Сокровища глубин

Джордж Менвилл Фенн, 1883

В водолазную контору приходит загадочный человек в черном и рассказывает о затонувших сокровищах, половину которых он готов уступить аквалангистам. Предложение звучит заманчиво и отказаться от него было бы глупо, но сам незнакомец внушает смутную тревогу. Заключив сделку, никто и не подозревает какую страшную опасность таит в себе эта морская экспедиция.

Глава V. Сон наяву

На следующий день, после продолжительного разговора, в котором Лоре принимал живое участие и в котором шла речь о запасах оружия для защиты от индейцев, подъемных и водолазных аппаратах и тому подобном, кубинец переехал в коттедж Дача. В этот первый вечер молодой человек опять увидел на лице, черноволосого, пылкого южанина восторг, который он испытывал при виде белокурой молоденькой англичанки. Эстера была такая молоденькая, что казалась девочкой, очень мало похожей на хозяйку дома. Молодой муж почувствовал опять жало ревности, сидя в тени своей хорошенькой гостиной и видя, как их гость порхает около фортепиано, за которым поет Эстера, и окружает ее бесконечным вниманием и комплиментами, которые никогда не пришли бы в голову англичанину.

«Я ревнивый дурак и больше ничего, — сказал себе Дач, — и если я буду продолжать таким образом, то я буду несчастнейший человек все время, пока он будет здесь. Я этого не хочу. Она прелестна, Господь с ней! И не один мужчина не может видеть ее без восторга. Я должен гордиться этим, а не досадовать, потому что, разумеется, он выказывает свое восхищение по-иному. Англичанин держал бы себя иначе; но какое я имею право воображать, что этот иностранец, мой гость, позволит себе неблагородные мысли? Вот теперь все прошло!»

Он тотчас повеселел. Лоре подошел к нему с приятной улыбкой, предложил партию в шахматы, и вечер удался.

Дни проходили довольно быстро. Дач Поф постоянно упрекал себя, что был несправедлив к гостю и жене, позволив дурным мыслям забраться в сердце; и чтобы отогнать эти фантазии, он прилежнее прежнего занялся приготовлениями к путешествию, не сознаваясь себе, однако, что его побуждает к этому желание отвязаться от своего гостя.

— Не высокого я мнения об этих чужестранцах, — сказал однажды Расп, когда после более короткого пребывания в конторе, чем обыкновенно, Лоре горячо пожал руку Дачу и вернулся в котедж. — Как он нравится мистрис Поф?

Дач вздрогнул и сказал спокойно:

— Не продолжить ли нам укладывать этот воздушный насос, Расп? Позовите-ка сюда двух человек.

— Я сам знаю, — заворчал старик, — что укладываться надо, а все-таки скажу, что будь я женат на красивой женщине, не пустил бы я к себе в дом черноглазую, напрысканную духами иностранную обезьяну.

— Ах ты дерзкий старичишка! — закричал Дач вне себя от ярости и схватил старика за горло, но тотчас же выпустил его. — Я прошу вас никогда не говорить со мною таким образом, — прибавил он. — Как вы смели?

— Не буду больше, мистер Поф, я не имел намерения оскорбить вас. Я только сказал, что думал. Мне неприятно, что этот чужестранец так и рвется поскорее к вам, когда ему следует быть здесь и смотреть за приготовлениями.

— Расп! — сердито крикнул Дач.

— Следует быть здесь, а не торопиться уезжать. Никто его не приглашает снимать лайковые перчатки и работать, но он мог бы смотреть. А там, куда мы едем, он развалится в койке и будет курить сигары, пока мы будем выбиваться из сил на знойном солнце… Послушайте, мистер Поф, я желал бы, чтоб вы поехали с нами!

Он пошел поправить огонь в камине и оглянулся на Дача, потому что тот писал и не ответил ему.

— Сердит, говорить не хочет, — пробормотал Расп и, уходя, хлопнул дверью.

— Фантазии пошлого ума, — сказал Дач сам себе, оставшись один. — Грубые мысли человека, не умеющего понять чистоту чувств благородной женщины; и я сам позволял себе такие мысли! Какой стыд!

Сердито принялся он за работу, потому что ему показалось опять, что большие водолазные шлемы выпучили на него глаза и подсмеивались над ним.

— Не велю я так натапливать эту контору, — с нетерпением пробормотал он.

Поработав некоторое время, он задумался опять и сказал:

— Через две недели все будет готово. Как я желал бы, чтоб экспедиция отправилась скорее!

Потом, против воли, он начал думать о поведении Лоре в его доме и жалел, что согласился принять его к себе.

— Но он совершенный джентльмен, — рассуждал он, — и обращается со мной с горячим дружелюбием. Эстера, должно быть, находит его вполне приличным, а то она пожаловалась бы. Это кто?

— Гости к вам, — грубо сказал Расп.

Дач встал и встретил больного сына и дочь капитана Стодвика. Они вошли в сопровождении молодого человека благородной наружности, которого представили Дачу, как мистера Мельдона.

— Доктор, который лечит меня теперь, — сказал Джон Стодвик, улыбаясь. — Хотя лечение мне вряд ли нужно, а все-таки у меня есть теперь собственный доктор. Мистер Мельдон поедет с нами.

— Куда? — с любопытством спросил Дач.

— Отец думает, что путешествие по морю поправит мое здоровье, и я еду на «Морском царе», Бесси тоже едет.

— В самом деле! — сказал Дач, взглянув на девушку.

Бесси покраснела и отвернулась.

— Да, решено сегодня. Мистер Паркли согласен, и вот мы пустимся по морю. Мистер Поф, вы приглашали меня к себе.

— Да, я очень буду рад, — сказал Дач, улыбаясь.

— Но дня мы определить не можем, хотя мне очень хочется поскорее познакомиться с этим иностранцем. Мне любопытно узнать моего будущего товарища-пассажира. Фантазия больного.

— Не приедете ли вы в будущий четверг, — сказал Дач. — Может быть, и мистер Мельдон приедет с вами.

— Я буду очень рад, — ответил доктор.

Он взглянул на Бесси, которая опять покраснела. После нескольких слов о путешествии и когда Джон Стодвик выразил сожаление, что Дач не едет с ними, гости ушли.

— Если я не ошибаюсь, — сказал себе Дач, опять влезая на свой высокий стул, — кто-то не прочь залечить больное место в сердце бедной Бесси. Смешно говорить это про себя, но, право, я думаю, что она искренно была привязана ко мне.

Говоря это, он приподнял крышку своей конторки и вынул оттуда фотографию своей жены.

— Не думаю, — сказал он, с любовью смотря на портрет, — чтобы я полюбил Бесси Стодвик, даже если бы Эстеры не было на свете.

Когда он нежно смотрел на миниатюрное изображение своей жены, ему стало не по себе. Он знал, что это фантазия. Но ему вдруг представилось так живо, что в своем взволнованном состоянии он не мог считать это пустой фантазией, будто Эстера сидит в своей комнате, наклонив голову, — все предметы вокруг нее так ясно обозначались в его глазах, — а кубинец стоит пред нею на коленях и прижимает ее руки к своим губам.

Так жива была эта сцена, что Дач вскочил со своего места с громким криком, опрокинул стул и тяжелая крышка конторки с шумом захлопнулась.

Расп тотчас вбежал в контору с тяжелым топором водолаза и остановился, вытаращив в изумлении глаза.

— Не сошел ли кто с ума? — заворчал он.

— Это ничего, Расп, — сказал Дач, вытирая пот со лба.

— Никогда прежде не слыхал такого шума, — ворчал Расп.

Положив топор, он подошел к камину, поправил огонь и вышел, бормоча.

Дач начал ходить по комнате. Он намеревался было тотчас помчаться домой, но удержался. Голова его кружилась, но мало-помалу он сделался спокойным и вынул часы. Только пять часов, а он сказал, что не будет обедать дома, останется работать и вернется не раньше девяти.

Он должен оставаться тут и работать еще несколько часов, делать расчеты, требующие всего его внимания, когда он чувствует себя не в силах делать это. В висках стучало, нервы были натянуты, и он почти сходил с ума.

— Негодяй! — стонал он. — Это должно быть предостережением. Да поможет мне Господь, я хочу узнать все.