Сыграй на цитре

Джоан Хэ, 2022

414 год. Времена правления династии Синь и вечного хаоса. На троне императрица-марионетка. Мир раскололся на три царства, и каждый правитель стремится захватить весь континент. И только отважная Зефир может помешать коварным планам. Осиротев в юном возрасте, девушка стала хозяйкой своей судьбы. Теперь она блистательный стратег под командованием Синь Жэнь. Зефир предана своей наставнице и верит, что она единственная, кто достойна стать императрицей и взойти на трон. Но нельзя забывать, что каждый может предать или быть преданным. Зефир вынуждена проникнуть на вражеские земли, чтобы спасти людей Синь Жэнь от неминуемой гибели. Там она встретит загадочного Ворона, юношу, который станет достойным противником. Смогут ли они объединиться против общих врагов, ведь ими могут оказаться не только смертные?

1. Нечто из ничего

Некоторые утверждают, что небеса диктуют взлет и падение империй.

Очевидно, что эти невежды никогда не встречали меня.

Мои навыки стратега подарили мне множество прозвищ, начиная с Тени Дракона и заканчивая Тактиком Тислгейта. Но мой личный фаворит — это Восходящий Зефир. «Зефир» тоже сойдет, если вам так угодно.

— Павлин!

Только если ты не Лотос. В этом случае я прошу слишком много.

Я изо всех сил стараюсь усмирить свою кобылу; лошади не ценят гениев.

Как и Лотос.

— Эй, Павлин! — зовет она, перекрикивая скрипучие фургоны, плачущих младенцев и щелканье кнутов. Она подгоняет своего жеребца вдоль противоположной стороны, вверх, пока мы мало-мальски не оказываемся лицом к лицу, и между нами проносятся головы людей и быков. — Они догоняют!

Что же, меня это совсем не удивило. Миазма, номинальная председательница Совета Министров Империи Синь, а в сущности — действующая императрица, неизбежно настигнет наших солдат и сельских жителей, которые сейчас — благодаря Лотос — осознают, что вот-вот погибнут. Ребенок заливается слезами, тетушка спотыкается, молодая пара подстегивает своего мула, чтобы тот поспешил. Безрезультатно. Отвесную лесную тропу размыло вчерашним ливнем, и ее истоптали в месиво сотни эвакуированных нами.

А впереди еще тысячи.

— Сделай что-нибудь! — кричит мне Лотос. — Пошевели мозгами! — Ее волосы разметались, как лошадиная грива, вокруг лица, и она размахивает своей секирой так, словно ей не терпится пустить ее в ход.

Это нам не поможет. Мы боремся не только с Миазмой. Наша собственная численность утягивает нас на дно. Мы должны эвакуировать всех, грозно дала указание Жэнь^[3], когда я предположила, что нам пора спасаться из этого города. Миазма учинит кровавую резню над простыми жителями только за то, что они укрывали нас.

У Миазмы все еще есть этот шанс при таких-то темпах, но с милосердием нашей главнокомандующей Синь Жэнь не поспоришь. Большинство стратегов его бы не потянули.

Но я могу.

— Придумай план! — ревет Лотос.

Благодарю за доверие, Лотос. У меня уже три в запасе, представляешь? Первый (бросить мирное население) можно даже не брать в расчет, но еще есть второй — (срубить деревья и молиться о дожде) и третий — (отправить к мосту у подножия горы заслуживающего доверия генерала для сдерживания натиска Миазмы).

Второй план приведен в действие, если судить по влажности. Я отправила генерала Турмалин и ее войска на вырубку деревьев позади нас. Стволы смоет грядущим штормом, и образовавшаяся в результате запруда должна задержать кавалерию Миазмы на пару часов.

Что же касается отправки к мосту заслуживающего доверия генерала…

Я перевожу пристальный взгляд с Лотос на Облако, другую названую сестру Жэнь. Она помогает эвакуированным подниматься дальше по топкому подъему, ее ультрамариновый плащ выделяется ярким пятном на фоне приглушенной зелени елей.

В стрессовой ситуации Облако соображает лучше, чем Лотос. Жаль, потому что я не знаю, смогу ли в нужный момент обуздать ее. В прошлом месяце она освободила Миазму из одного из моих капканов, потому что Премудрый Мастер Шэнциус запрещает убивать с помощью заманивания в западню. Все это очень мило, Облако, но был ли Премудрый Мастер Шэнциус когда-нибудь в бегах от империи? Я так не думаю.

— Ты. — Я указываю своим веером на Лотос. — Поезжай к мосту с сотней своих лучших людей и Извлеки Нечто из Ничего.

Лотос бросает на меня непонимающий взгляд.

— Просто… сделай вид, что у нас больше сил за рекой, чем на самом деле. Поднимите пыль. Пошумите. Запугайте их.

Это не должно вызвать больших сложностей для Лотос, чье прозвище подходит ей только в том случае, если представить корень, а не цветок. Ее боевой клич может спугнуть птиц с деревьев в радиусе ли^[4]. Она выковала свою собственную секиру и носит шкуру убитого ею тигра вместо юбки. Она — именно такой воин, какими и бывают воины, полная противоположность всему тому, за что ратую я. По крайней мере, Облако знает классическую поэзию.

Но у Лотос есть то, чего нет у Облако: способность выполнять приказы.

— Запугать, — повторяет она себе под нос. — Поняла. — Затем она скачет галопом вниз по склону горы на своем ужасающем жеребце и называет себя по имени в той своеобразной манере, как это делают некоторые воины перед тем, как отправиться в бой. — Лотос не подведет!

Гром заглушает грохот ее отъезда. В небе клубятся облака, а вокруг меня на ветру, в котором больше зловония, чем воздуха, кружатся листья.

В моей груди нарастает давление; я дышу сквозь него и сосредотачиваюсь на той точке, где мои волосы собраны в высокий хвост. Мой веер все еще у меня в руке.

Это не первый раз, когда я делаю невозможное ради Жэнь.

И я сделаю. Миазма осторожна; надвигающиеся дожди в сочетании с запугиванием Лотос заставят ее дважды подумать, прежде чем преследовать нас в гору. Я смогу ее задержать.

Но в то же время мне нужно будет сделать так, чтобы мы ускорились.

Я резко дергаю поводья; моя кобыла упирается. Непокорность!

— Получишь репу и инжир! — шиплю я.

Дергая все сильнее, я вынуждаю ее пойти рысью вниз по склону.

— Оставьте вьючных животных! — рявкаю я на поток медленно идущих людей. — Покиньте повозки! Это приказ военного стратега Синь Жэнь!

Они делают, что им велено, при этом не переставая хмуриться. Они любят Жэнь за ее благородство, Облако — за справедливость, а Лотос — за силу духа. Моя задача не в том, чтобы быть милой, а в том, чтобы вывести каждого жителя отсюда, с горы, в город, где нас уже должна ждать Жэнь с первой волной эвакуированных, другой половиной наших войск и — надеюсь — с судном для переправы на юг, чтобы я смогла обеспечить нас столь необходимыми союзниками.

— Живее! — рявкаю я. — Люди тащатся чуть быстрее. Я приказываю, чтобы кто-нибудь помог мужчине со сломанной ногой, но тут появляется беременная женщина, которая, кажется, вот-вот родит, босые дети, малыши без родителей. Влажный воздух сгущается, превращаясь в густой туман, и давление в моей груди поднимается к горлу. Предвестник приступа удушья, если так вообще бывает.

Даже не смей, думаю я, обращаясь к своему телу, пока еду дальше в строю, крича до хрипоты. Я проезжаю мимо вопящей девушки, зовущей свою сестру.

Через десять человек я встречаю девушку помоложе в похожей жилетке, которая тоже горланит в поисках сестры.

— Следуй за мной, — говорю я, тяжело дыша. Краем глаза я еще успеваю заметить воссоединение сестер, но тут молния обнажает лес. Животные хором взвизгивают — и моя лошадь в их числе.

— Репа…

Гремит гром, и моя лошадь встает на дыбы, а поводья…

Они выскальзывают у меня из пальцев.

* * *

Мы уже встречались со смертью. В этом отношении я ничем не отличаюсь от сотен, если не тысяч сирот. Наши родители умерли от голода, или от чумы, или из-за какого-нибудь разбушевавшегося военачальника, восставшего с войском из-за угасающей мощи империи. Возможно, тогда смерть и пощадила меня, но я-то знаю, что она там, затаившаяся тень. У некоторых хватает физических сил, чтобы убежать от нее. У меня иначе. Мой разум — вот мой свет и свеча. Пусть тень убегает от меня, а никак не наоборот.

Так что мне не страшно, когда я погружаюсь в грезы про рай. Все это так знакомо. Белая плетеная беседка. Вложенные известняковые террасы. Небо в цвету магнолии. Музыка ветра, пение птиц и всегда, всегда эта мелодия.

Мелодия цитры.

Я лечу за знакомой музыкой над озерами из розовых облаков. Но розовый цвет исчезает, и грезы превращаются в кошмар воспоминаний.

Звон сошедшихся клинков. По улице несутся громоподобные скакуны. Наконечник копья пронзает туловище, плещет багряным… Я хватаю тебя за руку, и мы бежим. Не знаю, друзья нам эти воины или враги, откололся ли сейчас какой-то полководец от империи и провозгласил себя царем или это силы империи, пришедшие, чтобы освободить нас, а может быть, убить. Мы просто сироты. Даже не люди для этих воинов. Все, что мы можем сделать, это пытаться спастись от них бегством. Бежать. Твоя рука выскальзывает из моей; я выкрикиваю твое имя.

Ку!

Меня сносит поток бегущих на меня людей. Я не могу тебя найти. Наконец пыль оседает. Воины уходят.

Ты тоже бросила меня.

Я резко выпрямляюсь, задыхаясь.

— Спокойно. — Руки, сомкнувшиеся на моих предплечьях. Лицо: брови, похожие на ястребиный клюв, шрам на переносице. Это Турмалин, третий генерал Синь Жэнь — единственный генерал Жэнь с подходящим прозвищем, учитывая, что нрав Турмалин крепок, как драгоценный камень. Мы относимся друг к другу терпимо, насколько это вообще возможно для воинов и стратегов. Но прямо сейчас Турмалин — не тот человек, которого я хочу видеть.

Она не сестра из моего видения.

— Спокойно, Зефир, — говорит она, когда я вырываюсь из ее хватки.

Выдох за выдохом я высвобождаю свое разочарование. Турмалин, в свою очередь, отпускает меня. Она протягивает мне бурдюк с водой. Я сжимаю его в нерешительности. Вода смоет ее имя с моего языка, имя, которое я не произносила уже шесть лет.

Ку.

Но видение — это всего лишь кошмар, и когда Турмалин говорит: «Пей», я пью.

Турмалин принимает более удобное положение. Ее серебряную кольчугу облепила засохшая грязь.

— Ты, Зефир, благословлена богами, — говорит она, и я кашляю, набрав полный рот воды. — Либо так, либо ты сделала что-то хорошее в прошлой жизни.

Реинкарнация и боги — постоянно фигурируют в крестьянских мифах.

— Я добралась до тебя за несколько секунд до того, как это сделали колеса фургона, — продолжает Турмалин. Я могла бы обойтись и без мысленного представления этой картины, но лучше уж пусть Турмалин найдет меня на земле, а не Лотос или Облако. Эти двое раскудахтались бы об этом на весь белый свет, не забыв даже своих матушек. Что же касается всех…

Мой взгляд устремляется к тому, что меня окружает. Мы в палатке. Сейчас ночь. Снаружи жарится что-то с душком. Все это хорошие признаки того, что нас не уничтожила Миазма.

И все же мне нужно это услышать, чтобы убедиться наверняка.

— Мы добрались до Хэваня?

Турмалин кивает.

— Ровно десять ли, гора и река отделяют нас от войска Миазмы. Дождь пошел именно тогда, когда ты и предсказывала. Им потребуется по меньшей мере день, чтобы расчистить путь, и четыре, чтобы пройти в обход.

— А Лотос?

— Об этом будет гудеть вся империя. Представь только — множество барабанов и рева! Генералы Миазмы бежали так быстро, что можно было подумать, у нас скрытая сила в десять тысяч человек.

Я с трудом проглатываю еще немного воды. Хорошо. Миазма — параноичка. Она услышит звуки боя, увидит труднопроходимую местность и подумает о западне. Которая нам не по силам, но пока Миазма верит в иллюзию, созданную Лотос, мы выигрываем себе столько времени, сколько ей потребуется, чтобы собрать подкрепление — день, по моим подсчетам.

Потом я вспоминаю прихрамывающего мужчину, стенающую женщину, плачущих сестер. Если они живы…

— Они живы, — подтверждает Турмалин, — и обязаны этим принципам одного человека.

— А Жэнь?

— Насколько мне известно, она встречалась с губернатором Хэваня, — говорит Турмалин.

Она поддерживает меня, когда я встаю. Упираясь руками в поясницу, я взираю на скудную кучку пожитков, которые пережили путешествие со мной. Мои белые одежды запачканы грязью без надежды на восстановление, и я морщу нос, глядя на сменный комплект. Бежевый. Мерзость.

Тишину нарушает Турмалин.

— Ты не должна вот так уезжать одна.

— Я прекрасно умею ездить верхом. Это из-за лошади. Твой трюк с репой и инжиром не сработал. Или это было глупостью с моей стороны — последовать совету воина.

Турмалин моргает, всего один раз и медленно.

— Я не обнаружила у тебя ни репы, ни инжира.

— Я обещала их в качестве награды. — Очевидно, лошадь их не заслужила.

Еще одно затянувшееся моргание.

— Я оставлю тебя переодеться, — наконец говорит Турмалин.

Она выходит из палатки. Оставшись одна, я со стоном надеваю бежевую одежду. Застегиваю широкий ремень, наклоняюсь — рука нависает над замотанным свертком, являющимся моей цитрой, — и беру свой веер. Я тщательно встряхиваю журавлиные перья и разглаживаю изгибы, медленно проводя пальцами по единственному перышку зимородка. Подарок от моего последнего наставника, который прожил дольше остальных. Одна звезда не может осветить галактику, сказал он, пришивая перо.

Я не звезда, — возразила я. — Я — сама вселенная.

Но даже на вселенную могут воздействовать невидимые силы. На следующую ночь метеорит упал на моего наставника и сровнял его хижину с землей.

Теперь я могу предсказывать падение метеоритов. Отслеживать пути всех звезд, прогнозировать погодные явления в девяти случаях из десяти. Окружающая среда, во всей своей красе, — наш единственный союзник. Ее использование в наших интересах даровало мне прозвище Способная изменить Судьбу. Но работа, которую я делаю, — это не магия. Это запоминание, изучение и применение на практике. Она сокращает количество факторов, которые я не могу контролировать, и уменьшает упование на чудо.

Сегодняшний день, без сомнения, был чудом. Мне больно это признавать, но если в следующий раз метеорит не убьет Миазму, даже я не смогу спасти нас, если мы продолжим передвигаться с таким количеством крестьян.

Пришло время мне поговорить с Жэнь.

Я засовываю бамбуковую рукоятку веера между широким поясом и своей талией, собираю волосы в хвост и выхожу из палатки в ночь.

Вдоль дороги, ведущей к городской площади Хэваня, на поперечных шестах стоят жаровни. Тут жарят молочных поросят. Под шатром сохнут белье и стеганые одеяла, а горожане и наши солдаты поднимают тосты за Жэнь. Наша слава всегда шла на шаг впереди войска. Города приветствуют нас. Губернаторы, которые презирают Миазму, предоставляют нам убежище. Простолюдины практически выстраиваются в очередь, чтобы следовать за нами через реки и горы.

На этом надо остановиться.

За столом под шатром я замечаю Жэнь, сидящую с губернатором Хэваня и жителями города. В своем потертом сером одеянии, залатанном широком поясе и со скромным пучком волос на макушке, она почти неотличима от оборванцев вокруг. Почти. В ее голосе слышна сила. И грусть, которая, как мне иногда кажется, не сочетается с ее легкой улыбкой. Теперь она ухмыляется чему-то, что говорит ей солдат.

Я направляюсь к ней.

— Эй, Павлин!

Боже, пощади меня. Только не снова.

— Павлин!

Игнорируй ее. Но потом я слышу голос моего третьего наставника, учителя по шахматам. Ты не можешь управлять людьми словно шахматными фигурами. Ты должна внушать доверие.

Значит, внушать доверие.

— Зачем ты зовешь ее сюда? — Облако спрашивает Лотос, когда я поворачиваюсь лицом к их столу. Ее синий плащ ниспадает на широкие, закованные в броню плечи; а волосы, заплетенные в толстую косу, — на спину. — Разве тебе не надоело, что тебе весь день приказывают?

— Я хочу увидеть ее вблизи! — объясняет Лотос, и ее лицо озаряется, когда я подхожу поближе. — Ты и правда сменила цвет.

Павлин или хамелеон, Лотос. Определись уже.

— Хм, — произносит Облако, оглядывая меня. — Что с твоим белоснежным одеянием? Дай-ка угадаю: ты, божество, устала от навозных пятен.

Солдаты вокруг нее гогочут. Я фыркаю. Они бы и не поняли, почему я ношу его. Белый — цвет мудрецов, чистоты и мудрости, и…

— Ходят слухи, что ты сегодня свалилась, — не унимается Облако. — Жэнь попросила меня поискать плотника в этом городе. Очень жаль, что нет никого искусного, кто мог бы починить твою карету.

Колесницу. Хитроумное изобретение, на котором я ездила до того, как оно первым пало жертвой грязи. Я поднимаю взгляд на Облако, и она смотрит в ответ, выпрямив спину. Вне всякого сомнения, я ей не нравлюсь, потому что пользуюсь благосклонностью Жэнь, несмотря на то что я не являюсь ни одной из двух ее названых сестер. Бедная. Меня мало интересует дружба с Лотосом или Облако, девятнадцатилетней и двадцати — с чем-то летней воинами, которые ведут себя так, как будто им десять. Я начинаю уходить — и вскрикиваю, когда Лотос хватает меня за руку.

— Постой! Тост за павлина! — Вино проливается из чаши, которую она поднимает. — Она сегодня всех спасла!

Я вырываюсь.

— Продолжайте без меня.

Выражение лица Лотос меняется.

— Ой, да не вешай нос, — говорит Облако. Ее гордый голос перекрывает общий гомон, когда я намечаю путь отступления. — Ты же знаешь, что говорят о стратегах.

Уходи.

— Да они пить не умеют.

Уходи.

— Один глоток, и их уже выворачивает…

Я отступаю назад, выхватываю чашу у Лотос и опрокидываю ее. Лотос хлопает ладонью по столу.

— Давай еще!

Внезапно со всех сторон меня обступают воины, все толпятся, чтобы наполнить чаши. Они передаются снизу вверх. Лотос наливает из кувшина.

— Кто здесь считает, что Черепушка — бог? — Черепушка, должно быть, придуманное Лотос прозвище для Миазмы. Руки поднимаются, и Лотос ревет: — Трусы! Жэнь — бог!

— Прекрати болтать, — говорит Облако. — Жэнь не желает, чтобы ты трепалась об этом. — Затем она ударяет себя кулаком в грудь и заявляет на весь стол: — Я — бог!

— Нет, я бог!

— Я бог!

— Я бог!

Крестьяне вы все, думаю я, когда все больше вина расплескивается на меня, а не в рот. Кто-то рыгает. Лотос выпускает газы. Я высвобождаюсь в ту же секунду, как вижу проход, протискиваясь из давки.

Я едва успеваю добежать до куста, как меня тошнит.

Это было три, Облако. Я смотрю, нахмурив брови, на беспорядок, который я учинила в кустах — а если быть точной, в тисовом кусте. Чешуйчатая коричневая кора. Хвоя, закручивающаяся спиралью вокруг стебля. Круглые и красные ягоды. Токсичные для людей, которые, я надеюсь, достаточно умны, чтобы не кормиться с диких кустов, и лошадей, которые наверняка умны достаточно. Я должна предупредить кавалерию…

Меня снова рвет.

— Ай-я, мои названые сестры достали тебя, не так ли?

Жэнь.

Я вытираю рот и спешу, поворачиваясь к ней и низко кланяясь в пояс.

— Вольно, вольно. — Жэнь ждет, пока я выпрямлюсь. — Я поговорю с ними.

Чтобы они стали еще более строптивыми?

— Это не было…

— Кто на этот раз назвал себя богом?

— Облако. — Хм. — Да все они, в конечном счете.

— Да простят небеса их крамольничество, — говорит Жэнь, но она улыбается. — Может быть, сбежим на какое-то время от них? Проведем разведку в городе? — Она поворачивается, затем снова смотрит на меня, беспокойство смягчает ее улыбку. — Если ты не против.

Как будто я позволила бы каким-то воинам взять надо мной верх.

Я снова вытираю рот и сопровождаю Жэнь через наш временный лагерь. Она отмечается в войсках, помогает солдату починить пару ботинок, спрашивает беременную женщину, когда у нее роды. Я стою в стороне — это не совсем та «разведка», которую я себе представляла, — и, наконец, путь приводит нас к западной сторожевой башне Хэваня. Жэнь первой поднимается по бамбуковой лестнице. Я забираюсь за ней, легкие горят. Мы поднимаемся на вершину и смотрим на город. Ночь ясная, небо усыпано звездами.

— Скажи мне, Цилинь. — Лишь Жэнь по-прежнему называет меня моим настоящим именем. Слишком поздно говорить ей, что я терпеть его не могу. — По шкале от одного до десяти насколько ты близка к тому, чтобы уйти с поста?

Я снова спешу поклониться.

— Если я сделала что-то, что разочаровало…

— Ты спасла нас сегодня, — твердо перебивает Жэнь. — Но вряд ли это то, на что ты подписывалась.

Она не может знать. Обо всех моментах, когда я стирала свои одежды, пытаясь очистить их от копоти и всякой мерзости, или ночах, когда лежала без сна и не могла заснуть, чувствуя себя скорее пастухом крестьян, чем стратегом.

Но в конце концов все это — несущественные неудобства. Даже крестьяне. Наша самая острая проблема — отсутствие возможности проехать на лодке на юг. Поднять его…

— Я не подведу тебя, — выпаливаю я.

— Я знаю, — говорит Жэнь. — Я просто беспокоюсь, что сама подведу тебя. И, может быть… — Она смотрит на небо. — Я подведу ее.

В ночи сотни звезд, но я точно знаю, на какую из них она смотрит. Это маленькая и мутная звезда нашей Императрицы Синь Бао.

Жэнь смотрит на нее так, как будто она — солнце.

Насколько мне известно, Жэнь встречалась с нашим несовершеннолетним монархом всего однажды, что на один больше, чем у большинства. Императрицы с древности жили уединенно во дворце, их власть зависела не от того, какие они сами по себе, а от древней традиции, которую они представляли, и от их дворов. Двор Синь Бао принадлежал к длинной династии регентов.

Миазма — последняя из них.

Когда Синь Бао попросила Жэнь вызволить ее из когтей Миазмы, Жэнь восприняла это как детский крик о помощи. Она оставила свой пост в императорской армии, подняла оружие против своих старых сослуживцев. С тех пор Миазма одержима идеей уничтожить Жэнь по той же причине, по которой за ней следует так много крестьян: из всех военачальников, бросивших вызов империи за последнее десятилетие, у Жэнь самая законная причина. Самая законная претензия, если однажды она возжелает трона. Как члены рода Синь, она и Синь Бао имеют общую кровь. И хотя Миазма утверждает, что это она ниспослана небесами, я знаю, что некоторые думают так же про Жэнь. Потому что рядом со звездой императрицы Синь Бао есть еще одна звезда. Она появилась в небе восемь лет назад. Миазма может внушать что угодно имперским космологам, но даже она не может опровергнуть слухи. А в народе говорят, что новые звезды символизируют богов.

Эта звезда-бродяга может принадлежать кому угодно.

Я знаю звезды, но я не верю в богов. А даже если бы и верила, то не думаю, что они хоть сколько-нибудь заботятся о нас. Пока мы смотрим на небо, рука Жэнь тянется к кулону на ее шее, на котором выгравирована фамилия Синь. Интересно, что более тягостно: связать свою судьбу с высшей силой или со своей семьей?

Мне повезло, что у меня нет ни того, ни другого.

В конце концов Жэнь стряхивает с себя эти чары.

— Поспи немного, Цилинь. — Ее рука тянется к моей спине, но затем вместо этого ложится мне на голову. По какой-то причине мои синяки все еще болят. — Мы отправляемся завтра рано утром. Мы оставим простых жителей здесь…

На сердце становится легче.

–…и обеспечим защиту города частью наших сил.

Никаких потерь, говорю я себе. Слова «наши силы» мало что значат, когда постоянно находишься в отступлении.

— Леди… — зову я, прежде чем она спускается с башни. — А как же моя идея с лодкой для переправы на юг?

Жэнь морщится.

— Мне очень жаль, Цилинь. Каждая река в радиусе ста ли отсюда контролируется империей.

— Я найду способ. — Я всегда его нахожу.

Я наблюдаю за Жэнь сверху, как она идет, люди кланяются на ее пути. Я закрываю глаза, внезапно чувствуя усталость. Но я не потеряла самое главное: свое предназначение в этом мире.

Я стратег. Единственный у Жэнь. Три раза она приходила в мою хижину Тислгейта, умоляя меня служить ей. Я слышала о таких военачальниках, как она. Брось им кость мудрости, и они уже в пути. Поэтому я рассказала ей о цели Восходящего Зефира: Союз с Югом. Создать цитадель на Западе. Выступите на Север слишком рано, и вы будете раздавлены. Но сначала заявите права на Юг и Запад, и империя будет не хуже, чем эта.

Жэнь выдержала. Империя принадлежит императрице Синь Бао. Я всего лишь ее защитница.

И хотя председательница Совета Министров Миазма также называла себя защитницей, что-то в словах Жэнь отозвалось во мне. В тот день они подтолкнули меня уйти с ней. Тогда я не знала, почему. Теперь, после года службы у нее, я это знаю. К черту регалии и слухи о ее божественности — это была искренность. Ее харизма. Черты характера, которые я лично никогда не ценила, но если Жэнь смогла заставить меня покинуть мою хижину, то какую власть она может иметь над людьми? Я видела тысячи сторонников Синь, которые объединились бы вокруг ее идей. Я видела свое будущее. Помогу Жэнь восстановить власть Синь Бао и стану величайшим стратегом страны. Я сотру ту девушку, которой я была, девушку, которую я вижу, когда отключаюсь.

Одинокую фигуру в грязных бежевых одеждах на обочине дороги.

Свою сестру, потерянную в потоке спасающихся бегством людей.

Кровь и пыль. Это все, что оставили после себя воины. Их боевые кличи, такие смутные. Запах огня все ближе…

Огонь.

Мои глаза распахиваются.

Дым. Он струится с верхушки горы, словно серое перо в ночи. Алая паутина через лес, который мы только что расчистили, кровоточит от дерева к дереву. Нет ни барабанного боя, ни призыва к войне, ни смога горящего дерева — слишком сырого, чтобы разгореться естественным путем, — все это говорит мне о том единственном, что мне нужно знать:

Миазма близко.

Примечания

3

У имени Жэнь может быть несколько толкований: 人rén (с кит.) — человек, люди; 仁rén (с кит.) — милосердие, гуманный; rèn (с кит.) — поручать дело на службе, исполнять обязанности.

4

里Lǐ — китайская единица измерения расстояния, в древности ли составляла 300 или 360 шагов (примерно 500 метров).