NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества

Джо Хилл, 2013

В детстве у Виктории был велосипед, на котором она могла пересекать воображаемый мост и сразу попадать туда, куда хотела. Скоро Вик узнает, что она не единственная, у кого есть «магическая» вещь. Мэгги Ли, владелица оракула – фишек «Скраббл», рассказывает ей о Призраке на черном «Роллс-Ройсе» с номером NOS4A2 – Носферату, который уже сотню лет похищает детей. Вик пытается выследить Призрака, но теряет велосипед и, повзрослев, думает, что все это было детской фантазией. Однако кошмар юности Вик вернулся – Призрак украл ее сына, и ей придется отправиться за ним в воображаемый мир психопата – Страну Рождества. Ранее публиковалась под названием «NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества»

Короткий путь

1986–1989 гг.

Хэверхилл, штат Массачусетс

Лето 1986 года

Пацанке было восемь лет, когда она впервые проехала по крытому мосту, пересекавшему расстояние между Потерянным и Найденным.

Произошло это следующим образом: они только что вернулись с озера, и Пацанка в своей спальне приклеивала к стене плакат Дэвида Хассельхоффа — черная кожаная куртка, усмешка с ямочками на щеках, скрещенные руки и неизменный КИТТ, — когда услышала истерический крик из комнаты родителей.

Пацанка упиралась ногой в изголовье кровати, прижимая постер грудью к стене и закрепляя углы коричневой клейкой лентой. Она замерла, наклонив голову набок, задумавшись, из-за чего на этот раз мать подняла столько шума. Похоже, она что-то потеряла.

— Он был у меня, — кричала мать. — Я знаю, что был!

— Может, ты сняла его у озера? Перед тем, как пойти купаться? — спрашивал Крис Маккуин. — Вчера вечером?

— Говорю же, я не плавала.

— Может, ты сняла его, когда наносила лосьон для загара?

Они продолжали в том же духе, и Пацанка решила пока не обращать на них внимания. К своим восьми годам Пацанка (Виктория — для школьной учительницы, Вики — для матери, но для отца и в глубине своей души она всегда считала себя только Пацанкой) научилась не придавать значения вспышкам материнского гнева. Пацанка настолько привыкла к постоянным припадкам смеха и взвинченным крикам переменчивой Линды Маккуин, что почти их не замечала.

Разгладив плакат и заклеив последний угол, она отступила назад, чтобы полюбоваться результатом. Дэвид Хассельхофф; до чего же он крутой. Она нахмурилась, решив, что повесила плакат криво, когда вдруг услышала, как хлопнула дверь и раздался разгневанный крик — снова ее матери. Потом зазвучал голос отца.

— Я так и знал, что мы до этого дойдем, — сказал он. — Как по команде.

— Я всего лишь спросила, проверил ли ты ванную комнату. Ты сказал, что проверил. Осмотрел каждую полку. Ты вообще туда заходил?

— Не знаю. Нет. Кажется, нет. Но это не важно, потому что в ванной его нет. Линда, ты же сама знаешь, что не оставляла браслет в ванной. Ты забыла его вчера на пляже. Вам с Региной Ройсон ударило в голову солнце, а может, целое ведро маргариты, что ты совсем забыла о дочери и заснула. А когда проснулась, то поняла, что должна была забрать ее из дневного лагеря еще час назад…

— Я не опаздывала.

— Ты в панике помчалась с пляжа. Забыла лосьон для загара, полотенце и свой браслет. А теперь…

— Я не была пьяна, если ты на это намекаешь. Я не езжу с дочерью в алкогольном опьянении, Крис. Это ты любитель…

— Пошло-поехало… теперь ты пытаешься свалить свою вину на кого-то другого.

Пацанка неосознанно вышла из комнаты и направилась по темному коридору к спальне родителей. Дверь была приоткрыта сантиметров на пятнадцать. В проеме виднелся краешек постели и лежащий на ней чемодан, на полу валялась одежда. Пацанка догадалась, что в порыве чувств мать вытащила вещи из чемодана и разбросала их, чтобы найти потерянный браслет: золотой обруч с бабочкой из сверкающих голубых сапфиров и алмазной крошкой.

Мать расхаживала по комнате, каждые несколько секунд попадая в обзор узкой полосы, через которую Пацанка могла видеть спальню.

— То, что произошло вчера, не имеет к этому никакого отношения. Повторяю, я не теряла его на пляже. Не теряла! Сегодня утром он вместе с сережками лежал возле умывальника. Если браслет не принесли на стойку регистрации, значит, его прикарманила одна из горничных. Они наживы ради набивают себе карманы забытыми вещами отдыхающих.

Отец Пацанки помолчал несколько секунд, а потом сказал:

— Господи! Ну ты и сука! А я еще завел с тобой ребенка.

Пацанка вздрогнула. В глазах горько защипало, но она не заплакала, а лишь закусила губу, чтобы боль помогла сдержать слезы.

Ее мать не сдерживала свои эмоции и разрыдалась. Она вновь показалась в проеме — одной рукой мать закрывала половину лица, ее плечи судорожно дрожали. Пацанка отступила в коридор, чтобы ее не заметили.

Она прошла мимо своей спальни и в конце концов направилась к входной двери. Ей вдруг невыносимо сильно захотелось выйти на улицу. Даже воздух в доме казался затхлым. Кондиционер не работал целую неделю. Все растения в комнатах погибли и наполнили дом своим тленом.

Пацанка не поняла, куда именно пришла. Хотя куда еще она могла пойти, услышав эти ужасные слова — «ну ты и сука». Она прошла через боковую дверь гаража и оказалась около своего «Роли».

Она получила «Роли Тафф Бернер» на свой день рождения в мае этого года — и это был лучший подарок на день рождения за всю ее жизнь… во веки веков. Даже когда ей исполнится тридцать лет и ее собственный сын спросит о самой лучшей подаренной ей вещи, она тут же вспомнит ярко-синий «Роли Тафф Бернер» с бананово-желтыми ободами и толстыми шинами. Она обожала свой велосипед больше всего на свете, даже больше, чем горячо любимые «Магический шар», набор бумажных кукол группы «Кисс» и игровую приставку «КолекоВижн».

Она заметила его на витрине магазина «ПроУилз» в центре города — за три недели до своего дня рождения, — когда гуляла с отцом. Девочка издала громкий протяжный возглас восхищения, завидев велосипед. Приятно удивившийся отец завел ее внутрь и поговорил с продавцом. Тот разрешил Вик покататься в торговом зале, но предложил посмотреть и на другие варианты. «Тафф Бернер» был для нее великоват — даже если опустить седло до максимума. Однако Пацанка не понимала, что он имеет в виду. Она словно попала в сказку и наяву рассекала на метле в хеллоуинскую ночь в сотнях метров над землей. Ее отец притворился, что согласен с владельцем магазина, но обещал Вик, что та получит его, когда повзрослеет.

Три недели спустя он стоял у подъездной дорожки — а к рулю был привязан большой серебристый бант.

— Ты ведь повзрослела, — подмигнул ей отец. — Разве не так?

Она проскользнула в гараж, где «Тафф Бернер» стоял у стены слева от байка отца… да не какого-то там байка, а черного «Харли-Дэвидсона» 1979 года, на котором он еще ездил летом на работу. Ее отец работал в дорожной бригаде взрывником и раскалывал породу точными взрывами АНФО, а иногда и чистого ТНТ. Как-то раз он сказал Вик, что только умный человек мог придумать способ, как получать выгоду из своих плохих привычек. Когда она спросила, о чем это он, отец ответил, что большинство парней, которым нравится взрывать бомбы, либо подрывают себя на куски, либо отправляются за решетку. Его работа приносила шестьдесят тысяч в год и стоила бы еще больше, получи он травму — благодаря чертовски выгодной страховке: даже один оторванный мизинец стоил двадцать штук.

На его байке была изображена знойная веселая блондинка в бикини из американского флага, грациозно оседлавшая бомбу с выхлопами пламени. Отец Вик был крутым парнем. Другие папы создавали полезные вещи, а ее — взрывал все к чертям собачьим, гонял на «Харли» и смолил сигареты, которые прикуривал от взрывателей. Попробуй такое переплюнуть!

Пацанке разрешалось ездить на своем «Роли» только по тропинкам парка и улицам Питтман-стрит, как неофициально называли тридцать акров сосновых и березовых деревьев, растущих за их задним двором. Ей позволяли ездить до реки Мерримак и крытого моста, но там следовало поворачивать назад.

Лес продолжался и по ту сторону крытого моста, также известного как Короткий Путь, на который Вик было строго-настрого запрещено заезжать. Короткому Пути исполнилось уже семьдесят лет, а в длину он насчитывал около сотни метров и немного провисал посередине. Его стены клонились к реке, и выглядел он так, словно вот-вот рухнет вниз от сильного порыва ветра. Вход был огорожен проволочным забором, один из углов которого отогнули подростки, чтобы им было где курить и целоваться. Жестяная табличка на заборе гласила: «УКАЗОМ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ ХЭВЕРХИЛЛА МОСТ ОБЪЯВЛЕН НЕБЕЗОПАСНЫМ МЕСТОМ».

Здесь собирались преступники, проходимцы и психбольные.

Конечно, Вик тоже залезала внутрь (опустим вопросы, к какой именно категории она причисляла себя), не задумываясь о предупреждениях отца или знаке опасности. Она взяла себя на слабо: проскользнуть под забором, затем пройти десять шагов. Пацанка не боялась вызовов — даже тех, которые бросала сама себе. Особенно тех, которые бросала сама себе.

Внутри было на пять градусов прохладнее, а между досками настила зияли щели, в которых можно было разглядеть, как тридцатью метрами ниже вода покрывается рябью. Свет проникал внутрь сквозь дыры в толевой крыше пыльными золотистыми столбиками. В темных углах пронзительно пищали летучие мыши.

Дыхание Вик участилось, когда она двинулась по длинному тенистому тоннелю, ведущему не просто на тот берег, но к самой матушке-смерти. Ей было восемь, и она верила, что крутит педалями очень-очень быстро и успеет спастись, даже если мост начнет рушиться у нее за спиной. Но когда она ступила на старые, изношенные и скрипучие доски моста, ее уверенность в своих силах слегка пошатнулась. И все же она сделала не десять, а все двадцать шагов. Но при первом же громком звуке девочка рванула назад и обогнула проволочный забор, чувствуя, что ее вот-вот задушит биение собственного сердца.

Она проехала через задний двор и с грохотом скатилась вниз с холма — по корням и камням в сторону леса. Она уехала из дома и с головой погрузилась в одну из своих запатентованных выдуманных историй про «Рыцаря дорог».

Они вместе с Майклом Найтом без каких-либо усилий мчатся под деревьями в «Рыцаре 2000», пока летний день сменяется лимонными сумерками. Они должны вернуть микрочип, в котором зашифровано местоположение американских ракетных пусковых шахт. Чип был спрятан в мамином браслете — искусно замаскирован под бриллиант в бабочке. Наемники захватили чип и планировали продать информацию тому, кто заплатит больше: Ирану, русским, возможно, Канаде. Вик и Майкл Найт приближались к логову наемников по проселочной дороге. Майкл попросил Вик пообещать, что она не будет рисковать и вести себя как глупый ребенок, на что та только фыркнула и закатила глаза. Но они понимают, что, согласно сюжету, ей придется вести себя как глупый ребенок, рисковать их жизнями и идти на отчаянные меры, чтобы спастись от плохих парней.

Вот только этот сюжет не пришелся ей по душе. Прежде всего, она ехала не на машине, а мчалась на велосипеде. Она подпрыгивала вверх, когда наезжала на корни, и крутила педали что есть сил, чтобы обогнать комаров. К тому же она все не могла успокоиться и спокойно помечтать. Из головы никак не выходил отцовский выкрик: «Господи! Ну ты и сука!» Она до боли в животе боялась, что, вернувшись домой, услышит от матери, что отец ушел из дома. Пацанка наклонилась вперед и закрутила педали быстрее — это был единственный способ оставить ужасные мысли позади.

Пацанка уже придумала новый сюжет: она мчится не на «Тафф Бернере», а вместе с отцом на его «Харли». Она обнимает его руками, а на голове отцовский подарок — закрытый черный шлем, напоминающий верхнюю часть космического скафандра. Они хотели сделать маме сюрприз и поехали к озеру Уиннипесоки за ее браслетом. Мама вскрикнет от удивления, когда увидит браслет в руке отца, а папа со смехом обнимет Линду Маккуин за талию и расцелует в щеки, и они сразу же помирятся.

Пацанка скользила в мерцающем из-под нависших ветвей солнечном свете. Она подъезжала к 495-й магистрали, и до нее уже доносились дробный шум восемнадцатиколесных фур, приглушенный рокот машин, и да, она даже расслышала грохочущий рев мчащегося на юг мотоцикла.

Вик закрыла глаза и представила, как она на огромной скорости мчится по шоссе, радуясь чувству невесомости на поворотах. Пацанка не замечала, что в своих мечтах она была на байке одна — взрослая девочка, достаточно взрослая, чтобы самой поддать газу.

Она им еще покажет. Она найдет браслет и вернется домой, бросит его на кровать между родителями и молча выйдет из спальни, оставив их смущенно смотреть друг на друга. Но больше всего ей нравилось представлять, как она стремительно мчится на байке под лучами закатного солнца, оставляя позади километры за километрами.

Она выскользнула из пропахшей пихтой мглы на широкую пыльную дорогу, которая вела к мосту. Местные называли его «Краткопуть».

Подъехав к мосту, она увидела, что кто-то снял проволочный забор, и спущенная со столбиков сетка валялась в грязи. Вход — достаточно широкий, чтобы пропустить внутрь целую машину, — обрамляли заросли плюща, мягко покачивающиеся на ветерке, поднимающемся с реки. Перед Вик возвышался прямоугольный тоннель — вход в невероятно яркий квадрат, по другую сторону которого как будто находилась долина, засеянная золотистой пшеницей или, возможно, чистым золотом.

Она поколебалась — но лишь на мгновение. Вик словно впала в некий транс, все глубже погружаясь в пучины собственного сознания. Девочка решила не останавливаться и ехать дальше, не обращая внимания на темноту. Если она сейчас остановится — значит, потерпит поражение, а этого она не могла себе позволить. Кроме того, Вик верила, что скорость ее спасет. Если мост под ней начнет разваливаться, она продолжит крутить педали, ускользая от гнилого дерева. Она не упадет. А если кто-то ждет там — например, бродяга, желавший потискать маленькую девочку, — она промчится мимо него, стоит тому только пошевелиться.

Мысли о старых прогнивших досках и поджидающем ее бродяге наполнили ее грудь восхитительным ощущением ужаса. Вместо того чтобы остановиться, она, наоборот, быстрее закрутила педалями. Вик хладнокровно подумала, что если мост над рекой рухнет на десять ярусов вниз и она разобьется о гальку, то виноваты в ее гибели будут родители, которые вынудили ее сбежать из дома. Будут знать, как ругаться. Конечно, они будут скучать по ней, страдая от горя и вины. Так им и надо.

Проволочная сетка загремела и залязгала под шинами. Она нырнула в непроглядную темноту, пропитанную запахом летучих мышей и сыростью.

При въезде на мост она увидела какую-то надпись на стене слева от себя — та была намалевана зеленой аэрозольной краской. Вик промчалась мимо, не успев прочитать, что же там было написано, но ей показалось, что там говорилось о Терри, — забавно, потому что они как раз заезжали в кафешку «Отличные сэндвичи у Терри». На обратном пути с озера они частенько заезжали в это заведение — оно стояло как раз посередине между Хэверхиллом и озером Уиннипесоки.

Внутри крытого моста все звучало по-другому. Шум реки в тридцати метрах внизу напоминал не звуки текущей воды, а скорее громкий белый шум — статические помехи. Она не смотрела вниз, боясь увидеть реку в щелях досок. Вик даже не оглядывалась по сторонам, не отрывая взгляда от дальней стороны моста.

Девочка проезжала сквозь косые лучи белого света. Когда она промчалась мимо одной из этих тонких ярких полосок, в левом глазу что-то запульсировало. Настил неприятно покачивался. В голове в такт кручению педалей билась только одна мысль — два слова: почти там, почти там.

Яркий квадрат на другом конце моста увеличился в размерах, сияя все ярче. Приблизившись к нему, она почувствовала жар, исходивший от выхода. Таинственным образом до Вик донесся запах лосьона для загара и луковых колечек. Она даже не заметила, что на другом конце моста не было ворот.

Вик «Пацанка» Маккуин глубоко выдохнула и выехала с Короткого Пути на солнечный свет. Колеса простучали сначала по дереву, потом выехали на асфальт. Шипение и рев белого шума тут же прекратились, словно она действительно слушала статические помехи по радио и кто-то нажал на выключатель.

Проехав еще три-четыре метра, она увидела, куда попала. Сердце сжалось в груди, а руки схватились за тормоза. Вик остановилась так резко, что заднее колесо занесло вбок, чиркнув по асфальту и подняв волну грязи.

Она оказалась на мощеном переулке за одноэтажным зданием. У кирпичной стены слева от нее стояли контейнеры и мусорные баки. На одном конце переулка стоял высокий деревянный забор, с другой стороны виднелась дорога. Вик слышала проезжавший транспорт. До нее даже донесся обрывок песни из какой-то машины: «Абра-Абра-Кадабра… хочу догнать и обнять тебя…»

Вик с первого взгляда поняла, что попала куда-то не туда. Она много раз подъезжала к Короткому Пути и смотрела через высокий берег Мерримака на другую сторону, поэтому знала, что там должен был зеленеть тихий лесистый холм. Никаких дорог, ни магазинов, ни переулков. Она повернула голову и едва сдержала крик.

За ее спиной, по ту сторону переулка, стоял мост Короткого Пути. Он едва помещался между стеной одноэтажного здания и высокой пятиэтажкой из бетона и стекла.

Мост пересекал не реку, а заполнял пространство, в котором попросту не мог существовать. От вида этого зрелища Вик затряслась. Взглянув в темноту, она увидела на другой стороне изумрудный лес Питтман-стрит.

Вик слезла с велосипеда. Ноги тряслись от страха. Она прислонила «Роли» к контейнеру и боялась даже думать о Коротком Пути.

В переулке воняло испортившейся на солнце жареной едой. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Она прошла мимо сетчатой двери, заглянула в грязную, задымленную кухню и посмотрела на высокий деревянный забор. Вик открыла калитку и прошла по хорошо знакомой узкой полоске тротуара. Она стояла тут всего несколько часов назад.

Посмотрев налево, девочка увидела длинную полоску пляжа и океан. Зеленые гребни волн ярко сверкали на солнце. Парни в плавках бросали фрисби, показушно прыгали за ними и падали на песок. По бульвару, едва не задевая друг друга, катились машины. На негнущихся ногах она зашла за угол здания и заглянула в окно кафе

«Отличные сэндвичи у Терри»,

Хэмптон-бич, штат Нью-Хэмпшир

Вик прошла мимо сияющих на полуденном солнце хромированных мотоциклов. У окна заказов, заливаясь громким смехом, толпилось несколько девушек в бикини и коротких юбках. Вик до ужаса ненавидела звук глупого хихиканья, напоминающий ей звон разбитого стекла. Она вошла внутрь. Над дверью прозвенел медный колокольчик.

Окна были открыты, с полдесятка вентиляторов вращались за стойкой, направляя воздух на столики, но тем не менее внутри стояла жара. Длинные липкие ленты от мух свисали с потолка и раскачивались на сквозняке. Пацанке не нравилось смотреть на ленты для мух — на пойманных насекомых, боровшихся за жизнь и умиравших, пока прямо под ними люди засовывали гамбургеры в свои рты. Она не заметила эти ленты, когда обедала здесь днем со своими родителями.

Ее подташнивало, словно она пробежалась на полный желудок по августовской жаре. За кассой стоял большой мужчина в белой майке. Его волосатые плечи алели от загара, а на носу белела полоска цинковой мази. На белом пластиковом бейджике было написано: «Пит». Он работал здесь с обеда. Два часа назад Вик стояла тут вместе с отцом, пока Крис Маккуин расплачивался за бургеры и молочные коктейли. Мужчины даже разговорились о «Ред Сокс», которые были на взлете и могли дойти до финала 1986 года. На их пути стояли только «Клеменсы». Приз Сая Янга, можно сказать, уже был у них в кармане, хотя до окончания сезона оставался еще месяц.

Вик направилась к мужчине только потому, что узнала его, но дальше просто захлопала глазами, не зная, что сказать. Вентилятор, гудевший за спиной Пита, вдруг направил в лицо Пацанки влажный мужской аромат. Она и без того чувствовала себя нехорошо.

Вик была готова расплакаться, охваченная незнакомым доселе чувством полной беспомощности. Она вообще не должна была здесь находиться. Сюда ее привел мост Короткого Пути, и почему-то это произошло по ее вине. Отец и мать поссорились и понятия не имели, как далеко ее занесло от дома. Ей нужно было хоть кому-нибудь рассказать об этом. Ей следовало позвонить родителям. Или в полицию. Кто-то должен посмотреть на мост в переулке. Мысли суматошно роились внутри головы. Там словно открылось плохое место — темный тоннель, заполненный громким раздражающим шумом и шорохом летучих мышей.

Однако большой мужчина спас ее от необходимости подбирать правильные слова. Увидев ее, он нахмурил брови.

— Вот и ты. А я-то все гадал, покажетесь ли вы. За ним вернулась?

Вик непонимающе уставилась на него.

— Вернулась?

— За браслетом. С бабочкой.

Он вытащил ключ и со звоном открыл металлический ящик. Внутри лежал браслет ее матери.

Стоило Вик увидеть браслет, как ее коленки вновь затряслись от волнения. Она нервно выдохнула. Впервые после проезда по Короткому Пути и появления в Хэмптон-бич она начала хоть что-то понимать.

Вик воображала, что ищет мамин браслет и нашла его в своих снах. На самом деле она никуда не уезжала. Возможно, ее родители даже не ссорились. Мост может появиться посреди переулка только по одной-единственной причине. Она приехала домой, обгоревшая и усталая, напилась молочных коктейлей… рухнула в постель, уснула, и теперь ей снится сон. Сейчас ей не оставалось ничего, кроме как взять мамин браслет, вернуться на мост, после чего она, вероятно, проснется.

За левым глазом вдруг начала пульсировать тупая боль, переходящая на всю область головы. Сильная боль. Раньше у Вик во сне никогда ничего не болело.

— Спасибо, — сказала Пацанка, когда Пит передал ей браслет через стойку. — Мама очень переживала. Он ей очень дорог.

— Переживала?

Пит сунул мизинец в ухо и пошевелил им туда-сюда.

— Так и думал, что он ей дорог.

— Нет. Я хотела сказать… Да, так оно и есть. Он принадлежал ее бабушке… Моей прабабушке. И он на самом деле очень ценный.

— Вот оно как! — заметил Пит.

— Он античный, — сказала Пацанка, не понимая, почему вообще должна ему что-то доказывать.

— Если браслет чего-то стоит, то он действительно античный. А если дешевка, то это просто старое барахло.

— Тут бриллианты, — торопливо сказала Пацанка. — Бриллианты и золото.

Пит засмеялся — сухо и язвительно.

— Я говорю правду, — возмутилась она.

— Ага, — сказал Пит. — Бижутерия. Видишь эти штуки, похожие на бриллианты? Это цирконий. И посмотри на ленту внутри, где она становится серебряной. Золото таким не бывает. Что бы ни случилось, на качественной вещи даже царапины не останется.

Он неожиданно сочувственно наморщил лоб.

— Ты в порядке? Выглядишь не очень.

— Я в полном порядке, — сказала она. — Может, солнце в голову ударило.

Она почувствовала себя взрослой, вспомнив эту фразу.

Хотя на самом деле ей и правда нездоровилось. Голова кружилась. Ноги дрожали от усталости. Ей хотелось выбежать наружу — подальше от едкого запаха пота, луковых колечек и кипевшего жира. Ей хотелось, чтобы сон побыстрее закончился.

— Может, хоть выпьешь чего-нибудь холодного? — спросил Пит.

— Спасибо, но сегодня я уже пила здесь молочные коктейли.

— Если молочные коктейли, то, скорее всего, не здесь, — усмехнулся Пит. — Возможно, в «Макдоналдсе». У нас только кофейный напиток фраппе.

— Мне пора идти, — произнесла она и направилась к выходу.

Она понимала, что загорелый Пит действительно за нее переживает, и была благодарна ему за сочувствие. Она подумала, что, несмотря на неприятный запах и грубоватые манеры, он все же хороший человек — добряк, который беспокоится о девочке, гуляющей по Хэмптон-бич в не самом добром здравии. Но она побоялась рассказать ему что-то еще. На висках и верхней губе выступил холодный пот. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы успокоить дрожь в ногах. Левый глаз снова запульсировал — на этот раз сильнее. Ей было все сложнее убеждать себя, что происходящее ей только снится, — словно пытаться удержать в руках скользкую лягушку.

Вик вышла наружу и быстро направилась по раскаленному бетону мимо припаркованных мотоциклов. Она открыла калитку в высоком деревянном заборе и попала в переулок за «Отличными сэндвичами у Терри».

Мост никуда не исчез. Его наружные стены жались к окружающим его зданиям. На него было больно смотреть… особенно левому глазу.

Повар или мойщик посуды — какой-то работник из кухни — стоял рядом с контейнером. Его фартук был измазан жиром и кровью. Любой, кто пристально посмотрел бы на этот фартук, наверняка отказался бы здесь обедать. Этот невысокий небритый парень с покрытыми тату и набухшими венами руками смотрел на мост одновременно возмущенно и боязливо.

— Какого хера? — Он бросил смущенный взгляд на Вик. — Ты это видишь, девочка? Ну то есть… ну не пиздец ли?

— Это мой мост. Не волнуйтесь. Я заберу его с собой, — хотя она сама не поняла, что имела в виду.

Вик схватила велосипед за руль, развернула его и толкнула к мосту, затем прошла два шага и перебросила ногу через раму.

Переднее колесо ударилось о доски, и она погрузилась в шипящую темноту.

Когда «Роли» понес ее через мост, рев статики — какой же дурацкий звук — усилился. По пути сюда она думала, что слышит реку под мостом, но это была не река. Стены моста были испещрены длинными щелями, сквозь которые мерцал яркий белый свет, словно по ту сторону стены работал самый гигантский телевизор в мире, настроенный только на неработающий канал. По кривобокому и дряхлому мосту ударил мощный вихрь статических помех, неудержимая буря из световых лучей. Вик почувствовала, как мост слегка прогибается под потоком света, колотящего по ветхим стенам.

Она закрыла глаза, не желая ничего видеть, и помчалась в другую сторону. Она попробовала свою песенку-молитву — почти там, почти там, — но кругом бушевал такой ветер, что поддерживать долго одну и ту же мысль было очень тяжело. В ушах звучали только дыхание и ревущая яростная статика, которая бесконечным водопадом нарастала по громкости, достигая сводящей с ума интенсивности, а затем еще громче, пока Вик не захотелось плакать, лишь бы ее остановить. С губ срывалось: хватит, прекратите. Он глубоко вдохнула, чтобы закричать, и тут велосипед провалился в

Хэверхилл, штат Массачусетс

Звук пропал с мягким электрическим хлопком. Ей показалось, что хлопок прозвучал в ее голове — в левом виске — небольшим, но все же отчетливым взрывом.

Вик поняла, что попала домой — точнее, не домой, а в родной лес, — еще до того, как открыла глаза. Она почувствовала, что находится в лесу, по запаху сосен и самому воздуху — чистому, холодному и бодрящему ощущению, которое приходило ей на ум при упоминании реки Мерримак. Она слышала реку в отдалении — плавную успокаивающую волну звуков, совсем не похожую на шум статики.

Вик открыла глаза, подняла голову и стряхнула волосы с лица. Сквозь листву беспорядочными вспышками мерцало заходящее солнце. Она сбавила скорость, скрипнула тормозами и опустила одну ногу на землю.

Девочка повернула голову, чтобы напоследок взглянуть через мост на Хэмптон-бич. Ей было интересно, сможет ли она разглядеть повара в грязном фартуке.

Только она ничего не увидела, потому что мост Короткого Пути исчез. Зато на свое место вернулось ограждение, за которым начинался въезд на мост. А дальше территория спускалась крутым травянистым склоном и заканчивалась темно-синим руслом грохочущей реки, над которой выступали три полуразрушенных бетонных столба с похожими на скобы вершинами. Больше от Короткого Пути ничего не осталось.

Вик ничего не понимала. Она только что проехала через мост, вдыхала запах старого, подгнившего, выжженного на солнце дерева и отвратительную вонь мышиной мочи. Она слышала стук колес о дощатый настил.

В левом глазу пульсировала боль. Она закрыла его, потерла ладонью и открыла снова. На мгновение ей показалось, что мост все-таки стоит на своем месте. Она увидела — или подумала, что увидела, — его послеобраз; белый блик в форме моста, достигавшего противоположного берега.

Но затем видение исчезло. Ее левый глаз начал слезиться, и она слишком устала, чтобы сидеть и гадать, что именно произошло с мостом. Ей никогда — за всю свою жизнь — так не хотелось домой, в свою комнату, в постель, к похрустывающим складкам простыни.

Она села на велосипед, но спустя всего несколько метров силы ее покинули. Вик слезла с сиденья и принялась толкать байк, опустив голову с повисшими волосами. Браслет ее матери свободно болтался на потном запястье. Она про него уже почти забыла.

Вик толкала велосипед по желтеющей траве заднего двора — мимо игровой площадки, на которой больше не играла, мимо покрытых ржавчиной качелей. Она бросила велосипед на дорожке и зашла в дом. Она мечтала попасть в свою спальню, прилечь и отдохнуть. Но, услышав жестяной щелчок на кухне, решила посмотреть, кто там находился.

Это был ее отец. Он стоял к ней спиной, держа бутылку «Штро». Другой рукой отец водил под струей холодной воды в рукомойнике, поворачивая костяшки пальцев под водопроводным краном.

Вик не знала, сколько времени ее не было дома. Часы на тостере делу не помогали. Они вновь и вновь мигали на 00:00, словно их только что перезагрузили. Свет не горел. Комнату наполняли только тени позднего вечера.

— Папа, — устало спросила она, едва ли признав собственный голос, — сколько сейчас времени?

Он посмотрел на газовую плиту, затем покачал головой.

— Будь я проклят, если знаю. Минут пять назад мигнул свет. Кажется, вся улица…

Он оглянулся на нее и вопросительно приподнял брови.

— В чем дело? С тобой все в порядке?

Он выключил воду и схватил полотенце, чтобы вытереть руку.

— Не очень выглядишь.

Она засмеялась, напряженно и невесело.

— То же самое говорил Пит.

Казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека — словно из другого конца длинного тоннеля.

— Какой еще Пит?

— С Хэмптон-бич.

— Вик?

— Я в порядке.

Она безуспешно попыталась сглотнуть. Ее мучила жажда, хотя Вик даже не осознавала этого, пока не увидела в отцовской руке холодный напиток. Она на миг закрыла глаза и представила запотевший стакан холодного грейпфрутового сока. От этой мысли она захотела пить еще больше каждой клеточкой тела.

— Мне очень хочется пить. У нас есть сок?

— Прости, малышка. Холодильник почти пустой. Мама еще не ходила в магазин.

— Она уже уснула?

— Не знаю, — ответил он. И хотя он не сказал этого вслух, но окончание фразы «и знать не хочу» явственно читалось в его тоне.

— Ой! — вспомнила Вик и, стянув браслет с запястья, положила его на кухонный стол. — Когда она проснется, передай, что я нашла браслет.

Он захлопнул дверь холодильника и посмотрел на Вик, потом на браслет, затем обратно на нее.

— Где же?..

— В машине. Между сиденьями.

В комнате неожиданно потемнело, словно солнце исчезло за огромным облаком. Вик покачнулась.

Отец коснулся ее лица тыльной стороной руки, которой держал бутылку рома. Свои костяшки он обо что-то стер.

— Господи, ты вся горишь! Эй, Лин?

— Я в порядке, — сказала ему Вик. — Мне бы просто полежать минуту.

Она не собиралась ложиться прямо там. Она хотела вернуться в свою спальню и вытянуться под потрясающим новым плакатом Дэвида Хассельхоффа. Но ноги вдруг подогнулись, и она упала. Отец поймал ее, прежде чем она ударилась об пол. Он подхватил ее в воздухе — одной рукой под ноги, другой за спину — и вынес в коридор.

— Лин, — снова позвал Крис Маккуин.

Линда вышла из спальни, прижимая к углу рта мокрую мочалку. Пушистые каштановые волосы были взлохмачены, а глаза — сонными, словно она только что проснулась. Однако ее взгляд тут же прояснился, как только она увидела Пацанку на руках мужа.

Отец донес ее до детской. Линда вытянула руку с тонкими пальцами, откинула волосы с лица Вик и прижала ладонь к ее лбу. Кожа матери была холодной и гладкой, и от ее прикосновения девочка задрожала — то ли из-за тошноты, то ли от удовольствия. Родители больше друг на друга не сердились. Если бы Пацанка знала, что для их примирения всего лишь нужно было заболеть, она бы не гоняла через мост в поисках браслета, а просто сунула пальцы в рот.

— Что с ней случилось?

— Она упала в обморок, — ответил Крис.

— Не падала, — поправила его Пацанка.

— У нее температура под тридцать восемь, упала в обморок, еще и спорит со мной, — восхитился отец.

Ее мать опустила мочалку, которую прижимала ко рту.

— Тепловой удар. Три часа в машине, потом поездка на велосипеде без солнцезащитного крема. Она ничего не пила, кроме прокисшего молочного коктейля.

— Это фраппе, — поправила ее Вик. — Там это называют фраппе. А ты губу поранила.

Ее мать лизнула уголок раздувшихся губ.

— Пойду налью стакан воды и возьму ибупрофен. Нам обоим не помешает.

— Забери на кухне свой браслет, — сказал Крис. — Он лежит на столе.

Линда сделала пару шагов, прежде чем до нее дошли слова мужа. Она оглянулась. Крис Маккуин стоял у дверей в комнату Вик, по-прежнему держа дочь на руках. Пацанка уже видела Дэвида Хассельхоффа над своей кроватью. Тот улыбался и выглядел так, словно едва сдерживал желание ей подмигнуть: «А ты хороша, подруга».

— Браслет был в машине, — сказал Крис. — Пацанка его нашла.

Дом

Вик спала.

Ее сны представляли собой бессвязную череду неподвижных образов: человек в противогазе на цементном полу, мертвая собака с размозженной головой на обочине дороги, лес из высоких сосен, увешанных слепыми белыми ангелами.

Последний образ был таким живым и таинственно-пугающим — сверкающие ангелы, свисающие с ветвей мрачных сосен двадцать метров высотой, которые покачивались на ветру, словно опьяневшие кутилы на языческой церемонии, — что она чуть не разрыдалась.

Она пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Ее погребла под собой удушающая темная лавина — большая, как гора, куча мягкого безвоздушного вещества. Она старалась выбраться из-под нее, отчаянно прокапывая себе проход наружу, со всем гневом, на который была способна, из последних сил молотя руками, пока внезапно не поняла, что сидит в своей постели, покрывшись потом. Отец сидел у нее за спиной на краю кровати и держал ее за запястья.

— Вик, — говорил он. — Вик! Расслабься. Ты мне чуть голову не свернула, так сильно ударила. Тише. Это папа.

— Ох, — сказала она. Отец освободил ее, и она опустила руки. — Извини.

Он сжал свою челюсть между большим и указательным пальцами и поворочал ее немного туда-сюда.

— Кажется, нормально. Видимо, есть за что.

— За что?

— Не знаю. За что-нибудь. Все мы в итоге получим по заслугам.

Вик склонилась к нему, поцеловала в щетинистый подбородок, и он улыбнулся.

— Температура уменьшилась, — сказал отец. — Тебе лучше?

Девочка пожала плечами. Она ведь выбралась из-под кучи черных одеял и зловещих рождественских елей — значит, ей уже лучше.

— Ты была не в себе, — сказал он. — Такой бред несла.

— Что я говорила?

— Что-то про летучих мышей, улетающих с моста, — ответил отец. — Наверное, ты имела в виду колокольню.

— Да. Я имела в виду… То есть нет! Я говорила о мосте.

На какое-то мгновение Вик забыла о Коротком Пути.

— Пап, а что случилось с мостом?

— Каким?

— Старым крытым мостом. Он исчез.

— А, ты об этом, — ответил отец. — Вроде какой-то тупой сукин сын пытался проехать по нему на машине, но убился сам и обрушил вместе с собой большую часть моста. Остальное демонтировали строители. Поэтому я просил, чтобы ты не ездила к этой чертовой штуке. Его стоило снести до конца еще лет двадцать назад.

Она вздрогнула.

— Посмотрела бы ты на себя, — произнес отец. — Дрожишь, как мелкий песик.

Она вспомнила свой лихорадочный сон, в котором видела пса с размозженной головой. Внезапно мир озарила вспышка яркого света, а затем все погрузилось в темноту. Когда зрение прояснилось, отец прижимал к ее груди резиновое ведро.

— Если что-то попросится наружу, — сказал он, — постарайся попасть в ведро. Господи, больше ни ногой в чертов «Терри».

В памяти возник образ потного Пита и липкие ленты, покрытые мертвыми мухами. Ее вырвало.

Отец вышел с ведром и вернулся со стаканом ледяной воды.

Она опустошила стакан в три глотка. Вода была такой холодной, что Вик снова задрожала. Крис навалил на нее одеял, обнял за плечи и молча ждал, пока дрожь пройдет. Как хорошо, что папа был здесь! Они так славно молчали. Вик постепенно ускользала в сон. Ускользала или, возможно, уезжала… Даже с закрытыми глазами она чувствовала, что снова мчится на своем велосипеде, без усилий погружаясь в темноту и покой.

Когда отец поднялся, чтобы уйти, она была еще в полудреме. Девочка издала возглас протеста и потянулась к нему, но он ускользнул от ее рук.

— Отдыхай, Вик, — прошептал отец. — Скоро снова будешь гонять на своем велосипеде.

Она засыпала. Голос отца доносился все тише, словно издалека.

— Жаль, что мост Короткого Пути снесли, — сказал он.

— Я думала, он тебе не нравится, — прошептала она, перекатываясь на другой бок, чтобы он мог встать и уйти. — Мне казалось, ты боишься, что я прокачусь на нем на велосипеде.

— И то верно, — признался он. — Боялся. Но мне жаль, что его снесли без меня. Если бы власти надумали его взорвать, то могли бы разрешить мне установить заряды. Этот мост всегда был смертельной ловушкой. Все знали, что однажды он кого-нибудь да убьет. Я рад, что он не угробил тебя. Спи, моя малышка.

Различные места

1986–1989 гг.

Несколько месяцев спустя происшествие с браслетом практически позабылось, и если Вик и вспоминала о нем, то убедила себя, что нашла вещь в машине. Она старалась не думать о Коротком Пути. Спутанные воспоминания о путешествии через мост походили на бред и только навевали мысли о том сновидении, в котором ей привиделись высокие деревья и мертвые собаки. Ничего хорошего эти воспоминания в себе не несли, поэтому она спрятала их в сейфовую ячейку внутри своего разума — заперла, спрятала в дальний уголок и забыла.

Так же она поступала и в других случаях.

А их было немало: в последующем она не раз проезжала на своем «Роли» через несуществующий мост в поисках потерянных вещей.

Однажды ее подруга Вилла Лордс потеряла мистера Пентака — своего вельветового пингвина, который приносил ей удачу. Родители Виллы устроили уборку в ее комнате, когда та ночевала в гостях у Вик. Вилла решила, что мистера Пентака выбросили в мусор вместе с феей Тинкербелл и сломанной рисовальной доской. Девочка была так опечалена, что даже отказалась идти в школу — и в тот день, и на следующий.

Но Вик исправила ситуацию. Оказалось, что Вилла взяла мистера Пентака с собой на ночевку. Вик нашла его под кроватью посреди груды запылившихся игрушечных зайчиков и забытых носков. Трагедия была предотвращена.

Безусловно, Вик не верила, что нашла мистера Пентака, добравшись на «Роли» через лес к тому месту, где когда-то стоял мост Короткого Пути. Она не верила, что мост ожидал ее там, как не верила и в надпись на стене, нанесенную зеленой аэрозольной краской: БОУЛИНГ. Она не верила и в громкий шум помех, и в таинственные мигающие вспышки света в просветах между сосновыми досками.

Она четко представляла, как едет по Короткому Пути, а затем попадает в еще закрытый в семь утра боулинг-центр. Крытый мост до нелепости глупо примыкал к стене и выходил на дорожки для игры. Вик вспомнила это место. Две недели назад здесь праздновали день рождения их знакомой. Они пришли сюда с Виллой. Смазанный чем-то сосновый пол блестел как зеркало. Велосипед заскользил по нему, как масло на горячей сковородке, и Вик упала, разбив себе локоть. Мистер Пентак лежал в камере забытых вещей под полками с обувью для игры.

Эта история привиделась ей в ночь перед тем, как она обнаружила мистера Пентака под кроватью. Той же ночью она чувствовала себя не очень хорошо — обливалась липким потом, страдала от рвотных позывов, а сновидения были неестественно красочными.

Царапина на локте зажила через пару дней.

В десять лет она нашла бумажник отца между подушками на кушетке. На кушетке, а не на стройке в Эттлборо. После этого левый глаз пульсировал несколько дней, словно кто-то ударил ее по нему.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, семейство де Зуте, живущих через улицу, потеряли своего старого тощего черно-белого кота Тейлора. Он выбежал погулять перед летним ливнем, но так и не вернулся домой. На следующее утро миссис де Зуте обошла всю улицу, щебеча как птица и окликая Тейлора по имени. Мистер де Зуте — человек-пугало в галстуке-бабочке и подтяжках — безучастно стоял во дворе с граблями. В его бледных глазах читалась безысходность.

Вик нравился мистер де Зуте — особенно его забавный акцент, как у Арнольда Шварценеггера. У старика в кабинете было миниатюрное поле битвы; от него пахло кофе и трубочным табаком, и он разрешал Вик разрисовывать его маленьких пластиковых пехотинцев. Кота Тейлора Вик тоже любила. Во время мурлыкания из его груди доносилось скрипучее пощелкивание, напоминающее работу механизма со старыми шестеренками, живущими своей шумной жизнью.

Никто больше не видел Тейлора… хотя Вик выдумала, как ездила по мосту Короткого Пути. Она нашла бедного кота — окровавленного и облепленного мухами — в мокрой траве у обочины, куда он уполз после того, как машина его переехала. Пацанка даже заметила кровь на асфальте.

С тех пор она возненавидела шум помех.