Смерть Иисуса

Джон Максвелл Кутзее, 2020

Давиду уже десять. Он играет в футбол и спорит с родителями, но, несмотря на такие привычные мальчишеские повадки, он совсем не похож на сверстников. История о пути Давида в этом мире полна непростых вопросов о жизни, людях и памяти. Философский и пронизанный размышлениями, «Смерть Иисуса» – невероятный по своей силе роман, каждое слово которого – с трудом постижимая загадка.

Глава 3

Иногда после ужина мальчик велит им обоим сесть на диван («Иди, Инес! Иди, Симон!») и разыгрывает перед ними то, что сам именует un espectáculo — спектакль. В такие минуты они по-семейному наиболее близки друг другу, а мальчик отчетливее всего выказывает свою к ним приязнь.

Песни, которые Давид поет в своих espectáculos, — с уроков, что он берет у сеньора Арройо. Многие — сочинения самого Арройо, в них он обращается к кому-то на tú — запросто, может быть, к покойной жене. Инес не считает, что эти песни годятся для детей, он, Симон, склонен разделять ее сомнение. Но все равно, размышляет он, то, что эти творения озвучивает такой чистый юный голос, как у Давида, наверняка поддерживает дух Арройо.

— Инес, Симон, хотите послушать таинственную песню? — говорит мальчик вечером после того, как их посетил Фабриканте. И с необычайным пылом и силой возвышает голос и запевает:

In diesem Wetter, in diesem Braus,

nie hätt’ ich gesendet das Kind hinaus —

Ja, in diesem Wetter, in diesem Braus,

durft’st Du nicht senden das Kind hinaus!^[1]

— Это все? — спрашивает Инес. — Очень короткая песня.

— Я пел ее сегодня Хуану Себастьяну. Собирался спеть другую, но, когда открыл рот, получилась она. Вам понятно, про что в ней поется?

Он повторяет песню медленно, тщательно проговаривая неведомые слова.

— Понятия не имею, что это значит. А что сеньор Арройо говорит?

— Он тоже не знает. Но сказал, что бояться не надо. Сказал, если я не пойму в этой жизни, значит, выясню в следующей.

— А ему не кажется, — спрашивает он, Симон, — что эта песня, возможно, не из будущей жизни, а из твоей предыдущей — из той жизни, которая была у тебя, прежде чем ты взошел на борт большого корабля и переплыл океан?

Мальчик молчит. Тут разговор и заканчивается, а с ним — и espectáculo. Но назавтра, когда они с Давидом остаются одни, мальчик возвращается к разговору.

— Кто я был, Симон, до того, как переплыл океан? Кто я был до того, как начал говорить по-испански?

— Наверное, ты был тем же человеком, что и теперь, только выглядел иначе, у тебя было другое имя, и говорил ты на другом языке, но все это смыло, когда ты пересек океан, — вместе с твоими воспоминаниями. Тем не менее в ответ на вопрос «Кто я был?» я сказал бы, что в самом сердце своем, в сути, ты был собой — одним-единственным собой. Иначе какой смысл говорить, что ты забыл язык, на котором говорил, и так далее. Кто же тогда забыл, если не ты сам — тот сам, кого ты хранишь у себя в сердце? Вот как я это понимаю.

— Но я же не все забыл, да? In diesem Wetter, in diesem Braus — это я помню, не помню только, что оно значит.

— Вот именно. Или, может, как предполагает сеньор Арройо, эти слова всплывают у тебя не из прошлой жизни, а из будущей. В этом случае было бы неверно сказать, что эти слова — из memoria, из памяти, поскольку помнить можно только то, что из прошлого. Я бы назвал твои слова profecía — прови́дение. Как будто ты вспоминаешь будущее.

— А ты как думаешь, Симон, это откуда — из прошлого или из будущего? Мне кажется, из будущего. Думаю, это из моей следующей жизни. А ты умеешь вспоминать будущее?

— Нет, увы, я совсем ничего не помню — ни из прошлого, ни из будущего. По сравнению с тобой, юный Давид, я очень скучный человек, совсем не исключительный, вернее даже — я противоположен всякой исключительности. Живу в настоящем, как буйвол. Это великий дар — уметь помнить хоть прошлое, хоть будущее, и, я уверен, сеньор Арройо со мной бы согласился. Тебе носить бы при себе блокнот и записывать, когда что-то вспоминаешь, даже если не улавливаешь смысла.

— Или можно рассказывать тебе, что я вспоминаю, — чтобы ты записывал.

— Хорошая мысль. Я мог бы стать твоим secretario — человеком, который записывает твои секреты. Сделали бы с тобой такую штуку — на двоих. Не ждать, пока тебе что-то придет в голову — таинственная песня, например, — а выделять несколько минут ежедневно, когда просыпаешься утром или напоследок перед сном, чтобы ты сосредоточивался и пытался вспомнить что-нибудь из прошлого или из будущего. Возьмемся?

Мальчик молчит.

Примечания

1

В ненастье злое, с грозой и громом

Не выгонял я дитя из дому

Да, в непогоду, с грозой и громом,

Нельзя ребенка погнать из дому! (нем.)

Парафраз первых строк песни австрийского композитора Густава Малера (1860–1911) на стихи немецкого поэта, переводчика и преподавателя иностранных языков Фридриха Рюкерта (1788–1866). — Прим. пер.