Вкус нашей ненависти

Джули Дейс, 2021

Говорят, от любви до ненависти один шаг, но данный эффект работает и в обратном направлении. От ненависти до любви намного меньше, особенно если ненависти не было. Осознать вовсе не сложно, если начинаешь прислушиваться к сердцу, а не разуму. Как известно, эти двое всегда враждуют, перетягивая одеяло на себя. Отыскать верное направление и услышать истину намного важнее и сложнее, чем лгать себе. Ребекка знает, чего хочет и не тает от мужского внимания. Джейк идёт напролом и всегда добивается своего. Они слишком разные и бесконечно одинаковые. Но несмотря на различия, их может объединять кое-что важное. Ради чего стоит потерять рассудок и счёт времени. Отказаться от предрассудков и с головой окунуться в чувства. Содержит нецензурную брань.

Глава 6. Бекка

Чувствую себя прежней. Только возвращаясь в Нью-Йорк, ощущаю дежавю. Это всё та же я, но уже не я. За год удалось поменяться, как в отрицательную, так и в положительную сторону. Прилёт в Нью-Йорк представляет собой что-то вроде перезагрузки, которая стала необходимостью. Я настолько заведена предстоящей встречей, что подпрыгиваю, когда натягиваю платье и дрожащими пальцами застёгиваю ремешки на туфлях.

Свобода.

Бескрайняя свобода от всего.

Дом Картера виднеется вдали, когда таксист сворачивает на нужную улицу, и по коже пробегают мурашки. Подобную радость и предвкушение испытываю только когда возвращаюсь к друзьям. Только видя их, понимаю, как сильно скучаю, как сильно закрылась, не позволяя новым лицам войти в жизнь.

— Ваша заключительная алкоголичка прибыла, — громко сообщает Джаред, как только открывает входную дверь.

Я бросаюсь на его шею и сжимаю так крепко, что парень закашливается, но не отталкивает.

— Ты просто душка, Картер.

— Я женат, у меня детей, так что отвали, — язвит он, обнажая ямочки на щеках.

Отпускаю парня и замечаю девочек на заднем дворе, куда бросаюсь сломя голову. Я, оказывается, великолепно бегаю на каблуках. В ответ получаю взаимность.

Лизи и Алекс бегут навстречу. Мы похожи на боулинговые шары, которые летят лоб в лоб и сталкиваются. Тройные объятия похожи на женскую групповуху, из-за чего фыркает Джаред.

— Мерзость.

— Если бы тут были близняшки, ты бы уже снимал трусишки, — подшучиваю я.

— Я женатый человек, — наигранно оскорбляется Джаред. — У меня двое детей.

— Забери свои камушки из моего огорода, Картер, — Лизи прогоняет его рукой, как назойливую муху.

— Я люблю тебя, малышка, даже если тут соберутся самые отпадные близняшки мира, никто не будет лучше тебя.

— Фу, — в унисон выпаливаю я и Алекс, после чего спрашиваю: — А где Мэйс и Мэди?

Джаред лукаво улыбается.

— Они уже второй день у родителей.

— Сегодня твоя участь смотреть телек и лечь спать в одиночестве, — сообщаю я. — Можешь порадовать себя порнушкой перед сладким сном.

— В двенадцать карета превратится в тыкву, — он поворачивается спиной и заходит в дом. — С ней исчезнет одна принцесса.

— Сомневаюсь, — Алекс хлебом не корми, найдёт повод поиздеваться.

— Вы вернёте мою жену в первоначальном виде.

— В этом тоже сомневаюсь.

Джаред смотрит на нас через плечо и скользит ладонью по лицу.

— Хотя бы вернись целой, — завершает он. — Не устраивай квест по городу.

Мы провожаем его взглядом до тех пор, пока парень не скрывается на втором этаже.

— Это будут лучшие выходные за прошедший год, — широко улыбается Алекс, обращая озорные зелёные глаза к нам.

Правда на её стороне.

К двум часам ночи забываю собственное имя, а голосовые связки держатся на тонком волоске. Итого: два клуба и бар за спиной. Три заведения, которые выбирали, ткнув пальцем в карту.

Музыка долбит по барабанным перепонкам, Алекс и Лизи продолжают безумные танцы, над чем хохочу, растекаясь по диванчику, словно шоколад. Представить страшно, как выглядим со стороны, но это явно последнее, о чём думаем. Под конец отрыва-на-полную-катушку, Том забирает Алекс из такси и несёт на руках, пока она кричит, что вечер удался и размахивает руками, заливисто хохоча. Следом черёд Лизи. Она чудом держится на ногах и даже больше: может бегать. Подруга несётся в объятия мужа, повисает на его шее, в ответ Джаред закатывает глаза и поднимает руку на прощанье. Моя участь выползать из такси самостоятельно. Надеюсь, после пробуждения ничего не вспомню.

Чудо не происходит.

Я всё помню.

Вибрация вырывает из мертвецкого сна. Я рыскаю по постели рукой, не в состоянии разомкнуть веки и мучаясь от адской головной боли.

— Ты совсем заработалась, — с толикой хрипотцы звучит мягкий голос мамы, когда, не глядя, принимаю вызов.

— Я совсем заотдыхалась, мам, — вымученно улыбаюсь и зарываюсь под одеялом. — Я в Нью-Йорке.

— Ого!

— Да, — продолжаю, чтобы она не разговаривала много, хотя чем дальше, тем дольше хочется слышать её мелодичный голос. — Решила оставить всё и вырваться.

— Не трать молодость на работу, Ри, ты можешь…

— Знаю, мам, не надо. Всё хорошо. Ты же говорила, что любимое дело должно приносить удовольствие, а не только прибыль. Мне нравится, столько всего происходит.

— У других… — печально завершает она. — Ты не хочешь возвращаться домой, где ждут?

— Я хочу знать, что у тебя всё хорошо. Это всё, что хочу знать. Как проходит терапия?

— Ри, ты слишком много думаешь об этом. Я не хочу…

— Чтобы ты волновалась, да, знаю. Ты всегда это говоришь.

— Мне отведено столько, сколько потребуется, нет необходимости держать меня.

— Ты говоришь глупости. Я хочу, могу и буду стараться для того, чтобы ты не сдавалась!

— Но это же не конец.

— Я хочу набирать твой номер и знать, что услышу твой голос.

— Рано или поздно кто-то не возьмёт трубку.

Настроение мрачнеет, а в горле саднит, словно засыпали битое стекло. Я изо всех сил стараюсь не терять силу духа

— Не говори так.

— Это жизнь, рано или поздно все уходят.

— В моих возможностях сделать всё, чтобы было поздно. Ты нужна мне. Я не могу тебя потерять. Это… это не честно!

— У тебя есть папа, ты не останешься одна.

— Но это не то, мам! Ты же знаешь, что это не то, он не понимает. Никогда не поймёт.

— Он понимает, просто по-своему.

— И считает меня маленькой девочкой, которой ещё нужно сделать хвостики, повесить на плечи рюкзак и отправить в школу.

— Каким бы возрастом не была дочь, отцы всегда будут считать её своей маленькой девочкой.

— А наш ещё может посадить меня под домашний арест.

— Только ради благих целей, — с улыбкой в голосе, доносит мама.

— Мам, мне двадцать пять. Я не маленькая девочка, у меня… Господи, у меня было четверо мужчин, а он всё ещё думает, что на меня можно надеть нимб и ангельские крылышки с пыльцой, как было в третьем классе.

— Пусть думает, что было только два.

— Ты говорила, что врать не хорошо, — хихикаю я, испытав слабый прилив радости.

— Ради благих целей можно.

— И как тебе не стыдно? Папа, наверное, думает, что я заклятая девственница, а с Йеном и Райном не было ничего, кроме поцелуев в щёчку.

— С твоим папой шутки плохи.

— Мне ли об этом не знать. Он направит пушку на любого, кто приблизится к моей детской комнате. Подумать только: я не могу привести парня домой.

— Ты уже приводила, Ри.

— Да, Йена он едва не пристрелил, Райн спал на другом конце коридора от меня. Это невыносимо. Папа не изменится, я не выйду замуж, потому что ему заранее не нравится мой выбор. Я даже не смогу родить, потому что, Боже упаси, он может подумать, что я занимаюсь сексом. Сексом, мам! Я должна верить, что меня принёс аист.

Слушаю её смех и настроение делает новый взлёт. Даже если монолог был местами грубым, жалким и с нотками обиды, он того стоил, ведь мама смеётся.

Как только обнаружили рак голосовых связок, я начала больше ценить её голос. Любое слово, что она произносит, стараюсь запомнить и отложить в сознании. Мне вовсе не хочется думать о плохом, и поэтому отметаю скверные мысли. Она тут. Я могу её слушать, видеть и обнимать. Это уже бесценно. Она — мой лучший друг. Никто не знает меня так, как она. Я доверю ей всё. Абсолютно каждый секрет, мысль, происходящее. Всё, что присутствует в моей жизни. Я могу держать её рядом столько, сколько это возможно; столько, сколько в моих силах.

— Как провела время? — интересуется мама.

— Лучше тебе не знать. Клянусь, мы перепробовали все коктейли в барной карте.

— Временами нужно терять контроль, особенно тебе.

— Мне уже не восемнадцать, наоборот, нужно держать себя под контролем. Не хочу быть той, перед чьим носом папа закрывает клетку.

— Глупости. Ты же не собираешься кого-то убивать.

— Даже если сильно хочется?

— Даже если так, а есть желание?

— Дикое.

— Мы говорим о ком-то определённом?

— Нет, но есть лица, с которыми хочу минимизировать общение.

— Мы не можем нравится всем, Ри, как и они — нам.

Я улыбаюсь, хоть и через силу, потому что с каждым последующим сказанным словом, её голос теряет бодрость и приобретает сиплость. Это означает только одно: пора завершать диалог.

— Пора подниматься, — я с грустью смотрю в потолок. Хочется болтать до тех пор, пока язык не начнёт заплетаться, но знаю, что она не подаст вида, испытывая трудности.

— Люблю тебя, Ри.

— И я люблю тебя.

Сбрасываю вызов, а следом отодвигаю телефон в сторону.

Внутри нарастает злость из-за несправедливости. На свете тысячи людей заслуживают смерти, но почему-то болезни сокрушают невинных, светлых как мама. Опухоль на ранней стадии, с ней можно бороться, это я и делаю, не желая мириться с обстоятельствами. Я не отпущу её просто так. Не уроню руки и не приму печальный рок.