Самые странные в мире: Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели

Джозеф Хенрик, 2020

В отличие от большинства населения Земли в прошлом и настоящем, жителей стран Запада отличают высокий индивидуализм, аналитическое мышление и доверие к незнакомцам. Они сосредоточены на себе – на своих личных качествах, достижениях и устремлениях, – а не на взаимоотношениях с другими людьми и устойчивых социальных ролях. Как они стали настолько странными по своей психологии? Какую роль их психологические особенности сыграли в появлении протестантизма, запуске Промышленной революции и случившейся за несколько последних веков всемирной экспансии Европы? В будущем мы будем думать, чувствовать, воспринимать и выносить моральные суждения не так, как сейчас, и нам будет очень трудно понять менталитет тех, кто жил на заре третьего тысячелетия. Чтобы ответить на эти и другие вопросы, гарвардский профессор Джозеф Хенрик задействует в книге «Самые странные в мире» последние данные из области антропологии, психологии, экономики и биологии. Он прослеживает культурную эволюцию родства, брака, религии и государства, демонстрируя глубокое взаимовлияние этих институтов и психики человека. Сосредоточившись на столетиях сразу после падения Рима, Хенрик показывает, что фундаментальные институты родства и брака приобрели на Западе поразительное своеобразие в результате почти случайно сформулированных решений ранней Церкви. Именно эти изменения привели к появлению особой психологии людей Запада, которая впоследствии начала эволюционировать совместно с безличными рынками, профессиональной специализацией и свободной конкуренцией, заложив тем самым основы современного мира. Адаптация к индивидуалистическому социальному миру означает совершенствование личных качеств, которые равноценны в широком спектре контекстов и отношений. Напротив, процветание в мире регулируемых отношений означает ориентирование в самых разных типах отношений, которые требуют совершенно разных подходов и поведенческих стратегий.

Прелюдия: ваш мозг подвергся изменениям

Ваш мозг был изменен, подвержен нейрологической перестройке, поскольку приобрел навык, очень ценимый тем обществом, к которому вы принадлежите. До недавнего времени этот навык практически не был востребован или вообще не использовался, и подавляющая часть людей в большинстве обществ так и не приобрели его. При развитии этой способности с вами случилось вот что^{1}:

1) специализация участка левой вентральной затылочно-височной области, который находится в вашем мозге между центрами, отвечающими за восприятие языка, объектов и лиц;

2) утолщение мозолистого тела — информационного канала, соединяющего левое и правое полушария вашего мозга;

3) изменения в той части вашей префронтальной коры, которая участвует в речи (зона Брока), а также в других областях мозга, которые выполняют различные нейрологические задачи, включая обработку речи и рассуждения о чужих мыслях;

4) улучшение вашей вербальной памяти и увеличение активности вашего мозга при обработке речи;

5) смещение функции распознавания лиц в правое полушарие: нормальные люди (не вы) обрабатывают лица почти в равной степени в левой и правой частях мозга, но те, кто обладает вашим особенным навыком, пользуются для этого преимущественно правым полушарием^{2};

6) уменьшение способности распознавать лица, вероятно, из-за того, что внесение изменений в левую вентральную затылочно-височную область оказало воздействие на участок, который обычно специализируется на распознавании лиц;

7) снижение предрасположенности к холистической визуальной обработке в пользу более аналитической обработки: теперь вы больше полагаетесь на разбиение сцен и объектов на составные части и меньше — на общие очертания и шаблоны целостного восприятия мира.

Что же это за умственная способность? Какой навык смог так изменить ваш мозг, наделив вас новыми, специализированными возможностями, а также вызвав определенные когнитивные нарушения?

Эта экзотическая умственная способность — чтение. Вы, скорее всего, в высокой степени грамотны.

Приобретение этой умственной способности требует возникновения специализированных нейрологических контуров в различных частях мозга. Для обработки букв и слов в левой вентральной затылочно-височной области развивается, скажем так, буквозона, которая соединяется с близлежащими областями, предназначенными для распознавания объектов, языка и речи. Травмы головного мозга, затрагивающие буквозону, приводят к потере грамотности, хотя пострадавшие сохраняют способность распознавать цифры и производить математические вычисления, что указывает на то, что эта область формируется специально для чтения^{3}.

Нейрологические контуры буквозоны настроены на определенные системы письма. Например, в то время, как буквы еврейского алфавита активируют буквозону у людей, владеющих ивритом, англоязычные читатели взаимодействуют с ними так, как с любыми другими визуальными объектами, а не так, как с латинскими буквами. Буквозона также кодирует более сложные, не основанные лишь на визуальной составляющей шаблоны. Например, она регистрирует сходство между «ЧИТАТЬ» и «читать», хотя они выглядят совершенно по-разному^{4}.

Позвольте показать вам кое-что: чуть ниже вы увидите крупные символы. Не читайте их, а только рассмотрите их форму. Я скажу вам, когда их можно будет прочесть.

Если вы грамотны, держу пари, что вы не смогли не прочитать словосочетание «белая лошадь», приведенное выше. Механизмы чтения в вашем мозге отличаются автоматизмом и сверхвысокой скоростью; как мы только что продемонстрировали, они находятся вне вашего сознательного контроля. Вы не можете не прочитать то, что видите. Напротив, если только вы не владеете еще и китайским языком, вы, вероятно, без особых проблем просто полюбовались интересными черточками, складывающимися в приведенные выше иероглифы, которые также означают «белая лошадь» (бай ма). В популяциях с высокой грамотностью психологи любят демонстрировать слова участникам эксперимента так быстро, что те не успевают осознать, что только что увидели слово. Однако мы знаем, что они не только замечают промелькнувшее слово, но и прочитывают его, потому что его значение немного влияет на работу их мозга и их поведение. Подобные бессознательные изменения демонстрируют как нашу неспособность отключить собственные механизмы чтения, так и тот факт, что мы даже не осознаем, как читаем и обрабатываем то, что читаем. Хотя эта когнитивная способность сформирована под влиянием культуры, она также является автоматической, неосознанной и неудержимой. Это делает ее похожей на множество других аспектов культуры^{5}.

Освоение навыка чтения приводит к формированию особых нейронных сетей, которые влияют на нашу психику в нескольких различных областях, включая память, визуальную обработку и распознавание лиц. Грамотность меняет биологические и психологические характеристики человека, не затрагивая лежащий в их основе генетический код. Члены общества, в котором 95 % взрослых обладают высокой грамотностью, будут иметь в среднем более толстое мозолистое тело и слабее выраженный навык распознавания лиц, чем члены общества, в котором высокой грамотностью обладают только 5 %. Эти биологические различия между популяциями проявятся, даже если эти две группы идентичны в генетическом плане. Таким образом, грамотность является примером того, как культура может перестраивать людей биологически, независимо от каких-либо генетических различий. Культура может изменять и действительно изменяет наш мозг, гормоны и анатомию, наряду с характеристиками восприятия, мотивациями, особенностями личности, эмоциями и многими другими аспектами нашего разума^{6}.

Нейрологические и психологические изменения, связанные с грамотностью, следует рассматривать как часть культурного пакета, который включает практики, представления, ценности и институты (вроде ценности формального образования или института школы), а также технологии вроде алфавитов, слоговых азбук и печатных станков. Во многих обществах сочетание практик, норм и технологий привело к целенаправленному изменению определенных аспектов наших сложившихся в ходе генетической эволюции нейрологических систем для создания новых умственных способностей. Чтобы понять наблюдаемое по всему миру психологическое и нейрологическое разнообразие свойств от вербальной памяти до толщины мозолистого тела, нам необходимо изучить происхождение и развитие соответствующих ценностей, представлений, институтов и практик.

Пример с грамотностью показывает, почему многие психологи и нейробиологи в целом неверно истолковывали результаты своих экспериментов и раз за разом делали ложные выводы о человеческом мозге и психологии. Изучая студентов, посещавших занятия в университетах, где они работали, нейробиологи обнаружили устойчивую склонность обращаться при распознавании лиц к правому полушарию. Следуя общепринятой научной практике, другие исследователи воспроизвели эти результаты, привлекая различные группы студентов западных университетов. Основываясь на этих успешных повторениях, они пришли к выводу, что такая склонность обращаться при распознавании лиц к определенному полушарию является фундаментальной особенностью нейрокогнитивного устройства человека, а не побочным продуктом культуры высокой грамотности. Если бы они сделали то, что обычно делают психологи для поиска культурных различий — произвели бы эксперименты над восточноазиатскими студентами, посещающими американские университеты, они бы дополнительно обосновали свои предыдущие результаты и подтвердили бы приоритет правого полушария. Дело в том, что все студенты обязаны обладать высокой грамотностью. Конечно, сегодня в мире нет недостатка в неграмотных: их число, по разным оценкам, превышает 770 млн, что более чем вдвое превосходит население США. Просто эти люди не очень часто встречаются в университетских лабораториях.

Подведем итог: общества с высоким уровнем грамотности появились относительно недавно и сильно отличаются от большинства когда-либо существовавших обществ. Это означает, что современные популяции нейрологически и психологически отличны от тех, что существовали на протяжении всей человеческой истории и в более глубоком эволюционном прошлом. Если вы случайно занялись изучением этих своеобразных современных популяций, не понимая мощного влияния связанных с грамотностью технологий, представлений и социальных норм на наш мозг и психические процессы, вы можете получить неправильные ответы. Это может произойти, даже если вы изучаете, казалось бы, фундаментальные аспекты психологии и нейробиологии, такие как память, обработка изображений и распознавание лиц.

Если мы хотим объяснить эти аспекты работы мозга и психики в том виде, в каком они проявляются в современном обществе, нам необходимо разобраться в происхождении и характере распространения высоких показателей грамотности — когда и почему большинство людей начали читать? Где и почему сформировались представления, ценности, практики, технологии и институты, необходимые для создания и сохранения этой новой способности? Это превращает вопрос о нейробиологии и всемирном психологическом разнообразии в вопрос о культурной эволюции и истории.

Чего хочет Бог

Грамотность не распространяется в обществе просто потому, что возникает система письма, хотя наличие такой системы, безусловно, этому способствует. Системы письма тысячелетиями существовали в могущественных и успешных обществах, история этих систем насчитывает около 5000 лет; однако до относительно недавнего времени читать умели не более 10 % членов любого общества, а обычно этот показатель был намного ниже.

Внезапно в XVI в. грамотность начала распространяться по Западной Европе подобно эпидемии. Примерно к 1750 г., обогнав более космополитические регионы Италии и Франции, самыми грамотными обществами в мире стали Нидерланды, Великобритания, Швеция и Германия. Половина или более населения этих стран умели читать, а их издатели безостановочно печатали книги и брошюры. Оценивая распространение грамотности в период между 1550 и 1900 гг. по графику, приведенному на рис. П. 1, помните, что за этим процессом скрываются психологические и нейрологические изменения в человеческом мозге: на протяжении веков у людей как совокупности способность к запоминанию слов увеличивается, навык распознавания лиц снижается, а мозолистое тело — утолщается^{7}.

Рис. П. 1. Уровень грамотности в различных европейских странах с 1550 по 1900 г. Оценки основаны на данных об объемах книгоиздания, откалиброванных с использованием более прямых данных о грамотности населения^{8}

Не сразу понятно, почему этот взлет должен был произойти именно в этот момент и в этих местах. Всплеск инноваций и экономического роста, известный как промышленная революция, не охватит Англию, а после нее и остальную Европу, вплоть до конца XVIII в. (и это в лучшем случае), поэтому первоначальное распространение грамотности не является реакцией на стимулы и возможности, созданные индустриализацией. Аналогичным образом конституционные формы правления начали появляться на национальном уровне только в конце XVII в., во время Славной революции в Англии, поэтому грамотность не стала исключительно следствием представительной системы правления или плюрализма в государственной политике. На самом деле во многих местах Европы и Америки высокий уровень грамотности возник и сохранялся даже задолго до появления финансируемого государством обязательного школьного образования. Конечно, это не означает, что богатство, демократия и государственное финансирование в конечном итоге не поспособствовали развитию грамотности. Однако эти перемены случились слишком поздно, чтобы спровоцировать возникновение массовой грамотности. Тогда благодаря чему это случилось?

Все началось в конце 1517 г., сразу после Хеллоуина, в небольшом немецком городе Виттенберге. Монах и университетский преподаватель по имени Мартин Лютер сочинил свои знаменитые «Девяносто пять тезисов», в которых содержался призыв к научному диспуту по поводу принятой в Католической церкви практики продажи индульгенций. Католики в то время могли приобрести специальный сертификат, индульгенцию, чтобы сократить время, которое их умершие родственники должны были провести в чистилище за свои грехи, или уменьшить тяжесть своего собственного покаяния^{9}. «Девяносто пять тезисов» Лютера ознаменовали начало протестантской Реформации. Под влиянием его отлучения от Церкви и храбрости, проявленной им под угрозой уголовного преследования, последующие труды Лютера о теологических проблемах, социальных вопросах и характеристиках истинно христианской жизни прозвучали далеко за пределами его тихого убежища в Виттенберге и со временем оказали влияние на многие популяции — сначала в Европе, а затем и по всему миру. За пределами германских земель протестантизм вскоре прочно укоренился в Нидерландах и Великобритании, а позже с потоками британских колонистов проник в Северную Америку, Австралию и Новую Зеландию. Сегодня те или иные изводы протестантизма продолжают распространяться в Южной Америке, Китае, Океании и Африке^{10}.

В основе протестантизма лежит представление, что люди должны налаживать личные отношения с Богом и Иисусом. Для этого и мужчинам, и женщинам нужно было самостоятельно читать и толковать Библию, а не полагаться на авторитет предполагаемых экспертов, то есть священников, или властных институтов вроде Церкви. Этот принцип, известный как sola scriptura, означал, что каждый должен был научиться читать. А поскольку каждый не мог свободно владеть латынью, Библию пришлось переводить на местные языки^{11}.

Лютер не только создал перевод Библии на немецкий, который быстро стал использоваться повсеместно, но и начал проповедовать о важности грамотности и школьного образования. Перед ним стояла грандиозная задача, поскольку, по некоторым оценкам, доля грамотных среди немецкоязычного населения не превышала в то время 1 %. Начав со своей родной Саксонии, Лютер убеждал правителей взвалить на себя ответственность за распространение грамотности и образование. В 1524 г. он опубликовал сочинение под названием «К советникам всех городов земли немецкой о том, что им надлежит учреждать и поддерживать христианские школы». В этом и других своих трудах он призывал родителей и власти создавать школы, чтобы учить детей читать Священное Писание. Когда различные князья Священной Римской империи начали принимать протестантизм, они часто ориентировались на пример Саксонии. Следовательно, грамотность и школы обычно следовали по пятам за протестантизмом. Грамотность также начала распространяться и в других странах, таких как Великобритания и Нидерланды, хотя именно в Германии формальное школьное образование впервые стало священной обязанностью светских государей и правительств^{12}.

Историческая связь между протестантизмом и грамотностью хорошо задокументирована. На рис. П. 1 видно, что уровень грамотности быстрее всего рос в странах, где глубоко укоренился протестантизм. Даже в 1900 г. дела все еще обстояли так, что чем выше в стране процент протестантов, тем выше в ней уровень грамотности. В Великобритании, Швеции и Нидерландах показатель грамотности среди взрослого населения составлял почти 100 %. Между тем в католических странах, таких как Испания и Италия, уровень грамотности достигал только 50 %. В целом знание доли протестантов в той или иной стране позволяет нам примерно наполовину объяснить межстрановые различия в уровне грамотности на заре XX в.^{13}

Проблема с этой корреляцией и многими аналогичными данными, которые связывают протестантизм либо с грамотностью, либо с формальным школьным образованием, заключается в том, что мы не можем сказать, вызывал ли протестантизм рост грамотности и образования, или же грамотность и образование побуждали людей принимать протестантизм. Или, быть может, и протестантизм, и грамотность, как правило, утверждались в обществе в результате экономического роста, формирования представительных органов власти и технологического прогресса вроде распространения книгопечатания. К счастью, на примере Пруссии история провела для нас своего рода естественный эксперимент, итоги которого проанализировали экономисты Саша Беккер и Людгер Вёссманн.

Пруссия представляет собой отличный объект изучения по нескольким причинам. Во-первых, там довольно рано сформировались базовые представления о свободе вероисповедания. К 1740 г. король Пруссии Фридрих II Великий объявил, что каждый человек должен идти к спасению по-своему, фактически провозгласив религиозную свободу. Это означало, что жители страны могли выбирать свою веру, не сдерживаемые идущими сверху указаниями светских правителей. Во-вторых, все части Пруссии имели относительно единообразные законы и схожие органы власти. Это снижает вероятность того, что любая наблюдаемая взаимозависимость между грамотностью и протестантизмом может быть вызвана какой-то невыявленной связью между религией и порядком управления.

Анализ итогов переписи населения Пруссии 1871 г. показывает, что в регионах с большей долей протестантов был отмечен более высокий уровень грамотности и насчитывалось больше школ, дорога до которых занимала меньше времени. Эта закономерность, как правило, сохраняется, а часто и выглядят более убедительной при добавлении в статистическую модель контроля влияния урбанизации и демографических показателей. Связь между протестантизмом и числом школ очевидна даже в 1816 г., до вступления Германии в индустриальную эпоху. Таким образом, взаимозависимость между религией и образованием/грамотностью не определяется индустриализацией и сопутствующим ей экономическим ростом^{14}.

Тем не менее связь между протестантизмом и грамотностью/образованием — это пока лишь корреляция^{15}. Многие из нас усвоили, что причинно-следственные связи ни при каких обстоятельствах нельзя выводить из простых корреляций и что причинность могут выявить только эксперименты. Однако это уже не совсем так, потому что исследователи изобрели хитроумные способы извлечения квазиэкспериментальных данных из сведений о реальном мире. В Пруссии протестантизм распространялся из Виттенберга, как рябь, вызванная падением камня в пруд (если использовать метафору самого Лютера). Поэтому чем дальше от Виттенберга находился тот или иной прусский регион, тем меньше была в 1871 г. доля протестантов среди его жителей. Каждые 100 км, отделяющие местность от Виттенберга, снижали долю протестантов на 10 процентных пунктов (рис. П. 2). Подобная зависимость сохраняется даже тогда, когда мы исключаем влияние всех экономических, демографических и географических факторов. Таким образом, мы можем рассматривать близость к колыбели Реформации — Виттенбергу — как причину протестантизма в Пруссии. Очевидно, что свою роль играют и многие другие факторы, включая уровень урбанизации, но нахождение рядом с Виттенбергом — новым центром событий начиная с 1517 г. — имело в контексте Пруссии свое собственное независимое влияние на протестантизм.

Радиальный характер распространения протестантизма позволяет нам использовать близость того или иного региона к Виттенбергу, чтобы выделить — в статистическом смысле — ту часть различий в уровне протестантизма, которая точно обусловлена близостью местности к Виттенбергу, а не связана с большей грамотностью населения или другими факторами. В некотором смысле мы можем думать об этом как об эксперименте, в котором разным регионам были предварительно прописаны разные дозировки протестантизма для проверки его воздействия на них. Расстояние от Виттенберга позволяет нам определить, насколько велика была эта экспериментальная дозировка. Затем мы можем увидеть, по-прежнему ли эта «назначенная» дозировка протестантизма коррелирует с более высокой грамотностью и бóльшим количеством школ. Если это так, то из этого естественного эксперимента мы можем сделать вывод, что протестантизм действительно стал причиной повышения грамотности^{16}.

Рис. П. 2. Доля протестантов в прусских округах в 1871 г.^{17} На карте показаны некоторые города Германии, в том числе эпицентр Реформации Виттенберг и наделенный хартией город Майнц, где Иоганн Гутенберг основал свою типографию

Результаты этого статистического фокуса поражают. Мало того, что в прусских округах, расположенных ближе к Виттенбергу, имелась более высокая доля протестантов, но и эти дополнительные протестанты объяснялись более высоким уровнем грамотности и бóльшим числом школ. Это указывает на то, что волна протестантизма, вызванная Реформацией, повышала уровень грамотности и доступность школьного образования. Несмотря на высокий средний уровень грамотности в Пруссии в 1871 г., округа с полностью протестантским населением имели уровень грамотности почти на 20 процентных пунктов выше, чем с полностью католическим^{18}.

Эти же закономерности можно обнаружить в других частях Европы XIX в., а сегодня — в тех регионах мира, где идет миссионерская деятельность. В Швейцарии XIX в. другие отголоски Реформации были зафиксированы в серии когнитивных тестов, проведенных среди призывников швейцарской армии. У молодых людей из районов, населенных исключительно протестантами, было не только на 11 процентных пунктов больше шансов оказаться «очень умелыми» при испытании на навык чтения по сравнению с молодыми людьми из католических районов; это преимущество еще и сохранялось в результатах тестов по математике, истории и письму. Такие взаимосвязи заметны даже при статистическом учете плотности населения, рождаемости и разнообразия экономики района. Как и в Пруссии, чем ближе община была к одному из двух эпицентров швейцарской Реформации — Цюриху или Женеве, тем больше в ней было протестантов в XIX в. Примечательно, что анализ близости к другим швейцарским городам, таким как Берн или Базель, не выявляет подобной связи. Как и в случае с Пруссией, наблюдаемая географическая закономерность позволяет нам выявить протестантизм как движущую силу распространения повышенного уровня грамотности, а также причину менее значительных улучшений в навыках письма и счета^{19}.

В то время как религиозные убеждения оказываются ключевым фактором для раннего распространения грамотности и школьного образования, материальная заинтересованность и экономические возможности таковыми не выглядят. Лютер и другие лидеры Реформации не особо интересовались грамотностью и образованием как таковыми и не стремились к экономическим и политическим выгодам, которые они принесли бы столетия спустя. Обоснованием для sola scriptura служило, прежде всего, то, что это был путь к вечному спасению. Что могло быть важнее? Точно так же крестьянские семьи, которые составляли основную часть населения, оттачивали это умение не для того, чтобы улучшить свои экономические перспективы или карьерные возможности. Вместо этого протестанты считали, что люди должны быть грамотными, чтобы иметь возможность самостоятельно читать Библию, совершенствовать свой моральный облик и строить более крепкие отношения с Богом. Спустя столетия, когда промышленная революция охватила Германию и прилегающие регионы, обилие грамотных крестьян и местных школ, вызванное протестантизмом, стало причиной наличия образованной и доступной рабочей силы, что способствовало быстрому экономическому развитию и помогло начать вторую промышленную революцию^{20}.

Приверженность протестантов к распространению грамотности и образования все еще можно наблюдать сегодня на примере разного влияния, которое оказывают протестантские и католические миссии по всему миру. В тех частях Африки, где в 1900 г. работало больше христианских миссий, спустя столетие можно наблюдать более высокий уровень грамотности. Однако ранние протестантские миссии оказываются эффективнее своих католических аналогов. Если сравнивать их между собой, регионы, где действовали ранние протестантские миссии, демонстрируют уровень грамотности, который в среднем примерно на 16 процентных пунктов выше, чем в регионах, где действовали католические миссии. Точно так же жители регионов, исторически связанных с протестантскими миссиями, посещают школу примерно на 1,6 года дольше, чем те, кто проживает в регионах, связанных с католическими миссиями. Это существенные различия, поскольку в конце XX в. африканцы в среднем учились в школе около трех лет и лишь приблизительно половина взрослых были грамотными. Эти эффекты не исчезают при статистическом учете широкого круга географических, экономических и политических факторов, а также текущих расходов стран на образование, которые сами по себе плохо объясняют различия в длительности обучения или уровне грамотности^{21}.

Конкуренция между религиозными миссиями имеет большое значение. И католические, и протестантские миссионеры были более эффективны в распространении грамотности, когда напрямую сталкивались в борьбе за одни и те же души. На самом деле не вполне ясно, оказывали ли католические миссионеры заметное влияние на уровень грамотности в отсутствие конкуренции со стороны одержимых этим вопросом протестантов. Более того, подробный анализ африканских данных показывает, что протестантские миссии не только строили школы, дававшие формальное образование, но и прививали культурные ценности, подчеркивавшие важность образования. Это хорошо согласуется с ситуацией в Европе XVI и XVII вв., где интерес католиков к грамотности и школьному обучению частично подпитывался настойчивым вниманием протестантов к этому вопросу^{22}.

Протестантизм Лютера не только влиял на Католическую церковь посредством конкуренции, но и непреднамеренно заложил фундамент для финансируемого государством всеобщего школьного образования, продвигая идею ответственности властей за народное просвещение. С самого начала в трудах Лютера подчеркивался не только родительский долг обеспечить должный уровень грамотности детей, но и обязанность местных князей открывать школы. Это вдохновленное религией стремление к созданию государственных школ помогло сделать Пруссию образцом системы общественного образования, на который позже ориентировались такие страны, как Великобритания и США.

Примечательно, что принцип sola scriptura способствовал распространению грамотности и отдельно среди женщин — сначала в Европе, а затем и по всему миру. Например, в Бранденбурге, где количество школ для мальчиков выросло на протяжении XVI в. почти вдвое, с 55 до 100, количество школ для девочек увеличилось за тот же период более чем в 10 раз, с 4 до 45. Позже, по состоянию на 1816 г., чем больше было протестантов в округе или городе, тем выше была доля девочек, поступавших в школы, по сравнению с мальчиками. Более того, когда расстояние от той или иной местности до Виттенберга используется для выделения только той квазиэкспериментальной части амплитуды религиозного разнообразия (принадлежности к католической или протестантской вере), которая вызвана ранним распространением Реформации, эта взаимосвязь все равно сохраняется, что указывает на то, что протестантизм, вероятно, был причиной роста грамотности среди женщин. За пределами Европы влияние протестантизма на образование девочек продолжает проявляться по мере распространения христианства по всему миру. И в Африке, и в Индии, например, первые протестантские миссии оказали заметно большее влияние на грамотность и длительность обучения девочек по сравнению со своими католическими конкурентами. Воздействие протестантизма на распространение грамотности среди женщин особенно важно, потому что у грамотных матерей, как правило, рождается меньше детей, зато по мере взросления они в среднем становятся здоровее, умнее и богаче, чем дети неграмотных матерей^{23}.

Когда в 1560 г. Реформация достигла Шотландии, в ее основании уже лежал ключевой принцип бесплатного государственного образования для бедных. Первый в мире налог на содержание местных школ был введен здесь в 1633 г. и дополнительно усилен в 1646-м. Этот ранний эксперимент по внедрению всеобщего образования вскоре привел к появлению поразительной плеяды мыслителей от Дэвида Юма до Адама Смита и, вероятно, стал одной из причин шотландского Просвещения. Интеллектуальное влияние этого крошечного региона в XVIII в. заставило Вольтера написать: «Все наши представления о цивилизации мы почерпнули в Шотландии»^{24}.

Давайте проследим намеченную мною цепочку причинно-следственных связей: распространение религиозного убеждения, что каждый человек обязан читать Библию самостоятельно, вело к росту уровня грамотности среди мужчин и женщин, сначала в Европе, а затем по всему миру. Массовая грамотность влияла на человеческий мозг и изменяла когнитивные способности людей в том, что касается памяти, обработки визуальных образов, распознавания лиц, точности вычислений и умения решать проблемы. Она, вероятно, также косвенно влияла на размер семей, здоровье детей и их когнитивное развитие, поскольку матери становились все более грамотными и образованными. Эти психологические и социальные тенденции могли способствовать более быстрым инновациям, появлению новых общественных институтов и — в долгосрочной перспективе — большему экономическому процветанию^{25}.

Конечно, как и предполагал великий немецкий социолог Макс Вебер, протестантизм подразумевает отнюдь не только грамотность. Как мы увидим в главе 12, протестантизм, вероятно, также влиял на самодисциплину, терпение, общительность и суицидальные наклонности людей^{26}.

Истории религий, биологий и психологий

Основной темой этой книги является не протестантизм или грамотность, хотя я постараюсь объяснить, почему население Европы оказалось в конце Средневековья так восприимчиво к необычайно индивидуалистическому характеру протестантских верований. Само представление, что каждому мужчине или, что еще хуже, женщине надлежит самостоятельно читать и толковать древние священные тексты, вместо того чтобы просто полагаться на мнение мудрецов, в большинстве обществ до периода Нового времени считалось бы чем-то средним между бесстыдным и опасным^{27}. Протестантизм, против которого активно выступали многие религиозные и светские элиты, окончился бы ничем в большинстве мест и почти в любую эпоху. Чтобы объяснить необычную природу западного христианства, а также наших семей, браков, законов и систем правления, мы гораздо глубже погрузимся в прошлое, рассматривая, как своеобразный набор религиозных запретов и предписаний преобразил европейскую систему родственных связей так, что полностью изменил социальную жизнь и психологию людей, а в конечном итоге подтолкнул общества христианского мира на исторический путь, немыслимый где-либо еще. Вы увидите, что протестантизм и связанные с ним важные нововведения возникают гораздо ближе к концу, чем к началу этого сюжета.

Тем не менее пример взаимосвязи между грамотностью и протестантизмом иллюстрирует в миниатюре четыре ключевые идеи, которые проходят через всю эту книгу. Давайте перечислим их:

1. Религиозные убеждения могут энергично влиять на принятие решений, психологию и общество. Чтение Священного Писания было в первую очередь способом вступить в общение с божественным, но его непредвиденные побочные эффекты оказались огромными и привели к сохранению одних религиозных групп и росту их численности по сравнению с другими.

2. Представления, практики, технологии и социальные нормы — то есть культура — могут влиять на наш мозг, его биологические и психологические особенности, включая мотивации, умственные способности и предубеждения при принятии решений. Мы не можем отделить «культуру» от «психологии» или «психологию» от «биологии», потому что культура физически перестраивает наш мозг и тем самым определяет, как мы мыслим^{28}.

3. Психологические изменения, вызванные культурой, могут определять всевозможные последующие события, поскольку эти изменения обусловливают то, на что люди обращают внимание, как они принимают решения, какие социальные институты они предпочитают и насколько они склонны к инновациям. В нашем примере, повысив уровень грамотности, культура стимулировала развитие аналитического мышления и длительной памяти, одновременно способствуя формальному обучению, росту тиражей книг и распространению знаний. Таким образом, принцип sola scriptura, вероятно, активизировал инновации и заложил основу для стандартизации законов, расширения круга обладателей избирательного права и создания конституционных форм правления^{29}.

4. Грамотность — это наш первый пример того, как жители Запада стали психологически отличаться от остальных людей. Конечно, с распространением христианства и европейских институтов (например, начальных школ) по всему миру многие популяции за последнее время тоже стали в высокой степени грамотными^{30}. Однако, если оценивать ситуацию в мире на 1900 г., жители Западной Европы с их более толстым мозолистым телом и менее развитым навыком распознавания лиц показались бы нам весьма странными^{31}.

Как нам предстоит убедиться, грамотность не является чем-то исключительным. Скорее, это верхушка огромного психологического и нейрологического айсберга, который не разглядели многие исследователи. В следующей главе я начну с обсуждения глубоководных частей и формы этого айсберга. Затем, уже заложив основу для размышлений о человеческой природе, культурных изменениях и эволюции общества, мы рассмотрим, как и почему в Западной Европе возник широкий перечень психологических особенностей и каковы последствия этого для понимания экономического процветания, инноваций, права, демократии и науки в современном мире.

Примечания

1

Dehaene, 2009; Dehaene et al., 2010; Dehaene et al., 2015; Szwed et al., 2012; Ventura et al., 2013. Термин «буквозона» (letterbox) взят из Dehaene, 2009.

2

Неграмотные люди в современном обществе могут все равно обладать небольшим смещением мозговой активности в правое полушарие при обработке лиц (Dehaene et al., 2015). Однако эта предвзятость, вероятно, не возникала у людей, выросших в обществах, где не было письменности, то есть в большинстве обществ на протяжении всей истории человечества. В современных обществах неграмотные тоже приспосабливаются к миру, наполненному записанными словами и буквами, даже если в конечном итоге не овладевают навыком чтения на высоком уровне.

3

Coltheart, 2014; Dehaene, 2014; Dehaene et al., 2015; Henrich, 2016; Kolinsky et al., 2011; Ventura et al., 2013. Ограниченное географией человеческого мозга, расположение буквозоны лишь незначительно варьирует для таких непохожих систем письма, как те, которые используются для английского, китайского, японского языков и иврита.

4

Еще один когнитивный навык, которым в большей мере обладают грамотные люди, — это способность различать зеркальные изображения, такие как «{» и «}». Степень развития этой способности зависит от конкретного вида письменности, который освоили люди. Письменности на основе латиницы требуют, чтобы читатели различали боковые зеркальные изображения, такие как d и b или p и q. Эта специфическая для данной системы письма особенность распространяется не только на буквы, но и на другие формы и объекты. Такие читатели могут легко отличать символы, которые не являются буквами («>» и «<»), но они медленнее распознают ситуации, когда два зеркальных изображения на самом деле соответствуют одному и тому же объекту. Этот недостаток выглядит странно, потому что, как и другие приматы, люди от природы склонны игнорировать различия между боковыми зеркальными отражениями; следовательно, большинство древних письменных систем мира не требует различения зеркальных отражений. Изучение алфавитов на основе латыни (используемых во всех западноевропейских языках) заставляет учащихся преодолевать естественную склонность нашей системы внимания (Kolinsky et al., 2011). Подробное обсуждение когнитивного воздействия грамотности см. в Huettig and Mishra, 2014.

Эта эволюционно сложившаяся слабость людей далеко не очевидна для тех, кто разрабатывает новые системы письменности для бесписьменных языков. Например, элегантная слоговая запись языка кри, разработанная миссионером-методистом Джеймсом Эвансом в 1830-х гг., в основном состояла из зеркальных символов. Как пользователь английского, Эванс, без сомнения, не осознавал сопутствующих проблем, связанных с обучением различать зеркальные отражения (Berry and Bennett, 1995). Эта новая письменность широко распространилась среди населения, говорящего на кри, пока письменный английский не вытеснил ее.

5

Неосознаваемый прайминг является предметом дискуссий (Kouider and Dehaene, 2007).

6

Henrich, 2016, Chapter 14.

7

Becker and Woessmann, 2009, 2010; Buringh and Van Zanden, 2009.

8

Данные из Buringh and Van Zanden, 2009.

9

Строго говоря, с теологической точки зрения чистилище существует вне времени, поэтому католикам не следует думать об этом как о «сокращении срока наказания». Однако индульгенции часто освобождали души от определенного срока в чистилище, а более дорогие индульгенции сулили более быстрое освобождение (Dohrn-van Rossum, 1996).

10

Dittmar and Seabold, 2016; McGrath, 2007. В более широком смысле по всей Европе развернулась острая конкуренция между различными протестантскими сектами и реформирующейся Католической церковью (Pettegree, 2015). Эта конкуренция была наиболее сильной в вольных городах и городах, наделенных хартиями, особенно в тех, где возникло конкурентоспособное печатное дело.

11

McGrath, 2007. В главе 12 я расскажу о нескольких предшествовавших Реформации религиозных движениях, которые способствовали распространению грамотности для чтения Библии, особенно в Нидерландах, где представители Братства общей жизни вели свою деятельность прямо внутри Церкви (Akçomak, Webbink, and ter Weel, 2016). Это означало, что голландские католики накануне Реформации, вероятно, были относительно грамотными по сравнению с другими популяциями.

12

Becker and Woessmann, 2009.

13

Becker and Woessmann, 2009, 2010; McGrath, 2007.

14

К сожалению, в данных переписи 1816 г. отсутствует конкретная информация о грамотности, поэтому проверить эти результаты невозможно (Becker and Woessmann, 2010).

15

Связь между протестантизмом и грамотностью внутри Пруссии XIX в. более убедительна, чем аналогичные корреляции для разных стран, потому что между странами существует гораздо больше различий (например, в истории, институтах, культуре и климате), которые могут объяснять эту взаимосвязь. Пруссия была сравнительно однородной.

16

Обычно используемый в экономике, этот статистический прием называется «методом инструментальных переменных» (Becker and Woessmann, 2009). См. Cantoni (2012) о центральной роли Виттенберга в распространении протестантизма и Dittmar and Seabold (2016) о важности печатного дела и значимости Майнца.

17

Becker and Woessmann, 2009.

18

Интересно, что «дополнительная грамотность», вызванная протестантизмом, объясняет более высокие доходы и меньшую зависимость от сельского хозяйства, которые все чаще можно было наблюдать в протестантских округах после начала промышленной революции (Becker and Woessmann, 2009).

19

Boppart, Falkinger, and Grossmann, 2014. Исследования Китая см. в Bai and Kung, 2015; Chen, Wang, and Yan, 2014.

20

Becker, Hornung, and Woessmann, 2011; Becker and Woessmann, 2009; Boppart et al., 2014. Многие люди предполагают, что развитие печатной техники Гутенберга должно было сыграть роль в распространении грамотности. Это верно, печатный станок действительно стал катализатором распространения грамотности и протестантизма в Европе (Cantoni, 2012; Dittmar and Seabold, 2016; Pettegree, 2015; Rubin, 2014). Однако он не являлся сильным катализатором грамотности за пределами Европы. После появления европейских типографий в неевропейских городах по всему миру уровень грамотности там не начал расти. Повсеместная грамотность также никогда не была достигнута в Китае и Корее, которые ранее создавали собственные печатные станки и развивали издательское дело (Briggs and Burke, 2009). Эти сравнения показывают, что первоначально дешевые печатные книги не порождали новых читателей. Вместо этого многочисленные мотивированные читатели создали неудовлетворенный спрос на дешевые книги и брошюры. Без протестантизма, который создавал спрос, у типографий было бы мало клиентов. Что характерно, двумя книгами, которые чаще других печатались на новых станках Гутенберга, были, конечно же, Библия, которая остается самой печатаемой книгой всех времен, и трактат Фомы Кемпийского «О подражании Христу», посвященный учению о благочестивой жизни. Наконец, за 1500 лет до Мартина Лютера, новые религиозные предписания евреев, принятые после разрушения Второго Храма, привели к широкому распространению грамотности среди мужчин и в конечном итоге к принятию городского образа жизни. Здесь, как и в случае с протестантами, грамотность подстегивали необычные религиозные представления о необходимости для всех мужчин читать Тору, хотя в этом случае не было никакого влияния печатного станка (Botticini and Eckstein, 2005, 2007, 2012).

21

Gallego and Woodberry, 2010; Nunn, 2014. В первой половине XX в. в Африке более 90 % формального школьного образования обеспечивали христианские миссионеры. В 1940-х гг., накануне деколонизации, 97 % учащихся в Нигерии и Гане посещали миссионерские школы. Анализ, проведенный Гальего и Вудберри, включает статистический учет плотности населения, степени верховенства права и географической близости к океанам, рекам и столицам государств. Интересно, что исследователи давно отметили, что в бывших британских колониях в Африке уровень грамотности выше, чем в других африканских колониях. Однако «британское преимущество» исчезает, если принять во внимание последствия конкуренции между протестантами и католиками. Нанн (2014) приходит к аналогичным выводам, а также учитывает влияние первопроходцев, железных дорог, пригодности для сельского хозяйства и интенсивности работорговли. Анализ Нанна показывает, что влияние ранних миссионеров распространяется как на целые этнические группы, так и на отдельные общины. Этническая группа в три раза важнее местной общины в вопросе распространения миссионерского влияния на образование. Об аналогичной работе в Китае и Индии см. Bai and Kung, 2015; Chen et al., 2014; Mantovanelli, 2014.

22

Нанн (2014) приводит доказательства того, что влияние протестантских миссионеров, в отличие от их католических коллег, осуществляется через передачу религиозных ценностей, связанных с образованием.

23

Becker and Woessmann, 2008. Эти факты указывают на то, что протестантизм, по сравнению с католицизмом, привел в школу больше девочек. Влияние протестантизма было относительно небольшим, лишь на 3–5 % увеличив долю девочек, посещающих школу. Но в данном контексте это впечатляет, поскольку к 1816 г. девушки уже составляли почти половину всех прусских учащихся (47 %). Об исследованиях в Индии и Африке см. Mantovanelli, 2014; Nunn, 2014. Об этих эффектах можно судить и по-другому. В Южной Америке иезуитские миссии среди гуарани повысили грамотность всех, но иезуиты оказали особенно большое влияние на распространение грамотности среди женщин (Caicedo, 2017).

О влиянии грамотных матерей на детей см. Bus, Van Ijzen-doorn, and Pellegrini, 1995; Kalb and van Ours, 2014; LeVine et al., 2012; Mar, Tackett, and Moore, 2010; Niklas, Cohrssen, and Tayler, 2016; Price, 2010; Smith-Greenaway, 2013. У меня есть два вопроса к этим исследованиям. Во-первых, большинство из них (но не все) игнорируют потенциальную роль генов: родители с генами, создающими предрасположенность к чтению, беглой речи и т. д, влияют на своих детей, передавая им эти гены. Это может побудить как взрослых, так и детей больше читать и развивать определенные когнитивные способности независимо от того, что на самом деле делают сами родители. Во-вторых, неясно, какая часть этих когнитивных преимуществ сохраняется в зрелом возрасте (Harris, 1998; Plomin et al., 2016).

24

Becker, Pfaff, and Rubin, 2016.

25

Becker et al., 2016; C. Young, 2009. Обратите внимание, что один анализ, использующий урбанизацию как меру экономического роста, показывает, что (1) до XIX в. протестантизм по сравнению с католицизмом не стимулировал рост городов в Священной Римской империи и (2) влияние протестантизма на грамотность имело место преимущественно за пределами городов (Cantoni, 2015). Однако тут важно, что в доиндустриальном мире большинство людей проживало в сельской местности. В городских районах потенциальные положительные эффекты протестантизма могли быть смягчены Контрреформацией и действиями монашеских орденов вроде иезуитов. О влиянии грамотности и связанных с ней когнитивных навыков на экономический рост после 1800 г. см. Cantoni, 2015; Ha-nushek and Woessmann, 2012.

26

Becker et al., 2016. Эти результаты относятся к гипотезе Вебера (1958) относительно протестантизма и капитализма. В самом широком плане множество исследований за последнее десятилетие убедительно свидетельствуют, что Вебер был на правильном пути, хотя он, похоже, недооценил важность грамотности и социальных сетей, при этом придавая чрезмерное значение «трудовой этике» — см. главу 12.

27

McGrath, 2007.

28

Henrich, 2016.

29

Если бы для государственных служащих существовала необходимость быть грамотным по практическим соображениям, то повышенный уровень грамотности увеличил бы долю населения, которая могла бы поступить на государственную службу.

30

Henrich, Heine, and Norenzayan, 2010a, 2010b.

31

Также возможно, что высокий уровень грамотности в сочетании с популярностью дешевых романов (благодаря печатному станку) мог сделать растущее число читателей более способными чувствовать боль других — то есть более эмпатичными. Идея состоит в том, что, читая художественную литературу, люди получают возможность практиковаться, ставя себя на место других и видя мир с иной точки зрения. В соответствии с этим несколько исследований в обществах Запада показывают, что люди, которые читают больше художественной литературы, как правило, более сострадательны и лучше чувствуют эмоции других (Mar, Oatley, and Peterson, 2009; Mar and Rain, 2015; Mar et al., 2006). Однако остается вопрос, действительно ли чтение художественной литературы увеличивает эмпатию (Bal and Veltkamp, 2013; Kidd, Castano, 2013; Panero et al., 2016) — возможно, более эмпатичные люди скорее склонны к чтению художественной литературы. Установление этой причинно-следственной связи важно, поскольку более сильная склонность к состраданию связана с большей лояльностью обществу, более развитой благотворительностью и меньшим уровнем насилия. Растущее сочувствие, возможно вызванное повышением уровня грамотности и обилием книг, может помочь объяснить резкое снижение уровня насилия, наблюдаемое в Англии и Европе с XVI в. (Clark, 2007a; Pinker, 2011). Это правдоподобно, учитывая исследования, показывающие, что эмпатию можно повысить с помощью тренировок (van Berkhout and Malouff, 2016).