзывающий с плеч расшитый дорогой камзол, который успел испачкать в грязи. Но это Ариона волновало меньше всего. При помощи Эсрасиля они выбирались на самый верх, где их смиренно ждали остальные воины. Они мрачно посмотрели на владетеля, пока взглядом не наткнулись на девушку, отчего их лица удивленно вытянулись. Один из них зашептал молитву окрестил себя знаменем, сложив руки в молельном жесте прикрыл глаза.

Другой поддавшись любопытству придвинулся вперед занеся руку, но тут же остановил ее в нескольких сантиметрах от лица девушки. Она даже не дрогнула, и отзеркалила движение воина вытянув ему на встречу руку, заставила его дернуться и отступить назад когда между их пальцев вспыхнула синяя искра.

И воин пораженно проговорил:

— Эйве…

— Что? — Переспросил Арион, поудобнее перехватывая свою ношу.

Она махнула головой прогоняя от себя оцепенение, прижала руку к груди.

— На языке моего народа, так называют падающие звезды.

— Эйве, — повторил владетель, покатывая слово на языке. — Мне нравится. А тебе?

Девушка не сразу понимает что обратились к ней. Она нахмурила брови, безвучно зашевелила губами и ее взгляд устремился внутрь себя. Моргнула, взмахнув головой как будто прогоняет непрошеное видение и нахохлилась на руках Ариона. Чем вызвала на его губах теплую улыбку. Мужчина поддавшись какому-то порыву прислонился носом к ее виску и обдавая влажную кожу жаром дыхания прошептал ей на ухо:

— Тебя будут звать Эйве. Упавшая звезда.

Глава 1.

…Между пальцев растирает еловые веточки. В нос бьет хвойный аромат. Она слегка прикрывает глаза, наслаждается запахом. Когда девушка их открывает, то на меня смотрит бездна голубых глаз.

Она медленно ступает по зеленому ковру, не оставляет после себя следов. Трава колосится от слабого ветра и в сильные порывы стелется к земле. Тут же выпрямляется и подставляет длинные узкие листья солнцу.

Девушка проводит раскрытой ладонью над травой, и она приятно щекочет кожу. Что-то ей не нравится, едва уловимый запах гари. Она хмурит красивые брови и идет только по ей видимому следу.

За толстыми стволами деревьев выжженная поляна. Она трогает кончиком пальца ноги горячую землю и задумчиво прикусывает нижнюю губу. Осматривает место и замечает как синие искры закручиваясь по спирали движутся к самому центру. Вытягивает руку и огоньки испугавшись разлетаются в стороны. Она протягивает ладонь и замирает когда искорки опускаются на кожу.

Девушка заливается смехом, легким, чистым как горный ручей. Сжимает ладонь в кулак и искры обжигают кожу, прижимает руку к груди. Остальные огоньки собираются в одну большую пульсирующую массу. Их свет медленно гаснет и постепенно обретает человеческие очертания. Она замирает в изумлении, боится лишний раз вздохнуть как будто это спугнет искры и они снова разлетятся.

Кто-то грубо хватает ее за плечо, из-за чего девушка вскрикивает. Ее резко разворачивают лицом к себе. Она удивленно распахивает глаза, когда видит знакомые черты лица. Раскосые разноцветные глаза смотрят строго. Светлые брови сведены к переносице и их обладатель хочет что-то сказать, но тает как мираж в пустыне. Остается только тревожное послевкусие…

Рукой сминаю шелковую наволочку. Зарываюсь лицом в подушку понимаю, что странный сон ушел, а вместе с ним и тишина. Мир наполняется ворохом звуков доносящихся с улицы. Я снова просыпаюсь, там же где и всегда, в маленькой комнатушке храма Эслафон¹. Где жрицы почитают память своих предков вознося молитвы зажигая палочки с благовониями. Так они считают что будут услышаны мертвыми и те дадут свои наставления.

Резное окно украшенное разноцветным витражом пускает на стены солнечных зайчиков. Их медленный танец, прерываемый тенями прохожих, завораживает. Я наблюдаю за ним из под прикрытых ресниц и чувствую как голова наполняется тяжестью.

Сон обратно не идет, он растаял как легкая дымка в предрассветном солнце. Я слушаю шуршание того кто подметает улицу от песка, надеясь что впаду в состояние медитации. Мне хочется, чтобы эти звуки вытеснили из моей головы тревожные мысли о доме. Они назойливо лезут в голову, скребя и шурша в такт уборщику на улице, прогоняют видение из сна не давая на нем сконцентрироваться.

Я здесь нахожусь целый месяц и не сдвинулась в попытке найти дорогу домой.

Стоит только прикрыть глаза как я вижу лицо мужчины обрамленное длинными светлыми волосами, его слегка раскосые разноцветные глаза смотрят внимательно и спокойно. И пока воспоминания меня не захлестнули полностью, дверь в комнату со скрипом открывается.

На пороге стоит одна из послушниц в расшитых свободных красных одеждах. Ее лицо скрыто под такого же цвета вуалью и она недовольно прищурившись входит в комнату. От ее плавных движений, подвески украшающие небольшие рожки тихо позвякивают в такт. Свет меркнет от того как она загораживает окно. Девушка резким движением скидывает с меня одеяло и тормошит за плечо. Обычно более разговорчивая, но сегодня по всей видимости не в духе, она недобро сверкает глазами и отходит в сторону. За все мое время пребывания здесь я так и не узнала ее имени.

Следом за ней заходит абла² Сайхэ. Сгорбленная старуха, с потускневшими карими глазами. Ее лицо как сухофрукт, трогает недовольное выражение и окинув комнату долгим взглядом она причмокивает губами. Старуха шаркает тонкими тапочками по мраморному полу опираясь на трость. Она придерживает на голове темный платок с вышитыми темными нитками узорами. В утреннем свете ее белые маленькие рожки отражают солнце пуская мне на лицо солнечных зайчиков. Жестом отсылает послушницу и хмурится когда та продолжает хлопотать по комнате косо поглядывая на старуху. Подойдя к небольшому резному столику, достает палочку и щелкнув пальцами вызывает на кончиках синее пламя.

Комнату наполняет аромат сандала, дым от палочки клубится стелясь по столешнице. Сквозняк раздувает маленькую искорку.

Абла Сайхэ ухмыляется, и концом трости легонько шлепает послушницу по лодыжке и все так же жестом показывает что той необходимо уйти. Девушка удивленно вскидывает красивые брови, но коротко кивает и удаляется из комнаты.

И вот мы остаемся одни в этом маленьком и тесном помещении, которое с приходом старухи будто стало еще меньше. Она вбирает в себя больше воздуха. Морщится и отмахивается будто учуяла что-то протухшее и недовольно смотрит на витражное окно бросающее ей на лицо разноцветные отблески.

— Сны, — ее голос хриплый, скребущий как у каркающей вороны отчего старуха прочищает горло, но продолжает говорить так же сипло — это то через что с нами говорят души наших предков. Что снилось тебе сегодня, а’сур³?

Она кряхтя подходит к кровати чтобы сесть на ее край. Расправляет складки своей длинной юбки на коленях и причмокивает тонкими испещренными морщинками губами.

Без стука в комнату входит послушница, ее лицо скрыто вуалью, а в руках она несет поднос уставленный маленькими плошками с различной едой. Мой взгляд цепляется за ее руки расписанные краской в замысловатые узоры. Но запах специй быстро заполняет собой комнату, вытесняя запах старой немытой плоти смешанный с ароматом сандала. Девчушка ставит поднос на пол и подходит к тафте чтобы взять с нее подушки и разложить их вокруг подноса. Ее движения отточенные и ровные, она и взгляда не поднимает на аблу Сайхэ.

Коротко кланяется, сложив руки перед лицом в молельном жесте, и спиной вперед покидает комнату плотно прикрыв за собой дверь. Дым от палочек дергается, катится по столешнице и переваливается за край, чтобы устремиться в сторону приоткрытого окна.

Абла Сайхэ кряхтя перемещается на пол, поджимает под себя ноги. Оглядывает расписные тарелочки и кончиками пальцев берет сухофрукт.

Я чувствую как голод противно ворочается и заставляет откинуть одеяло с ног. Босые ступни противно холодит мрамор, и я неуверенно сползаю на подушку подобно абле Сайхэ подобрав под себя ноги, оглядываю поднос с незнакомыми мне явствами.

Каждый раз на завтрак приносили какие-то новые блюда, отчего мне приходилось методом проб и ошибок выяснять отчего мне не станет плохо через какое-то время. Поэтому чаще всего я отдавала предпочтение сухофруктам. Нежели странным субстанциям вида пюре или супам из однородной массы со странными жирными плавающими кусками.

Старуха внимательно следит за моими медленными движениями и чему-то ухмыляется.

Не спеша беру в обе руки резной армуду с черной жидкостью, и от пара в нос ударяет букет специй отдаленно напоминающий бадьян с корицей. Но напиток по обыкновению оказался горьким и с каждым глотком проясняющим сознание. От него сердце бьется быстрее и по телу прокатывается волна жара. Еще один глоток живительной жидкости, и голова перестает гудеть и ворох мыслей словно отступает в самые темные закоулки сознания чтобы дождавшись момента снова вылезти на свет.

Я жую кислый сухофрукт и прокручиваю в голове сегодняшний сон. Не знаю стоит ли им делиться с аблой Сайхэ. Что-то внутри меня шепчет — она не достойный слушатель.

Старуха все считывает по ему лицу от чего улыбается. Она аккуратно ставит армуду на маленькое блюдце продолжая причмокивать губами, чтобы тут же вгрызться в спелый оранжевый фрукт. Сладкий красноватый сок стекает по ее дряблому подбородку, и это нисколько ее не смущает. Тягучие капли медленно скапливаются на подбородке в одну большую, растягиваются чтобы красной кляксой упасть на пол.

Абла Сайхэ чавкая обгладывает косточку, облизывает пальцы, продолжая хитро на меня поглядывать. Замечает красноватую. лужицу на полу, женщина раскрытой ладонью просто стирает ее.

Старуха приходит ко мне каждое утро с того самого дня как меня бросил здесь белокурый мужчина по чьей вине я здесь оказалась. Она терпеливо трапезничает, иногда от удовольствия закатывая глаза от обильного завтрака, и ждет когда я расскажу ей о своих снах. При воспоминании которых по телу пробегает озноб. Старуха уверена что само провиденье предков направило меня к ним.

— Мне ничего не снилось, — с силой выдавливаю из себя несколько слов, чтобы тут же спрятаться за армуду. Я в очередной раз вру этой женщине, чтобы сократить ее пребывание рядом со мной.

Терпковатый привкус наполняет рот отбивая вкус съеденных мною кислых ягод. Оставляет после себя горечь подобную моей печали что по стечению странных обстоятельств я оказалась так далеко от дома.

— Кызым⁴, — она улыбается и морщинки лучиками собираются вокруг ее глаз, — ты просто слишком много носишь в себе волнений.

Абла Сайхэ рукавом рубахи вытирает остатки сока со рта, прикрывает глаза как будто растворяется в шуме доносящемся с улицы. Где тихо и размеренно кто-то переговаривается. Тихо шуршит метла по земле. Издалека раздаются детские визги от активной игры в салочки. Она ждет еще несколько долгих и томительных минут прежде чем подняться с кряхтением на ноги.

— Когда я вернусь домой? — Я вскидываю голову смотря на пожилую женщину.

В комнату заходят, как по команде, несколько послушниц чтобы забрать поднос с недоеденной едой. Мой вопрос повисает в воздухе.

На кровать ложится стопка свежевыстиранной одежды, от которой веет цветочным ароматом.

Палочка благовоний уже дотлевает до основания, оставив на деревянной подставке мелкий пепел, которым играется ленивый сквозняк. Несколько крупиц падают на красные ткани лежащие на кровати.

Девушка с серыми глазами берет с прикроватного столика гребень из сандалового дерева и немного грубо хватает меня за голову, чтобы причесать мои короткие растрепанные волосы. Редкие толстые зубчики расчески застревают в запутавшихся кудрях и прислужница прикладывает чуть больше усилий причиняя мне боль. Я тихо шиплю от неприятных ощущений, стараясь не расплескать из армуду пряный чай.

— Ну-ну, а’сур, — абла Сайхэ подходит и забирает у прислужницы гребень. — Надо нежнее, мягче.

Теплые руки старухи накрывают мою голову аккуратно поворачивая и наклоняя назад. Она смачивает пальцы в каком-то масле, которое ей тут же подносит другая девушка, и проходится по кончикам волос.

В слабом отражении витража в окне, видно как абла Сайхэ по отечески улыбается мягко распутывая узелки в волосах. От ее прикосновений по телу проходит приятная волна спокойствия. Ее мягкие руки вгоняют меня в воспоминания о детстве, где мама так же по утрам расчесывала мне волосы перед школой.

Кто-то из девушек в углу зажигает в лампадке благовония. Дым наполняет комнату запахом апельсинов смешанный с сушенной травой, нос противно свербит от резкого непривычного аромата. Запах сандала уже выветрился.

Окно с витражным стеклом открывают, впуская свежий нагретый на солнце воздух и дым от лампадки дергается, рассеивается по комнате.

Я смотрю как пылинки кружатся в лучах солнца, танцуя завихряются и поднимаются ввысь к потолку. Их мерные движения в потоке воздуха завораживают, тогда как приятные прикосновения старухи к моей голове прогоняют остатки тревоги, и я прикрываю от умиротворения глаза.

Воспоминания сами всплывают в голове, обретая более явные очертания. Как будто я снова оказываюсь в маленькой комнатке, где возле стен стоят высокие стеллажи битком заполненные книгами и различными свитками. На их корешках чьей-то рукой выведены витиеватые названия, которые я не могу прочитать. Письмена мне не знакомы.

Аромат благовоний сменяется запахом затхлости, как будто в помещении давно никого не было. Солнце слепит до боли в голове, мешая сосредоточиться.

На полу вокруг моего тела нарисованы разные символы чем-то темным, почти что стертым, оно слегка подрагивает в свете яркого солнца, которое бьется через рваные занавески на окне. Или это мое тело билось от крупной дрожи и страха? Я с удивлением вытягиваю руки наверх, чувствуя лопатками то как пол холодит тело, и недоумеваю тому как по коже синими искрами пульсирует странная энергия. С каждым вдохом она становится слабее, постепенно угасает под моим пристальным взглядом.

Он сидит напротив скрестив ноги по турецки и над правой рукой в воздухе висит книга. Белоснежные волосы ниспадают ему на лицо, закрывают глаза. Странные рисунки на тыльных сторонах ладоней переливаются от синего к красному. Их необычное мерцание меня завораживает. Мужчина что-то спрашивает на каркающем почти что гавкающем наречии, замечает мое удивленное лицо раздосадованно махает рукой. Книга закрывается и поднимает воздух пыль от которой противно свербит в носу. Падает с грохотом на дощатый пол, и пыли в воздухе становится еще больше. Рисунки на его руках гаснут, становятся блеклыми как будто это старые давно выцветшие татуировки.

Мужчина в пыли на полу указательным пальцем чертит несколько странных символов, придирчиво их разглядывает склонив голову на бок. Хлопает в ладони. Неприятно звенит в ушах. Изначально слабый писк, с каждой секундой усиливается пока не оглушает до такой степени, что я зажимаю уши руками.

Рука аблы Сайхэ дёргается и резкая боль выдергивает меня из воспоминаний о том дне когда я оказалась в этом мире залитого солнцем улочек, запахами пряностей и яркими одеждами. Где-то на краю сознания, мне кажется что я снова слышу тот противный писк. Но с каждым звуком доносящимся с улицы он постепенно затухает пока полностью не растворяется в утренней суете.

Я была ошибкой в расчете формул, тем самым процентом вероятности неудачи. И тот мужчина, Ансел, долго рылся в книгах выуживал по крупицам информацию. Время для меня тогда было словно кисель, тянулось бесконечно медленно. Сама мысль оказаться в другом мире вдалеке от родных и привычных для меня вещей пугала.

Я разревелась как маленькая брошенная девочка, чем обескуражила Ансела.

— Я обещаю, что верну тебя домой, — утешительно и неловко хлопает меня по плечу. — Мне потребуется некоторое время. А пока, ты можешь быть полезной.

Он как-то неубедительно улыбнулся и слабый огонек надежды поселился у меня в груди. Но слезы крупными каплями противно стекали по щекам, заползая по шее чтобы утечь ниже к ключице.

— Мне надо чтобы ты узнала кое что для меня. А для этого тебе придется немного пожить у жриц Эслафон.

Теплые прикосновения шершавых пальцев аблы Сайхэ успокаивают. Я судорожно выдыхаю воздух сквозь стиснутые зубы и мое воспоминание рассеивается. Как дым от благовоний на слабом сквозняке, который подхватывает мои печали и разбивает их об открытое окно.

Девушки шурша длинными свободными одеждами двигаются по маленькой комнатке расставляя предметы, убирая утварь и тихо переговариваются между собой.

Моя новая реальность в мире палящего солнца и неизвестных мне законов. В груди ворочается тоска о потерянном доме, где остались все мои родные.

Сероглазая прищуривается и поправляет на мне красное покрывало с вышитыми золотыми нитками витиеватыми узорами. Ее тонкие пальцы к моему удивлению ледяные, и от каждого быстрого прикосновения по коже пробегают мурашки. Она кивает своим мыслям и отвернувшись подхватывает плетеную корзинку, толкает тяжелую резную дверь плечом.

Выйдя за массивные створки мы окунаемся в шумную улицу где нескончаемым потоком куда-то движутся местные жители. Они облаченные в яркие, легкие, просторные одежды быстрыми потоками разноцветных всполохов обступают нас отрезая дорогу к храму Эслафон. Солнце неприятно припекает сквозь тонкую ткань накинутого на голову платка.

Я нахожусь в каср⁵ Аль Повэм, столице народа который гордо зовет себя емониями. Емонии — высокие статные жители похожие на людей. Их отличительная особенность — рога разных форм и размеров, которые указывают на их статус в обществе. Чем длинее и витиеватее рога мужчин, тем он обеспечен среди других. При этом большие рога у женщин порицаются, и считаются некрасивыми. Поэтому многие женщины, спиливают их под корень. Что удивительно маленькие рога у мужчин подвергаются насмешкам. Поэтому для них единственным местом может быть служение более рогатым собратьям. Есть поверье, что из таких емониев получаются хорошие бойцы.

У всех жителей каср Аль Повэм темная кожа с едва заметными переливами чешуек на солнце и раскосые большие глаза, в которых пляшут озорные искорки. Они приветливы, добродушны и всегда готовы оказать гостеприимное радушие.

Жар поднимается от земли вместе с пылью, забивается в горло от чего хочется пить. Шершавым языком облизываю сухие губы и подхватив полы одеяний пытаюсь успеть за быстро идущей послушницей. Толпа медленно отступает при ее приближении и тут же смыкается из-за чего мне приходится проталкиваться.

При каждом толчке в плечо или спину я только и успеваю извиниться слушая в ответ недовольное бурчание.

Емония идет очень быстро, лавируя сквозь грузных мужчин и женщин несущих на своих головах корзинки с разным содержимым. Иногда ей под ноги выбегает стая маленьких детей, и чуть было не столкнувшись с коленями послушницы они с криками и смехом уносятся прочь неся за собой беззаботное настроение. Жители видя детей расплываются в улыбках и только украдкой и мимолетом успевают погладить маленьких емоний по головам. Рожки у них только-только намечаются черными точками на лбу. Они уворачиваются от распростертых ладоней, прижимают пыльные ладошки ко рту, хихикают и проскальзывают между ног задирая длинные юбки. Тут же с визгом уносятся прочь под ласковые улыбки местных жителей.

Неспешно пройдя большую площадь мы ныряем в маленькую улочку, скрытую от глаз выставленными у ее начала большими деревянными коробками. Емониев здесь кажется еще больше, чем на площади перед храмом Эслафон.

Толпа ропщет, и через их мерный гул пробираются крики торговцев.

— Свежие финики! Свежие финики!

— Дэвушка, а, дэвушка, только для вас тонкая ткань лучших мастериц двора!

— Это кого ты ослом назвал?! Сам давно в зеркало гляделся?

— Подходи, выбирай лучшие сладости всего Повэма, которые нахваливает сама Валиде Султан!

— Да врешь ты все!

— Сколько стоит?!

— Держи вора! Вон-вон он! Хватай!

Мы идем в тени, от растянутых над улицей тканей. К стенам зданий приставлены ящики на которых покоятся спелые фрукты, бока которых весело сверкают на солнце. Воздух наполняется сладковато цветочным ароматом от которого полость рта быстро набирается слюной.

Сероглазая подходит то к одному ларьку, пробегается кончиками пальцев по товару и с прищуром глядит на торговца. Они перекидываются парой ничего не значащих фраз, звук которых утопает в мерном гомоне толпы, чтобы тут же развернуться и поспешить к другому прилавку.

В небольших лотках лежат маленькие сладости обильно посыпанные чем-то напоминающим сахарную пудру. Но девушка даже не посмотрела на них, слегка потеснив торговца скрывается в лавке. В небольшом помещении от пола до потолка стоят стеллажи уставленные медной посудой разных форм и размеров. Не успеваю осмотреться как мы оказываемся на другой улице базара.

Здесь движение уже не спешное, больше созерцательное и мне кажется что моя спутница дышит чуть свободнее. Она расправив плечи быстрым и легким движением оказывается по другую сторону и тут же бойко начинает торговаться.

Деревянные поддоны ломятся от странного вида овощей, чем-то отдаленно напоминают капусту. В мешках доверху наполненных зерновыми, лежат сверху маленькие медные ковши.

Я перебираю руками мелкие зернышки, слегка покатывая их на кончиках пальцев в пол уха слушая мелодичный голос сероглазой. Гладкие бока зернышек идеально скользят и я вхожу во что-то похожее на транс. Звуки становятся приглушенными и далекими, как будто в ушах вата. Все окружающее пространство словно отходит на второй план, давая возможность сконцентрироваться на своих ощущениях. И мой взгляд больше устремленный внутрь себя медленно скользит по товарам разложенным на прилавке.

Пока случайно не встречаюсь в зеркале взглядом с синими глазами, они сверкают подобно сапфирам внимательно смотря на меня. В отражении я вижу хозяйку моих снов, что тихим медовым голосом рассказывает о своих минувших днях. Высокая, тонкая с белой прозрачной кожей под которой видны голубые веточки вен. Ее синие глаза, как бездна приковывают к себе и я невольно делаю шаг вперед чтобы дотронуться до отражения.

— А’сур, — резкий окрик в ухо приводит меня в чувство и звуки водопадом обрушиваются на мою голову и моргнув мое видение рассыпалось являя моему взору свое собственное отражение, — ты опять витаешь в облаках.

Звонкий шлепок по руке одергивает. Сероглазая хмурит свои красивые брови, а торговец за ее спиной самодовольно ухмыляется.

— Ходжам⁶, — мужчина слегка наклоняет голову ловя маленькими рожками отблески света, — никто не может устоять перед зеркалом сделанном в эпоху Забвения.

Она резко оборачивается так что полы длинного красного одеяния вздымаются в воздух.

— О, я вижу ваше недоверие, — самодовольно растягивает пухлые губы в широкой улыбке так что на его лице заиграли ямочки на щеках, — но это зеркало сделано искусным мастером в те стародавние времена и каждый кто глядит в него видит свое недалекое будущее.

Я бросаю взгляд на зеркало и вижу там только испуганную девушку с большими карего цвета глазами в обрамлении густых почти что черных ресниц. Остальное скрыто под красным покрывалом с узорами вышитыми золотыми нитками. Только несколько светло-русых кудрявых прядей выбиваются из под ткани.

— Оставь свои россказни для охочих на сказки приезжих, — фыркает моя спутница. — И к часу чтобы принес товар иначе сам будешь отчитываться перед аблой Наирой.

Мужчина положа руку на сердце почтительно кивает продолжая улыбаться и послушница схватив меня за руку тянет дальше вглубь базара. Толпа словно чувствуя ее настроение расступается освобождая дорогу. Бросая на нашу парочку удивленные взгляды.

В кожу запястья больно впиваются острые коготки девушки, и плечо противно ноет от того, что я не поспеваю за ее темпом, и волокусь следом словно провинившийся ребенок. Мне даже не хватает времени чтобы оглянуться и осмотреться на базаре, где всполохами красок сверкают разномастные украшения, сливаются в большое пятно разложенные ткани и вбиваются в нос ароматы спелых фруктов. Где сверху нас скрывает от палящего солнца натянутые ткани давно выцветшие и провисшие, но дарующие спасительную тень.

Резкая остановка возле торговца тканями. Он приветливо кивает и отступает в сторону от входной двери жестом приглашает войти внутрь. Окидывает нас с головы до ног внимательным оценивающим взглядом, но рассмотрев все символы прислужниц храма Эслафон немного теряет интерес.

— Без глупостей, а’сур, — перед моим носом мелькает указательный палец послушницы. — Ты должна внимать тонкому искусству торговли, но мне некогда этим заниматься. Поэтому стой здесь и ни шагу в сторону.

Она в один прыжок оказывается возле проема двери, где торговец заботливо отодвину в сторону декоративную штору пропуская девушку внутрь. Остановившись емония бросает через плечо:

— И ничего здесь не трогай!

Скрывшись внутри лавки я слышу как до меня доносится ее звонкий голос и тут же ей вторит бас торговца. Он что-то говорит, и девушка звонко и заливисто смеется.

Неуютно поежившись и потерев себя за предплечье отступаю от маленького лучика солнца пробивающегося через порванную ткань сверху, я воровато оглядываюсь.

Женщины укутанные в разноцветные ткани несут на своих головах тяжелые поддоны с фруктами. Мужчины закинув на плечо рулон богатых ковров лавируют сквозь толпу никого не задевая.

Дети маленькой озорной стайкой бегают сквозь взрослых проскальзывая под ногами где могут быть затоптаны, но со смехом уворачиваются чтобы под гневную брань кинуться прочь. Их смех звонкий и беззаботный поднимается над нашими головами чтобы раствориться в гомоне толпы.

Я нервно собираю под пальцами длинную юбку одеяния, сминаю ее чтобы тут же отпустить и расправить влажными от волнения ладонями. Вглядываюсь в хмурые лица прохожих в надежде что в этот раз он явится, что выполнит свое обещание и придет в установленное время.

Начищенные кирасы бостанджи⁷ сверкают на солнце, ослепляют зеркальной поверхностью. Емонии держатся кольцом оставляя в центре важную персону, которую так сложно разглядеть. Спешащие по своим делам жители города нервно отпрыгивают в разные стороны, почти что шарахаясь пучат глаза и сдержанно кланяются. Но охрана словно не замечает их, хмурит брови сильнее обхватывают древки копий и молча следуют вперед.

Я поднимаюсь на носочки силясь разглядеть того кто находится в самом центре. Торговцы начинают рвать глотки, зазывая посмотреть на свой товар столь редкого в этих краях гостя. Они надрываются до хрипа привлекая к себе внимание.

Мне почему то кажется что там, среди этих серьезных мужей, Ансел и невольно спускаюсь с деревянных ступеней вниз подходя ближе но оставаясь на почтительном расстоянии чтобы не привлечь к себе лишнего внимания.

Засмотревшись врезаюсь плечом в человека стоящего неподалеку. Он оборачивается смеряет меня долгим задумчивым взглядом карих почти что черных глаз. Лучезарно улыбается взъерошивая вихры каштановых волос. Ничего не говоря галантно кланяется подхватив мою руку. Я чувствую теплое прикосновение губ на своей коже.

Прежде чем успеваю прийти в себя, незнакомец уже скрывается в толпе и оставляет меня ошарашенно стоять и хлопать глазами. В последний момент понимаю что мужчина ловко снял с моего запястья тонкий золотой браслет, подаренный мне аблой Сайхэ. Это был мой отличительный знак принадлежности к храму Эслафон. Пока я думаю, что делать с пропажей и стоит ли нестись следом за вором, как над моим ухом раздается гневное:

— А’сур! — Резко дергают за руку и сероглазая прислужница тут же встает на мысочки чтобы посмотреть мне за спину. — Ох, там же Валиде Султан.

— Кто?

— Мать его сиятельства падишаха Джириумасы, — она щурит глаза и немного стонет. — И судя по всему она не одна, а со свитой гостей.

Вор с безделушкой тут же вылетает из моей головы, и все внимание приковывает строй бостанджи за плечами которых спрятаны дорогие гости.

Я оглядываюсь и прикрываю глаза от блеска кирас лейб-гвардии. За их плотным строем ничего не разглядеть.

Послушница дергает меня за руку отводит в сторону, в тень от растянутой тряпки над лавкой со сладостями. Кидает быстрый взгляд на маленькие треугольные сахарные конфеты и потеряв к ним интерес снова смотрит на охрану Валиде Султан.

— Это редкий случай, — через какое-то время говорит девушка, — обычно приготовлениями к празднеству занимаются доверенные лица. И раз сама Валиде Султан вышла в город на базар, то должно состояться что-то важное.

— Или может она просто решила прогуляться.

Девушка звонко заливается смехом от моих слов.

— Глупая а’сур, — она вытирает маленькие слезинки в уголках глаз.

— Наалья, — от волнения я невольно проглатываю согласные в своем имени и быстро поправляюсь, — меня зовут Наталья.

— Наалья, — подхватывает первое произношение моего имени емония. Она тут же его сокращает до удобного произношения — Наали.

Она растягивает гласные проглатывая некоторые из согласных покатывает мое имя на языке пробуя его на вкус и чему то кивает. Я хочу ее поправить, чувствуя как внутри меня рождается раздражение за беспечное произношение моего имени.

— Меня зовут Феттан, — она слегка склоняет голову и большие бусинки сережек тихо звенят в такт движению. — И сейчас, а’сур, нам надо возвращаться назад. Возможно Валиде Султан уже отправила к верховным аблам своего гонца с требованием готовиться к празднику. Поверь мне, весь город будет гулять.

Она не дожидается моего ответа, хватает корзину с редкими покупками и идет в направлении храма. Феттан скользит в толпе, как рыба в воде, и я могу только удивляться плавности ее движений.

Я в последний раз оборачиваюсь на бостанджи и встречаюсь взглядом с слегка раскосыми разноцветными глазами. Тело прошибает волна тревоги. Она прокатывается и захватывает меня, чтобы унести подальше с многолюдной шумной улицы.

Среди свиты стоит Ансел. Он нахально улыбается и машет мне рукой.

Он как и обещал, пришел на базар.

Возле резных дубовых дверей меня нагоняет мальчишка в оборванных лохмотьях. Воровато оглядывается по сторонам насупившись, быстрым движением хватает меня за руку и тут же убегает прочь растворяясь в многолюдной улице. Я чувствую в сжатой ладони находится что-то шершавое и небольшое.

Развернув лист бумаги готова стонать от бессилия и незнания таких странных и вытянутых закорючек.

То заклинание Ансела позволяет мне понимать без особых усилий витиеватую и гортанную речь емоний. Но письменность остается темным лесом, в котором я могла только блуждать и запинаться о вычурные и красивые буквы так старательно выведенные на клочке бумаги.

Феттан стоит в проеме, придерживая плечом большую дверь. Она терпеливо ждет когда я насмотрюсь на свое приобретение, и решив что времени прошло достаточно вежливо кашляет. Убрав записку в карманы просторной юбки, устремляюсь к ней.

Внутри храма нас обдает прохладой каменных стен, которые уходят высоко к сводчатому потолку. Чувствую как напекшую зноем голову отпускает.

Резкий запах благовоний и женных трав противно щекочет нос и я еле сдерживаюсь чтобы не чихнуть. Быстро прикрываю нос длинным рукавом каис⁸, украдкой вытирая крупинки выступивших слез.

Послушница с корзинкой удаляется в хитросплетения коридоров и теряется среди других девушек, облаченных в красные одежды. Они несут в руках разные приготовления, благовония, ткани, фрукты и о чем-то мило щебечут так что в моем сердце пробуждается тоска. Она противной холодной рукой обхватывает за горло и за каждый вдох приходится бороться. Так страшно разреветься при всех девушках.

От чувства одиночества.

Обиды.

Даже наверное злости на Ансела, который не выполнил своего обещания и решил что одного клочка бумаги мне будет достаточно, вместо обещанного разговора. Хотя он появился на базаре, а о другом мы и не договаривались. Его записка противно впивается острыми краями мне в ладонь.

Абла Наира скрестив руки на груди с невысокого постамента следит за тем как мечутся девушки в приготовлениях. Ее большие завитые рога украшены подвесками которые подрагивают в такт ее дыханию. Если сосредоточиться то можно услышать их тихий перезвон.

Она замечает меня и тепло улыбается тонкими губами, так что вокруг рта образовываются маленькие складки. Женщина приветливо машет мне рукой приглашая к себе. Изящно похлопывает ладонью рядом с собой.

Мне хочется убежать и скрыться в своей маленькой комнате, спрятаться от этих сладких и долгих речей. Но ноги сами несут меня навстречу к верховной жрице.

Пол холодит колени сквозь тонкую ткань юбки и моя пробудившаяся тревога отступает от такого теплого почти отеческого взгляда аблы Наиры.

Та жестом руки отсылает послушниц выбрав ткань для празднества, чтобы те успели пошить ей новый костюм. Как всегда, в красных оттенках с темными бордовыми витиеватыми узорами на тонкой ткани.

— Казым, — томно выдыхает женщина и располагается на маленьких расшитых золотыми нитками подушках. — Ты наверное голодна после прогулки по базару.

Она хлопает в ладоши над своей головой раздражая подвески, которые звенят в такт ее движениям и откидывается на подушки.

К нам подходит одна из девчонок неся в руках деревянный поднос заставленный маленькими армуду. Ставит его на пол чуть сдвигая подушки и разливает темную ароматную пряную жидкость по фигурным прозрачным чашечкам. Пар, завихряясь, поднимается над стеклом и смешивается своим ароматом с запахом благовоний.

Кончики пальцев обжигает нагретое стекло и чуть подув на темную поверхность я будоражу и заставляю пузыриться темную гладь.

Нутро обжигает гамма вкуса чайного напитка и по телу растекается приятное тепло. Та же девчонка приносит еще один поднос уставленный расписными маленькими тарелочками со сладостями в форме шариков обсыпанные стружкой ореха и сухофруктами. Коротко поклонившись верховной жрице она отступает от нас создавая иллюзию приватности. Но готовая по малейшему кивку настоятельницы сорваться, чтобы тут же выполнить поручение.

Порывшись в складках своего одеяния абла Наира выуживает на слабый свет небольшой мешочек из которого набивает тонкую длинную трубку, мундштук которой украшен вырезанной из кости мордой дикого животного. Щелкает пальцами вызывая на их кончиках маленький синий огонек прикуривает. Выдыхает через ноздри чтобы тонкие струйки дыма потянулись в обрамлении ее лица вверх к потолку.

О чем то задумавшись прислоняет руку с трубкой к лицу слегка наклонив голову, как будто придирчиво изучает содержимое расписных тарелочек.

— Эти сладости, — она тычет трубкой в сторону конфет обсыпанных ореховой стружкой, — изобрела во времена Забвения одна мудрая женщина, чтобы среди претенденток ее выбрал в жены султан Вэлион. Он был сражен ее острым умом и сладкими речами, и посчитал что эти сладости передают в полной мере ее содержание.

Абла Наира заходится в долгом протяжном кашле и смахнув слезинки с уголков глаз снова затягивается трубкой.

— С того времени до нас дошел только их рецепт, — она как будто виновато улыбается прося прощение за столь скудную трапезу. — Но история даже по сей день считается удивительной.

— Что может быть удивительного в рецепте?

— Ах, казым, ты как всегда груба и невежественна. Я понимаю ты здесь считаешь себя гостьей, но, теперь ты не просто под нашим покровительством, ты одна из нас и должна понимать нюансы наших обычаев. — жрица кончиками пальцев подхватывает конфету и несколько стружек падают на ее тонкую из красной ткани рубаху. — Удивительным считается момент, что из простых продуктов, можно сделать что-то поистине чарующее. То что украдет сердце черствого воина.

Она отправляет в рот конфету и в блаженстве закатывает глаза заставляя меня терпеливо ждать когда жрица насладится яством.

— Когда-то здесь были леса, кроны которых скрывали небо, — прожевав резко переводит тему жрица, — они были воистину прекрасны и опасны, тая в своих недрах великие знания и чудеса. Но однажды с неба упала звезда.

По моему телу пробегают мурашки заставляя кожу натянуться от услышанного. Откуда-то это женщина знала о моем сегодняшнем сне, успевшим забыться в суете дня.

Абла Наира улыбается получив удовольствие от моего вытянутого в удивлении лица. Затягивается чтобы выпустить через ноздри тонкие струйки дыма.

— Она таила в своем лоне прекрасное существо. И тогда были сосланы к самому кратеру могучие воины, чтобы достать самый большой самородок. В том месте кровь лилась рекой, обрывались жизни и рождались новые союзы чтобы владеть самым главным богатством нашей земли. Но никто не ожидал увидеть там нечто необычное.

— Там была она? — Слова сами срываются с моих губ, и потупившись я отвожу взгляд от лица жрицы.

Та довольно кивает снова затянувшись трубкой.

— Там была она. Девушка с фарфоровой кожей и глазами цвета неба. Тонкая почти что призрак и изящная как сама лань. От взгляда которой воинам становилось стыдно за пролитую кровь и гневные речи. Она могла взмахом ресниц сжигать города. Малейшее движение кончика пальца возводило горы. И само ее существование даровало неописуемый восторг. И тогда наш первый падишах, правитель степных земель решил что будет владеть ею.

В наступившей тишине отчетливо слышны мягкие шаги послушниц. То как они переговариваются между собой зажигая лампадки и выкидывая основания прогоревших дотла палочек благовоний.

Абла Наира кончиком пальца водит по ободку маленькой пиалы задумчиво хмуря брови.

— Он заточил ее в своем замке, слагая ей песни и любуясь неземной красотой. Каждый день он распевался соловьем обещая девушке великие блага, что ждут ее, будь она его. Правитель Арион потерял сон, утратил вкус к еде одержимый только желанием быть рядом с ней. Она была подобно лихорадке, полностью захватив его разум и душу. И будучи наивной душой, упавшая с неба, одаривала его своим благом.

Я вспомнила как во сне, девушка возводила прекрасные города стоило ей только взглянуть на пустырь. Как в следах ее босых ступней распускались цветы и моментально вырастали деревья еще более величественные что были до этого. Она была воистину чем-то чарующим от чего даже во сне сердце билось быстрее от одного только взгляда на нее.

— Только не один Арион хотел владеть такой находкой, другие правители соседних государств тоже желали благополучия для своих подданных, которое с лихвой могла обеспечить упавшая с неба. И они снаряжали свои лучшие войска чтобы идти войной на Ариона. Это были очень кровопролитные времена.

— И тогда она сделала немыслимое, — за моей спиной проскрежетала абла Сайхэ.

С кряхтением старуха усаживается на маленькие подушечки поджав под себя толстые ноги. Причмокивает губами и долгим изучающим взглядом окидывает содержимое расписных тарелочек.

Абла Наира улыбается старухе чуть склонив голову и подвески на ее рогах тихо шелестят.

— Да, — кивает женщина, — она иссушила всю влагу. Забрала ее с каждой травинки, деревьев и живности что тогда обитали в бесконечных лесах.

— Глупая девчонка во имя любви уничтожила прекрасное созданное нашими предками место, — ворчит абла Сайхэ.

— Мы не знаем, любила ли она на самом деле Ариона. Или все ее действия были совершены по глупости.

— Джаным⁹ Наира, — криво ухмыляется старуха, — не во имя же любви она уничтожила столь прекрасное место чтобы воздвигнуть крепость.

— Крепость? — Я удивленно смотрю на женщин и не припоминаю чтобы в моих снах было что-то подобное.

— Она воздвигла легендарный замок Каср Аль Нариб, Город Синих песков где собрана вся наша влага, где до сих пор сохранена первозданная природа наших предков.

— Но это не более чем сказки, — мягко улыбается абла Наира. — Сказки для маленьких девочек, чтобы те почувствовали себя великими волшебницами способными воздвигать прекрасные города.

— И рушить их одним только движением мизинца, — ухмыляется абла Сайхэ. — К слову о мизинцах, девочки требуют вашего присутствия в пошиве марамы.

Абла Наира лениво отмахивается от слов старухи и устало выдохнув поднимается на ноги, останавливает меня движением руки, словно просит чтобы осталась и дальше сидеть в этой неуютной пахнущей благовониями зале. В которой несколько сотен пар глаз искоса внимательно наблюдают за тем как верховная жрица говорит с человеком и оказывает ей почести которых никогда не будет уготована обычная послушница. От излишнего внимания к моей персоне, мне становится немного не по себе.

— Запомни, а’сур, каждая женщина вольна приказывать одним взмахом ресниц, но в тоже время должна уметь подчиняться тому что стоит выше.

— Это ты о мужчинах, джаным? Полно забивать девочке голову. Нас ждут приготовления к завтрашнему дню.

Абла Наира недовольно поджав губы и подобрав полы длинной рубахи аккуратно переступает через расставленные на полу тарелочки и армуду. Длинный подол ее одеяния, скользит сверху по посуде и сметает за собой ореховую стружку из под сладостей.

Я делаю глоток пряного остывшего от долгого разговора чая. Стараюсь выдержать тяжелый пристальный взгляд старухи, которая не торопится уходить по своим делам.

Она со скучающим лицом перебирает толстыми пальцами сухофрукты, покатывает их между подушечек и слегка надавливает на иссушенные бока.

— Я думаю ты достаточно готова чтобы завтра выйти в свет вместе с аблами, — наконец она разрушает тишину. — И чтобы не терять времени иди к остальным чтобы успеть пошить дорогую марама к завтрашнему празднику.

— А что завтра за праздник?

— О, — довольная как кошка выдыхает абла Сайхэ, — наш Падишах Джириумаса-бей будет устраивать смотрины для своей единственной дочери лучезарной Яниты. Весь высший свет приглашен лицезреть на то как принцы соседних государств будут свататься руки девчонки.

— Но зачем я там?

— Ты теперь одна из нас, одна из послушниц Эслафон. И не в наших правилах скрывать новую аблу за высокими стенами. После поговорим, теперь иди к остальным чтобы успеть в приготовлениях.

Жрицы Эслафон всегда принимают под свое крыло заблудшие души, готовые посвятить свою жизнь служению памяти предков. Они никогда не будут интересоваться прошлым своих послушниц, зная что самое лучшее сохранение тайны это полное ее не веданье.

Их никогда не интересовало откуда я, и почему пришла к ним. Жрицы Эслафон просто принимали меня выделив небольшую комнату в западном крыле огромного храма. Учили каждый день своим странным и необычным обычаям, терпеливо, порой повторяя одно и тоже по нескольку раз. Они не скрывали улыбок когда я ошибалась или делала не то что они хотели. Я словно была диковинным зверем которого они всячески подвергали дрессировке, чтобы после в удачный случай выйти с ним в свет.

И сейчас сидя в душной прокуренной благовониями комнате я мелкими стежками золотых ниток пыталась вышить на тонкой ткани узор. Он выходил кривым и с засечками, когда мои соседки легко и непринужденно, будто колдовали над тканями, вышивали аккуратные стежки. Под их тонкими пальцами распускались узоры цветов.

Другие девушки раскатывают тесто длинными тонкими скалками, накручивая и вытягивая массу. Она почти что прозрачная на свету маленьких ламп. Готовое изделие передается другой девушке, чтобы та унесла его на кухню для жарки тонкой лепешки которой утром будут завтракать послушницы и другие жрицы храма Эслафон. Некоторые девушки не занятые раскаткой теста или вышиванием узора, чистят финики от продолговатых узких косточек. Чтобы из полученной мякоти и других орехов сделать сладости которые будут поднесены к столу падишаха завтрашним днем на празднестве.

Я устало вздыхаю от того как иголкой промахнувшись попадаю по пальцам. Одна из сидящих рядом емоний довольно прищурившись хихикает и хвастливо показывает законченную работу своей соседке слева от меня. Мне хочется недовольно сверлить ее взглядом и воскликнуть, что я с детства училась чтению и сложению, а не рукоделию.

— Ничего, а’сур, — звонким голосом говорит она, — годы практики и ты тоже так сможешь.

Абла Наира сцепив руки за спиной проходится между рядов, подсказывая и направляя девушек. Когда она доходит до меня то недовольно поджимает губы и произносит:

— Распускай это безобразие, казым, и начинай сначала. Мы завтра должны блистать среди вельмож, а не показываться нищенками из квартала Холлоу¹⁰.

Длинная ткань каис тихо шелестит по полу и абла Наира уходит к следующим девушкам чтобы похвалить их искусную работу или попробовать мякоть фиников, в блаженстве закатывает глаза от приторной сладости.

Я зло смотрю на ненавистную мне тонкую ткань еле сдерживаясь в желании порвать ее на маленькие кусочки. Как рядом со мной садится Феттан и мягким движением отбирает у меня многострадальную вышивку.

— Ты слишком сильно натягиваешь нитку, — говорит она тихо склонив голову так чтобы ее слова слышала только я. — Надо вот так.

Она быстрым легким движением затягивает узелок и строчка ложится прямо и аккуратно. Девушка смотрит на меня долгим внимательным взглядом и ладонями расправляет тонкую ткань, чтобы проложить по ней еще несколько ровных стежков.

— Склони голову, — шепчет девушка, — я сделаю все за тебя, главное чтобы абла Наира не увидела.

Одна из послушниц отложив в сторону законченную работу, достает из небольшой тумбочки трапециевидную дощечку с натянутыми тонкими струнами. Она усаживается поудобнее кладя перед собой музыкальный инструмент и подкручивает колышки трогая струны маленькими палочками.

Резкие обрывистые звуки заполняют комнату, и остальные девушки с интересом поднимают головы от работы. Они в предвкушении и абла Наира довольно кивает послушнице.

Девушка убрав под платок выбившиеся пряди волос, подхватывает пальцами палочки и быстрыми движениями легонько ударяет по струнам вызывая мелодию. Она звонкими нотами начинает литься из инструмента подобно маленькому ручейку наполняет собой пространство залы, уносится под потолок.

Я с интересом вытягиваю шею чтобы получше разглядеть исполнительницу мелодии и получаю тычок под бок от Феттан.

Абла Наира снова набивает свою трубку исподлобья поглядывая на девушек. Щелкает пальцами вызывая синий огонек. Тонкие струйки дыма выходят через ее ноздри, завихряясь в воздухе уносятся ввысь.

Она набирает в грудь воздух и начинает песню с одной гортанной низкой ноты. Ее голос подстраивается под темп сантура — так называется музыкальный инструмент в руках послушницы. Вначале тихо, а после набирая темп начинает сливаться во что-то воистину чудесное от чего сердце защемило от тоски по дому.

Абла Наира поет и сидящие на полу на подушках девушки покачиваются в такт, губами шепча слова песни.

— О чем она поет, Феттан?

— В давние времена, — тонкими ажурными ножницами емония отрезает золотую нитку и ладонями разглаживает вышитый узор, — был правитель Бейбут и взял он себе в жены Нилуфар. И песня ее, плачь по своему супругу погибшему на войне, когда он пытался объединить наш народ под своими знаменами. И длилась ее песнь три дня и три ночи, и от каждой слезинки пролитой женщиной в пустыне появились оазисы. И там где капала влага ее тела, емонии вырывали колодцы полной до краев чистой и сладкой воды. Эта песнь о единении, о нашем народе который она сплотила собрав их под одни знамена. Нилуфар была мудрой правительницей и единственной женщиной которая оставила о себе песню.

— Красивая история, — я кончиками пальцев трогаю вышитый узор. — Но ведь есть песни и об Эйве.

— О ком?

— Эйве, — я хмурюсь, чувствуя что меня не понимает Феттан. — О ней любит рассказывать абла Наира.

— Ах, ты об упавшей звезде, — Феттан кладет мне на плечо руку. — Это не более чем детская сказка. Над которой носится старшее поколение. Потому что очень удобно когда тебе есть кого обвинить в своих бедах.

— В своих бедах, я…

Емония похлопывает меня по плечу.

— Тайная мечта нашего народа жить в бескрайних лесах закрывающими своими кронами небосвод. Пустыня жестока и коварна, она отбирает каждый год множества жизней, многие из женщин потеряли своих сыновей и не находя себя от горя пришли искать утешение в наших стенах.

— И ты кого-то теряла?

Она склоняет голову и платок ниспадает с ее головы на плечи обнажая маленькие рожки. Длинные каштановые волосы завиваются и падают Феттан на лицо скрывая ее глаза цвета стали.

Я чувствую как мой вопрос ее опечалил и заставляет посмотреть вглубь себя, вороша старую почти что забытую боль.

В этот момент абла Наира заканчивает петь и как по сигналу девушки поднимаются с пола складывая на ходу свою работу. Феттан быстро сует мне в руки вышитую ткань и не дожидаясь слов благодарности покидает залу. Мне хочется ее окликнуть, но девушки толкаясь и перешептываясь оттесняют от выхода.

Я чувствую на себе любопытный взгляд аблы Наиры и слегка потупившись быстрым шагом удаляюсь из комнаты. От моих резкий движений дым от благовоний колышется и прерывает свой витиеватый узор.

В моей комнате царит приятный полумрак и сквозь приоткрытое витражное окно слышно как на улице шуршит метла по земле. Это маленькие пафу убирают принесенный за день ветром песок. Благодаря им улицы города остаются чистыми.

Благовония давно потухли оставив после себя на подставке горстку пепла. Я растираю его между пальцев слыша тихий аромат цветов и специй. Аккуратно вытерев пальцы о платок, кидаю вышитую ткань себе на застеленную кровать. Пока меня не было послушницы успели привести комнату в подобие порядка.

Подушки были аккуратно расставлены на софе застеленной ярким узорчатым покрывалом. На полу не было тех маленьких расписных тарелочек и армуду с ароматным пряным чаем. При воспоминании о еде в животе противно урчит. Устало вздохнув присаживаюсь на софу стоящую возле окна сбрасывая с ног мягкие тапочки.

Сквозь витражное окно проглядывает закатное солнце. Свет дробится, отражается и сверкает когда кто-то проходит мимо отбрасывая длинную тень.

Храм жриц Эслафон не имеет своей собственной территории обнесенной садом. Он стоит почти в самом центре города, чтобы любой желающий мог войти в него и принести дань памяти своим предкам, и тогда жрицы помогают подобрать собственноручно приготовленные благовония. Поджигают их щелкая пальцами, ставят маленькие палочки на подставки.

— Каждая палочка — молитва вознесенная душам наших предков. Дым завиваясь и уносясь под самый сводчатый потолок доносит наши стенания тому что свыше. Мы тихо молимся, в надежде что тайные желания как по волшебству будут исполняться, — всплывает в моей голове голос аблы Сайхэ.

Каждый день в храм приходит сотня страждущих за советом, наставлением или чтобы утешить свою скорбь. Послушницы с радостью им помогают в этом, считая своим предназначением быть связующим мостом между живыми и теми кто отошел в мир иной.

Они рассказывают истории о том как их близкие отдыхают в садах Дженет Туазен¹¹ и пьют пряный чай из хрустальных армуду. Меня допускают только чтобы поджигать благовония и украдкой слушать красивые истории о другом мире и чужих жизнях. Порой мне кажется что из-за этого я забываю себя. Забываю то откуда я родом, и что в другом мире меня ждут мои близкие.

Кто-то тихо стучит в окно. Я подпрыгиваю от неожиданности и с дрожью в пальцах впиваюсь в узкий подоконник.

На улице закутавшись в длинный камзол синего цвета стоит Ансел. Он завидев меня расплывается в улыбке и машет рукой.

— Привет, — говорит он.

— Привет, — я ошарашенно хлопаю ресницами не веря тому что он все таки пришел.

— Впустишь? — Его слегка пухлые губы трогает виноватая улыбка.

Я дергаю окно. Створка раздается скрипом и застревает в полу приоткрытом положении.

— Не получается. Его заело.

— Отойди в сторону, — он ладонями давит на стекло и то трещит от напора. — М-да, а на первый взгляд казалось что все куда проще. Значит придется разговаривать так, привлекая к себе как можно больше внимания.

Он тихо смеется своей шутке и вокруг глаз собирается тоненькая паутинка морщинок. Он рукой, с вытутаированными на тыльной стороне символами, убирает длинную светлую прядь себе за ухо.

— А ты разве с помощью своей магии не можешь просто переместиться?

Мне хочется добавить, что меня то ты переместил в свой мир злых песков и злого солнца, но я решаю промолчать грея в душе надежду что он явился не просто так. И что сейчас этот беловолосый мужчина расскажет мне о том что нашел способ вернуть меня домой.

— Все не так просто, как ты думаешь Наали, — он так же как и Феттан коверкает мое имя, на что я обреченно вздыхаю.

— Я видела как жрицы по щелчку пальцев вызывают пламя…

— У нас разного рода… эм… волшебство, если так можно выразиться. И если я буду сейчас применять свои таланты то большая часть зевак в лучшем случае прибежит с виллами по мою голову считая что я угрожаю храму их дорогих предков.

— А в худшем?

— Просто позовут стражу и случится международный конфликт. Поэтому я предпочел бы просто провести светскую беседу и как можно скорее явиться обратно пока принц Лоран не хватился.

Мне не нравится то как он оттягивает время разговора ковыряя ногтем раму витражного окна и всеми силами избегает встречаться со мной взглядом.

— Ты вернешь меня домой?

— Скоро, — туманно отвечает Ансел. — Как только разберусь со своими делами. Так вот о них, ты узнала о том что я просил?

Я чувствую как злость зарождается где-то внутри меня и в глазах немного темнеет от осознания того что меня ни сейчас ни завтра не вернут домой.

Становится душно от раскаленной на солнце земли, жар от которого поднимается в воздух, как кисель затягивается в легкие. Каждый вдох дается с огромным трудом.

— Наали?

— Нет. Еще нет, — я выдавливаю из себя слова, стараясь не закричать от жгучей сердце обиды.

— Но хоть что-нибудь? Мне сейчас будет достаточно абсолютно любой мелочи чтобы сдвинуться вперед в своих поисках.

Я устало качаю головой и отхожу от окна чтобы не видеть его лицо. Хочется рассказать ему о снах, которые снятся мне в этом месте и которые требует от меня каждое утро абла Сайхэ. Об удивительных историях что рассказывают мне другие послушницы о своем народе, о крупицах песка что шелестят в каждом рассказе. Но что-то останавливает и не дает выдавить из себя и слова. Как будто чья-то влажная ладонь закрыла мне губы, слегка на них надавив не давая вымолвить ни слова.

— Уходи, — кричу ему в окно. — Ты итак привлекаешь к себе много внимания, и боюсь у меня будут проблемы.

Он еще какое-то время стоит под окном зовя меня по имени, и даже в какой-то момент почти что правильно его произносит. Через некоторое время понимает что ничего не добьется и просто уходит. Я понимаю это по тому как витражное окно освободившись от тени ловит лучи закатного солнца умножая и разделяя их в своем отражении. Вечереет и в комнату врывается прохлада.

Она заполняет собой помещение вытесняя аромат благовоний.

Я устало сажусь на край софы обхватив руками маленькую подушечку с небольшими кисточками по углам, утыкаюсь в нее подбородком и чувствую как грубая ткань впивается мне в кожу.

Абла Сайхэ сегодня утром говорила что сны это то через что с нами говорят наши предки. Может быть мои сны о странной девушке это ее история, которую она хочет мне рассказать?

С этими мыслями я проваливаюсь в тревожный сон.

Глава 2.

Солнце заливает просторную белую залу удлиняя к самому центру тени, которые отбрасывают люди, облокотившиеся на перила балкончика.

Девушка тонкими длинными пальцами впивается в тёмное дерево перил, и на тыльной стороне бледных рук проступают веточки голубых вен.

На вкус Ариона на ней надето слишком простое платье, не подходящее ей с такой красивой внешностью. Босоногая с распущенными длинными до середины бедра черными волосами. Несколько прядей которых ниспадают на лицо, закрывают голубые как само море глаза.

Он готов тонуть в них, любуясь и не скрывая восхищение. Чего таить он гордился тем что смог первым добраться до упавшей звезды и предложить свою руку. В конечном итоге отдал свое сердце и душу, лишь бы Эйве была рядом озаряя своей улыбкой его существование. Но вместо этого, девушка хмурит красивые брови.

— Я не смогу скрыть этот город от чужих глаз, — очень тихо говорит она, из-за чего приходится наклоняться к самому ее лицу, вдыхая легкий аромат персиков, который источает ее кожа.

Сердце Ариона бьется быстрее, от ощущения на коже ее теплого дыхания. Она немного посторонившись заглядывает ему прямо в глаза, гипнотизируя долгим немигающим взглядом, что мужчина чувствует как земля уходит из под ног. Он встряхивает головой, убирая непослушные длинные светлые пряди со лба. Так сложно сконцентрироваться когда девушка рядом.

— Но ты можешь построить другой город, — голос Ариона хриплый от долгого молчания.

Он заходится долгим протяжным кашлем и Эйве в беспокойстве касается кончиками холодных пальцев его руки, вызывая по коже мужчины толпы мурашек.

— Для этого потребуется очень много сил, — девушка отводит взгляд в сторону, подолгу рассматривает густые кроны внутреннего сада куда выходит балкон.

Она незаметно убирает руку с ладони мужчины и чуть отодвигается в сторону, полной грудью вдыхая запах уходящего лета. Прикрывает глаза чувствуя как вьются потоки жизненной энергии, в такт ее сердцу. Медленно выдыхает, как будто дарует деревьям еще немного сил постоять зелеными со спелыми плодами, которые готовы обломить ветки. Их пьянящий аромат сливается с запахом нагретой на солнце травы. Дурманит голову, заставляя ее кружиться от гаммы красок и чувств. Уголки губ девушки трогает тень улыбки.

По телу разливается приятное тепло. Новые чувства захватывают разум вызывая смятение от того, что она не знает как на это реагировать. Просто прикрывает глаза отдаваясь наслаждению летнего вечера под тихое чириканье птиц.

Не в силах больше стоять на ногах Арион падает на колени перед девушкой, хватая ее за руки. Прислоняется жарким лбом к ее тыльной стороне ладоней и тут же начинает покрывать кожу поцелуями. Эйве распахивает глаза, и чарующее ощущение спокойствия исчезает уступая место тревоге, которое пришло от прикосновения к ее ногам.

— Помоги мне, душа моя, — с придыханием говорит он, — возведи город что станет крепостью моего сердца. Что будет прекрасен настолько что сложат о нем песни и станет он легендой закатного дня. И будет красив и прекрасен как ты сама.

Эйве хлопая ресницами удивленно ждет продолжения сладких речей правителя боясь пошевелиться. Чувствуя чье-то присутствие всматривается в самый темный угол комнаты где беспокойно ворочаются тени, которые только и ждут когда солнце склонится к закату чтобы вступить в свое царствование. На краткий миг ей кажется, что внутри что-то шевелится. Но девушку тут же отвлекает нежное касание горячих губ к коже ее рук.

Она неуверенно кивает словам мужчины, мягко но настойчиво высвобождая свои руки из его цепкой хватки. Где-то в глубине души начинает ворочиться беспокойный червячок сомнения.

— Душа моя? — Арион поднимает на нее взгляд разноцветных глаз. — Ты возведешь город ради меня?

Опустившись подле него на колени, накрывает его руки своими и прикасается к ним лбом. Сомнение растет все сильнее отчего тело начинает мелко потряхивать. Одно только слово и ей станет легче. Одно только слово и те кто ей дороги будут в безопасности. На краткий миг в голове возникает образ кокона дрожащий в синем свете. И когда все сомнения уступают место решимости Эйве произносит:

— Да…

Я просыпаюсь от невыносимой головной боли. Она пульсацией отдает в виски заставляя щуриться от яркого утреннего солнца пробивающегося в витражное окно. Свет множится и расщепляется на несколько лучиков сквозь витраж, больно режет глаза.

Я судорожно вдыхаю нагретый воздух, прислушиваясь к мерному шороху метлы пафу с улицы и чувствую как боль понемногу отступает.

Откинувшись на шелковых подушках потягиваюсь и замираю в ожидании того как в комнату ворвется абла Сайхэ в окружении послушниц. И те ловко зажгут на маленьком столике благовония которые пряным ароматом займут всю комнату и боль в голове станет невыносимой. В очередной раз размышляю стоит ли старухе рассказывать о своих странных снах, где я узнаю о жизни Эйве.

Или может я была настолько сильно впечатлена вечерним разговором что мозг решил сам воссоздать момент из истории? Мысли зудят в голове требуя выхода, а лучше того с кем можно поделиться своими размышлениями. Но в комнату никто не врывается, даже за дверью не слышится обычных звуков жизни храма. Как будто все вымерло в предвкушении вечернего празднества.

Я неспешно поднимаюсь с кровати и подбираю раскинутые на софе красные просторные одежды. Мягкая нежная ткань струится сквозь пальцы. Я воровато оглядываюсь и облачаюсь в привычные уже юбку и длинную каис. Подойдя к зеркалу смотрю в отражение, где на краткий миг мне показалась хозяйка моих снов. Стоит только моргнуть, как видение исчезает, растворившись в тишине утра. Прикрываю глаза, чувствуя как от утренней прохлады боль в голове отступает. Умываю лицо водой в стоящем под зеркалом тазике. Приглаживаю растрепанные кудри, выхожу из комнаты.

За дверью длинный коридор оказался пустым, только слабый ветерок лениво колышет тонкие ажурные занавески. От каждого движения в голове будто работают молоточками делая боль в некоторые мгновения почти что не выносимой от чего из глаз брызжут слезы. Медленно иду вперед в надежде хоть кого-нибудь встретить. На мгновение остановившись в пустом коридоре прислушиваюсь к звукам. До меня отдаленно долетают отголоски чьего-то разговора.

На углу коридора, ведущего в главную залу, столпились послушницы, они с любопытством встают на носочки отталкивая друг друга, тянут шеи, хихикают силясь рассмотреть тех кто явился утром в храм. Меня девушки не замечают, увлеченно щебечут и быстро меняются местами, и только когда одна из старших абл недовольно хмурится они на мгновенье отходят за угол чтобы вновь тянуть оттуда головы.

Я аккуратно дергаю за рукав каис одну из девушек:

— Что происходит?

— О, — долго протягивает она и довольно щурится радуясь тому что может с кем-то поделиться впечатлениями, — прибыли послы от Юлмера, нашего соседнего государства. С дарами для наших предков. И мы тут гадаем кто из них может быть наследным принцем.

Аккуратно протискиваюсь между послушниц тоже выглядываю из-за угла.

Зала утопает в полумраке, и только лампадки чадят благовониями, унося ароматный дым под сводчатый потолок. Где он разбивается об яркий утренний свет продирающийся через узкие витражные окошки, от которых свет становится разноцветным.

Абла Наира, как настоятельница храма, одета в желтые легкие одежды, нервно теребит мешочек с табаком и сладко улыбается речам высокого мужчины с огненно рыжими волосами. Недалеко от него стоят трое мужчин, облаченные в доспехи чьи нагрудники сияют в лучах света. Воины стоят на почтительном отдалении от рыжего, сохраняя на своих лицах бесстрастное выражение. Они со скучающим видом рассматривают мелко выстланные на стенах арабески.

— Я думаю что это тот рыжий, — с придыханием говорит над моим ухом девушка. — У него такое статное и благородное лицо. А тот блондинчик совсем еще мальчишка на его фоне.

Проследив за ее пальцем смотрю на Ансела. Он с интересом рассматривает небольшие статуэтки в нишах стены рядом с которыми зажженны благовония.

— А ну чего здесь столпились? — Раздается сзади грозный голос старухи.

Все девушки тут же сжимаются и склоняя головы продолжают хихикать между собой.

— Быстро прикрыли свои довольные лица и побежали заниматься делами. Кто если не вы безупречно подготовится к празднествту? — Она хлопает в ладоши и девушки подхватив полы длинных каис быстро, как стайка птиц разбегаются в рассыпную.

Только я одна осталась, искоса поглядывая на Ансела в надежде что тот обратит на меня внимание и подзовет к себе. В противном случае я не могу просто так к нему подойти и не навлечь на себя гнев настоятельницы. Послушницам запрещено разговаривать с гостями храма Эслафон, если только те сами не обратятся к ним.

Абла Сайхэ кладет мне на плечо свою теплую сухую руку и легонько сжимает ее.

— Рада видеть тебя, а’сур, — по отечески улыбается мне пожилая женщина. — Сегодня не будет долгих нравоучений для послушницы. Надо готовиться к вечернему обряду. И не стой тут как вкопанная сходи на кухню и принеси нашим гостям чай. Мы должны оказать им гостеприимство, которое от нас ждут.

Я коротко киваю абле Сайхэ и аккуратно высвободившись из ее хватки устремляюсь на кухню в душе радуясь тому что она решила не спрашивать о моем сне. С ней почему-то я не готова делиться, чувствуя что это знание может сыграть со мной злую шутку.

В небольшой кухне не оказалось других женщин кроме пары прислужниц занятых очисткой зерен от шелухи. С моим появлением те даже не поднимают голов, не говоря о том чтобы помочь мне приготовить чай для гостей.

Я не раз под бдительным взором Феттан занималась приготовлением чая. Поэтому не составляет труда подхватить стеклянные баночки с сухими травами. Открываю крышку и в нос ударяет запах сена с легкой цветочной ноткой. Сыплю несколько горстей в чайник, и подумав добавляю туда звездочки специй и палочку отдаленно напоминающую корицу. Пока буду нести все в главную залу, чай успеет вобрать в себя пряный аромат.

Готовлю угощения и отмечаю что руки дрожат от неожиданной встречи с Анселом и в предвкушении того что с ним я точно смогу поделиться сном об Эйве. Если нам правда удастся поговорить.

На маленький деревянный поднос уместились армуду, прозрачный чайник и в самый центр я ставлю расписную тарелочку доверху наполненную сухофруктами. Их обычно едят в прикуску с чаем оттеняя его пряность и слегка подслащивая.

Подхватив уставленный поднос посудой медленно двигаюсь обратно в главную залу стараясь не опрокинуть свою ношу, которая при каждом движении тихонько позвякивает. По пути чуть было не сталкиваюсь с Феттан. Та ловко подхватывает поднос с моих рук быстро метнув в меня недовольный взгляд глаз цвета стали. Дожидается когда я переведу дыхание и возвращает мне мою ношу обратно. Она шумно вдыхает носом пар над армуду и прицокивает языком:

— Неплохо, — выносит свой вердикт послушница, — но на мой вкус ты не доложила аниса. Надеюсь что наши аблы не станут пробовать твое приготовление.

Она быстрым движением поправляет на моей голове марама и ее край убирает под заколку возле виска скрывая часть моего лица.

— И ты забываешь что в доме наших предков мужчинам не дозволено лицезреть наши лица, а’сур, — настовительным тоном продолжает Феттан. — Еще бы чуть-чуть и ты бы нас опозорила. Все, некогда прохлаждаться, наши гости ждут.

Обходит меня по кругу придирчиво оглядывая и кивнув каким-то своим мыслям жестом руки приглашает следовать за ней. Ее поступь тихая, едва слышно разносится по коридору. Звук мне кажется громким, как набат извещающий скорую беду. Руки начинают трястись сильнее, отчего армуду позвякивают. Феттан доходит до входа в залу и трогает меня за плечо, как бы успокаивая и развернувшись скрывается в лабиринтах коридоров храма.

В круглой зале уже во всю мельтешат другие послушницы, некоторые из них убирают пепел от благовоний. Другие протирают влажные тряпками стоящие маленькие статуэтки в нишах стен. Но все они искоса поглядывают на гостей, обмениваясь веселыми взглядами. Вечером храм будет гудеть от свежих сплетен и каждому пришедшему они обмоют косточки строя предположения, кто из них добьется руки дочери падишаха.

Наши гости расположились на подушечках недалеко от постамента с большой статуей, руки которой сложены перед лицом в молельном жесте. Абла Наира сидит на небольшой возвышенности, опирается спиной о ногу статуи, с задумчивым лицом набивает трубку и заслышав мои шаги поднимает голову. Ее усталое лицо озаряет теплая улыбка и лик емонии как будто посветлел.

— А вот и чай, — певучим голосом говорит женщина.

Ставлю поднос с армуду и расписной тарелочкой в центре мужчин сдерживаясь чтобы не рассматривать их обветренные лица. Они поджимают под себя ноги давая мне пространство. С лязганьем посуда ставится на низкий резной столик с вычурными ножками. Его обычно достают для прихода дорогих гостей, в обычное же время емонии пьют чай ставя поднос на пол.

Я подхватываю чайник, в котором уже успел завариться чай. Темная густая струя вырывается из носика и ударяет в стеклянные стенки армуду, потихоньку заполняя пространство. Ароматный пар бьет в лицо, и запах пряностей смешивается с благовониями, от чего у некоторых мужчин с непривычки начинают слезиться глаза. Рыжеволосый мужчина, с резкими чертами лица и высокими скулами, аккуратно берет в руки армуду слегка дуя на гладкую поверхность чая. Он с наслаждением закрывает глаза и делает небольшой глоток напитка под внимательным взглядом верховной жрицы.

Абла Наира жестом отправляет меня прочь, затягиваясь своей трубкой и выпуская из ноздрей две тонкие струйки дыма которые тут же рассеивает рукой.

Я отхожу на несколько шагов от компании и ныряю за колонну оставаясь почти что не заметной. Только Ансел провожает меня внимательным взглядом. Он прячет ухмылку за долгим глотком горячего, почти обжигающего, чая.

— По старой традиции, — голос рыжего оказывается высоким, и громким в тишине залы от чего все присутствующие слегка вздрагивают, — мы принесли вам дары.

Настоятельница храма Эслафон скрещивает ноги расправив полы каиса, подпирает кулаком лицо и снова затягивается трубкой.

— Вы начинаете не с того, уста¹²…

— Ицхак. Ицхак Адийский — говорит рыжеволосый и слегка склоняет голову.

— Уста Ицхак Адийский, — медленно проговаривает имя жрица, слегка причмокивая губами.

— Можно просто Ицхак, — кивает рыжеволосый мужчина.

Абла Наира одаривает его теплой улыбкой и произносит:

— Мое имя Нархэйзе Армадашура. Но для дорогих гостей, просто абла Наира. Я верховная жрица и настоятельница храма Эслафон. — Она склоняет голову к плечу постукивая себя мундштуком трубки по губам и тут же спохватившись говорит. — Ох, право, пробуйте наши лучшие финики высушенные под палящим солнцем в наших садах. Вы такие не ели в своем доме полного снега и суровых ветров.

Ансел первым подхватывает маленький сухофрукт и отправляет его в рот продолжая смотреть в мою сторону. Он нетерпеливо поддергивает ногой как будто хочет сорваться с места, чем вызывает недоуменные взгляды других мужчин. Только Ицхак продолжает внимательно смотреть на жрицу.

— Я так понимаю наследный принц Лоран Ревар не почтит скромное жилище Эслафон своим присутствием, — абла Наира кивает и подносит к губам тонкое стекло армуду и прежде чем сделать глоток, вдыхает аромат чая.

— Он занят приготовлениями к сегодняшнему вечеру, и отправил меня к вам как доверенное лицо, почтенная абла Наира.

— Мы принесли вам дары, — не выдерживает Ансел и ослепительно улыбается когда емония хмурится на его слова.

Он достает из кармана камзола бархатный мешочек.

— Мы осведомлены к вашей маленькой слабости, — продолжает с улыбкой говорить белокурый мужчина, — и принесли для вас этот табак, выращенный в наших землях и собранный весной этого года. Самый свежий урожай.

Женщина принимает подарок аккуратно оставляя возле ног армуду, и поддаваясь искушению развязывает тонкие тесемки мешочка. Трогает кончиками пальцем высушенные скрученные в трубочки листья и не удержавшись пробует их на вкус. Закатывает глаза в удовольствии и тут же быстрым отточенным движением опустошает чашку трубки в блюдце из под армуду.

Все терпеливо ждут когда абла Наира набьет трубку и щелчком пальцем призовет синий огонь чтобы затянуться. Она изумленно вздыхает и слегка кашляет выпуская несколько струек дыма.

— Я принимаю ваш дар, — она сладко улыбается и еще раз затягивается, — но боюсь это не те дары что стоит преподносить нашим предкам о которых мы можем похвастаться нашему солнцеликому падишаху Джириумасе Ас Махий.

Ицхак склоняет голову, косо и не по доброму смотря на Ансела.

— Этот подарок мы привезли из нашей страны персонально для вас, — медленно подбирая слова говорит мужчина. — мы были наслышаны о том, что стоит почитать не только предков, но и женщин чьи речи они слушают каждый день в этом прекрасном храме.

Довольная емония не скрывает улыбки, словно купается в хвалебных речах произносимых послами.

И когда Ансел снова хочет влезть в разговор то Ицхак резко поднимает руку, через плечо бросая рассерженный взгляд который заставляет мужчину стыдливо потупиться и замолкнуть. Рыжеволосый щелкает пальцами и охранники которые до этого молча пили чай достают из поясных сумок другие мешочки и кладут их перед жрицей. Тем временем Ицхак перечисляет дары, которые они принесли для Эслафон, в надежде на их великодушие и теплый прием, который закончится поддержкой их наследного принца Лорана Ревар.

Я аккуратно выглядываю из-за колоны, стараясь рассмотреть мешочки из бархатной ткани, которые лежат у ног аблы Наиры. Та лениво покуривая трубку не спешит их открывать чтобы проверить содержимое.

— Я не надеялся, что мы сможем поговорить, — тихо за моей спиной произносит знакомый голос, отчего я подпрыгиваю на месте чуть было не вываливаюсь в залу к ногам наших гостей. Что наверняка не понравится нашей настоятельнице.

Быстро обернувшись вижу перед собой Ансела, и пустое место за Ицхаком и только удивляюсь тому как он смог так незаметно ускользнуть.

— Но как? — Только и успеваю пискнуть, когда меня схватив за руку уволакивают в другой конец залы подальше от чужих глаз и ушей.

— Некогда, — отмахивается юноша. — Ты узнала?

— Мне рассказывали только древние сказки.

— Мне не интересны сказки девчонка. Меня интересует только дорога к их Каср Аль Нарибу.

Слова режут ухо вызывая легкую дрожь тревоги во всем теле. Воспоминание о залитом солнцем комнате и стоящих на балконе Арионе с Эйве быстро проносится в моей голове. То как он прижимается к ее ногам и его дыхание греет ее нежную кожу. Видение такое яркое, что вытесняет собой происходящее здесь и сейчас действо. Меня потряхивают приводя в чувство.

— Я не знаю дороги.

— Но эти женщины знают, — отрезает Ансел. — И ты могла бы уже все узнать, а не только подносить чай.

— Так же как и ты мог узнать, как вернуть меня домой.

— Я в процессе. Напомню что это оказалось несколько сложнее, чем я мог планировать.

— Так и я не могу только и заниматься тем, чтобы слушать россказни старых женщин о минувших годах их молодости.

Тихий кашель привлекает наше внимание и обернувшись я вижу как над нами возвышается мужчина терпеливо скрестивший руки за спиной. Его лицо слегка тронуто щетиной. Меня поражают его глаза — синие с серой каемкой, внимательно изучающие нас. Дождавшись когда все внимание будет приковано к нему произносит:

— Все дары были вручены абле Нархэйзе Армадашура, больше здесь у нас нет дел. И если вы закончили, Ансел, то нам необходимо вернуться обратно во дворец.

— Ах, Ждан, — ноет маг. — Дай мне немного времени. Отвлеки их разговором или чем-нибудь еще. Мне нужно время. Совсем немного.

— Сожалею, мастер Ансел.

— Мастер? — Я удивленно смотрю на мужчину.

— Не отвлекайся и лучше пораскинь мозгами девочка. Я все еще жду ответа на свой вопрос.

— Мы уходим, — Ждан кивает мне и приглашающим жестом предлагает следовать Анселу за ним.

— Я приду вечером, — он хватает меня за плечо чтобы жаром дыхания обдать мое ухо. — Как вчера. Только не усни.

Они быстрым шагом равняются с другими. Ицхак недовольно скрещивает руки на груди и с жаром выговариет что-то Анселу. Маг на это только беспечно отмахивается.

— А’сур, — протяжно зовет меня настоятельница Нархэйзе. — Присядь.

Абла Наира недовольно хмурится слегка постукивая кончиками пальцев по стеклянной тарелочке.

— Твое поведение огорчает меня, а’сур. О чем вы говорили с этим юношей? — В ее тоне сквозит недовольство.

— Он интересовался древними преданиями.

— Хм, — задумчиво выдает женщина и затягивается трубкой.

С уходом гостей в залу снова возвращается жизнь. Послушницы тихо перешептываясь обсуждают последние новости, забирая грязную посуду на маленький поднос. Они хихикая, шуршат длинными тканями по мраморному полу. Абла Наира провожает их задумчивым взглядом.

— Не каждому мужчине стоит подчиняться, а’сур, — наконец туманно произносит она.

— Ах, ходжам Наира, опять занимаешься поучением нашей маленькой а’сур? — Скрипит над моим ухом старуха. — Полно, джаным, еще будет время. Сейчас придут следующие послы и вам надобно набраться терпения. А ты, моя маленькая а’сур, поднимайся и не мешайся тут.

— Девочка должна придерживаться наших правил, абла Сайхэ, — глаза настоятельницы храма зло сверкают в полумраке, и она затягивается трубкой. — Следите за своей… а’сур внимательнее.

— Джаным, вы слишком строги к нашей… — старуха не успевает договорить, как ее тут же перебивает абла Наира.

— В стенах этого храма я настоятельница, ваше время прошло. И в силу ваших прошлых заслуг я прощаю вам маленькие вольности. Но пусть они будут под уздой и не причинят нашим гостям неудобств. — Женщина машет рукой, как бы прогоняя нас и показывая что разговор окончен.

Снова затягивается трубкой, задумчиво стуча себя костяным мундштуком по губам. За моей спиной маячат уже новые гости, ради которых она меняется в лице расплываясь в улыбке, готовая снова сладко петь им свои песни.

Старуха в нетерпение треплет меня за плечо заставляя встать с подушечек раскиданных по мраморному полу. Я их быстро поправляю и коротко поклонившись удаляюсь слушая как за спиной стучит об пол палка старухи. И та нагнав меня в начале коридора, ведущего в жилые комнаты, хватает за руку.

— Ты, моя милая, очень сильно огорчила нашу аблу Наиру, — зло дышит на меня пожилая женщина. — Пойдем со мной. Сейчас же, полно. Твои гулянья по базару подождут и Феттан найдет себе, для этого развлечения, другую спутницу.

Меня, словно нашкодившего ребенка, тащат за руку. Хватка у старухи сильная что я даже немного пугаюсь что на руке может остаться синяк. Она тащит меня длинными коридорами размахивая палкой, как дирижер оркестру, выстукивая по мраморному полу только ей ведомый ритм.

Комната аблы Сайхэ угловая и самая дальняя в коридоре. Она оказывается очень просторной, с открытыми настежь витражными окнами, на которых слабый ветерок подергивает тонкие ажурные красные занавески. На полу лежит ковер, сотканный вручную из шелка, и на нем раскиданы подушечки с вышитыми золотыми нитями узорами.

Старуха с кряхтением заходит в комнату подталкивая меня в спину вперед и громко захлопывает за мной дверь. Кажется что пути назад нет. Она отставляет к стене свою трость и скидывает с опухших ног тонкие тапочки, чтобы не сдержав стона удовольствия медленно пройти к резному столику из вишневого дерева. Шуршит утварью и извлекает из множества безделушек шкатулку. Держит ее в руках, как самую великую драгоценность этого мира. Движется в середину комнаты и садится подминая ноги на шелковый ковер. Шкатулку ставит себе на колени. Приветливо хлопает рядом с собой, приглашая сесть.

Я аккуратно опускаюсь недалеко от нее на расстоянии которого требует местный этикет и поправляю зардевшуюся рубаху под одобрительный взгляд аблы Сайхэ. Но ее теплый взгляд сменяется на недовольную гримасу, где она нахмурившись поджимает свои испещренные морщинами губы. Она недовольно сдвигает брови к переносице, чем тут же вызывает у меня ассоциацию с моей матерью когда та оказывалась чем-то недовольной в моем поведении.

Неприятное зудящее ощущение возникает в области груди, заставляет руки мелко подрагивать от нахлынувшей тревоги в предчувствии чего-то нехорошего. Старуха сверлит меня долгим испытывающим взглядом и тяжело выдохнув начинает:

— Основной долг женщины быть смиренной, — недовольно сверкает на меня своими блеклыми глазами как бы ожидая реакции.

— Я не понимаю…

— Да куда тебе, — вспыхивает абла Сайхэ, подпрыгнув от злости на месте. — Лишь бы по углам шушукаться с мальчишками. Что смотришь на меня? Думаешь никто не видит? А у нас тут сотни глаз и все они знают, как он ходит под твои окна сладко рассказывая свои желания.

Я чувствую как лицо обдает жаром.

— Он приходит чтобы узнать о ваших древних сказаниях, — наконец выдавливаю я под тяжелый взгляд старухи.

Та прищурившись слегка поддается вперед обдавая меня смрадом старости и затхлости, и только усилием воли я не отшатываюсь от нее.

— Этих сказаний полна библиотека нашего падишаха, чтоб ему было неладно.

Она сплевывает через плечо как будто хочет отогнать от себя злую порчу. Устало вздыхает и продолжает:

— Милая маленькая а’сур, никто, никогда не приходит под окна Эслафон просто так. И чует мое сердце, что темнишь ты.

— Он хочет узнать об Каср Аль Нариб.

— О замке синих песков? — Удивляется женщина. — Сдались ему наши старые сказки.

— Он обещал мне, что узнав про них сможет помочь вернуться мне домой.

— Домой значит, — она с кряхтеньем поднимается на ноги отставляя шкатулку в сторону и отходит к окну скрестив на груди руки.

Она молчит долго, внимательно изучая то что происходит по ту сторону улицы и потом причмокнув выдает:

— Ты уже дома, а’сур. И пора бы уже смириться с тем, что стены этого храма и его населяющие послушницы твоя семья. А в нашей семье нужно придерживаться негласного свода правил.

— Но я не такая как вы, — мой голос звучит громче чем нужно, отчего старуха непроизвольно морщится.

— Глупая девчонка, — устало вздыхает абла Сайхэ. — Тебя уже приняли в нашу семью, а ты все бегаешь как собачонка за мальчишкой думая что он решит все твои проблемы. Учись принимать чужое радушие как фундамент для нового своего счастья. Отпусти прошлое, казым, и строй свое настоящее. Тем более что тебе здесь рады.

Долго и изучающе смотрит на улицу в которой спешат по своим делам емонии и с радостным визгом носятся дети. Насмотревшись с грохотом закрывает окна и задергивает занавески.

— А Каср Аль Нариб, — она замолкает и с кряхтеньем садится обратно напротив меня чтобы продолжить уже усталым от прожитых лет голосом — Это очень мутная история, а’сур. Где за любовь отплатили предательством. И погрузили мир в непроглядную тьму. Очень немногие тогда выбрались сохранив свой рассудок. И те немногие начали отстраивать свою жизнь заново. То что отстроили, ты можешь видеть каждый день из окна своей спальни.

— Эйве разрушила привычный вам мир? — Я хватаюсь как за соломинку о рассказе о Каср Аль Нариб, отгоняя от себя последние слова, которые она сказала. Пока я не готова принимать что новая реальность, мой новый дом.

Возможно позже она обсудит мое поведение с аблой Наирой, чтобы вынести мне наказание.

— Нет, милая моя, — ухмыляется женщина. — Она сделала нас такими подарив вторую жизнь. И об этом не принято говорить и старые записи были уничтожены как доказательство нашей слабости.

— Слабости?

— Ни один правитель не сознается в своей слабости, к красивым глазам, и тому, что поддавшись искушению, позволил изменить себя. Но это долгая история, уже местами позабытая в деталях.

Абла Сайхэ берет в руки шкатулку, вертит ее в руках проводя большими пальцами по вырезанным узорам на боках. Ее лицо трогает теплая улыбка, от которой тревога, растущая в моей груди, немного успокаивается.

— Арион хотел процветания своему народу. Безопасное место. А она, возможно, была без памяти влюблена. И обладая такой могущественной силой поддалась на уговоры.

В голове тут же возник мой сегодняшний сон. Утопающая в солнечном свете огромная зала и две фигуры стоящие привалившись о вычурные перила балкончика. Я затаив дыхание внимательно слушаю то что рассказывает мне абла Сайхэ, боясь упустить каждое ее слово. Даже невольно приближаюсь к ней не обращая внимание на смрад давно не мытого тела, смешанного с благовониями.

Старуха видит мое любопытство и ухмыляется. Она как будто специально не продолжает свой рассказ, внимательно всматривается в мое лицо, пока руки сами заводят механизм резной шкатулки. Комнату наполнил приятный звук мелодии.

— Это, — она трясет перед моим носом деревянной шкатулкой, с тонкими вырезанными символами, покрытыми лаком — эхо минувших дней, отголосок истории которую я тебе поведаю, а’сур.

Я удивленно распахиваю глаза и готова взвыть от негодования, что эта пожилая женщина решила сменить тему добившись моего пристального внимания.

— Когда-то, во время уже почти забытые, которые стерлись из памяти таких древних старух как я, один молодой человек сделал для тоскующего сердца возлюбленной такую диковинку. Чтобы та могла долгими вечерами предавшись шитью слушать музыку своей далекой страны.

Мы сидим слушая грустную мелодию. В моей голове ворох мыслей, подобный стае галдящих птиц, взмывает под высокие ноты, чтобы тут же водопадом на меня обрушиться. Мне хочется спрашивать о Каср Аль Нариб, но я понимаю что старуха использовала волнующую меня тему как подводку, для того чтобы приковать мое внимание к своим словам. Возможно она сейчас ждет что я буду сыпать вопросами про резную шкатулку, и абла Сайхэ снова расскажет мне удивительную историю ее создателя. Но я предпочитаю просто молчать наслаждаясь мелодией.

Бывшая настоятельница храма нервно подергивает толстой ногой. Щурит блеклые глаза и тяжело вздыхает нетерпимая к ожиданию и поняв, что эта игра в молчанку может длиться вечно произносит то, что я не совсем ожидаю от нее услышать:

— Что ж, а’сур, мы слышим во снах голоса наших предков рассказывающих нам свои истории. И в каждом своем сне мы видим то зерно истины, что скрывалось для летописцев, принесших нам рукописи давно минувших дней. Только мы знаем подлинную историю. И поверь, каждый твой сон приближает тебя в поисках истины.

Я удивленно смотрю на эту женщину.

— Ты уникальная как и многие из нас. Слышишь голос прошлого и я все жду, когда ты будешь готова поделиться, — продолжает абла Сайхэ.

— Но разве сны помогут мне вернуться домой? — Мой голос дрожит от нахлынувшего напряжения.

Бывшая настоятельница храма недовольно хмурится и поджимает губы испещренные морщинами.

— Я уже говорила тебе, моя милая, ты уже дома. Пора принять это и идти дальше к своему провидению.

Она смолкает, продолжая крутить между пальцев уже смолкнувшую музыкальную шкатулку, и когда та ей кажется неинтересной, отставляет ее в сторону. Подминает под себя подушечки с вышитыми золотыми нитками узорами, упираясь кулаком в колено, чуть склоняется ко мне. За ее спиной я смотрю как занавески раздуваются от сквозняка, пока перед моим носом не щелкают пальцами, привлекая внимание. Мне хочется думать о том, что те сны которые показывает Эйве вернут меня домой, останется только найти в них сокрытый смысл.

Чувствуя пристальный взгляд на себя смотрю прямо в поблекшие глаза старухи и та говорит:

— Что снилось тебе сегодня, а’сур?

Глава 3.

Все жители Каср Аль Повэм собрались на улицах города чтобы смотреть шествие. Одетые в лучшие свои наряды, с интересом тянут шеи на которых висят золотые украшения, ярко поблескивающие на солнце. Даже маленькие дети на руках носят по нескольку золотых тонких браслетов. Они испуганно жмутся к материнским юбкам вытаращив глаза, чтобы запомнить тех кто медленно шествует. Дети постарше юркими стайками проносятся в толпе создавая суматоху.

Абла Наира, скрестив ноги, гордо восседает в паланкине с теплой улыбкой кивая знакомым прихожанам, кто каждое утро приходит в храм отдать молитвы своим предкам. Несколько избранных послушниц идут впереди, раскидывая лепестки цветов. В воздухе витает аромат увядших растений и еле различимый запах благовоний. Он пропитал мои одежды, вгрызся в волосы и теперь будет преследовать меня вечно.

Феттан аккуратно трогает меня за руку и уводит подальше от любопытных зевак, ведя маленькими улочками заставленными ящиками со специями. Они нагреваются на злом солнце и воздух становится густым и раздирающим горло. Хочется пить до одури, прохладную чистую воду чтобы очистить рецепторы и дышать менее прерывисто. Я с сожалением вспоминаю оставленный в комнате высокий стакан с чистой прозрачной колодезной водой.

Даже в маленьких улочках есть несколько горожан не увлеченных шествием и которым не интересны процессия гостей идущих во дворец падишаха. Они перебирают ящики с овощами и специями, выкидывая под ноги проходящих гнилые части. Разбирают молотые специи по маленьким деревянным баночкам, и тут же расставляют их на полках. Только пафу, небольшие ростом с ребенка и длинными ушами создания, весело махают метлами, сгребая в кучу мусор. Мимо нас лавируют женщины емоний, чьи головы покрыты простыми платками, и на них они несут плетенные корзинки доверху наполненные фруктами. Мужчины с длинными рогами торгуются за зерно или сухофрукты, и стараясь перекричать восторженные вопли толпы повышают голос недовольно вращая глазами.

Мне кажется, что так или иначе каждый из присутствующих имеет причастность к предстоящему торжеству. Потому что мы шли в одну сторону, искоса поглядывая друг на друга.

Кто-то из них несет фрукты и овощи во дворец через вход для прислуги. Он небольшой, почти незаметный, маленькая калитка которую кажется никто не охраняет. Только по краям растут кусты с тяжелыми розовыми бутонами цветов. Если присмотреться то бостанджи, охрана падишаха, стоят чуть поодаль в своих белых одеждах с кремового цвета чалмами, и они почти что сливаются со стеной. Только их темные глаза внимательно смотрят за мелькающей прислугой, которая в знак приветствия кротко склоняет головы.

Феттан дергает меня за длинный рукав каис и жестом показывает следовать за ней мимо пышно растущих кустов. Ветви которых ломятся от больших бутонов цветов. Они колышутся от слабого ветерка и на землю спадает золотистого цвета пыльца.

Мелкие жучки летают перед лицом и все норовят залететь в ноздри или рот, отчего я устаю отмахиваться. Емония, резко остановившись, поворачивается ко мне, чтобы закрепить мараму, вышитую накануне, на моем лице, скрывая ее часть. Жучки больше не волнуют меня и появляется возможность внимательнее разглядеть один из внутренних дворов дворца падишаха.

Среди густо растущей зелени я слышу тихое журчание, и поддавшись соблазну отхожу в сторону чтобы посмотреть на небольшой фонтанчик. В его центре стоит статуя девушки, держащей в руке кувшин из которого льется кристально чистая вода. Она склоняет свою голову и тонкие вырезанные из мрамора волосы ниспадают ей на плечи и спину скрывая обрубки крыльев, возможно так было задумано мастером. Только после оклика послушницы я замечаю что из глаз статуи бегут две маленькие струйки воды. Она показывает величие падшиха, который может позволить себе такое расточительство воды.

Я смотрю на нее как завороженная чувствуя острое желание прикоснуться и ощутить кожей прохладу мрамора. Но Феттан меня резко одергивает и ее красивые брови нахмурены.

— Это еще не женская часть дворца, чтобы можно было просто так глазеть на местные красоты, — недовольство сквозит в словах емонии.

Мне ничего не остается как с сожалением следовать за ней в хитросплетение переходов и арок, на стенах которых кто-то выложил маленькими кусочками разноцветных камней арабески. Где-то в самых верхах сводчатых потолков инкрустированы кусочки стекла, которые красиво преломляют солнечный свет рисующий по земле разноцветных зайчиков. Я вытягиваю руку, ловя на нее цветные лучи и с увлечением переворачиваю в разные стороны чтобы налюбоваться красотой.

Пока спина Феттан маячит впереди, ведя меня только ей известной дорогой на женскую часть дворца, я усиленно верчу головой стараясь одновременно рассмотреть открывшиеся красоты и насладиться величием дворца падишаха. Мы идем по крытому переходу, тонкие ажурные колонны подпирают крышу которая дает густую тень. Мне открывается вид на красивый сад, с редкими растениями которые находятся в самом пике цветения, отчего воздух наполнен приятным цветочным ароматом. То тут то там мелькают куски статуй в бассейнах. Из глаз или рук вытекают струйки, которые тихо журча скатываются в воду, и я замечаю что среди этого островка зелени наполненного фонтанами прохладнее и свежее чем на улицах города.

Дует обжигающий ветер, он жадно лижет лицо и приносит на своем хвосте мелкую водяную пыль которая дает облегчение для нагретой на солнце кожи. Трогаю лицо, чувствуя под кончиками пальцев капельки воды. Растираю их между подушечек и украдкой пробую кончиком языка, рот наполняется вязкой слюной.

Крытый переход плавно перетекает в длинный коридор, двери которого раскрыты настежь. Через узкие оконца пробивается яркий солнечный свет, он вычеркивает из полумрака лучами светлые участки. Если приглядеться можно увидеть как в их свете мелкие частички пыли кружатся в хороводе. Мы идем еще дальше, и я переключаю свое внимание на идущую впереди Феттан, длинные легкие полы одежды которой развеваются от движения и идут за ней шлейфом. Свернув за угол мы оказываемся возле больших резных створок. На них искусный мастер вырезал диковинных зверей, чьи морды переплетаются в листья и красивые ажурные цветы.

Возле небольшой резной двери стоят двое стражей облаченных в серые одежды, при нашем приближении они почтительно склоняют головы отворяя дверь пропускают нас внутрь на женскую часть дворца.

У меня начинает кружиться голова от богатого убранства помещения. Разноцветные тонкие шелковые ковры на стенах с невообразимой красоты рисунками. Маленькие вычурные столики по краям на которых стоят подставки с чадящими благовониями. Они испускают сизый дым, густой и терпкий, отчего в носу свербит и я звонко чихаю. Моя спутница недовольно скашивает на меня глаза, но ничего не произносит. Наверху тихо тренькает медный звоночек, извещая о нашем прибытии.

Дверь за нашими спинами со скрипом захлопывается и тут же перед нами появляется девушка с головы до ног укутанная в голубые ткани, где осталась возможность только смотреть на ее красивые круглые карие глаза. Служанка склоняет голову и аккуратно посмотрев нам за спины жестом приглашает следовать за ней.

— Это и есть женская часть дворца? — Я равняюсь с Феттан чтобы мой тихий голос долетал только до ее ушей.

Она кивает моим словам.

— Но почему мы до сих пор прячемся под марама?

— Она, — кивает в сторону идущей впереди девушки, — прислуга которой запрещено показывать свой лик, чтобы Валиде Султан не чувствовала своих изъянов если та окажется красивее. А на счет нас, пока хозяйка этой части не разрешит мы не имеем права показывать себя.

— Чтобы никого не смущать?

Феттан игнорирует мой вопрос и недовольно отмахивается.

Некоторое время спустя чередой долгих коридоров и переходов служанка открывает большие двери пропуская нас внутрь где на софе расположились несколько девушек играющих на музыкальных инструментах. Они легкими движениями касаются струн лютен и сантура, производя на свет нежную и приятную слуху мелодию. Другие сидят с бубном, отбивая им ритм. Вначале он кажется медленным и чуть погодя я осознаю что он набирает обороты, чтобы взбудоражить кровь, а после медленно стихает чтобы девушки хором протянули медленными звонкими голосами слова песни.

Другие женщины занятые распитием чая из армуду довольно хлопают в ладоши покачивая головами в такт песне. Они улыбаются, подталкивают друг друга плечами чтобы разразиться громким завистливым смехом.

Одна из девушек в просторных штанах кремового цвета, и в ярко синей каис поднимается со своего места, простирает руки в стороны. Ее среднего размера рожки слегка закручиваются от основания. Длинные волосы красивой косой уложены вокруг них в сложную прическу, украшенную висящими золотыми украшениями, которые от каждого движения тихо позвякивают.

— Сестра… Ах, почтенные жрицы Эслафон, — она скрещивает руки и с уважением склоняет голову, — я рада приветствовать вас в моем скромном обиталище.

Ее голос как перезвон ручейка обволакивает и отгоняет все нахлынувшие тревоги. Музыка стихает и остальные гостьи оценивают нас внимательными взглядами. Девушка приближается к нам обдавая ароматом тяжелых духов, который шлейфом тянется за ее обладательницей.

— Проходите и присаживайтесь. Абла Наира пользуясь случаем участвует в шествии до нашего дворца?

— Как всегда, — Феттан отстегивает брошь держащую марама и тяжелая ткань ниспадает ей на плечи обнажая маленькие рожки вокруг которых в тугую косу заплетены каштанового цвета волосы.

Другие девушки отодвигаются чтобы впустить нас в круг, и хозяйка хлопает в ладоши заставляя продолжать исполнительниц дальше играть на музыкальных инструментах.

Я сажусь на колени подминая под себя ноги, удивляясь тонкой работе маленьких тарелочек. Создается впечатление что они сотканы из самого солнца, такие тонкие и воздушные, ловящие на свои грани отблески напольных ламп в которых чадит небольшой огонек.

Девушки щебеча и смеясь пьют пряный чай, закусывая сладостями которые сахарной пудрой остаются на их одеждах. Они смеются так заливисто и легко что я тоже не сдерживаю улыбки.

Широкий столик на маленьких ножках, ломится от разного вида сладостей и сухофруктов горкой разложенных на расписных тарелочках. Там же были и сладости о которых мне рассказывала абла Наира, перетертые финики с орехами в центре, обсыпанные сахарной пудрой. Вымоченные в меду орехи, посыпанные сверху кунжутом, а также сладость сделанная из тончайшего теста, где в прослойке выступает ореховый крем с кусочками сухофруктов. Оно все до невообразимого приторное, что не чувствуется вкус основных ингредиентов кроме сахара, из-за чего женщины чаще едят их в прикуску с горьким пряным чаем.

— Когда же мы будем смотреть дары, ходжам Янита? — Вдруг спрашивает большеглазая девушка с витиеватыми рожками, которые аккуратно обрамляют ее лицо выгодно подчеркивая высокие скулы. Черные лоснящиеся волосы, убраны в тугой пучок на затылке и украшены спицами заколками с маленькими висюльками.

— Ах, я хотела бы дождаться Валиде Султан и аблу Наиру, — лукаво улыбается названная Янитой, девушка которая пригласила нас к своему празднику.

— Да зачем нам эти дары, — говорит другая девушка в желтом каис. — Давай лучше посмотрим на твоих женихов, что набрались храбрости просить твоей руки у Падишаха.

Светловолосая Янита заливается звонким смехом аккуратно прикрывая тонкой ладошкой рот, и украшенные рожки с маленькими подвесками тихо шелестят в так ее смеху. Она вытирает кончиками пальцев выступившие слезы и говорит:

— Пока еще рано смотреть на женихов. Не все еще прошли шествие, красуясь перед жителями нашего города.

— Хотелось бы успеть посмотреть, хоть краешком глаза до того как придет абла Наира и зачадит свою противную трубку, перебивая приятный аромат благовоний.

Все снова смеются.

— Но как мы будем смотреть если нам позволено находиться только на женской половине дворца? — От моего вопроса, все присутствующие девушки удивленно на меня смотрят.

Потупившись под пристальными взглядами девушек прячу свое смятение за пряным чаем.

— Пока еще рано, но, — Янита выдерживает долгую интригующую паузу, — ты будешь впечатлена…

— Наалья. — Я снова заикаюсь от волнения.

Дочь падишаха хмурится немного, а потом ее красивое лицо трогает улыбка и кажется что в комнате стало еще светлее:

— Ты будешь впечатлена, Наали.

— А’сур, — гневно шепчет мне Феттан, — придержи язык. Мы здесь гости и должны придерживаться традиций. На твое счастье ходжам Янита не консервативна, как ее бабушка Валиде Султан и тебя при всех не высекут. Но дальше будь более… осмотрительна.

Девушки продолжают дальше сплетничать, подхватывая сладости с расписных тарелочек. Гостьи вытирают ажурными салфеточками уголки рта, и прыскают от смеха, когда слышат что-то забавное. Я остаюсь просто молча наблюдать за этими чарующими созданиями, движения которых приковывают мой взгляд.

Разноцветная яркая стайка девиц весело перешептываясь и хохоча следует за служанкой, которая семенит склонив голову, как будто хочет протаранить недоброжелателей, если вдруг они появятся на нашем пути. Даже бостанджи в вежливом поклоне пропускают нас вперед на мужскую половину замка, на которой по словам Феттан нам нельзя было появляться без особого сопровождения.

Многие девушки легкомысленно оставили свои платки в зале, где мы пили чай и ели сладости, там же остались и музыканты, продолжая играть на своих инструментах создавали видимость что в комнате до сих пор сидят гостьи Яниты.

Дочь падишаха следует не отставая от служанки только успевает прерывать смешки чтобы шикнуть на своих спутниц создавая иллюзию инкогнито и порядка. Мы смеемся, заставляем прислугу испуганно жаться к стенам пропуская наше шествие.

Отодвинув со стены богатый ковер, мы видим простую дверь. За ней находится небольшая комнатка, заставленная софами и раскиданными подушками по полу. На маленьких столиках стоят сосуды, с кристально чистой водой, и большие высокие граненые стаканы.

Девушки шумной стайкой заходят внутрь. Прилипают к резной перегородке, сквозь узоры которой можно наблюдать полукруглую залу. В ее сводчатый потолок вставлены разноцветные стекла, свет преломляется через них и пятнами освещает комнату. Благодаря красивому узорчатому рисунку, снизу нас сложно разглядеть.

Там снуют слуги, расставляя подносы с едой на пол, поправляют подушки и зажигают небольшие лампадки, которые дают маленькие островки света с теплым мягким сиянием, создавая интимную атмосферу. На большие пиршества обычно не выносят широкие резные столики, только расстилают на пол покрывало, чтобы на него сверху поставить подносы с ароматной едой.

Гостей пока не видно и некоторые девушки разочарованно вздыхают, другие нервно покусывают нижнюю губу, но они с грустными лицами отлипают от окошка и рассаживаются на софы.

Служанка тенью стоит возле двери внимательно следит за Янитой. Дожидается сигнала и выскальзывает наружу, чтобы через какое-то время вернуться к нам с подносом с чаем.

Девушка в желтом каис поднимает крышечку чайника и вдыхает ароматный пар недовольно поморщившись.

— Я думала мы будем здесь пить и вкушать те немногие дары что подарили вам, ходжум Янита, ваши поклонники.

— Вас не устраивает чай приготовленный по особому рецепту моей бабушки Валиде Султан? — Янита наигранно хмурится и на ее губах расплывается игривая улыбка.

— Он конечно бесподобен, — девушка в желтой каис улыбается краешками губ. — Но сейчас особый момент, для которого подойдет, тот чай, что вам подарил один из поклонников, моя ходжум.

— Дорогая, — обращается Янита к служанке — принеси те немногие дары, что я отложила в сторону, а это с глаз моих долой.

Девушки довольно хихикают поудобнее устраиваясь на софе с любопытством то и дело кидая взгляды в сторону резной перегородки. Откуда доносятся звуки приготовления к гостеприимному приему.

Шествие еще наверное не закончилось, раз внизу помещение наполнено только слугами и неизвестно сколько еще придется ждать чтобы отдать все почести невесте и ее выбору. Мне с нетерпением хочется поймать Ансела и передать ему слова сказанные аблой Сайхэ о том как найти путь до места которое его так сильно интересует. Старуха перед тем, как отправить меня собираться на праздник, поведала старую легенду. Она правда, не ручалась что и капелька ее слов может принести ясности, так как данное предание сохранилось за счет того что его передавали из уст в уста. Чтобы найти вход надо идти в Чол Калби через раскинутые арки рун. Абла Сайхе слабо представляла что значат эти слова, и рекомендовала мне не забивать свою ясную светлую голову перед праздником.

Я выныриваю из своих воспоминаний, нервно сжимая красную ткань юбки, и оглядев маленькую комнатку, где умелая служанка уже по краям зажгла благовония и ароматические лампы, осознаю что уйти незамеченной у меня почти не получится.

Слишком маленькое помещение, что мы тесно жмемся друг к другу и благовония быстро заполняют своим ароматом комнату. Полупрозрачный едва уловимый дым мерно плывет по пространству прерываемый легкими взмахами руки. Находясь так близко к емониями я различаю еле заметную чешую покрывающую их кожу, она переливается в скудном свете золотыми отблесками. Я никогда так не была близка к ним, что еле удержалась чтобы не дотронуться до чешуек на их теле. Обычно женщины храма Эслафон скрывают свои тела под массивом легких одежд, и в полумраке комнат озаренных рассеянным светом от узких окон не особо разглядишь такие мелочи. А тут девушки сидят, по меркам этикета, непростительно близко, что в нос бьет запах их тел растертых маслами. Он приторный, остается слабым послевкусием на кончике языка.

Лампадки слегка подрагивают от наших движений, тусклый огонек внутри колышется и тут же раздувается с новой силой отбрасывая на лица мягкие тени. Янита улыбается, довольная своим мыслям, подхватывает яства принесенные служанкой. Задумчиво изучает подношение прежде чем попробовать. Эта сладость не похожа на то, что обычно едят емонии, маленький белый шарик. Янита откусывает половину и пачкается в красном соке ягоды. Хихикает чуть было не подавившись и слизывает белую пудру с ладони, чтобы уже следующий шарик закинуть полностью в рот.

Низкий столик достаточно быстро оказывается заставлен красивой посудой с дарами принесенными как подношение предкам. В основном это сладости, которыми славится тот или иной край. Горстки маленьких ягод, тарелки недозрелых фруктов, немного орехов. А также странные баночки с вареньем, на дне которого покоятся шишки деревьев. Девушки тихо перешептываются, обсуждают дары мужчин которые хотят просить руку дочери падишаха. Они не скрывают своего удивления, потому что многие вещи видят впервые. Нюхают с подозрением откусывая маленькие кусочки у яств и удивленно распахивают глаза, чтобы кивнуть остальным и показать что вкуснее ничего не пробовали.

Некоторые то и дело прерываясь встают с софы чтобы бросить взгляд на залу расположенную снизу, оценивают обстановку и разочаровавшись снова возвращаются назад. По их тихим шепоткам я понимаю что внизу все без изменений.

Феттан поправляет на своих плечах платок и склонившись над Янитой что-то ей шепчет. Та кивает ее словам и устало машет рукой. Прежде чем уйти послушница склоняется надо мной:

— Мне надо отлучиться и найти аблу Наиру. — Она замолкает и я чувствую как жар дыхания девушки лижет кожу лица. — И пока я буду отсутствовать, я очень тебя прошу, без глупостей, а’сур. Пока не спросят не открывай рта. Веди себя как подобает одной из Эслафон.

Феттан кланяется Яните и покидает комнату в сопровождении служанки. Дверь за ними со скрипом закрывается. Я по привычке прислушиваюсь к тихим шагам, чтобы подгадать момент и выскользнуть из комнаты в поисках Ансела. Но разговоры и смешки сидящих рядом девушек перебивают остальные звуки.

Они шепчутся прижимаясь друг к другу и кидают на меня заинтересованные взгляды чтобы тут же прикрыть свои смешки за ладонями. Их руки богато украшены тонкими браслетами искусной работы, от малейшего движения они стучат друг о друга с приятным легким звоном. Фаланги пальцев увиты золотыми ободками колец, и тыльные стороны ладоней разрисованы краской в узорах.

— Откуда они тебя взяли? — Я не сразу понимаю что девушка в желтой каис обращается ко мне, пока не получаю тычок под ребра от рядом сидящей емонии.

— Такая странная, — другая девушка трогает мои короткие кудрявые волосы и с хихиканьем одергивает руку, — жесткие. Люди такие неотесанные. Ходжум Янита, это будет трагедия если вашей руки добьется тот принц с Юлмера.

Девушки дружно смеются и я начинаю чувствовать себя неуютно, кутаюсь сильнее в платок и влажными ладонями пытаюсь пригладить вьющиеся волосы которые торчат в разные стороны.

— Я думаю что мужчины людей, если доверять слухам, — Янита обворожительно улыбается кидая на меня быстрый взгляд из под густых ресниц, — более, скажем, следят за собой. Говорят что их кожа как бархат, а волосы подобно шелку. Не стоит сравнивать моего суженого с этой… гостьей.

— А с каких ты краев? — Девушка с большими рогами подается ко мне обдавая ароматом тяжелых духов.

— Наверное с бедных кварталов Юлмера, — и все смеются шутке сказанной девушкой в желтой каис. — Эслафон любят подбирать сирых, отмывать, а потом являть их свету как великую богодеятель…

— Лайна, — не дает договорить девушке Янита. В ее голосе чувствуется легкая нотка упрека, и она нахмурив свои красивые брови тут же расплывается в теплой улыбке. — Не будем осуждать работу наших жриц, моя дорогая. Иначе в наказание нас лишат всех этих даров.

Дочь падишаха хихикая подхватывает кончиками пальцев экзотическую сладость и отправляет ее в рот пачкая губы липким соком.

Снизу в зале начинают растекаться звуки музыки, и слабые отголоски сквозь резную перегородку доходят до нас. Девушки хлопают в такт вначале тихо подпевая, но ближе к припеву их голоса сливаются воедино и разносятся под самый потолок.

Они вкладывают свои эмоции в пение, поднося руки к груди и прикрывают глаза в наслаждении песней. Она мягко обволакивает и отгоняет нарастающую все время в груди тревогу. Я не могу злиться на них, потому что мое присутствие скорее призвано развлекать вельмож Асмантии. Я для них не более диковинной зверюшки, о чем не забыла мне напомнить перед уходом абла Сайхэ.

Некоторые девушки встают с софы и тонкими пальцами оплетают деревянные вырезанные узоры чтобы всматриваться на собравшихся внизу гостей. Они склоняют друг к другу головы и смеясь переговариваются, чтобы разрисованным указательным пальчиком показать на кого-то из залы.

Дверь со скрипом отворяется и в комнату вплывают служанки на руках которых большие деревянные подносы с ароматно пышущим мясом и рисом желтого цвета вперемешку с какими-то ягодами. Их запах яркий, пряный, отгоняет запах благовоний заставляет желудок сжаться и понять что я голодна. Служанки быстро и деланно убирают с маленького столика сладости и дары мужчин, чтобы по велению Яниты оставить только несколько тарелочек, того что ей приглянулось. Остальное уносят прочь, чтобы уступить место мясу с рисом. Так же они внесли большой чайник со стеклянными стенками, где мирно плавают крупные листья чая. Янита приподнимает крышечку, чтобы полную грудь вдохнуть запах непривычного без специй чая. Блаженно закрывает глаза и кивает служанке, которая расставляет армуду на столик.

Девушки не обращают внимания на прислугу, продолжая шутить между собой и обсуждать снующих внизу по зале гостей. Они высмеивают тех кто среди мужчин имеет небольшие, еле заметные рога. Смеются над пестрой одеждой и томно вздыхают завидев кого-то прекрасного. Но их глаза загораются когда в залу входит кто-то очень важный и влиятельный.

Янита взмахом руки позволяет наполнить армуду темной жидкостью почти до краев и слабо улыбнувшись откидывается на подушках поджимая под себя ноги. Она двумя руками подхватывает чашку из тонкого стекла и делает небольшой глоток.

— Один из подарков, моя ходжум, — служанка слегка склоняет голову. — Заварен по всей строгости рецепта как и было передано.

Янита лениво отмахивается от прислуги и та снова поклонившись удаляется тихо прикрыв за собой дверь. Остальные девушки переговариваясь и смеясь отламывают ломти лепешки и макают его в соус.

Смотрю на это пиршество боясь притронуться и вызвать волну смеха. Кажусь себе лишней и одинокой, среди этих ярких и богатых девушек. Тревога, которая отступила при звуках бодрой музыки, снова накрывает меня когда песня стихает и уступает место негромким разговорам. Кажется на меня никто не обращает внимания и только Лайна то и дело бросает в мою сторону заинтересованные взгляды как будто готовится выдать очередную порцию унижения.

Я настолько погружена в свои мысли, что не сразу замечаю то как Янита посинев хватается за горло и приоткрыв рот что-то сипло просит. Армуду со звоном разбившись на маленькие осколки разлетается по полу. Топая ногой, она на них наступает босой ступней, раздирая нежную кожу в кровь. Темные тягучие капли падают на ворс сотканного вручную ковра, оставляя на нем красные разводы крови смешанного с чаем.

Девушки хохоча и поправляя волосы сверкая глазами смотрят как дочь падишаха скребет пальцами тонкую кожу шеи, раздирает ее до крови, выгибается дугой пока из уголоков рта не появляется белая пена. Она пышными хлопьями вырывается на ружу противной липкой массой стекает вниз по подбородку. Ворот красивой каис быстро пропитывается кровью смешанной со слюной, облепляет тоненькое тельце, подчеркивая его хрупкость.

Янита начинает метаться на софе раскидывая в разные стороны подушечки. Она от страха вращает серого цвета глазами, пока ее взгляд полный животного испуга не останавливается на мне. Из ее горла доносятся слабые хрипы, и рукой перепачканной в крови она хаотично машет в сторону как-будто хочет что-то сказать.

Лица гостей вначале застывают в изумлении, и задорные улыбки гаснут от увиденного. Руки девушек замирают в молитвенном жесте, в то время их глаза расширяются от осознания происходящего. Они затихают как испуганные зверьки и только ожидают сигнала чтобы кинуться в истерику.

Первой приходит в себя Лайна. Она рывком опрокидывая столик с едой, так что блюда разлетаются в разные стороны, оказывается рядом с Янитой и тонкими пальцами влезает той в горло. Но дочь падишаха отталкивает ее. Скатывается с софы на пол и перевернувшись на живот ногтями впивается в короткий ворс ковра и раздирает руки о тонкие осколки, оставляя кровавые следы за собой. Янита с хрипами синея на глазах ползет на центр протягивая руку, со вздувшимися венами, в сторону веревки привязанной к колокольчику.

Я не могу оторваться от ее серых глаз, которые в этой безумной ситуации кажутся мне до боли знакомыми. Время на этот миг остановившееся, настолько что окружающие звуки тонут в странном киселе, вдруг обретает свой ход. Гостьи вышедшие из оцепенения подскакивают со своих мест. Некоторые из девушек истошно визжат, другие причитают, третьи спешно пытаются вознести молитвы своим предкам. Только Лайна снова бросается к дочери падишаха и пытается неумело той помочь.

Лучшего шанса улизнуть, мне просто не представится.

— Я позову на помощь, — мой голос тонет в визге девушек и дождавшись одобрительного кивка Лайны я почти что пулей вылетаю из комнаты.

Свежий воздух в коридоре врывается в легкие после прокуренной благовониями комнаты и я чувствую как голова кружится, мраморный пол уходит из под ног, заставляя вцепиться в ручку двери. Дав себе немного времени отдышаться, я резко дергаюсь в сторону охваченная паникой.

Коридоры быстрым пятном смазываются в сознании, арки, переходы все смешалось в голове в непонятную кучу. Даже не сразу в голову приходит понимание что я могла обратиться к бостанджи стоящим у каждой двери. Или просто надо было дернуть за веревку звоночка, чтобы вызвать к нам прислугу. Я готова начать предаваться угрызениям совести, как знакомый голос окликликает:

— Наали? — Разноцветные глаза смотрят взволнованно.

Ансел неуверенно приобнимает меня за плечи.

— Мне нужны жрицы, — слова даются с трудом, продираются сквозь горло с хрипом больно царапая.

— Что случилось? — К нам подходит тот рыжеволосый мужчина которого я видела в храме, когда он приносил подношения абле Наире. — Кто это, Ансел?

Ансел старается прикрыть меня собой от пытливого взгляда рыжеволосого. Но почувствовав что он может мне помочь, хватаю за длинные полы камзола произношу:

— Нужны жрицы. Помощь. Там, — машу рукой в сторону комнат где корчится от боли Янита.

Ее синее лицо в обрамлении золотых украшений встает перед моими глазами, заставляя отшатнуться и отступить назад.

— Неужели девушки напились и требуют мужского внимания? — Ансел нахально улыбается и в поисках одобрения своих слов, подмигивает своему спутнику.

Только тот не показывает эмоций, слегка поджав губы молча продолжает смотреть на то как я подобно птице машу руками.

— Так не годится, — он мягко берет меня за руку и отводит в нишу с мягкими креслами и резным столиком.

Усаживает и налив в высокий стакан прохладной воды протягивает мне. В один большой длинный глоток осушаю подношение, чувствуя как по телу растекается прохлада и мелкая дрожь, которая все это время била тело, отступает. Рыжеволосый аккуратно присаживается на колено рядом со мной и тихим спокойным голосом произносит:

— А теперь расскажи, что случилось. — Его голос мягкий и вкрадчивый, от него мне становится немного спокойнее.

Он внимательно выслушивает мой сбивчивый рассказ, где я то и дело вдаюсь в свои эмоции и тут же себя одергиваю, вспоминания нравоучения аблы Сайхэ. В горле застревает неприятный липкий ком, из-за которого мой голос то и дело срывается на всхлипы. Отчего мне кажется мужчины немного кривят свои спокойные лица.

— Что она последнее ела, из подношений?

— По моему чай… и немного сладостей с ягодами…

— Чай? — Рыжеволосый озабоченно смотрит снизу вверх на Ансела.

Тот сосредоточенно кивает потирая длинные пальцы на внешней стороне которых нарисованы странные символы. Они переливаются фиолетовым цветом в свете чадящих ламп развешанных на стенах коридора.

— Мы клали в дары мешочки с чаем, по распоряжению принца Лорана.

— Какова вероятность что они могли заварить именно наш чай? Ты видела другие дары и что в них было?

Отрицательно мотаю головой до боли стискивая стакан влажными от волнения руками.

— Мы приносили орехи, сладости и ткани. И несколько мешочков нашего отборного чая, которым славится наш край, — пожимает плечами Ансел. — Не думаю, Ицхак, что они пили именно его.

Он машет головой так что прядки огненных волос падают ему на глаза.

— Ты знаешь ситуацию в нашей стране. Случиться может что угодно. Особенно когда принц Лоран идет просить руки дочери одного из самых влиятельных правителей из наших соседей.

— Ты думаешь…

— Именно. Надо предупредить принца, пока не поднялась шумиха.

— Мы не можем покинуть церемонию, все в самом разгаре, пока не узнаем…

— Мы можем покинуть этот чудесный край в плетеных корзинах доверху наполненных солью. И тогда голова нашего принца будет лучшим объявлением войны.

— Да кому объявлять войну, если единственный наследник тут, Ицхак. Тем более я не думаю что они посмеют…

— Еще как посмеют, Ансел. Их горячая кровь быстро приливает к голове. Не успеешь оглянуться, а их войско уже направляет свои скимитары на наши земли. — Как будто перед взором Ицхака проносятся сцены кровопролитных битв. Он резко машет головой. — Нет. Мы должны как можно скорее найти Лорана, оповестить охрану и убираться отсюда.

— Ваш род, Адийский, славится трусостью, — холодно проговаривает Ансел не сводя внимательного взгляда разноцветных глаз с Ицхака.

Ицхак поднимается на ноги отряхивая штаны от налипшей пыли. На его лице играют желваки, показывая недовольство.

— Сейчас не время задрав голову от гордости, кубарем нестись в новые политические интриги которые наплели, словно пауки паутину, вельможи Асмантии. — Рыжеволосый скрещивает руки на груди, недовольно стуча носком ботинка по мраморному полу.

— Конечно, — огрызается Ансел, — лучше удрать, испуганно поджать хвосты и ожидать объявления войны. Ты понимаешь что с нашим уходом, нас, именно нас, обвинят в смерти дочери падишаха?

— Мы не знаем наверняка, остался ли кто из остальных претендентов во дворце. Я не намерен рисковать единственным наследником рода Ревар, и подставлять его голову под плаху.

— Ты забываешь, о втором…

Ансел не успевает закончить, как Ицхак злобно сверкнув глазами, поджимает тонкие губы и сквозь стиснутые зубы произносит:

— Не пори чушь, — ноздри на маленьком точеном носу гневно раздуваются. — Ты сам прекрасно знаешь, что он не достоин короны. Все. Довольно. Нет времени. Нам необходимо найти Лорана и как можно скорее увезти его подальше.

Он коротко мне кланяется и резко развернувшись, так что полы камзола вздымаются в воздух уходит прочь. Я смотрю на его удаляющуюся спину и чувствую как призрачный шанс вернуться домой тает на глазах.

Виноватая улыбка Ансела, и он быстрым шагом уходит следом оставляя меня в одиночестве.

На дрожащих ногах я поднимаюсь с мягкого кресла и не веря в свою решимость тенью иду за ними. Мне надо вернуться домой и сейчас не время трусить и надеяться что некое провидение сверху решит мои проблемы.

Череда длинных коридоров охраняемых бостанджи при взгляде на которых замирает сердце. Мне кажется, они все знают, и в ожидании приказа уже готовы схватить нас.

При моем появлении они вытягиваются по стойке смирно и еле заметно кивают. Красные одежды послушниц Эслафон дают мне некоторую уверенность, что возможно беда обойдет меня стороной.

Повернув за угол следом за Ицхаком и Анселом я попадаю в залу где уже собрались гости. Они разноцветными стайками хаотично ходят по комнате принимая с подносов бокалы с выпивкой и о чем-то переговариваются так, что их голоса сливаются в один гул рассерженных насекомых.

Бостанджи стоящие в проеме двери вначале хотят остановить меня, но отвлекаются на других подошедших гостей и я быстро растворяюсь в толпе.

Задираю голову, чтобы увидеть тень движения в резных перегородках где за ними корчится от боли ходжум Янита. За такое короткое время знакомства с ней, я понимаю насколько преисполнилась уважения к этой маленькой женщине. Но чей-то толчок в плечо, заставляет меня обратить внимание на происходящую суету. Схватившись за ушибленное место, виновато извиняюсь пока не замираю на месте от внезапного озарения. Я чувствую в этой толпе состоящей из мужчин себя неуютно под их пристальными взглядами.

Музыканты сидя на небольшом возвышении играют мелодию достаточно ненавязчивую и бодрую, она фоном разносится по зале еле уловимая и легкая. В нее так легко и непринужденно вплетаются тихие разговоры гостей.

Мужчины в дорогих одеждах вначале улыбаются и осознав что перед ними одна из послушниц тут же отворачиваются. Я вспомнив о приличиях накидываю платок на голову. Закрепляю свободную часть ткани витиеватой брошкой, как под вуалью скрывая часть своего лица. Кручу головой в поисках знакомых силуэтов, чтобы как можно быстрее скрыться с ними из залы.

Они лавируя в толпе и мимолетно раскланиваясь с гостями следуют в самый центр, где на богато сотканном ковре стоит низкий столик с раскинутыми вокруг него подушками. На нем чадя тонким дымом под самый потолок стоят курильницы с благовониями от которых по зале растекается приятный едва уловимый аромат. Я могу только поблагодарить случай за ткань которой мне приходится прикрывать свое лицо, благодаря ей мне чуть легче дышать.

В центре маленького столика стоит кальян, который раскуривают несколько мужчин передающих друг другу трубку. Они сквозь ноздри выпускают белые клубы дыма и довольно крякают обсуждая все тонкости вкуса заправленного табака.

Ицхак раскланивается с собеседниками и наклонившись к невысокому молодому человеку что-то шепчет тому на ухо. Тот отмахивается как от надоедливой мухи и чуть подается вперед боясь пропустить важный разговор. Но рыжеволосый хватает юношу за руку и волоком утаскивает под тяжелые портьеры.

— А ты что здесь забыла? — Абла Наира хмурит тонкие брови и ее лицо слегка подрагивает от ярости.

Я чувствую как по спине стекает холодный пот. Ладони враз становятся мокрыми и вытираю их о длинные одежды. На ткани остаются влажные следы.

— Глупая девка, — шипит женщина и хватает меня за запястье, от резкого движения украшения на рогах аблы Наиры звенят.

Звук мне кажется похоронным и мрачным и окружающие нас гости в опаске расступаются давая настоятельнице дорогу. Она силой хочет утащить меня из залы чтобы устроить взбучку в углу из множества нищ, скроющих нас от посторонних взглядов.

Но тут как из ниоткуда на ее пути появляется Ансел. Он расплывается в радушной улыбке прижимая к сердцу руки низко кланяется. Емония в ступоре останавливается до боли сжимая мое запястье.

— Прошу простить, — абла Наира медлит и ее ноздри раздуваются от гнева, — это недоразумение.

— Что вы, — еще шире расплывается в улыбке Ансел. — Я как раз искал нашу проводницу до залов где происходит прием. Если бы не она…

Я не слышу что он несет, стараясь ублажить настоятельницу, пока та прищурившись и подавшись немного вперед ослабляет хватку на моей руке. На запястье уже проступают еле заметные фиолетовые следы и пока абла Наира не опомнилась отхожу от нее в сторону, но толпа вокруг нас смыкается плотным строем в кольцо. Они не собираются пропускать меня в сторону спасительных ниш, где Ицхак с жаром спорит с молодым человеком.

— Что бы не говорил этот господин, — цедит слова сквозь зубы настоятельница, — ты не должна была покидать женской части дворца, а’сур.

Я чувствую жар дыхания емонии на своем затылке, отчего волосы на голове слегка шевелятся.

Толпа мужчин наслаждающаяся представлением довольно улыбается и кивает словам женщины.

— Ах, простите что так вышло, — Ансел низко кланяется и аккуратно оттесняет меня себе за спину, — мы еще не усвоили всех ваших правил в этом гостеприимном месте. Позвольте мне переговорить с нашей проводницей.

Он улыбается на все возмущения жрицы и даже кивает некоторым ее резким словам, продолжая вытеснять меня спиной все ближе к толпе. В какой то момент наши пальцы переплетаются чтобы я позволила ему утянуть меня подальше от разъяренной женщины, которая только и может недовольно качать головой нам в след. Тонкие подвески украшающие ее голову и рога тихо шелестят, и этот звук мне кажется настолько громким, что вытесняет ропот толпы.

Кто-то хлопает в ладоши и музыканты взявшие небольшую паузу снова наполняют зал музыкой. Толпа разочарована закончившимся представлением рассасывается по помещению подзывая к себе прислугу чтобы наполнить опустевшие бокалы.

Ансел аккуратно лавируя тащит меня следом за собой уводя все дальше от пытливого взгляда аблы Наиры. Я чувствую как она прожигает мне затылок и знаю, что в стенах храма она учинит скандал призывая проклятия своих предков на мою голову.

— С твоей стороны это был крайне глупый поступок, — он заталкивает меня под портьеру пряча от любопытных взглядов гостей. — Но признаюсь, я восхищен тем как ты наплевав на вековые устои емоний все равно пришла в этот зал. Один только вопрос: зачем?

Я рассеянно смотрю на его лицо, отмечая то что его брови слишком светлые и теряются на фоне его ярких разноцветных глаз. Один ярко зеленый, как весенняя листва, второй чуть блеклый, голубой. У Ансела очень богатая живая мимика, он в одну секунду успевает задумчиво нахмуриться, что на лбу пролегает глубокая морщинка и в ту же секунду расправляется от того как он расплывается в довольной улыбке. От которой мне становится тепло на душе.

Собрав свои мысли в кучу я говорю ему:

— Я хочу предложить тебе сделку, — слова противным комом застревают в горле. — Ты берешь меня с собой, а я взамен помогу тебе найти дорогу в Каср аль Нариб.

И то что весь день витало на краю моего сознания, тихим шепотом говоря со мной подбадривая и утешая, вдруг обретает явственную форму. Тонкие полупрозрачные руки обхватывают меня сзади за шею, что-то прижимается всем телом ко мне так что тихий голос шелестит над ухом:

— Я покажу тебе…

— Я покажу тебе, — эхом повторяю слова за Эйве.

Глава 4.

Верховная жрица, недовольно щурит глаза, смотрит как эта наглая девица уходит следом за советником принца Юлмера. Нервно дергает плечом прокручивая в голове варианты наказания, которые ждут девчонку как только они вернутся в стены храма. Где главная — только она. Эта выскочка узнает свое место, а пока придется достать самую сладкую улыбку из своего арсенала и раскланиваться с вельможами.

Пока кто-то робко не трогает емонию за руку привлекая к себе внимание. Одна из служанок Валиде Султан склонив голову в почтительном кивке, уведомляет о том, что приготовления для церемонии омовения готовы. Сложив руки в почтительном жесте, девочка раскланявшись удаляется прочь из залы.

Одаривая одного из послов теплой улыбкой, абла Наира спешно покидает залу и оказывается в коридоре тут же хватается за свою трубку. Достает мешочек, который ей намедни преподнесли в качестве дара и криво ухмыляется. Привычным жестом, вызывает на кончиках пальцев синий огонек.

Затягивается и выпускает перед собой тонкую струйку дыма. Приятная дрожь прокатывается по телу. Голова от маленького ритуала проясняется и мысли о том какие наказания ждут Наали уходят на второй план.

Служанка стоит рядом и ждет когда верховная жрица закончит с курением. Она смотрит прямо ничего не выражающим взглядом. Абла Наира про себя отмечает вышколенность прислуги Валиде Султан. Как жаль, что она не обладает таким же талантом, иначе бы все ее послушницы и пискнуть бы не смели перед верховной жрицей. Жрица выбивает пепел из чаши в блюдце, на треугольном столике и кивнув прислуге, они отправляются в покои где будет проходить ритуал омовения.

Череда длинных коридоров и переходов, где по углам стоят угрюмые бостанджи которые опираются на древки копий. Они ленивым взглядом провожают женщин не чиня им препятствий.

Массивные двери с металлическими ручками в виде змей легко без скрипа поддаются толчку. В небольшом помещении вовсю суетятся прислужницы храма Эслафон. Они перешептываются, ступая босыми ногами по мраморному полу, держа в руках зажженные палочки благовоний, окропляя ароматным дымом помещение. Другие несут в своих руках медные тазики с неизвестным содержимым. Каждая из девушек облаченных в красные одежды занята отведенным ей делом.

Потенциальные женихи еще не прибыли и абла Наира может во всю проконтролировать последние приготовления. Она цепким колючим взглядом окидывает каждую свою подопечную, чтобы недовольно поджать губы.

В углу на узком постаменте несколько девушек смешивают ароматные специи в глубокой таре. Они растирают между пальцев мелкую пыль, добавляя в нее немного молока цаки. Получают однородную субстанцию, окрасившую их ладони в неестественно желтый цвет. Склоняют головы на бок и критическим взглядом оценивают дело своих рук, выхватывая баночки стоящие рядом, добавляют те или иные компоненты.

Другие нанизывают на нитку бутоны розовых цветов, создавая ожерелья приветствия которые надо благословить. Они неровной кучей лежат на соседнем столике, где девушки замешивают массу для обмазывания принцев.

Абла Сайхэ шаркая и опираясь на свою трость раздает указания девушкам. Замечает прибытие аблы Наиры, коротко той кивает поджав морщинистые губы, и прищуривает свои маленькие глазки, так что вокруг них простираются глубокие борозды морщин. Бывшая верховная жрица никак не хочет отходить от дел и везде сует свой крючковатый нос. Абла Наира одаривает ее теплой улыбкой и чуть склонив голову слышит шелест подвесок, украшающих ее витиеватые рога. Легким движением выуживает из просторных одежд тонкую курительную трубку, чтобы снова засмолить ее и наполнить комнату ароматом табака.

Дверь тихо отворяется, пропуская перепуганную служанку. Ее большие карие глаза наполнены страхом, она быстро оглядывает помещение в поиске кого-то и не найдя искомое хочет незаметно улизнуть, но бдительная абла Наира хватает девушку за предплечье. Выдыхает дым той в лицо, сладко улыбается и тихим елейным голосом спрашивает:

— Что случилось, кызым?

Девушка выпучив глаза, задерживает дыхание и немного отворачивает голову от едкого дыма из трубки. Она пытается вяло высвободить руку, но хватка верховной жрицы как у цепного пса, держит крепко не давая шанса на свободу. Девчонка жалобно пискнув сжимается в маленький комок.

Абла Сайхэ заметив для себя странное действо, дав спешно несколько распоряжений, медленно шаркая приближается к верховной жрице и служанке. Она по птичьи склоняет голову на бок, и прищурив один глаз окидывает картину заинтересованным взглядом.

— Извините, уста Наира, — молвит девчонка, и снова делает попытку высвободить руку, — но мне нужна Валиде Султан.

— Казым, — сдерживаясь чтобы не закатить глаза, говорит абла Наира, — ты можешь довериться мне. И я передам матери нашего солнцеликого падишаха Джириумасы твои тревоги.

Губы девушки мелко дрожат, и она сделав резкое движение вырывается из цепной хватки верховной жрицы, отступает на шаг назад потирая предплечье. Девочка бросает испуганный взгляд на старуху, и тут же быстро переводит его снова на верховную жрицу. В ее глазах стоят слезы, которые девчонка еле сдерживает.

— Прошу простить меня, ходжам, — она почтительно склоняет голову пытаясь спрятать мокрые глаза. — Но хедив¹³ Яните нездоровится, и мне нужно найти Валиде Султан.

— Ах, — вздыхает и вскидывает руками абла Наира, — какая ужасная новость. Проведи меня к хедив Яните, и посмотрим смогу ли я чем-то помочь.

На служанке нет лица, она большими глазами, смотрит на верховную жрицу. Дрожа от страха, она кротко кивает и выскальзывает из комнаты пока бдительная женщина снова не выдыхает облако едкого табачного дыма. Абла Наира придерживает кончиками пальцев чашу трубки, нервно пожевывает костяной мундштук и двигается следом за прислугой.

Абла Сайхе чувствуя неладное, подзывает к себе одну из послушниц и отдает той последние распоряжения, отправляется следом за аблой Наирой и служанкой. Ее сердце неприятно ноет, предчувствуя беду.

Больные ноги не позволяют быстро передвигаться по длинным коридорам замка, и она сильно отстает от своей цели. Ориентируясь на едва уловимый запах трубки пожилая женщина с удивлением для себя отмечает что абла Наира в сопровождении служанки не идет на женскую часть дворца. Значит девицы решили отметить последний день свободы ходжам Яниты в тайной переговорной, куда обычно падишах приглашает послов для переговоров в более приватной обстановке. Эти мысли не нравятся абле Сайхэ и она нахмурившись приближается к узкой дверце, которая всегда скрыта за портьерой, но сейчас отодвинута в сторону.

Приложив ухо к неровной поверхности двери, так что вырезанные листочки неприятно упираются в щеку она прислушивается к тому что происходит по ту сторону.

— Какая жалость, — доносится до ее слуха медовый голос аблы Наиры. — Что последнее вкушала хедив Янита?

Сбивчивые голоса других девиц сливаются в какой-то птичий стрекот и абла Сайхе нахмурившись отодвигается от двери. Шепча несколько слов, она соединяет большие и указательные пальцы и дует сквозь них на дверь.

Мгновение и сквозь рисунок из рук она видит все то что происходит по ту сторону. Как абла Наира скрестив на груди руки, с удовольствием причмокивает мундштук трубки, затягивается и выпускает тоненькие струйки дыма из ноздрей. Девушки из свиты хедив Яниты испуганно жмутся друг к другу кидая озабоченные взгляды на пол. А там расплостав руки в разные стороны с остекленевшим взглядом устремленым в потолок лежит сама Янита. Ее губы посинели и приоткрыты, в уголках застыла хлопьями белая пена. Тело девушки лежит среди осколков посуды в растоптанной еде.

Продолжая внимательно разглядывать комнату, старуха не сразу замечает что абла Наира выбивает о столик пепел из трубки собирается покинуть помещение. Дверь тихо скрипит и две женщины сталкиваются нос к носу.

Губы верховной жрицы подрагивают в презрении, но быстро с собой совладав она сладко улыбается.

— Достопочтимая абла Сайхэ, какая неожиданность что вы оказались здесь, — медовым голосом протягивает женщина и закусывает мундштук.

Старуха сжимает руки в кулаки, прерывает свое заклятие и шумно сопит. Дым от табака не может перебить сладковатый запах благовоний. В них угадывается одна знакомая нотка. Озарение током ударяет пожилую женщину, и та недовольно прищурив глаза стреляет злобным взглядом на верховную жрицу.

— Что ты сотворила, глупая? — Пытхит старуха.

Но абла Наира отмахнувшись, одним движением прячет в просторных одеждах длинную трубку, направляется в сторону комнаты где должна была пройти церемония омовения.

Стуча о мраморный пол своей клюкой, абла Сайхэ шаркает следом причитая и ругая верховную жрицу, совсем не боясь, что их могут услышать посторонние уши. Абла Наира несколько минут смиренно слушает бранные слова в свой адрес, пока резко не останавливается. Женщина воровато оглядывается по сторонам и отмечает про себя что они находятся в одиночестве в переходе, за которым благоухает богатый сад падишаха, плавно придвигается к старухе. В нос аблы Наиры ударяет старческий запах давно немытого тела и та скривившись произносит:

— Молчи, старуха.

— Молчать? Ты отравила бедную ни в чем не повинную девочку!

— Я? — Деланно удивляется емония и сквозь красную ткань сжимает трубку, которая лежит в кармане широких брюк. — Какие ты глупости говоришь абла Сайхэ.

— А то ли я не знаю, — огрызается старуха. — Ты долго копошилась среди даров принесенных принцами соседних земель. Думаешь я не знаю что ты там делала?

— Я утоляла свое женское любопытство, дорогая моя. — Абла Наира пытается ласково улыбнуться, но вместо этого на ее лице появляется кривая ухмылка.

— Поэтому теперь, после того как ты сунула свой красивый любопытный нос, бедная девочка лежит бездыханным телом среди осколков посуды?

Верховная жрица смеряет взглядом, полным презрения, старуху, кривит губы и не выдержав достает из кармана свою трубку. Крутит ее между длинных пальцев, украшенных рисунками и тонкими ободками колец. Медленно вдыхает сладкий, от цветущих растений воздух, собираясь с мыслями сдержанно произносит:

— Тебе никто не поверит, дорогая моя абла Сайхэ, — из другого кармана женщина достает бархатный мешочек с табаком.

Тонкие завязки развязываются ловкими пальцами, и несколько скрученных в трубочки листьев перекочевывают в чащу курительной трубки. Щелчок пальцев, синий огонек мигает и жадно занимается сухоцветом. Верховная жрица с наслаждением затягивается..

— Нам не нужен союз с севером, — через какое то время выдает абла Наира. — И я делаю то, что должна была сделать Валиде Султан.

Старуха гневно пыхтит раздувая ноздри. Ее толстая рука еще сильнее обхватывает набалдашник клюки, так что вены вздуваются на ее руках.

— Поэтому ты убила бедную девочку?

— Ну, не я, — медленно проговаривает женщина, прицокивая языком и выдыхает сизый дым в лицо старухи. — Это сделали дары, которые преподнесли нам женихи нашей хедив Яниты. На это была воля наших предков, дорогая моя. Я инструмент в вершении судеб.

— Ой, не надо прикрываться нашим верованием, — зло выплевывает абла Сайхэ. — Я знаю, ты давно хочешь встать за спину нашего падишаха и своими сладкими речами пудрить ему мозги!

Верховная жрица в ответ только улыбается, чем еще сильнее раздражает старуху.

— Дорогая моя абла Сайхэ. Тебе никто не поверит. Я уж об этом позабочусь. — Она затягивается снова трубкой, и маленький тлеющий уголек вспыхивает в чаше освещая резкие черты лица. — Так или иначе, скоро новость дойдет до Валиде Султан. А та поднимет вой и весь дворец будет стоять на ушах в поисках убийцы.

— Не сносить тебе головы, Наира, — зло сплевывает под ноги абла Сайхэ.

Она отталкивает в сторону верховную жрицу, и устремляется в тронную залу когда та крикнула ей в спину:

— Если все сложилось так, как я предполагала, то наши гости с Севера уже покинули дворец. И поверь, своими действиями они навлекут на себя все подозрения, от которых твои речи не смогут их отмыть.

Когда абла Сайхэ почти скрывается за углом, до нее долетают едва слышимые слова которые подстегивают старуху к немедленным действиям.

— И та девчонка, Наали, ушла вместе с ними.

Клюка мерно стучит по полу, как будто собирается выбить похоронный ритм. Ей вторит бешено колотящееся сердце старухи, от него в ушах противно шумит. Мысли в голове, вьются как птицы перед грозой. Сейчас у нее нет власти, чтобы отвести подозрения от послов Юлмера. Абле Сайхе жаль, что девчонке вскружил голову мужчина и она никак не смогла уберечь ее от этого. Храм потерял ту, с кем ночами беседует одна из далеких предков, рассказывая удивительные и потрясающие истории прошлых лет.

Недоглядев за Наали старуха должна быть готова заплатить слишком высокую цену.

Шанс выведать тайны давно минувших лет исчезает на глазах. Абла Сайхэ не знает как поступить: немедленно пойти к Валиде Султан, надеясь, что та по старой дружбе выслушает её? Но та, узнав о смерти внучки, вряд ли сможет чем-либо помочь бывшей настоятельнице. Абла Наира ловко вывела влиятельную фигуру с этого шахматного поля. Она предоставила мужчинам решение проблемы, а значит прольются реки крови. Дело запахло не просто международным скандалом, а началом войны.

Ноги сами приводят ее в комнату, где должна состояться церемония очищения. Толкнув плечом дверь, старуха с удивлением отмечает спокойствие витающее в помещении. Девушки, шлепая босыми ступнями передвигаются по комнате, перекладывают какие-то предметы, расстилают разноцветные коврики и смешивают специи с молоком цаки. Другие зажигают палочки благовоний в нишах комнаты и сложив руки склоняют головы в почтительном поклоне, шевелят губами в молитве своим предкам. Мерно ведут приготовления совсем не подозревая, что прямо сейчас их привычный спокойный уклад изменится. Жизнь уже никогда не будет прежней и мирной.

Абла Сайхе хочет уйти и попытать счастья в разговоре со своей старой подругой Валиде Султан, пока взглядом случайно не цепляется за тоненькую фигурку девушки. Она размешивает пряности с молоком, вымешивая их в однородную массу желтого цвета. Тут в голове старухи происходит озарение. Она медленной шаркающей походкой, опираясь на клюку приближается к Феттан и встает той за спину внимательно наблюдая за действиями девушки.

Послушница почувствовав колебния воздуха, искоса смотрит на аблу Сайхэ не отрываясь от своей работы.

— Кызым, — подает голос старуха.

Феттан всем своим видом показывает что не хочет отвлекаться от своего занятия. Но старуха настойчиво зовет девушку еще раз. Емония обхватив тару руками прижимает ее к животу, чтобы развернуться к абле Сайхе. На красной ткани остаются желтые разводы от массы, и девушка продолжив вымешивать ее свободной рукой вопросительно смотрит на пожилую женщину.

— Беда пришла, — мямлит старуха и смущается от холодного взгляда глаз цвета стали.

Бывшая верховная жрица всегда неуютно себя чувствует находясь рядом с этой послушницей. В каждом движении, положение головы девушки чувствовалась порода, характер присущий роду падишаха. И не в правилах было узнавать почему она оказалась среди прислужниц храма Эслафон, хотя чего скрывать любопытство аблы Сайхэ было неуемным но смиренным. Она знает происхождение девушки, но не может выведать причины. Поэтому выдержав тяжелый взгляд прислужницы произносит заплетающимся языком:

— Беда пришла, — глупо повторяет старуха, — нужна твоя помощь, кызым.

Феттан с тоской посмотрев на свою работу, аккуратно ставит глубокую тарелку с желтой пастой обратно на стол. Подхватив рядом лежащую тряпку, вытирает испачканные в специях и молоке руки. В чем не откажешь ей, она всегда умела понимать когда дела требуют ее вмешательства. Это качество очень нравилось в девочке абле Сайхэ. Старуха не сомневается в том, что рассказав той всю правду она умрет вместе с девушкой. Или может все таки надо слукавить?

— Кызым, — женщина хватает девушку за руки и клюка без опоры с тихим стуком падает на пол, привлекая к ним внимание других девушек. — Наша драгоценная Наали, она… ушла.

Феттан удивленно выгибает красивую бровь и непонимающе смотрит на старую женщину. Она с бесстрастным выражением лица молчит и ждет пока абла Сайхэ продолжит.

— Тот юноша вскружил ей голову. Надо ее вернуть, пока она не наделала глупостей.

— Абла Сайхэ, — девушка высвобождает свои руки из хватки старухи, — я не могу гоняться за девчонкой. Сейчас надо провести церемонию очищения.

— Боюсь нет нужды, — шепчет старуха, но девушка отчетливо слышит каждое ее слово.

Бывшая настоятельница храма хочет сказать что-то еще, но двери в комнату открываются впуская внутрь беседующих о чем-то потенциальных женихов дочери падишаха. Они с интересом разглядывают прислужниц храма Эслафон, отпускают друг другу комментарии на которые смеются. Феттан хотела выступить вперед и поприветствовать согласно правилам, но старуха перехватывает ее за руку и отводит в сторону. Остальные девушки бросают на них удивленные взгляды, и одна, чуть полная, с добродушным лицом выступает вперед. Пока она произносит ритуальные слова приветствия, абла Сайхэ продолжает наседать на Феттан.

— Нет времени казым. Нужно найти девчонку пока не случилась беда.

— Полно вам, — вырывает руку девушка. — У нас есть обязательства которым надо следовать.

— Нечему будет следовать, если она приведет пришельцев к Каср аль Нариб!

Феттан меняется в лице, гневно сверкает серыми глазами но остается стоять на месте.

— Это старые сказки, вы сами…

— Нет, джаным, это больше чем сказки. Через сны, с ней говорит сама она!

Пока полная девушка приветствует женихов, одни послушницы хватают миски с размешанной массой, другие берут со стола разложенные ожерелья с нанизанными на них пышными бутонами розовых цветов. Полная девушка, поворачивается к мужчинам спиной и грудным голосом возносит молитву почитания Предков. Она разводит руки в разные стороны пропевает несколько слов и соединив их ладонями друг к другу слегка скляет голову в кивке продолжая говорить слова молитвы. Под ее слаженный речитатив пожилая женщина, поймав руку Феттан отводит ее подальше в сторону, чтобы мужчины не смогли услышать их разговора.

— Ты не обязана верить мне, — жарко шепчет старуха в лицо Феттан, в душе тихо надеясь что их разговор никто не подслушает. — Тебе надо только вернуть девчонку.

— Я даже не представляю где их искать, — сдается под напором аблы Сайхэ девушка.

Она с тоской смотрит на то как другие послушницы храма, пачкая пальцы в желтой массе рисуют на лицах мужчин священные символы. Как голос полной девушки становится все увереннее и его звук заполняет комнатку.

— Есть у меня одно заклинание на примете. Дай предки памяти, и ты сможешь обернуться до заката.

— Хорошо, — кивает Феттан, — но вначале я хочу закончить церемонию. А после, обещаю вам, верну Наали обратно.

Мягко высвободившись из шершавых ладоней старухи, она берет тарелку в руки и быстро, пока старуха не успела еще что наплести, движется к тучному вида мужчине. На ходу, она обмакивает пальцы в желтую массу и беззвучно шевеля губами начинает произносить слова молитвы.

Грозно бряцая оружием в комнату врываются бостанджи. Они молча окружают стоящих посреди комнаты гостей. Последним заходит Месих-паша, он хлопая по раскрытой ладони свернутой бумагой бегло оглядывает присутствующих, словно пересчитывая их. Не найдя желаемое на его лицо падает тень злости.

Мы гоним цаки до белой пены у рта, будто стремимся обогнать бурю. Над нашими головами свистят стрелы и в спины слышны улюлюканья. Небо затягивают черные тучи и где-то там под темной завесой видны яркие всполохи света, воздух уже не был обжигающим. Не был таким будто наждачкой продирается сквозь горло забирая в себя всю влагу тела. Нет ощущения что легкие обжигает раскаленной кочергой при каждом вдохе, словом дышать стало чуточку легче.

Воздух прохладный, ободряющий, но в то же время колючий из-за поднятых в воздух песчинок. Они забиваются в нос и рот, и кажутся хуже самой жары.

Животные уже идут на пределе своих возможностей, постепенно сбавляют темп. Некоторые начинают спотыкаться на ровном месте, грозя скинуть со своих спин всадников. Многим мужчинам приходится прикладывать больше усилий чтобы оставаться в седле. Я могу только молиться чтобы цаки не решил меня сбросить. Не смогу удержаться и упаду под его мощные копыта. Буду раздавлена, сломлена оставаясь красной бесформенной массой на белоснежном песке.

Зажмуриваюсь, чтобы прогнать непрошеное видение. Когда оно пропадает, смаргивая застрявший в ресницах песок, замечаю темное, почти что черное пятно быстро пронесшееся под ногами ездового животного.

Это кровь.

Кто-то впереди из охраны принца Лорана ранен. Щурясь разглядываю мужчину в боку которого застряла стрела, он придерживает ее рукой и немного заваливается на бок. Еще одна стрела врезается в тело аккурат промеж лопаток. Даже не слышно вскрика, он утопает в усиливающемся ветре, который натужно свистит в ушах пожирая в себя остальные звуки. Тело падает в песок и животные его не замечают, растаптывают и сминают, остается только кровавое месиво. Увиденное заставляет только сильнее вцепиться в луку седла. Никто даже не оборачивается. Даже головы не дергаются, а я чувствую как к горлу подкатывает противный липкий комок, от которого полость рта наполняется кислой, вязкой слюной.

Цаки подо мной спотыкается и чуть было не летит кубарем с бархана. Ждан все это время шедший рядом успевает подхватить узды и выправить животное. Он наклоняется ко мне в тот момент когда над ним пролетает стрела. А мое сердце от страха замирает и чувствую как начинают трястись руки. Они противно вспотели так что соскальзывают с луки седла. До боли в пальцах, цепляюсь за выпирающую часть седла позволяя животному нестись куда глядят его большие черные глаза.

В этот миг нас накрывает песчаной волной. Она сильно ударяет в грудь, обрушивая мощь стихии нам на головы. Животные на краткий миг встают, и тут же срываются с места вздымая в воздух в песок, который сливается с песчаной стеной.

Пыльный ветер нещадно хлещет по лицу, оставляет после себя небольшие царапины заполненные песком. Они чешутся. Но так страшно сделать лишнее движение и оказаться под копытами цаки что я предпочитаю терпеть. Ждан держится рядом пригнув свое лицо к длинной мощной шее животного. Он не выпускает из побелевших от напряжения рук узды моего скакуна.

Рядом с нами ударяет молния вздымая в воздух искры. Животные оказавшиеся рядом с ударом истошно кричат, звук утопает в ветре. Встав на дыбы скидывают с себя ездоков чтобы растоптать и раскидать поклажу которую подхватывает ветер и уносит прочь. Я чувствую как подо мной цаки замедляется постепенно с галопа переходя на рысь. Поводья выскальзывают из рук Ждана, и он уносится прочь, отчего в пыльном ветре виден только его расплывчатый силуэт. Мои спутники удаляются вперед. На мое счастье ветер слишком сильный чтобы преследователи отправляли в нас стрелы.

Еще немного и я вижу только силуэты. После пропадают и они за песчаной стеной. Цаки уже полностью останавливается прижав к голове длинные уши. Он не реагирует на мои понукания. Только упрямо машет головой и перебирает с ноги на ногу вращая испуганный глазом.

Стена песка становится плотной, непроглядной. Она забивается в уши, нос, рот. От сильных порывов ветра невозможно сделать вдох. Хватаю упавший на плечи платок чтобы им хоть как-то укрыться, но налетевший ветер вырывает его и уносит вдаль. Он ярким красным всполохом мигает мне на прощанье, пока его полностью не сжирает буря. Я не знаю что делать. Оставаться на одном месте глупо. Наврятли кто-то вернется за мной. Но и догнать ускакавших вдаль я не могу, животное совершенно не слушается.

Рядом проносятся тени. Они перекрикивают ветер, чтобы отдать друг другу команды. До меня доносится лязг оружия. Что-то большое летит в мою сторону и пугает цаки, так что он встает на дыбы. Не ожидав такого не успеваю среагировать и вцепиться в седло, оказываюсь на песке. Он нагретый под палящим солнцем, не успевает остыть под бурей, обжигает ладони и локти. Я пытаюсь подняться на ноги, но утопаю по колено постепенно проваливаясь все глубже. Чтобы не утонуть падаю на живот, уворачиваясь от тяжелых копыт цаки. Рот полный песка, так что не удается сплюнуть. Он намертво прилипает к небу, впитывая в себя всю влагу. Животное отчаянно махавшее головой, издает истошный вопль чтобы сорваться в неизвестную сторону. Краткий миг и силуэт размывается за стеной песка.

Меня хватают за ворот рубахи и силой вытаскивают из песка. Емонию кажется было все равно на разгорающуюся бурю. Он хищно скалится радуясь своей добыче. Бостанджи поворачивает голову чтобы что-то крикнуть, как еле успевает отпрыгнуть откидывая меня в сторону. Во рту появляется солоноватый привкус с хрустом песчинок на зубах. Я вытираю губы тыльной стороной ладони, размазывая кровь и слюни по лицу.

Отплевываюсь и слизываю кровь из разбитой губы, я пытаюсь встать утопая в песке. Ветер хлещет по открытым участкам тела, прибавляя ссадин. Сквозь завесу песка я вижу как сверкает в отсветах молний сталь. Емоний с кем-то бьется. Он ловкими движениями парирует удары противника резво переходя в атаку заставляет нападающего обороняться. Они танцуют свой смертельный танец, выводя сталью замысловатые движения. Каждым ударом стараясь прощупать слабое место у противника. Я стою на четвереньках завороженная плавными, быстрыми движениями дерущихся.

— Беги, — доносится до меня еле узнаваемый голос Ждана. Его голос утопает в ветре и уносится куда-то в сторону.

Он отвлекается на секунду и чуть не получает смертельный удар. В последнее мгновение успевает парировать атаку, уворачиваясь уходит в сторону. Мне кажется из-за того что он отвлекся на меня, получил ранение. Я вижу как его силуэт придерживает свободной рукой бок. Он по длинной дуге обходит своего противника, сплевывая себе под ноги. Плевок с налипшими на него песчинками подхватывает ветер и швыряет прямо в лицо емония, заставляя того свирепо оскалиться.

Утопая по колено в песке я поднимаюсь и не понимаю откуда во мне есть силы, наверное так подстегивает страх. Бросаюсь на емония чтобы сбить того с ног и помочь Ждану. Но я, как блоха врезаюсь в слона, больно ударяюсь лбом о сильное плечо. От столкновения зубы клацают, и рот наполняется металлическим привкусом. Воин отмахивается, как от надоедливой мухи, ударяя меня по лицу наотмашь так что в глазах темнеет и я снова оказываюсь на песке. В опасной близости быть затоптанной или того хуже зарубленой дерущимися мужчинами. Чувствую как ладони утопают в мелких песчинках почти по кисти, и маленькие острые грани впиваются в тонкую нежную кожу.

Ветер усиливается, закручивая в вихри песчинки, которые в свете закатного солнца окрашиваются в синий цвет. Их движения становятся быстрыми, а движения мужчин напротив медленными. Ждан свободной рукой придерживает бок, и я замечаю как что-то алое просачивается на белую ткань рубашки. Песчинки бьют в лицо сильными порывами ветра, раскаты грома проносятся рядом отчего закладывает уши. Маленький проблеск света, утопает в черных тучах, гонимых бурей. Только емоний жадно скалится. Он находится в своей среде, ему не страшно. Мне кажется его напротив подстегивает азарт. Он наносит серию стремитильных ударов, так что солдат еле успевает увернуться. Враг отвлечен, что дает мне шанс запрыгнуть ему на спину и силой дернуть куфию на его голове закрывая обзор. Он пытается сбросить меня, но я успеваю вцепиться ему в лицо ногтями. Ждан получив небольшую передышку, перехватывает поудобнее меч.

Но тут из тьмы на лошадях по колено провалившихся в песок появляются неизвестные мне люди или емонии. В бушующем ветре, когда плотная завеса песка мешает разглядеть, не разберешь. От испуга я разжимаю хватку, но не успеваю упасть как меня подхватывают за край каис. Сильный рывок, что мне кажется как слышен треск ткани. Страшно настолько что я кричу до хрипа в голосе. Ждан хочет было дернуться в мою сторону, но ему приходится обороняться от новых противников.

Тупая ноющая боль, цветком распускается в затылке. В глазах темнеет,

и прежде чем провалиться во тьму, я вижу как Ждан приваливается на колени, и смиренно склоняет голову. В свете вспыхнувшей молнии сверкает сталь скимитара.

Мое сознание погружается во тьму.

Глава 5.

Просыпаюсь от жажды. Горло раздирает сухой, жаркий воздух. Он обжигает легкие отчего каждый последующий вдох дается с трудом. Языком трогаю разбитые и потрескавшиеся губы, чувствую слабую ноющую боль во всем теле. Трогаю лицо и только шиплю от боли. Все что было раннее вечером помнится смутно и обрывками.

Испуганные глаза цаки, и их истошные крики утопают в сильном порыве ветра. Силуэты размытые от поднятых в воздух песчинок. Отблески стали в этом мире теней, где они смогли из-за стихии вырваться наружу. Все смешивается в один черно-белый водоворот воспоминаний.

Как только в сознании всплывает то как Ждан защищал меня, резко подскакиваю на месте чтобы броситься ему на помощь. Тело простреливает боль и я со стоном падаю обратно на пропахшую лошадиным потом солому.

— Смотрите, кто тут у нас проснулся, — рядом со мной на корточки присаживается тучного вида мужчина, он улыбается мне своей щербатой улыбкой обдавая смрадом давно не чищенных зубов.

— Его сиятельство будет рад, что девчинка цела, — из-за спины тучного слышится кто-то с писклявым голосом, — тока эк, надобно ну ента…

— Где… — из моего горла раздается хрип, который переходит в неприятный раздирающий кашель.

— Эк ее, — писклявый сочувствующее тянется к бурдюку на ремне.

От сильного удара моя голова безвольно мотается в сторону. В глазах снова не приятно темнеет, и я чувствую как что то маленькое и липкое катится из уголка губы по подбородку. Когда перед глазами исчезают разноцветные круги, меня хватают за ворот каис. Трясут, так что темечком прикладываюсь о дощатый пол.

— Молчать, — рявкает тучный, — грить буш когда его сиятельство разрешит.

Резко отпускает край одежды, и я безвольно растягиваюсь на полу. Для верности он пинает меня в живот.

Я слышу над собой возню и угрозы, но от заслоняющей сознание боли не могу ничего разобрать. Она заставляет меня сжаться в комочек и подтянуть колени к подбородку. Грудь разрывает от досады, что я не могу сдерживать всхлипов до боли сжимая челюсть.

Ругань смолкает. Меня снова хватают за ворот каис и заставляют встать на ноги. В ногах слабость, и я повисаю безвольной куклой и край каис больно врезается в кожу шеи.

— И что, это она? — На меня смотрят черного цвета глаза в подозрительном прищуре. — У моего брата отвратительный вкус.

Мужчины стоящие за спиной говорящего начинают гоготать, как будто заискивают перед своим господином.

Юноша совсем молодой, может чуть младше меня общими чертами напоминает принца Лорана. Такие же темные глаза, волевой подбородок и прямой нос. Их различие было только в цвете волос. У Лорана они каштановые, на концах слегка завивающиеся, у юноши они светлые, пшеничного оттенка, и на свету слегка уходят в рыжину.

— Ну, — он недовольно кривит губы будто ему противно находиться со мной в одном помещении. — Выкладывай давай.

Для верности меня встряхивают и края рубахи до боли врезаются в кожу, так что в глазах темнеет. Когда хватка немного ослабевает я понимаю что могу вдохнуть, затхлый, пропахший навозом воздух, и от этого захожусь в долгом изнуряющем кашле. С любовью вспоминаю те едкие благовония, которые часто зажигали послушницы храма Эслафон.

— Слышишь что говорит его высочество?! — Держащий меня мужчина наотмашь ударяет по лицу, так что голова непроизвольно дергается.

Щека неприятно саднит и на губе открывается еле зажившая ранка. Солоноватый привкус заполняет рот. Сколько их тут? Слезящимися от боли глазами я кое как насчитываю семь человек и становится страшно. Дыхание сбивается и чуть было не переходит на всхлипы. Меня снова встряхивают в ожидании ответов, которых не знаю.

— Говори девка, — мое лицо обдает неприятный смрад дыхания говорившего.

— Ах, оставьте, — юноша взмахивает рукой. — Мой брат конечно редкостный идиот, но шлюх умеет строить. Не думаю что своими действиями мы узнаем хоть что-то от нее.

Он вздыхает устало потирая виски.

— Ваше величество Арслан, — один из стоящих за спиной подходит к принцу и склоняется над его ухом. Старается говорить шепотом но мне все отчетливо слышно. — Мы можем применить наши особые навыки. И она запоет аки птичка.

Арслан скашивает на него глаза, поджимает губы, и достает из карманов своего богато расшитого камзола носовой платок. Промакивает им лоб от испарины.

— Она полностью твоя, раз ты нашел нам того воина. — кивает светловолосый тому кто меня держит. Арслан немного кривит лицо и цедит сквозь зубы. — А того, из свиты, допросить.

— А девченка? — Я слышу по интонациям тучного, как он скалится.

— Делай с ней что хочешь — Только и бросает, как кость голодному псу, Арслан.

Принц круто разворачивается на каблуках и уходит, за ним следуют его приспешники оставляя меня наедине с тучным мужчиной. Даже тот с писклявым голосом ушел. Мы остаемся вдвоем.

— Ну, ты слышала, что хочет его высочество.

Плечи больно сжимают сильные мозолистые руки.

— Пойдем детка, — смрад дыхания обжигает кожу оставляя после себя липкий осадок.

До меня медленно начинает доходить сказанное им. Я начинаю биться в его крепких руках не смотря на то как тело отзывается болью. Мужчине стоит только аккуратно надавить мне на ключицу ровно настолько чтобы без воздуха я ослабла, и не могла сопротивляться.

Он с пинка открывает дверь находящуюся за моей спиной, чтобы толкнуть меня в соседнюю темную комнату. Дрожащими руками хватаюсь в косяк двери. Ладони влажные, скользят по грубой необработанной древесине. Не удержав равновесия, я спотыкаюсь и падаю в ворох тряпок, из которых поднимается в воздух сноп пыли и несколько мух взымают в воздух. Они противно жужжат над ухом норовя залезть в ноздри.

— Ну-ну детка, — сладким голосом протягивает мужик, — не бойся, папочка будет с тобою ласков.

Его взгляд липкий, полный похоти смеривает меня с ног до головы, задерживаясь где-то на районе груди. Он жадно облизывает растрескавшиееся сухие губы.

Мужик довольно крякая наваливается на меня сверху, подминает под собой. Упираюсь руками ему в грудь стараясь оттолкнуть подальше это лицо с сально скалящейся щербатой улыбкой. Что только его еще сильнее раззадоривает. Он силой вытягивает мою руку над головой, вжимая жирными пальцами мое запястье в ворох тряпок. Другой рукой он слепо шарит в поисках края длинной каис. Он с хрюканьем впивается губами в мою шею, неприятно коля щетиной кожу. Тихо нашептывает, что смрад его дыхания обдает нежную кожу:

— Тихо, тихо крошка. Больно не будет, — смолкает чтобы языком провести по моим ключицам, — больно не будет.

Сердце сжимается в маленький комок, и страх холодным липким потом выступает на спине. Я отчаянно бьюсь в его крепких объятиях. Извиваясь стараюсь выскользнуть из под него, но тот только сильнее прижимает меня к полу. Тряпки под весом наших тел с шуршанием разъезжаются в сторону. Лопатки неприятно холодит пол сквозь тонкую ткань рубашки. Рука мужчины уже вовсю гуляет под одеждой, и найдя мою грудь, слегка сдавливает сосок. Внутри меня нарастает чувство отвращения и безысходности. В глазах противно щиплет от слез и я в панике начинаю брыкаться. На что мужчина с рычанием сильнее сжимает мою грудь до боли заставляя вскрикнуть. Легкая ткань с треском рвется и я чувствую как кожу обжигает от жара смрадного дыхания. Слепо шарю свободной рукой вокруг себя пытаясь найти хоть что-то пригодное для защиты.

Упираюсь во что-то продолговатое. Холодные, мокрые пальцы соскальзывают не успевая вцепиться. Мужчина активно возится над своими штанинами попутно пытаясь содрать с меня остатки каис. Я чувствую как страх подстегивает к действиям, даже столь необдуманным.

Уперевшись ступней в пол и неумело ударяю того в пах, чем только раззадориваю своего насильника. Но это дает мне небольшой толчок чтобы вцепиться в найденный предмет. Не раздумывая о последствиях с размаху бью им по голове мужчины. Страх быть изнасилованной придает мне сил для удара, и мужик удивленно крякает и тут же обмякнув теряет сознание придавив меня к полу. Найденный предмет высказывает из мокрых ладоней и с тихим стуком ударяется о дощатый пол.

Пытаюсь приподнять бесчувственное тело, но ощущаю как руки дрожат от напряжения. В захлестнувшей панике начинаю извиваться чтобы выбраться и оказаться как можно дальше от этого места. Злые слезы неприятно щиплют глаза, и мотнув головой смаргиваю их, чувствуя как холодные капли стекают по щекам.

Где-то рядом раздаются крики. Наверное это Ждан. Его пытают. Это подстегивает и выбравшись из под грузного тела лежу рядом с ним на полу чутко вслушиваюсь. В ушах набатом отдает звук моего сердца, заглушая все остальное. Мужчина всхрапывает причмокивая губами, кажется что вот прямо сейчас он придет в себя.

Очередные крики вырывают меня из оцепеневшего состояния заставив оказаться на ногах. Они словно ватные и не принадлежат мне. От напряжения конечности мелко дрожат, что я не сразу доползаю до двери. Выскакиваю за нее в соседнее помещение, и к моему счастью что тут никого нет. Останавливаюсь на мгновение, разворачиваюсь и захлопываю дверь. Быстро кручу головой бегло осматриваю комнату, и найдя искомое тут же подпираю дверь грубо сколоченным стулом. Возможно это поможет мне выиграть немного времени.

Стараясь больше ни о чем не думать я выскакиваю на улицу, на ходу пытаюсь запахнуть разорванную каис. Она ошметками свисает и слабый ветерок вызывает волну мурашек по всему телу. За моей спиной раздаются крики. Их интонации уже другие, и намекают что мой проступок не останется незамеченным.

Испугавшись тут же бросаюсь к двери, которая явно ведет на улицу. Яркое солнце слепит глаза, пока я промаргиваюсь чтобы разглядеть небольшой пустой дворик и удивленно сидящих в тени мужчин играющих в кости.

Пока они не опомнились бросаюсь к замеченной калитке. Дрожащие пальцы дотрагиваются до грубо сколоченных досок, так что несколько заноз впиваются в нежную кожу ладоней. За моей спиной слышно как отодвигаются стулья, и мужчины встают на ноги, они что-то кричат мне в спину. Но из-за бешено бьющегося сердца я не могу разобрать слов.

Оказавшись в узком проулке сталкиваюсь с емонием несущим корзины с фруктами в руках. Они разлетаются в разные стороны. На некоторые в спешке наступаю, и чуть не подсказываюсь. Чувствую как по коже не прикрытой тканью, медленно стекает вязкий, сладкий сок. От липкого ощущения передергивает внутри, накатывает чувство отвращения и какое то осознание от случившегося. Тело замирает в оцепенении пока окрик не приводит в чувство.

Мужчины толпятся в калитке жадно скаля свои редкие зубы покрытые черным налетом. Смеясь переговариваются между собой и нетерпеливо оглядываются за свои спины. Чувствую себя загнанным в угол зверьком. Стоит только дернутся и эти мужчины, как гончие псы сорвутся с поводка за мной. Мы стоим в ожидании того, кто первым совершит движение дав сигнал к погоне.

Первым приходит в себя емоний. Он что то гневно кричит на своём гортанном певучем языке, хватает меня за руки показывая на растоптанные фрукты. Это служит сигналом. Дёрнувшись я устремляюсь прочь обрушивая за своей спиной стоящие возле стены ящики. Что то со звоном разбивается. В спину мне несётся отборная брань, и кажется я не успею улизнуть. Я не хочу думать о том, что будет со мной если мои преследователи меня настигнут. Одно знаю точно — ничем хорошим для меня это не кончится.

Воздух обжигает легкие, отчего становится трудно дышать и каждый вздох раздражает итак пересушенное горло. От непривычной нагрузки в глазах темнеет и местами приходится идти на ощупь. Шершавые стены царапают ладони стоит только к ним привалиться чтобы выиграв несколько секунд перевести дух как над головой со свистом что то пролетает. Звук заставляет вжать голову в плечи и чуть пригнувшись броситься вперед.

— Вон она!

— Держи ее! Принц Арслан будет недоволен.

В узкой улочке, почти что впритык к противоположной стене открыта дверь. Ее дощатые, облупившееся на солнце доски, тихо скрипят от слабого дуновения ветра. Сквозь большие зазоры видно что происходит по ту сторону. Кто-то толкает дверь, и передо мной вырастает сгорбленный под тяжестью своей ноши емоний. Он несет в руках плетеную корзинку. От нашего столкновения его ноша разлетается по переулку под забористую ругань. Яркими всполохами сверкает на солнце и водопадом обрушивается на сутулую улочку. Круглые плоды фруктов подкатываются к ногам, немного преграждая путь.

В нос ударяет сладковатый запах персиков. Они нагретые на солнце слегка переспелые, их тонкая кожица готова лопнуть от малейшего прикосновения. Тугой вязкий как мед сок стекает с облупленной двери. Его янтарные капли сверкают на солнце распространяя по узкому проулку одуряющий аромат.

Нервно сглатываю мотая головой приходя в чувство. Голод противно напоминает о себе отдавая немного головной болью, так что вместо криков погони слышу только звон в ушах. Малейшее промедление и крепкая хватка сдавливает плечо заставляя вскрикнуть и мне тут же зажимают рот рукой. Кто-то в ухо шикает, и тут же громко гаркает на суетящегося старика. Меня уводят в помещение за облупленной дверью. В темной комнате вскрикивают женщины, они подхватывая в руки посуду разноцветными стайками выпрыгивают из дома уносясь прочь продолжая что-то визгливо причитать. На улице сталкиваются с сутулым емонием и их крики сливаются в один безумный клекот рассерженных птиц.

Глаза не привыкшие к полумраку, после яркого полуденного солнца тут же начинают слезиться. Мне не дают и секунды прийти в чувство, тут же дергают в сторону и несколько стрел впиваются в стену. Они от вибрации немного подергиваются и гудят от негодования, что не смогли собрать свою кровавую жатву. Воображение тут же рисует как они могли жадно вгрызться в мое тело. Женщины на улице истошно орут и бросаются в стороны. Я вижу шлейф их одежд который проносится в проеме открытой двери.

Для меня все выглядит слишком сюрреалистично. Как будто не взаправду, и все это глупая театральная постановка. Мой взгляд цепляется за вибрирующие древки стрел в косяке двери. Вокруг что-то занудно гудит над ухом, отчего я пытаюсь отмахнуться как от надоедливой мухи. Сильная встряска и взгляд кое как фокусируется на помятом знакомом лице.

Ждан.

На нем живого места нет, все лицо в ссадинах и над глазом багровеет фингал. Не веря своим глазам дотрагиваюсь до него.

— Поторопитесь, — в проеме окна показывается вихрастая голова другого мужчины, который отдаленно был мне знаком. Как будто мы где-то уже встречались. — Потом успеете намиловаться.

Меня подталкивают к окну, где уже протянута рука с ярко выступающими венами. Тонкие пальцы цепко впиваются в запястье и тянут снова на улицу, где яркое солнце нещадно слепит глаза. Кудрявый мужчина виновато извиняется чуть прижав меня к стене. Он аккуратно выглядывает за угол и морщится на то как Ждан неловко переваливается сквозь оконную раму задевая какую-то утварь, стоявшую на подоконнике. Она со звоном падает на пол и слышно как осколки катятся по полу.

Я сильнее сжимаю ладонь кудрявого мужчины, как будто пытаюсь поверить в то что он и Ждан настоящие.

Но в помещение уже солдаты принца Арслана, они рыскают словно гончие псы переворачивая мебель. Слышны недовольные крики жильцов дома, которые не выбежали при нашем проникновении. Им в ответ летит брань смешанная со звоном посуды. От суматохи творящейся в доме я вздрагиваю и сильнее прижимаюсь к руке своего спасителя.

— Не самая лучшая идея задерживаться здесь, — вихрастый улыбается и присев на корточки прошмыгивает под открытым окном. Его рука выскальзывает из моей хватки оставляя после себя слабую дрожь тревожности.

Ждан недовольно морщится и прижимает правую руку к животу. Я замечаю что она не аккуратно перевязана и на повязке уже проступило несколько капель темного цвета крови. Он вымученно кривится и кивает идти следом за нашим проводником.

Подоконник натужно скрипит от веса, на голову посыпалась труха.

Мы оказываемся замечены. Глаза преследователя только успевают удивленно распахнуться, как ему в горло по самую рукоять входит кинжал. Кровь, горячая и липкая брызгает во все стороны окропив меня и солдата. Мужчина даже не успевает вскрикнуть как его тело обмякнув повисает на раме окна. Только слабый ветер лениво играет с его болтающимися руками.

Никаких сигналов не требуется для того чтобы тут же кинуться бегом. Мы расталкиваем в разные стороны прохожих, вздымая в воздух полы их длинных одеяний невольно пачкая светлую ткань чужой кровью. Чтобы тут же скрыться под грозные возгласы за углом обшарпанного здания. Стоит только прислониться и штукатурка грязными желтыми комьями отпечатывается на моих красных одеждах.

В ближайшем переулке нас нетерпеливо приплясывая ждет вихрастый мужчина. Он недовольно цокает языком при виде крови на моем лице и одежде Ждана, и тут же ничего не говоря стаскивает с сушильных веревок одежду.

— Нам некогда играть в переодевания, — Ждан куском ткани вытирает лицо и кинжал. Кровь длинными полосками размазывается по его коже, как будто он хотел изобразить боевой раскрас.

— О, — многозначительно выдыхает наш проводник, — тогда смею предположить все патрули, столь чудесного города, будут нашими.

— Парень, — солдат злобно рычит.

— Мелот, — ничуть не испугавшись представляется кудрявый мужчина.

Ждан удивленно смаргивает и убирает кинжал в ножны. Я отхожу чуть вглубь улочки, так чтобы оставаться прикрытой спинами мужчин, начинаю снимать с себя порванную красную каис, и этими ошметками вытираю с лица и шеи чужую кровь.

Мелот через плечо подает мне другую одежду кремового цвета, с вышитыми синими нитками узорами на манжетах рукавов. Она великовата в плечах и болтается как на пугале. Но мне уже все равно, главное что она дает иллюзию защищенности. Дрожащие пальцы не слушаются и я кое как справляюсь с завязками. Мне на голову тут же падает покрывало.

— Согласно традициям емоний, женщины не могут ходить с непокрытой головой.

— Она слабо похожа на одну из них, — Мелот улыбается краешками губ, — не говоря о нас с тобой.

— У тебя есть предложения получше?

— Уйти с улиц, — парень пожимает плечами и подхватывает с земли наплечную сумку. — Ваши друзья и без того сбивают ноги в вашем поиске.

— Первый, попавшийся на пути патруль, нами живо заинтересуется.

Они оба с удивлением смотрят на меня и заставляют смутиться. Я чувствую как щеки охватывает жар от пристального внимания мужчин.

— Я не думаю, — нервно дергаю завязки рубашки, — что люди здесь частые гости.

— Давайте хотя бы уйдем подальше.

— Лучше найти храм, — Ждан аккуратно складывает тряпки и прячет их за ящиками, — там нас не будут искать и если что твои нам помогут.

Последнее относилось ко мне. Как будто я обладаю неким влиянием среди прислужниц Эслафон. Только вот уже не было красных одежд, да и браслета с черной чеканкой как знака приверженицы храма, тоже не было. Он остался у того вора, что снял его в тот день когда я была на базаре с Феттан.

Нам приходится очень много выжидать в узких и темных проулках, где пахнет испражнениями, болезнью и еще бог знает чем. В таких местах попадаются сомнительные личности, которые очень резво интересуются нашей троицей и тогда вперед выходит Мелот, популярно, на местном жаргоне, объясняя границы. Недовольное ворчание и они каждый раз оставаясь в зоне видимости продолжают сверлить злыми глазами. Ждут ошибки или оплошности, даже самой небольшой,чтобы напасть.

Ждану становится хуже. Он уже не выглядит таким бодрым. Его лицо посерело от потерянной крови и долгих перебежек. К своей ране он не подпускает, отмахиваясь и говоря что это ерунда. На что Мелот только пожимает плечами поправляя наплечную сумку. Я с тревогой то и дело поглядываю на воина, в душе тихо надеясь что нам не придется тащить его на своих плечах.

Через несколько часов безуспешных пряток мы так и не смогли найти храм. Одни узкие улочки, перетекали в другие. В иных были развешаны вещи для сушки под палящим солнцем, в других все заставлено коробками и бочками, и узкие покосившееся двери были настеж открыты, откуда из глубины темных помещений за нами следили пары внимательных глаз слегка поблескивающих во мраке. В этих местах мы особо долго не задерживались, быстрыми перебежками уносясь дальше в хитросплетения улочек этого странного города, сталкиваясь с частыми прохожими. Порой мне казалось, что мы ходим по кругу.

На небольшой площади, где в центре стоит пересохший фонтан лениво и не торопясь прогуливаются местные жители. Они подставляют свои загорелые лица закатному солнцу и тихо ведут свои пространные беседы. Их длинные прямые, фигурные, витиеватые рога ловят отблески света, пуская на ближайшие дома блеклых зайчиков. Один из таких падает мне на лицо, заставляет прищуриться и подставить к глазам руку, чтобы окинуть внимательным взглядом прохожих.

Солнце клонится к закату, окрашивая в различные оттенки красного, бордового и розового желтые кирпичи стен низких зданий. Тени играют на фресках украшающих стены, придавая им более живой вид. Создается впечатление будто они двигаются рассказывая свои маленькие истории.

Отвернувшись от созерцания местных жителей, я прислоняюсь спиной к колонне, чувствуя прохладу наступающего вечера и занимаюсь внимательным изучением мелкой мозаики. Из маленьких камушков, даже скорее из каменной пыли размером с бисер умелец сделал во всю стену панно. В центре стоит девушка с длинными черными волосами, которые как паутина расходятся в разные стороны, а за ее головой подобно нимбу сверкает синее солнце. От ее босых ног отходят, как корни, тонкие нити лиан. Разные диковинные звери и птицы просто стоят и смотрят на нее. Как будто она их божество.

Меня чарует столь искусно сделанная работа. Тонкие линии и изящество переплетения красок. То как в закате все оживает и звери вот-вот готовые подойти ближе к незнакомой женщине. У которой почему-то на этой фреске нет лица. Но она мне все равно кажется неумолимо знакомой. Где-то на краю сознания проносится мысль, и я не успеваю за нее ухватиться.

Меня резко хватают за руку уводя в сторону. Хочу было испугаться, но сталкиваюсь со знакомыми глазами цвета стали.

— Я искала тебя, — выдыхает Феттан и впервые я вижу улыбку на ее пухлых губах.

Она хочет меня куда-то увести но я остаюсь стоять на месте с тревогой оглядываясь по сторонам в поисках своих спутников. Заглядевшись на мозаику я потеряла их из виду и не заметила как осталась совершенно одна. Только прохожие емонии в светлых, даже блеклых одеждах идут дальше по своим делам не обращая на нас никакого внимания.

— Феттан, — я выдыхаю и сжимаю ее руку. Мне становится тепло от мысли, что рядом находится кто-то знакомый, пусть хоть она и смотрит холодно своими серыми глазами.

Емония замечает что мой взгляд все еще возвращается к фреске. Раз за разом я скольжу по этим витиеватым узорам, изображениям диковинных цветов и неизвестных мне животных. Совершенно не обращая внимания на суету происходящую вокруг меня. Девушка заметно нервничает и поправляет на моей голове сползший платок, убирая под него кудри непослушных светлых волос.

— Некогда разглядывать творение эпохи Забвения. Нам надо идти, — послушница мягко пытается увести меня.

— Я не могу, — я вырываю руку осознав что меня снова затащат в храм к другим прислужницам и будут читать проповеди. — Я не хочу возвращаться назад.

Колонна за моей спиной не дает мне возможности отступить на несколько шагов и я упираюсь лопатками в холодный камень. Феттан нервно оглядывается по сторонам и быстро облизывает сухие губы.

— На улицах опасно оставаться, Наали. Нужно идти.

— Я не вернусь назад, — прижимаю к груди руки и от резкого движения платок на моей голове ниспадает на плечи.

— Наали! — Меня окрикивает Ждан.

Его возглас привлекает внимание мимо проходящих емониев. Они недовольно оборачиваются что-то злобно бурча под нос когда он расталкивает их в стороны чтобы приблизиться к нам. Встает между мной и прислужницей как бы закрывая меня собой. Его лицо уже посерело от сильной кровопотери. Грудь тяжело и рвано вздымается от дыхания. Над губой выступили капельки испарины.

— Не упрямся, — шипит девушка выглядывая из-за плеча Ждана. — Вам нельзя оставаться здесь, когда вокруг объявлена охота за ваши головы.

— Ждан, — я легонько трогаю его за руку. — где Мелот?

— Ты прислужница из храма? — Он игнорирует мой вопрос обращаясь к емонии.

Феттан смеривает его долгим задумчивым взглядом. Замечает промокшую от крови повязку на его боку и как-то неуверенно кивает в знак согласия. Нервно закусывает большой палец руки и кидает то на Ждана то на меня обеспокоенные взгляд, и чуть погодя, как будто внутренняя борьба заканчивается произносит:

— Следуйте за мной, — она нервно передергивает плечами словно пытается сбросить подозрительные взгляды прохожих. — Сейчас же.

Емонии следующие мимо о чем-то активно переговариваются, жестикулируя и взмывая полы длинных одеяний. Они вертят головами как будто кого-то ищут. Феттан злобно зарычав резко разворачивается уходит в незаметную улочку левее от фрески. Она скрывается за обшарпанным углом дома.

Ждан тоже замечает что прохожие ищут стражу, так как стоя на месте мы привлекаем к себе лишнее внимание и возможно они готовы дать по нам наводку. Он хватает меня за руку и следует за послушницей. От резкого рывка платок ничем не закрепленный слетает с моих плеч и мне не дают его подобрать с земли. Светлые кудри мокрые от пота неприятно облепляют лицо. Я убираю их с глаз стараясь свободной рукой пригладить волосы к голове.

За углом дома улочка узкая что вдвоем по ней идти невозможно, и мне приходится идти гуськом за Жданом, когда ему из-за ширины плеч остается идти только полубоком. Здесь стоят какие-то ящики, полусгнившие и дурно пахнущие и воздух циркулирует медленно. Оттого что днем на солнцепеке хранятся продукты они протухли и источают тошнотворный аромат от которого слезятся глаза. Желудок скручивает противной болью и я жалею о том, что не остановила Ждана чтобы подобрать с земли платок. Им можно было укрыть лицо чтобы вдыхать чуть меньше этих зловоний.

К самой крыше расположены продолговатые оконца, в них тенями заметны движения обителей дома. Оттуда доносятся звуки перекладываемой утвари, детский плач и тихий голос поющий колыбельную. В этом странном месте течет своя размеренная жизнь. Я хочу высвободить руку из хватки Ждана, чтобы привстать на носочки и украдкой посмотреть на то как живут в бедных кварталах емонии. Но воин держит мою ладонь крепко, не оставляя возможности остановиться.

Кто-то привалившись раскрытой ладонью к стене справляет нужду. Тело мелко покачивается и осоловевшим взглядом следит за тем как желтая вонючая струя бьет в стену и медленно стекает ему на богатые ботинки. Феттан вжавшись в стену обходит пьяного емония. Ждан особо не церемонится и двигает мужика плечом, так что он не приятно прикладывается лицом о кирпичную кладку.

Когда мы добираемся до конца, я готова выпрыгнуть на встречу спасительному свежему воздуху. Только врезаюсь в спину солдата, больно ударив подбородок. Челюсть клацает и я до крови прикусываю язык. Такими темпами на нем и губах не останется живого места.

Ждан слишком высокий чтобы можно было выглянуть из-за его плеча и узнать что там происходит. Но через какое-то мгновение мы выходим из улочки и я вижу как за угол дома поворачивает отряд стражи. Фетанн поманив нас рукой скрывается за высокой тяжелой дверью ручки которой увиты медными змеями. Арка проема украшена витиеватыми арабесками.

Внутри оказывается достаточно просторно чтобы на полу разместились еще люди. Они устало переговариваются, обмакивая куски ткани в глубоких мисках и обтирают открытые участки тел и измученные грязные от пыли лица. Света от свечей мало и солнце уже ушло за горизонт, поэтому в полумраке я узнаю только Ансела. Который о чем-то ожесточенно спорит с пожилой женщиной. Та недовольно поджимает тонкие испещренные морщинами губы и сердито качает головой.

— Абла! — Феттан подходит к женщине и берет ее тонкие руки в свои, тем самым оттесняя Ансела. — Я нашла оставшихся.

Мужчина кривится от того что его таким наглым образом прервали и даже не поворачивает головы в нашу сторону.

Конец ознакомительного фрагмента.