Дневник, написанный никем

Джордж и Уидон Гроссмит, 1892

Окунитесь в жизнь среднестатистического клерка из Лондона конца 19 века.Мистер Путер, осознавая себя незначительным человеком, в сущности, никем, не оставляет попытки приобрести вес в обществе. Комичные ситуации, в которые он и его окружение попадают ежедневно, простодушно описаны Чарльзом в дневнике. «Подсматривая» за героями книги, вы обязательно узнаете в ком-то себя, своих друзей и от души посмеетесь. Сумеет ли Чарльз Путер добиться всеобщего уважения? Или это не так уж важно для счастья? Английский юмор прекрасен. Книга братьев Гроссмит вошла в список самых веселых по версии The Telegraph.

Глава 3

Светская беседа с мистером Мертоном. Визит четы Джеймс из Саттона. Скучный вечер в театре «Танк». Эксперименты с эмалью. Я придумал еще одну отличную шутку, но Гауинг и Каммингс некстати обиделись. Покрасил ванну в красный цвет — неожиданный эффект.

19 апреля

Зашел Каммингс и привел своего друга Мертона, торговца спиртными напитками. Пришел Гауинг. Мистер Мертон немедленно освоился и поразил нас с Керри своей непринужденностью. Мы одобрили его поведение.

Он откинулся на спинку стула и сказал: «Принимайте меня таким, какой я есть». А я ответил: «Хорошо, а вы принимайте нас такими, какие мы есть. Мы скромные люди без претензий».

Он ответил: «Как же, вижу-вижу». Гауинг расхохотался, но Мертон заметил как истинный джентльмен: «Думаю, вы не совсем правильно поняли. Я хотел сказать, что наши очаровательные хозяева выше всех этих новомодных причуд и предпочитают простую и здоровую жизнь шатаниям по грошовым чаепитиям и жизни не по средствам».

Мне было приятно слышать такие справедливые замечания Мертона, и я закончил такими словами: «Откровенно говоря, мистер Мертон, мы не выходим в свет, потому что нам нет до него дела. Считаю бессмысленными все эти расходы на экипаж, белые перчатки и галстуки…»

Мертон сказал, обращаясь к своим друзьям: «Мой девиз: Мало, но честно! Кстати, это касается и вина. Лучше меньше, да лучше». Гауинг сказал: «Ага, а иногда дешево и вкусно, не так ли, старик?». Мертон продолжил и сказал, что относится ко мне как к другу, и уговорил меня на дюжину бутылок виски Локанбар по тридцать шесть шиллингов, так как я старый друг Гауинга, хотя сам Мертон заплатил за него гораздо больше.

Он записал заказ и сказал, чтобы я обращался к нему, когда надумаю пойти в театр, так как он вхож в любой театр Лондона.

20 апреля

Керри напомнила, что ее школьная подруга Энни Фуллерс (теперь миссис Джеймс) с мужем приезжают из Саттона на несколько дней, и что было бы неплохо сводить их в театр. Она попросила меня черкнуть пару строк мистеру Мертону, чтобы заказать четыре билета в Итальянскую оперу, Хеймаркет, Савой или Лицей. Я написал Мертону.

21 апреля

Получил ответ от Мертона, который сообщал, что очень занят и как раз сейчас не может достать билеты в Итальянскую оперу, Хеймаркет, Савой или Лицей, зато лучшее, что сейчас ставят в Лондоне, это «Коричневые кусты» в театре «Танк», Айлингтон. К письму прилагались четыре билета и счет за виски.

23 апреля

Мистер и миссис Джеймс (бывшая мисс Фуллерс) приехали к ужину, а после мы сразу отправились в «Танк». Мы доехали на автобусе до Кингз Кросс, там пересели на другой автобус до «Ангела». Всякий раз мистер Джеймс настаивал на том, чтобы заплатить за всех. Он сказал, что я и так купил на всех билеты.

Мы подъехали к театру. Довольно любопытно, что все пассажиры нашего автобуса, кроме одной старушки с корзиной, направились туда же. Я пошел вперед и предъявил билеты. Контролер посмотрел на них и позвал: «мистер Уиллоули! Что вы об этом думаете?». Подошел джентльмен и, рассматривая мои билеты, спросил: «Кто дал их вам?». Я возмущенно ответил: «Мистер Мертон, кто же еще». Он повторил: «Мертон? А кто это?». Я ответил довольно резко: «Следовало бы знать. Он хорошо известен в театральных кругах Лондона». Мне ответили: «Да что вы говорите! Возможно, но только не здесь. Эти билеты, на которых не проставлена дата, были выданы по распоряжению мистера Суинстеда, а теперь пошли по рукам». Пока я вел нелицеприятную беседу, Джеймс поднялся с дамами наверх и позвал: «Ну где же вы!». Я поднялся к ним, и очень вежливый распорядитель сказал: «Прошу вас, сюда, ложа H». Я спросил Джеймса: «Как тебе это удалось?». К моему ужасу, он ответил: «Да я просто заплатил».

Все это было довольно унизительно, и мне с трудом удавалось следить за сюжетом, но впереди меня ждало еще большее унижение. Когда я перегнулся через край ложи, мой галстук — маленькая черная бабочка на воротнике-стойке — упал в партер. Какой-то неуклюжий мужчина, не заметив, наступил на нее, посмотрел вниз, поднял мою бабочку и с отвращением швырнул под соседнее кресло. События с проходом в театр и галстуком заставили меня почувствовать себя жалким. Мистер Джеймс из Саттона был очень добр и сказал: «Не волнуйтесь, никто не заметит отсутствие бабочки под вашей бородой. Думаю, в этом и есть ее единственное преимущество». Замечание было безосновательно, так как Керри очень гордится моей бородой.

Весь остаток вечера мне пришлось держать подбородок опущенным, чтобы скрыть отсутствие бабочки. В итоге у меня заболела шея.

24 апреля

Я не сомкнул глаз. Меня одолевали мысли о том, что мистер Джеймс с женой приехал издалека, чтобы сходить в театр, а ему пришлось заплатить за ложу, потому что наш заказ был недействителен. Да и пьеса была ужасна. Я написал довольно сатирическое письмо Мертону, торговцу спиртными напитками, который дал нам те злосчастные билеты: «С учетом того, что нам все же пришлось заплатить за наши места, мы очень старались насладиться пьесой». Эта строчка показалась мне язвительной, и я спросил Керри, нужен ли мягкий знак в слове «насладиться», она ответила, что нет. После того, как я отправил письмо, я заглянул в словарь и понял, что мягкий знак все же был нужен. Я ужасно раздосадован.

Решил больше не терзать себя мыслями о Джеймсах, потому что, как сказала Керри: «Мы загладим свою вину — пригласим их из Саттона на следующей неделе поиграть в Безик²».

25 апреля

Бриквелл сказал, что его жена творит чудеса с новой эмалью Пинкфорд. Решил попробовать и купил две банки красной краски по дороге домой. Побыстрее попил чай и отправиться в сад, чтобы покрасить цветочные горшки. Я позвал Керри, которая сказала: «Ты просто генератор идей». Она признала, что цветочные горшки выглядели великолепно. Я поднялся наверх в комнату служанки и покрасил ее столик для умывания, вешалку для полотенца и комод. Мне кажется, получилось свежо, но, будучи образцом невежества среди представителей низшего класса, наша служанка Сара, взглянув на мою работу, не выразила никакого удовольствия, а просто заметила, что до покраски все и так было неплохо.

26 апреля

Купил еще красной эмали (по моему мнению, красный — лучший цвет) и покрасил ведерко для угля и корешок Шекспира — переплет совсем износился.

27 апреля

Выкрасил ванну в красный. Результат понравился. К сожалению, нельзя сказать того же о Керри. Мы даже толком не обсудили это. Она сказала, что мне следовало сначала посоветоваться с ней, и что она никогда не видела красных ванн. Я ответил: «Это всего лишь дело вкуса».

Покрасил столик для умывания в комнате прислуги

По счастью, дальнейшее обсуждение прервал голос: «Можно войти?». Это был всего лишь Каммингс, который сказал: «Ваша служанка открыла дверь и извинилась за то, что не сможет проводить меня в дом, так как выжимает носки». Я был рад видеть его и предложил сыграть в вист с «болваном». Ради смеха я добавил: «Ты можешь быть болваном». Каммингс ответил (как мне показалось, злобно): «Смешно, как всегда». Он также сказал, что не может остаться, что зашел, только чтобы занести мне номер Новостей для велосипедистов, который он уже прочитал.

Каммингс уже повернулся, чтобы выйти, как снова раздался звонок в дверь. Это Гауинг, который извинился за столь частые визиты и пригласил нас к себе! Я сказал: «Мне пришла в голову очень интересная мысль». «Что-то смешное, как обычно?», — спросил Каммингс. «Да, — ответил я, — Думаю, на этот раз даже ты это признаешь. Это касается вас обоих. Разве не забавно, что Гауинг приходит, когда Каммингс уходит, а Каммингс приходит, когда Гауинг уходит?»³. Керри, видимо, совершенно забыв о ванне, смеялась до упаду. Что касается меня, я корчился от смеха в своем кресле, пока оно не треснуло подо мной. Думаю, это была одна из лучших моих шуток.

А теперь вообразите мое изумление, когда я заметил, что Каммингс и Гауинг стоят молча и даже не улыбаются. После довольно неприятной паузы Каммингс, стоявший с открытым портсигаром, закрыл его и сказал: «Н-да, думаю, теперь мне действительно пора. Жаль, что я не понимаю твои шутки». Гауинг сказал, что не возражает против шуток, если они не грубые, но моему каламбуру не хватает тонкости. Каммингс добавил, что, если бы так пошутил кто-нибудь другой, он никогда больше не переступил бы порог его дома. Таким образом, на приятном вечере был поставлен крест. Однако хорошо, что они ушли, так как домработница перед этим доела остатки холодной свинины.

28 апреля

Новый молодой клерк Питт, который так нахально вел себя со мной на прошлой неделе, снова опоздал на работу. Я сказал ему, что обязан уведомить директора Перкаппа. К моему удивлению, Питт очень застенчиво и вежливо извинился. Я искренне порадовался такому обороту и сказал, что на этот раз не замечу его опоздание. Спустя час, проходя по кабинету, я получил в лицо комком бумаги. Я резко обернулся, но все клерки работали с непроницаемым видом. Я не богат, но заплатил бы полсоверена, чтобы узнать, попал ли в меня шарик случайно или нарочно. Я рано приехал домой и купил еще краски — на этот раз черной — и весь вечер подкрашивал каминную решетку, картинные рамы и старую пару ботинок, чтобы они выглядели как новые. Еще я покрасил забытую трость Гауинга, чтобы она смотрелась как из черного дерева.

29 Апреля, воскресенье

Проснулся с ужасной головной болью и ознобом. Керри с присущим ей упрямством утверждала, что это «малярные колики» — результат того, что последние несколько дней я постоянно дышал краской. Я твердо сказал, что гораздо лучше ее знаю, что со мной происходит. Я простудился. Решил принять горячую ванну, настолько горячую, насколько мог вытерпеть. Когда ванна наполнилась, понял, что могу свариться, но все же упрямо полез в нее. Очень горячо, но терпимо. Полежал спокойно некоторое время.

Я был похож на Марата, лежащего в ванне, из Музея мадам Тюссо

Подняв руку из воды, меня объял такой ужас, какого я не испытывал ни разу в жизни. Представьте мой шок, когда я увидел свою руку по локоть в крови. Моей первой мыслью было, что я повредил артерию, истекал кровью, и что когда меня найдут, я буду, как Марат, которого я видел в Музее мадам Тюссо. Моей второй мыслью было позвонить в колокольчик, но я вспомнил, что здесь нет колокольчика. Третья мысль подсказывала, что это была всего лишь красная эмаль, которая отошла из-за кипятка. Я вышел из ванны, пунцовый с головы до ног, как краснокожий индеец, изображение которого я видел в театре в Ист-Энде. Я решил ничего не говорить Керри, но попросить Фармерсона покрасить ванну в белый цвет в понедельник.