Маленькое кафе в Копенгагене

Джули Кэплин, 2018

Вы когда-нибудь испытывали чувство благодарности к городу за то, что будто родились заново? Отпустили все обиды, посмеялись над неудачами и нашли себя? Кейт Синклер, молодая журналистка из Лондона, никогда не нуждалась в такой перезагрузке, но у судьбы свои планы. Копенгаген становится важным местом для Кейт. Любовь переворачивает ее жизнь с ног на голову, и ей остается только довериться этому чувству, впустить в себя тепло, помахать прошлому рукой и поблагодарить Копенгаген за настоящее.

Часть вторая

Копенгаген

Глава 9

Блестящий и современный аэропорт Копенгагена в общем мало чем отличался от любого другого аэропорта, какие я видела, не считая забавных надписей по-датски, с перечеркнутыми О и маленькими кружочками над А. Да, еще здесь была копия статуи Русалочки.

Когда все чемоданы были получены, я повела свою группу по зеленому коридору. Заметив человека с белой табличкой, которая гласила Группа Йем / Кейт Синклер, я готова была его расцеловать. Он стоял точно напротив нашего выхода, не пропустишь.

Я потрусила к нему, вдруг ощутив прилив бодрости и уверенности в себе. Встречающий представился (выяснилось, кстати, что его имя произносится Мэс, а сам он оказался вполне вменяемым) и повел нас на улицу, где уже ждал мини-автобус.

— Итак, вы в прекрасном городе Копенгагене, столице Дании, самой счастливой страны в мире. — Мэс усмехнулся. — В ближайшие несколько дней вам об этом будут твердить постоянно, но это и на самом деле так. У нас есть собственный Институт счастья. И вы много услышите о нашей системе социального обеспечения, наших налогах и нашем либерализме. Моя задача — постараться дать вам почувствовать вкус настоящей Дании, хотя бы немного, но у вас будет масса свободного времени, чтобы самим походить по улицам, осмотреться и все увидеть своими глазами. Завтра мы полюбуемся на город с воды, оттуда открываются самые лучшие виды. — Мэс с торжественным видом извлек откуда-то скрученный в рулон потрепанный лист, развернул и помахал как флагом. — А еще вам предстоит первое знакомство с настоящей датской выпечкой. Да, вы непременно должны попробовать наши знаменитые канельснегле. Ну а сегодня нас ждет обед, затем экскурсия по королевскому дворцу Амалиенборг. Ужин сегодня вечером будет в вашем отеле.

Каждую фразу он заканчивал торжествующим повышением интонации — что звучало мило и обаятельно.

Бенедикт уткнулся в свой телефон с безучастным видом. Меня так и подмывало лягнуть его тихонько, чтобы перестал так безобразно себя вести. Но Мэс (в котором мне виделось что-то общее с зайчиком Дюраселл) оставил этот вопиющий факт без внимания и стал рассказывать о том, что мы видели в окно.

— Канельснегле какие-то… А по-нашему это что? — спросила Аврил, морща нос.

— Коричная улитка, — звонко откликнулась Софи, изображая форму рукой. — Булочка с корицей. Настоящая датская сдоба. Не могу ее дождаться! Попытаюсь выпросить у них правильный рецепт для журнала.

Так вот что это такое. Я так и не удосужилась заранее почитать про них… как и про кафе «Варме» Евы Вильдер. Ларс включил кафе своей матушки в нашу обширную программу, обозначив его как регулярное место перекусов. Для бизнесмена такого уровня он был на удивление заботливым и очень трогательно относился к своей семье.

Фиона, как только мы вышли из самолета, сразу оживилась и непрерывно фотографировала буквально все, что видела. Девушка старалась ни с кем не встречаться взглядом, но так подпрыгивала на краешке своего кресла, что ее скрытое возбуждение передавалось мне. Сидящие рядом Софи и Дэвид с веселым интересом наблюдали, как Фиона поминутно радостно хватается за аппарат, и вполголоса что-то обсуждали, пытаясь включить в разговор и ее — однако она так ни разу и не ответила, будто не слышала. На заднем сиденье дружно хохотали Конрад и Аврил. Быстро они поладили! Дружба вспыхнула как лесной пожар. Вот только бы мне в нем не погореть.

Впрочем, я отметила, что Аврил, не отрываясь от разговора, успела запостить в Твиттере:

Приехали в Данию, дом королевской семьи, улитки с корицей и счастье #ЧудоКопенгаген #пресстурромантика

Кажется, дело идет и я могу расслабиться… Мы подъехали к отелю — и у меня с грохотом упала на пол челюсть. Перед нами было аб-со-лютно потрясающее здание, ничего общего с трехзвездочными уродцами из моих прежних поездок. Тут были пять звезд по полной программе, начиная от элегантных швейцаров в цилиндрах и ливреях из серой шерстяной ткани и металлических тележек для багажа и заканчивая величественной изысканностью просторного вестибюля.

— Вот это уже лучше, — заметил Конрад при виде такого великолепия, и от широкой улыбки по его лицу побежали морщинки, а усы довольно встопорщились.

Я постаралась притвориться, будто нисколько не удивлена, будто всё так и было задумано, но моя затея с треском провалилась. Потому что, когда Софи подтолкнула меня в бок и шепнула «Вау. Ничего себе», я, чуть не хихикая от смеси восторга и ужаса, так же шепотом ответила: «Ага. Я сама не ожидала».

Блин. Я реально такого не ожидала. Поселить семь человек в гостиницу такого уровня — да это же бешеные деньги. У меня даже желудок свело. Дело-то, оказывается, серьезное. А я за него взялась отвечать.

И вот я стояла там, и в ушах у меня звенело. Скоро ли все они поймут, что я — полный ноль во всех отношениях? Что я понятия не имею обо всем этом хюгге и верю в него не больше, чем в существование фей.

Аврил первой отдала свои чемоданы коридорным, после чего не моргнув глазом уселась на один из роскошных серых бархатных диванов, изящно скрестив свои длинные ноги — воплощенная элегантность. Дэвид был не настолько хладнокровен, если судить по тому, как он дергался и хихикал при виде всей этой роскоши. И, благослови его Бог, ему было плевать, что кто-то это заметит. Последовав примеру Аврил, Дэвид сел на стул с бледно-лимонной обивкой неподалеку от диванов, но все-таки не слишком близко. Этим он напомнил мне нашего старого пса Тостера, который укладывался ближе или дальше к газовому обогревателю в зависимости от настроения кошки Мод, чья железная лапа правила домом.

Фиона замедлила шаг и завертелась на месте, наклоняя набок голову и будто пытаясь уловить каждую мельчайшую деталь декора. Панели дорогих обоев на стенах стильного нежно-серого цвета, гармонирующего с белым деревянным бордюром вдоль пола и потолка. Изысканные цветы, тщательно подобранные по цвету. Розово-лиловые каллы в высокой вазе из простого стекла на каминной полке, дважды отраженные в зеркале с позолоченной рамой. Толстые, перевязанные лентой букеты пышных садовых лютиков редкостного теплого розового оттенка украшали столики, а искусно расставленные на стойке регистрации крохотные горшочки с белыми цикламенами прекрасно оттеняли темное красное дерево.

Я отправила Конни по ватсапу с дюжину кадров своего шикарного номера. Немного жестоко, учитывая, что в это время дня моя подруга по уши в работе со своими учениками. Но на самом деле я просто прибегла к тактике проволочек, всеми силами оттягивая момент, когда придется здесь до чего-то дотронуться. Постель с хрустящим белоснежным бельем и дизайнерскими аксессуарами оказалась такой огромной, что на ней можно было потеряться. Нерешительно и осторожно, как воришка, я обследовала ящики и заглянула в шкафы, где обнаружила набор для рукоделия и салфетку для чистки обуви. Потом, робко переместившись в ванную с туалетом, я свела знакомство с аристократическим ароматизатором «Шалфей и брызги моря». Разок я вдохнула этот богатый запах, и этого хватило, чтобы окончательно почувствовать себя не в своей тарелке.

Я прилегла на краешек кровати и немного попрыгала на мягком пружинящем матрасе, размышляя, что же дальше. Невозможно было избавиться от мысли, что я нагло заняла чье-то чужое место. Распаковывать вещи казалось дерзостью, повесить свои тряпки в этот гардероб — кощунством. Выбитая из колеи, я тяжко вздохнула и пожалела, что мне некому поплакаться, не к кому прислониться.

Моей матери нравится заботиться о людях. Не знаю, почему в голове всплыли эти слова Ларса. Вдруг мне стало тоскливо и ужасно захотелось нормальной жизни и уюта. Кафе с ароматным кофе и теплыми булочками — это то, что нужно, решила я.

Надев новенький, купленный в дорогу пуховик (судя по людям в аэропорту, это было как раз по погоде), я вышла на улицу, чувствуя себя невероятно смелой, хотя, судя по карте, кафе «Варме» располагалось от гостиницы буквально в двух шагах. Мне казалось, что я пускаюсь в опасное путешествие. Первый раз за границей самостоятельно, да еще живу в запредельно пафосном отеле. Я подняла лицо к небу и лучезарно улыбнулась сама себе. Мамочка была бы довольна. С внезапно защемившим сердцем я представила, каково было бы иметь возможность обо всем ей рассказать.

Мне потребовалось самое большее минут пять ходьбы по булыжным улицам, чтобы найти кафе «Варме», и еще не больше пяти секунд, чтобы влюбиться в него без оглядки. Милое, немного нелепое — я даже не могу сказать точно, что именно меня в нем так привлекло. Определенно, не особо модное и роскошное, не то что наш отель. Название «Варме» было написано медными металлическими буквами (высота двадцать сантиметров, шрифт «курьер», привычный и спокойный). Медь горела на солнце, словно языки пламени, лижущие покрытую серой краской деревянную доску. И это показалось мне полным смысла, ведь в переводе на английский «Варме» означает тепло.

Толстые каменные стены песочного цвета, которые больше смахивали на стены крепости, а между ними зажаты высокие, во всю стену, окна-витрины в таких же серых деревянных рамах. Крошечная лесенка, всего несколько ступеней, вела к застекленным дверям в кафе, а как только я их распахнула, навстречу вырвался аромат корицы и кофе, сразивший меня наповал. Сразу вспомнилось, что чашка довольно мерзкого кофе в самолете даже частично не покрыла потребность моего организма в этом напитке.

Миниатюрная, изящная женщина со светлыми волосами, забранными в хвостик, в черных джинсах и черном джемпере, протирала столы быстрыми экономными движениями. Подняв голову, она с улыбкой произнесла что-то вроде «Ку морэн» и, последний раз взмахнув полотенцем, повернулась ко мне.

— Извините, я ищу Еву Вильдер.

Мои практичные балетки слегка поскрипывали на паркете в елочку. Я сделала пару шагов к женщине, стараясь не глазеть слишком откровенно по сторонам. А поглазеть хотелось, так много тут было всякой всячины. Узкий и длинный зал, белые стены снизу доверху расписаны цветами — но не китч «под сельский стиль». Немного размытая роспись, напоминающая акварель, выглядела современно и изящно.

— А вы ее уже нашли. — В ее глазах светилось неподдельное удовольствие. — Вы, должно быть, Кейт. Ларс мне все уши про вас прожужжал.

Она отложила полотенце, взяла меня за плечи и стала рассматривать с таким радостным вниманием, что я немного струхнула — уж не приняла ли она меня за давно пропавшую родственницу.

— Как же я рада с вами познакомиться. Вот увидите, мы с вами обязательно подружимся. Добро пожаловать в «Варме».

Даже не переведя дыхания после длинной тирады, она потянула меня к деревянному столу, крашенному белоснежной эмалью, и усадила на стул.

— Давайте выпьем кофе, и вы мне расскажете о себе.

— Кофе — это замечательно, — произнесла я с чопорной британской любезностью, надеясь, что Ева забудет про окончание своей фразы.

— А винерброд?

Я собралась было отклонить предложение, но желудок издал жалобный стон, такой оглушительный, что Ева не стала ждать ответа. Перед поездкой я все же успела проделать небольшую работу и про эту странность уже знала: то, что весь остальной мир называет датской сдобой, здесь, в Дании, величают венским хлебом. Вот такие пироги.

— Да, пожалуйста. Я сегодня за весь день выпила только чашку кофе, и то в самолете. — И я состроила скорбную физиономию, чтобы всем стало меня жалко.

— Это мы сейчас исправим. — Как и у сына, английский у нее оказался с легким американским акцентом. А вот глаза совсем другие, не небесно-голубые, как у него. У Евы глаза были теплые, карие, с веселым прищуром, они придавали ее лицу с мелкими чертами вид проказливого эльфа. Трудно было поверить, что это мать дюжего Ларса. Женщина была вдвое меньше его ростом и вообще выглядела слишком молодой для такого сына.

Я села и, пока хозяйка хлопотала на кухне, как следует осмотрелась. В середине длинной черной стены имелся прилавок, за ним — бесконечные ряды металлических коробок с кофе и крашеные серые стеллажи с тарелками, чашками и кружками. Даже издали я различила синий цветочный орнамент — фирменный узор Королевской копенгагенской фарфоровой мануфактуры. На самом прилавке выстроились стеклянные колпаки, а под ними разнообразнейшие пирожные, кексы и десерты. Между ними в стеклянных шкафчиках были разложены разноцветные сэндвичи, слишком нарядные и красивые, чтобы их есть.

Сквозь сервировочное окошко в стене можно было разглядеть маленькую, очень компактную кухню, с которой и неслись все эти волшебные запахи.

— Как насчет колумбийского кофе сегодня? — подошедшая Ева одарила меня очередным одобрительным взглядом.

Я кивнула:

— Это просто прекрасно. — Что-то в ее озорной улыбке заставило меня прибавить: — Хотя, честно говоря, в студенческие годы я подрабатывала в кафе как бариста и, боюсь, колумбийский кофе меня как-то особо не цеплял.

— Полезная профессия. Тот, кто умеет готовить кофе, без работы не останется. Я вас, пожалуй, поэксплуатирую, если народу будет много. — Хоть она и подмигнула, я была почти уверена, что это не шутка.

— А вы со всем этим сама управляетесь?

— По большей части, но время от времени приходят помогать друзья или студенты.

— Чудесное место.

На стенах кафе я углядела бледно-зеленого оттенка мяты стеклянные полки с маленькими, идеально подобранными композициями. Пять изящных винных фужеров из темно-фиолетового стекла. Семь серебряных яиц разных размеров. Отдельную полку занимала единственная старинная чашка с блюдцем. Ничего подобного я раньше не видела и пришла в полный восторг. Вся эта изумительная разностилевая смесь выглядела совершенно естественно и просто — никакого намека на то, что над этой инсталляцией трудился художник.

— Фужеры хороши, — я показала на них пальцем, — у вас здесь столько красивых вещей.

— Датчане это любят. Психологи доказали, что, глядя на что-нибудь красивое, люди становятся счастливее. Вот почему наш народ уделяет дизайну столько внимания. На эти фужеры я много лет назад наткнулась на блошином рынке, а сейчас набралось так много всего, но с ними я не могу расстаться. Они замечательные, правда?

Ее рассказ подтвердил мое ощущение, что все предметы здесь присутствуют лишь по одной причине — их здесь любят.

— У вас фантастический английский!

Ева засмеялась.

— Я много лет прожила в Лондоне. Ну вот, — она подошла к столу с подносом и поставила передо мной высокую фарфоровую чашку с блюдцем и кувшинчик молока. — Крепкий и вкусный. И еще спандауэр.

Спандауэр оказался квадратной булочкой с загнутыми углами и красной начинкой. Блестящее маслянистое тесто выглядело жутко аппетитно, а когда я откусила первый кусок, в рот хлынуло душистое земляничное варенье.

— Ммм, — промычала я, не контролируя себя, — какая прелесть. Ох, и утро сегодня было — сплошная нервотрепка.

— Хорошо, что сейчас можно расслабиться.

— Не уверена в этом. — Я быстро взглянула на часы. — Мне пора возвращаться в отель, чтобы собрать всех вместе через полчаса.

— Масса времени.

— Не забывайте, я одна здесь работаю. Все остальные — гости. А я при исполнении.

— Это вас беспокоит? — Ее проницательность меня даже слегка покоробила.

Но я молча кивнула.

— Вот мой номер, забейте его в свой телефон. И можете звонить мне без колебаний, если что-то понадобится, но я уверена, у вас все будет в полном порядке. И еще — пока вы здесь, вы не при исполнении. Мой сын хотел другого: чтобы вы узнали настоящую Данию, расслабились и наслаждались нашим датским гостеприимством. Чтобы и вы, и ваши журналисты своими глазами увидели, почему нас считают самой счастливой страной в мире. Мне нужно кое-что сделать, но мы можем продолжать болтать.

Ева вышла в зал проверить, как дела у немногочисленных посетителей: пары средних лет, сидящей в углу, и подростка у окна, который уткнулся в свой айфон.

Пока я попивала свой кофе, она расставила на все столы миниатюрные жестяные ведерки с цветами и разложила написанные от руки меню в фоторамках небольшого формата.

— Какие милые. — Я взяла в руки стеклянную фоторамку, лежащую на моем столе.

— Тоже с блошиного рынка, купила еще в Англии. Люди выбрасывают столько чудесных безделушек. — Она взяла с другого стола меню в ажурной серебристой рамке. — Мы в Дании покупаем не так уж много вещей, но они служат нам по многу лет. И нам нравится покупать качественные и очень красивые вещи. — Ева многозначительно подняла палец. — Освещение тоже очень важно. — Над нашими головами висели три большие люстры, похожие на стеклянные водопады, а по углам — разной величины торшеры. — Например, простой студент может потратиться и купить за несколько тысяч крон очень дорогую лампу Поуля Хеннингсена^[13]. Потому что важно иметь в доме хорошие вещи, но вовсе не нужно, чтобы этих хороших вещей было много.

Пара в углу собралась уходить. Мужчина махнул Еве рукой и попросил счет. А я воспользовалась тем, что осталась одна, и вынула мобильник, чтобы проверить электронную почту. Сообщений из офиса было не меньше, чем в другие дни. Видимо, от меня ждали, что я буду из Дании звонить другим клиентам и работать с прессой, как обычно. Расслабишься тут, как же.

Едва я успела ответить на несколько писем, как вернулась Ева.

— Расскажите мне немного о себе.

Я растерялась. Что можно рассказать совершенно чужому человеку? Непонятно даже, с чего начать.

— Ну я живу в Лондоне. Работаю в агентстве по связям с общественностью, и Ларс обратился к нам с просьбой помочь ему раскрутить новый универмаг. — Я смолкла и пожала плечами, потому что Ева продолжала смотреть на меня в ожидании.

— Не замужем. Детей нет?

— Нет.

— Наверное, есть бойфренд.

Я вздрогнула, вспомнив Джоша.

— Нет. В настоящий момент нет.

— А, значит, недавно был.

— Да, но… у меня сейчас совсем нет времени для отношений. — К тому же последний оказался никудышным идиотом. Это я не собиралась поизносить вслух. — Главное в моей жизни… Ну, в общем, это работа.

Ева перебирала лепестки стоящего на столе цветка.

— Да, но жизнь — это же не только работа. Особенно у красивой молодой женщины вроде вас. А друзья, семья? — Блеснув глазами, она убрала несколько сухих листьев и наклонила голову набок, как хитрая птичка.

— Семья есть. Они живут под Лондоном, в ближнем пригороде. Я с ними вижусь, конечно. У меня два брата.

Интересно, понравился бы им Копенгаген? Джон съездил раз на каникулы с приятелями. Его рассказ изобиловал шокирующими деталями, вроде дешевого пива, которое лилось рекой, тусовок в ночных клубах и неразборчивых связей с доступными женщинами. Брендон откладывал деньги, чтобы съездить в Калифорнию на съезд фанатов «Звездных войн», но вероятность этой поездки все еще была не выше, чем у путешествия на Луну. А папа… ну, он вообще ни разу не был в отпуске с тех пор, как умерла мама.

— Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать лет, — выпалила я. Я редко кому об этом рассказывала и сейчас сама удивилась. Видно, в Еве было что-то такое располагающее. Какое-то тепло, что ли, и еще дружелюбие.

— Это очень грустно.

— Да, но уже много лет прошло. — Я схватилась за мобильник, но смотреть на экран не стала: мне было неловко и не хотелось делать это под пристальным взглядом Евы.

— Для девочки это особенно тяжело.

Я подобрала с тарелки последние кусочки сдобы и положила в рот, избегая смотреть на Еву.

— Кафе чудесное. Давно вы им занимаетесь?

Ева улыбнулась.

— Вот уже шесть лет. Я занялась им вскоре после того, как рассталась с отцом Ларса.

— Ой, прости… я не знала.

— Как ты сказала, прошло уже много лет, и я сейчас намного счастливее. — Уголки ее рта опустились. — Андерс не датчанин, точнее, датчанин, но слишком много времени провел в США и Лондоне. Он трудоголик.

Я нахмурилась, не совсем понимая:

— Трудоголик?

— У датчан так не принято. Мы не живем, чтобы работать. Я надеялась, что, когда появятся дети, он перестанет так гореть на работе, больше не захочет тратить на нее все свое время. Мы много лет прожили в Лондоне, а когда вернулись в Копенгаген, я уж думала, что он немного сбавит обороты. Что мы сможем больше времени проводить вместе, но он не сумел. У нас было все. Уютный дом. Дети выросли. Настало время для нас — как для пары, — а он продолжал пропадать в своем офисе и все только работал, работал и работал. Жизнь коротка. Зато теперь я провожу время со своими друзьями. — Ева безмятежно опустила подбородок на руки, излучая уверенность и спокойствие. В ее голосе не было ни горечи, ни сожаления. — Здесь моя жизнь. Многие посетители со временем стали мне друзьями. Я кое-чего добилась сама, но с удовольствием делюсь этим. — Ее лицо просияло. — Очень уж я люблю готовить. Кормить людей. Заботиться о них. И для меня большая честь, что я могу делать это для жителей Копенгагена.

Я кивнула. На вкус и цвет товарищей нет. Для меня готовка была обузой, неизбежным злом, а уборка и мытье посуды — неоправданной тратой времени. Счастье еще, что есть супермаркеты, полуфабрикаты и готовая еда, которую нужно только разогреть.

— А что ты любишь готовить? — вдруг спросила Ева.

Вот засада, мой кивок она приняла за согласие с ее словами. Я замерла и уставилась в чашку, надеясь, что кофе вдохновит на ответ.

— В общем-то, я… ну, знаешь… — Ева кивнула с понимающей («с тобой все ясно») улыбкой, после чего оставалось только сознаться. — Как-то все времени не хватает. Я работаю допоздна, а с квартирной соседкой у нас разные графики. А для себя одной готовить большого смысла нет.

Трудно было усмотреть что-то обидное в том, как Ева покачала головой, удивленно и слегка неодобрительно.

— По-моему, эта поездка в Копенгаген придумана прямо для тебя, Кейти.

— Я Кейт… — Я замолчала и… передумала. В устах Евы это мое имя прозвучало так ласково и с такой теплотой, что мне вспомнилась мама. Внезапно я почувствовала, что между Кейт и Кейти — огромное расстояние, целая бездна.

Глава 10

Отправиться на экскурсию, где все организовано, — невиданная роскошь. Первым делом нас отвели к Русалочке, которая оказалась намного меньше, чем я себе представляла. А ведь могла догадаться — не зря в ее имени содержится уменьшительно-ласкательный суффикс! Дальше наш путь лежал к королевскому дворцу Амалиенборгу, только вот дворцов оказалось целых четыре, они образовывали квадрат. Солдаты в карауле очень смахивали на гвардейцев нашей королевы — те же высокие медвежьи шапки, только мундиры не красные, как у наших, а темно-синие. Заприметив над одним из дворцов реющий флаг Дании, Мэс очень обрадовался и объяснил: это значит, что Маргрете у себя в резиденции (так и назвал ее, как будто речь шла о соседке, а не о королеве).

Мэс улыбнулся во весь рот.

— Наша королевская семья очень популярна, а Маргрете известна тем, что курит как сапожник, даже на публике.

Поскольку королева так и не выбежала к нам быстренько курнуть на задворках дворца, за контейнером для сбора вторсырья (все датчане помешаны на вторичной переработке), мы перестали ждать и отправились на обед в «Иду Давидсен», то ли семейный ресторан, то ли бутербродную для тех, кто помешан на типичных датских открытых бутербродах, называемых смёрреброд (или смёрребруг?).

Софи заставила Мэса повторить это слово раз пять, прежде чем смогла его воспроизвести. Гид объяснил, что датское произношение чрезвычайно сложно для иностранцев, так как в датском алфавите 29 букв, все эти ø, å, æ — отдельные буквы и, соответственно, очень тонко различающиеся гласные звуки, которые трудно расслышать и воспроизвести тем, кто родился не в Дании.

На обед мы с Софи шли рядом.

— Я так жду всего этого. Открытые сэндвичи здесь удивительные. Не могу дождаться. — Она помолчала и пожала мне руку. — Кейт, большое спасибо, что ты меня пригласила. Это будет незабываемая поездка.

Она так сияла и радовалась, что я невольно улыбнулась в ответ.

— Не за что. Я и сама рада, что ты смогла поехать. И сразу так охотно откликнулась. — Я покосилась назад через плечо. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы уломать кое-кого.

Все, кроме Бена, задавали множество вопросов. Он же почти все время висел на телефоне, а несколько раз я видела, как он зевает, будто от скуки. Мог бы, по крайней мере, притвориться.

— Правда? Трудно даже поверить. — Софи с сомнением оглядела остальных. — Кто же променяет пять дней в Копенгагене на работу в офисе? Хотя получилась интересная компания. Дэвид — просто прелесть. Я уже однажды с ним была в поездке. С ним легко и просто. Аврил и Конрад. Ну в них я не настолько уверена. А Бена и вовсе не знаю, но он, мне кажется, довольно сексуальный, горячая штучка, да? — и она смешно пошевелила светлыми бровями, ненатурально изображая страсть.

Я только плечами пожала — вроде неуместно комментировать, непрофессионально. Ох, если бы она только знала… Я готова была его удавить собственными руками. Он сводил на нет все усилия объединить группу, постоянно отбегал с мобильником, как непослушный подросток, да еще и зевал, когда думал, что никто не видит этого. К сожалению, я видела. Не могла заставить себя не смотреть, постоянно проверяла, как он отреагирует, — и огорчалась, потому что его реакции были далеко не позитивные.

— Хорошо еще, что я по уши влюблена в Джеймса.

— Твой бойфренд? — Я ухватилась за возможность сменить тему. Не хотелось ни думать про Бена, ни тем более говорить о нем — и особенно о его сексуальности.

— Да, — со вздохом ответила Софи. — Он очень милый.

— Вы с ним уже давно вместе?

— Почти два года. — Она обхватила себя руками и взглянула на меня. — Надеюсь — скоро дождусь самого важного предложения.

— Вы живете вместе? — продолжила я допрос.

— Вроде, только есть одна проблема. Мать у него очень больна. Поэтому четыре дня в неделю он работает в Лондоне, а потом уезжает в Корнуэлл, ухаживать за мамой. Система медицинской помощи устроена по-идиотски. Они не предоставляют сиделок на выходные. Так что все у нас непросто, но я подумываю брать дополнительный выходной на работе, чтобы мы могли ездить к ней вместе. Да я и не намерена всю жизнь жить в Лондоне. А ты? У тебя кто-нибудь есть?

Я открыла рот, чтобы поведать ей о Джоше, но вдруг заметила на себе ледяной взгляд Бена (полную противоположность тому взгляду, который он бросал на меня в вечер первого знакомства).

Уголки губ сами поползли вверх.

— Нет, хотя недавно был. Но в обозримом будущем мужчин в моей жизни не предвидится.

Снаружи ресторан показался непритязательным, самый обычный дом, как любой другой. Но внутри все выглядело стильно — уже хорошо узнаваемый датский дизайн, явное отражение датской души. Темные деревянные столы и стулья были расставлены в строгом порядке, на белых крашеных стенах висели фотографии знаменитых посетителей, карикатуры и шаржи и множество портретов улыбчивой Иды Давидсен, оказавшейся реальным человеком.

Кто знал, что презренный сэндвич может быть настоящим произведением искусства? В меню было больше двухсот пятидесяти их разновидностей, и нас пригласили подойти к прилавку и познакомиться с ярким, как радуга, ассортиментом в стеклянных шкафчиках. От одного их вида у меня началось активное слюноотделение, хотелось попробовать каждый.

На ломтиках темного ржаного хлеба рядами лежали сочные розовые креветки, янтарные рулетики из копченого лосося, темная икра какой-то рыбы с лимоном и укропом, тонкие ломтики ростбифа, украшенные свежим огурцом, скрученные половинки селедки в окружении четвертинок яйца, мелко нарезанного зеленого лука и его длинных усиков.

Софи была на седьмом, восьмом, да чего уж там, на девятом небе от счастья.

— Я могла бы поселиться здесь навсегда. Как, ну как можно что-то выбрать?

— Желудок умер и попал в рай, — заявил Конрад, надевая очки и внимательно изучая витрину.

— Я не совсем понимаю, из чего это сделано, — заметил Бен.

— Это — ломтики свинины, — принялась объяснять Софи, — а здесь…

Она отлично разбиралась в этом многообразии, как и следовало ожидать от журналиста, который пишет о еде.

— Бррр, все это — сплошные калории. — Аврил печально потерла свой несуществующий живот. — Не хотелось бы вернуться домой раздобревшей, как шкаф.

Учитывая, что сейчас она была худющей, как скелет, ей не помешало бы к возвращению домой принять облик нормального человека.

— Можем мы заказать что-то сверх? — спросила Софи, когда все мы заняли места за отведенным нам столом, громко переговариваясь и обсуждая, что же заказать. В кафе было полно народу — популярное место, сразу видно. — Нам всем хочется попробовать что-то незнакомое.

— Гм, я сомневаюсь, что мне понравится маринованная селедка, благодарю покорно. — Аврил почти брезгливо отвернула свой аристократический нос от меню.

— Нет, ты должна, для твоего кулинарного просвещения. А вдруг тебе понравится? — убеждала Софи, взмахивая руками в сторону витрин.

Аврил, поморщившись, вернулась к меню.

— Кое-какие идеи тут просто классные, так и просятся на страницы журнала. Думаю, я сделаю убойный материал по открытым бутербродам.

— Отличная мысль, — кивнула я, а у самой лихорадочно заработали мозги. — А можно было бы провести в универмаге демонстрацию, вроде мастер-класса? Объявить его как событие, организуемое журналом.

— Там в нем будет кафе или ресторан?

— Вряд ли, это, наверное, слишком по-английски.

— Жалко, но я уверена, что мы сможем организовать прекрасный показ и занятие по стряпне. — Софи мгновенно загорелась энтузиазмом. — Моему редактору это понравится. Мы постоянно в поиске интересных событий для подписчиков. Я могу выступить и рассказать о типах хлеба. Ржаной хлеб. Отруби, плетенки традиционные и современные. Маринованная селедка и зеленый салат, копченый салат с редиской, говяжья солонина и датские маринованные огурчики.

— Здорово, звучит аппетитно. А потом можем рассказать об этом в Твиттере. Нащелкать фотографий и разместить в Инстаграме.

— И на Фейсбуке, — оживленно прочирикала Софи.

Я извлекла свой блокнот.

— Господи, у вас когда-нибудь бывают передышки? — вздохнул Бен, сидящий напротив нас. Почти весь день он помалкивал и явно больше интересовался своим телефоном. И здесь, не успели мы усесться, сразу спросил у официантки код для Wi-Fi.

— Я делаю свою работу, — огрызнулась я. Он с самого приезда не желал включаться в общий ритм и демонстративно интересовался лишь своей электронной почтой.

— Работа, тоже мне, — буркнул Бен, снова приникая к экрану мобильника.

За столом группа разделилась и вела параллельно как минимум два разговора. Софи, Дэвид и я болтали с Мэсом, в то время как Конрад и Аврил набрели на богатую жилу сплетен о знакомом им обоим редакторе журнала светской хроники. Фиона с самого начала уселась немного на отшибе, выбрав самый дальний стул, и, кажется, старалась слиться с тенями. Она крутила в руках фотоаппарат, а я все никак не могла придумать, как бы половчее и потактичнее вытянуть ее из изоляции.

У Бена был не менее отрешенный вид, но вот он внезапно поднял голову и заметил, что я исподтишка за ним наблюдаю. Он тут же выпрямил спину, перегнулся через стол и обратился к Фионе:

— Ну что, есть удачные кадры?

Девушка дернула головой с обычным своим испуганным видом и застыла на секунду. Но все остальные оживленно болтали, никто не обращал на нее внимания, и она робко протянула Бену свою камеру. Склонившись над экраном, он пролистывал снимки, бережно держа камеру и время от времени одобрительно кивая.

— Это великолепно, Фиона, — сказал он негромко, собираясь вернуть аппарат, но, к несчастью, его услышала Аврил.

— Ух ты, я тоже хочу посмотреть.

Я отметила страдальческое выражение на лице Фионы и искреннее сожаление Бена, но ничего не поделаешь: все столпились вокруг его стула, стремясь разглядеть получше.

— Ого, а снимки и правда хороши, — удивилась Аврил. — Русалочка просто сказочная. И вот тот кадр мне понравился, где на первом плане дворец, а сзади море. Я тоже его щелкнула, чтобы запостить в Твиттере, но моя фотография этой и в подметки не годится.

Бен пролистал все снимки.

— Я не уверен только насчет этого, — весело заметил он, показывая нерезкое изображение Дэвида и Конрада на фоне дворца перед одним из караульных.

— Ради Господа Иисуса, Марии и Иосифа, умоляю, скорее сотрите этот кошмар, — комично запричитал Конрад. — Я здесь похож на престарелого трансвестита после недельного запоя.

Неожиданно Фиона, вместо того чтобы опустить голову и залиться краской, тихо прыснула.

— Раз ты просишь, я его сотру.

— Очень, очень надеюсь, — шутливо поклонился ей Конрад. — Есть ли возможность получить к обеду бокал вина? Я погибаю от жажды.

Бен отдал камеру Софи, и мы, сидевшие с другой стороны стола, сгрудились вокруг. Фиона оказалась на редкость талантливым фотографом. Она снимала и кое-кого из группы, и меня особенно поразили фотографии Аврил. Ничего удивительного, что она так горячо хвалила Фиону: на портретах она была хороша, как голливудская кинозвезда. Впрочем, она явно позировала, видя, что ее снимают, и большинство портретов выглядело постановочными. Но имелось одно исключение. Пока все мы любовались статуей Русалочки, Аврил погрузилась в свои мысли и рассеянно смотрела куда-то в море. Фиона уловила момент, когда Аврил, вся залитая солнечным светом, не замечала, что ее снимают. Ее очаровательное лицо было полно грусти и тревоги, а плечи так поникли, словно несли на себе земной шар. Все это насколько отличалось от образа, который Аврил обычно являла миру, что я задумалась.

Я передала аппарат владелице, и Фиона, розовая от удовольствия, убрала его в сумку.

— Мне кажется, ты вполне можешь претендовать на работу профессионального фотографа, — сказала я. — Интересно, сможем ли мы приобрести часть снимков для кампании.

— Не надо, я их и так тебе пришлю.

— Ни в коем случае, — вмешался Бен, неприветливо хмурясь в мою сторону. — Обязательно получи с них деньги. Снимки чертовски хороши, а бизнес есть бизнес. У тебя авторское право. Не позволяй никому себя использовать.

От разговора всех отвлекло появление подноса с кофе, а я не справилась с искушением и лягнула Бена ногой под столом (не так сильно, как хотелось бы).

Потом я пристально посмотрела на него и тихо сказала:

— Я ведь предложила купить их.

— Как трогательно, как бы не прослезиться. — Его наглая улыбка была даже еще более оскорбительной.

— Мне не понравился этот выпад — насчет того, что я могу ее использовать.

— Это было бы не в первый раз, правда?

Я вытаращила на него глаза.

— Господи, да вы, похоже, ни о чем другом и думать не можете. Заело, да? Отрастили на меня зуб и думаете о мести? И когда же вас отпустит наконец…

Он торжествующе улыбнулся, ни дать ни взять мальчишка на детской площадке — впрочем, именно так он себя и вел, по сути.

— А что, если никогда?

— Ребята, кому что? — громко возгласила Софи, когда очень миловидная датская официантка подошла принять у нас заказ.

Софи махнула в мою сторону вилкой:

— Кейт, селедка божественно хороша. Хочешь попробовать кусочек? Эй, что все замерли, начинайте же, вы все должны чего-нибудь отведать. Это полезно для вашего кулинарного просвещения.

У меня возникло предчувствие, что эту фразу мы еще не раз услышим на протяжении ближайших дней.

Наконец, поскольку от богатства выбора у всех нас разбежались глаза, мы заказали разные варианты на всех (хотя Софи настаивала, чтобы каждый продегустировал четыре сорта сельди, помимо остальных вариантов).

Как и остальные члены группы, я не очень хотела есть селедку (я вообще не фанат рыбы), но выражение чистого восторга на лице Софи подвигло меня на эксперимент. Я взяла вилку и нацепила на нее ближайший кусок на блюде. Это был ржаной хлеб с тмином, на нем селедка и поверх всего смесь из моркови с имбирем.

— Ух ты! — Мои вкусовые сосочки бурно отреагировали на запахи и вкус. — Необыкновенно вкусно! — Я откусила еще раз и с энтузиазмом уставилась на блюдо. — Реально, — я осмотрела коллег, — вы должны это попробовать.

Софи сияла, как гордая мать, а остальные, включая даже капризулю Аврил, взялись наконец за вилки, которые она подвинула на середину стола.

— В самом деле, недурственно, — сказал Конрад и потянулся за второй порцией, побольше, которую проглотил с таким аппетитом, будто не ел несколько дней. — Кто бы мог подумать, что селедка может быть такой разносторонней?

Мы дружно рассмеялись, а вскоре все уже пробовали разные сэндвичи, угощая друг друга, а Софи и Мэс давали разъяснения, где что.

— Что у нас дальше по расписанию? — глянув на наручные часы, спросил Бен. Мэс только что расплатился, и мы стали выбираться из-за стола, скрипя стульями и толкаясь с тем добродушием, которое рождает хорошая еда, полные желудки и двухчасовой отдых за обеденным столом. — Мне необходимо сделать несколько звонков. Заканчиваю работу над статьей.

Не обращая внимания на его скучающий тон (или просто не замечая таких нюансов), Мэс радостно заулыбался.

— Сейчас у вас свободное время, можете отдыхать и делать что захотите. Вечером мы ужинаем в ресторане вашего отеля, а потом предлагается пораньше лечь спать, завтра у нас напряженный день. Утром мы отправимся в кафе «Варме», где вы познакомитесь с Евой Вильдер, и она покажет вам, как готовить датскую сдобу.

У Бена вытянулось лицо.

— Превосходно.

Софи в предвкушении потерла руки.

— Ничего ты не понимаешь, брюзга, — это же здорово.

Вот молодец! Я готова была расцеловать Софи, хотя в ее устах эти слова прозвучали совершенно не обидно. Мне показалось даже, что этот ворчун ей почти улыбнулся.

Заранее понимая, что делаю непозволительную глупость, я все же не удержалась.

— Только подумайте, Бенедикт, как вы поразите вашу девушку своим искусством кондитера, — ляпнула я.

Кисло осмотрев в мою сторону, он надел куртку.

— Во-первых, не Бенедикт, а Бен, во-вторых, у меня нет девушки. И мне никого не нужно поражать.

— А как же родственники? — не унималась я, сама не понимая, какая муха меня укусила. — Я уверена, им понравится, если вы им что-нибудь приготовите.

Его рот сжался в мрачную линию, и — будто захлопнулись ставни — всякое оживление с лица исчезло. С непроницаемым холодным выражением он равнодушно посмотрел сквозь меня, куда-то в сторону окна.

— Возможно.

Не поглядывай я на него тайком на протяжении всей поездки, может, ничего бы и не заметила. Но я поняла, что невольно затронула какую-то больную тему.

— Извините, — пробормотала я, краснея.

В его взгляде отразилось крайнее удивление. Бен с недоверием, почти испуганно взглянул на меня, но затем глаза сузились, и к ним вернулось непроницаемое выражение. Он кивнул, молчаливо принимая извинения, после чего отвернулся. И таким одиноким, почти несчастным показался он мне в эту минуту. В груди шевельнулось сочувствие. Этот обмен репликами остался незамеченным, наш народ шумно собирался, одевался, проверял, не забыл ли кто сумки. Я смотрела ему в широкую спину, чувствуя себя неловко, как будто вторглась во что-то запретное. Ведь кто-кто, а я-то могла бы и сообразить. Мне ли не знать, какие сложности бывают в семьях. Целую минуту я боролась с желанием подойти и сочувственно положить ему руку на рукав. Вряд ли он сказал бы мне за это спасибо, да я этого и не ждала. Просто хотелось дать ему понять, что я его понимаю. И что он не один.

Глава 11

— Я без сил, — выдохнула Аврил, входя в вестибюль нашего отеля. — А проклятые ноги просто меня убивают. — Она сбросила шикарные кожаные мокасины с бахромой («Рассел и Бромли», не хухры-мухры) и осталась в одних чулках. Выхватив из кармана мобильник, она принялась фотографировать свои точеные ступни.

— Сейчас отправлю это в Твиттер… Усталые ножки, хештег Прекрасный Копенгаген, смёреброд, Амалиенборг. Всё супер. Хештег причуды пресс-тура.

Я в точности знала, каково ей сейчас, потому что и сама была на ногах с пяти утра.

Хотелось только одного: принять горячую ванну (в таком отеле это особая роскошь) и насладиться чашкой горячего чая.

— Стаканчик спиртного поставит тебя на ноги, — заявил Конрад. — Самое время пропустить по маленькой. Как насчет здешнего бара, Кейт, дорогуша?

— Мне кажется, все немного устали, — а кое-кому еще предстоит работать. В моем почтовом ящике скопилась масса сообщений, требующих ответа.

— А вот я не прочь. — Дэвиду, кажется, предложение пришлось по душе. — Неплохая идея.

— Но хватит ли нам времени, чтобы подготовиться? — заволновалась Аврил. Зажав туфли под мышкой, она вынула из сумочки зеркало и проверила макияж.

— Вагон времени. К тому же, милая, ты и так ослепительно хороша. — Конрад слегка поклонился (дамский угодник старой закалки), но тут же добавил немного насмешливо, так что все дружно рассмеялись: — Ручаюсь, ни один не вытолкал бы тебя из своей постели.

Аврил, стоявшая рядом со мной, натянуто улыбнулась, и, кажется, только я услышала, как она пробормотала себе под нос:

— Не уверена, что мой муж это одобрил бы.

К моему большому сожалению, после кратких переговоров Конрад соблазнил всех, кроме Аврил и Бена, походом в бар, а эти двое направились к лифтам. Я смотрела им вслед с некоторой завистью.

Вот оно, начинается, это то, чего я так боялась. Все выходит из-под моего контроля.

— Кто что будет пить? — бодро поинтересовался Конрад. — Мы ведь можем записать на твой счет, верно, Кейт?

Я выдавила жалкую улыбку. Господи, счет наверняка будет чудовищным. Меган меня убьет.

— Мне только воду без газа, спасибо, Конрад, — пролепетала я в надежде, что остальные кутилы устыдятся и последуют моему примеру. Зря надеялась. Три пива и большой бокал красного вина, за которые позже мне был выставлен счет на астрономическую сумму.

Я изнывала от желания хоть на время прервать «несение вахты» и немного расслабиться. Однако, вернувшись наконец в свой номер, я поняла, что в тихой роскоши номера мне как-то неуютно. Тишина была просто мертвая, что тоже не способствовало хорошему настроению. Чемодан я уже распаковала, но еще не была готова хвататься за разборку электронной почты. Я чувствовала себя какой-то неприкаянной. Пробежалась по телевизионным каналам — всё оказалось по-датски, кроме новостей Би-би-си.

Их я и оставила, чтобы обеспечить фоновый шум.

Это было так непривычно — что есть время для ничегонеделания. И от этого я растерялась, не зная, куда себя девать.

Взяла телефон и отправила Конни фотографии открытых сэндвичей с обеда, подписав Смёрреброд.

Тяжелая у тебя жизнь, крошка, но кто-то же должен страдать. А вот я практически по уши в лягушачьей икре — у наших приготовишек в очередной раз «Весенний дозор»^[14].

Она прислала мне фото своей брючины с налипшим на нее куском мармелада и подписала Гарриброд. Я фыркнула и от души посмеялась. Конни всегда удавалось поднять мне настроение, хотя она пришла бы в ярость, узнав, что я не смогла получить максимум удовольствия от этого бархатного номера, сказочной ванной комнаты и от возможности, забыв обо всем на свете, понежиться в потрясающей ванне.

Я выбрала на мобильнике любимый плейлист — несколько треков инди-рока — и стала наполнять ванну.

Напустив в воду пены с ароматами шалфея и морских брызг и подпевая «Кингз оф Леон», я уже чувствовала себя намного лучше. Мне ведь так редко удается поупражняться в пении. В детстве я постоянно пела, распевала во все горло — в школьных постановках, потом в университетских любительских спектаклях. Но с возрастом эта привычка прошла. Я и забыла, как здорово это может поднять настроение.

Одеваясь к ужину и подбирая макияж, я вспомнила, что неплохо было бы поставить телефон заряжаться. Хотя бы ненадолго, перед тем как спуститься. Сунула руку в сумку, поискала зарядку. И не нашла.

Мысленно я прошла по своей квартире — и отчетливо вспомнила, буквально увидела, как зарядка лежит на кухонном столе, забытая. Черт, черт, придется теперь искать у кого бы одолжить.

Ресторан нашего отеля, верх элегантности и роскоши, располагался на верхнем этаже, откуда открывался вид на туманно-серое море и небо. Все столы были покрыты тяжелыми камчатными скатертями, весь зал был в цветах, а на каждом столе стояли вазочки с мышиными гиацинтами.

Когда я подошла, не хватало только Бена и Аврил. Я заняла место рядом с Дэвидом. Конрад уже успел заказать бутылку красного вина и что-то громогласно вещал, помахивая бокалом. Невольно поморщившись, взяла меню. В кронах (курс валюты был примерно восемь крон за фунт) и без того высокие цены казались совсем уж заоблачными. Самая дешевая бутылка стоила пугающе много, четыреста пятьдесят крон — к счастью, подсчитав, я поняла, что в наших деньгах это какие-то жалкие полсотни.

— Привет, Кейт, — провозгласил Конрад. — За нашу хозяюшку.

— Он что, так и не вылезал из бара? — чуть слышно спросила я у Дэвида.

— Нет. Я быстро ушел к себе, а когда опять спустился, он все еще торчал в баре. Мне пришлось вытаскивать его оттуда на ужин.

Мы оба невесело уставились на жилистого и поджарого Конрада.

— И как в него столько влезает… — Я тряхнула головой. — И ведь он никогда не кажется пьяным.

Дэвид наклонил голову.

— Он не так много пьет, как ты думаешь. Заметь, он никогда не опустошает бокал. Только подливает по чуть-чуть. Хотя и того, что он все же выпивает, хватило бы, чтобы свалить с ног парочку дюжих регбистов.

Появилась Аврил, ослепительно красивая в обтягивающем алом платье. Пока она шла по залу, вслед ей повернулось немало голов. Подойдя, она раскапризничалась, заявив, что не хочет сидеть в конце стола. Пришлось нам устроить небольшую перестановку, так что Аврил оказалась в середине, рядом с Софи и Конрадом и напротив Мэса и Дэвида. Фиона с довольным видом скользнула на место по другую сторону от Дэвида.

Я посмотрела на часы. Бена до сих пор не было.

Подошли официантки, чтобы принять у нас заказ.

Обойдя стол, я шепотом спросила Мэса:

— Не надо ли нам подождать Бена?

Парень помотал головой:

— Нет, знаю по опыту таких туров, что не надо ждать, иначе весь график полетит. Было назначено время, он опаздывает уже на десять минут. Ничего страшного, сделает заказ, когда появится.

— Пожалуй, я ему позвоню.

Зачем я это делаю? Пусть бы голодал, дурак неблагодарный.

Заметив меня на выходе из зала, бармен махнул мне рукой.

— Вы из номера триста двадцать один? Не могли бы вы подписать счет за пользование баром?

Я икнула, увидев цену за выпитое Конрадом в мое отсутствие.

Подписав счет, я вышла и набрала номер Бена. Батарея на моем мобильнике почти совсем разрядилась, на индикаторе оставалась всего одна полоска. Мне ответил автоответчик. Я подождала минутку, быстро проверив свою электронную почту, а потом снова позвонила. Снова нет ответа. Я отправила эсэмэску, стараясь, насколько могла, держаться в рамках вежливости.

Ждем вас, чтобы сделать заказ. Как скоро вы планируете появиться? С уважением, Кейт.

Нам уже подали горячее, а Бен так и не подошел, и на мое послание ответа не было. Я сжимала под столом кулаки. Вот ведь шило в заднице, видно, так и будет до конца мотать мне нервы.

Официантка собирала пустые тарелки, а он так и не осчастливил нас своим присутствием.

— А вы, Кейт?

— Что, прости?

— Ты будешь что-нибудь? Сыр? Или десерт?

— Ммм… а все что-нибудь берут?

Опустив глаза на телефон, я увидела эсэмэску от Меган.

Как дела? Журналюги себя ведут прилично?

Кошмар, что бы она сказала, узнав, что Бен уже от нас отделился?

— Я ничего не знаю о датских сырах, кроме, пожалуй, данаблю^[15], — призналась Софи, — и хотела бы получить о них представление.

Конрад присоединился к дегустации, хотя я не была уверена, что он хоть что-нибудь вообще понимает в сырах. Просто он, судя по всему, не мог пропустить никакую халяву. Я уже не удивилась бы, если он вдруг вытащил пару пакетов и упаковал в них оставшийся на столах хлеб.

Снова проверив мобильник, я обнаружила, что он окончательно разрядился. Это открытие побудило меня к активным действиям.

— Я пойду проверю, что там с Бенедиктом.

Не дожидаясь, пока кто-то скажет хоть слово, я вылетела из ресторана.

Несясь по коридору, я должна была бы сразу догадаться, что номер Бенедикта — тот, у двери которого на полу стоит поднос с пустой посудой.

Он заказал ужин к себе в номер! Ну разве не наглость?

На мое счастье, у двери оказался звонок, иначе я колотила бы в дверь как ненормальная. Я нажала на кнопку и не отнимала от нее пальца.

Спустя примерно минуту за дверью раздалось сонное ворчание и чертыхание. Наплевав на это, я упорно продолжала давить на кнопку.

Дверь распахнулась. На пороге, подслеповато моргая, возник сонный, взъерошенный Бен в черных трикотажных трусах — и всё! У меня вдруг мгновенно пересох рот, и я поняла, что означает выражение «стеснение в груди».

— Что за… — хмурясь, пробормотал он растерянно… Ах, до чего ж он был хорош!

Он не имел права так выглядеть, быть таким милым, сонным, симпатичным. Какой же он очаровательный, этот грубый, мрачный и отвратительный тип.

— Извините, я о вас беспокоилась. — Ехидный тон ясно показывал, что речь идет совсем не о заботе. — Куда вы пропали? Забыли о времени?

И я выразительно кивнула на поднос на полу.

Вместо того чтобы хоть сейчас извиниться, этот мерзавец повернулся ко мне спиной и потопал к себе в комнату, оставив дверь нараспашку.

Ошарашенная и уязвленная, я открыла рот… но из него не вылетело ни звука. Что было делать? Пришлось идти за ним следом.

Не обращая на меня внимания, практически игнорируя, он завалился в кровать и в тот же миг его глаза закрылись.

Что — за — черт!

Я стояла, уставившись на него и бессильно сжимая кулаки. Вот же… вот же…

Он спал, как будто меня здесь не было, а я была! Я была в таком шоке, что ни сказать, ни сделать ничего не могла.

Что же это такое, почему он не явился ужинать вместе со всеми? А вдруг он… заболел? Может, ему плохо? Я принюхалась, как будто разгадка могла оказаться в этом, но в комнате пахло вполне нормально.

Растерянная, я стояла вот так в полумраке чужого номера и слышала, как бьется мое же собственное сердце. Прикроватная лампа, которую он оставил включенной, испускала неяркое золотистое свечение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

Поуль Хеннингсен — известный датский дизайнер, специалист в теории освещения, автор легендарных светильников.

14

Springwatch (а также Autumnwatch и Winterwatch) — ежегодные телесериалы BBC, в которых рассказывается о том, что происходит в разное время года в дикой природе Британии.

15

Датский сыр с голубой плесенью.