Когда здесь была Марни

Джоан Робинсон, 1967

Анне не очень-то легко живется на свете. Родителей у нее нет, только «тетушка», миссис Престон. С одноклассниками эта девочка не слишком ладит, ничем особенным не увлекается, кроме разве что грез наяву, – неудивительно, что все вокруг считают Анну странноватой и предпочитают с ней не связываться. Может, с ней и вправду что-то не так? Но поделиться своими сомнениями Анне не с кем – ведь задушевной подруги у нее нет. По крайней мере, не было, до тех пор пока ее не отправили к морю – погостить у старой приятельницы миссис Престон. Там-то Анна и повстречала девочку по имени Марни – свою первую настоящую подругу. С Марни можно делиться секретами, с ней так весело играть в дюнах и ходить по грибы, а живет она в загадочном Болотном Доме, который почему-то сразу показался Анне знакомым… Только иногда Марни вдруг начинает вести себя очень странно, и Анна поневоле думает: «Настоящая ли она?» Если уж на то пошло: настоящая ли сама Анна? И что на самом деле связывает двух непохожих девочек из совершенно разных миров?.. «Когда здесь была Марни» – первое произведение для подростков британской писательницы Джоан Робинсон, автора популярных во всем мире детских книг. Вскоре после выхода в свет роман был номинирован на престижную медаль Карнеги, а в 2014 году всемирно известная студия «Гибли», созданная известнейшим режиссером Хаяо Миядзаки, выпустила на основе книги анимационный фильм «Воспоминания Марни». История дружбы Анны и Марни заняла восемнадцатое место в знаменитом списке из пятидесяти детских книг, которые Хаяо Миядзаки рекомендовал к обязательному прочтению.

Глава пятая

Как душеньке угодно

Так оно и пошло. Анна бродила, где хотела, и развлекалась, как пожелает. Живя в Литл-Овертоне, она могла выбирать между тремя разными мирами. Первый — это мир коттеджа Пеггов, маленький, уютный и теплый. Второй мир встречал ее у причалов, где покачивались лодки и стоял Болотный Дом, высматривавший ее всеми своими окнами. И еще был мир побережья, где над головой закладывали круги огромные чайки, а в дюнах можно было обнаружить кроличью норку или скелет дельфина, белеющий в мелком песке.

Вот такие разные миры. Для Анны важнейшим был тот, где возле пристани смотрелся в водную гладь старый дом.

Мало-помалу вместо размышлений ни о чем Анна стала почти все свое время посвящать раздумьям о Болотном Доме. Воображала семью, которая могла бы там поселиться. Прикидывала, как все выглядело внутри. И как славно было там осенними вечерами: шторы плотно задернуты, в камине огонь…

Как-то вечером, направляясь домой по тропинке через болота, Анна увидела в окнах свет и пустилась бегом: похоже, они приехали, пока она гуляла по пляжу! Если как следует поторопиться, может, ей удастся их даже увидеть, пока не зашторены окна: всех этих ребятишек в синих джинсах и свитерах… Приблизившись, она поняла, что ошиблась. Окна не светились — в них всего лишь отражался закат.

В другой раз она увидела — ну, или думала, что увидела, — лицо, прижатое к стеклу с той стороны. Девочка с длинными светлыми волосами, свисавшими по обе стороны, смотрела наружу. Потом лицо скрылось. Однако ощущение взгляда никуда не пропало. Пустой дом смотрел на нее. Анна начала к этому привыкать.

Пегги только радовались, что она так удачно вписалась в деревенскую жизнь. По их мнению, бледненькой городской девочке бесконечные странствия по берегу и полям были очень на пользу; лишь бы исправно являлась домой в назначенные часы и ела как следует, а больше и волноваться не о чем. Миссис Пегг так и сказала мисс Мандерс на почте:

— Славная девочка, никакого беспокойства не причиняет.

Миссис Престон написала Анне, отвечая на посланную открытку. Она радовалась, что Анна так хорошо устроилась. Конечно, она могла бегать в шортиках, если миссис Пегг ничего против не имеет. «Очень ждем твоих рассказов обо всем интересном, чем ты там занимаешься, — писала она. — Но если у тебя нет времени на основательное письмо, нам и открыточки хватит…» Еще в конверте лежала свернутая записочка с таинственной надписью на обороте: «После прочтения сжечь!»

«В доме правда воняет? — гласила она. — Напиши, чем именно!»

Анна, благополучно успевшая позабыть свое замечание о необычном запахе в жилище Пеггов, некоторое время рассеянно гадала, что´ миссис Престон имела в виду. Она послушно сожгла записку да и выкинула ее из памяти. Купила на почте открытку с изображением котенка, забравшегося в цветочный горшок, и написала:

Простите, что не ответила раньше, просто по четвергам почта не работает, а больше нигде открытки не продаются.

Оставалось место еще для одной строчки, и она приписала:

Я ходила на пляж. С любовью, Анна.

Добавила «ХХ», чтобы показать размеры любви, и бросила в ящик. Дело сделано! Что миссис Престон, возможно, будет разочарована столь скупыми новостями, ей и в голову не пришло.

В один прекрасный день коттедж посетила Сандра с угла, в сопровождении мамаши. Обед, как назло, припоздал, так что Анна просто не успела потихоньку удрать через кухонную дверь.

Сандра оказалась белокурой и плотненькой. Платье у нее было коротковатое, коленки слишком толстые, и говорить с ней хоть о чем-нибудь решительно не получалось. Вечер пропал даром. Анна уныло дулась с Сандрой в карты за кухонным столом, пока миссис Пегг и Сандрина мама беседовали в гостиной. Что касается карточных игр, Анна и Сандра привыкли к разным вариантам, вдобавок Сандра жульничала… и ни одной общей темы для разговора так и не нашлось.

Кончилось тем, что Анна сгребла все свои карты на Сандрину сторону и сказала:

— Вот, держи. Считай, что выиграла.

— Еще чего!

Сандра густо покраснела, надулась и принялась раскачиваться в кресле-качалке. Остаток вечера она изучала кружева на своей нейлоновой нижней юбочке и наматывала на палец прямые соломенные пряди, пытаясь сделать из них локоны. Анна сидела в противоположном углу, читала «Домашний журнал» миссис Пегг и дождаться не могла, когда же гости уйдут.

После этого она доставляла Пеггам еще меньше пресловутых хлопот. День-деньской торчала на улице, а то, чего доброго, опять играть с Сандрой заставят!

Как-то вечером, когда они возвращались с побережья, где Многоватик собирал плавник, а она искала ракушки, лодочник несказанно изумил ее, произнеся аж целую фразу. Лодка уже подходила к причалу, когда он указал подбородком через плечо и буркнул по обыкновению ворчливо:

— Верно, скоро приедут.

— Кто приедет? — Анна от удивления так и встрепенулась.

Многоватик снова указал подбородком на берег:

— Ну те, что Болотный Дом купили.

— В самом деле? Когда? А кто они такие?

Многоватик бросил на нее взгляд, полный глубочайшей жалости и презрения, — и насовсем закрыл рот. Анна с опозданием осознала свою ошибку. Она проявила слишком жгучее любопытство, задала сразу много вопросов. Надо было этак сонно поинтересоваться чем-то одним, тогда, может, и удалось бы выжать из него то, что ей хотелось узнать. Что ж, ладно, и так скоро все выяснится. Можно будет Пеггов вечером расспросить…

Однако по зрелом размышлении Анна оставила эту затею. Еще решат, что она вздумала подружиться с будущими жильцами, а это в ее планы ну никак не входило. Она хотела лишь разузнать о них, а вовсе не знакомство сводить. Постепенно выяснить, кого как зовут, выбрать кого-то одного, кто ей понравится, угадать, кто в какие игры играет… даже что они там на ужин едят и когда спать укладываются.

Если ее заставят знакомиться, все будет испорчено. Будет как со всеми: дежурное дружелюбие, и не более. Они, пребывая «внутри», станут присматриваться к ней, находящейся «вовне»… ожидать, чтобы ей нравилось то же, что им, чтобы у нее были такие же вещи, сходные занятия. Когда же выяснится, что ни о чем подобном и речи нет — или что там неизменно отодвигало ее за грань, — они утратят к ней интерес. Хоть бы напрямую возненавидели, что ли. Но нет, ей и этого не доставалось. Ее просто вежливо отчуждали, и тогда уже ей оставалось их ненавидеть. Без яростных выхлопов, холодно… с «обычным» выражением на лице.

Но нет, эта семья окажется совсем не такой. Она ведь в «ее» доме жить будет. Значит, просто обязана оказаться совершенно особенной. Это будет «ее» семья… доколе она сумеет держаться на расстоянии и не знакомиться с ними.

Поэтому Анна не стала передавать Пеггам услышанное от Многоватика, оставив при себе жгучий секрет, касавшийся новых соседей. Дни шли за днями — Анна все больше давала волю воображению, так и этак рисуя себе эту семью и все более уверяясь в том, что настоящими эти люди просто не могут быть.