Ее незабываемый испанец

Джэки Эшенден, 2022

Дженни – обычная девушка, работающая в благотворительном приюте. Константин – один из самых могущественных предпринимателей в Европе. Дженни всю жизнь любила только его, но Кон всегда был холоден с ней и лишь однажды не смог совладать со своими истинными чувствами…

Глава 4

Константин

К тому времени, как мой самолет приземлился на частном аэродроме недалеко от Эдинбурга, я уже держал ситуацию под контролем — разобрался с проблемой в Мадриде, сохранив втайне возвращение Валентина. Я не хотел, чтобы эта история выплыла наружу, по крайней мере до тех пор, пока не будет решен вопрос с Дженни и ее беременностью. Мои адвокаты сообщили, что Валентин, как и ожидалось, попытался получить контроль над компанией, но я проинструктировал их препятствовать ему и его команде так долго, как они смогут. И поскольку они хороши в своем деле, они, вероятно, смогут годами бороться за мои права.

Мои сотрудники службы безопасности сообщили, что Валентин сейчас направляется на Мальдивы с Оливией. Я послал за ними кое-кого из своей команды, чтобы убедиться в благополучии бывшей невесты, но не собирался тратить время на то, чтобы самому отправиться за ней. Валентин не причинит ей вреда. Когда-то, много лет назад, они были близкими друзьями, к тому же Оливия — сильная женщина. Она справится с Валентином. Главное — Валентин сейчас не в Европе, а это значит, что я мог спокойно скрывать его возвращение, пока не буду готов к борьбе.

Я потратил годы, во всем соглашаясь с отцом, поскольку это был единственный способ, которым я в конечном итоге смог бы взять под контроль компанию. «Сильвер компани» была могущественной силой в Европе, и Доминго хотел вывести ее на мировой уровень, поскольку его всегда привлекала власть. Однако мой отец, мир его праху, был клиническим психопатом, и кому-то приходилось контролировать не только такую силу, как «Сильвер компани», но и его самого, чтобы ограничить возможный ущерб. Этим кем-то был я.

Если Валентин намерен разрушить то, над чем я работал последние пятнадцать лет, ему не следует переоценивать свои возможности. Все должно развиваться так, как решил я. Но теперь мне нужно контролировать две ситуации: деятельность Валентина и беременность Дженни.

Когда ей предложили самолет, чтобы отвезти в Англию, она согласилась, без сомнения думая, что вечером ее благополучно доставят домой в Лондон. Но этого не случится. У меня не было времени, чтобы достойно сделать ей предложение, и в этом тоже виноват Валентин. Но я выиграю это время сейчас. Я увезу Дженни подальше от ситуации в Мадриде, в место, недоступное для всех, особенно для Валентина. Место, о котором не знает никто, кроме моих самых преданных сотрудников. Туда, где ничто не нарушит тишину и покой, необходимые для обсуждения наших планов, — в Глен-Криг, мое убежище в Шотландии. Отдаленное поместье в Высокогорье, где нет ничего, кроме широких долин, гор и тихого глубокого озера. Нет ни Интернета, ни телевидения. Ничего, кроме бескрайних просторов и неба.

Самолет, на который я посадил Дженни, приземлился примерно на час раньше моего. Сотрудники сообщили, что Дженни все еще на борту и крепко спит. Я запретил кому бы то ни было прикасаться к ней и сам поднялся в самолет, чтобы забрать ее.

Дженни спала, свернувшись калачиком на своем сиденье, ее длинные каштановые волосы выбились из пучка и рассыпались по плечам. Один из локонов лежал на мягкой щеке, и когда я склонился над ней, то не смог устоять перед искушением убрать его.

В ту ночь ее волосы казались шелком, когда я зарылся в них пальцами, откидывая ее голову назад, чтобы завладеть ее губами. Эти полные губы были мягкими, как лепестки роз, у них был вкус шоколада… У меня всегда была слабость к шоколаду.

Я не хотел ее будить. Дженни выглядела такой умиротворенной, когда спала, по-детски подложив ладони под щеку. Ее длинные ресницы даже не дрогнули от моего прикосновения. Поездка в Мадрид, а затем обратно в Англию, должно быть, измотала ее. Да и приступ дурноты в испанском поместье забрал у нее много сил. Как же я хотел в тот миг подхватить ее на руки и унести прочь, сделать своей…

Нет, этого хотел не я, а зверь внутри меня. И Дженни никогда не узнает о желаниях этого зверя.

Дистанция между нами была единственным способом уберечь ее, а холод в отношениях — единственным способом контролировать мои порывы. Но сейчас нужно было пересадить ее на вертолет, который доставит нас в Глен-Криг, и, чтобы не разбудить Дженни, мне придется нести ее на руках. Это будет грубое нарушение физической дистанции. Могу ли я доверять себе после той ночи в саду?..

Я задушил желания, которые сводная сестра всегда вызывала во мне, и заключил ее в свои объятия. Дженни, без сомнения, была бы недовольна тем, что я отвез ее в Шотландию вместо Лондона, и у нее, вероятно, нашлись бы не самые добрые слова в мой адрес, но сейчас я не хотел спорить, — ей нужно выспаться. Врач осмотрит ее утром, а до тех пор она будет спокойно спать в моих объятиях.

«Ты просто хочешь взять ее на руки. Хочешь держать ее в объятиях» — я отогнал эту мысль, но моя потребность в Дженни вызывала опасения.

Я наклонился и осторожно поднял ее на руки. Дженни была мягкой и теплой, и, когда я выпрямился, она тихо вздохнула и прижалась щекой к моему плечу.

«Она доверяет тебе, бессердечная ты сволочь».

В груди возникло горячее, напряженное ощущение, и на секунду мне стало трудно дышать. Я хотел прижать Дженни к себе и защитить от всего плохого. Но самым плохим в ее жизни сейчас был я… Теперь — после той катастрофической ошибки — мне следовало быть еще более осторожным.

Я злился на себя за то, что так и не научился контролировать свои эмоции, даже после всех болезненных уроков, которые преподал мне мой отец. Злился на Дженни за то, что она была единственной яркой искрой в моей жизни. Добросердечная улыбка, искренняя радость и яркая, настоящая красота, которая ранила мою душу и искушала меня. Она доверилась мне и позволила себе быть уязвимой.

Не обращая внимания на эмоции, я вынес ее из самолета и спустил по трапу на летное поле. Вертолет ждал неподалеку, его винты уже вращались. Звук, казалось, не беспокоил Дженни. Она просто прижалась к моему плечу, уткнувшись лицом в ткань пиджака, — огни взлетно-посадочной полосы беспокоили ее. Сотрудник протянул руки, чтобы принять мою драгоценную ношу и усадить в кресло, но я не отдал ее. Я не хотел, чтобы кто-то еще прикасался к Дженни, и не желал отпускать ее.

«Отец больше не может тебя видеть. Он мертв» — эта мысль возникла из ниоткуда, но я проигнорировал и ее. Защищать Дженни — защищать всех, в том числе и от моего отца, стало моей второй натурой, и, по-видимому, не имело значения, что этот недобрый человек ушел навсегда. Рефлекс остался.

Наконец мы расположились на борту вертолета. Я не стал надевать наушники на Дженни. Если шум винта до сих пор не разбудил ее, то уже не разбудит, а в наушниках не так удобно лежать в моих объятиях. В любом случае полет не будет долгим.

Вертолет поднялся в воздух, и вскоре мы уже летели в полной темноте над Шотландским нагорьем. Дженни пошевелилась во сне, ее движение заставило меня остро ощутить ее тело. Прикосновение округлых грудей к моей груди. Изгиб спины, прижимающейся к моему паху. Нежное тело. Горячее. От нее пахло чем-то сладким, напоминающим цветы магнолии. Желание вспыхнуло во мне, и я посмотрел на нее сверху вниз, на линию ее щек и вздернутый носик. Она не была типичной красавицей, не такой, как ее мать, но у нее была своя теплая, жизнерадостная красота, которая для меня казалась более привлекательной.

Я предполагал, что мой брак с Оливией будет включать секс, поскольку дети были частью сделки, но я не испытывал к ней влечения. Мы решили, что будем ложиться вместе в постель лишь с целью зачать ребенка и, возможно, иногда для разрядки, но не более того. Если бы она решила завести любовника, я не стал бы препятствовать, поскольку знаю, что неутоленная страсть порой толкает на необдуманные поступки.

Но… Пойти на такое с Дженни я не мог. Секс между нами невозможен, даже ради зачатия. Мой контроль и без того дал сбой. Впрочем, в этом есть и ее вина… Мне вообще не следовало прикасаться к ней, не говоря уже о том, чтобы повалить ее на траву и овладеть ею. Истинное безумие, я был словно животное. Четыре года я держал ее на расстоянии из-за дикой страсти, от которой я не мог избавиться с того дня, как обнаружил, что в восемнадцать лет она больше не маленькая девочка, а красивая женщина с пышными формами. Но в ней было нечто большее, чем просто красота. Ее нежная теплота, доброта и сочувствие, понимание, которое светилось в ее глазах всякий раз, когда она смотрела на меня, эта улыбка… Она была ярким светом, который каким-то образом никогда не тускнел даже в доме моего отца, и я не мог быть тем, кто погасит его.

Требовалась дистанция, а это означало, что наш брак останется только номинальным. Я был уверен, что справлюсь. Но что насчет Дженни? Что, если она хочет страсти? Смогу ли я позволить ей утолить страсть с кем-то другим?

Я стиснул зубы и еще крепче обнял Дженни, будто кто-то пытался отнять ее у меня. Однако я должен быть осторожен — я не мог позволить своей мятежной натуре вырваться на свободу.

Но для Дженни был опасен не только я. Доминго был безжалостным бизнесменом и нажил немало врагов. Я пытался уменьшить ущерб, который он причинил везде, где мог, но мне не удалось предотвратить многие вещи, которые он сделал. Были люди, которые ненавидели меня так же сильно, как ненавидели его, люди, которые думали, что я такой же, как он. Но разве это не так? Разве он мне этого не говорил? Дженни и ребенок нуждались в защите, а это означало, что я не мог позволить ей жить отдельно от меня. Я должен быть рядом, чтобы защитить ее.

Прядь темных волос упала Дженни на лоб, и я протянул руку, чтобы откинуть ее назад, но внезапно осознал, что ее глаза открыты и она смотрит на меня снизу вверх. В темноте они казались черными, поблескивая из-под ресниц.

— Где мы? — хрипло спросила она. — Что происходит?

В ее голосе не было ни страха, ни гнева, и она не сделала ни малейшего движения, чтобы высвободиться из объятий. Ее голос звучал как у сонного ребенка во время долгой поездки на машине.

— Мы едем домой, — мой голос тоже звучал с хрипотцой, — спи.

— Домой, — пробормотала она, — это хорошо.

Дженни закрыла глаза и расслабилась, снова погружаясь в сон.