Само совершенство

Джудит Макнот, 1993

Что чувствует один из самых богатых, красивых, талантливых и популярных актеров Голливуда, если в один страшный день он теряет все и, обвиненный в гнусном убийстве, оказывается в тюрьме? Или, может быть, пройдя через это нелегкое испытание, он приобретает нечто большее – истинную любовь?

Глава 6

Шорох в траве вывел Зака из задумчивости. Оглянувшись через плечо, он увидел в сгущающихся сумерках идущего по направлению к нему Томми Ньютона.

— Съемочная группа на перерыве, и в конюшне все готово, — сказал он.

Зак поднялся и размял ноги.

— Отлично. Пойду еще раз все проверю. — Зак придерживался правила «доверяй, но проверяй», и, кроме того, у него появился благовидный предлог избежать неформального общения с коллегами еще на какое-то время. — Сегодня обойдемся без репетиций, — добавил он. — Попробуем снять все с первой попытки.

Томми кивнул:

— Передам твои слова остальным.

На конюшне Зак внимательно осмотрел декорации для последней главной сцены. За несколько месяцев съемок роман словно зажил собственной жизнью, облекся в плоть и кровь. Даже сам Зак не верил, что сказка о женщине, мечущейся между любовью к дочери и мужу — вечно занятому финансовому воротиле, и запретной страстью к красивому ничтожеству, бродяге, для которого потребность в этой женщине превратилась в опасную одержимость, может так его захватить. Зак играл роль мужа, для которого, казалось бы, главным в жизни была не семья, а его дело. Но вот построенная им могущественная финансовая империя оказалась на грани краха, и он готов пойти на сделку с наркодельцами, лишь бы не лишать жену и дочь привычного стиля жизни. Дочь ни во что не ставит ту роскошь, которой ее окружили родители, и чего ей по-настоящему хочется, так это их внимания и участия в ее жизни. Сюжет был хорош, но самой сильной стороной был не он, а глубина и неоднозначность характеров. Автор, а вместе с ним и режиссер сумели заглянуть в человеческие души и высветить их истинные потребности — все слабые и сильные стороны. В «Судьбе» герои не делились на положительных и отрицательных. Каждый персонаж благодаря искусству режиссера представал перед публикой той своей стороной, которая могла оказать на зрителя максимально сильное эмоциональное воздействие.

Большинство сцен снимались в такой последовательности, в какой это было наиболее удобно с точки зрения производства фильма, но так уж совпало, что последние две сцены, которые оставалось снять, были действительно финальными сценами фильма. Рейчел встречается со своим любовником на конюшне, где до этого уже проходило несколько их страстных сцен. Любовник принуждает ее встретиться с ним еще раз, угрожая сообщить об их романе ее мужу и дочери, если она откажет, и Рейчел соглашается, но в конюшне прячет ружье, которым намерена его припугнуть в надежде, что он испугается и уйдет, оставив ее в покое. Когда он пытается склонить ее к сексу, Рейчел грозит убить его, он пытается отнять у нее ружье, она не отдает, и в итоге они оба получают ранения. Эту бурную сцену Заку предстояло до предела напитать сексуальностью и продемонстрировать вышедшую из-под контроля страсть мужчины и женщины, которые борются друг с другом, но не в силах побороть взаимное влечение. Зак видел свою задачу в том, чтобы снять сцену борьбы как можно жестче и натуралистичнее, чтобы зритель сопереживал не только умом, но и всеми своими инстинктами.

Оглядевшись, Зак медленно пошел по проходу. Все было именно так, как он хотел. Лошади стояли по левую руку от него, раздувая ноздри; их головы виднелись над низкими дверями стойл. По правую руку на противоположной стене на колышках, вбитых в стену, висели уздечки и хлысты; на деревянных полках лежали седла. Щетки и прочие принадлежности по уходу за лошадьми находились там, где положено, — на столе у дальней стены за кузней.

Но главным средоточием этой сцены, ее фокусной точкой был стол у дальней стены в конце коридора возле нескольких вязанок сена. Именно там любовники должны были сойтись в последней схватке. Вязанки были на месте, и пистолет, который должен был быть задействован в сцене, лежал на столе, прикрытый какими-то склянками с мазями и щетками для чистки лошадей. На стропилах под потолком располагалась вторая камера, наведенная на двустворчатые двери, — в них должна была верхом въехать Эмили, привлеченная звуком выстрела. Все осветительные приборы были установлены так, чтобы можно было снять сцену максимально выразительно.

Зак подвинул немного стол, переставил несколько склянок и поправил пистолет так, чтобы попадал в камеру, — он сделал это не столько из необходимости, сколько из-за того, что не мог найти себе места. Сэм Хаджинс, оператор-постановщик, и Линда Томпкинс, художник картины, как обычно, сработали безупречно, воплощая все его идеи. Каждая мелочь была на своем месте, все было в точности так, как он себе и представлял. И внезапно ему захотелось поскорее начать съемку. Чем раньше он пройдет через это испытание, тем будет лучше. Он повернулся и направился к двери; каблуки гулко стучали по выложенному керамической плиткой полу.

Мощные прожекторы заливали ослепительно ярким светом ту часть лужайки, где, расположившись за пластиковыми столами или сидя прямо на траве, ужинала съемочная бригада. Томми заметил Зака, едва тот шагнул в световой круг, и выкрикнул команду:

— Еще десять минут, и начинаем!

Все мгновенно пришло в движение. Кто-то сразу направился в сторону конюшни, кто-то предпочел сходить за еще одним прохладительным напитком. В попытке удержать бюджет от дальнейшего распухания Зак оставил на съемочной площадке только тех, кто был непосредственно занят в картине, а всех прочих отправил на западное побережье, включая второго и третьего помощника и нескольких ассистентов исполнительного продюсера. И без посторонней помощи Томми Ньютону было по силам справиться со своей задачей быстро и эффективно.

Зак видел, как Томми послал своего единственного ассистента за Остином в его передвижной дом, и спустя минуту Остин и Рейчел вышли оттуда вдвоем, а следом за ними — парикмахеры и гример. Остин выглядел не лучшим образом и явно нервничал. Зак искренне надеялся, что сломанные ребра доставляют ему невыносимые страдания. Рейчел, напротив, держалась уверенно и даже с вызовом. Не задерживаясь, она прошествовала мимо Зака с высоко поднятой головой — ни дать ни взять королева, которая не обязана ни перед кем отчитываться. Эмили Макдэниелс повторяла роль, читая ее отцу, который, держа в руках листок с текстом, подавал реплики других персонажей. Эмили в свои шестнадцать больше походила на одиннадцатилетнюю девочку, а ее трогательные ямочки на щеках делали ее похожей на Ширли Темпл. Она подняла голову как раз в тот момент, когда Рейчел проходила мимо нее, и посмотрела на нее с брезгливым неодобрением. Впрочем, уже через мгновение она продолжила репетировать. Изначально Эмили была очень привязана к Рейчел, но, видно, после вчерашних событий девочка изменила о ней свое мнение. Такое проявление искренней детской преданности очень тронуло Зака. Решив перекусить, он потянулся за сандвичем с жареной говядиной и услышал за спиной полный сочувствия голос Дианы Коупленд.

— Зак… — позвала она.

Он обернулся, удивленно приподняв брови.

— Что ты тут делаешь? Я думал, ты уехала в Лос-Анджелес еще утром.

Диана, одетая в белые шорты и красную майку, с заплетенными в косу рыжевато-каштановыми волосами, выглядела трогательно взволнованной и волнующе сексуальной.

— Я собиралась уехать, но когда узнала о том, что произошло вчера вечером в отеле, решила задержаться на случай, если понадоблюсь тебе.

— Зачем? — без обиняков спросил Зак.

— По двум причинам, — сказала Диана, отчаянно пытаясь заставить его поверить, что говорит искренне. — И первая причина — я готова оказать тебе моральную поддержку, если ты будешь в ней нуждаться.

— Я в ней не нуждаюсь, — вежливо ответил Зак. — А вторая?

Диана смотрела на него, на эти гордые точеные черты, в янтарные глаза, холодно блеснувшие под черными густыми ресницами, и вдруг поняла, что из ее слов он сделал вывод, что она его жалеет. Нервничая под его немигающим взглядом, еще сильнее волнуясь оттого, что он молчал и пауза затягивалась, она наконец выпалила:

— Послушай, не знаю, как сказать… Но я думаю, что Рейчел просто дура. И если я могу что-то сделать, чтобы помочь, пожалуйста, позволь мне!.. Зак, — продолжала она с большим чувством, — я… я готова работать с тобой в любое время, в любом месте, в любой роли. Я просто хотела, чтобы ты это знал.

Диана увидела, как непроницаемое выражение лица Зака сменилось мрачной улыбкой, и с опозданием поняла, что все сделала неправильно — теперь он точно решит, что она карьеристка и лишь актерские амбиции заставили ее выразить ему сочувствие.

— Спасибо, Диана, — произнес он с такой убийственно серьезной вежливостью, что она почувствовала себя еще глупее. — Пусть твой агент позвонит мне через несколько месяцев, когда я буду набирать актеров для очередной картины.

Диана задумчиво смотрела ему вслед. Шагал он широко и уверенно, темно-синяя рубашка поло удачно подчеркивала разлет плеч, брюки цвета хаки облегали узкие бедра… Его гибкое, сильное тело с накачанными мышцами имело какую-то львиную грацию. И глаза как у льва, и гордость под стать царю зверей. Единственное, что мешало провести полную аналогию со львом, — это его волосы: темные, красивые, густые волосы. Диана прислонилась спиной к дереву. Ей хотелось съежиться, исчезнуть, хотя бы спрятаться. Она взглянула на Томми, который стоял рядом с Заком и слышал все, что было сказано.

— Кажется, я сглупила, верно, Томми?

— Я бы сказал, что это было твое худшее представление.

— Наверняка он подумал, что на самом деле я хотела лишь получить роль в одном из его фильмов.

— А это не так?

Диана бросила на него страдальческий взгляд, но Томми смотрел не на нее, а на Тони Остина и Рейчел. Немного помолчав, она сказала:

— Как эта сука могла предпочесть Тони Остина Заку? Как она могла?

— Может, ей нравится ощущать себя нужной, — ответил Томми. — Заку на самом деле никто не нужен. А Тони нуждается в каждом.

— Он всех использует, — презрительно поправила его Диана. — Этот Адонис на самом деле вампир, он высасывает жизнь из людей до последней капли, а потом, когда они становятся ему не нужны, вышвыривает за ненадобностью.

— Тебе ли не знать об этом, — сказал он, но при этом положил руку ей на плечо и обнял, утешая.

— Однажды он послал меня на встречу со своим дилером. Меня тогда арестовали из-за того, что при мне оказалась доза, и когда я позвонила ему из тюрьмы, попросив приехать и оставить залог, чтобы меня выпустили, он наорал на меня, обвиняя в том, что я имела глупость попасться. Я была так напугана, что позвонила на его студию, и они меня выручили. А потом выставили мне счет за все издержки.

— Но отчего-то ты на него запала, верно?

— Мне было всего двадцать, и он был моим кумиром. А что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Может, у меня кризис среднего возраста? — попытался пошутить Томми, но шутка не удалась.

— Жаль, что его откачали после последней передозировки.

В конюшне зажегся свет, и Томми, кивнув, сказал:

— Пойдем, пора работать.

Диана обняла его за талию, и так в обнимку они пошли к конюшне.

— Ты знаешь, не зря говорят: чему быть — того не миновать.

— Да, но, как правило, между тем и другим проходит слишком много времени.

Зак тем временем у себя в трейлере ополоснул холодной водой лицо и грудь и надел свежую рубашку. Выйдя из трейлера, он направился к месту съемок, но остановился, увидев отца Эмили, нервно вышагивающего перед трейлером дочери.

— Эмили уже на месте? — спросил он.

— Нет, еще нет, Зак. Ей совсем плохо от жары, — пожаловался Джордж Макдэниелс. — Не надо было ей столько времени проводить на солнце. Может, она побудет в трейлере с работающим кондиционером, пока не понадобится вам? Вам ведь все равно придется снять несколько дублей с Рейчел и Остином, прежде чем наступит очередь Эмили.

При иных обстоятельствах предложение, чтобы режиссер ждал, пока какая-то актриса будет нежиться под кондиционером, неизбежно навлекло бы на Макдэниелса гнев Зака. Однако Зак питал слабость к Эмили, как, впрочем, и все остальные, и потому он лишь сдержанно ответил:

— Об этом не может быть и речи, и вы это знаете, Джордж. Эмили актриса, и потому ей придется терпеть жару вместе со всеми в ожидании своего выхода.

— Но… — хотел было возразить Джордж, однако, когда Зак насупил брови, торопливо согласился: — Я схожу за Эмили.

Вообще-то Зак не испытывал иных чувств, кроме презрения, к амбициозным родителям юных талантов, но отец Эмили не был похож на других. Жена Джорджа бросила их с дочерью, когда Эмили была еще совсем крохой. По случайному стечению обстоятельств Эмили заметил кинопродюсер, когда очаровательная девочка с ямочками на щеках играла в парке с отцом. Как только тот же продюсер предложил Эмили роль в фильме, Джордж Макдэниелс сменил дневную работу и стал присматривать за дочерью на площадке. Он решил, что Эмили имеет меньше шансов стать испорченной, если ее будут оставлять на ночь с няней, чем если платная няня станет сопровождать ее на площадку. И уже этот факт вызывал в Заке симпатию к отцу девочки, как и то, что каждый заработанный дочерью цент Джордж переводил на ее именной счет. Он действовал исключительно в интересах дочери, и его преданность и забота имели свои плоды: Эмили была хорошим ребенком, поразительно хорошим для юной голливудской звезды. Она не баловалась наркотиками, не употребляла алкоголь, не спала с кем попало, вела себя уважительно и вежливо, и все это, как понимал Зак, благодаря отцу, его любви и самоотверженности.

Эмили догнала Зака у конюшни, и он бросил ей через плечо:

— Давай, милая, седлай лошадь, и покончим с этим.

— Я готова, если вы готовы, Зак, — сказала Эмили, и при этом ее глаза блестели от волнения и тревоги.

Обогнув конюшню, она направилась к загону, где двое конюхов уже оседлали для нее кобылу, на которой она должна была въехать в конюшню. Зак знал, что у него мало шансов отснять эпизод с первого дубля, с репетицией или без нее. Однако его желание покончить со всем этим, ограничившись как можно меньшим числом дублей, было вполне понятным. К тому же, принимая во внимание характер финальной сцены, напряженность между его женой, ее любовником и им самим с каждым отснятым дублем будет ощущаться все сильнее, и это не лучшим образом могло сказаться на качестве отснятого материала.

Из разросшихся кустов возле двери в конюшню скользнула тень, и хорошо модулированный голос Остина заставил Зака вздрогнуть.

— Послушай, Зак, эту сцену было бы трудно снять, даже если бы мы не держали друг на друга зуб из-за Рейчел, — сказал он, выйдя на свет. — Мы оба взрослые мужчины, много повидали в жизни, давай будем вести себя как взрослые люди. — Он протянул Заку руку для пожатия.

Зак презрительно посмотрел на протянутую руку и сказал:

— Пошел ты…