Люди в горах. Рассказы

Диамар Наумович Пясик

Автор был участником и руководителем восхождений на 70 вершин и 300 перевалов во многих горах мира. В его рассказах нет выдумки. Чаще всего это личный опыт жизни в горах, плод обработки путевых дневников.

РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ

«Когда, убрав газ, лётчик скользит к посадочной

площадке и смотрит на город — средоточие людских

дрязг, денежных забот, низменных страстей, зависти

и обид — он чувствует себя чистыми и недосягаемым.»

(Антуан де Сент — Экзюпери)

В моём рюкзаке ничего нет, кроме четырех кг личных вещей и двадцати кг сливочного масла, плотно упакованного в обычном металлическом ведре. Масло — самое ценное, что есть в группе из 20 человек, ибо на дворе — голодный 1952 год, а идти нам 20 дней. Собственно мой рюкзак и не рюкзак вовсе, а армейский вещмешок. Узкие лямки впиваются в плечи, руки из-за этого немеют. В спину давит дужка от ручки ведра. Я подкладываю под узкие лямки ладони, выгибаю в разные стороны спину, чтобы уменьшить нестерпимую уже боль в позвоночнике…

Наша группа только что вышла из турбазы Соколиное около Симферополя по направлению к Бахчисараю.

Это мой первый переход в моём первом в жизни туристском походе. Сколько мы будем идти до привала? Хватит ли терпения выдержать эту боль в спине? Вот дойду до этого дерева и сниму этот противный рюкзак. Нет, не до этого, а вон до того дерева, что чуть дальше… Солнце, жарко… От напряжения и боли в спине пот заливает глаза. Понимаю, что нужно терпеть, но уж очень больно от этого проклятого ведра с маслом. Вот дойду до того дуба и упаду. Будь что будет… Вот так, идя от одного дерева к другому, я дошёл до состоянии, когда идти стало невтерпеж.

И тут объявили привал…

Я с отвращением снял свой вещмешок и тупо, автоматически начал разминать свою спину и руки. Наш руководитель, красивая кареглазая Инночка Оскнер попросила нас построиться с рюкзаками впереди. Она подходит к каждому, берёт в руки его рюкзак и таким образом оценивает его вес и удобство при переноске.

Когда очередь дошла до меня, Инна подняла мой вещмешок, сказала — «Ого!» и с интересом уставилась на меня. Потом нагнулась, ощупала со всех сторон ведро с маслом и очень громко провозгласила:

— А ну-ка давайте сюда все лишние мягкие вещи! У Димы здесь безобразие творится!

Вскоре под умелыми руками Инны мой вещмешок стал похож на рюкзак. Он уже нигде больно не давил, а я, наученный впечатлениями моего первого перехода, всё делал для того, чтобы было удобно нести моё ведро с маслом и дальше…

Мы, девчонки и мальчишки, только-только вышедшие из непростого военного детства во взрослую жизнь, уже во всю хотели свободы, той духовной свободы, о которой мечтает любой нормальный человек. Многие, в том числе и я, видели несоответствие между красивыми лозунгами и жуткой реальностью: антисемитизм, преследование инакомыслящих, уничтожение еврейской культуры. Во многом, не отдавая себе отчёт, мы инстинктивно искали выход из духовного тупика к возможности самовыражения. Я совершенно неожиданно для себя открыл эту возможность в туризме и альпинизме. 20 дней похода раскрыли передо мной нечто большее, чем просто первое знакомство с прекрасной природой горного Крыма и весёлое общение с моими ровесниками. И это на первых порах моё хобби довольно скоро превратилось в единственно возможный для меня образ жизни.

Мы все были студентами, кроме Инны. Она уже была аспирантом института иностранных языков. Мы только-только пришли в спортивный туризм, а Инна уже имела опыт горных и таёжных походов. Мы только-только пробовали сочинять стихи, а Инна уже печаталась в альпинистских сборниках. Для неё туризм был не хобби, а мировоззрение. Она пережила смерть отца в сложном таёжном походе на одной из могучих рек в Саянах. Непримиримая к пошлости и духовному уродству, она очень дорожила дружбой, оценивая её по какой-то для нас тогда казавшейся чрезмерной шкале. Она даже отказалась поэтому от защиты готовой кандидатской диссертации!

Легко ранимая Инна как-то особенно остро видела разницу между людскими дрязгами, завистью и интригами, царившими в советских городах, особенно среди сильных мира сего, и в вольной вольнице, которая называлась спортивный туризм или альпинизм. Друзья, которых я приобрёл в моём первом походе, и до сих пор мои верные друзья…

…Прошло 27 лет. Как-то мне позвонили на работу и сказали, что у одной из наших подруг Ирочки Кириченко Юбилей. Не хотел бы я вместе со всеми отметить эту дату в лесу на берегу красивого озера? А если хочу, то нужно быть там с гитарой.

Меня туда привезли, когда все уже были в сборе. Пять палаток живописно расположились на берегу круглого озера с чистейшей водой. Вокруг — нетронутый хвойный лес. Моросит дождик. Озеро в тумане. Посреди поляны — большой костёр.

Боже мой — здесь весь цвет нашей крымской группы: Витя, Слава, Моисей, Нелля, Света, Мирра. Я давно не видел Инну Оскнер — моего первого инструктора: не изменилась почти, такая же изящная, красивая, приветливая. Именинница — Ира хлопочет, у неё много сегодня забот. Филолог по образованию, до сих пор красивая, она несколько лет была вторым редактором одной из областных газет, но не ужилась, ушла. Умница, артистичная натура. Мы её почему-то раньше, в юности называли «Голубка»…

Мне наливают штрафной стакан водки. А я и не отказываюсь: во-первых зябко из-за дождя, а во-вторых… Смешно сказать, но я, уже 47—летний мужик, мастер спорта, кандидат наук, с устойчивой репутацией в науке и в спорте, до сих пор, как и 27 лет назад, чуть робею перед своими по-прежнему очень активными подругами. Некоторые из присутствующих здесь мужей моих подруг не понимают ни моего смущения, ни реакции на шутки четвертьвековой давности…

Наскоро поев, я привычно беру гитару и 5 часов подряд пою у костра одну песню за другой. Кто-то на меня заботливо накинул накидку, кто-то обнял. Идёт непрерывный мелкий дождь. Но он не мешает. Я среди своих. Мне очень хорошо, спокойно и уютно, и я подозреваю, что мои друзья и подруги тоже с удовольствием окунулись в нашу молодость, в наши песни, стихи и шутки, в нашу нерастерянную ещё романтику.

…Никто не хотел уходить от тёплого костра спать в палатки, но завтра утром нужно было возвращаться в город…

На следующий день Ира предложила нам вечерком собраться у неё дома на чай. Каждый из нас принёс букетик цветов, а Инна Оскнер принесла стихи:

— Я приняла горячий душ, но всё равно вся пахну дымом костра!

Я с приятелем подобрал к этим стихам незамысловатую мелодию, и появилась песня, которая была зачата в далёком 1952 году в Крыму, а окончательно оформилась только сейчас. Вот она:

Дни дождливые проносятся мимо,

Мы вернулись в городские квартиры,

Только волосы мои пахнут дымом,

Пахнут памятью об очень любимом.

Я под тяжестью годов не меняюсь,

Повторяю снова те же ошибки,

Если в горле комом боль — улыбаюсь,

И морщинки все мои от улыбки.

Не меняю ни друзей, ни привычек,

С окружающей средой не меняюсь,

Бью наотмашь подлеца, не стесняюсь,

Уж такой у нас сложился обычай.

Ледники нас научили молчанью,

Горы петь нас научили и драться,

Нам не страшно на года расставаться —

Всё равно ведь слышишь рядом дыханье.

Седина наша — предутренний иней,

Мы не вечны — зато вечно движенье,

Потому что наша жизнь — восхожденье

Не к чинам и не к достатку — к вершине.

Дни дождливые проносятся мимо,

Мы вернулись в городские квартиры,

Только волосы мои пахнут дымом,

Пахнут памятью об очень любимом…