Смерть Иисуса

Джон Максвелл Кутзее, 2020

Давиду уже десять. Он играет в футбол и спорит с родителями, но, несмотря на такие привычные мальчишеские повадки, он совсем не похож на сверстников. История о пути Давида в этом мире полна непростых вопросов о жизни, людях и памяти. Философский и пронизанный размышлениями, «Смерть Иисуса» – невероятный по своей силе роман, каждое слово которого – с трудом постижимая загадка.

Глава 8

В приюте его больше всего изумляет школа. Зачем доктор Фабриканте держит отдельную школу, когда запросто мог бы отправлять своих подопечных учиться в обычные? В приюте не больше двухсот детей. Нет смысла и привлекать учителей вести уроки, если учеников так мало, некоторым всего пять лет, а некоторые почти доросли до самостоятельной жизни, — то есть нет смысла, если Фабриканте не желает своим сиротам образования, радикально отличного от того, какое предлагают государственные школы. Арройо назвал Фабриканте противником книжного обучения. А если он окажется и противником «Дон Кихота»? Согласится ли Давид на подготовку к жизни без приключений — к жизни сантехника?

Без всяких вестей из приюта проходят недели. Наконец, доведенная до отчаяния его бездействием, Инес стучит в дверь.

— Все это слишком затянулось, — объявляет она. — Я еду в приют за Давидом. Ты со мной или против меня?

— С тобой, как всегда, — отвечает он.

— Тогда поехали.

Подсказать им некому, и школьные классы они ищут довольно долго, а расположены они — как в конце концов выясняется — в отдельно стоящем здании, вдоль длинного прохода под открытым небом. В каком классе занимается Давид? Он, Симон, стучит в первую попавшуюся дверь, входит. Учительница, молодая женщина, умолкает на полуслове и вперяется в них.

— Да? — произносит она.

Среди опрятно и тихо сидящих детей Давида нет.

— Приношу извинения, — говорит он. — Ошибся дверью.

Они стучат во вторую дверь, входят вроде бы в мастерскую — здесь длинные лавки вместо парт, а по стенам развешаны инструменты для работы по дереву. Дети — сплошь мальчики — отрываются от своих заданий и глядят на вторгшихся посторонних. Вперед выступает человек в комбинезоне — очевидно, учитель.

— Позвольте узнать, вы по какому делу? — спрашивает он.

— Простите, что помешали. Мы ищем мальчика по имени Давид, он недавно у вас.

— Мы его родители, — говорит Инес. — Мы приехали забрать его домой.

— Это «Лас Манос», сеньора, — отзывается учитель. — Тут ни у кого нет родителей.

— Давиду не место в «Лас Манос», — говорит Инес. — Ему место дома, с нами. Скажите мне, где я могу его найти.

Учитель пожимает плечами и поворачивается к ним спиной.

— Он в классе у сеньоры Габриэлы, — подает голос кто-то из детей. — Последний кабинет по этой стороне.

— Спасибо, — говорит Инес.

На этот раз дверь открывает Инес, опередив его, Симона. Давида они видят сразу — он посередине первого ряда, одет в темно-синюю блузу, как и все остальные дети. Никакого удивления он, увидев их, не выказывает.

— Пойдем, Давид, — говорит Инес. — Пора попрощаться с этим местом. Пора домой.

Давид качает головой. По классу пробегает шепоток.

Заговаривает учительница, сеньора Габриэла, — женщина средних лет.

— Прошу вас немедленно покинуть мой класс, — говорит она. — Если вы не уйдете, мне придется вызвать директора.

— Вызывайте своего директора, — говорит Инес. — Я желаю сказать ему в лицо, что́ я о нем думаю. Идем, Давид!

— Нет, — говорит мальчик.

— Объясни мне, Давид, кто эти люди? — спрашивает сеньора Габриэла.

— Я их не знаю, — говорит мальчик.

— Это чушь, — говорит Инес. — Мы его родители. Делай, что тебе говорят, Давид. Снимай эту уродливую форму и идем.

Мальчик не шевелится. Инес хватает его за руку и вздергивает на ноги.

Он с яростью вырывается.

— Не трогайте меня, женщина! — кричит он, пылая гневом.

— Не смей так со мной разговаривать! — говорит Инес. — Я твоя мать!

— Нет! Я не ваш ребенок! Я ничей ребенок! Я сирота!

Встревает сеньора Габриэла.

— Сеньора, сеньора, хватит! Прошу вас, немедленно уходите. От вас и так уже много беспорядка. Давид, сядь, возьми себя в руки. Дети, вернитесь на свои места.

Больше тут ничего не добьешься.

— Идем, Инес, — шепчет он, Симон, и выводит ее из класса.

После их бесславной попытки забрать мальчика Инес объявляет, что она больше не желает иметь ничего общего с ними обоими — и с Давидом, и с Симоном.

— Отныне я буду вести собственную жизнь.

Он молча склоняет голову и удаляется.

Проходит время. И вот как-то рано поутру в дверь к нему, Симону, стучат. Это Инес.

— Мне позвонили из приюта. Что-то стряслось с Давидом. Он в лазарете. Хотят, чтобы мы его забрали. Ты со мной? Если нет, я поеду одна.

— Я с тобой.

Лазарет расположен вдали от основных зданий. Они заходят и обнаруживают, что Давид сидит в кресле-каталке у двери, полностью одетый, на коленях у него рюкзак, сам он бледен и напряжен. Инес целует его в лоб, Давид принимает этот поцелуй отрешенно. Он, Симон, пытается обнять его, но мальчик отмахивается.

— Что с тобой стряслось? — спрашивает Инес.

Мальчик молчит.

Возникает медсестра.

— Добрый день, вы, надо полагать, опекуны Давида, о которых он столько говорит. Я сестра Луиса. Давиду пришлось нелегко, но он был молодцом, правда, Давид?

Мальчик не обращает на нее внимания.

— Что тут происходит? — спрашивает Инес. — Почему меня не уведомили?

Не успевает сестра Луиса ответить, встревает мальчик.

— Я хочу ехать. Поехали?

Инес сердито шагает впереди, они с сестрой Луисой катят мальчика по территории, мимо любопытствующей детворы.

— До свидания, Давид! — говорит кто-то.

Инес открывает дверь машины. Он, Симон, и сестра Луиса поднимают мальчика и кладут на заднее сиденье. Он поддается, как поломанная игрушка.

Он, Симон, обращается к сестре Луисе:

— И это все? Ни слова объяснения? Давида отправляют домой, потому что он вам не годится — вашему заведению? Или вы рассчитываете, что мы его вылечим и привезем обратно? Что с ним случилось? Почему он не может ходить?

— Весь лазарет на мне, помощников у меня нет, — говорит сестра Луиса. — Давид — славный юноша, он скоро поправится, но ему нужна особая забота, а у меня на это нет времени.

— А ваш директор, ваш доктор Фабриканте, осведомлен — или вы избавляетесь от Давида по собственной инициативе, потому что у вас нет времени с ним возиться? Спрошу еще раз: что с ним стряслось?

— Я упал, — говорит мальчик с заднего сиденья. — Мы играли в футбол, и я упал. Вот и все.

— Ты сломал себе что-то?

— Нет, — отвечает мальчик. — Поехали, а?

— Его осматривал врач, — говорит сестра Луиса. — Дважды. У Давида общее воспаление суставов. Врач сделал ему укол, чтобы пригасить воспаление, но укол не подействовал.

— То есть вот, значит, что в вашем приюте творится с детьми, — говорит Инес. — У этой болезни, от которой ему делали укол, есть название?

— Это не болезнь, это воспаление суставов, — говорит сестра Луиса. — Воспаления у детей — вещь нередкая, когда они растут.

— Чушь, — говорит Инес. — Ни разу не слышала о ребенке, который растет так быстро, что ходить своими ногами не может. То, что вы с ним сделали, — позор.

Сестра Луиса пожимает плечами. Холодно, и ей хочется вернуться в уютный лазарет.

— Прощай, Давид, — говорит она и машет ему в окно.

Дети из приюта с любопытством стягиваются к ним, машут им вслед.

— А теперь выкладывай, Давид, — говорит Инес. — Начни с самого начала. Расскажи, что случилось.

— Нечего рассказывать. Посреди игры я упал и не смог встать, они уложили меня в лазарет. Думали, я сломал ногу, но пришел врач и сказал, что не сломано.

— Тебе было больно?

— Нет. Больно по ночам.

— А дальше? Скажи, что было дальше.

Встревает он, Симон.

— Хватит пока, Инес. Завтра отвезем его к врачу — настоящему врачу, получим настоящий диагноз. Станет ясно, что делать дальше. А пока, мой мальчик, слов нет, до чего мы с твоей матерью счастливы, что ты возвращаешься домой. Начнется новая глава в книге твоей жизни. Кто выиграл в том матче?

— Никто. Они забили гол, хороший, мы забили гол, тоже хороший, — и забили гол не очень хороший.

— В футболе все голы засчитываются, хорошие они или плохие. Хороший гол плюс плохой гол — это два гола, значит, вы выиграли.

— Я сказал «и». Я сказал, мы забили хороший гол и мы забили плохой гол. «И» — это не то же самое, что «плюс».

Они подъезжают к своему многоквартирнику. Невзирая на боль в спине, он, Симон, вынужден нести мальчика наверх, как мешок с картошкой.

За вечер понемногу складывается более полная история. Еще до той роковой игры, как выясняется, уже поступали тревожные сигналы: у Давида время от времени внезапно отказывали ноги и он падал на землю, словно его сшибало великанской рукой. Миг спустя жизненная сила возвращалась и Давид вставал.

Снаружи это выглядело так, будто он просто спотыкается о свои же ноги. А затем настал день, когда он упал, но сила в ноги не вернулась. Он лежал на поле, беспомощный, словно жук, пока не притащили носилки и не унесли Давида прочь. С того дня он застрял в лазарете, пропускал уроки.

Еда в лазарете была ужасная: по утрам вареная крупа, вечером гренок с супом. Все в лазарете на дух не выносили эту еду и рвались на выписку.

Ноги у него болели все время. Сестра Луиса заставляла его делать упражнения, чтобы укрепить ноги, но упражнения не помогали.

Хуже всего болело по ночам. Иногда от боли не мог спать.

Конец ознакомительного фрагмента.