Повестка

Джон Гришэм, 2002

Официальная повестка с указанием времени и места разбирательства дела… Что в этом необычного для Рэя Этли, профессионального юриста, хорошо известного на американском Юге? Всего лишь – то, что таким странным способом вызывает его и брата домой отец – легендарный судья, прежде – один из самых влиятельных чиновников штата Миссисипи. Каприз одинокого старика, выжившего из ума? Так полагает Рэй поначалу. Однако когда отец гибнет при загадочных обстоятельствах и выясняется, что в доме спрятаны ТРИ МИЛЛИОНА долларов, он начинает всерьез задумываться о загадке странной повестки…

Глава 7

Следом за фургоном подъехал коронер^[15] Торбер Форман в красном «додже», который Рэй помнил еще со студенческих времен. Минуту спустя появился его преподобие Сайлес Палмер, настоятель Первой пресвитеранской церкви, маленький, лишенный всяких признаков пола и возраста шотландец, крестивший обоих сыновей усопшего Ройбена В. Этли. Желая избежать встречи с прибывшими, Форрест спрятался на заднем дворе. Рэй выслушивал соболезнования в одиночестве. В глазах мистера Б. Дж. Мэйгарджела и достопочтенного Сайлеса Палмера поблескивали слезы. Торбер Форман повидал на своем веку бессчетное количество мертвых тел. Никакого финансового интереса к новому клиенту коронер не испытывал, что позволяло ему быть предупредительно-вежливым, но не более.

Рэй провел троицу в кабинет, где джентльмены молчаливо обозрели тело судьи в течение времени, достаточного для того, чтобы Торбер официально констатировал факт смерти. Даже при этом коронер обошелся без слов, ограничившись кивком мистеру Мэйгарджелу и чуть приподнятой бровью, что красноречивее пустых фраз означало: «Мертв, можете забирать». Утвердительно кивнул в ответ и Мэйгарджел, завершая сложившийся за десятилетия совместной работы скорбный ритуал.

Торбер достал из папки лист бумаги и принялся задавать неизбежные вопросы: имя, дата и место рождения, степень родства?.. Второй раз на протяжении четверти часа Рэй категорически отказался делать вскрытие.

Сайлес Палмер сидел за письменным столом. Видно было, что смерть судьи потрясла его куда больше, чем Рэя. Как-никак долгие годы преподобный отец считал себя лучшим другом Ройбена В. Этли. Заупокойная месса, уже детально проработанная, наверняка соберет множество людей, которые знали и уважали усопшего.

— Не так давно мы с Ройбеном ее обговорили, — шепотом сообщил священник.

— Отлично, — отозвался Рэй.

— Он сам отобрал несколько псалмов и составил список тех, кто будет нести гроб.

Сам Рэй об этом еще не задумывался. Может быть, потому, что отвлекала мысль о двух миллионах долларов наличными. Мозг фиксировал слова Палмера бессознательно — куда сильнее его волновал вопрос о сложенных в кладовке коробках. Спокойнее, спокойнее, твердил себе Рэй.

— Благодарю вас, — произнес он с облегчением, сознавая, что организацию похорон собеседник полностью берет на себя.

В этот момент ассистент мистера Мэйгарджела вкатил в кабинет носилки на колесиках.

— И еще судья настаивал на бдении у гроба, — вспомнил священник.

Бдение считалось у старшего поколения неотъемлемой частью обряда. Рэй кивнул.

— Здесь, в доме, — добавил Палмер.

— Нет, только не здесь.

Рэй ощутил настоятельную потребность еще раз осмотреть особняк. Из головы не шли темно-зеленые коробки. Сколько в них? Надо бы пересчитать… Какое время это займет? А вдруг деньги фальшивые? Откуда они? Что с ними делать? Куда деть? Стоит ли посвящать в секрет посторонних? Необходимо время. Нужно подумать. Разложить все по полочкам, выработать план.

— Ваш отец оставил совершенно недвусмысленные указания.

— Простите, ваше преподобие. Бдение состоится, но не здесь.

— Могу я узнать почему?

— Из-за матери.

Улыбнувшись, Палмер склонил голову.

— Я помню вашу матушку.

— Она лежала на столе в гостиной, через которую за два дня прошел, наверное, весь город. Мы с братом спрятались наверху и проклинали отца за этот отвратительный спектакль. — В голосе Рэя звучала неумолимая твердость. — Здесь никакого бдения не будет.

Суровая отповедь была абсолютно искренней. Кроме того, Рэю не давал покоя вопрос о безопасности. Перед бдением из церкви в особняк явятся служки, чтобы навести идеальный порядок, за ними придут официанты — накрыть стол для поминальной трапезы, потом посыльный из магазина примется раскладывать цветы. И все это начнется с самого утра!

— Понимаю, — согласился Сайлес Палмер.

Ассистент покатил к двери носилки, которые сзади осторожно подталкивал мистер Мэйгарджел. Покойного с головы до ног укрывала белоснежная, заботливо подоткнутая по углам простыня. В сопровождении коронера Ройбен В. Этли покидал «Кленовую долину» навсегда.

Примерно через полчаса откуда-то явился Форрест. Правая рука его сжимала высокий, толстого стекла бокал с коричневатой жидкостью, которая никак не могла быть всего лишь ледяным чаем.

— Уехали? — спросил он, глядя на подъездную дорожку.

— Да. — Рэй сидел на ступеньках крыльца и дымил сигарой. Когда Форрест опустился рядом, старший брат явственно ощутил аромат виски. — Где ты нашел спиртное?

— У отца был тайничок в ванной. Хочешь глоток?

— Нет. И давно ты знаешь об этом тайнике?

— Уже тридцать лет.

Рэй с трудом подавил в себе желание прочесть младшему еще одну лекцию. За прошедшие годы было сказано немало слов, но без всякого результата: прожив сто сорок один день в трезвости, Форрест на сей раз решил, что с него достаточно.

— Как Элли? — выдохнув клуб дыма, поинтересовался Рэй.

— Ничего нового. Продолжает свои сумасбродства.

— Я увижу ее на похоронах?

— Нет. Набрала почти триста фунтов, при том, что сама себе поставила лимит в сто пятьдесят. Меньше ста пятидесяти — и она готова выйти из дома. Больше — запирается в четырех стенах.

— Когда же в последний раз ее вес был в норме?

— Года три или четыре назад. Нашла какого-то доктора, пригоршнями глотала его таблетки и похудела до ста фунтов. А потом, когда этот шарлатан оказался за решеткой, хапнула еще двести. Но триста фунтов — предел. Она встает на весы каждый день и очень переживает, если стрелка уходит за цифру «3».

— Я сказал преподобному Палмеру, что мы устроим бдение, но не здесь, не дома.

— Душеприказчику виднее.

— Но ты согласен?

— Конечно.

Добрый глоток виски. Долгая затяжка.

— А что эта сучка, которая тебя бросила? Как ее звали?

— Вики.

— Да-да, Вики. Она еще на вашей помолвке вызвала у меня отвращение.

— У меня, к сожалению, оно появилось гораздо позже.

— Крутится где-то неподалеку?

— Да. Видел ее на прошлой неделе в аэропорту. Спускалась по трапу личного самолета.

— По-моему, она подцепила какого-то старого пердуна, нью-йоркского толстосума?

— Ага. Давай сменим тему.

— О женщинах ты заговорил первым.

— Я был не прав.

Форрест отхлебнул из бокала.

— Хорошо. Тогда о чем? О денежках? Где они?

Рэй вздрогнул, однако Форрест, не сводивший рассеянного взгляда с зеленого газона, ничего не заметил. Какие денежки, братец?

— Он их раздал.

— Но почему?

— Это были его деньги, не наши.

— Мог бы и нам что-то оставить.

Несколькими годами ранее судья признался Рэю, что на протяжении пятнадцати лет потратил более девяноста тысяч долларов — пожертвования, помощь начинающим юристам, лечение Форреста. Он мог бы передать их непутевому младшему сыну — чтобы тот пропил или пронюхал всю сумму, а мог заняться благотворительностью, что и предпочел сделать. Старший твердо стоял на ногах и был способен позаботиться о себе сам.

— Он оставил нам дом.

— И что?

— При желании особняк можно продать. Правда, половина уйдет на налоги, а вступить в право наследования мы сумеем лишь через год.

— Подведи-ка черту. Что в итоге?

— Год спустя, если повезет, мы поделим пятьдесят тысяч долларов.

Безусловно, имелись и другие активы. В кладовке лежало целое состояние, но Рэю требовалось время, чтобы оценить его. Не грязные ли это деньги? Должны ли они быть включены в опись имущества? Если так, неизбежны весьма серьезные проблемы. Во-первых, нужно будет как-то объяснить их происхождение. Во-вторых, пятьдесят процентов опять-таки съедят налоги. В-третьих, набив карманы кредитками, Форрест пустится во все тяжкие и просто убьет себя внезапно свалившимся богатством.

— Значит, через год я получу двадцать пять тысяч? — уточнил Форрест.

Рэй не сумел понять, звучит ли в голосе брата разочарование или вожделенный восторг.

— Что-то около того.

— Скажи, тебе самому нужен этот дом?

— Нет. А тебе?

— На кой черт? Возвращаться сюда я не собираюсь.

— Ты уверен?

— Судья выставил меня за порог, заявил, что я позорю его род. Сказал, чтоб ноги моей здесь больше не было.

— А потом попросил у тебя прощения.

Форрест быстро сделал глоток виски.

— Да хоть бы и так. Тут сама обстановка на меня давит. Душеприказчик ты, ты и разбирайся. Придет время, вышли мне чек, и дело кончено.

— Но мы оба должны по крайней мере ознакомиться со всеми документами.

— Я к ним не прикоснусь. — Форрест встал. — Хочу пива. За пять месяцев успел забыть его вкус. — Направляясь к машине, он оглянулся. — Составишь компанию?

— Нет.

— Точно?

Спокойнее, конечно, поехать с ним, подумал Рэй, однако пересилила потребность взять под охрану семейное достояние. Судья никогда не запирал дом. Где искать ключи?

— Езжай один. Я побуду здесь.

— Как знаешь.

Приход очередного посетителя не вызвал у Рэя никакого удивления. Он пытался отыскать на кухне ключи, когда за распахнутой входной дверью послышался громкий голос, который мог принадлежать лишь одному человеку — Гарри Рексу Воннеру.

Они не виделись лет пять. Обнялись. В медвежьей хватке старого приятеля плечи Рэя хрустнули.

— Очень жаль, — проговорил Гарри Рекс. — Очень, очень жаль.

Высоченный, пышнобородый, с широкой грудью и объемистым животом, он всегда искренне восхищался судьей Этли и был готов на все ради его сыновей. К нему, блестящему юристу, запертому волей судеб в крошечном городке, судья неизбежно обращался за помощью в решении связанных с младшим сыном проблем.

— Когда ты приехал? — спросил Гарри Рекс.

— Около пяти. Отец лежал на кушетке в кабинете.

— Я две недели проторчал на идиотском разбирательстве, некогда было перемолвиться с Ройбеном даже словом. Где Форрест?

— Поехал купить пива.

Опускаясь в кресла-качалки, оба ощутили бездушную жестокость этой фразы.

— Рад тебя видеть, Рэй.

— Как и я тебя, Гарри Рекс.

— Трудно поверить, что судьи уже нет.

— Да. Мне казалось, он бессмертен.

Рукавом рубашки Гарри Рекс вытер глаза.

— Жаль, жаль, — пробормотал он. — В голове не укладывается. Видел его ровно две недели назад. Старик подстригал газон. Двигался он медленно, мешали боли, но не жаловался.

— Врачи дали отцу год. Было это как раз двенадцать месяцев назад, но я думал, он продержится дольше.

— Как и я. Силы духа ему хватало.

— Чаю выпьешь?

— С удовольствием.

Рэй прошел в кухню, чтобы приготовить два стакана быстрорастворимого чая со льдом. Вернувшись на крыльцо, протянул один Гарри Рексу.

— Вынужден предупредить: напиток далеко не перво классный.

Гость принял стакан.

— Зато холодный.

— Нужно провести прощание, Гарри Рекс, и не здесь. Что скажешь?

С секундной задержкой бородач откинулся на спинку кресла, улыбнулся:

— В здании суда, в ротонде на первом этаже. Будет лежать как монарх. Он заслужил.

— Шутишь?

— Ничуть. Ему бы это понравилось. Пусть сограждане окажут судье последние почести.

— Идея неплоха.

— Верь мне, это будет то, что надо. Я переговорю с шерифом, он согласится. Да и люди поддержат. На какой день назначены похороны?

— На вторник.

— Значит, прощание начнется завтра, после обеда. Хочешь, чтобы я сказал несколько слов?

— Естественно. Почему бы тебе не заняться всей процедурой?

— Заметано. Гроб уже выбрали?

— Еще нет. Утром.

— Берите из дуба, без дурацких бронзовых завитушек. Год назад я хоронил в таком мать, и все выглядело великолепно. Чтобы привезти его из Тьюпело, Мэйгарджелу потребуется всего два часа. И никаких склепов. К чему эти накрученные излишества? Плоть должна уходить в землю. Епископаты^[16] правы: другого способа нет.

Подобный натиск несколько ошеломил Рэя, но в душе он испытывал благодарность. Судья ничего не говорил про гроб, однако весьма благожелательно отзывался о склепе. В конце концов, представитель славного рода Этли имел право на достойное своих предков упокоение.

Никто на свете не мог лучше Гарри Рекса знать, чем и как жил судья. Глядя на пересекшие газон длинные тени, Рэй небрежно заметил:

— Сдается, все свои деньги отец раздал налево и направо.

— Для тебя это новость?

— Нет.

— Проститься с ним придут не менее тысячи облагодетельствованных: дети-инвалиды, калеки, у которых нет и не было медицинской страховки, учившиеся на его деньги чернокожие студенты, спортсмены и школьники, которые ездили в Европу. Наша церковь посылала на Гаити команду докторов, так судья пожертвовал четыре тысячи долларов.

— Ты-то когда приобщился к религии?

— Пару лет назад.

— С чего вдруг?

— Нашел себе новую жену.

— Это какую же по счету?

— Четвертую. Она мне нравится куда больше предыдущих.

— Рад за нее.

— Она и сама рада.

— Идея твоя, Гарри Рекс, мне по душе. И людям тесно не будет. Места для машин на стоянке тоже хватит.

— Говорю тебе, идея превосходная.

За спинами собеседников послышался визг тормозов. Остановив свой джип в нескольких дюймах от принадлежавшего Гарри Рексу «кадиллака», Форрест снял с переднего сиденья картонную коробку с бутылками пива и медленно зашагал к крыльцу.

Примечания

15

Следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.

16

Приверженцы англиканской (епископальной) церкви.