Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Джон Эллиот, 1960

В эпоху правления Габсбургов Испания превратилась в процветающее и наиболее влиятельное государство Европы, создавшее превосходно отлаженную систему управления обширными заморскими территориями и подарившее миру богатую самобытную культуру. Профессор Джон Эллиот в своем исследовании прослеживает имперский период истории Испании от ее возвышения при Фердинанде и Изабелле до правления Филиппа V и отвечает на вопрос, что пробудило могучую энергию, породившую новую цивилизацию в Новом Свете и изменившую соотношение сил в Европе. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 2. Отвоевание и завоевание

В период царствования Фердинанда и Изабеллы королевство Кастилия, избавленное как минимум от чумы и гражданской войны, занялось завоеванием как самой Испании, так и заморских территорий. Если выбирать год, который можно считать началом этого процесса, то это 1492-й. 6 января 1492 года состоялся победоносный въезд Фердинанда и Изабеллы в Гранаду, почти восемь веков находившуюся в руках мавров. 17 апреля, через три месяца после завершения реконкисты, в лагере христиан в городе Санта-Фе, расположенном в шести милях от Гранады, была достигнута договоренность о будущем путешествии генуэзца Христофора Колумба. Его флотилия из трех каравелл отчалила от мыса Палос 3 августа, а 6 сентября отплыла с Канарских островов в неизвестность. 12 октября вдали показалась земля, и корабли причалили к Багамским островам. Колумб открыл новую «Индию».

Завоевание Гранады и открытие Америки представляли собой одновременно и конец, и начало. Падение Гранады, которым завершился процесс отвоевания территории Испании, стало началом новой фазы долгого крестового похода Кастилии против мавров — фазы, в которой христианские знамена пересекли пролив и перенеслись на негостеприимные берега Африки. Открытие Нового Света также ознаменовало новую фазу — великую эпоху заморских завоеваний. Но в то же время оно стало кульминацией динамичного экспансионистского периода кастильской истории, начавшегося задолго до этого. И отвоевание Испании, и открытие Америки, казавшееся современникам настоящим чудом, на самом деле являлись логичным результатом традиций и устремлений более раннего периода, на который теперь была уверенно поставлена печать успеха. Этот успех помог закрепить на полуострове и перенести за моря идеалы, ценности и институты средневековой Кастилии.

Реконкиста завершена

В период внутренних конфликтов XV века реконкиста в Кастилии почти прекратилась. Но после падения Константинополя в 1453 году дух крестоносцев во всем христианском мире всколыхнулся с новой силой, и Энрике IV Кастильский, послушно внимая папским призывам возобновить крестовые походы, в 1455 году продолжил реконкисту. С 1455 по 1457 год было предпринято шесть нападений разного масштаба на Гранадский эмират, которые, впрочем, не привели ни к одной крупной битве и не имели существенного значения. Король смотрел на крестовый поход прежде всего как на удобный повод при содействии папы тянуть деньги из своих подданных. Настоящее рвение можно было встретить не при дворе, а среди обычных кастильцев, многим из которых в 1464 году пришлось отказаться от мысли покинуть страну и примкнуть к крестовому походу против турок.

Таким образом, идея крестового похода с ее религиозной и эмоциональной подоплекой оказалась у Фердинанда и Изабеллы под рукой. Решительное возобновление войны против Гранадского эмирата, как ничто другое, способствовало бы тому, чтобы страна поддержала новых правителей и ассоциировала корону с героическим предприятием, благодаря которому имя Испании прозвучит на весь христианский мир.

Наступление началось в 1482 году с захвата кастильцами Альхамы и продолжилось серией методичных кампаний, призванных отрезать от мавританского эмирата одну часть за другой, пока у него не остался только один город Гранада. Характер войны, которая дала Гонсало де Кордова ценный опыт, использованный впоследствии в его итальянских кампаниях, определялся гористым рельефом местности, плохо приспособленным для кавалерийских операций. Это была преимущественно война осад, в которых решающую роль играли артиллерия и пехота. Пехота состояла частично из наемников и добровольцев, приехавших со всей Европы, частично из национальной королевской милиции, набранной в городах Кастилии и Андалусии. Кастильский солдат уже доказал свою выносливость в условиях сильной жары и холода, что сделало его грозной фигурой на полях сражений Европы и Нового Света, и война с Гранадой с ее внезапными атаками и непрерывными перестрелками хорошо подготовила его к ведению военных действий индивидуального типа, в которых ему вскоре предстояло так блестяще себя проявить.

Однако не меньший вклад в победу над Гранадой, чем постоянные военные усилия Кастилии, внесла дипломатия. Владения Нисридов были охвачены междоусобицами, которые Фердинанд использовал с присущим ему мастерством. Семейство престарелого эмира Гранады Муллы Хасана оказалось расколото изнутри, и в июле 1482 года сыновья Муллы Хасана от первого брака Боабдиль и Юсуф бежали в Кадис, где Боабдиль был провозглашен эмиром. Когда город Гранада стал подчиняться приказаниям из Кадиса, Мулле Хасану и его брату Эль Загалю («храброму») пришлось удалиться в Малагу, и между двумя половинами Гранадского эмирата вспыхнула война. Несмотря на внутренние неурядицы, в 1483 году Эль Загаль одержал большую победу над атаковавшей его христианской экспедицией, а его племянник Боабдиль, подражая своему дяде, вторгся на территорию христиан из своей половины эмирата. Однако Боабдиль был плохим воином, и его поход закончился поражением. 21 апреля в битве под Лусеной он попал в плен.

Пленение Боабдиля графом де Кабра стало поворотной точкой в гранадской кампании. Немедленным следствием этого в самой Гранаде стало воссоединение эмирата под властью Муллы Хасана, который позже был смещен, и трон эмира занял Эль Загаль. Но самый важный результат заключался в установлении тайных сношений между Фердинандом и Боабдилем, в ходе которых Боабдиль в обмен на свою свободу пообещал стать вассалом испанца, заключить перемирие на два года и пойти против своего отца войной, в ходе которой испанцы обещали оказывать ему помощь. На деле Боабдиль оказался колеблющимся и ненадежным союзником, но благодаря тому, что временами ему требовалась помощь Фердинанда против его могущественных родственников, он продолжал поддерживать связь с испанцами, и это позволило Фердинанду укрепить контакты с противниками Муллы Хасана и Эль Загаля в Гранаде.

После того как Боабдиль вернулся к себе, испанцы направили свои атаки на западную половину эмирата, где отец Боабдиля пользовался наибольшей поддержкой. К концу кампании 1485 года, несмотря на все старания Эль Загаля, большая территория на западе эмирата перешла в руки испанцев. Теперь Боабдиль на время примирился со своим дядей, но, когда в 1486 году при падении Лохи его снова схватили, он в очередной раз быстро перешел под покровительство Фердинанда и Изабеллы, чья помощь требовалась ему, чтобы сохранить трон. Пока в Гранаде шла гражданская война между двумя фракциями, испанцы завершили завоевание западной части эмирата и захватили Малагу. Падение Малаги означало, что рано или поздно сама Гранада станет беззащитной, и Боабдиль заявил, что желает сдать ее и сменить свой царский титул на положение кастильского магната и юрисдикцию над Кадисом, Басой и парой других городов, еще сохранявших верность Эль Загалю.

Таким образом, кампания испанцев 1488 года была направлена на захват городов, предназначенных для передачи Боабдилю в обмен на Гранаду. Когда в 1489 году Баса наконец пала, Эль Загаль сдался Фердинанду и Изабелле, предпочитая стать подданным христиан, а не своего ненавистного племянника. Именно в этот момент Боабдиль, никогда не испытывавший удовлетворения от своего выбора, разорвал соглашение с Католическими королями и объявил о своем решении драться за остатки своего эмирата, представлявшие собой не многим более самого города Гранада. Этот последний акт предательства послужил стимулом для Фердинанда и Изабеллы раз и навсегда покончить с эмиратом Насридов. Весной 1490 года их армия расположилась лагерем под стенами Гранады и в течение следующих месяцев тщательно подготовилась к осаде и штурму. На месте лагеря был построен город, спроектированный в форме решетки и названный Санта-Фе. По мере того как приготовления уверенно двигались вперед, лагерь мавров все больше впадал в уныние, а вместе с ним все сильнее становилось чувство, что достойная сдача лучше военного поражения. В результате в октябре 1491 года начались переговоры. К концу ноября условия были согласованы, и 2 января 1492 года Гранада сдалась. Боабдиль сам передал Фердинанду ключи от Альгамбры, и над самой высокой башней водрузили крест и королевский штандарт.

Условия сдачи были исключительно либеральными. Маврам позволили сохранить свое оружие и собственность и гарантировали право блюсти свои законы и обычаи, исповедовать свою религию и носить свою одежду. Они могли продолжать управлять своими магистратами на местах и платить испанцам столько, сколько платили своим эмирам. Эти условия напоминали те, которые предшественники Фердинанда устанавливали в прежние времена для мавров Валенсии, и нет никаких оснований считать, что он намеревался их нарушать. Положение завоевателей оставалось неустойчивым, и было бы абсурдом восстанавливать против себя население, которое даже приветствовало смену хозяев, положивших конец анархии, царившей в эмирате Насридов в предшествующие десятилетия. Таким образом, неудивительно, что первые годы нового режима характеризовались умеренностью со стороны короны, по-прежнему озабоченной в первую очередь соображениями военной безопасности.

В действительности корона получила от этой победы на удивление мало. По условиям сдачи вакуф — доходы от определенного вида собственности, традиционно отчисляемые на религиозные и благотворительные цели, — продолжал администрироваться религиозными властями мавров, в то время как налоги, традиционно предназначенные на содержание двора эмира, передавались Боабдилю, которому отдали в управление земли в местности Альпухаррас. Так что единственное, что отходило короне, — это земли, принадлежавшие эмирату. Но некоторые из этих земель были разорены наступавшими христианскими армиями, а многие другие утрачены эмиратом Насридов еще раньше, так что выигрыш королей при обмене оказался незначительным. Для выяснения того, на каких основаниях была получена отчужденная собственность, организовали специальную комиссию, но и христианская, и мавританская знать одновременно плели интриги, чтобы парализовать ее работу. Королевский декрет, согласно которому ни одно частное лицо не должно было получить в завоеванном эмирате собственность больше, чем на 200 000 мараведи, систематически нарушался, вследствие чего чиновники самой короны и горстка дворян — в том числе Гонсало де Кордова и граф Тендилья — смогли получить огромные поместья, тогда как в собственность королей было передано лишь небольшое количество земель.

Когда весной 1492 года король и королева уехали из Гранады, они передали власть триумвирату, состоявшему из Эрнандо де Сафра (королевского секретаря), графа Тендилья, члена могущественного семейства Мендоса, чьи предки с начала XV века были генерал-капитанами на границе с Гранадой, и Эрнандо де Талавера, первого архиепископа Гранады, чьи либеральные взгляды и интерес к знаниям арабов во многом повлияли на включение мавров в христианские органы управления. Первейшей задачей триумвирата было обеспечение охраны общественного порядка и укрепление власти короны над завоеванным эмиратом. Особенно трудным оказалось выполнение этой задачи в гористом, кишевшем бандитами районе Альпухаррас, для управления которым осенью 1492 года учредили пост специального королевского представителя под названием Alcalde Major de las Alpuharras.

Страх перед восстаниями, особенно в Альпухаррас, не покидал христианских завоевателей, чему способствовала близость мавров из Северной Африки. Мавританская Испания и мавританская Северная Африка, так долго составлявшие единую цивилизацию, внезапно оказались искусственно разделенными. Опасаясь создания коалиции африканских и испанских мавров, не желавших признавать новые границы, Фердинанд и Изабелла постарались как можно лучше защитить их, построив вдоль побережья Андалусии сторожевые крепости и разместив там гарнизоны. Кроме того, они делали все возможное, чтобы склонить наиболее влиятельных мавров Гранады остаться жить в королевстве. Тем, кто желал уехать, оказывалась помощь, и осенью 1493 года злополучный Боабдиль с шестью тысячами мавров отбыл в Африку, где через несколько лет был убит в сражении. После этого в завоеванном эмирате осталось жить лишь очень небольшое число знатных мавританских семей, и тем, кто остался, дабы ублажить их, были даны должности в королевской администрации.

Вполне возможно, что Гранада оставалась бы мирным регионом, довольным своими новыми правителями, если бы не вопрос религии. Эрнандо де Талавера всегда скрупулезно соблюдал соглашение 1491 года, гарантировавшее маврам свободное отправление своей веры. Пораженный культурными достижениями мавров и упором, который они делали на благотворительность, он не применял и не симпатизировал политике насильственного обращения. Его идеалом была мягкая ассимиляция, от которой и испанцы, и мавры могли бы многое выиграть. «Мы должны перенять их благотворительную практику, а они нашу веру. Тогда к обращению их приведут проповеди и наставления, для чего требуется, чтобы христианские служители церкви учили арабский язык и пытались понять обычаи общества, вверенного нашим заботам».

Несмотря на то что в некоторых аспектах политика Талаверы давала замечательные результаты, она, к несчастью, столкнулась с сильной оппозицией его христианских коллег, которые считали, что обращение идет недостаточно быстро. Главным поборником силовой политики выступал архиепископ Толедо Сиснерос, приехавший в Гранаду с Фердинандом и Изабеллой в 1499 году. В слепом неведении этот фанатик оттеснил мягкого Талаверу и начал проводить политику массового насильственного крещения мавров. Вскоре его действия привели к предсказуемым результатам. Номинально тысячи мавров стали христианами, но в ноябре 1499 года в Альпухаррас, густонаселенном районе на склонах гор Сьерра-Невада, вспыхнуло стихийное восстание. В марте 1500 года Фердинанд начал наступление, восстание было подавлено, и после сдачи маврам предложили выбор: уехать или креститься. Поскольку для большинства населения не существовало другого варианта, кроме того, чтобы остаться, это означало, что, согласно изданному в феврале 1502 года эдикту об изгнании всех необращенных взрослых мавров, все мавританское население Гранады автоматически стало «христианами».

Последствия этого эдикта оказались неудовлетворительными для христиан и почти невыносимыми для мавров. Убежденные в том, что соглашение 1491–1492 годов было вероломно нарушено, они в полном негодовании отчаянно цеплялись за свои обычаи и ритуалы, тайно исповедуя то, что было запрещено официально. Испанцы настаивали, что обращение не было насильственным, поскольку маврам предоставили в качестве альтернативы эмиграцию, но даже самым фанатичным из них пришлось признать, что оно было далеко не желанным. Исправить этот недостаток могли только усердная проповедь и убеждение, но андалузские священнослужители демонстрировали прискорбное неумение и нежелание соответствовать потребностям мавританского населения. Поскольку андалузская церковь не горела желанием заниматься обращением, а мавры не рвались креститься, процесс зашел в тупик. В течение первой поло вины XVI века в Андалусии существовал неустойчивый компромисс: мавры, номинально являясь христианами, на практике продолжали оставаться мусульманами, а власти воздерживались от силового исполнении указа 1508 года, запрещавшего маврам носить традиционную одежду и следовать своим обычаям.

Наступление на Африку

Опасность восстания недовольных жителей Гранады, которых могли поддержать их соплеменники из Северной Африки, неизбежно явилась дополнительным стимулом для реализации давно задуманного проекта крестового похода на африканские берега пролива. Это стало бы естественным продолжением завоевания Гранады, время для которого казалось очень подходящим. В конце XV века государственная система Северной Африки переживала процесс распада. Обострились разногласия между Алжиром, Марокко и Тунисом, между жителями гор и равнин, между традиционными обитателями и недавними эмигрантами из Андалусии. Правда, Северная Африка была сложным регионом для проведения военных кампаний, но местные жители не знали новой техники ведения боя, используемой кастильцами, а их внутренние раздоры, как ранее распри в эмирате Насридов, давали испанцам заманчивые возможности.

В 1494 году Александр VI дал свое папское благословение на африканский крестовый поход и, что более важно, санкционировал взимание налога для его оплаты. Однако крестовый поход через проливы пришлось отложить на целое десятилетие. Большую часть этого времени испанские войска были слишком заняты в Италии, и Фердинанд не хотел отвлекаться ни на что другое. Если не считать захвата Мелильи герцогом Медина-Сидония в 1497 году, новый фронт борьбы с исламом никого не интересовал, и только после первого восстания в Альпухаррас в 1499 году кастильцы по-настоящему осознали опасность, исходившую из Северной Африки. Восстание привело к сильному всплеску религиозного рвения в народе, и новые требования крестового похода против ислама получили горячую поддержку со стороны Сиснероса и королевы. Однако когда в 1504 году Изабелла умерла, ничего еще не было сделано, и Сиснеросу пришлось отстаивать исполнение ее предсмертного желания, чтобы Фердинанд посвятил себя «завоеванию Африки и неутомимой борьбе за веру против мавров».

Воинственное рвение Сиснероса снова привело к успеху. Экспедицию снарядили в Малаге, и осенью 1503 года она отплыла в Северную Африку. Ей удалось захватить Иерс-аль-Кебир, главный плацдарм для атаки на Оран, но в этот момент внимание Сиснероса отвлекли события, происходившие ближе к дому, и только в 1509 году, когда в Африку отправили новую, более сильную армию, Оран был взят. Однако начало оккупации Северной Африки лишь усилило разногласия между Сиснеросом и Фердинандом, обнажив существование двух несовместимых политик в отношении Африки. Сиснерос, исполненный духом крестоносца, вероятно, грезил захватом всей территории до границ Сахары и созданием испано-мавританской империи. Фердинанд, со своей стороны, считал Северную Африку гораздо менее важным театром действий, чем традиционную для Арагона Италию, и склонялся к оккупации ограниченной части африканского побережья, достаточной, чтобы гарантировать Испании защиту от нападения мавров.

В 1509 году Сиснерос порвал со своим сувереном и удалился на покой в университет Алкала-де-Энарес, и на все оставшееся время царствования Фердинанда в отношении Африки возобладала его политика. Испанцы удовлетворились тем, что захватили несколько ключевых пунктов, разместив там гарнизоны, а внутренние районы оставили маврам. Позднее за такую ограниченную оккупацию Испании пришлось заплатить высокую цену. Относительное бездействие испанцев и ненадежный контроль над узкой полоской берега позволили варварам-корсарам разместить по всему побережью свои опорные базы. В 1529 году два брата-пирата из Леванта по прозвищу Барбаросса (рыжебородые) захватили Пеньон-д'Алжир — ключевой пункт для нападения на Алжир. В этот момент под защитой Турции были заложены основы алжирского государства, являвшегося идеальной базой корсаров для нападения на жизненно важные пути испанцев в Средиземном море.

Положение стало особенно тяжелым в 1534 году, когда Барбаросса отобрал у мавританских вассалов Испании Тунис и обеспечил себе контроль над узкой полосой моря между Сицилией и Африкой. Теперь стало очевидно, что Испании необходимо в самое ближайшее время ликвидировать гнездо этих шершней, пока они не нанесли непоправимого вреда. На следующий год Карл V предпринял большую экспедицию против Туниса и смог снова захватить его, но ему не удалось распространить свой успех и продолжить наступление в Алжире. Шанс уничтожить варваров-пиратов был упущен. Когда в 1541 году император наконец отправил экспедицию в Алжир, она закончилась провалом. В дальнейшем Карл оказался целиком и полностью занят Европой, и самое большее, что могли сделать испанцы в Африке, — это удержаться там. Политика ограниченной оккупации не смогла обеспечить реального влияния в Магрибе, а два протектората — в Тунисе и в Тлемсене — испытывали все большее давление со стороны мавров. К тому времени, когда на престол взошел Филипп II, испанская Северная Африка находилась в крайне неустойчивом состоянии, из которого ее не могли вывести старания нового короля. Контроль над тунисским побережьем стал бы для Испании бесценным активом в большой морской войне против турок 1559–1577 годов но хотя в 1571 году дону Хуану Австрийскому удалось вернуть Тунис, уже на следующий год и Тунис, и крепость Ла-Голетта были утрачены. Падение Ла-Голетты похоронило все надежды испанцев в Африке. Под их контролем оставались только Мелилья, Оран и Мерс-эль-Кебир, к которым позже добавились жалкие африканские остатки португальской империи. То, что героические мечты Сиснероса об испанской Северной Африке затерялись в песках, печально, но неудивительно.

Конец ознакомительного фрагмента.